Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА XV. Какое неприятное обстоятельство помешало Диане де Сент-Ирем продолжать свое путешествие

Около девяти часов утра, тотчас после завтрака, Диана поцеловала брата, объявив ему о своем намерении тотчас двинуться в путь.

– Итак, ты идешь туда? – спросил он.

– Да, – отвечала она, смеясь, – но не беспокойся и не теряй терпения, если я немного задержусь.

– О! Я знаю, какая ты храбрая! Но когда с собой много денег, никакая предосторожность не бывает лишней.

– Но будут ли деньги? – произнесла она, хитро улыбаясь.

– Интересно бы видеть, как откажет тебе его светлость после того, что произошло?

– Ах, Боже мой! На свете нельзя рассчитывать ни на что.

– Послушай, я сегодня очень неспокоен, и мне хочется кое-что сделать.

– А именно?

– Если ты не вернешься к двум часам, я выеду к тебе навстречу.

– Ты сделаешь это?

– Обещаю тебе.

– Ну, хорошо, я буду ждать.

Еще раз поцеловав брата, Диана поехала крупной рысью в сопровождении Магома, своего неизменного телохранителя.

Брат еще долго следил глазами за уехавшей, потом вернулся в комнату, проговорив:

– Какое прелестное существо! Это не женщина, а настоящий клад для такого человека, как я.

Девушка продолжала между тем подвигаться вперед и выехала из Парижа через заставу Сент-Оноре.

От Парижа до Сен-Жермена насчитывают полных пять лье.

Лошадь Дианы была превосходна; она сделала это расстояние в какие-нибудь полтора часа, не напрягая для этого особенно сил.

Девушка остановилась в Сен-Жермене, на площади замка, оставила лошадь и слугу в гостинице и, оглянувшись кругом, вошла во дворец.

По всей вероятности, ей пришлось решать в замке серьезное дело, требовавшее немало времени для обсуждения, потому что, когда она вышла на площадь, часы пробили половину первого.

Она быстро и весело направилась к гостинице; по всему было видно, что она довольна своим посещением.

Магом ждал свою госпожу у крыльца.

Молодая девушка легко вскочила на лошадь; не произнося ни одного слова и сделав знак слуге следовать за собой, она двинулась в путь – только теперь в Париж. Она не заметила, однако, выезжая из Сен-Жермена, что какой-то всадник, сидевший в гостинице за столом, встал, увидев ее, и тоже верхом последовал за ней. Проехав шагов двести или триста за чертой города, он пришпорил коня и перегнал ехавшую рысью Диану.

Это обстоятельство, не имеющее внешне никакого серьезного значения, должно было пройти незамеченным, что и случилось.

Девушка, погруженная в размышления, спокойно ехала в пятидесяти шагах впереди своего грума по многолюдной дороге, какой была в ту эпоху дорога из Парижа в Сен-Жермен.

Был час пополудни. Солнце ярко светило и оживляло пейзаж.

Диана приближалась уже к Рюэлю, до которого оставалось каких-нибудь три четверти лье, как вдруг лошадь ее сделала прыжок в сторону, едва не выбив девушку из седла.

Быстро подобрав поводья, она оглянулась кругом и увидела странное зрелище.

Магом, ее слуга, лежал посреди дороги, скрученный, с завязанным ртом, а какие-то два человека в масках собирались его приподнять и взвалить себе на плечи, третий же, также замаскированный, держал в поводу его лошадь.

Диана де Сент-Ирем была храбра, слишком храбра для женщины, что она однажды уже имела случай доказать, но теперь при ней не было оружия; кроме того, нападение было совершено так неожиданно и быстро, что она лишилась обычного хладнокровия. Нервная дрожь пробежала по всему ее телу.

Она уже хотела броситься на помощь Магому, как вдруг три человека, которых она не успела заметить, выскочили из кустарников, окаймлявших дорогу, и, прежде нежели она успела дать себе опомниться, ее стащили с лошади, связали и положили на земле, завязав ей даже глаза.

Госпожа и ее слуга находились, таким образом, в одинаковом положении.

За все это время не было произнесено ни одного слова.

