Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА V. Прошло несколько дней без всякой перемены в жизни наших героев

Капитану Ватану удалось не только отвлечь от себя подозрения Дефонкти, но даже еще больше прежнего войти к нему в милость. Он делал вид, что серьезно смотрит на свое назначение помощником начальника дозора, и пользовался этим званием.

По его указанию мэтра Барбошона взяли как хитрого, ревностного гугенота, якобы руководившего заговорами под видом смирного и глуповатого торговца. Бедняга сидел теперь в самой надежной тюрьме Шатле.

Граф дю Люк по-прежнему был грустен и задумчив, часто целыми днями сидел дома, допуская к себе только капитана и Фаншету Грипнар, перед которой не боялся давать волю сердечному горю.

Он узнал от нее о приезде графа Гастона де Лерана в Париж, о его болезни и о том, что он живет в «Единороге».

Гастон был красивый, симпатичный молодой человек с милыми приветливыми манерами. Ему очень хотелось видеть графа Оливье, и он явился к нему. Его усадили в кресло, положив больную ногу на стул, на подушку.

Он извинился перед графом, что не был у него сейчас же по приезде, Оливье очень ласково отвечал, что об этом не стоит и говорить.

– Кроме того, что я был бы очень рад вас видеть, – сказал он. – Я, конечно, сильно беспокоился вследствие нашего тяжелого политического положения, о котором ждал сведений от вас. Меня особенно удивляло, почему герцог де Роган не прислал мне с вами какого-нибудь поручения.

– Конечно, это должно было удивлять вас, граф, – отвечал де Леран. – И мне тем более жаль, что я не явился к вам раньше. Право, не знаю, как бы вам это объяснить… Но вы поймете, конечно, и простите, что я всего сказать не могу.

– Ну, я начинаю немного понимать, – проговорил, улыбнувшись, Оливье. – Тут наверняка замешана любовь. Возьмите меня в духовники, милый граф, уверяю вас, я не строг и заранее даю вам отпущение. Ведь я не ошибся, да?

Молодой человек рассмеялся, манера Оливье внушала ему доверие; попросив графа не смеяться над ним, он признался, что совершенно здоров, что вывиха у него никакого нет, что он выпросился у герцогини де Роган ехать в Париж с несколькими молодыми людьми ее штата, которых она посылала туда с важным поручением, но так как ему нужен был предлог остаться в Париже, где была одна молодая, прелестная женщина, которую он боготворил, он нарочно упал с лошади на дороге и сказал, будто бы вывихнул себе ногу.

– Не смейтесь надо мной, граф, – прибавил он. – Любовь – это рай человека, и сами страдания любви, страдания даже от обмана со стороны любимой женщины, сладки, ведь кто-нибудь из двоих любящих должен же быть обманут!

Оливье назвал его сумасшедшим, но все-таки счастливым, потому что он еще не потерял веры в любовь и женщин.

– Однако же вы ведь не станете злоупотреблять своей мнимой болезнью? – поинтересовался он. – И не задержитесь долго в Париже? Теперь обстоятельства наши очень серьезны.

– Напротив, граф, буду злоупотреблять, как только могу, ведь дурно вылеченный вывих может сделать калекой на всю жизнь. Вы ведь не сердитесь на мое безумие, милый граф, не правда ли?

– Да нет же, ребенок вы этакий!

– Ах, граф, жизнь так хороша, когда любишь молодую хорошенькую женщину!..

– Да, но если она вас обманет?

– О, dame! Волков бояться – в лес не ходить!.. Зачем об этом думать? Это приносит несчастье.

– Вы прелестный малый!

В это время дверь отворилась и вошел капитан Ватан. После первых приветствий он спросил де Лерана, что с его ногой.

– Вывихнул, милый капитан.

– Капитана тоже можно взять в доверенные, – посоветовал смеясь Оливье.

– Давно ли это с вами случилось? – с удивлением осведомился Ватан.

– Дней десять тому назад.

– Ну, так вы, верно, хорошо умеете ладить с вашим вывихом и оставляете его иногда дома, как вчера, например. В одиннадцать часов вечера вы бежали сломя голову около Королевской площади.

– Те-те-те! – вскричал Оливье. Де Леран сконфузился.

– Вы славно бегаете, впрочем, – невозмутимо продолжал капитан. – Morbleu! Вы буквально перепрыгнули через какого-то буржуа, наклонившегося поискать выпавший у него из рук фонарь.

