Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Граф невольно улыбнулся и, взяв у него письма, положил ему в руку полный кошелек золота.

– Вы славный человек, мэтр Грипнар! – произнес он. – Вот возьмите за убытки. Я найду случай доказать вам свою благодарность. А вас, сударыня, – прибавил он, обращаясь к Диане, – убедительно прошу уйти, вам больше здесь делать нечего.

– Нет, постойте! – сурово вскричал Ватан. – Великодушие хорошо, граф, когда дело не идет о собственной безопасности, а тут ведь мы все поплатимся головами. Макромбиш, Бонкорбо, делайте, что я велел!

Диану мигом связали, заткнули ей рот и унесли. Граф хотел было броситься ей на помощь, но капитан схватил его за руку.

– Стойте! – крикнул он. – Даю вам слово, что ей вреда не причинят; но теперь это все же одним врагом меньше; у нас их все-таки еще много осталось. Уже поздно; разве вы забыли, что нас ждут?

Граф помолчал с минуту, опустив голову, потом гордо поднял ее и протянул руку авантюристу.

– Благодарю вас, вы мне напомнили о моей обязанности! – сказал он. – Идемте!

ГЛАВА XI. Как капитану Ватану угрожала петля и как он сам повесил того, кто хотел его вешать

Граф дю Люк, поручив заботам мэтра Грипнара довольно тяжело раненного Мишеля, ушел с капитаном, Дубль-Эпе и Клер-де-Люнем. Оливье был в затруднительном положении. Люди решившиеся на такое дерзкое дело среди белого дня, на одной из самых многолюдных улиц и прятавшиеся за Диану де Сент-Ирем, должны были иметь большую силу и вполне быть уверенными в безнаказанности.

Дю Люк понимал, что преследовавшие его неприятели повторят попытку, но будут действовать уже осторожнее и заручатся большими шансами на успех.

Капитан Ватан вполне разделял его мнение, а Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе, чувствуя, что земля уходит у них из-под ног, только и ждали, как бы стать поскорей в ряды армии де Рогана, где их уже никто не отыщет.

Решили следующее: на рассвете солдаты Ватана и Тунеядцы Клер-де-Люня должны были выехать из города не больше как человека по три через разные заставы и соединиться в маленьком городке Гискаре.

– Там никто и вниманья на нас не обратит, – сказал капитан, предложивший его, – а оттуда мы отправимся окончательно в Компьен, где расходятся дороги по всему королевству.

Граф дю Люк прибавил только, чтоб мадмуазель де Сент-Ирем непременно освободили до их отъезда из Парижа.

– Теперь, – продолжал капитан, – мы знаем каждый свое место, и нам остается только отправиться по назначению. Вы, граф, перейдя мост, остановитесь у Бронзового Коня и три раза снимите шляпу; около вас сейчас же соберется пятьдесят человек, которые скажут вам пароль. Я за них отвечаю, как за себя самого… В четыре часа утра, – прошептал он на ухо Оливье, – я жду вас с лошадьми у Монмартрских ворот. Они разошлись.

– Да! – проговорил про себя капитан. – Я знаю, где найти своих молодцов; они не тронутся с места, пока не увидят меня; но мне надо кое-что еще разузнать.

Он отправился к реке; там у плота стояла лодочка. Капитан прыгнул в нее, лег на спину и оттолкнулся от берега.

– Жаль, что нельзя заснуть, – посетовал он, – а хорошо бы.

Новый мост представлял в это время преоригинальную картину.

Ночь была тихая, безоблачная, по берегам ни души; окутавший их сумрак только кое-где расступался, давая место беловатым, светлым полосам от луны и звезд.

На самом же мосту кипела жизнь. От зажженных факелов на небе стояло целое зарево; со всех сторон слышались крики, смех, бестолковая, шумная музыка у всех фокусников, стук алебард, которым дозорные отгоняли народ с середины моста; в довершение этого гвалта гудели колокола Нотр-Дама и других церквей города.

Скоро должна была начаться процессия. Невдалеке от капитана послышался легкий шум.

– Это, похоже, наши, – подумал он и стал прислушиваться.

Действительно, из-за Бронзового Коня по скользким ступеням, которые шли к площадке Нового моста, спускались какие-то люди в надвинутых на глаза шляпах, закутанные в плащи. На площадке они столпились и молча раскланялись друг с другом. Разглядеть их капитан не мог, но ясно слышал, что они говорили.

– Ну, что? – спросил один.

