Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА XV. Смертельная рана, против которой нет средства

Капитан притворился, что принял безразличный ответ графа за согласие, и поехал к трактиру, стоявшему у самых ворот деревушки Вильжюиф. У дверей трактира в беседке из плюща и жимолости стояло несколько столов и скамеек. Какой-то путешественник, приехавший, видимо, несколькими минутами раньше, сидел у стола на открытом воздухе. Держа левой рукой лошадь за повод, он пил вино, вероятно измучившись жаждой от длинного пути.

Увидев остановившихся приезжих, он встал, вежливо поклонился и, пристально посмотрев с секунду на авантюриста, спросил:

– Из Парижа едете, милостивый государь?

– Да, – вежливо отвечал авантюрист, – а вы?

– Я возвращаюсь туда.

– А! Вы там, значит, живете?

– Пхе! Я везде живу понемножку – перелетная птица.

– А у вас славное перо на шляпе, – заметил капитан.

– Красное с черным, – объяснил, улыбнувшись, путешественник. – Это не в моде в Париже, но я ношу как эмблему горя и удовольствия вместе – одним словом, это последний подарок моей любовницы.

– А! – произнес авантюрист, исподлобья оглянувшись вокруг.

Граф сидел в беседке; трактирщик принес ему туда бутылку вина и два стакана. Трактирный слуга проводил лошадей. Никто не мог их услышать.

Капитан наклонился к незнакомцу.

– От кого вы? – поинтересовался он.

– От Клер-де-Люня, – сообщил тот.

– Узнали что-нибудь?

– Очень много.

– Говорите скорей.

– Граф де Сент-Ирем из «Клинка шпаги» во весь опор ускакал в Аблон. Остановившись в высокой роще, на два мушкетных выстрела от замка Мовер, он два раза особенно свистнул. Это, вероятно, был сигнал. Вышла женщина. Ее нельзя было рассмотреть под плотно окутывавшим все лицо капюшоном плаща; кроме того, и темнота ночи мешала.

–Я узнаю, кто это такая, – проворчал капитан. – Дальше.

– Они с полчаса говорили шепотом, потом женщина ушла. Граф сел на лошадь и ускакал в Париж, куда приехал, не останавливаясь нигде в дороге.

– Все?

– Нет еще.

– Так скорей, скорей говорите.

– Уже три дня в замке Мовер прячется какой-то мужчина.

– Кто такой?

– Не знаю. Он примчался во весь дух из Парижа около полудня.

– Что же это за человек?

– Вельможа, молодой, высокий, стройный, держится как принц. С час тому назад здесь прошло человек двенадцать солдат под начальством капитана. Не знаю, куда они шли, но говорили, что имеют приказ обыскать все замки, деревни и хижины на десять лье вокруг Парижа и найти каких-то вельмож, врагов короля и монсеньора де Люиня.

Авантюрист сдвинул брови.

– Все? – спросил он.

– Все, капитан.

– Возьмите это; благодарю вас, – он протянул несколько золотых монет.

Тот отступил.

– Мне приказано ничего не брать, капитан.

– Хорошо, так вот моя рука. Тот почтительно пожал ее.

– Вы опять в Париж?

– Сейчас же.

– Пусть Клер-де-Люнь продолжает следить за графом!

– О, не беспокойтесь! Мы его постоянно караулим.

– Хорошо, прощайте!

– До свидания, капитан.

Капитан Ватан прошелся раза два перед трактиром, глубоко задумавшись, и наконец решился войти в беседку, прошептав:

– Обстоятельства против нас. Что делать? Кто знает? Ну, увидим!

– Куда это вы девались, мой друг? – сказал, увидев его, граф.

– Извините, граф; должен признаться, я преглупо бродил взад и вперед, чтобы размять ноги. За ваше здоровье!

Он сел и выпил.

– Это что? – полюбопытствовал Оливье, услышав топот удалявшейся лошади.

– Верно, уехал путешественник, который прибыл перед нами.

– Верно.

