Текст книги "За небесной рекой (сборник)"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 104 (всего у книги 105 страниц)

Оставшись вдвоем в зеленой комнате, Рина и Летиция какое-то время молча разглядывали друг друга. Свет старинной лампочки накаливания отражался от надтреснутого зеркала, окрашивая стены гримерной в перламутровые тона.

– Ты – хорошая актриса, – сказала Рина. – А внешность и вправду не имеет никакого значения.

– Спасибо.

– Иногда я начинаю жалеть, что не похожа ни на кого из нашей семьи.

– Но ведь ты очень красивая, – сказала Летиция, не задумываясь.

Она не кривила душой. Рина действительно была прекрасна. По-левантински смуглая кожа, длинные черные волосы, маленький заостренный подбородок, большие карие глаза-миндалины, тонкий, чуточку вздернутый носик. Женщинам предшествующих поколений такое хорошенькое личико, ум и умение себя преподнести либо обеспечивали достойное место в шоу-бизнесе, либо позволяли войти в избранный круг богачей и знаменитостей. Помимо физической красоты, Рина обладала острым умом и какой-то особой мягкостью. ПД были здоровее, увереннее себя чувствовали, и ум их, если брать в целом, был более утонченный и устойчивый. Но Петиция совершенно не страдала из-за этого, по крайней мере сейчас.

Это было какое-то волшебство. Испытанное только что чувство неловкости после ее хитрого хода улетучилось, и вот они уже непринужденно беседовали, буквально очарованные друг другом.

– Мои родители тоже красивые, – сказала Рина. – Я ведь ПР второго поколения.

– Неужели ты хочешь выглядеть как-то по-другому?

– Нет, пожалуй, нет. С такой внешностью я вполне счастлива. Но я очень мало похожа на маму и папу. Я имею в виду цвет кожи, волосы, глаза и все такое… Впрочем, моя мама была не очень довольна своим лицом. Знаешь, она не особенно ладила с моей бабушкой… И винила бабушку в том, что та не подобрала для нее лица, соответствующего ее характеру. – Рина улыбнулась. – Наверное, все это звучит глупо.

– Есть люди, которые никогда не бывают счастливы, – заметила Летиция.

Рина подошла к зеркалу.

– А что ты чувствуешь, когда видишь сходство между собой и твоей бабушкой?

Летиция закусила губу.

– До тех пор пока ты не предложила мне присоединиться к труппе, я толком не знала. – Она рассказала про то, как мама принесла ей альбом, как она разглядывала себя в зеркале – правда, не упомянув при этом про свою наготу, – про то, как сравнивала себя с людьми на старинных фотографиях.

– По-моему, это то, что называется прозрением, – сказала Рина. Наверное, это прекрасное чувство. Ну что же, тогда я рада, что попросила тебя, даже если все это и выглядело по-дурацки.

– А ты… – Летиция запнулась. Очарование этого момента помимо ее воли постепенно проходило, и она не знала, уместно ли прозвучит ее вопрос. – Ты попросила меня тогда, чтобы дать мне шанс? Чтобы я не выглядела дурочкой и букой?

– Нет, – не задумываясь сказала Рина. – Я попросила, потому что ты была нужна нам на роль старушки.

Переглянувшись, они вдруг захохотал и, и очарование пропало окончательно, уступив место чему-то более устойчивому и долгому: дружбе. Летиция взяла руку Рины и слегка сжала в своей ладони.

– Спасибо тебе, – сказала она.

– Пожалуйста. Уж тебе-то по крайней мере не стоит волноваться.

Летиция пытливо посмотрела на нее, чуть приоткрыв рот.

– Ну а сейчас мне пора домой, – сказала Рина. Она сдавила ей плечо – с силой и в то же время мягко, и Летиция почувствовала: этот жест – нечто большее, чем отголосок недавнего гнева или ревности. А потом Рина повернулась и вышла из зеленой комнаты, предоставив своей подруге в одиночку собирать крошки латекса и клея.

