Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА V. Почему капитан Ватан сознался в душе, что случай – великий распорядитель

Графиня заперла на задвижку обе двери будуара, подошла к огромному портрету графа дю Люка и прижала крошечным пальчиком пружину, скрытую между украшениями рамы. В ту же минуту часть обоев отодвинулась, огромный портрет повернулся, и они очутились у входа в длинный темный коридор. Графиня взяла у Фаншеты лампу.

– Идите за мной, мои союзники, – сказала она, улыбнувшись. – Вы видите, здесь, как во всех крепостях, есть тайные, никому не известные ходы. Я могу выдерживать осаду и уйти, не опасаясь, что меня кто-то остановит.

– Morbleu! – воскликнул капитан. – Клянусь душой, само небо за нас. Это превосходное и надежное средство сообщения.

– Да, – с улыбкой подтвердила графиня, – никто не подозревает о существовании этого подземелья. Оно идет очень далеко и имеет два выхода, один – за заставой города, около Бастилии, а другой – на берегу Сены.

– И вам точно известно, что о существовании подземелья никто больше и не подозревает?

– По крайней мере, я уверена, что о нем знает еще только один человек.

– Гм! – заметил как бы про себя капитан. – А это много

значит.

– Но нам незачем торопиться, – проговорила графиня, снова запирая вход в коридор, – прежде чем мы пойдем посмотреть подземелье, я вам расскажу, как сама о нем узнала. Это стоит послушать.

Поставив лампу на стол, она снова села. Сели и капитан с Фаншетой.

– Я коротко расскажу вам. Когда граф дю Люк уехал от меня, как вы знаете, капитан, жизнь в Мовере сделалась для меня невыносимый; кроме того, мне хотелось всячески быть поближе к нему; с глупой нежностью любви я воображала, что разлука станет мне не так тяжела, когда мы будем дышать с ним одним воздухом; наконец, живя в том же городе, я надеялась лучше все узнать о муже. По моему приказанию мэтр Ресту, мой мажордом, отправился приискать где-нибудь в захолустье Парижа дом, в котором я могла бы жить одна, никому не известная. Через неделю такой дом был найден и куплен за безделицу из-за ходившей о нем какой-то страшной легенды, вследствие которой жители квартала боялись даже проходить мимо него, а хозяева и совсем его бросили много лет тому назад. Но дом был почти совершенно разрушен; приходилось поправить его весь, даже самые стены. Я написала своему архитектору, мэтру Персевалю.

– Мэтру Персевалю?.. – переспросил капитан, как бы что-то припоминая. – Я, кажется, слышал эту фамилию.

– Очень может быть. Это известный архитектор; если б только он не любил так карточную игру, он мог бы составить себе огромное состояние.

– Да, да, – продолжал капитан, – мэтр Персеваль живет на улице…

– Сент-Оноре, – досказала графиня.

– Он самый, – подтвердил капитан. – Только это мне и надо было, – прибавил он мысленно. – Что же дальше, графиня?

– Я переговорила с Персевалем и просила его о главном: чтобы через две недели мне уже можно было переехать в дом, обещая за это прибавку в пятьсот пистолей. Он сейчас же принялся за дело, и оно пошло, как по маслу; однажды архитектор внезапно приезжает ко мне в Мовер. Разбирая часть одной стены, грозившей обвалиться, рабочие неожиданно нашли вход в коридор, который вел в подземелье с двумя выходами, как я вам говорила. Мэтр Персеваль немедленно приостановил работы и приехал ко мне спросить, что делать с этим ходом. Он обошел все подземелье; по его словам, оно было очень давно устроено, в нем нашлись даже побелевшие кости; оно было высоко и довольно просторно; сквозь незаметные трещины туда проникал воздух; вообще, по его словам, оно прекрасно сохранилось. В первую минуту я подумала заложить ход, но потом мне пришло в голову, что может быть, когда-нибудь он мне и пригодится, пожалуй. Я поехала с Персевалем в Париж и, велев кучеру ждать меня на Королевской площади, спустилась с архитектором в подземелье и осмотрела его. Мэтр Персеваль показал мне механизм, посредством которого отворяется ход, и научил отворять и запирать его; я просила, чтоб он провел коридор к моему будуару и закрыл его листом железа в величину портрета мужа, а в украшениях рамы скрыл бы пружину, которую я всегда могла бы без труда приводить в движение; таким образом, если бы и открыли случайно один из ходов, то ко мне все же нельзя было бы попасть без моего ведома. Я просила архитектора сохранить все в глубочайшей тайне и заплатила ему за это пятьдесят тысяч ливров. Мэтр Персеваль дал клятву и для большей безопасности сам приделал железную дверь, обтянул это место стены обоями, повесил портрет и приноровил пружину; это делалось ночью, и я одна помогала архитектору, светя во время работы. Видите, капитан, секрет никому не известен, потому что его знает, кроме меня, только архитектор.

