Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА XII. Господин де Бассомпьер играет презабавную шутку с герцогом де Люинем

Прошло несколько дней без всякой перемены. Граф дю Люк вернулся в Париж и почти безвыходно жил в особняке Делафорса, где была главная квартира протестантов. Партия была в сильной тревоге. Втихомолку ходили самые противоречивые и довольно мрачные слухи о намерениях двора.

Аудиенцию несколько раз откладывали. Говорили, что королева нарочно это делала, чтобы вернее нанести решительный удар протестантским вождям.

По приказанию герцога де Люиня в Париж вошли два полка швейцарцев и стояли в предместьях, готовясь по первому знаку вступить в город.

Людовик XIII, за несколько дней перед тем приехавший из Сен-Жермена, уединенно жил в Лувре, не принимая никого, кроме своего фаворита, герцога де Люиня, и Анжели, придворного шута.

Королева поступала буквально так же. Придворные решительно были сбиты с толку. Но всего серьезнее и страшнее был слух о том, что по особому приказанию короля парламент готовился судить герцога де Рогана как виновника смут, врага короля и католицизма и изменника.

Но герцог де Роган держался настороже; никто не знал, где он живет, хотя сильно подозревали, что он скрывается где-нибудь в самом Париже.

Бассомпьер был католик и не собирался отставать от партии короля, но, ненавидя герцога де Люиня и будучи в дружбе с некоторыми гугенотскими вождями, особенно с герцогом Делафорсом, одним из его самых давнишних друзей, не мог не предупреждать их обо всем, что против них замышлялось, чтоб они могли вовремя принять меры.

В таком положении были дела, когда однажды в десятом часу утра в большую гостиную особняка Делафорса, где собралась значительная часть вождей партии, вошел мажордом и доложил о Бассомпьере.

Приезд его в такой ранний час удивил всех.

Бассомпьер был слишком ревностный придворный, чтобы нарушить обязанность присутствовать на утреннем приеме короля и лишиться хоть раз его взгляда или улыбки. Что же сегодня заставило его уехать из Лувра?

Делафорс и его друзья терялись в догадках; но удивление их перешло в сильное беспокойство, когда они увидели мрачное, тревожное лицо и сдвинутые брови Бассомпьера.

После первых приветствий он сел на приготовленное ему кресло, по правую руку от Делафорса.

– Признайтесь, господа, – произнес он, – что вы меньше всего ожидали меня сегодня?

– Это правда, – отвечал герцог, – но тем не менее очень рады вас видеть, любезный полковник.

– Благодарю и принимаю комплимент единственно как простую вежливость. Не правда ли, господа, вам хотелось бы в настоящую минуту послать меня ко всем чертям?

– Полноте, что вы!

– Parbleu! Я ведь, как бомба, влетел к вам посреди ваших совещаний. Но осторожнее, господа заговорщики! – прибавил он, смеясь. – Если не ошибаюсь, король собирается славно подрезать вам крылья.

– Король?

– Или его фаворит, не все ли равно?

– Значит, есть что-нибудь новое?

– И очень много. Иначе разве я стал бы беспокоиться?

– Так вы для…

– Постойте, любезный герцог, не торопитесь, пожалуйста, – перебил он со своей вечной улыбкой, – прежде всего я являюсь послом от его величества короля Людовика Тринадцатого. Я мог бы для этого приехать к вам и двумя часами позже, но мне хотелось поскорей сообщить вам все. Предупреждаю, я привез нерадостные известия.

– Этому нетрудно верить. От кого вы их знаете?

– От лица, которому все очень хорошо известно: от самого короля.

– От короля? – с удивлением вскричали все.

– Ну да! Сегодня я должен был раньше обычного явиться в Лувр по службе; вы знаете, что в предместьях стоят два полка швейцарцев? А сегодня ночью вступили еще три.

– Три полка швейцарцев!