Среди полной тишины послышался топот скакавшей лошади и вслед за тем слабый свист, по всей вероятности, условный сигнал. Замаскированные схватили пленников и исчезли, но они уехали недалеко.

Лошади были отведены в густую чащу кустарников, пленники положены на землю один возле другого, и похитители снова сели в засаду.

На дороге не было никого, но вскоре по направлению от Парижа показался всадник, скакавший коротким галопом на чудном испанском скакуне, напевая вполголоса какую-то песню.

Этот всадник был граф Жак де Сент-Ирем, обещавший сестре выехать к ней навстречу. Почти в то же время со стороны Сен-Жермена, показался силуэт скромно едущего верхом на муле путника.

Положение осложнялось.

Едва первый всадник приблизился к месту, где была остановлена его сестра, как четверо замаскированных людей загородили ему дорогу, а двое других направились бегом к ехавшему на муле и, целясь в него из пистолетов, приказывали немедленно остановиться.

Скромный селянин готов был повиноваться, но упрямый мул не разделял мнения своего хозяина. До тех пор едва подвигавшийся вперед, несмотря на все понудительные меры крестьянина, мул, почувствовавший, что его хотят остановить, заупрямился и не только не остановился, но поскакал галопом вперед.

Тогда один из замаскированных выстрелил из пистолета в воздух. Испуганный мул сделал скачок в сторону, и несчастный путник свалился с него, как сноп.

– Боже мой! – вскричал он. – Я совсем умираю; господа, не убивайте меня! Что скажет госпожа Барбошон, моя супруга, когда узнает о моей смерти! Ну, настал мой конец, – прибавил он дрожащим от страха голосом. – Я ведь отец семейства и владелец суконной лавки в Париже.

Трех или четырех ударов было достаточно, чтоб заставить его замолчать. Столкнув его в канаву около дороги, бандиты присоединились к товарищам. Справиться с графом де Сент-Иремом было не так легко.

Жак был человек очень осторожный и подозрительный.

Напевая песенку и беспечно галопируя на своем скакуне, он зорко следил по сторонам, и от него не укрылось, что в кустарниках кто-то скрывался.

Не теряя внешнего спокойствия, граф убедился, что его рапира легко выдвигалась из ножен и пистолеты заряжены, так что когда к нему бросились четыре незнакомца, он встретил их обнаженной рапирой.

– Вот как! – воскликнул он, смеясь. – Настало время, когда путешественников среди белого дня останавливают на королевском шоссе? Это, право, и смешно, и забавно, честное слово дворянина! Пропустите, господа! Волки не едят Друг друга, черт возьми! Я из ваших, вы меня не узнали! Впрочем я должен вам прибавить, что проиграл в прошлую ночь все до последней копейки, а если вы только затронете меня, я лихо разделаюсь с вами. Ну же, дорогу, в последний раз! Предупреждаю вас, что у меня терпение коротко, а рапира очень длинна, и кровь уже стукнула мне в голову.

– Вы ошибаетесь, – сказал один из замаскированных, – мы совсем не то, что вы полагаете, граф де Сент-Ирем; потрудитесь сойти с лошади.

– А! Значит, вы меня знаете, приятели! Это дело другое, примите мои извинения! Это премилая ловушка. Вы хотите, значит, убить меня, но не обокрасть, не правда ли?

– Может быть, – отвечал незнакомец, – это будет зависеть от вас, граф. Теперь же убивать вас не будем.

– Что же вам нужно?

– Взять вас, больше ничего.

– Очень жаль, что не могу удовлетворить вас, – резко произнес он, – я направляюсь на встречу с одной дамой, и вы поймете, что простая вежливость не позволяет мне заставить ее ждать.

– Если только наши сведения верны, – проговорил незнакомец ироничным тоном, – вы едете навстречу вашей сестре, мадмуазель Диане де Сент-Ирем? В таком случае единственное средство для вас встретить ее – это остаться с нами, потому что она в наших руках.

– А! – вскричал Жак, нахмурив брови. – Если так, то я еще не в ваших руках. Прочь, бандиты! Дорогу!

С этими словами молодой человек схватил пистолет и направил его в незнакомца.

Но тот знал, с кем имел дело, и зорко следил за каждым движением Жака.

