Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Жанна дю Люк, не предупрежденная о приезде Бланш, тем не менее встретила ее с распростертыми объятиями, поручив братьям молодой девушки передать герцогине бесконечную благодарность за оказанное доверие и искреннее уверение в дружбе.

Приказав подать вина и фрукты молодым людям, она просила их подробно рассказать об их путешествии. Оба

брата исполнили просьбу графини, выражая при этом свое сожаление о том, что должны были оставить больного де Лерана в незнакомом городе на попечении, может быть, совершенно неискусного врача.

– Но, – спросила графиня, – почему же вы оставили там вашего друга? Вывих еще не так опасен, если его вовремя исправить.

– Мы были бы очень рады увезти его с нами, но это невозможно.

– Почему же?

– Ах, графиня, по очень простой причине, – разъяснил молодой капитан. – На юге Франции одно за другим разгораются восстания, и целые провинции поднимают знамя мятежа; несмотря на это, королевской армии, располагающей значительными силами, удалось взять почти все города, и только некоторые из них пытаются сопротивляться. Одним словом, как видите сами, у нас страшная война со всеми ее ужасами и разорением.

– Господи! – воскликнула графиня. – Неужели дела становятся так серьезны?

– Увы, да, графиня; очень немногие города не сдались еще королевским войскам. Главные из них: Сен-Жан-д'Анжели, в котором командует герцог де Субиз, Кастр, где в настоящее время живет герцогиня де Роган, и Монтобан, находящийся под защитой герцога Делафорса. Этот последний город герцог де Роган, кажется, хочет сделать главным средоточием протестантской религии, чем-то вроде второй Ла-Рошели.

– Удастся ли ему это?

– По крайней мере, мы надеемся на успех, графиня; герцог Делафорс еще помнит Варфоломеевскую ночь. Я забыл вам сказать, что я, мой брат и господин де Леран, как самые преданные герцогине люди, тоже принадлежим к гарнизону Кастра, который она защищает в настоящую минуту. Мы считали бы себя бесчестными, если б после благодеяний, оказанных нам герцогом, хоть одну минуту замедлили возвратиться в Кастр и подать ей помощь.

Бланш, до тех пор сидевшая в стороне и молча слушавшая их разговор, при последних словах Филиппа де Кастельно вскричала с сиявшим радостью лицом:

– Хорошо сказано, брат! Я уверена, что ты готов пожертвовать жизнью для нашей благодетельницы.

– Да, мы пожертвуем нашей жизнью, если это понадобится, сестрица, – подтвердил Филипп, обнимая девушку.

– Разве опасность так уж велика? – со страхом в голосе спросила графиня дю Люк.

– В настоящую минуту – нет, графиня, – отвечал, улыбаясь, Филипп де Кастельно, – но она грозит очень усилиться, если только королевским войскам удастся войти в город. Вот почему мы должны поскорей вернуться на свой пост.

– Я вполне понимаю вас, господа, и не хочу удерживать, несмотря на сильное желание провести еще несколько дней в вашем обществе; но мне очень жаль бедного молодого человека, которого вы покидаете.

– Зачем жалеть его? – улыбнулся Филипп. – Граф – дворянин и притом очень богат; его положение вовсе не может быть неприятно, особенно с тех пор, как вы им интересуетесь.

– О, будьте уверены, господа, я сочту непременным долгом осведомиться о здоровье этого совершенно одинокого молодого человека; не так ли, милая?

– Да, конечно, графиня! Бедный молодой человек! – пробормотала Бланш, причем лицо ее покрылось едва заметной краской.

– Где, вы сказали, он остановился?

– На Тиктонской улице, в гостинице «Единорог», которую содержит какой-то Грипнар, насколько я помню.

– Хорошо, я не забуду, – сказала графиня.

– И я тоже, – прибавила молодая девушка.

Жанна, улыбаясь, посмотрела на Бланш, сконфуженную тем, что ее, по-видимому, так хорошо поняли.

– Итак, господа, – продолжала графиня, – не беспокойтесь об участи вашего друга, я постараюсь, чтобы он был окружен всевозможным попечением.

– Благодарим вас тысячу раз, графиня; теперь позвольте нам проститься с вами.

– Не смею вас удерживать, господа, прощайте и не забудьте поблагодарить от меня герцогиню за ее доверие и память обо мне.

Обменявшись еще несколькими вежливыми словами с графиней и простившись с нежно любимой сестрой, молодые люди поспешно удалились.

Первым делом Жанны, когда они остались одни, было позаботиться о комнатах Бланш.