– Да; так как я имею честь командовать швейцарцами, я отправился сегодня утром в Лувр спросить короля, куда он прикажет поставить эти вновь прибывшие полки. Его величество выбивал на стекле какой-то небывалый марш и спорил с Анжели. Увидев меня, он подбежал с самой приветливой улыбкой. «Ах, Бассомпьер, здравствуйте, – сказал он, – я ужасно скучаю, мой друг!» Вы ведь знаете, что король всегда и везде скучает. «Да, – продолжал он, – Анжели сегодня невыносим, мне очень хотелось бы отослать его на конюшни к монсеньору де Конде». – «Зачем же, ваше величество? – быстро спросил шут. – Я ведь так же хорошо умею чистить ослов, как и лошадей, а в вашей передней немало и тех, и других». Король рассмеялся. Видя, что он в добром расположении духа, я заговорил о швейцарцах.

– «Хорошо, – проговорил он, – где они?» – «В Пантене и на Монмартре». – «Ну, и пусть они там стоят; может быть, они нам и не понадобятся; а кстати…» Заметьте, господа, как вставлено было это кстати, – «…кстати, вы ведь по-прежнему хороши с гугенотами?» Я хотел ответить, но король перебил меня. «Я вас не обвиняю, Бассомпьер, – поспешно проговорил он, – я знаю, что вы нам верны, а только говорю то, что есть; поэтому вам незачем оправдываться. Сделайте мне удовольствие, съездите к ним и скажите, что моя мать примет их завтра в восемь часов утра».

– В восемь часов утра! – с удивлением воскликнул герцог Делафорс.

– Я скромно заметил его величеству, что это немножко рано. «Знаю, – отвечал король, – но я в девять уезжаю в Сен-Жермен, а мне бы хотелось быть при аудиенции».

– Не все ли равно, в какое время нас примут? – заметил граф дю Люк, – только бы приняли.

– Так, любезный граф, но знаете ли вы, кто будет присутствовать на аудиенции, кроме их величеств? Герцог де Люинь и монсеньор епископ Люсонский, то есть два самых ожесточенных врага вашей веры.

– Ого! Что же это значит? – поинтересовался герцог.

– Только то, что вы должны ожидать дурной встречи; хорошо еще, если вас не арестуют тут же.

– Неужели это возможно? Неужели они осмелятся?

– Как знать! Я не стану ничего утверждать, но только предупреждаю вас; действуйте теперь сообразно с этим. Главное, остерегайтесь епископа Люсонского; боюсь я этого священника; он необычайно быстро начинает входить в милость; поговаривают, что его сделают кардиналом.

– Кардиналом! Его, епископа Люсонского!

– Да, господа; и вспомните мои слова: если когда-нибудь этот человек заменит де Люиня и захватит власть в свои руки, он не расстанется с ней до смерти; и, как ни невероятно это вам покажется, вам придется пожалеть о тирании де Люиня.1616
  Известно, что предсказание это исполнилось: в 1631 г. маршал Бассомпьер был заключен Ришелье в Бастилию и вышел оттуда только по смерти кардинала, то есть через двенадцать лет, в 1643 г. – Примеч. автора.


[Закрыть]

– О, вы уж слишком далеко заходите, господин Бассомпьер!

– Нет, клянусь вам! Увидите сами. Может быть, мне придется больше, чем всем вам, пожалеть о бедном коннетабле, а я, Бог свидетель, сильно его ненавижу . Теперь скажите, господа, как выдумаете поступить? Со мной, вы знаете, можете говорить смело.

– Отвечать не мне, любезный Бассомпьер, а этим господам.

– Все равно!

– Наш ответ короток, – сказал, вставая, дю Люк. – Вожди партии назначили выборных идти к ее величеству; депутаты приняли на себя священную обязанность, которую честь и совесть заставляют их нести до конца.

– Хорошо, граф! – вскричал герцог Делафорс, пожимая ему руку; остальные депутаты обступили его тесной толпой. – От такого человека, как вы, нельзя было ожидать менее благородного и гордого ответа.

– Все это прекрасно, мои почтенные друзья, – произнес Бассомпьер, печально качая головой. – Parbleu! Я предвидел ваш ответ; он меня не удивляет; но я еще не все вам сообщил.