– Вот, я думаю, перепугался-то бедный! – рассмеялся де Леран.

– А! Так вы сознаетесь?

– Parbleu! Да если вы уже все знаете!

– Нет, – лукаво сказал капитан. – Я только многое подозреваю. Однако будем говорить серьезно, я за этим только пришел и очень рад, что встретил вас.

– Что такое? – обеспокоенно полюбопытствовал Оливье.

– Дела продвигаются быстро, – отвечал капитан. – Заговор принимает страшные размеры, первая сходка назначена в субботу, в десять часов, за Бронзовым Конем.

– Какой заговор, капитан?

– Сейчас все вам объясню. Вы придете, Оливье?

– Конечно, мой друг, только надо быть осторожными.

– Да, мы обсудим меры. Можете вы уделить мне сегодня вечером час разговора?

– Извольте, я свободен.

– Господа, – произнес де Леран. – Не буду вам мешать. Он встал.

– Да вы осторожнее вставайте, граф! – заметил со смехом капитан.

Молодой человек погрозил ему.

– Послушайте, – обратился к нему Ватан. – Вы ведь хотите, чтобы все серьезно считали вас больным?

– Конечно.

– Ну, так пойдемте, я вас провожу.

– Придете к обеду, капитан? – поинтересовался Оливье.

– Нет, милый друг, раньше десяти часов меня не ждите. Они раскланялись, и капитан вышел с де Лераном, взяв его под руку. У дверей комнаты молодого человека Ватан сказал, что ему хотелось бы с ним переговорить. Они вошли.

– Прежде всего, милый граф, – начал капитан. – Позвольте вам сказать, что я никак не хочу чем бы то ни было оскорбить вас.

– Да я заранее в этом уверен, милый капитан.

– Ах, граф! Мы ведь очень мало знакомы, и в нашем положении огромная разница для того, чтобы между нами могла возникнуть какая-нибудь короткость. Но у меня к вам невольная симпатия, я считаю вас благородным, честным человеком и поэтому отношусь, как к близкому мне.

– Я вам очень благодарен, капитан, и прошу говорить совершенно без церемоний, я вас уважаю и люблю и не обижусь ни на что от вас.

– Извольте в таком случае. Вы приехали в Париж десять дней тому назад. Скажите, зачем вы приехали?

– О! Как вы прямо ставите вопрос, капитан!

– Простите, граф, если вам это неприятно, оставим этот разговор.

– О нет, напротив, продолжайте!

– Извольте. Вы влюблены.

– До безумия.

– Вам отвечают взаимностью?

– Кажется.

– Значит, наверное. Давно это у вас длится?

– Около восьми месяцев…

– Но, бедный молодой человек, влюбившись, вы не подумали…

– Я думал только о том, что любил…

– Конечно, конечно! Заметьте, граф, как ни грубы вам покажутся мои вопросы, я ставлю их в высшей степени осторожно. Я не спрашиваю, кто любимая ваша женщина – замужняя или девушка, вдова или разведенная с мужем, я понимаю, что мужчина должен уважать женщину, которую любит. Эта дама живет, кажется, на улице Серизе.

– Этого я вам не могу сказать, капитан.

– Я и не спрашиваю. Я знаю точно. Случайно проходя мимо одного дома на этой улице, я видел вас на стене садовой ограды, вы собирались перепрыгнуть оттуда.

– А! Но как же я вас не видал?

– Очень просто. Я догадался, что вам не будет приятно, если я вас увижу в такой необыкновенной позе, и отошел в сторону, пока вы не ушли. Теперь я вам объясню, почему затеял с вами этот разговор. Это дело может иметь очень серьезные последствия.

– Но каким образом…

– Постойте, постойте. Вы говорили графу дю Люку о вашей любви?

– Да, но, разумеется, не называя имени, просто чтобы объяснить ему мое присутствие в Париже. Вы понимаете, капитан, ведь я не был бы так бессовестен, чтобы рассказывать графу…

– Morbleu! Конечно, понимаю! – вскричал Ватан, встав и крепко сжав обе руки молодого человека. – Хорошо, граф, вы поступили, как благородный человек. Благодарю вас.

– Но мне кажется, капитан…

– Молчите, молчите! Повторяю, вы хорошо поступили. Теперь я всегда готов служить вам. Позвольте мне только попросить вас об одном.

– Все, что от меня зависит, капитан, даю вам честное слово!