Масштабы катастрофы все разрастались. Петиция, сидя в своей комнате, допоздна слушала новости, которые ей нашептывали призрачные ведущие, доктора и ученые, пляшущие перед глазами и сообщающие вещи, которые она, не в силах понять разумом, постигала душой. Какой-то ужасный монстр выкашивал ее поколение, не трогая при этом ее саму.

В следующий понедельник, придя в колледж, она увидела студентов, сгрудившихся в коридоре в ожидании звонка и мрачно обсуждающих что-то вполголоса, провожая ее взглядами. На второй паре из обрывков разговора она узнала, что в минувший уик-энд умер Лерокс.

– Он был вундеркиндом, – сообщила своему соседу высокая, стройная девочка. – Обычно они не умирают, хотя замыкания у всех случаются. А он вот взял да и умер.

Дождавшись перерыва на ленч, Летиция поспешила в старую уборную. Никого там не застав, она все-таки не стала подходить к зеркалу. Летиция и так знала, как она выглядит, и принимала это теперь как должное.

Гораздо труднее было свыкнуться с новым ощущением, зреющим внутри. От юной Летиции не осталось и следа. Оказавшись на поле боя, она не могла и дальше оставаться ребенком. Из головы у нее никак не шел Лерокс, который буквально преображал ее лицо, который так бережно к нему прикасался, восторгаясь им, как это может делать только настоящий профессионал. Летиция вспомнила его сильные, холодные пальцы и не смогла сдержать слез. На ленч она пришла опустошенная и напуганная.

Однако к консультанту не обратилась. Она понимала – такое нужно пережить без посторонней помощи.

В последующие несколько дней ничего из ряда вон выходящего не произошло. Вечерние репетиции проходили гладко. Близился день премьеры. Летиция довольно легко выучила свои реплики. Героиня ее была меланхоличной, что вполне соответствовало и ее собственному настроению. В четверг вечером, после репетиции, она вместе с Риной и Файеттом зашла в ближайший супермаркет, чтобы перекусить сандвичами. Летиция не предупредила родителей, что она задержится, сейчас ей не хотелось чувствовать ответственность перед кем-то, кроме своих товарищей. Она знала: Джейн расстроится, но ненадолго. Ей было необходимо поступить именно так.

Ни Рина, ни Файетт не говорили впрямую об обрушившихся на них несчастьях. Они, как всегда, излучали оптимизм. Оба шутя предлагали Летиции сыграть без грима, и все это звучало весело, несмотря на их затаенную печаль. Они поедали сандвичи, запивали их фруктовой водой и рассуждали о том, кем станут, когда вырастут.

– Раньше все было не так просто, – сказал Файетт. – Выбор у детей был небольшой. Школы не очень-то умели готовить людей к жизни в реальном мире. Обучение носило академический характер.

– И проходило медленнее, – добавила Петиция.

– Да и сами дети медленнее соображали, – сказала Рина, невольно улыбаясь.

– Ну с этим я не согласна, – сказала Летиция.

А потом они сказали хором:

– Я, конечно, не отрицаю этого. Я просто с этим не согласна!

Их смех привлек внимание парочки постарше, сидящей в углу. И на тот случай, если мужчина и женщина еще не очень разозлились, Летиция решила добить их окончательно. Она наклонила голову и резко дунула в соломинку, так что в стакане забурлило. Рина бросила на нее укоризненный взгляд, а Файетт прикрыл рот ладонью, давясь от смеха.

– Ты могла бы заклеить все лицо резиной, – предложил Файетт.

– Тогда я стану похожа на франкенштейнского монстра, а не на старушку, – возразила Летиция.

– Ну и что, какая разница? – спросила Рина.

– Хорошо вам, ребята, – сказала Летиция. – Ведь вы играете своих сверстников.

– Мне играть не нужно, – сказал Файетт. – Я просто живу на сцене.