Оба, видимо, говорили только для того, чтобы говорить. Мысли их были в другом месте. Прошло несколько минут.

– Едем? – спросил наконец граф.

– Пожалуй, – отвечал авантюрист. – Эй! Кто-нибудь! Прибежал трактирщик с шапкой в руках. Капитан Ватан

расплатился и махнул слуге. Тот привел лошадей.

Через минуту путешественники уже мчались дальше. Казалось, их собственное нетерпение заразило и их лошадей.

Вскоре они достигли склона холма, поднимающегося над деревней Аблон, беленькие домики которой глядятся в реку.

Вдруг на повороте дороги показался отряд солдат человек в двадцать; они ехали по одному направлению с нашими героями. Сдержав немного лошадей и опередив отряд, граф и Ватан обменялись поклоном с офицером, ехавшим шагах в пятнадцати впереди.

– Видели вы этих солдат, капитан? – обратился к нему граф.

– Morbleu! Еще бы!

– Что это значит? Почему они здесь?

– Это следствие вашей сегодняшней аудиенции, граф.

– Вы шутите, мой друг?

– Нисколько.

– Но ведь мы опередили их?

– Это ничего не значит и доказывает одно: что распоряжения были сделаны заранее; все было предусмотрено. Господин де Люинь очень хитер! Он принял меры.

– О! Неужели это так?

– Да ведь это же очевидно!

– Но ведь это гнусная измена!

– Отчего же? Просто военная уловка. Впрочем, я, может быть, и ошибаюсь; может быть, дело идет только о герцоге де Рогане. Вы знаете, что его голова была оценена, и хорошо оценена. О, эти плуты отлично умеют вести свои дела.

– Да, все это возможно. Прибавим шагу, капитан!

– Зачем?

– Сам не знаю, мне хочется поскорей приехать в замок.

– Извольте.

Они помчались во весь опор.

Через двадцать минут мост был опущен. В ту минуту, когда граф въезжал на мост, капитан тронул его за руку.

– Что такое? – воскликнул, останавливаясь, Оливье.

– Посмотрите, – показал рукой Ватан.

Граф обернулся. Отряд, который они полчаса тому назад опередили, был в каких-нибудь пятистах шагах позади них и мчался во весь опор.

– Ого! – произнес Оливье. – Что это значит?

– Это значит, что они ищут герцога, что им отдан приказ обыскать все замки и хижины и что через пять минут они будут здесь.

– Ну и пусть!

– А если кто-нибудь, герцог, может быть, скрывается в вашем замке?

Граф побледнел, но сейчас же справился с собой.

– Если кто-нибудь, друг или недруг, искал приюта в моем доме, – сказал он, – моя честь заставляет меня оказать ему покровительство.

– Знаю, но поедем скорее. Они галопом проехали мост.

– Поднимите! – крикнул граф. Мост сейчас же подняли.

Граф сошел с лошади и, подойдя к графине, радостно выбежавшей ему навстречу, холодно спросил:

– Графиня, приняли вы какого-нибудь приезжего в замок?

– Монсеньор, – отвечала она дрожащим голосом и покраснев, – какой-то господин просил убежища, я думала, что можно…

– Вы хорошо сделали…

– Его фамилия де…

– Мне пока незачем знать имя; вы мне после его представите. Где вы его поместили?

– На половине для приезжих, – объяснила она, все более и более смущаясь строгим тоном мужа, бледного, изменившегося и растерянно глядевшего ей прямо в глаза.

– Велите скорей перевести его в секретную комнату; через десять минут будет поздно.

– Я не понимаю, граф!

– Ах, графиня, неужели вы не понимаете, что в замок сейчас придут солдаты и что они имеют приказ арестовать…

– Да, да, понимаю! Простите, граф.

– Простить вас? А за что же мне вас прощать? – крикнул он громовым голосом.

– Граф, граф! – вскричал подбежавший авантюрист. – Солдаты!