– Граф, не говорите больше никогда мсье дю Люку о вашей любви, уклоняйтесь от ответа, если он вас будет спрашивать, скажите, что вы поссорились с любимой вами женщиной.

– Извольте, – отвечал удивленный молодой человек. Еще раз крепко сжав ему руку, капитан поспешно ушел.

Де Леран просто не знал, что думать.

ГЛАВА VI. Как к графу дю Люку на Гулянье Королевы подошла замаскированная дама и что из этого вышло

Разговор с де Лераном немного рассеял обычную грусть Оливье, придав другое направление его мыслям. Ему вздумалось пойти хоть на несколько часов забыться в кругу беспечных, веселых товарищей.

Тщательно одевшись, к удивлению Мишеля, он отправился к ближайшему банщику. Там ему встретилось много знакомых, сели обедать, а после обеда собрались играть в карты. Но, против своего ожидания, Оливье увидел, что ему скоро все это надоело, и, едва выйдя из-за стола, он потихоньку ушел.

Было еще только половина восьмого, ему не хотелось идти домой в этот чудный, теплый вечер. Оливье, задумавшись, пошел потихоньку к Гулянью Королевы.

Это любимое место загородных прогулок парижан находилось на берегу Сены; тут под тенистыми деревьями много бывало и любовных свиданий, и дуэлей, и убийств.

Оливье пришел туда еще засветло, когда на аллеях почти никого не было.

Граф прилег на каменную скамейку в самом уединенном месте парка, закрыл глаза и задумался. Могло показаться, что он или в обмороке, судя по мертвенной бледности его грустного лица, или спит. Но он не спал. Перед ним медленно проносилось его счастливое прошлое со всеми его радостями и счастьем, вспоминались его дорогая Жанна, ее нежный голос, хорошенькое личико и его маленький Жорж. И слезы текли по лицу Оливье, он и не замечал этого. Вдруг в кустах что-то тихо зашуршало. Оливье вскочил. Никого…

– Это мне показалось, – прошептал он и через минуту добавил, как часто бывает с людьми, имеющими привычку говорить сами с собой: – Что за чудный вечер! Как, должно быть, хорошо теперь под высокими деревьями Моверского парка!

В эту минуту в двух шагах от графа скользнула и остановилась легкая, грациозная фигура женщины, закутанной в длинную накидку и в маске. Несколько секунд с любопытством поглядев на грустное лицо графа, она подошла и положила ему руку на плечо.

Оливье вздрогнул и поднял голову.

– Кто вы и что вам угодно? – спросил он.

– Зачем вам знать, кто я, если сердце не подсказало вам моего имени! – жалобно отвечала незнакомка. – Я пришла утешить вас, а может быть, еще увеличить ваше горе; есть раны, которые сильнее растравляются даже от самого нежного прикосновения и утешения.

– Да, – произнес граф, как бы говоря сам с собой. – Мои раны именно такого свойства! Если вы действительно принимаете во мне участие, сударыня, так уйдите, оставьте меня! Уединение и природа лучше всего облегчают страдания человека.

Он сдержанно поклонился и хотел отойти. Незнакомка остановила его, прося уделить ей несколько минут.

– Сударыня, несмотря на вашу таинственность, я узнал вас! – воскликнул Оливье. – Вы и так отравили мне всю жизнь, прошу вас, сжальтесь надо мной и перестаньте преследовать меня!

– Оливье, – промолвила Диана (как, вероятно, уже догадался читатель), – вся моя вина в том, что я любила и до сих пор люблю вас. Ваша любовь ко мне прошла, женщина в этом случае должна безропотно склонять голову, но никто не может помешать ей сочувствовать любимому человеку и оберегать его.

– Действуйте прямо, сударыня, – с грустной насмешкой сказал граф. – Вы пришли сообщить мне какую-нибудь новую злую весть, говорите же все сразу, это легче. Я, впрочем, надеюсь, что Бог скоро освободит меня от этой невыносимой жизни.

– Знаю, Оливье, вы нарочно приняли участие в деле, за которое можете поплатиться головой.

– Почем вы это знаете?

– Что вам до этого? Я знаю многое, чего вы не знаете, тогда как должны бы знать скорей, чем кто-нибудь, и как вы ни ненавидите меня, клянусь Богом, я спасу вас даже против вашей собственной воли.

– Благодарю вас за такое участие, – колко отвечал Оливье. – Но оставьте его при себе, моей шпаги достаточно, чтобы защитить меня от моих врагов.

