Текст книги "Духовный мир"

Автор книги: Григорий Дьяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 65 страниц)

2 Следы Промысла Божия в судьбах новейшего человечества.

Прежде всего мы можем указать на тот самоочевидный факт, что новейший христианский мир, как более зрелый, пользуется в своей жизнедеятельности гораздо большею свободою самоопределения, чем древний избранный народ, который в сущности находился под игом закона, определявшего всю его жизнь – до мельчайших подробностей. Это, очевидно, высшая ступень воспитательного процесса. Сообразно с этою ступенью зрелости, воспитываемому предоставляется больше возможности извлекать собственными силами уроки для себя из собственных житейских испытаний, так как это именно воспитание глубже захватывает все существо человека, чем внешние наставления и правила. И вся христианская история есть именно непрерывный рад подобных воспитательных испытаний человечества, заканчивавшихся обыкновенно глубоким и плодотворным уроком для него. Так, уже с первых веков христианства мы встречаемся с тем фактом, что, злоупотребляя свободой, массы христиан уклонялись от истины Евангелия и впадали во всевозможные сектантские бредни, неизбежно сопровождавшиеся крайнею распущенностью и упадком нравственности. Но этот печальный опыт немедленно вызывал реакцию, и плодотворным результатом его было то, что сущность христианского вероучения была точно и подробно определена на вселенских соборах.

Когда, однако, и вселенские соборы не в состоянии были обуздать церковного и умозрительного своеволия, еще недостаточно проникшихся духом Евангелия народов и по всему востоку продолжалось пагубное религиозно-нравственное брожение, проявлявшееся во множестве возникавших и исчезавших сект, которые дерзко разрывали церковь и злоупотребляли свободой, то оказалась необходимою более сильная мера. Для очищения церкви от накопившейся в ней сектантской и нравственной скверны нужен был бич, который в лице лжепророка и совершил свою очистительную работу. Как буря очищает застоявшуюся атмосферу, так и ислам подобно буре пронесшись по всему востоку, очистил христианский мир от накопившихся в нем миазмов, поглотив в себя все негодные для церкви элементы. Вместе с тем ислам, представляя собою новую форму подзаконного ига, как бы нарочито создан был для того, чтобы самым своим существованием представлять глубочайший контраст христианству, наглядно показывая все преимущество его, как царства свободы [94]  [94] С этой же точки зрения не трудно понять и значение того факта, что такие старые культурные страны, как Китай и Индия, остались вне христианства. В них христианскому миру как бы нарочито сохранен наглядный пример того духовного и. вообще: культурного состояния, к которому мог придти языческий мир собственными силами в дальше которого он оказался не в состоянии идти, и это состояние его по сравнению с состоянием христианского мира лучше всего показывает, какое великое значение имеет христианство для человечества.


[Закрыть]. Понятным с этой воспитательно-промыслительной точки зрения становится и распадение христианства на враждебные между собою общины. Происхождение различных вероисповедных форм с достаточностью объясняется отчасти неспособностью человеческого ума, в отчуждении его от авторитета веры, обнять истину христианства во всей ее полноте и отчасти злоупотреблением христианской свободой – в предпочтении национально-культурных интересов интересу вселенской истины. С этой стороны разделение христианства таким образом есть зло или, по меньшей мере, выражение духовной немощи. Но с высшей точки зрения и оно не лишено глубокого значения и есть один из существенных элементов в деле воспитания христианского самосознания. В каждом из главных вероисповеданий выразилась особенно какая-либо одна из сторон христианства, и вследствие этого могла получить такое развитие, какого она не могла бы иметь при отсутствии разделения. В самом деле, в римском католицизме с необычайною силою развилась внешняя юридическая сторона христианства до такой степени, что римская церковь в период ее высшего развития могла чисто внешним авторитетом сдерживать и подавлять самые грубые страсти диких и цивилизованных варваров, и тем несомненно оказала громадную услугу новейшей культуре, единогласно признаваемую историками. С другой стороны, протестантизм, являясь как необходимый противовес чрезмерному развитью папства, имел свое особое воспитательное значение. В нем особенно развилась внутренняя, умозрительная сторона христианства, и в те периоды, когда православный восток застыл в своей умственной жизни под страшным гнетом ислама, а римско-католический запад под всеподавляющим авторитетом папства, в протестантском мире свободно развивалось христианское умозрение и, хотя оно и уклонялось от строгих начал вселенского христианства, однако, несмотря на это, дало богатейшую пищу для духовной христианской жизни, и плодами протестантского богословия пользовались и не перестают пользоваться даже православные народы, особенно в борьбе с римским католицизмом. Вместе с тем, оба западные вероисповедания, представляя собою две крайние противоположности в понимании христианства и следовательно две односторонности, по необходимости, должны вести постоянную борьбу, и из этой полемической борьбы логически выясняется односторонность их обоих, является необходимость найти для них всеобъемлющий синтез, и этим синтезом для всякого серьезного и беспристрастного ума оказывается воззрение, тождественное с православием, как это и сказалось во многих новейших сочинениях и даже в целых движениях, как старокатолическое [95]  [95] В виду такого значения протестантизма к системе религиозного воспитания христианского мира становится вероятным объяснение, по видимому, случайной гибели непобедимой армады, долженствовавшей подавить протестантские народы севера, вмешательством Высшей воли. В сознании самих протестантов это объяснение не подлежит никакому сомнению. Afflavit Deus ее dissipavit eos!