– Так, так, графиня, но еще лучше было бы, если б и он этого не знал. У мэтра Персеваля есть кое-какие маленькие грешки, хотя он очень хороший человек; он играет, например, а я, признаюсь, всегда остерегаюсь пьяниц и игроков; страсть, доведенная до высшей степени, делает в данную минуту самого рассудительного и честного человека безумцем.

– О, неужели вы думаете?..

– Я ничего не думаю, графиня; я только указываю на существующий факт. Но оставим это; сделанного не переменишь; если позволите, пойдемте теперь осмотреть ваше чудесное подземелье, которое почему-то сильно мне полюбилось.

– Пойдемте, капитан; только предупреждаю вас, придется спуститься на шестьдесят три ступени вниз.

– Morbleu! – воскликнул, улыбнувшись, капитан. – Довольно глубоко.

– Благодаря этой глубине только, как мне сказал мэтр Персеваль, его до сих пор не открыли.

– И я то же думаю, – отвечал авантюрист. – Дай Бог, – прибавил он про себя, – чтоб этого вскоре не случилось! Но я буду следить.

Графиня прижала пружину, взяла лампу, и они втроем вошли в коридор.

Он был довольно широк, но немножко сыроват вследствие недавних работ, которые тут производились. После нескольких поворотов начиналась винтовая лестница с железными перилами; ступени были широки, сухи и совершенно хорошо сохранились – все шестьдесят три. Спустившись вниз, они очутились на маленькой площадке, в нескольких шагах от которой было два выхода.

Графиня пошла к правому; они в полном молчании быстро шли по небольшому узкому коридору. Сероватые стены казались одной из циклопических построек; пол был из мелкого, желтого, как золото, песка.

– Мы идем теперь под Целестинским монастырем, – сказала через минуту графиня и, указывая на большой выход влево, пояснила: – Отсюда можно пройти в другую часть подземелья.

– А! Понимаю, – заметил капитан.

Через десять минут они вдруг очутились у большой каменной глыбы.

– Вот мы и пришли! – засмеялся авантюрист. – Переход невелик.

– Не правда ли? – проговорила графиня. – Теперь смотрите.

Она взялась за приделанное к камню медное кольцо и слегка потрясла его. Глыба медленно опустилась под землю.

– Прелюбопытная вещь, ей-Богу! – довольно произнес капитан.

– Выйдите и посмотрите, нет ли кого на берегу, – промолвила графиня.

Авантюрист вышел.

Он очутился на берегу Сены; справа и слева поднимались высокие деревья; перед ним виднелся остров Лувье. Кругом было темно и безлюдно. Капитан осмотрелся и вернулся к графине.

– Никого нет, – сообщил он.

– Хорошо, идите же за мной. Они вышли из подземелья.

Наклонившись, графиня отыскала на одном из деревьев грубо вырезанный почти у самой земли мальтийский крест и показала его капитану; потом разрыла немного землю под деревом и открыла плоский широкий камень, посредине которого был бронзовый гвоздь с круглой головкой. Она потянула его к себе; каменная глыба сейчас же выдвинулась из-под земли, и вход в подземелье герметически закрылся; невозможно было догадаться, что он тут существует.

Затем графиня опять гвоздь.

– Видите, – спросила она.

– Вижу, вижу, графиня; это очень просто.

Она вновь потянула гвоздь к себе, и каменная глыба скрылась под землю. Графиня опустила гвоздь, забросала камень землей и, спокойно войдя в подземелье, потрясла медное кольцо – каменная глыба сейчас же поднялась на свое место.

– Какие чудеса! – прошептала Фаншета.