– Солдаты! Да скорее же, графиня! Или вы хотите, чтобы меня обесчестили, арестовав в моем доме человека?

– Иду, иду, граф! – жалобно воскликнула она и ушла, не помня себя от горя и страха. Диана шла за ней, осыпая ее ироническими утешениями.

В эту минуту у моста послышался сигнал трубы.

– Посмотрите, кто там и что нужно, – велел граф мажордому.

Ресту почтительно поклонился и, поспешно подойдя к калитке, отворил ее. Переговоры шли довольно долго, затем мажордом вернулся.

– Ну, что там такое? – осведомился граф.

– Монсеньор, граф де Шеврез требует от имени короля быть впущенным в замок со своим отрядом.

– Показал он вам приказ?

– Нет, монсеньор; он говорит, что покажет его вам лично.

– Что делать? – прошептал граф.

– Исполнить требуемое, – поспешно подсказал авантюрист. – Да вот и графиня.

Жанна шла опять со своей подругой.

– Все сделано? – отрывисто обратился к ней Оливье.

– Все, граф.

– Хорошо, уйдите к себе, графиня. И вас попрошу о том же, мадмуазель, – прибавил он, обращаясь к Диане.

Они ушли.

Жанна была бледна и встревожена; крупные слезы стояли у нее в глазах.

– Бедное дитя! – шепотом произнес авантюрист, и сам бледный как смерть. – А эта прелестная девушка, – подумал он, пристально поглядев на Диану, – не злой ли гений, который хочет погубить ее? Она замечательно хороша, но у нее что-то неприятное в глазах. Я все узнаю, клянусь Господом нашим! И тогда…

Он не докончил своей мысли.

Граф следил глазами за женой. Как только она ушла, он обернулся к мажордому.

– Велите опустить мост и впустить графа де Шевреза, – приказал он.

Приказание было тотчас же исполнено. Отряд вошел во двор за своим капитаном и выстроился в одну линию.

Де Шеврез сошел с лошади и, подойдя к графу, поклонился. Оливье отвечал тем же.

– Милостивый государь, – представился офицер, – я граф де Шеврез.

– Мне уже говорили, граф, – немножко сухо ответил Оливье.

– Я имею приказ за подписью его величества короля и господина де Люиня и должен вручить его лично графу дю Люку де Моверу, – объявил он, показывая бумагу.

– Я граф дю Люк де Мовер.

– Вы? – с удивлением переспросил де Шеврез. – Но вчера вечером!..

– Вчера вечером, по причинам, касающимся лично меня, я хотел сохранить инкогнито…

– Это ваше дело, потрудитесь прочесть приказ и сказать, угодно ли вам будет подчиниться ему?

– Я верный подданный короля, граф; вы его представитель в настоящую минуту, исполняйте же свою обязанность; никто здесь не помешает вам, – проговорил Оливье, тихонько отстраняя бумагу.

– Иного я от вас и не ожидал, граф, – де Шеврез любезно поклонился. – Я не хочу ничем стеснять вас; мне достаточно будет вашего слова, что в замке никто не скрывается, и я сейчас же уеду, убедительно прося извинить меня за беспокойство.

– К сожалению, граф, я не могу дать вам этого слова, потому что сам целый месяц не был дома и приехал только за несколько минут перед вами.

– Ax, parbleu! Ведь это правда! – вскричал, засмеявшись, де Шеврез. – Как это я не подумал! Мы ведь с вами встретились на дороге.

– Да, граф.

– Так я уезжаю, граф; в ваше отсутствие не могли дать здесь убежища никому из врагов короля.

– Я тоже так думаю, граф; но если вам угодно…

– Нет, нет, сделайте одолжение! Впрочем, между нами, – прибавил он вполголоса, – я вовсе не хочу выдать известному вам негодяю достойного, благородного вельможу…

– Так дело очень серьезно?

– Его ожидает смертная казнь; я говорю о герцоге де Рогане…

– Бедный герцог…

– Надеюсь, он теперь далеко. Он имел достаточно времени уйти подальше.