Прежде чем он успел выстрелить, сильный удар шпагой по руке заставил его выпустить пистолет, тогда как двое замаскированных, стоявших возле лошади, схватили его за ногу и стащили с седла.

– Corps Dieu!2626
  Тело Господне! (фр.)


[Закрыть] – вскрикнул граф де Сент-Ирем, ошеломленный нападением и стараясь приподняться. – Вы мерзавцы!

Но сопротивляться уже не было возможности: двое крепко держали его за руки, а третий взял его шпагу.

– Постойте! – сказал тот, который первый заговорил с графом. – Дайте благородному дворянину встать и возвратите ему шпагу.

Жак де Сент-Ирем быстро вскочил и машинально схватился за нее.

– Вы назвали нас мерзавцами, граф, – продолжал незнакомец. – Теперь у вас в руках шпага, воспользуйтесь ею, чтоб защититься.

– Нечего сказать, великодушно вызвать дворянина одного против шести бандитов!

– Бандиты мы или нет, но люди, сопровождающие меня, не тронутся с места, не произнесут ни одного слова, не сделают ни одного жеста. Защищайтесь, граф, ваша свобода зависит от вашей шпаги.

– А свобода моей сестры?

– Это другой вопрос… Я со своей стороны могу только поручиться, что от нее зависит не подвергнуться насилию и освободиться через какие-нибудь два часа.

– Я вас не понимаю!

– Да и не нужно. Это все вас не касается или, по крайней мере, не должно было бы касаться.

– А, понимаю! Вы возвратите ей свободу, когда отнимете у нее деньги и драгоценности?

– Я уже имел честь объяснить вам, граф, что мы вовсе не воры. А теперь скажите, хотите ли вы защищаться?

– Кто отвечает за то, что я буду иметь дело с вами одним?

– Моя честь, которая стоит не меньше вашей.

– Извольте, – отвечал граф, укусив себе губу с досады. Он встал в позицию.

Шпаги тотчас скрестились; но с первого же удара граф осознал превосходство своего противника.

Незнакомцу, казалось, доставляло удовольствие парировать удары графа и таким образом дразнить его.

Как ни известен был де Сент-Ирем искусством драться на шпагах, но никогда еще он не имел дела с таким ужасным противником.

– Берегитесь, господин граф, – насмешливо произнес незнакомец, – вы горячитесь; воля уже не управляет вашей рукой, и она сыплет удары куда попало; я мог бы убить вас в любую минуту, но, видя, что вы не вполне еще знаете это дело, хочу только дать вам хороший урок: держитесь же крепче, господин граф, честное слово, вы никогда не забудете этого урока!

Говоря таким образом, незнакомец сильным размахом вышиб оружие из руки противника, ударил его в лицо шпагой плашмя и оставил на нем кровавую борозду; этим ударом он сбил его с ног, стал ему коленом на грудь и поднял над его горлом рапиру.

– Ах, демон! – в бешенстве вскричал граф.

– Сдавайтесь или – parbleu! – вы умрете, – объявил незнакомец отрывистым тоном.

– Сдаюсь, потому что нельзя поступить иначе, гнусный злодей! – признал тот сквозь зубы.

– Не злодей, не мошенник и не копеечник, граф Жак де Сент-Ирем! Я не хочу вас убить в настоящее время, но ваша жизнь в моих руках, и я сумею взять ее, когда вздумаю. Свяжите этого человека! – прибавил он, вставая и обращаясь к другим замаскированным, невозмутимым свидетелям поединка. – Скрутите покрепче, засуньте ему в рот кляп и завяжите глаза.

– К чему такие предосторожности, если я уже сдался и дал вам свое слово?

– Мне ваше слово и даром не надо, – прервал незнакомец, презрительно пожимая плечами. – Вы дворянин одних шпиков и больших дорог, монсеньор граф!

– Оскорблять побежденного неприятеля очень легко, особенно под маской.

– Мое лицо вы увидите, клятвенно обещаю вам, но это будет за минуту до вашей смерти. Эй, вы! Делайте, что я говорю!

Меньше чем за пять минут приказание было в точности исполнено и граф отнесен в глубокую чащу, куда уже заранее отвели его лошадь.