[Закрыть]). Отсюда западные вероисповедания, содействуя каждое со своей стороны развитию христианского самосознания, составляют воспитательные ступени к уяснению несравненного сокровища вселенского православия, для которого они вместе с тем служат часто возбуждающими жизнедеятельность мотивами. И не раз на опыте оказывалось, что сами православные тогда только начинали понимать и ценить православие, когда они знакомились с западными вероисповеданиями и получали возможность для сравнения. Да и в народах православных деятельность православной мысли и жизни всегда особенно возвышалась в те периоды, когда им приходилось близко сталкиваться с народами инославными и защищаться от их нападения с оружием ли в руках, или пером и чернилами, на поприще духовного состязания.

В разделении христианского мира затем сказалась еще одна самая важная сторона промыслительного воспитания человечества. Хотя весь христианский мир есть избранный, свет для мира языческого, однако, как в древнем избранном народе были особые избранники, более соответствовавшие идее избрания, чем остальной народ, для которого они служили примером и обличением, так и среди христианских народов самая идея воспитания требует особого избранника, который бы служил светом и воплощением вселенской истины христианства во всей ее полноте. Западные народы, хотя и оставались в сущности христианскими, однако в значительной степени позволили себе увлечься своими земными идеалами, в жертву которым они принесли вселенскую истину. Вследствие этого, они стали больше преуспевать в материальной земной культуре, и образ Христа для них слишком часто стал затеняться идолом национальных интересов. Самый план воспитания требовал выставить противовес им – в лице народа, который больше всего в мире ценил бы Христа, хотя бы это временно и ставило его ниже других народов в успехах земной культуры. Какой это именно народ, на это может ответить только история. Но, конечно, это народ который воплощает в себе не одностороннюю, а вселенскую истину христианства, именно народ православный; И благо тому народу, который вовремя поймет свое высшее назначение в истории и своею свободною самодеятельностью будет содействовать целям своего избрания, а не отрекаться от возложенного на него высшего призвания – во имя туманного космополитизма.