– Дай Бог!

– Аминь, от всей души! Теперь мне остается только раз извиниться перед вами, любезный граф, и проститься.

– Но сначала, верно, не откажетесь перекусить?

– С удовольствием; сегодня страшно жарко, и у меня в горле пересохло.

Отдав приказание мажордому, граф с капитаном и де Шеврез вошли в замок, а солдатам между тем раздали вина.

Подали закуску и чудесное анжуйское. Де Шеврез отдал честь всему, болтая и смеясь над поручением, данным ему де Люинем.

Они расстались больше расположенными друг к другу, нежели были за несколько минут перед тем.

Граф де Шеврез уехал со своим отрядом. Оливье следил за ними глазами, пока они не скрылись за поворотом.

– Теперь, друг мой, – сказал граф глухим голосом, проведя рукой по лбу, – пойдемте взглянуть, какому щеголю графине угодно было оказать гостеприимство в замке. Сильно она им, верно, интересуется, что так легкомысленно рискнула всех нас погубить!

– О, граф! Мадам дю Люк, может быть, даже не знает этого несчастного…

– Вы думаете?

– Конечно, только по доброте…

– Да, – сухо заметил граф, – у нее доброе сердце, слишком доброе, может быть! Пойдемте, капитан! Мы сейчас увидим, в чем дело.

Графиня ждала их, грустно задумавшись.

– Проводите нас, графиня, – насмешливо произнес Оливье. – Вам принадлежит право освободить человека, которого вы так милостиво спасли.

– Монсеньор, – отвечала она дрожащим голосом, – если я дурно поступила…

– Э, да кто вам об этом говорит, графиня! – резко перебил ее граф.

– Граф, – вмешалась Диана, – позвольте вам заметить, что вы престранно относитесь к Жанне сегодня. Что же она сделала такого, чего бы не сделали вы сами?

– Я, мадмуазель?

– Человек, которого она приняла в дом, – продолжала самым нежным голосом девушка, – благородный вельможа вашей партии; его имя всем известно и всеми уважаемо…

– Но…

– Да вот вы его сейчас увидите; это барон де Серак.

– Барон де Серак! – громовым голосом вскричал граф, как тигр, бросившись к жене, почти лишившейся сознания от страха.

– Граф! – воскликнул авантюрист, быстро схватив его за руку. – Вы забываетесь!

– Пустите меня! – кричал вне себя Оливье. – Пустите, или…

– Граф! – грозно повторил капитан.

Оливье остановился, бледный как смерть, с блуждающими глазами.

– Это правда, – прошептал он, сделав над собой усилие, – прежде его, а потом ее!

И он большими шагами пошел к секретной комнате. Диана со злобным торжеством поглядела ему вслед. Авантюрист поймал ее взгляд.

– Это она! – подумал он. – А, демон! Берегись теперь, я знаю твою тайну!

– Пожалуйте, барон де Серак! – позвал граф, отворяя потайную дверь.

Из секретной комнаты вышел мужчина.

– Герцог де Роган! – Оливье, отступив от двери, с отчаянием ударил себя по лбу.

– Кого же здесь обманывают? – думал авантюрист. – О, тут какая-то тайна, которую я раскрою, клянусь честью!

– Да! Я, граф! – с чувством проговорил герцог. – Я назвался этим именем, чтоб не так скомпрометировать вас. Я вам обязан спасением, благодарю вас!

Он протянул ему руку.

Оливье с отвращением отступил.

– Вы спасены, – сказал он, холодно поклонившись, – лошадь ваша готова. Уезжайте!

– Позвольте мне, по крайней мере, поблагодарить графиню.

– Только не теперь, герцог; ваша безопасность требует, чтоб вы как можно скорее уезжали. Впрочем, – иронично прибавил он, – вы увидитесь с графиней.

– Это правда, граф. Прощайте же, и благодарю вас!

– Нет, до свидания, герцог.