– Что же еще?

– Очень серьезные и даже страшные вещи, клянусь Господом Богом! Право, вы лучше поступите, обдумав, прежде чем решиться на что-нибудь окончательно. Дело идет о герцоге де Рогане!

– Как! – воскликнули столпившиеся вокруг него протестанты.

В это время тихонько приоткрылась секретная дверь, но никто этого не заметил.

– Как я вам сейчас говорю, господа, – продолжал Бассомпьер, – король, что редко с ним случается, был сегодня в большом ударе. Дав мне поручение, которое вам уже известно, он, не глядя мне прямо в глаза, сказал своим насмешливым тоном с едва заметной улыбкой: «Бестейн1717
  Людовик ХШ называл так Бассомпьера в дружеском разговоре наедине. – Примеч. автора.


[Закрыть], друг мой, вы ведь из Лотарингии?» – «Да, ваше величество», – отвечал я, не понимая, к чему он клонит, потому что король лучше, чем кто-нибудь, знает генеалогию знатных домов Франции. – «Ах, – говорил он, – много бедной Франции пришлось потерпеть от лотарингских принцев, начиная со времен Франциска Второго до моего покойного отца Генриха Четвертого! – и он вздохнул. – Великие Генрихи Гизы один за другим делали неприятности моим предшественникам. Благодарение Богу, мы с ними теперь покончили. Сейчас, – горько прибавил он, пристально поглядев на меня, – наступила очередь Бретани выслать нам своего Генриха. Как вы об этом думаете, друг мой, Бассомпьер? Только на этот раз уже не с Генрихом Гизом нам приходится иметь дело, а с Генрихом де Роганом; и этот тоже принц, но происходит, к счастью, не от Карла Великого; его генеалогия яснее, знаешь, по крайней мере, чего держаться. Кроме того, ведь и государством теперь управляет не юбка, не правда ли, Бассомпьер? Екатерина Медичи умерла; у нас есть парламент, объявляющий приговоры. Ступайте в парламент, друг мой, ступайте в парламент! Там вы узнаете многое о великом Генрихе де Рогане, об этом Маккавее протестантов!» – Говоря так, король тихонько толкал меня к двери и наконец, засмеявшись мне в лицо, повернулся ко мне спиной.

– И что же? – тревожно спросили все.

– Да что, господа? Я и был в парламенте… приговор объявлен.

– Объявлен!

– Я пришел как раз в ту минуту, когда президент встал прочесть его. Увидав меня, он любезно выждал, пока я сяду, чтобы дать мне возможность хорошенько прослушать.

– В чем же состоит приговор?

– Вы хотите знать?

– Умоляем вас!

– Пожалуй! Слушайте внимательно, господа, это стоит того! – сказал Бассомпьер глухим голосом, в котором слышалось сдержанное волнение.

Все головы повернулись к нему. В наступившей тишине слышно было, как муха пролетит. В полуоткрытую дверь просунулась красивая голова с умным, гордым лицом и пристально глядевшими на лотарингского дворянина большими голубыми глазами.

Бассомпьер помолчал с минуту и произнес разбитым от волнения голосом:

– Герцог Генрих де Роган приговорен к смерти!

– К смерти!

– Да, но так как он скрывается, казнь будет совершена сначала над его изображением.

– О, это ужасно!

– Но еще не все, господа! Голова герцога де Рогана оценена!

– Боже мой! Да у кого же хватит совести продать его?

– Если он не станет остерегаться, господа, так такой человек найдется; сумма назначена круглая. Парламент предлагает предателю от имени короля полтораста тысяч экю.

– О! – вскричали все.

– Итак, милый Генрих, – спокойно продолжал Бассомпьер, вдруг обернувшись к секретной двери, – если хотите верить, скрывайтесь лучше, чем теперь скрываетесь, иначе вас скоро арестуют, друг мой!