Настоящий мир находится в процессе воспитания, и никто не может сказать, что ожидает его в будущем. Но одно несомненно бросается в глаза наблюдателю исторических судеб, именно, что если православие есть свет христианскому миру, то носящим его народам приходилось и приходится более всего испытывать на себе жезл наказующей любви и правды. В самом деле, православный восток с его народами более всего испытал исторических невзгод, и в то время, как западные народы могли свободно жить и развиваться, православные народы томились под тяжким игом азиатских варваров, всею своею тяжестью обрушившихся на них, как на передовых стражей христианского мира. Целые века православная Россия томилась под игом монгольским, и целые века православная Греция изнывала, да еще и теперь в главной своей части находится под игом турецким, тяготевшим и на балканских славянах. Никакая человеческая логика не в состоянии вполне объяснить себе этой тайны промыслительного домостроительства во всей ее полноте, и в этом отношении пути Божии неисповедимы. Но в полном неведении мы, однако же, не оставлены, и уже теперь один край тайны явно приподнят историей. И тут, прежде всего, открывается великая истина, что Бог наказует, его же любит. Избранники Его подвергаются самым тяжким на человеческий взгляд испытаниям, составляющим, однако же, благо и для них и для всего мира. То же самое сказалось и в этом факте. Православная византийская империя подверглась тяжкому игу Магомета, водрузившего полумесяц на самых величавых храмах христианства и наложившего тяжелое иго на православные народы на целые века. Это, конечно, было великое бедствие. Но если всмотреться ближе, то оно не лишено было и весьма благих результатов. Так, после завоевания Константинополя, избегая жестокого ига варваров, массы греческих православных ученых переселились на запад и там своею православною ученостью оплодотворили мертвую схоластику латинства и несомненно содействовали тому великому возрождению наук и искусств, которое привело к порыву западного мира сбросить с себя иго латинства и восстановить более чистое, более близкое к вселенской истине христианство. Это было чистое благо для западного мира. Но бедствие не лишено было своей доброй, и притом глубоко важной, стороны и для самого православного востока. Под тяжелым игом он прекратил свое духовное развитие и тем с большею преданностью стал хранить вверенные ему сокровища православия. Отчужденный от сношения с западом, он остался в стороне от его пагубного во многих отношениях влияния, сделался недоступным для посягательств папства, и в полной неприкосновенности, подобно тому как египетская древность во всей ее неприкосновенности сохранилась в каменных гробницах, сохранил древнее православие до настоящего времени, когда ему суждено вновь выступить на поприще всемирно-исторической жизни. Вместе с православием сохранили свою историческую жизненность и православные народы греко-славянского мира, и, конечно, не случайно то поразительное явление, что те из славянских народов, которые в течение целых веков томились под тяжким турецким игом, теперь опять выступают на поприще всемирно-исторической жизни – свободные и в политическом и духовном отношении, между тем как их западные братья, не находившиеся под этим игом, теперь находятся и в политическом и духовном рабстве, во всяком случае не имеют ни политической, ни религиозной самостоятельности, будучи поглощены инославным западом.

Еще с большею поразительностью та же сторона промыслительного воспитания выступает в судьбе православного русского народа. Во многих отношениях это народ в полном смысле многострадальный, и жезл высшей любви и правды часто карал его в истории с необычайною суровостью. В самый расцвет его юношеской силы, когда все, по видимому, обещало ему великую и светлую будущность, он был задавлен и сокрушен дикой азиатской ордой, которая наложила на него свое тяжкое иго на целые века. Вопль отчаяния разнесся по всей русской земле, и мудрейшие сыны ее терялись в догадках о тайне неисповедимых путей Промысла, да и доселе многие историки не видят в монгольском иге ничего, кроме великого зла, продолжающего сказываться в жизни и теперь. А между тем, стоит только взглянуть на это бедствие с другой, высшей точки зрения, и все представится в ином свете: тяжкое бедствие окажется любящим наказанием, принесшем чудесно добрые и великие плоды. В самом деле, монгольское нашествие застало русский народ в тот самый момент, когда славянская рознь довела его до наиболее пагубного политического разъединения, когда княжества истощали друг друга в нескончаемых междоусобицах и когда начались уже опасные попытки вмешивать иноземцев в свои внутренние дела. Ясно, к чему могло бы привести это. Инославный запад не преминул бы наложить свою коварную руку на эти обессиленные взаимной враждой княжества, и за этим неминуемо последовало бы духовное рабство, которому и подверглись западные славяне. Тогда, несомненно, гораздо лучше было отдать в рабство свое тело, чтобы спасти душу, и в такое то вещественное рабство русский народ подвергнут был монголами. Конечно, тяжки были страдания православного русского народа, и вопль летописцев оплакивавших дымящиеся развалины городов и весей, не может не трогать сердца даже в настоящее время. И однако из этого великого бедствия вышло великое благо. Под тяжким испытанием рознь прекратилась, Русь начала собираться, нашла себе устойчивый центр тяжести в Москве, и, все более и более стягивая к этому центру свои народные силы, она выросла в могучее государство, пред которым в изумлении остановились западные народы и затрепетал ислам. Россия стала именно тем, что она теперь есть, т. е. могущественною хранительницею вселенской правды христианства, русский же народ, являясь в своей церковной жизни носителем вселенской истины, начинает пред лицом мира обнаруживать силу и мощь, возбуждающие невольное удивление изживающегося в своей односторонности инославного запада. (См. брош. А. П. Лопухина: «Промысел Божий в истории человечества»).

ПРИЛОЖЕНИЕА. Промысел Божий и наука.

Христианское учение о Промысле Божием не только не противоречит здравым естественнонаучным понятиям о мире, но и требуется ими. Это должно сказать не только а) о естественном, но и об б) сверхъестественном Промысле.