Герцог с минуту озадаченно смотрел на него, как человек, не понимающий, что такое происходит вокруг; потом, как бы решившись на что-то, еще раз поклонился и вышел за мажордомом.

Граф подошел к жене.

– Я все знаю, – тихо произнес он сдержанным голосом. – Этот человек ваш любовник, графиня. Молитесь за него, потому что – Видит Бог! – или его, или меня не будет на свете! Прощайте!

– Граф! – вскричала она надрывающим душу голосом, с мольбой сложив руки.

– Прочь! Я вас больше не знаю! – глухо воскликнул он и грубо оттолкнул ее.

Графиня тоскливо вскрикнула и упала навзничь. Граф большими шагами вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

– Ну, наши дела, кажется, хорошо идут! – прошептала Диана, с непередаваемым выражением посмотрев на графиню и улыбнувшись какой-то дьявольской улыбкой.

Пять минут спустя граф и авантюрист уехали из Мовера.

За несколько минут перед тем уехал и герцог де Роган, тревожно стараясь объяснить себе оказанный ему странный прием; но он ничего не мог придумать.

В тот же вечер герцог де Роган присоединился к отряду гугенотов, ожидавших его под начальством де Лектура в двух милях от Аблона, на Корбейльской дороге.

На этот раз герцог де Роган был спасен!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Буйная жизнь

ГЛАВА I. Первое представление 1620 года в театре Марэ

Прошло два месяца после происшествий, описанных в первой части нашего рассказа. Наступила зима, начинался холод, дождь хлестал в окна, ветер свистел в обнаженных ветвях деревьев, из труб, крутясь, поднимались к серому небу длинные струи дыма.

Париж принял зимний вид.

Во вторник, двадцать седьмого ноября 1620 года, темное, холодное, туманное утро часам к одиннадцати разъяснело. Проглянувшее немножко солнце совсем развеселило столичных жителей.

К театру Марэ, что на улице Вьей-Рю-дю-Тампль, собиралось множество народа в экипажах и на носилках. С самого утра по всей улице толпились, крича, смеясь и толкаясь, парижане. В театре Марэ первый раз шла «Марианна», большая трагедия знаменитого в то время поэта Александра Арди; много раз ее обещали и много раз откладывали.

Двор и весь город съехались к театру. Слуги и пажи бесцеремонно расталкивали толпу, очищая место экипажам своих повелителей.

В одной из карет сидели друг против друга граф дю Люк и его неразлучный приятель капитан Ватан.

Авантюрист не изменился: у него была все та же воинственная осанка, все тот же покрой платья, только оно было теперь поновее и получше.

Оливье дю Люк изменился не только внешне, но даже., казалось, и в нравственном отношении.

Оживленные, слишком румяные лица обоих ясно говорили, что они совсем недавно хорошо позавтракали и поэтому не могли добраться до театра пешком.

Костюм графа составляли алый бархатный плащ, богато расшитый золотом, атласный бирюзовый камзол с кружевами и позументами и панталоны такого же цвета, засунутые в белые сапоги с золочеными шпорами; ловко надетая набок серая касторовая шляпа, низенькая, с кокетливо загнутыми кверху полями и красными с черным перьями. Перевязь, на которой висела длинная шпага, была вся зашита золотом.

Гугеноты, товарищи графа, едва узнавали в этом щеголе, этом утонченном прежнего серьезного, хладнокровного вельможу, которого так любили и уважали.

Раза три слуги и полицейские пытались протестовать против бесцеремонности, с которой кучер графа забрызгивал их грязью, даже не предупреждая обычным криком, но тот так посмотрел на недовольных, что они сочли за лучшее покориться. Впрочем, в этой давке вообще не считались толчками или попавшими в лицо комьями грязи: каждый хлопотал только, как бы достать место. Оставалось три четверти часа до начала спектакля, назначенного в два часа, а актеры были очень аккуратны; полиция велела начать пускать публику с часу, чтоб к четырем все кончилось.

В коридоре, в маленькой дощатой будочке, директор труппы с Александром Арди, уж одетым Тенью Аристовула, раздавали билеты.