– Все идет хорошо, – отвечал другой. – Все приказания точно выполнены; могут когда угодно начать праздник.

– А дело с дю Люком?

– Не удалось. Бедняги, пришедшие с мадмуазель де Сент-Ирем, все перебиты.

– А сколько же их было?

– Человек пятьдесят, кажется.

– Молодцы! Но куда девалась мадмуазель де Сент-Ирем? Не убили ее, надеюсь?

– Нет! Ее увезли.

– Ну, это ничего! Мадмуазель де Сент-Ирем слишком хороша, чтоб не привыкнуть к таким случайностям.

– Шевалье, вы забываете, кому и о ком так говорите.

– Я думаю, граф, что теперь неудобно называть друг друга по имени и титулу.

– Благодарю за напоминание, но мы возобновим этот разговор в более удобном месте.

– Хорошо, окажу вам эту честь.

– Милостивый государь.

– Господа, господа! Что за споры о пустяках в такое время! Именем короля, прошу вас замолчать!

Спорившие поклонились и замолчали.

– Ну, времени терять нечего, – сказал тот, который их унял, – процессия выходит теперь из Сен-Жермен-Л'Осерруа; меньше чем через двадцать минут она будет на мосту. Не лучше ли было бы нам последить за нашими партизанами?

– Они все на местах и ждут только сигнала.

– Хорошо, я подам его, когда будет нужно.

– А скажите кстати… что, надо всех убивать… и детей, и стариков, и женщин?

– Помните, – был строгий ответ, – что в бунтах больше всего мешают женщины, старики и дети; они бросаются на колени, просят, плачут и заставляют иногда щадить мятежников. Но в приказах его величества, заботящегося о благе государства, сказано, чтоб не щадить никого; следовательно, всякая пощада будет нарушением королевской власти. Убивайте всех! Король не может ошибаться. Щадя бунтовщиков, вы делаетесь их сообщниками.

– Я буду повиноваться, отец мой!

– Без названий! Пора! Остается всего несколько минут.

– Позвольте, если не ошибаюсь, здесь нас слушает кто-то посторонний.

– О! Посмотрим.

Сказавший это взял из-за пояса пистолет и прицелился в лодку, на дне которой лежал капитан.

– Эй, приятель или кто бы вы ни были! – крикнул он. – Причаливайте, если не хотите, чтобы я в вас выстрелил!

Капитан вскочил на ноги.

– Что вам угодно? – очень любезно спросил он.

– Нам угодно, чтоб вы скорей причаливали.

– С удовольствием; очень рад быть в таком приятном обществе.

Капитан одним прыжком очутился между дворянами и развязно поклонился.

– Что вы делали в этой лодке?

– Катался.

– Как?.. Лежа на спине?

– Я мысленно летал в облаках. Я философ-эклектик.

– И шутите вместе с тем?

– Как все люди, испытавшие жизнь и торопящиеся смеяться над ней, чтоб не плакать.

– Но кто же вы такой? Как ваша фамилия?

– По какому праву вы меня об этом спрашиваете? Ведь вы сами надели маску, чтоб не быть узнанным? Вы очень нелогичны!

– Не о логике речь, – сердито вскричал замаскированный, – а о виселице!

– А! Это прескверный род смерти; я бы на вашем месте не выбрал его.

Все расхохотались.

– Я не о себе, а о вас говорю.

– Ах, обо мне! Это другое дело. Извините, милостивый государь, я вашего желания не могу исполнить и не скажу вам своего имени.

– Так вас повесят!

– О! Скоро же вы выводите свои заключения; да с какой же стати вы относитесь ко мне, как к разбойнику? Совершенно не зная меня, вы без обиняков хотите меня повесить и еще в претензии за то, что мне это не нравится.

– Ошибаетесь, капитан, мы хорошо вас знаем, – произнес, подходя, другой замаскированный.

– А! В таком случае вы должны знать, что меня запугать угрозами трудно.

– Любезный капитан, вы прежде всего человек умный и лучше, чем кто-нибудь, понимаете, что в иных обстоятельствах надо уступать силе. Времени нам терять некогда; скажите откровенно: за кого вы? За короля или за реформу?

– Положа руку на сердце, должен вам по совести сказать, что мне на это очень трудно ответить.

– Как так?

– Виноват, прежде позвольте спросить, который час?

– Половина девятого сейчас пробило.