– Parbleu, милый мой Бассомпьер, – весело ответил герцог, совсем отворив дверь и подходя к нему, – только вы умеете проникать в тайны…

– Которых от меня не скрывали, не так ли, Генрих? – дружески переспросил он.

– Так не вас же мне бояться!

– Конечно, нет, но других, мой друг. Parbleu! Через две недели мы, без сомнения, начнем перестрелку; но пока я очень рад, что еще раз могу пожать вам руку.

– И я также, милый Бассомпьер!

– Ну, довольно об этом! Теперь чувства в сторону. Надо бежать, Генрих!

– Бежать! – воскликнул герцог, отступая с негодованием.

– Просите его вы, господа! Втолкуйте ему, что в нем вся надежда протестантов; может быть, вы убедите его, я отказываюсь.

Все обступили герцога, осыпая самыми горячими просьбами.

Герцог слушал, улыбаясь, покачивая головой, но ничего не отвечая.

– Послушайте, это надо кончать! – вдруг нетерпеливо заявил Бассомпьер. – Генрих, или вы, поддаваясь своей гордости некстати, останетесь и будете арестованы, или…

– Франсуа, – перебил герцог – если б кто-нибудь другой, а не вы, мне это говорили!..

– Вы бы убили его, конечно! Но вы меня не убьете, Генрих; с вашего позволения, я продолжаю: вы скроетесь, чтоб отомстить; ведь со смертью де Рогана ваша партия навсегда погибнет. Сохранив же себе жизнь и свободу, вы можете победить. Неужели вы бросите друзей, которые пожертвовали всем для вас и готовы за вас умереть?

Наступило минутное молчание.

Герцог поднял голову; глаза его были полны слез.

– Жестоко вы говорите со мной, Франсуа, – взволнованно произнес он, – но сказали правду; благодарю вас; я не принадлежу себе. Моя смерть погубит мужественных людей, вступивших за святое дело веры. Простите мне минутную слабость, мои благородные друзья! Я согласен бежать.

– О, герцог! – вскричали все, бросившись к нему и целуя ему руки.

– С вами во главе мы победим! – с энтузиазмом произнес граф дю Люк.

– Но как бежать? – с тревогой поинтересовался герцог Делафорс.

– Любезный герцог, – сказал Бассомпьер, – не для одних же рассказов я приехал! Все уже готово для бегства монсеньора. К счастью, я командую швейцарцами; не надо только терять время. Через час уже может быть слишком поздно; о присутствии герцога в Париже и так подозревают; если я открыл его убежище, то могут открыть и другие.

– Говорите, Франсуа, что нужно делать?

– Мой экипаж во дворе; наденьте мундир швейцарского полка, и вот депеша в Корбейль, где стоит несколько батальонов; разумеется, она не имеет никакого значения. Вы поедете за моей коляской верхом; я объезжаю городские караулы. У Сен-Марсельской заставы я дам вам эту депешу, и вы уедете.

– Отлично! – согласился герцог. – Это совершенно безопасно.

– А я? – спросил де Лектур.

– Ты приедешь ко мне после, – ответил герцог и шепнул ему несколько слов.

– Хорошо, – прошептал в ответ де Лектур.

– А как же с костюмом? – полюбопытствовал де Роган.

– Вот, извольте, – подал ему мундир герцог Делафорс, взяв его у принесшего одежду секретаря.

Де Роган прошел за перегородку и стал переодеваться.

– Лошадь готова, – прибавил Делафорс.

– Все идет как по маслу, – засмеялся Бассомпьер. – Вот подосадует-то Люинь! Я заранее наслаждаюсь! Готовы ли вы, Генрих? Пора!

– Готов, Франсуа, – объявил герцог, выходя из-за перегородки.

Его нельзя было узнать.

– Отлично! Едем! Хитер будет тот, кто нас поймает!

– Сейчас, Франсуа, только два слова скажу этим господам.

– Скорее!