Невозможно передать, какой смех и веселье возбуждало в толпившихся у кассы зрителях это страшное привидение.

Граф дю Люк, бросив мимоходом пистоль на бюро директора, скрылся со своим приятелем в темных изгибах узкого коридора, который вел к самой сцене.

В 1600 году приезжая труппа, набранная в провинции, прибыла в Париж и остановилась на улице Потери-Деварси, в Серебряном отеле, выхлопотав себе разрешение играть на парижской сцене, несмотря на энергичное сопротивление труппы Троицы, которой принадлежал Бургундский замок. Эта труппа одна пользовалась в силу грамот Генриха II и Карла IX правом давать спектакли в Париже. В начале правления Людовика XIII новая труппа, поселившаяся в Серебряном отеле, устроила свой театр, прозванный театром Марэ.

Незатейливо было в то время вообще устройство театра. В одном конце залы стояла эстрада вышиной в рост человека; это была сцена; перемена декораций совершалась только с помощью занавеса в глубине сцены; по бокам были устроены плохонькие кулисы.

Галерея, шедшая по сторонам, разделялась на ложи; прямо на актеров могли смотреть только те зрители, которые имели места против самой сцены, на противоположном конце театра.

Партер, то есть все пространство под ложами, кишело народом; там все стояли, и давка была страшная.

Самыми лучшими местами, где обычно сидели придворные и знать, считались скамейки на самой сцене, по обеим ее сторонам, вдоль кулис; понятно, как это лишало пьесу всякой иллюзии и как стесняло актеров! Но публика в то время была не так требовательна, как теперь. И цены за места были просто грошовые.

В тот день, о котором мы говорим, театр был особенно полон публики; пришлось отказать в билетах более чем двумстам желающим.

В ложах сияли мундиры вельмож и бриллианты дам, разодетых в шелк и кружева. В партере громко и бесцеремонно кричали, смеялись, обменивались шутками с сидевшими в ложах и шумно требовали скорее начинать пьесу.

Граф дю Люк и капитан сидели на самой сцене, с краю, и следовательно, очень близко к зрителям, занимавшим ложи и партер.

Капитан тихо разговаривал с графом, который, прислонясь спиной к кулисе, беспрестанно закрывал глаза, несмотря на отчаянные усилия держать их открытыми, и, по-видимому, был расположен скорее спать, нежели слушать.

– Morbleu! Да проснитесь, граф! – сказал капитан. – Если вы будете так давать себе волю, то в конце концов свалитесь в партер или провалитесь за кулису.

– Хорошо, хорошо! Не беспокойтесь, – отвечал, не открывая глаз, Оливье, – если бы я и заснул, так проснусь, когда надо будет.

– Когда что надо будет? Право, лучше уйти, граф.

– Оставьте меня в покое, капитан! – сердито произнес он. – Я не уйду!.. Пришел и буду тут сидеть; я хочу ее видеть.

– Да кого? – нетерпеливо вскричал капитан.

– Ее, тысячу чертей! Ведь вы хорошо знаете.

– Ее?

– Ну да! Даму в пунцовой маске.

– Даму в пунцовой маске? – переспросил совершенно сбитый с толку капитан.

– Parbleu! Я только для того и пришел сюда. Авантюрист пожал плечами.

– Morbleu! – воскликнул он. – Вот замечательная-то выдумка!

– Отчего замечательная? – проворчал граф, приподнимая отяжелевшие веки. – Вы, кажется, думаете, что я сошел сума?

– Нисколько, parbleu, я просто думаю, что вы пьяны.

– Пьян! – презрительно повторил Оливье. – Оттого что я выпил какие-нибудь три-четыре бутылки!

– Три-четыре бутылки!.. Ну, да это в сторону!.. Но, признаюсь, я не ожидал того, что вы мне говорите.

– Это отчего, любезный друг?

– Morbleu! Да как же вы хотите узнать эту даму в пунцовой маске, когда ни разу не видели ее без маски?