– Теперь пойдемте к другому выходу, – сказала Жанна.

– Ну, признаюсь, графиня, все это меня сильно заинтриговало! – воскликнул капитан.

– Не правда ли? – отвечала она с улыбкой.

Они отправились обратно той же дорогой, которой пришли, и вскоре достигли прохода, о котором мы говорили раньше.

– Этим ходом мы наверстаем время, – произнесла графиня.

Действительно, через пять минут они были уже во второй части подземелья, а десять минут спустя подошли к выходу, который был устроен так же, как и первый, только механизм находился посреди одного из сараев, которые ставят на полях, чтоб загонять туда дичь.

Капитан хорошенько все рассмотрел, чтоб после не ошибиться, выход запер, и через двадцать минут наши трое героев снова сидели в будуаре графини.

Обход подземелья занял всего час времени. Фаншета отперла задвижки у дверей.

– Графиня, – обратился к ней авантюрист, взглянув на часы, – теперь двадцать минут десятого, а в десять мне непременно надо быть в одном месте; я могу остаться у вас еще только несколько минут; поэтому уговоримся сейчас же, как нам действовать.

– Я жду ваших предложений, капитан; но мне жаль, что вы так скоро от меня уходите.

– Я сегодня первый раз здесь, графиня; последующие мои посещения будут если не интересны, то все же подольше.

– Надеюсь, – отвечала она, ласково улыбаясь.

– Ведь, конечно, графиня, вы ничего не станете предпринимать, не предупредив меня, чтобы я, предоставляя вам полную свободу действий, мог в случае надобности явиться к вам на помощь сам или послать кого-нибудь из надежных людей, которых у меня есть несколько человек под рукой. Я ни о чем вас не расспрашиваю и готов помогать, что бы вы ни задумали, только мне надо иметь возможность следить за вашей личной безопасностью.

– Совершенно ценю вашу скромность, капитан; так всегда поступают порядочные люди; даю вам слово исполнить ваше желание, но обещаю также в важных обстоятельствах – а они, к несчастью, могут очень скоро представиться—обратиться к вашему совету и поступать только по вашему указанию.

– Моя рука и моя голова давно вам принадлежат, графиня; пользуйтесь ими, как угодно.

– Ведь я и говорила, капитан, и опять повторю, – с жаром вскричала Фаншета, взяв его за руку, – что вы мужественный, благородный человек!

– Ну, ну, дружок Фаншета, – добродушно заметил авантюрист, – право, можно подумать, что вы меня не знаете.

– О, знаю, знаю, капитан! И Бог знает, что я вас люблю.

– Да, полноте, Фаншета, черт возьми! Вы начнете говорить глупости.

– Глупости, потому что расскажу графине, чем мы с мужем обязаны вам?

– Ну вот! Так я и знал! Продолжайте, дружок мой, не стесняйтесь, только как кончите, так замолчите!

– У! Гадкий вы, злой! – воскликнула она со слезами на глазах.

– Вот так-то лучше! И вернее, надо признаться; ведь помимо моей преданности вам, графиня, – прибавил он, обращаясь к Жанне, – и моей дружбы к вашему мужу, я не знаю за собой ни одного порядочного качества; право, если бы я встретил самого себя на улице, ни за что бы не поклонился, черт меня возьми! Страшно было бы скомпрометироваться перед честными людьми.

Это было сказано так серьезно, что графиня не выдержала и рассмеялась звонким смехом, от которого отвыкла в последние два месяца.

– Что делать, графиня! Человек не совершенство, и меня надо принимать таким, каков я есть.

– Что я и делаю от души, капитан.

– В таком случае все пойдет хорошо, и как ни трудно наше дело, а я уверен, мы выйдем из него с честью.

– Аминь! – заключила Фаншета.

– Так, дочь моя. Но простите, графиня, время летит, и мне пора уходить. Позвольте только еще одно слово. Когда я понадоблюсь вам, я всегда буду проходить через подземелье и три раза постучу кинжалом в железную дверь; иначе ведь сейчас возбудишь подозрение, а парижане страшно любопытны и любят сплетничать. В случае особенной крайности я никогда не буду приходить раньше девяти часов вечера. Если же вам нужно будет говорить со мной, так дайте мне знать через Фаншету; это никому не покажется подозрительным. Но приходить я буду всегда подземельем. Впрочем, сегодня Фаншета, как видно, не собирается уходить?

