Текст книги "За небесной рекой (сборник)"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 105 страниц)

4

Вихрелет, лежавший в доке, словно в люльке, выглядел совсем новеньким и очень быстрым. Олми прошел вдоль борта, с трудом сдерживая желание пробежаться пальцами по блестящей обшивке.

Он все еще думал о встрече с Номером 2.

Люк шахты между шестым и седьмым отсеками, где находился док, был затянут светящимся темно-лиловым туманом. Это было купольное поле, что принимало южные разгибатели Осевого Города, предназначенные для поддержки оставшихся районов во время эвакуации и ремонтных работ. Олми повернулся к оси и стал смотреть, как рабочие и роботы подключают силовые решетки и устанавливают тяжелые стальные буферы.

Отвлек его заведующий доком, небольшого роста человечек с мальчишеским лицом. На его лысой голове красовался вытатуированный зеленым и коричневым цветами сложный кельтский узор. Заведующий протянул Олми бумажный сертификат.

– Через час будем откачивать воздух. Надеюсь, к тому времени все подойдут. Хочу проверить и опечатать вихрелет.

Олми приложил к сертификату свою печатку. С этого момента командование от группы обеспечения шахты и Гильдии конструкторов передавалось Управлению по обороне Пути.

– Двое уже тут, – заметил заведующий. – Девушки-близнецы. У них с собой ключи, маленькие, никогда таких не видал.

– Похоже, все в сборе, – сказал Олми.

– Провожающих не будет?

– Некогда им. – Олми улыбнулся.

– Понятное дело.

Открывателей врат обычно можно узнать по какому-то особому взгляду, по особой ауре. Расп и Карн были еще почти дети – они родились (или, правильнее сказать, были изготовлены) пятнадцать лет назад и принадлежали к гешелям-радикалам; четверо их сородителей также были открывателями.

Расп и Карн подошли к вихрелету и представились. Близняшки смахивали на мальчиков: тонкие, с молочно-белой кожей, длинными пальцами и небольшими головками, поросшими мягкими серебристыми волосами. Их голоса, высокие и звонкие, звучали одинаково. У Карн были темные глаза, у Расп – зеленые, а в остальном они были совершенно идентичны. Олми не почувствовал вокруг них ореола авторитета, обычного для опытных открывателей.

Заведующий доком набрал код, и в днище вихрелета открылся вход – светящийся зеленый круг. Близнецы важно проследовали внутрь.

Пласс явилась еще через несколько минут, одетая в синий официальный костюм; похоже, что недавно она плакала. Женщина поздоровалась с Олми – ее голос звучал довольно резко – и спросила, словно увидела его впервые:

– Вы солдат?

– Я работал в Управлении по обороне Пути.

Осторожные серые глаза, бледное припухшее лицо, широкое и довольно приятное, темные короткие волосы… Сегодня Пласс была похожа на многочисленных матрон времен детских лет Олми – вежливых, но непоколебимых.

– Сер Флинч сказал, что вы – тот человек, что умер на Ламаркии. Я слышала об этом. Вы ведь по рождению надерит?

– По рождению.

– Такие вот у нас приключения, – фыркнула Пласс. – Все благодаря благоразумию сера Коженовского. – Она взглянула куда-то вдаль, а потом, склонив голову набок, пристально посмотрела на Олми. – Я не питаю по этому поводу никаких положительных эмоций. Вам сообщили, что я несколько не в себе и у меня бывают странные мысли?

– Мне сообщили, что ваши исследования оказали на вас значительное влияние. – Олми было несколько неудобно заново знакомиться с уже знакомой женщиной.

Из люка вихрелета выглянули Расп и Карн.

– Она не в себе, мы – слишком юны и неопытны, – сказала Расп. Карн засмеялась – ее смех был неожиданно звонок и приятен. – А вы, сер Олми, однажды уже умерли. Ну и команда!

– Полагаю, все знают, на что идут, – сказала Пласс.

– Не надо ничего полагать, – ответил Олми.

Они вошли в вихрелет. Заведующий доком глядел им вслед с неприятным интересом. Олми обернулся к нему.

– Принимаю командование кораблем. Благодарю за внимание и заботу.