– Ну, так я пропал! – воскликнул капитан, топнув ногой. – Видите ли, я авантюрист, человек без предрассудков и без всякой предвзятой цели. Между нами, мне очень мало дела и до короля, и до реформы; я вижу во всем этом только хорошее жалованье. Я заключил с реформатами договор, по которому обязуюсь прослужить им известный срок, и сегодня как раз конец этому сроку.

– Так…

– Нет, позвольте… Он кончается ровно в полночь; а до тех пор я не имею права изменять реформатам и не изменю:

– В таком случае угроза моего товарища будет сейчас же исполнена…

– А! Да вам разве непременно хочется меня повесить?

– Для нас главное – лишить вас возможности нас выдать.

– Ба! Так неужели же вы думаете, что я так прямо и позволю вам это? Черт возьми, я тоже дорожу своей шкурой! Вынимайте шпаги, господа! Предупреждаю, у меня четыре заряда в пистолете, нож и рапира… Ну, рассчитаемся!

Спустившись на последнюю ступеньку, чтоб на него не могли напасть с тыла, он в одну руку взял пистолет, а в другую рапиру.

В эту минуту берега ярко осветились, и раздалось громкое церковное пение.

– Ого! Это что? Крестный ход так поздно вечером! Господи, как жаль, что я не могу участвовать в процессии!

Через перила наклонились несколько человек с факелами.

– Капитан! – закричал один из них. – Что же вы там делаете? Мы ждем вас.

– А! Это ты, Клер-де-Люнь? Я бы давно пришел, да вот эти господа не позволяют. Хотят непременно меня повесить.

– Вот что! – распорядился Клер-де-Люнь. – Эй вы, прицельтесь в них и при малейшем движении убейте, как собак, а мы, братцы, к капитану!

Через перила мигом перекинули несколько веревок, вероятно, заранее приготовленных; человек десять Тунеядцев и Клер-де-Люнь впереди всех быстро соскочили на площадку.

– Ну, мне еще, кажется, не суждено быть повешенным! – вскричал Ватан.

– Господа, господа! – старался утихомирить товарищей один из дворян, становясь перед ними. – Не будем затевать ссоры с этими плутами. Уйдите, нам этого человека всегда легко найти.

– Тем более, прекрасные ночные птицы, что я и сам вас буду отыскивать, – отвечал капитан, – и скорей найду, чем вы думаете. Ступайте, я дарю вам жизнь! – величественно прибавил он.

– Негодяй! – крикнул один из замаскированных и бросился было вперед, но Клер-де-Люнь пригрозил, что убьет его, как собаку, если только он шевельнется.

Дворяне, видя, что приходится уступать силе, бросились в лодку, в которой приплыл капитан, и, поравнявшись с плотом, бегом бросились на берег, где рассеялись в разные стороны.

Тунеядцы между тем вернулись на мост и заняли каждый назначенное место. Капитан, покручивая усы, стал пробираться к театру Шута; и какой-то другой человек протискивался туда же. Ватан узнал Жака де Сент-Ирема и встал за ним.

В эту минуту шум и крик смолкли: на мост вошла процессия. Она была очень длинна; хвост ее еще не выходил из церкви Сен-Жермен-Л'Осерруа. Впереди ехал отряд стрелков, играя на трубах, затем следовали кающиеся, по двадцать пять человек в ряд, со свечами. Священники несли образа и хоругви; множество монахов всех нищих орденов тоже шли с образами и свечами, и вся эта масса нестройно пела псалмы.

Картина была оригинальная, поразительная. Процессия дошла почти до Бронзового Коня, как вдруг граф де Сент-Ирем, быстро надвинув шляпу, презрительно закричал:

– К черту папистов! Да здравствует Религия!

– Хе-хе! – насмешливо заметил капитан. – Это что за нечестивец?

– Долой мессу и римские комедии! – продолжал граф.

– Долой мессу! – прокричали человек двадцать в толпе и стали пробираться к графу.

– Да здравствует месса! – громовым голосом провозгласил капитан. – Да здравствует король! Долой еретиков!

Его возгласы повторила громадная толпа, занимавшая почти всю площадь Дофина.

Живо завязалась драка, к которой присоединились и буржуа, и полицейские, и tire—laine.

Процессия была остановлена, разбита; конвоировавшие ее солдаты, из которых многих выбили из седла, не зная, кого слушать, разбежались в разные стороны, так же как и участвовавшие в процессии; народ преследовал их криками, свистом, забрасывал комьями грязи.

Католики, затеявшие новую Варфоломеевскую ночь, сами попались; реформаты с насмешливыми криками «Да здравствует месса!» резали, били их и бросали в реку.