Она начала с того, что позвала крестницу Клерет, живущую у нее в услужении, и поручила Бланш ее заботам; затем отвела молодой девушке совершенно отдельные комнаты, сообщавшиеся с теми, которые она занимала сама, словом, графиня окружила свою гостью таким вниманием и попечением, на которые способны только одни женщины.

Все эти небольшие хлопоты были кончены за несколько часов до прихода почтенного пастора.

Рассказав ему в мельчайших подробностях то, что мы описали сейчас в нескольких строках, графиня прибавила:

– Итак, мэтр Грендорж, что вы думаете обо всем этом?

– Я должен вам признаться, графиня, – почтительно отвечал тот, – что слишком поражен всем случившимся и решительно ничего тут не могу понять.

– Отличное заключение! – вскричала, смеясь, графиня. – Какой же вы ужасный мечтатель! Вы никогда не слушаете, что вам рассказывают.

– Простите, графиня, я вполне заслужил ваши сегодняшние упреки, но что делать! После всего перенесенного мной в продолжение дня я чувствую себя точно во сне и делаю все машинально, не отдавая себе отчета в своих действиях. Еще раз, графиня, умоляю вас, простите меня!

– Вижу, мэтр Грендорж, что говорить с вами в настоящую минуту было бы совершенно бесполезно. Чувствуете ли вы себя, по крайней мере, в состоянии оказать мне услугу?

– О, графиня, если вы потребуете моей жизни…

– Мне нужно совсем другое, – перебила его, улыбаясь, Жанна.

– Так приказывайте, графиня!

– Я хочу просить вас сделать небольшую прогулку.

– Прогулку! Но я их столько совершил сегодня утром!

– Что делать, мэтр Грендорж! В таком случае окончание вашего дня будет похоже на его начало.

– А в какую сторону вам будет угодно послать меня, графиня?

– На Тиктонскую улицу.

– Гм! Это одна из самых противных и грязных улиц; на ней никто не живет, кроме банщиков и содержателей трактиров.

– Очень возможно, но там живет один человек, которого я попрошу вас навестить в гостинице «Единорог».

– Которую содержит мэтр Грипнар?

– Вы, значит, ее знаете?

– Да, немного.

– Сознайтесь лучше, что вы там бывали?

– Очень редко, графиня, каких-нибудь два или три раза.

– Это даже больше, чем нужно, для того чтоб знать ее. Итак, вы сначала войдете в эту гостиницу.

– Слушаю, графиня.

– Затем осведомитесь об одном молодом человеке, приехавшем вчера утром в Париж: его зовут граф Гастон де Леран.

– Гастон де Леран, очень хорошо.

– Он ранен.

– Вероятно, опасно? Бедный молодой человек!

– Я с ним не знакома; но это ничего не значит. Вы попросите провести вас к нему и передадите ему следующие слова, которые прошу вас хорошенько запомнить.

– Ничего не забуду, графиня.

– Хорошо; вы ему скажете следующее: «Графиня дю Люк де Мовер просила меня передать вам поклон; она надеется, что ваша рана не имела серьезных последствий, что вы скоро будете в состоянии к ней прийти». Хорошо ли вы меня поняли?

– Как нельзя лучше, графиня.

– Очень рада, мэтр Грендорж, а теперь…

– Что теперь?

– Теперь убирайтесь отсюда.

– Бегу со всех ног, графиня! – вскричал пастор и, поклонившись, выбежал из комнаты.

Когда он ушел, Бланш бросилась в объятия графини и спрятала голову на ее груди.

– О, благодарю вас, графиня! – прошептала она. – Благодарю! Как вы добры!

– Дитя! – отвечала тронутая Жанна. – Разве я тоже не женщина, и разве у меня нет сердца?

ГЛАВА IV. Что думал граф Оливье дю Люк о епископе Люсонском

Мы сказали уже, что граф Оливье дю Люк и капитан Ватан оставили отца Грендоржа у решетки сада, а сами скрылись за густой зеленью грабовых аллей. Там они встретили Клер-де-Люня, который, завидев их, быстро пошел к ним навстречу; его лицо было бледно и расстроенно, а глаза с беспокойством озирались кругом.

Это не скрылось от внимания капитана.

– Что с вами, мой друг? Уж не встретили ли вы, чего доброго, мессира Дефонкти?

Клер-де-Люнь с минуту не решался отвечать; затем тщательно осмотрев окружавшие его кусты, очень тихо сказал:

– Вы ошиблись, капитан, со мной ничего не случилось; к тому же мне кажется, что тысячи ушей слушают нас в этом месте и что здесь опасно вести разговор.