– Это наш долг, – сказал заведующий. – Машину только вчера доставили. На ней еще никто не летал, просто девственница, сер Олми. У нее даже названия еще нет.

– Назовем ее «Забава»! – прозвенела изнутри Расп. Олми крепко пожал заведующему руку и влез в вихрелет.

С негромким «би-и-ип» люк закрылся.

Внутри царили тишина и прохлада. Корабль был оборудован системой управления инерцией, поэтому никаких специальных лежачих кресел, гамаков или силовых полей в нем не имелось – команде предстояло испытывать лишь легкое ощущение ускорения и торможения, создававшееся искусственно в психологических целях.

Пласс представилась Карн и Расп. Пиктора – устройства для демонстрации идентификационных символов – у нее с собой не было, они просто обменялись словами. Олми это понравилось.

– Сер Олми, – сказала Пласс, – снаружи нас никто не слышит?

– Никто.

– Хорошо. В таком случае мы можем быть откровенны. Наша экспедиция бесполезна. – Она повернулась к близнецам; те были похожи на знаки ударения над каким-то невидимым словом. – Вас выбрали по причине вашей неопытности.

– Незапятнанности, – ответила Расп. – Готовности принимать новое.

Карн кивнула и улыбнулась.

– А еще мы не боимся привидений.

На секунду показалось, что первую стычку Пласс проиграла. Однако она явно собиралась стать в экспедиции штатной Кассандрой.

– Разочарованы вы не будете.

– Мы видели Номера 2, – сказала Расп, а Карн опять кивнула. – Сер Рай Орнис настоял на том, чтобы мы его изучили.

Олми вспомнил свою встречу с Номером 2, тело которого ярко светилось в полумраке удобно обставленной комнаты. Существо не было уродливым, как он ожидал, но, конечно, и нормальным его назвать было нельзя. Его кожа пылала – на ней распадались блуждающие атомы металла. Оно стояло в темноте, похожее на звездную туманность в бескрайней бездне за стенами «Пушинки», только руки были темными, и когда существо пыталось говорить, они казались черными дугами на фоне сияющего тела.

Номер 2 жил в искаженном времени, не продвигаясь ни вперед, ни назад. Чтобы понять, что говорит существо, требовался специальный переводчик. А говорило оно о том, что случится в комнате, когда Олми уйдет. Оно сказало, что Пути скоро придет конец – «в мгновение птичьего ока». Переводчик передал эти слова достаточно внятно, хотя многое другое воспроизвести не смог – похоже было, что существо изобретает или узнает какой-то неизвестный, совершенно не человеческого происхождения язык.

– Хорошо, – промолвила Пласс, – если мы просто кончим так же, как он.

– Очень интересно, – отозвалась Расп.

– Мы жаждем чего-нибудь нового, как сумасшедшие, – с улыбкой добавила Карн.

– Чудовища не рождаются. – Пласс скорчила гримасу и сжала в руках Библию. – Их изготавливают.

– Благодарю вас, – ответила Карн и выдавила улыбку, сопровождавшуюся стеклянным взглядом. Расп, видимо, яростно обдумывала более остроумный ответный выпад.

Довольно, решил Олми.

– Если мы собираемся погибнуть или еще чего похуже, надо по меньшей мере вести себя культурно, – заявил он.

Все три женщины удивленно уставились на него, причем каждая по-разному. Уже неплохо, подумал Олми.

– Давайте просмотрим список имеющегося на борту груза, перечитаем приказы – в общем, поучимся работать вместе.

– Человек, который однажды уже умер и хочет еще раз… – начала Карн, все еще сверкая глазами от возмущения, но Расп прервала ее:

– Заткнись. Делай, как он говорит. Пора работать. Карн пожала плечами. Ее гнев развеялся без следа.

Когда вихрелет набрал скорость, передний смотровой порт стал похож на кривую линзу. Блуждающие атомы и ионы сгущались перед носом корабля в раскаленное добела облако. Из скошенной вершины облака расходились, змеясь, разноцветные лучи. Поток – небольшое искажение геометрии пространства – был похож на белый горячий поршень.