– А, да! Ну, это правда!

Граф помолчал с минуту, потом проговорил:

– На кой же черт я здесь в таком случае?

– Я вас уже полчаса об этом спрашиваю.

– Я, верно, не расслышал, мой друг, не сердитесь, вы ведь знаете, мне нужно немножко оживиться, опьянеть, – сказал он с удивленной улыбкой.

– Так уйдем! Здесь вовсе не весело.

– Уйти?.. Ну уж нет, приятель! Как знать, может быть, нас скоро ожидает здесь премного удовольствия.

– Как хотите, – покорно согласился капитан.

– Впрочем, и поздно уже, видите, сейчас начнется.

– Ну, на волю Божию! – прошептал капитан. Действительно, пока они переговаривались, в зале все стихло, и пьеса началась.

Сцена или, вернее, занавес в глубине сцены с грехом пополам изображал портик какого-то греческого или ассирийского дворца, разобрать было трудно. Четверо актеров в костюмах, имевших жалкую претензию быть античными, вошли гуськом и, став на авансцене, почтительно поклонились публике, встретившей их, особенно партер, неистовыми выражениями радости.

Александр Арди, игравший, как мы уже говорили, Тень Аристовула, был закутан в громадное белое покрывало. Директор труппы изображал Ирода.

При вновь наступившей тишине Тень сделала шаг вперед, протянула руки, откинулась туловищем назад, подняла голову и начала напыщенно декламировать воззвание к гордому, жестокому тирану, вечно жаждущему крови.

– Черт возьми, болван какой! – вскричал вдруг граф дю Люк, зевнув во весь рот. – Что это он за чушь несет? Хоть бы не так орал!

– Тише! – крикнул партер, придя в негодование от такого перерыва. – Тише! Вывести этого господина!

Poursuis done, porsuis done, o scelerait infame.

Таhaine,tafureur,contretaproprefemme!..2020
  Продолжай, бессовестный злодей, преследовать злобой своею собственную жену!.. (фр.)


[Закрыть] —

невозмутимо продолжала декламировать Тень.

– А? Что это он говорит, этот бездельник? – продолжал в свою очередь граф, вставая. – Черт возьми, да он смеется надо мной, что ли! Sang Dieu! Если б я знал!

– Вывести его! Вывести! – ревел взбесившийся партер.

– Вы еще слишком молоденькие телята, чтоб заставлять меня молчать, – заявил граф, презрительно взглянув на публику партера, удвоившую крики.

Вельможи, сидевшие на скамейках, хохотали до упаду над этой импровизированной комедией, конечно, гораздо больше занимавшей их, нежели трагедия знаменитого Арди.

Тень, как ни в чем не бывало, осыпала тирана грозными предсказаниями.

Капитану между тем удалось немножко сдержать графа и заставить его сесть; шум в партере стих. Граф очень серьезно стал слушать запутанные стихи, но вскоре опять, по несчастной склонности видеть дурное там, где его большей частью вовсе не бывало, он вообразил, что проклятия, которыми громил тирана несчастный Арди, имели целью нанести оскорбление ему лично; тем более что, боясь новой выходки со стороны графа, актер невольно каждую минуту испуганно взглядывал на него. Вообразив, что он зло намекает на его сцену с женой, граф, обезумев от бешенства, вскочил, подбежал к Тени Аристовула и дал ей звонкую пощечину, грозно крикнув:

– А, бездельник! И ты тоже выдумал подшучивать надо мной! Ты заодно с моими врагами! Подожди, негодяй, подожди!

Несчастный актер, забыв, что он неуловимая Тень, бросился бежать за кулисы, крича, как зарезанный; граф бежал за ним с обнаженной шпагой, которой непременно хотел проткнуть его.

Публика опять зашумела. Одни смеялись, другие бранились, гвалт был страшный.