– Да, капитан, я думаю переночевать у графини.

– Так, так, милое дитя! В этом сейчас видна доверчивость мэтра Грипнара. Честь имею кланяться, графиня, если вам ничего не угодно поручить мне.

Он встал и почтительно поклонился.

– Капитан, – с чувством сказала Жанна, – вы говорите, что любите меня, как отец, дайте мне вам сказать, что и я постараюсь любить вас, как дочь, а если верить сердцу, так это будет мне совсем не трудно.

– Ах, графиня, этими словами вы положительно осуждаете меня на смерть, заставляя не щадить жизни для вас! Больше я ничего не могу сказать.

Он отвернулся, чтобы скрыть невольно выступившую слезу.

Графиня свистнула в серебряный свисток. Почти вслед за тем портьера поднялась и явился невозмутимый, важный мэтр Ресту.

– До свидания, капитан, – промолвила Жанна, с милой улыбкой протянув ему руку.

– До свидания, графиня, – сдавленным голосом отвечал авантюрист, почтительно целуя ей руку.

– Проводите господина, – распорядилась Жанна. Капитан еще раз поклонился и вышел.

– Все равно! – прошептал он, выйдя на улицу.—Фаншета, кажется, права, я так лучше сближусь со своей дочерью. Бедное, милое, кроткое создание! Она будет счастлива, даю себе в этом клятву!

Он торопливо пошел по улице, опустив глаза и глубоко задумавшись. Сворачивая за угол, он вдруг наткнулся на двух прохожих, шедших ему навстречу.

– Да тише, болван! Что вы, ослепли что ли! – сердито вскричал один из них.

– Болван! – повторил авантюрист. – Это еще что такое, sang Dieu! Вы не знаете, с кем говорите!

– Полноте, мэтр Персеваль, – удерживал товарища другой прохожий. – Ну что за ссоры с человеком, которого вы совсем не знаете, и в такую минуту! Кончим же прежде дело, ведь вот и дом!

– Убирайтесь к черту! – грубо отрезал тот. – Да я и раздумал, меньше чем за сто тысяч ливров я вам ничего не скажу.

– О, это уж слишком! Ведь мы условились!

– Никаких условий нет, когда ничего еще не сделано. Кроме того, у меня еще остается несколько пистолей, я отыграюсь, да и я ведь дал клятву, а клятва священна, черт подери!

При имени Персеваля капитан навострил уши.

– Ого! – тихо проговорил он. – Неужели в самом деле сам Бог за нас! Ну, посмотрим, parbleu! Ничего нельзя знать наперед.

Он стал прислушиваться к разговору, который вскоре сильно заинтересовал его.

– Morbleu! – заключил авантюрист. – Нет, тут действительно сам черт вмешался!

И,Подойдя с этими словами к двум прохожим, уже собиравшимся идти дальше, он загородил им дорогу.

– Э, господа! – воскликнул он. – Это что же значит? Вы уходите, не извинившись за грубость?

– Чего еще нужно этому пьянице? – вне себя крикнул архитектор.

– Сам ты пьяница, скотина! Вынимай шпагу, или я тебе съезжу по физиономии!

С этими словами капитан выхватил шпагу и приготовился драться.

Мэтр Персеваль любил дуэли и был бурлив после выпивки, особенно когда у него в кармане свистело, а в настоящую минуту именно так и было. Он не заставил себя долго ждать. Но другой буржуа принял дело не так горячо. Бросившись между ними с распростертыми руками, он жалобным голосом запричитал:

– Полноте, господа! Ради Бога, перестаньте! Неужели из-за одного слова вы станете резаться посреди улицы!

– Оставьте нас в покое, мэтр Барбошон, черт вас возьми! – злобно закричал архитектор.

– Не деритесь, друг мой! Теперь, по крайней мере, не деритесь! Ведь это можно отложить и до завтра, ночью вы рискуете выколоть себе глаза.

– Полноте! – смеясь, заметил капитан. – Луна отлично светит.

– Может быть, – вскричал мэтр Барбошон, продолжая стоять между противниками с распростертыми руками. – Но уверяю вас, вы должны совершать свои великие подвиги только при солнце!