а) Сущностью первого вида Промысла или естественного Промысла предполагается неизменность и неразрушимость естественного порядка в природе или ее законов данных Творцом, их полная неприкосновенность. Прекрасное разъяснение этого вида Промысла находим у проф. В. Д. Кудрявцева: «Если, – говорит он, законодателем мира мы должны признать Существо высочайше разумное, то не естественно ли предположить, что и законы, Им данные, как наиболее разумные, будут постоянными и неизменными, и что Он будет править миром при помощи тех же законов, которые Им даны, а, не нарушая и постоянно изменяя их. Божественное мироправление при совершенстве Божества иначе и не может быть мыслимо, как при возможно точном сохранении тех законов и сил, которые существуют в природе, при осуществлении идеи и цели мира при тех условиях, какими определяется нормальный порядок вещей. Итак, естественная законосообразность мира, неизменное господство законов физических, самостоятельность действий существ разумных, – все это не может колебать мысли о Промысле. Промысел мы должны представлять не в виде только вторжений сверхъестественной силы в естественное течение вещей, но как постепенное и гармоническое осуществление разумной цели мира при самостоятельности его сил и законов. Следов Божественного мироправления мы должны искать не в одних только сверхъестественных событиях, но прежде всего и главным образом в обыкновенном законосообразном порядке природы физической и духовной» (Начальные основания философии. Изд. 2-е. Москва, 1891, стр. 187-188). Все эти мысли находят себе полное признание и в среде лучших представителей точной науки.

б) Неправильными изъяснениями второго вида Промысла, сверхъестественного или чуда, в науке богословия давали повод бояться нарушения порядка в природе при сверхъестественном воздействии на нее Бога. Но эта боязнь становится неосновательною в виду установленного теперь понятия о чуде, исключающего всякую мысль о его противоположности природе; напротив – предполагающего природу в качестве одного из необходимых своих составных элементов. В частности, неприкосновенность данного порядка природы при сверхъестественном Промысле настолько обстоятельно демонстрирована в апологетике и христианской философии, что здесь достаточно указать лишь кратко на добытые результаты. Она может быть выяснена а) аналогиею с человеческою деятельностью в природе… «Что (чудеса) своим существованием не нарушают законосообразность (природы), самое ясное доказательство тому – произвольные действия человека на природу. По отношению к естественному течению природы и они суть также нечто неестественное, т. е. не условленное самою природою и по отношению к ней внешнее и случайное, однако же они не нарушают жизни и гармонии природы. Человек, например, срубил дерево; гибель дерева в данный момент вовсе не есть что-либо предопределенное естественным ходом законов природы; она есть явление случайное, – факт, насильственно, так сказать, введенный в законосообразный ход мира; но нарушился ли этим сколько-нибудь порядок природы? Остановилась ли она в своем течении? Произвело ли это новое явление новый ряд изменений в природе, прерывающих ее гармоническое движение? Срублено ли дерево, останется ли на месте, – мир остается цельным и невредимым. То же самое, очевидно, будет и тогда, если предположим, например, что дерево срублено не рукою человека, но внезапно упало и погибло действием какой-либо сверхъестественной силы; никакого изменения и беспорядка в природе не произойдет» (В. Д. Кудрявцев «Начальные основания философии», стр. 190). – «Вы утверждаете, что природа непреложна, и что я своею молитвою не могу ни изменить, ни задержать течения событий. Верно ли это? Почему же вы, рассуждающие таким образом, совершаете, например, движения? Почему вы ищете пропитания? Почему сеете? Для чего строите? Каждое из ваших действий есть очевидное противоречие вашей системе. Вы утверждаете, что не можете изменить природы и ее законов, а сами каждую минуту изменяете. Вы поднимаете, например камень и уже этим одним нарушаете закон тяготения, который удерживал его на земле. Вы сообщаете больному и почти разложившемуся члену новую жизнь, которая его должна преобразить; вы прививаете дереву ветвь, которую природа сама по себе не воспроизвела бы никогда; вы превращаете в орудие труда и жизни те грубые силы, которые, будучи предоставлены самим себе, внесли бы всюду разрушение; вы извлекаете из самого яда элемент, который отдаляет смерть: все это вы делаете. Вы постоянно и беспрестанно действуете на мир и на людей. Скажу более: вы иногда противитесь даже Самому Богу вашим своеволием и произволом, а между тем, когда я хочу молиться, вы останавливаете мои порывы, противопоставляя моей молитве неизменность природы» (Берсье «Беседы.» Изд. 2. СПб. 1890 г., стр.198-199).