– Очень хотелось бы подольше играть людей своего возраста, – сказала Рина.

Никто не упомянул имя Лерокса, но у них было такое чувство, что все это время он сидел возле них, участвуя во всех шалостях.

Вот так они его помянули.

– А ты сходила к своему проектировщику, к доктору? – спросила Летиция Рину, пока они стояли, скрытые от зрителей занавесом.

Свет в зале уже погасили. Рабочие сцены – тоже из студентов перевозили на тележках стены, обтянутые муслином. В воздухе стоял густой запах свежей краски.

– Нет, – сказала Рина. – Я пока не волнуюсь. Меня зачали в другой период.

– Правда?

Она кивнула.

– Все в порядке. Если бы возникли какие-то проблемы, я бы сейчас не стояла рядом с тобой. Не беспокойся.

Больше они к этой теме не возвращались.

И вот настал день генеральной репетиции. Петиция наложила свой собственный грим, подрисовала карандашом морщины, навела румянец и тени. До этого она долго тренировалась и теперь стала настоящим специалистом по старости. Держа перед собой бабушкину фотографию, она подрисовала морщинки вокруг рта, потом постаралась придать лицу такое же усталое выражение. Законченность облику придал старый, пропахший нафталином парик, извлеченный из бабушкиного сундука.

Перед генеральной репетицией актеров придирчиво осмотрела мисс Дарси. В костюмах той далекой эпохи юноши и девушки как-то сразу повзрослели. Летиция вовсе не страдала оттого, что выделяется среди всех. Напротив, роль старушки придавала ей какой-то особый статус.

– Во время спектакля не нервничай, старайся делать все плавно и естественно, – напутствовала ее мисс Дарси. – Никто не требует, чтобы ты отбарабанила свои реплики без малейшей запинки. Да, ты будешь играть перед зрителями, но они здесь не для того, чтобы хихикать над нашими ошибками. Сегодняшнее выступление – в честь Лерокса.

Все дружно закивали.

– А завтрашняя премьера – в честь вас всех.

После этого все заняли свои места за кулисами. Рина улыбалась, но видно было, что она очень нервничает.

– Эй, тебя не тошнит? – прошептала она.

– А что, ты мне пакет дашь? – спросила Летиция, в шутку засовывая в рот два пальца.

– Атавизм, – беззлобно бросила Рина.

– Пробирочная, – ответила Летиция и крепко пожала ей руку.

Поднялся занавес. Добрую половину зрителей составляли их родители, друзья и родственники. В том числе и родители Летиции. Темное пространство, начинающееся за освещенной сценой, казалось бездонным, скрывающим в себе мириады созвездий и туманностей. Неужели ее слабый голосок услышат в такой дали?

Музыка, предваряющая первый акт, постепенно стихла. Настал выход Рины. Она направилась к сцене, а потом вдруг остановилась в нерешительности.

– Ну, давай же, – легонько подтолкнула ее Летиция.

Рина обернулась и посмотрела на нее, склонив голову набок, и потрясенная Летиция увидела, что глаза ее блестят от слез. Крупная слезинка медленно скатилась по щеке Рины и расплылась по сатиновой ткани.

– Прости, – прошептала Рина дрожащими губами. – Я не могу… Скажи, скажи им…

Перепуганная Летиция хотела подхватить ее на руки, но Рина оказалась слишком тяжела для нее. Летиция сумела лишь смягчить удар от падения. Распластавшись на полу, Рина забилась в судорогах. Слова застряли у нее в горле, глаза стали пустыми, с закатившимися белками.

Летиция склонилась над ней, не решаясь дотронуться, не зная, как ей помочь.

А позади нее стояли Файетт и Эдна Корман; такие же беспомощные и растерянные.

Рина лежала, повернувшись лицом к колосникам, напоминая своими движениями марионетку. Она медленно поводила глазами, дергалась всем телом и беззвучно открывала рот.