– Эй, Бонкорбо! – подозвал одного из нападавших незнакомец, оставшись наедине с товарищами. – Что сталось с купцом?

– Господин, – отвечал Тунеядец, – добряк до того испугался, что, вероятно, лежит и теперь на дне той самой канавы, куда мы его столкнули.

– Вы дурно поступили, не захватив его с собой. Ничего нет опаснее дурака. Пойдите посмотрите, там ли он.

– Как вам угодно, начальник, но я не считаю его особенно страшным.

– Легко может быть, – сказал Дубль-Эпе. Читатель, конечно, догадался, что начальник был крестник капитана Ватана.

Но почтенного Барбошона напрасно искали.

Осторожный торговец, может быть, гораздо меньше потерявший сознание, нежели это казалось, понял, что если не в эту минуту, так несколько позже незнакомцы его непременно схватятся, и так как первое с ними свидание далеко не возбуждало в нем ни малейшей охоты увидеть их снова, счел несравненно удобнее скрыться, пробравшись ползком сквозь кустарники; несмотря на страшную тучность, он пустился бежать к Сен-Жермену, куда пришел, измученный и задыхаясь, в пять часов вечера.

– Черт возьми вашу оплошность! – вскричал рассерженный Дубль-Эпе. – Теперь этот шут поднимет тревогу и, по всей вероятности, навяжет нам дело с объездной командой. Нет громче трубы, как голос подлого труса. Вы его ранили, по крайней мере?

– О нет, начальник! Несколько легких царапин.

– Но обобрали?

– О, совсем мало, начальник! Когда я нес его до канавы, рука моя попала случайно в его отдутый карман…

– И ты ее вынул полнехонькой?

– Dame! Вы понимаете, начальник…

– Да, да, понимаю, продолжать бесполезно; ну, идем теперь дальше!

Они дошли до прогалины, где были скрыты их пленники.

По знаку начальника три самых сильных бандита взвалили на плечи каждый по пленнику, трое других взяли за поводья лошадей, и все удалились, проворно шагая по направлению к дому Дубль-Эпе.

Этот дом стоял на самом берегу Сены, в совершенно уединенном местечке, на расстоянии трех ружейных выстрелов от деревни Марли, которой позднее Людовик XIV создал такую громкую славу, построив при ней свой царственный замок, стоивший Франции множество денег, где великий король, называя его своим маленьким домиком, отдыхал от версальского блеска. Революция не оставила от него камня на камне.

Если Дубль-Эпе хотел, как он говорил, наслаждаться полным уединением, так он не мог выбрать лучшего места.

Тут его окружала пустыня в полном значении слова.

После часа ходьбы маленький караван достиг наконец одинокого домика.

Все его окна были герметически заперты ставнями, не пропускавшими ни малейшего света; одна только дверь ос тавалась полуотворенной: на пороге, опираясь плечом о притолоку и заложив ногу за ногу, курил какой-то мужчина, невозмутимо глядя на Сену.

Этот мужчина был капитан Ватан.

При стуке лошадиных копыт о камни дороги капитан небрежно обернулся, с насмешливой улыбкой пошел отворить ворота и, впустив приехавших, сейчас же опять запер.

Казалось, между авантюристами все было оговорено раньше, потому что они не обменялись ни одним словом, понимая друг друга по знакам и жестам.

Если этот дом, как уверял Дубль-Эпе, был рыбачьей хижиной, так, вероятно, рыбак занимался какой-то особенной ловлей, потому что домик был выстроен гораздо хитрее, чем самый замысловатый из современных театров. Тут было вдоволь всего: и подземелий, и трапов, и всяких ловушек. В нем можно было упрятать полсотни людей и столько же животных без всякой надежды открыть их убежище.

На все лукавые замечания капитана Дубль-Эпе отвечал одними улыбками, обмениваясь с Клер-де-Люнем какими-то особенными взглядами.

Лошадей, спустили в конюшню, устроенную в подвале с так искусно замаскированной дверью, что даже подозревать ее существование не представлялось возможности.

С бедных животных сняли сбрую, им дали воды и вволю овса, а затем обратились к пленникам.