Какой-то человек без плаща и шляпы, со шпагой в руке бежал к площадке моста, ожесточенно отбиваясь от преследовавших его, и быстро спустился по ступенькам.

Но преследователи спустились туда по веревкам.

– В воду нечестивца! – вопили они.

– Стойте! – крикнул капитан. – Этот человек принадлежит мне!.. Граф де Сент-Ирем, – прибавил он, обращаясь к беглецу, остановившемуся, опираясь на шпагу, – полчаса тому назад вы хотели повесить меня здесь, но вам это не удалось; а теперь, клянусь, я вас непременно повешу! Не беспокойтесь, сначала я проткну вас рапирой.

– Нетрудно убить человека, когда вас пятьдесят против одного, – презрительно отвечал граф.

– Ошибаетесь, граф, я не убиваю, я дерусь!.. Эй вы, прочь! Если я буду убит, не задерживайте графа.

Тунеядцы недовольно заворчали.

– Я требую этого! – сказал капитан.

– А я все-таки приготовлю веревку, – хмуро заметил Клер-де-Люнь.

– Как знаешь, братец, это тебе не повредит, – усмехнулся капитан.

Они начали драться с ожесточением. Тунеядцы тревожно следили за дуэлью, которая могла кончиться смертью обоих противников.

Вдруг граф де Сент-Ирем, сделав шаг вперед, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил; пуля пролетела мимо капитана и наповал убила стоявшего позади него Тунеядца.

– Ах, мошенник! – воскликнул капитан и, бросившись на графа, проткнул его рапирой и перерезал ему горло ножом. – Повесьте эту собаку! – приказал он.

Приказание было в ту же минуту исполнено.

– Идемте наверх, ребята, – позвал своих товарищей капитан, – посмотрим, что там нужно сделать.

Наверху по-прежнему продолжалась свалка, и трупы градом сыпались в реку.

Клер-де-Люнь и Тунеядцы с радостью примкнули к дравшимся. Капитана сильно утешала мысль, что он убил Жака де Сент-Ирема, ему жаль было только, что он не мог вслед за братом отправить и сестру, но давал себе слово сделать это при первом удобном случае. Читатель знает, что капитан всегда держал свое слово.

ГЛАВА XII. Как своеобразно Клод Обрио просил графа дю Люка взять его к себе пажом

В одно чудесное утро в начале июня, в девятом часу, от Компьена ехали двое хорошо вооруженных мужчин. На берегу реки живописно раскинулся городок Гискар. Путешественники въехали в одни ворота и выехали в другие, не останавливаясь. Едва миновав его последние домики, они увидели шагах в пятистах вправо огромное здание, выходившее фасадом на большую дорогу; у крыльца стояли телеги.

– Вот, кажется, гостиница, которую нам указывали в Компьене, – произнес Оливье (читатель, конечно, узнал в двух путешественниках наших героев).

– Да, это гостиница «Кок-Арди», – подтвердил капитан. – Меня уже, правду сказать, начинает беспокоить, что до сих пор мы не встретили никого из наших.

Они прибавили шагу и вскоре подъехали к крыльцу.

В общей зале пили и ели множество извозчиков, солдат, монахов и буржуа. Немножко поодаль от других аппетитно завтракали двое. Капитан подошел и сел возле одного из них.

– Крестник, ты, может быть, и меня угостишь? – спросил он.

– Ах, крестный! Parbleu! Только вы можете явиться так неожиданно! – вскричал Дубль-Эпе.

Другой путешественник, завтракавший с Дубль-Эпе, был Клер-де-Люнь.

Они объяснили капитану, что все остальные – буржуа, монахи и солдаты, кроме извозчиков, были Тунеядцы, нарочно делавшие вид, что не знают их.

– Теперь нам надо изменить путь, – сказал Клер-де-Люнь, – мы должны дать им пароль и назначить новое место встречи.

– Но я их не знаю, – возразил капитан.

– О, это пустяки! Чего вы не можете сделать, то сделаем мы. Где мы съедемся опять?

– Я думаю, – предложил Оливье, – самое лучшее – деревня Кайлю; там мы будем почти у самого арьергарда нашей армии и пока станем организовываться в окрестных лесах, пошлем гонца сказать герцогу де Рогану о нашем приближении. От Кайлю нам уже надо будет ехать всем вместе, а не врозь.

– Отлично, – согласился капитан, – но отсюда до Кайлю далеко, а твои молодцы, Клер-де-Люнь, если им не дать в руку, пожалуй, так уйдут, что их после и с фонарем не найдешь!