Наконец граф вернулся. Арди убежал от него благодаря тому, что хорошо знал все переходы в театре,.а его взбешенный преследователь, решившись выместить свою злобу на первом, кто ему подвернется под руку, неподвижно стоял посреди сцены, сердито поглядывая вокруг.

К довершению несчастья, Ирод, директор труппы, желая помочь бедному товарищу, а главное, снова привлечь внимание публики к пьесе, продолжая прерванный монолог Тени, воскликнул басом, точно из бочки:

Quelque demon jalox de l'honneur du ma glore

Rameine des horrenrq tunebres en memoire,

Tache d'intimider un effroi de la peur.

Inquipresentreduitlesperilsenvapeur!2121
  Какой-нибудь демон, завидующий моей славе, вызывает в твоем воспоминании прошлые злодейства и дает тебе силу, забывая страх, попирать все опасности! (фр.)


[Закрыть]

– Опять! – крикнул громовым голосом граф. – И этот туда же! Это что еще за шут? Нет, клянусь смертью Господней! Я убью мерзавца!

Все вельможи, и смеясь, и бранясь, все служители театра, актеры, даже сам Арди, решившийся снова показаться, старались сдержать и уговорить графа. Оливье махал шпагой, жестикулировал и непременно хотел проткнуть насквозь несчастного царя Иудейского.

Партер ревел, кричал, топал и хохотал.

Публика, видя, что ничем не помочь делу, стала забавляться этой новой комедией.

Никогда еще в театре Марэ не бывало такого содома.

Дамы громко вскрикивали, некоторые падали в обморок, слуги, пажи, театральные служители взбирались на плечи стоявших перед ними зрителей, еще больше увеличивая этим шум, a tire—laine между тем, пользуясь таким чудесным случаем, бесстрашно очищали карманы соседей. Одним словом, это был настоящий шабаш ведьм и колдунов.

Посреди всей этой суматохи Ирод, не изменяя своей роли и не забывая своего звания директора труппы, продолжал, несмотря на угрозы и усилия графа добраться до него, декламировать свой монолог, который уж никто больше не слушал.

– Ах!.. – вдруг закричал он, не договорив фразы. – Ах, Господи! Ой-ой-ой! Помогите! Умираю!

Графу удалось вырваться, и он здоровым пинком под коленки вышвырнул несчастного монарха в партер.

Это довершило эффект. Крики, хохот и свистки сделались оглушительны; но бешеное веселье дошло до высшей степени, когда снова появилось бледное, испуганное лицо дрожавшего монарха, за несколько минут перед тем исчезнувшего в толпе. Выражение лица директора было до того уморительно, написанный на нем испуг до того комичен, что даже сам граф Оливье не мог дольше сердиться и покатился со смеху.

Выйдя на авансцену, он погрозил пальцем царю Иудейскому и, покручивая усы, сказал, смеясь:

– Это тебе урок, бездельник! Другой раз не будешь соваться в чужие дела.

– Ах, монсеньор!.. – пробормотал полумертвый от страха директор.

– Ни слова больше! На, вот тебе за ужас, который я на тебя навел, дуралей!

Он кинул ему полный кошелек золота, который царь Ирод, несмотря на свой страх, ловко подхватил налету, поблагодарив улыбкой, очень напоминавшей гримасу обезьяны, укусившей лимон.

– Теперь продолжай комедию, мошенник, – величественно заключил граф, – только поостерегись в другой раз оскорблять намеками людей, пользующихся уважением, иначе я тебя уж окончательно проучу.

– Клянусь вам прахом моих предков! – так напыщенно произнес Ирод, что вся зала опять прыснула со смеху.

– Ну, капитан, – невозмутимо продолжал граф, вкладывая шпагу в ножны, – вы, кажется, действительно правы: уйдем, нам здесь больше нечего делать.

– Morbleu! – вскричал авантюрист. – Вот умно-то придумали! Слава Богу, что это наконец пришло вам в голову!

Они вышли из театра при смехе, криках и свистках, на которые не обращали никакого внимания.

Пьеса была доиграна и, говорят, имела большой успех.