Наличие внутри Пути большого количества блуждающих газовых атомов представляло проблему. К этому привело большое количество открытий врат в первые эксплуатировавшиеся сырьевые миры.

Перед Олми появились ряды голубых и зеленых значков: состояние вихрелета было в норме. Корабль двигался со скоростью в три процента от скорости света внутри Пути, чуть меньшей, чем с – скорость света во внешней вселенной. Ускорение по сравнению с достигнутым в точке 4x5 снизилось и теперь несколько превышало шесть «же». Конечно, внутри вихрелета оно не ощущалось.

Согласно выведенной на дисплей карте, корабль находился в точке 1x7, в десяти миллионах километров от люка седьмого отсека. До «Редута» оставалось еще три миллиона километров.

Олми чувствовал себя оторванным от всех остальных, как во сне – с ним всегда так бывало в вихрелете. Кабину разделили на три личных отсека, кают-компанию и кабину пилота, где он и проводил большую часть времени. Остальные сидели по своим отсекам и друг с другом разговаривали редко.

Первый знак необычности этого путешествия проявился на второй день, когда прошли уже полпути. Олми штудировал то немногое, что было известно о «Редуте» – читал полный и совершенно секретный файл. Он углубился в биографию Дейрдре Енох, как вдруг сзади его окликнули.

Он обернулся и увидел в трех метрах от себя молодую женщину, парившую в воздухе горизонтально головой к нему и медленно поворачивавшуюся вокруг своей оси.

– Я почувствовала – ты зовешь нас. Я почувствовала – ты изучаешь нас. Что ты хочешь знать?

Олми проверил, не запись ли это – нет, видеопроецирование не производилось. Сквозь изображение было видно, как из своих кают вылетают Пласс и близнецы. Сестрам было просто интересно, Пласс же была потрясена и расстроена.

– Я ее не узнаю, – проговорила она.

Олми понял, что это не чья-то дурацкая шутка.

– Я рад, что вы решили нас посетить, – сказал он. – Какова обстановка в «Редуте»?

– Все без изменений, как всегда, без изменений, – ответила женщина. Ее лицо было трудно рассмотреть: оно все время слегка менялось, по изображению шла рябь.

– Вы здоровы? – спросил Олми. Расп и Карн потихоньку приближались к женщине, но она их словно не замечала.

– Я – ничто, – ответило изображение. – Задай другой вопрос. Хочется узнать, смогу ли я выдавать разумные ответы.

– Она настоящая? – спросила Расп. Лица обеих сестер побледнели и застыли в увлеченном напряжении.

– Не знаю, – ответил Олми. – Вряд ли.

– Значит, она воспользовалась своим положением в линии времени «Редута», чтобы вернуться к нам… По меньшей мере кто-то из нас доберется до места назначения.

Карн удовлетворенно улыбнулась и сверкнула глазами. Олми эти сверхинтеллектуальные девушки нравились все меньше и меньше.

Пласс выступила вперед, сжав кулаки, будто собиралась ударить незнакомку.

– Я вас не узнаю. Кто вы?

– Я ясно вижу лишь одного из вас. – Женщина указала на Олми. – Остальные – словно стаи насекомых.

– Ярты взяли «Редут»? – спросила Расп. Изображение не ответило, и Олми повторил вопрос.

– Они в «Редуте» одни. Этого достаточно. Я могу описать ситуацию, какая сложится, когда вы достигнете станции. В Пути есть обширный паз – долина, – внутри которого «Редут» формирует серии мощно структурированных вероятностей. Сам «Редут» разросся во времени до огромных размеров, все возможности реализованы. Моя бывшая личность прожила жизней больше, нежели можно выразить каким-либо количественным числительным. И до сих пор живет. Она меняет нас, как вы меняете кожи.

– Расскажи нам о вратах, – попросила Карн, подходя ближе. – Что случилось? В каком они состоянии?

Олми опять повторил вопрос. Женщина смотрела на него так пристально, что становилось не по себе.

– Они стали теми, кто их открыл. На западной границе врат находится огромная голова Исы Данны, она наблюдает за территорией. Что она там делает и что это значит, нам неизвестно.

Пласс всхлипнула и закрыла губы ладонью.