– В этом отношении, капитан, делайте, как знаете.

– Ну хорошо, так я тогда сам все это устрою.

Они кончили завтрак. Капитан шепнул несколько слов Клер-де-Люню, и тот подозвал Макромбиша, одетого толстяком-монахом, и велел ему свести Дубль-Эпе к тому месту, где Тунеядцы стояли лагерем.

– Дубль-Эпе, – прибавил он, – собери десятерых начальников отрядов и вели им как можно скорей явиться сюда; товарищи пусть подождут их возвращения в чаще ивняка.

Дубль-Эпе отправился с «монахом» Макромбишем, набожно раздававшим благословение встречавшимся извозчикам.

Зала гостиницы между тем мало-помалу опустела. Кроме капитана, Оливье и Клер-де-Люня, оставались только еще двое: один, мертвецки пьяный, спал, растянувшись на скамейке, другой – хорошенький, кудрявый, белокурый паж с черными глазами и светлыми ресницами, в потертом костюме пажа и высоких сапогах со шпорами, сидел, облокотившись на стол и опершись подбородком на ладонь, и, казалось, задумался, но на самом деле внимательно слушал разговор путешественников.

– Ну, – произнес капитан, – теперь нам бы надо ехать всем четверым вместе; ведь неизвестно, что может случиться. Как вы думаете, Оливье?

– Мне все равно, я буду делать, что хотите, – отвечал, покачав головой, граф. – У меня какое-то тяжелое предчувствие; точно какая-то опасность ждет меня. Никак не могу отделаться от этого чувства.

– Понимаю, – посочувствовал ему капитан, – и со мной это бывало перед битвой, например, в которой мне приходилось быть раненым. Но ведь, как говорил один мой знакомый турок, «чему быть – тому не миновать».

В эту минуту вошел Дубль-Эпе. Он все устроил, начальники отрядов через пять минут должны были приехать.

– Не пойти ли нам к ним навстречу? – спросил капитан.

– Да ведь они сами сейчас будут.

– В том-то и дело. Нам с ними лучше говорить не здесь, где столько лишних ушей и глаз. Не люблю я, – иронично прибавил он, – этих пьяных извозчиков, которые спят с открытыми глазами, и пажей, которые притворяются, что мечтают о своей любви, а сами слушают чужой разговор.

Едва успел капитан выговорить эти слова, как спавший извозчик вскочил и побежал к двери. Но паж быстрее молнии бросился загородить ему дорогу и так ловко воткнул в грудь кинжал, что тот и охнуть не успел.

Все это произошло чрезвычайно быстро; никто не успел опомниться.

– Что вы сделали? – вскричал граф, бросившись к пажу.

– Убил этого человека, как видите, – холодно проговорил тот.

– Но зачем?

– Посмотрите на него и увидите, зачем.

– Магом! – воскликнул капитан, взглянув на убитого и сняв с него парик и подвязанную бороду.

– Да, Магом, правая рука Дианы де Сент-Ирем, вашего неумолимого врага! – подтвердил паж.

– Но кто же вы сами такой? – спросил граф.

– Я? Убийца, – признался молодой человек с горькой усмешкой.

Между тем прибежали испуганный хозяин и его прислуга. Граф дал ему кошелек с золотом, сказав, что Магом убит в ссоре и что лучше скорей стащить его в реку, чем дать наехать объездной команде.

Через пять минут труп верного, преданного слуги Дианы был брошен в реку, а пол в зале вымыт, и от преступления не осталось никаких следов. Капитан подозвал пажа и предложил ему стакан вина; тот поблагодарил и залпом выпил.

– Вы так же хорошо пьете, как и владеете кинжалом, молодой человек! – отметил, смеясь, капитан. – Из вас выйдет толк. Теперь потолкуем, хотите?

– С удовольствием, – согласился паж.

– Кто вы такой?

– Я бедный сирота, воспитанный из милости в доме маркизы Барбантан…

– Клод Обрио! – изумился граф. – Теперь я вас припоминаю. А вы, друг мой, узнаете меня?

– О да, господин граф! – отозвался молодой человек с трогательным волнением. – Вы были всегда так добры ко мне, что я не могу вас забыть.

– Но каким образом вы здесь очутились? Вас так все любили у маркиза, особенно он сам и его жена!