– Господа! Отъезд мой не должен мешать вам исполнять принятую на себя обязанность. Позорный приговор, которым хотят меня запятнать, должен служить вам стимулом. Меньше чем через десять дней вы получите от меня известие; может быть, мы опять примемся за прежнее, но, видит Бог, клянусь вам, друзья, что если нас вынудят на войну, мы горячо поведем ее – не с королем, которого любим иуважаем, а с его недостойными фаворитами, которые его обманывают и губят нашу несчастную родину.

– Аминь! – весело заключил Бассомпьер.

– Господа, употребите сегодняшний день на то, чтоб повидаться с друзьями, условиться с ними и узнать общественное мнение. Если народ за нас, мы можем быть уверены в победе; а теперь до свидания! Я не прощаюсь с вами. Через десять дней мы опять увидимся, чтобы больше не разлучаться, а победить или умереть вместе. Обнимите меня все!

Они по очереди обнялись с герцогом, плача и повторяя уверения в полной преданности.

– Ну, я готов, Бассомпьер! – сказал герцог.

– Так едем!

– До свидания, господа!

– До свидания! – крикнули все в один голос.

Сделав еще прощальный жест рукой, де Роган вышел за Бассомпьером.

Пять минут спустя застучали колеса уезжавшего экипажа.

– Уехал! – произнес Делафорс. – Храни его Бог!

– Храни его Бог! – с чувством повторили все.

ГЛАВА XIII. Что представляла собой таверна «Клинок шпаги» на улице Прувель

то время, о котором идет наш рассказ, на углу улицы Прувель, против церкви святого Евстафия, был дом в несколько этажей, с колоннами, образовавшими арку, под которой можно было отлично спастись и от дождя, и от снега, иот солнечных лучей; оттуда был виден только самый крошечный кусочек неба.

Над воротами этого дома качалась со скрипом вывеска сполустертыми изображениями чего-то непонятного. Это была таверна «Клинок шпаги». Эта таверна славилась известностью во всем Париже иокрестностях; как только, прозвонив, смолкал angelus1818
  «Ангелус», т.е. к вечерне (лат.). – Примеч. перев.


[Закрыть], туда собирались все самые знатные придворные пить, нет, играть и драться в компании гуляк всякого сорта.

Впрочем, весь этот смешанный люд всегда находил в «Клинке шпаги» хорошее вино, сговорчивых женщин и хозяина, ради выгод делавшегося слепым, немым и глухим ко всему, что совершалось в его таверне поздними вечерами.

Дозорные давно и хорошо знали это место и тщательно избегали его; большая часть из них испытала кулаки его посетителей.

Днем, как и все подобные заведения, «Клинок шпаги» имел самый безобидный вид и манил роскошной обстановкой; только вечером таверна превращалась в разбойничий притон. Теперь трудно и подыскать что-нибудь подобное.

Мэтр Жером Бригар, хозяин ее, был высокий толстяк лет сорока пяти, с красным лицом, косыми глазами, мясистыми губами и вдавленным подбородком. Он замечательно напоминал своей физиономией барана, но в нравственном отношении не отличался бараньими свойствами. Он был силен, как бык, ловок, как обезьяна, и страшно зол.

Его боялись не только жители квартала, но даже многие из его посетителей, которые, однако, были вообще не трусливого десятка.

Отец Жерома Бригара участвовал в борьбе Лиги и приобрел грустную известность в качестве сторонника партии вроде Истребителей. Ему пришлось покинуть город, когда Бриссак продал Париж королю.

Однако он ушел не с пустыми руками; его патриотизм во время Лиги не мешал ему заботиться и о своих делах, и он оставил сыну хорошо обставленное торговое заведение.

Месяцев через шесть после бегства отца молодой Бригар, никому не объясняя причины, продал вдруг заведение и купил дом, о котором мы сейчас говорили.

Место он выбрал удачное; дело быстро пошло в ход, вся знать стала собираться в его таверну.

Почтенный хозяин радостно потирал руки; он давал полную свободу своим посетителям и даже подстрекал их в питье, игре и драках; он первый спешил зажигать факелы, если противники выходили драться на улицу, отодвигал столы и скамейки, очищая место, если дуэль происходила в самой таверне. После дуэли раненых уводили товарищи, мертвых переносили к церкви святого Евстафия, мыли пол – ивсе было кончено.