– Некоторые пытались бежать. Голова превратила их в живые горы, усеянные пальцами, или в леса, затянутые туманом и липким синим мраком. А иные носятся по воздуху, как дым, и всякий, кто с ними встретится, изменяется. Мы научились. Вот уже тысячи лет мы не выходим наружу…

Расп и Карн окружили гостью с боков, внимательно, как кошки, изучая ее.

– Как же в таком случае вам удалось покинуть «Редут» и вернуться к нам? – спросил Олми.

Женщина нахмурилась и подняла руки.

– Оно не говорит: Оно не знает. Я так одинока. Пласс, Расп, Карн и Олми смотрели друг на друга – между ними был только воздух.

Олми вдруг провалился в недалекое прошлое, в тот момент, когда в последний раз видел, как исчезает призрак – копия Нейри Таур Ринн.

Пласс вздрогнула и выдохнула:

– Так всегда бывает. Муж говорит, что он одинок. Он хочет найти место, где не будет одинок. Но такого места нет.

Карн повернулась к Расп.

– Ложное видение, обман зрения?

– Там, куда мы направляемся, обманов нет, – сказала Пласс и стала тереть ладони друг о друга, чтобы расслабить мышцы.

Карн отвернулась так, чтобы она не видела, и скорчила рожу.

– Что стало с открытыми возле «Редута» вратами, никто не знает, – сказала Расп, подняв голову от записей. – Нет даже догадок.

Карн вздохнула – Олми не понял, с сочувствием или со стыдом.

– А у вас есть догадки? – спросил он.

Пласс обогнула бледно-лиловую переборку и влетела в кают-компанию. Никаких радостных надежд она, похоже, не испытывала.

– Врата всегда находятся в донной части Пути, – тусклым голосом, словно повторяя лекцию для начинающих, сказала Расп. – Таковы ограничивающие условия локального континуума Пути. В каждой из кольцевых позиций возможно существование четырех врат. Когда открыты все четыре, предполагается, что они непременно должны закрепляться на стенах Пути. Однако на практике небольшие врата, как известно, приподняты над донной частью. Их закрытие происходит немедленно.

– Какое отношение это имеет к моему вопросу? – спросил Олми.

– А?.. Нет-нет, никакого, – отмахнулась Расп.

– Может, и имеет. – На этот раз Карн сыграла роль «размышляющей половины». – Может, все это тесно связано.

– Ну хорошо, – ответила Расп. – Я имела в виду вот что: если врата Исы Данны каким-либо образом подняты и не закреплены на дне или стенах Пути, ограничивающие условия представляются иными. Незакрепленные врата способны оказывать на локальные мировые линии негативное влияние. Вход и выход могут осуществляться под любым углом. Во время закаливания нам дали понять, что мировые линии любого объекта, транспортируемого сквозь такие врата, в действительности отбрасываются на несколько лет назад. Волны вероятностей откатываются вспять.

– Много ли людей прошло через врата? – спросил Олми.

– Мой муж не проходил, – влетая в люк, ответила Пласс. – Только Иса Данна и его сопровождающие. Возможно, кого-нибудь еще затянуло против воли после того, как образовалась брешь.

– Но ту женщину вы не узнали.

– Не узнала.

– Возможно, она исчезла, когда врата превратились в брешь? – продолжил Олми. – Возможно, ее мировая линия в нашем мире стерта?

– Голова болит, – сказала Расп.

– Полагаю, вы правы. – Голос Карн был задумчив. – В этом есть некий страшноватый смысл. Ее существование приостановлено… В наших записях ее нет.

– Но линия сохранилась, – указала Расп. – Она отдается эхом назад во времени, в том числе и туда, где записи о ней исчезли.

– Нет, – покачала головой Пласс.

– Почему?

– Она упомянула об альтинге.

– Я этого не слышала.

– Я тоже, – сказал Олми.

Пласс обняла себя за локти, выставив вперед одно плечо.

– Мы слышали разные слова. А видела она только его. – Она указала на Олми.

– Оно и на вас смотрело, – сказала Расп, – один раз.