– б) Отношение чуда к естественному порядку природы разъясняется аналогиею и из самой природы. Чудом или воздействием Высшей Божественной Силы на природу не уничтожаются силы природы, но только препобеждаются и, как низшие, подчиняются высшей и большей силе. Подобное явление мы постоянно наблюдаем в самой природе под формою, так называемой нейтрализации сил, явления постоянного, не влекущего за собою никакого нарушения порядка в природе. Оно состоит в том, что при встрече двух разнородных сил одна уступает место другой, парализуется ею; так, химические силы нейтрализуют до известной степени силу тяжести; жизненные или органические силы – низшие химические (чем и обусловливается жизнь организма); обыкновенно, сила химического сродства нейтрализуется силами электричества, теплоты и света; так, проведением электрического тока через воду, вода разлагается на составные свои элементы, кислород и водород (т. е. связывающая их сила химического сродства перестает действовать) [96]  [96] См. д-ра Гельмгольца «Закон сохранения силы». Харьков. 1865г., стр. 20-21. Явление это известно под именем электролиза, см. Карпентера «Энергия в природе. Публ. лекции». Пер. с англ. СПб. 1885 г., стр. 100 и д.


[Закрыть]), что достигается нагреванием также воды в ее газообразном состоянии, т. е. пара; углекислота разлагается действием теплоты на окись углерода и кислород (Карпентер, стр.75); так, общеизвестны такие примеры разложения сложных тел действием света к фотографии и в растительном царстве – разложение углекислоты растениями под влиянием света, когда при этом кислород освобождается, а углерод входит в состав растения (Карпентер, стр.75).

Согласие учения о сверхъестественном Промысле с воззрением научным на неизменность данного порядка в природе, таким образом, неоспоримо. Но должно сказать и нечто большее этого. Идея о Промысле Божественном вообще, в обоих его видах, не только не отрицается, но предполагается данными научной космологии в качестве основы, на которую она опирается в конце концов, если хочет иметь вид определенного, цельного миросозерцания. Центр тяжести ее лежит в учении о материи и силе, и кратко, в существенных своих чертах, естественнонаучная космология может быть представлена в следующем схематическом виде. Материя есть «нечто» (х) протяженное, сложное пли делимое, непроницаемое, доступное в известной мере внешним чувствам. Движение и покой (относительные) – состояния материи. Главные роды первого состояния материи, т. е. движения, суть движения молярное (движ. массы) и молекулярное (частиц тела). Причина перемен в материи или, лучше, ее движений – сила. Сил столько, сколько родов перемен (явлений) или форм движения в материи. Все перемены или состояния материи сводятся к движению, а потому – основная сила есть сила движения. Сущность основной этой силы есть «Неведомое» для науки, но близкое вере Абсолютное Начало всего сущего, Первосила или Верховная Сила, т. е. Божество (Перводвижитель, по прекрасному выражению Аристотеля). Только в действии этой Силы наука может указать последний источник действий конечных сил природы. Да она и должна сделать это, если не хочет противоречить одному из основных своих законов, гласящему, что каждая сила приводится в действие или обнаруживается под воздействием на нее внешней или другой силы (закон перехода потенциальной энергии в кинетическую). Если так, то, без предположения абсолютной и самодействующей Силы, мысль наша в конечном объяснении деятельности сил в природе (ее жизни) была бы поставлена в невозможное логически положение: пришлось бы предположить бесконечный ряд конечных сил, взаимно друг друга обусловливающих, – что нелепо. Впрочем, и независимо от указанного научного закона, объяснение господствующего в природе и истории порядка одною механическою причинностью, т. е. действием крайне разнородных, часто друг другу враждебных сил и стихий, во всяком случае ничем несогласуемых в цельное единство и действующих друг от друга независимо, для научной мысли невозможно без предположения верховного и высочайшего разума, всем управляющего. Наконец, нельзя не обратить внимания в заключение и на то, что наука не может и не вправе без противоречия своим началам собственными средствами отрицать (как и утверждать, впрочем) учение о Промысле: ей доступно лишь наблюдение фактов в их внешней причинной связи, а не последнее или внутреннее их основание, с точки зрения учения о Промысле, лежащее за пределами области механической причинности в неведомой для нас области высшей телеологической причинности (См. «Опыт апол. излож. правосл. христ. вероуч.» свящ. о. Светлова, проф. богослов. Киевск. Универс., т. I, изд. 1896 г.).