– Какой же ты нынче стал осторожный, приятель! Уж не сам ли черт тебе привиделся?

– Если б только это! – воскликнул Клер-де-Люнь.

– Пожалуй, что-нибудь неприятное произошло с нашими товарищами? – спросил Оливье.

– Можете быть на этот счет совершенно спокойны, они в безопасности, и никто не заметил их бегства.

– Значит, все обстоит благополучно, – заключил капитан.

– Напротив, как нельзя хуже.

– Ну так что же случилось?

– Я не могу вам здесь это сказать.

– Да ведь нужно же нам знать, однако.

– Если вы мне позволите только, я посоветую вам, как поступить.

– Говори!

– Вы и граф отправляйтесь к воротам Сент-Оноре; недалеко от них вас будет ожидать с лошадьми Дубль-Эпе. Я же пойду туда отдельно; нас не должны видеть всех вместе.

– Когда нужно туда идти?

– Сию минуту. Я пойду известить о вашем приходе.

– Ступай!

Клер-де-Люнь поклонился и мигом исчез.

Когда он удалился, наши спутники пошли по главной аллее сада, затем повернули направо и, достигнув ворот Сент-Оноре, благополучно прошли их.

Скоро они заметили перед одним трактиром Макромбиша и Бонкорбо, которые стерегли четырех лошадей.

Граф и капитан сейчас же поняли, что Клер-де-Люнь именно в этом самом трактире и назначил им свидание.

Действительно, едва они ступили за порог, как увидели Клер-де-Люня и Дубль-Эпе, сидящих за столом в большой зале.

При их приближении Клер-де-Люнь встал и обратился к ним с самой утонченной вежливостью.

– Господа, – сказал он, – извините меня, что я просил вас прийти, но мой друг капитан Клерже, которого имею честь вам представить, не мог явиться в город по случаю своего скорого отъезда.

Граф и капитан едва узнали Дубль-Эпе, так он хорошо был загримирован и до такой степени офицерская форма изменяла его.

Капитан Ватан сразу понял, что Клер-де-Люнь играл комедию, чтоб сбить с толку трактирщика и его служителей, вертевшихся около.

– Мне едва удалось уговорить моего друга на это дело, – заметил Клер-де-Люнь. – Но так как представляется случай к такому выгодному предприятию, мы не будем жалеть, что пришли сюда.

– Прошу вас немного посидеть, господа, – обратился к ним Дубль-Эпе, – пока лошадям, которых вы хотите у меня купить, дают овса. Через минуту мы пойдем их пробовать; к тому же, как я слышал, вы оба знатоки лошадей, и вам понадобится очень немного времени, чтоб оценить их стоимость.

– Хорошо, мы согласны подождать, – отвечал граф.

– Мой друг, лейтенант Кокерель, вероятно, уже передал вам мои условия?

– Признаюсь, капитан, я и забыл совсем переговорить с ним об этом.

– В таком случае, если вы позволите, господа, я сам скажу вам свои условия.

– Сделайте одолжение, мы вас слушаем, – в один голос произнесли граф и капитан.

– О, мне не нужно долго распространяться, я прямо приступлю к делу; позвольте вам только заметить, что лошади стали очень дороги вследствие этого ужасного восстания гугенотов.

– Я этого не знал до сих пор, – признался граф.

– Зато теперь будете знать, – насмешливым тоном объявил Дубль-Эпе.

Трактирщик и его гарсоны покатились со смеху.

Услыхав последнюю фразу, они больше не сомневались, что капитан Клерже не был какой-нибудь вымышленной личностью, и оставили четверых собеседников спокойно пить и болтать сколько душе угодно.

Но наши знакомцы были слишком хитры, чтоб успокоиться этим внезапным доверием, которое весьма легко могло быть искусно расставленной ловушкой, и продолжали играть комедию.

– Как вам уже говорил мой друг, я должен через час быть в пути.

– Все это прекрасно, – возразил капитан, – но мы не взяли с собой сумму, которую вы у нас требуете.

– Как же быть в таком случае?

– Не беспокойтесь, это вовсе не так трудно устроить. Если мы сойдемся в условиях, как я надеюсь, я пошлю за деньгами ваших двух солдат: одного ко мне, на улицу Жилекьер, а другого – в гостиницу «Марбеф», к моему другу маркизу де Сабрану, которого имею честь вам представить.

Дубль-Эпе и граф дю Люк молча раскланялись.