– Знаю, что вы очень храбры, граф, но иногда и храбрость не спасает. Не пренебрегайте моими советами, Оливье, иначе вы не только сами погибнете, но увлечете за собой и своих друзей.

– Говорите, пожалуйста, яснее, сударыня. Диана улыбнулась под маской и села на скамейку.

– Сядьте возле меня, – ласково попросила она.

– Позвольте мне остаться стоять.

– Нет, пожалуйста! Вы одни должны слышать то, что я вам скажу.

– Если вы непременно требуете… – произнес Оливье и сел рядом.

– Я вижу, что вам хочется поскорей уйти от меня, Оливье, поэтому буду говорить прямо, только, пожалуйста, не перебивайте. Реформаты в Лангедоке и Гиени восстали против королевской власти. Их вождь Генрих де Роган. Герцог Делафорс передал вам свою власть по управлению делами религии в Париже, пока его нет. Вы все время переписывались с ним, с господином де Роганом и де Субизом, посылали им деньги и людей, в выборе которых не особенно церемонились; вам помогал капитан Ватан. Недели две тому назад господин Дефонкти, бывший начальник дозора, недавно назначенный помощником парижского прево, с несколькими подчиненными пришел в кабачок на Тюильрийской улице, где собрались человек пятнадцать реформатов, но их предупредили, и они успели скрыться, так что в трактире не нашли никого.

– Нет, извините, там нашли меня за завтраком с моими двумя товарищами.

– Да, капитаном Ватаном и пастором Грендоржем. В тот же день утром Грендорж, сержант Ла Прери и еще какая-то подозрительная личность вошли в дом банщика Дубль-Эпе, против Нового моста, завтракали там, и часа через полтора вышли уже без Ла Прери.

– Он, вероятно, ушел раньше.

– Нет, граф, за этим домом зорко следит полиция, потому что там постоянно собираются гугеноты для совещаний; его обыскали весь, а солдата и следов не нашли. Предполагают, как и вы говорите, что он ушел незамеченным, а я уверена, что его убили.

– Этого не может быть, да и при чем же я во всем этом?

– Пастор и подозрительная личность, о которой я говорила, пошли от банщика прямо в другой кабачок у Тюильрийского сада, где вы были в то время.

– Не хотите ли вы сказать, сударыня, что я принимал участие в убийстве, если только оно действительно было? – высокомерно спросил Оливье.

– Нисколько; впрочем, на подобное дело можно смотреть с разных точек зрения. Если Ла Прери убили за шпионство или измену, так это уже называют не убийством, а казнью » не считают злодейством.

– Вы удивительно хорошо знаете все эти тонкости, сударыня, но позвольте прибавить, меня удивляет, по какому праву вы меня так допрашиваете?

– Я не допрашиваю, граф, а предупреждаю, чтобы вы остерегались.

– Благодарю вас за доброе желание, но мне бояться нечего.

– Ошибаетесь, граф, и вам, и друзьям, и сторонникам вашим отовсюду грозит опасность.

– Я, сударыня, живу очень уединенно и не вижу никого, кроме двоих-троих знакомых, которые навещают меня; политикой я вовсе не занимаюсь, а если принадлежу к реформатской церкви, так это еще не значит, что я непременно заговорщик.

– Мое дело вас предупредить, граф, делайте, как знаете, но полиции известно, что гугеноты составляют заговор, который на днях, говорят, приведут в исполнение.

– Моя невинность оградит меня от опасности, сударыня.

– Очень буду рада, – насмешливо произнесла она. – Но если бы вам и удалось выйти сухим из воды, так друзьям вашим не удастся.

– Кого вы называете моими друзьями?

– Капитана Ватана, который следует за вами, как тень. Это довольно подозрительный авантюрист, надо заметить.

– Капитан Ватан честный человек, я его уважаю; кроме того, он, кажется, католик.

– Это меня не касается. Есть еще и другие: граф де Леран, например, барон де Сент-Ромм, герцог де Роган…

– Но к чему вы упоминаете о герцоге? Его даже нет в Париже, и ему нечего бояться своих врагов.

– Полноте, граф! Ведь вам хорошо известно, что это не так.

– Мне, сударыня?

– Конечно! Вы ведь недавно получили от него известие…

– Извините, я не имею чести вести переписку с герцогом де Роганом…

– А!.. Хорошо… так я вам скажу, где он.