– «Альтинг – всеобщее собрание, законодательный орган у древних норманнов»[34]34
  Игра слов. Английское слово «allthing» можно приблизительно перевести как «Охватывающий все сущее». – Примеч. пер.


[Закрыть], – прочитал Олми выведенное на дисплей определение слова.

– Она имела в виду другое, – ответила Пласс. – Мой муж говорил об Окончательном Разуме мира. Возможно, речь идет об одном и том же.

– Это было просто эхо, – сказала Расп. – Мы все слышали разные слова. Все взаимодействовали с ним по-разному, в зависимости от… чего-то. Скорее всего мы имели дело со случайной информацией из будущего, которое никогда не реализуется. Это просто привидение, которое бормочет бессмысленные фразы… возможно, такое, как ваш муж.

Пласс посмотрела на близнецов и ухватилась за край люка, упрямо покачав головой.

– Мы еще услышим об альтинге. Дейрдре Енох продолжает работу. Там что-то происходит. «Редут» по-прежнему существует.

– Это вам ваш муж сказал? – спросила Расп с язвительной усмешкой.

Олми бросил на нее хмурый взгляд, но она не обратила на него никакого внимания.

– Узнаем, когда увидим наших собственных призраков, – ответила Пласс, оттолкнулась ногой и полетела обратно в свою каюту.

Пласс сидела в кают-компании и спокойно читала Библию. Кухонный аппарат готовил ей обед. Близнецы всегда питались по собственному графику, но Олми старался есть одновременно с Пласс: ему нравилось говорить с ней, а в присутствии близнецов он чувствовал себя не в своей тарелке.

Вокруг Пласс витал ореол истраченной силы, чего-то, описавшего высокую и благородную траекторию и теперь падающего вниз. Пласс, похоже, нравилось его общество, но она никогда об этом не говорила. Она спросила его о Ламаркии.

– Красивая была планета, – ответил Олми. – Красивее я не видел.

– Ее ведь больше нет?

– Такой, как я знал, нет. Ее развитие пошло по хлорофилловому пути – и она теперь совсем не та, что прежде, да и все равно – врата туда разрушены, попасть с Пути на Ламаркию теперь нельзя.

– Досадно. Похоже, что смертность – великая трагедия, к которой мы никогда не сумеем возвратиться. С другой стороны, мой муж… С тех пор как я улетела из «Редута», он семь раз посещал меня. – Пласс улыбнулась. – Наверное, мне не следует радоваться его посещениям. Он несчастен, но я становлюсь счастливее, когда его вижу и слышу… – Она съежилась, будто ожидала удара. – Он-то меня не слышит, не может.

Олми кивнул. Непонятно, но выслушать надо вежливо.

– Он говорит, что в «Редуте» ничего не пропало. Интересно, откуда он это знает? Может, он там? Или наблюдает за ними? Трагедия неконтролируемого порядка состоит в том, что прошлое изменяется – и посещается – столь же легко, как и будущее. В последний раз, когда муж вернулся, ему было очень больно. Он, сказал, что новый Бог проклял его за контрреволюционную деятельность. Окончательный Разум. Он сказал, что Око Наблюдателя следило за ним всю дорогу сквозь вечность, на всех мировых линиях, и где бы он ни пытался остановиться, его пытали и превращали во что-нибудь новое. – Лицо Пласс озарилось почти сладострастным ожиданием, она внимательно следила за Олми.

– Вы же отрицали то, что говорили близнецы, – напомнил он, – что это просто отголоски эха вдоль мировых линий.

– Это не просто отголоски. Наши мировые линии – это мы и есть, сер Олми. Призраки – просто измененные версии оригиналов. Их происхождение неясно. Они приходят из многих различных будущих, однако обладают реальностью, независимостью. Я это чувствую… когда он со мной говорит.

Олми поморщился.

– Не могу себе представить. Я думал, порядок – это простота и покой, а не мучения, искажение и насилие. Вселенная полного порядка должна быть похожа на рай в христианском понимании этого слова. – Он указал на древнюю книгу, покоившуюся на коленях у женщины.

Пласс шевельнулась, и Библия взлетела на несколько сантиметров в воздух. Она поймала ее и снова уложила на колени.