– Эти солдаты, – продолжал капитан, – возвратятся в сопровождении нашего управляющего, который принесет нужную нам сумму. Как вам нравится этот план?

– Он будет превосходен, если внести некоторые изменения.

– Какие же, например?

– Да вот я нахожу совершенно излишним приказать им сюда возвращаться. Лучше мы сейчас же пойдем посмотрим лошадей, заключим наши условия, а затем немного погуляем.

– Отлично придумано! – одобрил капитан.

В эту минуту в комнату вошел Бонкорбо и, поклонившись Дубль-Эпе, молча остановился перед ним.

– Ну что? – спросил молодой человек. – Что тебе нужно?

– Капитан, я уже покормил лошадей.

– Хорошо, мы сейчас пойдем, вели оседлать.

Дубль-Эпе заплатил по счету трактирщику, щедро дал на водку гарсону, и они вчетвером вышли из залы. Дубль-Эпе указал графу и капитану лошадей, на которых им нужно было сесть, и все они во весь опор пустились по одной из боковых улиц, ведущей к Гулянью Королевы. Они мчались, не переводя духу, до самого аббатства Лоншан, там они остановились, сошли с лошадей и, поручив их Макромбишу и Бонкорбо, углубились в чащу леса.

– Слава Богу, – сказал Дубль-Эпе с довольной улыбкой, когда, достигнув небольшого холмика, он первый опустился на мягкую траву. – Здесь мы можем говорить, не боясь быть подслушанными.

– Мальчуган, ты меня просто пугаешь, – заметил, смеясь, капитан. – Morbleu! Неужели мы в такой страшной опасности, что ты счел нужным принять столько мер предосторожности? Говори скорей, в чем дело!

– Сейчас, крестный. Скажите только мне, не были вы вчера удивлены при виде так внезапно явившегося мессира Дефонкти?

– Признаюсь, я был не только удивлен, но и порядочно испуган.

– Вот как! Но вы ведь не знаете, крестный, кому были обязаны его приходом.

– Нет, не знаю, но очень желал бы знать, крестник, какого доброго приятеля я должен благодарить за этот сюрприз.

– Ну, так если хотите, я вам это скажу.

– Ты разве с ним знаком?

– Да, это один из обычных моих посетителей, прелестный молодой человек, которого и вы тоже хорошо знаете.

– Верно, граф Жак де Сент-Ирем?

– Вы сразу угадали. Я вам объясню все в двух словах. Вчера, в седьмом часу вечера, ко мне приехали шесть кавалеров в масках и две дамы и спросили верхнюю залу. Я провел их туда. Сначала я не обратил на них большого внимания, но, видя, что это люди богатые, приехавшие покутить, подал им меню из самых дорогих и, конечно, самых необыкновенных блюд. Вы знаете, что в этой комнате есть трапы и стол поднимается сам собой из нижнего этажа, так что гарсонам не нужно входить прислуживать. Эти господа и их дамы все сидели в масках, выжидая, пока я уйду, чтобы снять их, но вдруг у одной дамы маска упала. Как ни быстро

она наклонилась и снова надела ее, я узнал мадмуазель де Сент-Ирем. Около залы есть такой уголок, откуда можно отлично видеть и слышать все, что делается в зале. Я туда спрятался и все видел и слышал. Кавалеры были шевалье де Гиз, граф де Суассон, Анжели, королевский шут, епископ Люсонский, граф де Сент-Ирем и отец Жозеф дю Трамблэ, а дамы – мадмуазель Диана и герцогиня де Шеврез.

– Возможно ли! – вскричал граф.

– Я их сам видел, господин граф. Монсеньор епископ Люсонский и отец Жозеф вчера утром только приехали в Париж. Дела короля, по-видимому, плохи. В Лангедоке гугеноты возмутились, вооружились и под руководством герцога де Рогана перешли в наступление. Епископ Люсонский, метящий заменить полуумирающего Люиня, видит, что власть королевы-матери колеблется и что скоро он лишится этой поддержки, ему, следовательно, надо сделаться необходимым и спасти монархию. Тут ему отлично помог сатана. Дело вот в чем: вы думаете, что Клер-де-Люню удалось утащить у графа де Сент-Ирема бумаги, которые тот взял у покойного сержанта Ла Прери? Ошибаетесь. Граф и его сообщники сняли копии с этих бумаг, оригинал оставили у себя, а копии положили обратно в пакет, усыпив предварительно глупца Ла Прери.