– Да, господин граф, – рассказал молодой человек, – маркиз был очень добр ко мне, и я его любил, как отца. Недели две тому назад его разорвал волк на охоте. Не успели его похоронить, как от меня все отвернулись. Маркиза сказала, что я больше не нужен, и только из жалости дала мне рекомендательное письмо к вам; вы теперь единственный мой покровитель.

Капитан и Оливье были тронуты до глубины души тоном искреннего горя, которым Клод произнес эти слова. Он подал графу письмо маркизы.

– Продолжайте, дитя мое, – ласково сказал Оливье.

– Я поехал в Моверский замок; там мне объяснили, что вы в Париже, на Тиктонской улице, в гостинице «Единорог». Я прибыл в Париж и узнал, что за два часа до моего приезда вы уехали. Добрейший мэтр Грипнар указал мне, как вас найти, и я отправился. В одном городке, недалеко от Компьена, у меня расковалась лошадь; это было воскресенье, кузнецы отказались работать в праздник; мне было очень досадно на задержку, но нечего делать, пришлось оставаться в гостинице; сквозь тонкую перегородку, отделявшую мою комнату от соседей, я услышал разговор мужчины с женщиной. Мужчину звали Магомом, женщину я узнал по голосу, который часто слыхал, бывая с маркизом в Мовере; это была мадмуазель Диана де Сент-Ирем. Магом давал ей слово ехать вслед за вами и найти случай убить вас; сделав ножом отверстие в перегородке, я стал всматриваться в лицо злодея, чтобы узнать его после, а ночью тихонько спустился по лестнице, оседлал лошадь и уехал, хотя бедное животное прихрамывало и ночь была претемная. Сюда я приехал часом раньше и все время следил за ним. Остальное вы знаете, господин граф.

– Спасибо, Клод! – поблагодарил юношу Оливье. – Я не забуду твоей услуги. Теперь ты будешь моим пажом; от тебя зависит не расставаться со мной.

– Благодарю вас, граф; я постараюсь сделаться достойным вашей милости, – отвечал Клод и почтительно поцеловал протянутую ему руку.

– Morbleu! Вы хорошо делаете, Оливье; этот паж прехорошенький; сначала он показался мне немножко подозрительным, но теперь все прошло!

При этих словах паж слегка вздрогнул и как-то особенно посмотрел на капитана Ватана.

– Я полюблю этого ребенка, – продолжал ничего не заметивший капитан. – У тебя хорошие способности, мальчуган, я их разовью!

– Постараюсь следовать вашим советам, капитан, – лукаво согласился паж.

Между тем Макромбиш привел десятерых начальников, разбойников с головы до ног, как это сразу было видно, да еще до того упившихся, что на вопрос заметившего это Клер-де-Люня, в состоянии ли они его понять, все могли ответить только поклоном.

– Ступайте выкупайтесь! – приказал он им.

Они ушли и через несколько минут вернулись в том же порядке, мокрые, как лягушки. Все десятеро храбро окунулись в водопойную для лошадей. Макромбиш тоже окатил себе голову свежей водой. После этого они могли понять, что им говорилось.

– Слушать внимательно! – призвал их Клер-де-Люнь. – Вы сейчас же отправитесь в Кайлю, приедете туда не позже чем через десять дней и остановитесь не в городе, а в соседнем лесу. Кто опоздает хоть на минуту, будет сейчас же без разговоров прогнан; все те, которые приедут ровно в полдень на десятый день, получат по двадцать пистолей. Грабить по дороге позволяется, только без шума и разных крайностей. Поняли?

– Поняли, начальник.

– Каждому из вас дается на дорогу по четыре пистоля… Они с радостным восклицанием инстинктивно протянули руки.

– Но, – несколько охладил их пыл Клер-де-Люнь, – так как, если вам дать всю эту сумму прямо в руки, вас после поминай как звали, вы получите сейчас по одному пистолю; в Кайлю вам отдадут остальное.

Тунеядцы, видимо, были недовольны, но молчали, зная, что с Клер-де-Люнем ничего не поделаешь. Он отдал кошелек с деньгами Макромбишу.

– Не забудьте, – прибавил Клер-де-Люнь, – отдать и солдатам капитана Ватана их долю. Ступайте, я полагаюсь на вас! Чтоб через час здесь ни одного больше не было!

Тунеядцы поклонились и ушли.

– Ну, едем! – сказал капитан. – Расплатись, крестник! Есть у тебя лошадь, мальчуган?

– Есть, – отвечал паж.

– Так ступай за ней – и в путь!

Через несколько минут все пятеро мчались к Компьену.