– В раю нет изменения, нет смерти. Смертные полагают, что это приятно, но они ошибаются. Ничто хорошее не может длиться вечно, иначе оно станет непереносимым. Представьте себе силу, требующую, чтобы что-либо существовало вечно, более того – превратилось в квинтэссенцию того, чем было, силу, не принимающую ничего меньшего, нежели полное согласие, но не способную ни с кем общаться.

Олми потряс головой.

– Не могу.

– И я не могу, но мой муж говорит именно об этом. Несколько секунд Пласс молча постукивала пальцем по обложке, книги.

– Давно он в последний раз вас посещал? – спросил Олми.

– Недели три назад. Перед тем как мне сказали, что я могу вернуться в «Редут», все было спокойно. – Она спрятала лицо в ладонях. – Я верила в то же, во что верила Енох – что порядок нарастает. Вечно. Я верила, что мы сотворены с недостатками и что вселенная наша тоже имеет пороки. Думала, что мы станем прекраснее, когда…

Из каюты вылетели Карн и Расп и повисли в воздухе возле Пласс. Та смолкла и вместо приветствия слегка вздрогнула.

– Возможно, мы нашли разгадку дилеммы, – сказала Карн.

– Наша родная геометрия – та, что существует вне Пути, – определяется вакуумом, имеющим бесконечный потенциал, – подхватила Расп с чувством, похожим на ликование. – Мы не можем подключаться к его энергии, поэтому в нашем мире пространство имеет форму, а время – направление и скорость течения. Во вселенной, к которой подключилась Енох, существует постоянный доступ к энергии вакуума. Время, пространство и эта энергия, потенциал вакуума, сплетены в маленький тугой узелок, имеющий невероятную плотность. Очевидно, именно его ваш муж называет Окончательным Разумом, а наша гостья – альтингом.

Пласс безразлично покачала толовой.

– Это должно быть восхитительно! – воскликнула Карн. – Вселенная, в которой в первые наносекунды после творения закрепился порядок, управляющий всеми очагами первоначального расширения, всеми формами и константами бытия…

– Интересно, что стала бы Енох делать с таким миром, если бы сумела получить над ним контроль, – сказала Расп, пролетая над Пласс и глядя на нее сверху вниз. Та взмахнула рукой, будто пытаясь прихлопнуть муху, и Расп, улыбаясь, отлетела в сторонку. – Наш мир по сравнению с тем – просто бледный огонек свечи.

Все должно стремиться к Окончательному Разуму. Эта сила распустилась в конце Времени, словно цветок, и стебель его идет сквозь все события, все жизни, все мысли. Это предок не только всех живых существ, но и вообще всех взаимодействий материи, пространства и времени, всего собрания вещей, стремящихся к цветку.

Олми часто вспоминал этот отрывок из записок Коженовского. Изобретатель Пути составил весьма оригинальную космографию, однако никогда не пытался распространить ее среди своих соратников. Оригинал имел статус общественного достояния и хранился в Библиотеке Коженовского, но туда тетерь редко кто приходил.

Пласс в кают-компании читала Библию, а Олми заглянул к Расп и Карн. Близнецы уставили каюту проекциями произведений геометрического искусства и яркими, непонятными математическими символами. Он спросил, верят ли они в возможность существования такого вот альтинга, идеально упорядоченного разума.

– Боже мой, нет, конечно! – засмеялась Карн.

– Впрочем, Бог тут ни при чем, – добавила Расп. – Даже если бы мы в него верили. В энергию, импульсы – да. В конец – возможно. Но не в разум.

– Как бы вы это ни называли, в бреши оно может существовать и быть не таким, как здесь, так?

– Конечно, оно там существует. Просто это не разум, только и всего. Существование разума невозможно без наличия нервной системы, без позитивных и негативных связей между узлами. Если мы мыслим правильно, мир порядка должен прийти к своему завершению в первые же несколько секунд существования: все просто замерзнет, остановится. Порядок с самого начала получит контроль над всеми энергиями, мгновенно проработает все возможные варианты, и мир станет цельным блоком, монолитом, имеющим неизменную идеальную форму. В нем не будет времени. Это не вечность, а безвременье.