– Ну, ну, мэтр Барбошон, вы меня ведь не надуете! – посмеиваясь, произнес Персеваль. – Я догадываюсь, почему вы вдруг стали так заботиться обо мне. Вам бы очень хотелось, прежде чем меня убьют, узнать…

– Ну что ж! Я и не отпираюсь. Подумайте, ведь секрет стоит сто тысяч ливров, вы ведь сами сказали. Разве не жалко выпустить из рук такую сумму?

– Ладно, ладно! Убирайтесь, – насмешливо проворчал капитан. – А то…

Он слегка кольнул ему руку.

Этого было достаточно. Мэтр Барбошон отскочил, крича, как зарезанный.

– Бог свидетель, – проговорил он торжественным голосом, дрожавшим немного от страха. – Я почти жизнью жертвовал, чтобы спасти вас! Вы остаетесь глухи. Так деритесь же, жестокие люди, и черт вас возьми!

При таком неожиданном обороте фразы противники громко расхохотались, что, однако, не мешало им скрестить шпаги.

– Судьба ваша решена! – трагически продолжал мэтр Барбошон. – Но, по крайней мере, никто не скажет, что я оставался равнодушным зрителем этого братоубийства! Убивайте же друг друга. Прощайте!..

Он повернулся на каблуках и пустился бежать так, что только пятки засверкали.

Между тем дуэль шла своим порядком. К несчастью архитектора, он был сильно пьян, да и противник его очень искусен.

Капитан сразу увидел свое превосходство и воспользовался им.

Дуэль недолго продолжалась. Вскоре Персеваль почувствовал, как шпага противника по самую рукоятку вошла ему вгрудь.

– Уф! – вздохнул он, и кровь хлынула у него из горла.

Он тяжело рухнул на землю. Авантюрист наклонился посмотреть. Архитектор умер. Удар ловко пришелся и положил его на месте.

– Morbleu! Вот некстати-то подвернулся бедняга! – сказал капитан, обтирая лезвие шпаги и пряча ее в ножны. – Ну, кто бы мне ни помог – Бог или сатана, а помощь очевидна. Теперь я больше не боюсь измены. Все к лучшему!

И он весело пошел дальше, насвистывая какой-то венгерский марш.

ГЛАВА VI. Читатель наконец вновь встречает графа де Сент-Ирема, который, однако, никуда не пропадал

Капитан Ватан не ошибся: в особняк епископа Люсонского вошла действительно Диана де Сент-Ирем, скрывшая на несколько часов под костюм пажа свою чудесную красоту. Выйдя из особняка, молодая женщина легко вспрыгнула на лошадь, подведенную Магомом, и они уехали скорой рысью.

Дни в ноябре коротки; несмотря на еще не позднее время, на улицах уже никого не было; в это время дурные мостовые и плохое освещение заставляли жителей рано прятаться по домам; поздними вечерами жизнь столицы сосредоточивалась исключительно в домах.

Вероятно, боясь какого-нибудь ночного нападения, Магом ехал почти рядом со своей госпожой. Диана задумалась, но думы ее были не грустного свойства, судя по улыбке беспрестанно скользившей по ее губам.

– Магом! – обратилась она наконец к слуге. – Исполнил ты мои поручения?

– Мне не посчастливилось, госпожа; несмотря на все старания, я ничего не мог узнать.

– Так ты не знаешь, кто эта женщина? – спросила она, слегка сдвинув брови.

– Нет, госпожа, – хмуро отвечал он, опустив голову.

– Глупец! – сказала Диана, презрительно пожав плечами.

– Мне, кажется, сам сатана мешает, – продолжал Магом. – Во всем этом есть какое-то колдовство.

– Болван!

– Может быть, госпожа!

– Так ты веришь чему-нибудь подобному?

– Приходится, когда на глазах творятся такие вещи.

– Объясни, пожалуйста, клянусь душой, ты начинаешь сердить меня.

– О, объяснить недолго! Четыре раза я преследовал эту женщину, и четыре раза, когда я протягивал руку, чтобы сорвать с нее красную маску, она вдруг исчезала, как призрак.

– Ну, это пустяки! Ты был пьян или одурел от страха.