С ними меньше церемонились, их разнесли по разным комнатам, положили в постели, предварительно немного распустив веревки, которыми они были скручены, и, вынув изо рта кляпы, заперли. Каждый из пленников выслушал в свою очередь следующее легкое наставление, произносимое грубым голосом и далеко не успокоительным тоном.

– Из сострадания вас согласны освободить от кляпов, чтобы дать вам возможность свободно дышать; кричать или звать на помощь будет напрасно, вас не услышат отсюда. Но, во всяком случае, при малейшем крике вам размозжат упрямые головы.

Только один из пленников попробовал заявить свой протест; это была Диана де Сент-Ирем.

– Что бы вы здесь ни делали, – сказала она, – но меня против моей воли недолго задержите. Я не какое-нибудь ничтожное существо без всякого веса. Как только мое исчезновение будет известно, начнут разыскивать, и вы сильно ответите за то, что осмелились поднять на меня руку.

– Когда люди, подобные вам, достаточны глупы, чтоб позволять себя захватить, – отвечал ей со зловещей усмешкой человек, с которым она говорила, – так те, кому они служат орудием, забывают о них и отказываются признавать их своими клевретами.

Графиня вздохнула, но ничего не ответила.

Незнакомец вышел из комнаты и, замкнув дверь, удалился.

Капитан Ватан и Клер-де-Люнь ожидали Дубль-Эпе в зале нижнего этажа и пили, чтоб скоротать время.

Зала, наглухо запертая, без всякого проблеска света, представляла какой-то зловещий вид. Стены ее покрывали не обои, а толстый войлок.

В огромном камине с большим колпаком горел целый ствол какого-то толстого дерева.

На дубовом, массивном столе горели свечи желтого воска в высоких железных подсвечниках и в беспорядке были раскинуты жбаны, бутылки, стаканы, игральные кости, шашки и карты.

Возле капитана и его товарища лежали пистолеты и стояли стаканы с вином; они пили и курили, разговаривая вполголоса.

Когда Дубль-Эпе вошел, они разом подняли головы.

– Ну что? – спросил капитан.

– Все сделано! – доложил Дубль-Эпе. – Пленники замкнуты каждый отдельно; лошади в стойлах, и наши люди пируют в погребе, кроме О'Бриенна и Бонкорбо, которых я счел необходимым оставить при себе на всякий случай. Значит, вы можете быть спокойны и снять ваши маски, если вам это нравится.

– Конечно, но мы их скоро наденем опять, – сказал капитан. – Который час, крестник? Правда, живя здесь, не знаешь, день или ночь, что с собой делать.

– Половина пятого, крестный.

– Хорошо, дитя мое. Если никто не посоветует лучшего, так мне кажется, что нам не мешало бы пообедать. Мы сегодня завтракали особенно рано, и к тому же волнение всегда возбуждает во мне удивительный аппетит. На тебя, Стефан, оно не имеет того же влияния?

– На меня? Нет, крестный, насколько мне кажется. Но все равно мы точно так же можем обедать.

– Тем более, – прибавил Клер-де-Люнь, – что, говорят, аппетит приходит с едою.

– А жажда – с питьем, Клер-де-Люнь?

– А что, капитан, вы поверите мне, если я вам скажу, что всегда это думаю?

– Идемте за стол, – смеясь, пригласил Дубль-Эпе.

– Куда? – полюбопытствовал капитан. – Разве мы не здесь будем обедать?

– Полноте, крестный, за кого вы меня принимаете? Неужели я способен предложить вам обед в подобном подвале? Нет, стол накрыт в комнате рядом.

– Положительно, крестник, – заявил, вставая, капитан, – надо признаться, что ты малый премилый, а главное, любишь удобства.

– Вы находите, крестный?

– Dame! Скажу откровенно, я удивляюсь, как комфортабельно ты устроил этот маленький дом, где, как сам говорил, очень редко бываешь.

Клер-де-Люнь засмеялся и отпер одну из потайных дверей.

Молодой человек не солгал; в прекрасной столовой стоял изящно сервированный стол.

– Сядем! – весело произнес капитан.

Они уселись и с аппетитом стали истреблять кушанья.