– Очень обяжете, – сказал Оливье, холодно поклонившись.

– Герцог де Роган приехал или дня через два приедет в Париж… завтра же, может быть.

– Полноте, сударыня! Эти шутки некстати.

– Я вовсе не шучу.

– Но зачем герцогу де Рогану быть в Париже? У него нет никакой цели.

– Как знать! – многозначительно прошептала она. – Любовь ведь не смотрит ни на что.

– Что вы сказали, сударыня? – воскликнул он, задрожав, точно от электрического удара.

– Правду! – твердо отвечала она, глядя ему прямо в лицо.

– Ах, сударыня! Согласившись выслушать вас, я должен был предвидеть, что вы запаслись какой-нибудь гнусной клеветой.

– Я вовсе не хочу клеветать, граф, я только отвечаю на ваши вопросы.

– Послушайте, сударыня! Вы пользуетесь тем, что вы женщина, но это ужасно! Как я вас ни избегаю, вы беспощадно преследуете меня из одного низкого удовольствия раздирать мне душу.

– О, граф! Как вы можете думать, что я хочу мучить вас? Ведь я не перестала вас любить, следовательно, по-прежнему предана вам, и только эта преданность заставляет меня так прямо говорить с вами. Ведь вы сами спросили, зачем герцогу быть в Париже? Вам не нужно было меня об этом спрашивать.

– Хорошо, не спорю, сударыня! Да сохранит вас Бог, – сказал он сдавленным голосом.

– Я раскаиваюсь в своей откровенности с вами, граф, вы приписываете мои слова дурному намерению.

– Прощайте, сударыня, и дай Бог, чтобы навсегда теперь! – вскричал он, с негодованием посмотрев на нее, и ушел, прошептав: – Шипи, ехидна! Тебе никогда не заставить меня столько страдать, сколько ты заставила в эту минуту! Настанет день, я надеюсь, когда я наконец раздавлю тебя!

Молодая женщина со страшной злобой посмотрела ему вслед.

– Уходи, бессердечный! – произнесла она со зловещим смехом. – Я отомщена, потому что нанесла тебе неизлечимую рану!

Едва она успела скрыться в темных аллеях, как кустарники тихо раздвинулись и оттуда вышел капитан Ватан.

– Morbleu! – проговорил он, лукаво покручивая усы. – Я, видно, поступил правильно, шпионя за своим другом. Эта женщина ядовитее, нежели я предполагал. Нет, с ней надо покончить! Я займусь этим.

И он ушел, насвистывая.

ГЛАВА VII. Где доказывается, что часто правда бывает ложью

Раз утром, в двенадцатом часу, капитан и граф Оливье, совершив довольно длинную прогулку по деревне, вернулись в «Единорог» и позавтракали у себя втроем с Гастоном де Лераном, совершенно оправившимся от ушиба. – Так вас требуют в полк, милый де Леран? – спросил граф.

– Да, – жалобно отозвался молодой человек. – Я, наверное, там понадобился. Меня вызывает письмом один из моих друзей, барон Филипп де Кастельно-Шалосс.

– Эти Кастельно-Шалосс славное семейство, – заметил капитан.

– Не будет нескромностью спросить, что нового он вам пишет о делах там? – поинтересовался граф.

– О, нисколько! Дела, как видно, запутываются. Королевская армия осаждает Сен-Жан-д'Анжели, который защищает господин де Субиз, город доведен до последней крайности.

– Это неприятно. Впрочем, к счастью, Сен-Жан-д'Анжели не имеет большого военного значения.

– Может быть, но взятие его плохо подействует на наши войска в нравственном отношении.

– А что же герцог де Роган? – осведомился капитан.

– Об этом, господа, никто ничего не знает. Одни думают, что он в Ла-Рошели, другие – что он ездит везде и набирает партизан, чтобы внезапно напасть на королевскую армию.

– Ясно одно, – смеясь, заключил капитан, – что о нем ничего не известно. Не беспокойтесь, господа, он не из таких, чтобы почивать на лаврах! Наверно теперь готовит какой-нибудь приятный сюрприз Людовику Тринадцатому и коннетаблю.

– Дай-то Бог! – вздохнул де Леран. – Теперь, пока королевские войска усиленным маршем идут на Монтобан и грозят занять Кастр, где живет герцогиня…

– Ах, черт возьми! – произнес, посмеиваясь, капитан. – Не думаю, чтобы герцогине понравилось, что ее там будут осаждать, вот в каком-нибудь другом отношении – не стану спорить.