– Ни то ни другое, госпожа. Вина, вы знаете, я никакого не пью, а страха никогда не может существовать для человека, который не верит в загробную жизнь и знает, что звезде Альдебаран, управляющей мирами, нет никакого дела до ничтожных атомов, называемых людьми.

– Ну, перестань, пожалуйста, говорить об этих глупостях, помни одно: ты должен во что бы то ни стало отыскать эту женщину и узнать, кто она, слышишь, Магом?

– Слышу, госпожа, – произнес, с сомнением качая головой, Магом. – Но боюсь, что это невозможно.

– Нет невозможного ничего! – гордо заявила Диана.

– Для вас, госпожа, конечно, вы знатны, сильны, молоды, хороши, и все мужчины – рабы ваши.

– Так ты отказываешься повиноваться мне?

– О, нет! Я только не надеюсь добиться того, чего вы хотите.

– Но когда ты встречал эту женщину, была она одна или с кем-нибудь?

– Как будто одна.

– А в ее костюме ты ничего не заметил особенного?

– Ничего, госпожа. Она была так закутана в плащ и укрыта капюшоном, что невозможно было рассмотреть ее одеяние.

– Одним словом, мне суждено ничего не узнать! – воскликнула девушка, презрительно поглядев на цыгана, ехавшего возле нее, смиренно опустив голову.

Они помолчали.

– Госпожа! – тихо окликнул Магом.

– Чего тебе?

– Госпожа, я зато узнал кое-что другое.

– А! – рассеянно отозвалась она. – Что такое?

– Я точно знаю, что за вами следят.

– Ого! За мной? Следят?

– Да, госпожа.

– Но кого же может интересовать то, что я делаю?

– Не знаю, госпожа, но это верно.

– Когда же ты это заметил?

– Сегодня, госпожа, часа два тому назад. Я по вашему приказанию ждал вас с лошадью. Едва вы успели завернуть за угол улицы Де-Пули и пошли по Королевской площади, из-за дерева вышел какой-то господин, закутанный в плащ, с надвинутой на глаза шляпой, и последовал за вами под арки. Я дал подержать лошадей одному из игравших на дороге мальчишек и пошел за незнакомым господином. Через несколько минут я увидел, как он шептался с каким-то другим человеком, но того я хорошо разглядел и не забуду, это был скорее какой-нибудь tire—laine или шалопай с Нового моста, чем господин. Они поговорили и вошли в богатый особняк в двух шагах от того места, где они стояли.

– Ты знаешь, какой это особняк?

– Да, госпожа, я спросил, и мне сказали, что это особняк епископа Люсонского.

– Что! – вскричала, вздрогнув Диана. – Ты больше ничего не узнал, Магом?

– Ничего, госпожа, я боялся, что мальчишка прозевает лошадей, и вернулся взять их у него.

– Ах, глупый! Что за важность – лошади! Я бы новых могла купить, и дело с концом! Ты должен был следить за этими двумя людьми, узнать, кто они.

– Я их после видел в толпе, но они нас не видали, теперь я спокоен, они нас не преследуют.

– Да что из этого? Ведь и мы не можем следить за ними? Ты, пожив в Мовере, совсем потерял ловкость и догадливость.

– Это правда, госпожа. Клянусь исправить все свои оплошности.

– Дай Бог! Будь же вдвое зорче прежнего, наше положение становится затруднительным, малейшая неловкость может погубить нас.

– Будьте спокойны, госпожа.

В это время они подъехали к дому, где жил Жак де Сент-Ирем. Диана спрыгнула с лошади, достала из кармана ключ и, отперев дверь, вошла. В то время всегда так делали, привратников не было. Диана жила на одной лестнице с братом, в кокетливо убранной квартире из трех или четырех комнат; секретная дверь в спальне вела в квартиру Жака. Таким образом они всегда могли видеться, не возбуждая подозрений, и в случае крайней опасности скрыться от врагов.

Знаком велев камеристкам следовать за собой, она вошла в уборную и уже хотела начать переодеваться в женское платье, как за перегородкой послышался легкий шорох. Диана прислушалась и сказала камеристкам, что раздумала.

– Я сначала отдохну немного, можете уйти. Девушки ушли.