Граф Оливье припомнил при этом, что действительно заметил, читая копию, некоторые ошибки, пустые сами по себе, но которые не мог сделать герцог де Роган, так как употреблял постоянно одни и те же шифры.

– Вот таким образом, – продолжал Дубль-Эпе, – епископ придумал сделаться необходимым. В Париже почти нет войска. Протестантов там очень много, и в данную минуту они могут поставить правительство в сильное затруднение. Одним словом, надо возбудить между ними волнение, подстрекнуть их к заговору, который грозил бы городу полным переходом во власть протестантов. Епископ Люсонский, боясь, чтобы шутка не приняла серьезных размеров, так как протестанты хорошо вооружены, придумал следующее: из бумаг, взятых у Ла Прери, он знает имена всех самых влиятельных протестантов в Париже, и все они будут захвачены, затем католики распределят между собой роли: одни будут протестантами, другие – католиками! Заговор вспыхнет. Всех протестантов, которые пойдут на удочку, заберут.

Граф де Суассон предупредит епископа Люсонского, обратятся к верноподданническим чувствам парижан, монсеньор Люсонский пойдет против мятежников, подвергнет опасности свою драгоценную жизнь и подавит мятеж. Его за это сделают кардиналом, граф де Суассон займет прежнее место при дворе, господин де Сент-Ирем, его сестра и герцогиня де Шеврез получат по триста тысяч ливров. Одним словом, комедия разыграется великолепно. Как вам кажется?

– Но это невозможно!

– Ошибаетесь, крестный! Поверьте, Дефонкти хитрая штука, так или иначе, а он добьется своего и разузнает все, что ему нужно, тем более что им руководит дьявольский ум Ришелье.

– Да, Дубль-Эпе, – сказал граф. – Человек, задумавший такое смелое дело и так хладнокровно изложивший его своим сообщникам, непременно гений! Я не стыжусь сознаться вам, господа, что я боюсь!

– Вы боитесь! – с изумлением вскричали авантюристы.

– Да, – задумчиво повторил Оливье. – Боюсь, потому что из толпы окружающих нас пигмеев встал гигант, который жаждет только одной власти. Я давно слежу за ним, у него все заранее рассчитано, и всякое человеческое чувство ему чуждо. Им кончается этот век и начинается новый. Мы, выросшие в старых законах, инстинктивно становимся его врагами, иначе и быть не может, он всех нас подавит собой.

– Полноте, граф, вы преувеличиваете! Епископ Люсонский далеко не гений. Он просто честолюбивый человек.

– Да, капитан, но честолюбив он не для себя, а для Франции. Взгляните повнимательнее вокруг: Генрих Четвертый, Людовик Тринадцатый и Мария Медичи постепенно привели Францию к бездне, в которую она непременно упадет, если ее не спасет железная рука, а этой железной рукой будет Ришелье. После его смерти Франция, не имеющая внутреннего единства, окруженная сильными державами, непременно останется твердой, объединенной, торжествующей.

– Э, граф! – отвечал, посмеиваясь, капитан. – Право, не надо нас изменять ни к лучшему, ни к худшему. Конечно, епископ Люсонский тем опаснее, чем он умнее, но что нам до того, что будет после нас! Теперь везде на первом плане золото и власть, они всем и везде отворяют двери. Будем жить настоящим, не станем слепо подставлять голову людям, которые первые над нами посмеются. Мы ведь не знаем, лучше или хуже нам будет после смерти? Будем же держаться земли. Утопии хороши, но ведь все герои и философы худо кончили.

– Милый капитан, – сказал, смеясь, Оливье. – Вы рассуждаете по-солдатски!

– Да я солдат и есть и горжусь этим. Меня опыт привел к тому мнению, что в жизни всегда надо плутовать, и тогда только будешь иметь успех. Черт меня побери, если я когда-нибудь переменю мнение! Ты все сказал, крестник?

– Все, – произнес Дубль-Эпе. – И при первом слишком сильном ветре решился утекать.

– И хорошо сделаешь, morbleu! Я и сам не дам себя поймать.

– Как же мы решим? – спросил граф.

– Будем действовать крайне осторожно, – проговорил капитан. – И внимательно следить за господами католиками. Я беру на себя миссию сообщать все необходимые сведения, недаром же я приятель господина Дефонкти, черт возьми! Увидим, кто из нас двоих хитрее!

– Так мы возвратимся в Париж?

– Сейчас же, только четырьмя разными дорогами. Сойдемся все опять в «Единороге».

Через пять минут они во весь опор мчались по четырем разным направлениям.