– И вы, капитан, плохо говорите о женщинах? – заметил с улыбкой Оливье. – Ведь вы такой ярый поклонник герцогини?

– И остаюсь им, милый граф. Мои слова доказывают это. Кроме того, сколько мне известно, герцогиня не имеет претензии на репутацию какой-нибудь Лукреции.

– Ах, злой язык! – рассмеялся Оливье. – Вы, наверное, в молодости были несчастливы в любви и вымещаете это теперь на женщинах.

Граф и не подозревал, как больно кольнул капитана, тот побледнел, как смерть, но сейчас же оправился.

– Ошибаетесь, друг, – возразил он, залпом выпив стакан рома. – Я был избалован женщинами. Когда вы едете, господин де Леран?

– Завтра. А вы долго здесь останетесь еще, господа?

– Нет, пожалуй, вместе с вами уедем, – отвечал дю Люк.

– Как бы это было хорошо! Однако до свидания, завтра я ведь еду до света, надо приготовиться.

– Увидимся, конечно, до отъезда? – поинтересовался граф.

– О да!

– Если вы едете до света, так вам и будить нас не придется, – прибавил капитан. – Мы еще и спать не будем.

Де Леран ушел.

Оливье и капитан долго сидели молча. Оливье по обыкновению грустно задумался, и капитану никакими шутками не удавалось развеселить его.

– Что вы собираетесь делать сегодня? – полюбопытствовал граф.

– У меня нет никакого дела, я свободен, как воздух, милый друг.

– Так я вас завербую.

– Извольте. Верно, какую-нибудь засаду затеяли?

– Может быть. Во всяком случае, захватите понадежнее шпагу. Пойдемте сначала побродить по городу, зайдем в театр Марэ…

– Чтобы повторить так хорошо разыгранную вами там в последний раз сцену? – перебил, смеясь, капитан.

– О нет! Тогда я был пьян.

– А сегодня только навеселе, ну, конечно!

– Из театра пойдем в один из трактиров того квартала.

– А! Так у вас там дело?

– Да. Вас это интересует?

– Меня? Нисколько. Я просто иду с вами и помогаю вам, когда это нужно.

– Вы истинный друг, капитан, или лучше я буду ждать вас внизу, в общей зале.

– Хорошо, через пять минут я к вам приду. Капитан прошел к себе в спальню надеть рапиру.

– Вижу, вижу, молодец! – проворчал он при этом. – Опять ты задумал какую-нибудь великолепную глупость, но капитан Ватан здесь и сумеет помешать тебе! Уж эта мне молодь! Задал бы и я ходу! Ну, да что об этом думать! Пойду-ка к де Лерану, с ним приятно поговорить.

Но он не достучался. Де Лерана не было дома. Заключив, что в сущности ему нечего было бы и сказать молодому человеку, капитан подумал, что все к лучшему, и сошел вниз.

– Здравствуйте, капитан, – сказала Фаншета. – Очень рада, что вы пришли.

– Здравствуйте, милое дитя, – отвечал капитан. – Как поживаете?

– Довольно плохо, капитан.

– Что так? Не поссорились ли с мэтром Грипнаром?

– Вот еще новости! – кокетливо воскликнула она. – Нет, капитан, мне очень, очень грустно!

– О, Фаншета! Мне даже страшно стало!

– Вы несносны, капитан, с вами нельзя толком говорить, вы смеетесь надо мной.

– Полноте, что вы, Фаншета! Ведь вы знаете, с каким участием я к вам отношусь.

– Так зачем же вы всегда смеетесь?

– Э, как знать, девочка! Может быть, я смеюсь для того, чтобы не плакать. Ну, поверьте же мне ваши горести…

– О, не обо мне речь!..

– А! Значит, все о нашем приятеле?

– Конечно. Ах, бедный дорогой господин! Уже два-три дня он все бродит около улицы Серизе, а…

– Лучше бы сделал, если бы не ходил туда?

– Да, гораздо лучше… Для всех.

– Разве случилось что новое?

– Ну, да ведь вы знаете!

– Да, morbleu! Отлично знаю, но некоторые вещи ускользают от меня.

– Так я вам скажу, он уже несколько дней в Париже…

– Тс-с!.. Молчите, Фаншета!

– А! Так вы знаете?

– Знаю, все знаю, дитя мое!