– Наша вселенная, наш мир, может раскручиваться еще многие миллиарды или даже триллионы лет, – продолжила Карн. – В ней существование Окончательного Разума, итога всех нервных процессов за все время, вполне возможно. Но Дейрдре Енох нашла нечто отвратительное. Если бы это был разум – подумайте! – постоянное творение, никаких противоречий, полное незнание. Ему ничто никогда бы не препятствовало, не останавливало его, не учило, не укрощало. Он был бы незрел, как новорожденный ребенок, и сложен…

– И изобретателен, – вставила Расп.

– …как сам дьявол, – закончила Карн.

– Пожалуйста, – закончила Расп неожиданно тихо, – если даже существование чего-нибудь подобного возможно, пусть это будет не разум.

Последний миллион километров они летели среди следов сражения. Чтобы выбить яртов из их крепостей, пришлось заплатить жизнями десятков тысяч защитников Пути. Высвободившиеся энергии изменили Путь, и он здесь до сих пор слегка светился, пронзенный пульсирующими лучами и протуберанцами. Вихрелет чуть заметно дрожал; несмотря на компенсацию, пришлось снизить скорость до нескольких тысяч километров в час.

До «Редута» оставалось меньше десяти тысяч километров.

Карн и Расп вынули свои ключи из футляров и усердно пытались разобраться в состоянии Пути.

В пяти тысячах километров от «Редута» на стенах Пути появились следы бывших здесь огромных конструкций – магистралей, соединявших, наверное, связанные между собою врата. Однако самих врат не было. Магистрали были разрушены и превратились в полосы мелкой пыли, похожей на порох.

Олми смятенно покачал головой.

– Ничего похожего на то, о чем докладывали всего несколько недель назад.

– Я тоже наблюдаю нечто необычное, – сказала Расп.

– Что-то, имеющее отношение к наступлению яртов, – добавила Карн.

– Что-то, о чем нам не сказали? – удивилась Пласс. – Погибшая колония?

– Наша или яртская? – спросил Олми.

– Ни то, ни другое, – ответила Карн, оторвавшись от своего ключа.

Она подняла ключ – небольшой, с кулак размером, шарообразный аппарат на двух рукоятях – и повернула дисплеем к Олми и Пласс. Олми и раньше видел, как работают открыватели врат, и неплохо разбирался в изображениях на дисплее, хотя сам пользоваться ключом не умел.

– Здесь никогда не открывались ни одни врата. Это все – подделка.

– Приманка возле капкана, – сказала Пласс.

– Хуже. Врата возле «Редута» искажают вероятности и изгибают мировые линии. Здесь отлагается осадок реальностей, которые никогда не существовали.

– Путь разговаривает во сне. Это ночные кошмары нашей не-истории, – сказала Карн. На этот раз близнецы, казалось, были подавлены, более того, испытывали полное отчаяние. – Не понимаю, как можно работать, оказавшись на такой изогнутой линии.

– Так что же это? – спросил Олми, указывая на остатки разрушенных магистралей, городов, дорог между призрачными вратами.

– Будущее, – ответила Карн. – Возможно, это то, что будет, если мы не сумеем сделать того, что должны.

– На человеческие строения не похоже, – высказала свое наблюдение Пласс. – Архитектор-человек никогда не проложил бы магистрали так, как здесь. И ярт, насколько мы можем судить, тоже.

Олми сосредоточенно нахмурился.

– Если бы Путь создал кто-нибудь другой, это могли бы быть их развалины, следы их гибели.

– Чудесно, – нервно засмеялась Карн. – Именно на это мы и надеялись! Если здесь открыть врата, к чему бы это могло привести?

Пласс схватила Олми за руку.

– Сообщите в Шестиединый, что эта часть Пути должна быть закрыта. Здесь нельзя открывать врата!

– Почему? – спросила Карн. – Подумайте, сколько нового мы могли бы узнать. Новые миры…

– Я согласна с сер Пласс, – сказала Расп. – Наверное, есть варианты и хуже, чем найти вселенную чистого порядка. – Она выпустила ключ и взялась за голову. – Здесь больно даже держать в руках инструменты. Мы бесполезны… если здесь открыть врата, они поглотят нас быстрее, чем те, что возле «Редута»! Согласись, сестра.