Диана вошла в спальню. Там на подушках сидел, небрежно развалившись, ее брат.

– Наконец-то, сестрица! – сказал он, нисколько не удивившись костюму молодой женщины. – Давно ты вернулась?

– Нет, – отвечала она, садясь возле. – Я приехала минут пять тому назад. Ты меня ждал?

– Нет, но рад, что ты вернулась.

– Это отчего?

– Признаюсь, я не люблю, когда ты по вечерам бываешь одна на улице.

– Со мной был Магом.

– Это правда, но, несмотря на его храбрость и желание всегда оградить тебя, ему все-таки не справиться, если нападут двое-трое.

– Что у тебя за мысли!

– Милая Диана, ты такая смелая, что я всегда в душе боюсь за тебя, когда ты уезжаешь.

– Ты шутишь!

– Клянусь душой, и не думаю! Я одну тебя люблю на свете, случись что-нибудь с тобой, право, я, кажется, никогда не утешусь.

– Ну, так успокойся, – произнесла она, засмеявшись. – Видишь, я здорова и невредима! Так у тебя не было другой причины радоваться моему возвращению?

– Нет.

– Тебе не любопытно даже знать, где я была?

– Ведь мы условились, Диана, что я должен предоставлять тебе полную свободу действий?

– Но я все-таки думала, что ты бы не прочь узнать, что меня заставило выехать сегодня в мужском костюме?

– Ах, сестрица, я так привык к твоим причудам, – проговорил он, смеясь, – что всего от тебя ожидаю.

– Даже того, что я привезла тебе тысячу пистолей?

– А?.. Что?.. Что ты это говоришь, милочка?

– Что у меня есть тысяча пистолей.

– Для меня?

– Dame! Конечно, или ты, может быть, откажешься?

– Я откажусь от тысячи пистолей? Разве ты забыла, Диана, что я проиграл вчера все до последнего экю в «Клинке шпаги»?

– Конечно, помню, братец, поэтому-то я и хочу наполнить твой кошелек.

– Ах, Диана, душечка! Неужели же я откажусь? Ты, наверное, отыскала клад. Скажи, где ты взяла столько денег?

– Что тебе за дело, если они перед тобой? – воскликнула Диана, высыпав золото на подушку.

– О, как хороши эти золотые монеты! – вскричал, рассмеявшись, молодой человек. – И это все наше?

– Да, с одним условием.

– Знаю, знаю, всегда ведь при этом есть условие. Какое же?

– Ты, конечно, поверишь, что мне было очень трудно добиться денег, милый Жак?

– Конечно, я уж давно теперь знаю, что добиться денег страшно трудно.

– Так вот, видишь ли, лицо, от которого я получила их, знает тебя… и обвиняет в мотовстве.

– О, какая клевета! Потому что я играю…

– Именно в этом-то и обвиняет тебя этот человек, Жак.

– Но, сестрица, я ведь дворянин! Как же мне отставать от знатных товарищей? Не могу же я держаться между ними, как какой-нибудь tire—laine… Они играют, и я играю. Что тут дурного?

– Я, Жак, и не вижу в этом ничего дурного, и, поверь, не я упрекаю тебя.

– Знаю, это тот, другой?

– Да.

– Что же надо сделать?

– Пусть… – помни, что не я тебе говорю… «Пусть, – сказал мне этот человек, – граф де Сент-Ирем пореже ходит по кабакам и поменьше кутит, его оргии недостойны дворянина, пусть лучше побольше занимается делом, которое на себя взял. Я не хочу, – прибавил он, – так дорого платить человеку, до сих пор не оказавшему мне никакой существенной услуги».

– Он сказал «платить»?

– Да, братец.

– Гм! Резко это слово звучит в ушах дворянина, а я ведь, кажется, один раз не задумался рискнуть жизнью.

– Да, но без всякого результата.

– Ну, хорошо, хорошо, не стану огорчать такого любезного человека, мне довольно двухсот пистолей, возьми остальное. Клянусь, если проиграю и в этот раз, я на всю жизнь покончу с картами!

– На клятву пьяницы и игрока нельзя положиться, братец, – произнесла она, с улыбкой покачав головой.

– Ну, ей-Богу, ты уж слишком требовательна, Диана! Чего же тебе еще нужно? Я ведь даю клятву. Если она окажется невозможной, так и всякий другой ее бы не сдержал.