– Ах, Господи! Господин граф…

– Еще ничего не знает, но о многом догадывается.

– Ах, если он узнает! У него такой странный характер… Ему представится невесть что!

– Ну, не тревожьтесь, дружок мой! Я слежу за ним, как тень. Ему это в конце концов надоест, но тогда он, по крайней мере, скорей на что-нибудь решится… Тс-с! Вот он идет!

– Как вы добры и самоотверженны, капитан!

– Morbleu! Да ведь мне больше и делать нечего, – засмеялся он.

Обменявшись приветливыми словами с Грипнаром и его женой, Оливье сделал тихонько знак капитану, и они ушли.

Они пошли втеатр Марэ, потом до шести часов просидели в кабачке «Помм-де-Пен». Капитан знал, что графа никогда не надо расспрашивать, если хочешь что-нибудь узнать, и он притворился совершенно равнодушным к делу.

– Славно мы провели день, не правда ли, капитан? – обратился к нему Оливье.

– Да, мой друг, и теперь после обеда особенно хорошо посидеть в зелени. Я бы отсюда не уходил.

– О! Так вы забыли, значит, что нам предстоит еще дело сегодня вечером?

– Не беспокойтесь, граф, когда нужно будет, я пойду за вами, как бы это мне ни было тяжело.

И вы даже не спрашиваете, куда я вас поведу?

– Да мне, право, все равно куда, мой друг.

– Благодарю за такое доверие, мой друг, но считаю своим долгом сказать вам, что собираюсь делать.

– Как хотите, милый друг.

– Вы помните, сегодня утром граф де Леран говорил, что никому не известно, где герцог де Роган?

– Так что ж нам до этого?

– Как что ж до этого? Да ведь герцог…

– Э, Боже мой! Герцог волен делать что хочет, так же как И мы с вами.

– Конечно, милый капитан, но с условием не вредить другим.

– Каждый волен оградить себя от этого.

– Вот это-то я и хочу сделать.

– А?.. Что такое?

– Я вам все скажу, капитан, потому что я знаю то, что никто не знает. Господин де Роган, – сказал он глухим голосом, – со вчерашнего вечера в Париже…

– Да откуда вы знаете?

– Знаю!.. И он приехал ради моей жены! – прошептал сдавленным голосом Оливье.

– Клянусь душой, граф, вы совсем с ума сошли! Какой черт вам нашептывает подобную галиматью!

– Я уверен в том, что говорю, капитан! Через полчаса я покажу вам герцога, поверите вы мне тогда?

– Может быть, граф. Но помните, друг мой, что часто не надо верить даже собственным глазам, правда тогда бывает просто ложью.

– Вы меня наконец взбесите! – вскричал граф, вставая. – Идете вы со мной?

– Конечно, хотя бы для того, чтобы доказать вам, что вы ошибаетесь.

Они расплатились и вышли из ресторана.

Темнело, и начинал капать дождь. Приятели поспешно пошли к улице Серизе и встали в углублении двери особняка, прямо против дома графини.

Не прошло и пяти минут, как от Королевской площади показался мужчина внадвинутой на глаза шляпе и плотно закутанный вплащ. Подойдя к дому графини, он два раза постучался.

Дверь почти сейчас же отворилась, и явился мэтр Ресту с фонарем вруке.

– Кто вы и что вам угодно? – произнес он, поднимая фонарь.

Незнакомец слегка раскрыл плащ.

– Господин герцог де Роган! – воскликнул ошеломленный мажордом. – О, монсеньор!

– Тс-с! Не называйте меня, – быстро проговорил герцог и вошел.

Дверь сейчас же за ним заперлась

– Ну, убедились? – глухо спросил Оливье капитана.

– Нисколько. Тут, похоже, какая-нибудь тайна, которая объяснится.

– О, да вы наконец смеетесь надо мной, капитан!

– И не думаю, клянусь вам. Что же мы будем делать?

– Подождем, пока он выйдет, итогда, клянусь Богом, он со мной страшно сочтется!

– Хорошо, подождем! Это, пожалуй, будет лучше всего; может быть, мы увидим тогда, что здесь кроется, и вы убедитесь, что ошибались.

Граф сделал сердитый жест, но промолчал.

Они молча стояли, как призраки, тревожно ожидая, когда выйдет герцог де Роган. Граф мечтал о мести, а капитан ломал себе голову, придумывая, как бы избежать неминуемо готовившейся катастрофы.