Обед был веселый; товарищи беспечно ели, пили и болтали; не надо думать, что они были злодеи с ожесточенным, эгоистическим сердцем; это было просто в духе времени. Впрочем, один капитан мог иметь угрызения совести, потому что ему одному принадлежал секрет экспедиции, в которой он был главой, а его товарищи – только орудиями.

Следовательно, так как Ватан, казалось, нисколько не беспокоился о том, что он сделал, то и его товарищи не имели ни малейшей причины тревожиться.

К концу обеда капитан попросил Дубль-Эпе рассказать ему все подробности экспедиции.

Дубль-Эпе повиновался. Его рассказ был выслушан с большим интересом и даже не раз прерывался взрывами смеха, но когда молодой человек дошел до исчезновения Барбошона, веселое до тех пор лицо авантюриста вдруг омрачилось, и брови нахмурились.

– Вот это уж скверно! – объявил он. – А дело шло как по маслу. Черт побери и мошенника, и тех идиотов, которые его выпустили! Не потому чтоб я опасался чего-нибудь важного; объездная команда из-за таких пустяков не волнуется. Однако надо все предусматривать, чтоб не попасть в ловушку, которую нам могут подставить.

– Разве вы полагаете, крестный?..

– Крестник, когда я в экспедиции, так имею привычку взвешивать все шансы и рассчитывать на все худшее. Купцы вообще от природы люди крикливые; не дадим же захватить себя здесь, как в каком-нибудь логовище. Я жалею, что ты не сказал мне об этом раньше.

– Dame! Крестный, вы ни о чем меня и не спрашивали.

– Верно, дитя мое, потому и не упрекаю тебя; только ты сделаешь мне удовольствие, сейчас же отправившись за Макромбишем и Бонкорбо; это самые лучшие сыщики; впрочем, они же и сделали глупость, значит, по всей справедливости, им и исправлять ее.

– Что им сказать, крестный?

– Вели им сесть на коней и при тебе отправиться в Сен-Жермен разузнать, нет ли там чего нового. При малейшем сколько-нибудь подозрительном движении они должны спешить обратно и предупредить нас, чтоб мы могли удалиться, не подвергаясь опасности.

– Иду!

– Скорее, нам нельзя терять ни минуты. Дубль-Эпе поспешно вышел.

– Разве вы серьезно чего-нибудь опасаетесь, капитан? – спросил Клер-де-Люнь.

– Да, – отвечал он задумчиво. – Времена нехорошие, неспокойные; этот арест может показаться политическим делом, и за нами погонятся по пятам все помощники господина Дефонкти. Ты знаешь по опыту, что он любит шутить, не правда ли, молодец?

– Да, и если когда-нибудь он попадет в мои руки…

– Прежде всего надо подумать о том, чтобы ты к нему не попал. Я не хочу скрывать от тебя, Клер-де-Люнь, что в эту минуту мы в очень дурном положении.

– Ба! Как-нибудь вывернемся, капитан, – беспечно проговорил он.

– Разумеется, вывернемся, только, дай Бог, чтоб без огромных прорех на наших кафтанах.

– Сегодня я нахожу, капитан, что вы особенно мрачны.

– Я всегда таков, когда обстоятельства становятся важными.

– В таком случае, весьма благодарен, это совсем не забавно.

– Что ж, мой милый! Себя не переделаешь, – сказал капитан и задумчиво опорожнил стакан.

В эту минуту вернулся Дубль-Эпе и сообщил, что посланные отправились.

– Ладно! Теперь довольно пировать! Расставь вокруг дома несколько человек, чтобы предупредить нас в случае опасности, а затем мы приступим к допросу наших трех узников.

– С кого начнем?

– С мадмуазель Дианы де Сент-Ирем, она для нас главная, потом перейдем к ее брату, к этому изящному франту, которому ты отвесил такую щегольскую пощечину клинком своей шпаги.

– А со слугой как мы поступим?

– Да что поделаешь с этим олухом? Он арестован только для того, чтоб мы были гарантированы от его болтовни. Когда мы узнаем, что надо, от графини и ее брата, если успеем в этом намерении… Ну, тогда он разделит их участь, – насмешливо заключил капитан. – Однако ж к делу!

Они встали, надели опять свои маски и перешли в ту самую залу, где сидели прежде.