Враги содержателя таверны поговаривали втихомолку, что причиной этого была ненависть его к знати; что он мстил таким образом за изгнание отца; но вернее всего, что им просто руководила природная злость.

В тот самый день как герцог де Роган был приговорен к смерти парламентом, мэтр Жером Бригар расхаживал взад и вперед, бранил гарсонов и наблюдал, чтоб все было готово к приходу посетителей.

– Главное, – говорил он, – позаботьтесь о столе шевалье де Гиза; он будет сегодня здесь ужинать с товарищами. Отодвиньте немножко от его стола стол господ де Шевреза и де Теминя; они с Гизами не в большом ладу, – заметил он, посмеиваясь. – Поставьте бутылки и стаканы на стол господина де Сент-Ирема, чтоб ему не приходилось ничего спрашивать. Так, хорошо! Теперь могут приходить сколько угодно.

Едва успел он это сказать, как отворилась дверь и вошли двое, по костюму – знатные. Это были капитан Ватан и Клер-де-Люнь.

Мэтр Бригар сейчас же подошел к ним как для того, чтоб показать внимание, так и для того, чтоб хорошенько рассмотреть. Он видел их первый раз.

– Что прикажете, господа? – спросил мэтр Бригар с самой подобострастной улыбкой.

– Четыре бутылки анжуйского, бутылку водки и два стакана, – отвечал капитан.

– Если что еще понадобится, мы скажем, – прибавил Клер-де-Люнь.

Они сели недалеко от двери; хозяин подал им все сам и, к своему удовольствию, услышал, как один из них сказал другому:

– За ваше здоровье, капитан!

– Это недавно приехавшие в Париж офицеры, – пробормотал, отходя, хозяин таверны.

Между тем комната начинала наполняться обычными посетителями, и вскоре все столы были заняты.

Собрался самый цвет знатной молодежи; все они пили, играли, смеялись, шутя позорили репутацию самых добродетельных придворных дам.

Только капитан и Клер-де-Люнь сидели молча и пили, вслушиваясь в то, что около них говорилось.

Вошли еще трое: граф де Сент-Ирем, шевалье де Местра и еще какая-то подозрительная личность и сели за приготовленный для графа стол. Жак де Сент-Ирем сделал при этом хозяину знак быть осторожным и молчать.

Действительно, де Сент-Ирема в этот вечер нельзя было узнать: из брюнета он сделался рыжим, почти красным; бородка и усы стали вдвое длиннее и гуще.

Никто его не узнал, кроме двоих: хозяина гостиницы и Клер-де-Люня, слишком опытного в деле переодевания, чтоб его можно было обмануть.

– Вот кого нам надо! – шепнул он капитану.

– Будем пить! – лаконично отвечал авантюрист с нехорошей улыбкой.

– Господа, знаете новость? – громко спросил один из вновь пришедших.

– Какую? Их теперь много, – сказал де Сент-Ирем.

– Та, о которой я вам говорю, совсем свеженькая, – продолжал незнакомец, – опять, кажется, увидим, как запляшут гугеноты.

– Да, – подтвердил де Местра, прихлебывая вино, – король их недолюбливает.

– Так за здоровье короля! – воскликнул де Сент-Ирем.

– За здоровье короля! – повторили несколько человек, слышавших тост.

В это время вошли еще двое и сели за один стол с капитаном и Клер-де-Люнем.

Один из этих двоих сейчас же протянул руку капитану.

– Parbleu, – приветливо проговорил он, – очень рад встретиться с вами.

– Граф дю Люк! – отозвался капитан, и лицо его сделалось немножко мрачным.

– Да, я, капитан, и очень рад возобновить с вами знакомство.

– Morbleu! Граф, и я очень рад, но позвольте вам сказать, что мне приятнее было бы встретиться с вами где-нибудь в другом месте.

– Отчего же, любезный капитан?