Но Карн была упряма.

– Не вижу причин. Думаю, это было бы очень интересно. Даже восхитительно.

Пласс вздохнула.

– Этот ящик открыл для нас Конрад Коженовский, – объяснила она Олми. – Испорченные дети-гении тянутся к злу, как насекомые – к трупу.

– Я думал, зло – это беспорядок.

– Теперь вы поняли, что это не так, – возразила Пласс, Расп посмотрела на нее и Олми. Ее глаза были прищурены, а мысли, судя по взгляду, самые неприятные.

Олми дотянулся до ее ключа и взял так, чтобы тот не ударился о переборки. Карн немедленно отобрала инструмент и сунула его сестре, процедив:

– Ты забываешь о своей ответственности. Можно либо бояться нашего задания, либо принимать его с отвагой и радостью. Если поджать хвост, ничего хорошего не получится.

– Да, сестричка, ты права – по меньшей мере в этом. – Расп засунула ключ в футляр, одернула одежду и отерла платком лицо. – В конце концов, мы все направляемся туда, куда всегда направлялись и всегда будем направляться.

– Вот что бывает, когда попадаешь туда, где все постоянно меняется, – сказала Карн.

Пласс побледнела.

– Мой муж всякий раз приходит не таким, как раньше. Сколько же адов вокруг него?

– Вокруг каждого лишь один, – сказала Расп. – К вам возвращаются разные мужья.

Столь далеко от «Пушинки» никогда такого не встречалось, но Олми разглядел обломки яртских укреплений – разрушенных, мертвых и пустых. Дальше Путь был затянут вихрями черного с красным песка – в нем висела и извивалась, словно клубок змей, целая пустыня. Ничего подобного раньше тоже никто не видел. Олми почувствовал если не желание жить, то по меньшей мере какую-то искру жизни, а потом – признательность судьбе за столь необычайное зрелище.

На Ламаркии он был свидетелем причудливейших капризов биологии. Здесь, возле «Редута», сама реальность изменялась и отрицала самое себя.

– Тот, кто окажется здесь после нас, увидит совсем другое, – сказала Пласс. – Нас занесло в изогнутую мировую линию Пути, может быть, вовсе и не нашу.

– Ни за что бы не поверила, что такое возможно, – промолвила Расп, и Карн нехотя согласилась. – Нас учили не такой физике.

– Оно может создавать любую физику, какую пожелает. Любую реальность. У него есть столько энергии, сколько угодно.

– Ему ведомо лишь единство. – Карн положила Пласс руку на плечо. Той, похоже, было все равно.

– Оно не знает никакой большей силы, чем его собственная. Но может разделять свою волю на иллюзорные части. – Пласс указала рукой на тысячи километров кружащегося в вихрях песка. – Это – момент спокойствия, прочного сосредоточения. Если я правильно помню, если личность моего мужа… личности моего мужа, возвращаясь, говорят правду, обычно оно неистовствует куда сильнее. Куда изобретательнее.

Карн состроила рожицу, потерла ладони друг о друга и взялась за рукояти ключа. От сосредоточения ее лицо сделалось как каменное.

– Я чувствую. Брешь все еще существует.

Расп взяла свой инструмент и тоже сосредоточилась.

– Да, – подтвердила она, – брешь существует. Плохо. Она парит над самым Путем. Должно быть, снизу она выглядит, как звезда злосчастья…

Они пролетели сквозь тонкий голубоватый туман, поднимавшийся с северного конца песчаной пустыни. Вихрелет слегка зазвенел.

– Вот она, – сказала Пласс. – Точно, ее ни с чем не спутаешь.

Врата, пробитые Исой Данной, расширились и поднялись над дном Пути – именно это Расп и Карн почувствовали при помощи своих инструментов. Теперь, когда до пункта назначения оставалась всего сотня километров, круглая брешь была хорошо видна. Вокруг нее плескался ореол цвета птичьей крови, рубинов и магии. Черная сердцевина была с этого расстояния не больше ногтя, но Олми казалось, что он видит только ее.