Девушка звонко расхохоталась.

– Боюсь, что ты неисправим, Жак!

– Да ведь и я боюсь, – подтвердил он, опуская деньги в карман. – Ну, скажи же, однако, что мне конкретно надо делать?

– Видел ты графа дю Люка? – спросила Диана.

– Parbleu! Мы с ним особенно дружны теперь.

– Так ты точно знаешь, что он не признал в тебе своего противника в «Клинке шпаги»?

– Как ты наивна, Диана!

– Я? – повторила она, удивляясь такому замечанию.

– Sang Dieu! Конечно, ты! Хотя я и очень искусно был загримирован, но, признаюсь, немножко беспокоился на этот счет, и, знаешь ли, что придумал? В одно прекрасное утро я отправился в гостиницу «Единорог», где живет граф, и прехладнокровно объявил ему: «Милый граф, я пришел извиниться перед вами». Граф стоял, как ошеломленный. – «Несколько дней тому назад, – продолжал я, – случай заставил меня быть секундантом одного человека, которого ни я, ни вы не знали, вы дрались с ним, и мне таким образом пришлось быть в числе ваших противников». – «Решительно ничего подобного не помню, милый мой де Сент-Ирем, – приветливо отвечал граф, – вы, верно, ошибаетесь». – «Нисколько, вы не помните этого, потому что я был переодет… Дело касалось репутации одной дамы, вы позволите, конечно, умолчать об этом…» – «О!» – воскликнул граф, махнув в знак согласия. – «Так вы не сердитесь на меня?» – «В доказательство вот вам моя рука!» – «Я очень счастлив, милый граф!» – вскричал я, горячо пожав протянутую руку. – С этой минуты, милая сестрица, мы с ним лучшие друзья. Да, этот граф дю Люк делает быстрые успехи, он теперь один из первых между нашими утонченными.

– Ты ловко вывернулся.

– Не правда ли? А между тем одна вещь меня сильно беспокоит. Во время нашего разговора с графом был какой-то капитан – огромный, худой, как скелет, с закрученными усами и физиономией только что освобожденного с петли висельника. Он все время, как я говорил, насмешливо прищуривал один глаз и улыбался исподтишка. Когда я вышел, Он тихонько пошел за мной и на лестнице вдруг сказал, положив мне руку на плечо и дерзко посмотрев мне прямо в глаза: «Хорошо разыграно, граф! Только советую вам больше не начинать того же и быть осторожным». – «Что это значит?» – гордо спросил я его. – «Только то, что я говорю. Не забывайте! Честь имею кланяться!» Он повернулся на каблуках и ушел. Я был сильно озадачен.

– Да! Это серьезно, братец. Что же это был за человек?

– Какой-то капитан Ватан… Презабавное имя… Отлично владеет шпагой и рапирой. Никто не знает, откуда он явился и почему он неразлучный спутник графа. Мы с ним в отличных отношениях, только я ему не доверяю, впрочем, он веселый собеседник, здорово пьет и, кажется, совсем позабыл о том, что между нами было, так как никогда больше на это не намекает.

– Все равно будь осторожен, братец, и следи за ним.

– Я и то ни на минуту не теряю его из виду, когда мы бываем вместе.

– А теперь, Жак, дай мне переодеться поприличнее.

– Напротив, останься, как есть, – быстро удержал он ее. – Мы с тобой вместе отправимся сейчас, мне нужен смышленый, расторопный паж, и лучше тебя я не найду в этом случае.

– Куда же мы пойдем?

– После узнаешь, любопытная.

– А! Так у тебя есть от меня секреты? – улыбнулась Диана.

– Нет, я готовлю тебе сюрприз.

– Ну, хорошо, отдаюсь в твое распоряжение. Граф свистнул. Вошел Лабрюйер.

– Ты и Магом возьмете факелы и мушкеты, вы пойдете с нами.

Слуга поклонился и вышел.

Граф взял длинную рапиру, заткнул за пояс два пистолета и завернулся в плащ.

– Вот, девочка, – сказал он сестре, – возьми кинжал, ведь все может случиться.

– Так это у нас военная экспедиция? – предположила она.

– Может быть, пойдем!