– Простите, граф, но мне кажется, что вы, – произнес он с ударением на этом слове, – вы здесь не на своем месте.

– Может быть, вы правы, капитан. Правду сказать, первый раз в жизни я сюда зашел, и, по всей вероятности, это будет последний.

– Дай Бог! – прошептал авантюрист. – За ваше здоровье, граф!

– За ваше, капитан.

– Да, господа, – кричал в это время де Местра, – де Роган осужден на смерть!

– Хвала Господу! И поделом прекрасному Генриху! – вскричал кто-то другой из посетителей.

– Напрасно вы вздрогнули, граф. Что вам за дело до слов этих людей? Ведь вы видите, они наполовину пьяны.

– Это правда, каштан, я буду сдержаннее.

– Кроме того, – добавил, посмеиваясь, шевалье де Гиз, – завтра готовят славный прием господам гугенотам.

– И хорошо сделают!

– Да бросьте вы к черту все это гугенотство! – со смехом громко объявил еще очень молодой красивый господин. – К черту политику! Да здравствуют женщины! Пью за наших возлюбленных, господа!

– Прекрасный тост! – поддержал де Шеврез. – Но о каких женщинах выговорите, любезный маркиз, – о католичках или гугенотах?

– Хвала Всевышнему! Конечно о католичках. Гугенотки разве знают, что такое любовь? Кроме того, почти все они гадкие, говорят. Я, тянусь, никогда с ними не имел дела, – прибавил он, смеясь

– Ошибаетесь, Маркиз де Лафар, – сказал, вставая, незнакомец, пришедший с де Сент-Иремом, – гугенотки отлично знают, что такое любовь; кроме того, между ними есть прелестные, я знаю.

Все рассмеялись.

– Уйдемте, граф – предложил Ватан на ухо графу дю Люку. – Здесь так душно, и эта ватага такая несносная!

– Да, я с удовольствием бы ушел, – отвечал, горько улыбнувшись, граф, – мне противно слушать всю эту галиматью; но посмотрите, какой страшный ливень! Надо хоть переждать немножко.

Капитан, уж было поднявшийся, опять с унынием опустился на стул.

– Судьба так хочет, – прошептал он.

Между тем разговор маркиза де Лафара с незнакомцем продолжался, к больному удовольствию окружающих.

– Э! Что же вы хотите этим сказать? – вскричал маркиз.

– То, что вы еще молоды, маркиз, – проговорил незнакомец.

– Я состарюсь, – важно заявил пьяница.

– Конечно, но пока вы все-таки молоды и еще неопытны.

– Ах, Боже мой! Да я всеми силами стараюсь набраться опыта. Просветите меня, пожалуйста!

– Извольте, маркиз; прежде всего разрешите вам сказать, что не все храмы Венеры одинаковы.

– А!

– Да, есть один, например, стоящий всех остальных.

– О, сжальтесь над моим неведением! Скажите, где этот храм, чтоб я мог пешком пойти туда поклониться его божеству!

– Вам недалеко придется идти; только предупреждаю, Венера его – гугенотка.

– Все равно, лишь бы она была хороша!

– Она очаровательна.

– В какой же благословенной стороне этот чудесный храм?

– В трех милях отсюда, на вершине холма, небрежно глядящегося в быстрые воды Сены.

– О, ради Бога, без поэзии!

– Знаете, маркиз, куда гугеноты ходят слушать проповеди? – насмешливо спросил незнакомец.

– В Аблон, кажется?

– Так вот, видите ли, я бы сказал вам: «Ступайте в Аблон!» – если б красавица, о которой идет речь, не была уже нежной любовницей одного из моих друзей.

Во время этого разговора у графа дю Люка холодный пот выступил на лбу; он с первого же слова хотел вскочить и заставить этого человека молчать, хотя еще не было названо ни одного имени.

– Счастливый шельма! – произнес де Лафар.

– Он гугенот, вероятно? – поинтересовался шевалье де Гиз.

– Угадали, монсеньор, – подтвердил своим крикливым голосом незнакомец, – гугеноты более ловкие стрелки, нежели вы думаете.

– Ах, плуты! Мне бы это и в голову никогда не пришло! – воскликнул де Шеврез.

– Все это прекрасно, мой любезнейший, – усомнился де Ланжак, – но нам недостаточно вашего рассказа, чтобы поверить делу.

– А чего же вам еще нужно, граф?

– Скажите имена, parbleu!

– А! – насмешливо заметил тот. – Это щекотливый вопрос, господа.

– Может быть, но пока вы не скажете, мы будем считать вас за…

– Позвольте! – поспешно возразил незнакомец. – Вы собираетесь оскорбить меня, но я с вами ссориться не хочу. Если вы требуете, пожалуйста! Фамилия гугенота – барон де Серак.

– Барон де Серак? – переспросил де Теминь. – Да я его знаю.

– Очень возможно.

– Parbleu! Да несколько дней тому назад я получил от него письмо из Бордо.

– Вероятно, он приехал…

– Впрочем, может быть; этот де Серак волокита…

– Ну, хорошо, – продолжал маркиз де Лафар, – мы знаем кавалера… а дама?

– Господа, это уж очень деликатный вопрос; имя женщины… добродетельной, – прибавил он с едкой иронией, – так как я вам должен сказать, что это самая чистая, целомудренная женщина.

– Довольно, довольно! – закричали все со смехом.

– Ба! Да ведь не больше, как гугенотка все-таки! – произнес шевалье де Гиз. – Мы добрые католики; ну, говорите имя!

– Вы требуете?

– Да, да!

– В таком случае извольте, как это мне ни прискорбно: любовница моего приятеля барона де Серака – знатная, добродетельная Жанна де Фаржи, графиня дю Люк де Мо-вер.

Едва он успел договорить эти слова, как граф дю Люк пощечиной свалил его со стула на пол, крикнув:

– Ты лжешь, негодяй!

На минуту все остолбенели. Никто не ожидал такого скандала.

– Запри дверь, Сириак, – спокойно приказал мэтр Бригар одному из гарсонов.

Незнакомец, одуревший от тяжелого удара, встал.

Мигом все столы и стулья отодвинулись к стене; все столпились, чтоб лучше видеть. Ватан и Клер-де-Люнь бросились к графу.

– Ну, красавец, и с тобой мы разделаемся, – объявил капитан, ударив по лицу де Местра.

– И с вами, белокурый вельможа, – добавил Клер-де-Люнь, подходя к де Сент-Ирему.

– Не убивай его, – шепнул ему Ватан, – он мне нужен.

– Хорошо, будьте спокойны.

– Милостивый государь, – сказал незнакомец графу дю Люку, – я не знаю вас, но убью.

– Без фанфаронства, – отвечал граф, – я знаю, что ты негодяй.

– По местам! – скомандовал Ватан. Граф отступил на шаг.

– Капитан, вы знаете, что это дело касается лично меня, – заявил он.

– Полноте! – сурово прервал его авантюрист. – За кого вы меня принимаете? Разве вы не видите, что эти три мошенника пришли с намерением оскорбить вас? Вы попали в западню.

– Верю вам.

– Да, но надо было верить раньше; убьем этих негодяев, как бешеных собак, граф!

– Я вас жду, господа, – напомнил незнакомец. – Не струсили ли вы?

Они встали на места: граф – против незнакомца, Ватан – против де Местра, Клер-де-Люнь – против де Сент-Ирема.

В зале наступила глубокая тишина.

Противники, держа в одной руке шпагу, в другой – кинжал, мерили друг друга взглядами1919
  В первые годы царствования Людовика XIII дрались и на шпагах, и на кинжалах, когда дело шло о дуэли на смерть. – Примеч. автора.


[Закрыть].

Они чувствовали, что будут биться на смерть, и у самых храбрых дрогнуло сердце, как перед неизбежной катастрофой.

– Деритесь, господа, никто вам не помешает! – с иронией объявил мэтр Бригар.

Шпаги скрестились.