– Нет, только не ее! – закричала Летиция, не обращая внимания на тревожный ропот, пробежавший по залу. – Прошу тебя. Господи, не отнимай ее у меня!

Файетт испуганно попятился, а в освещенный круг ступила мисс Дарси. Она обхватила Летицию за плечи, но девочка тут же вырвалась.

– Только не она… – рыдала Летиция.

Подоспевшие медики обступили Рину со всех сторон, заслонив от посторонних глаз. Мисс Дарси твердо, даже чуть грубовато выпроводила студентов со сцены, а потом собрала их в зеленой комнате. Ее застывшее лицо напоминало маску, горящие глаза еще сильнее подчеркивали бледность.

– Мы обязаны что-то предпринять! – воскликнула Летиция, умоляюще посмотрев на остальных.

– Вначале возьми себя в руки, – резко сказала мисс Дарси. – Мы делаем все, что в наших силах.

– А как же спектакль? – спросил Файетт.

Все повернулись к нему в немом изумлении.

– Простите, – произнес он, и губы его дрогнули, – я просто идиот.

Джейн, Дональд и Роалд тоже пришли в зеленую комнату. Летиция порывисто обняла Джейн, а потом закрыла глаза и уткнулась ей в плечо. Чуть позже родители вывели Летицию на воздух. Вечер только наступил, по двору прохаживались студенты с родителями.

– Ну, нам пора домой, – сказала Джейн.

– Нет, мы должны остаться. А вдруг ей станет лучше? – Летиция вырвалась из ее объятий и стала вглядываться в толпу. – Все так напугались. Я это чувствую. Она тоже напугалась. Я вижу ее. Она мне сказала… – Летиция осеклась, – она мне сказала…

– Да, побудем здесь еще немного, – согласился отец.

Он подошел к какому-то мужчине и перебросился с ним несколькими фразами, потом его собеседник покачал головой, и они разошлись. Роалд стоял в некотором удалении от них, засунув руки в карманы, унылый и подавленный.

– Ну все, – заявил Дональд пару минут спустя. – Ничего нового мы здесь сегодня не узнаем. Так что пойдемте-ка домой.

На этот раз Летиция не стала противиться. Вернувшись домой, она тут же заперлась в спальне. Слушать новости не хотелось. Зачем – она и так все видела собственными глазами.

Спустя час отец подошел к ее двери и деликатно постучал. Очнувшись от тревожного, неглубокого сна, Летиция встала, чтобы впустить его.

– Нам очень жаль, – сказал отец.

– Спасибо, – промямлила Летиция, снова ложась в постель.

Дональд уселся возле нее, как в детстве, когда ей было лет восемь-девять, а она стала оглядывать комнату, задерживаясь взглядом на игрушках, книгах, безделушках.

– Звонила твоя учительница, мисс Дарси. Просила передать тебе, что Рина Кэткарт умерла по дороге в госпиталь. Мы с мамой все это время смотрели новости. Сейчас много ребятишек заболело. И много умерло. – Он ласково потрепал ее за волосы. – Думаю, теперь ты понимаешь, почему мы хотели иметь натуральных детей. Иначе был риск…

– Нет, неправда! – воскликнула Летиция, захлебываясь словами. – Ты сделал это не потому, что боялся риска. Ты просто считал, что… что с этими людьми что-то неладно.

– А разве это не так? – спросил Дональд, и взгляд его внезапно посуровел. – Они – дефективные.

– Они – мои друзья! – закричала Летиция, так что Дональд вздрогнул.

– Прошу тебя…

Она привстала на кровати, снова заливаясь слезами.

– Они люди! Нормальные люди, которые заболели.

– Звучит не очень убедительно.

– Я разговаривала с ней, – сказала Петиция. – Она, наверное, тогда уже все знала. Просто сказать, что с ними что-то неладно, недостаточно. Это не вся правда.

– Просто их родителям нужно было заранее обо всем подумать, – настаивал Дональд. – Летиция…

– Оставь меня в покое!

Дональд ушел сконфуженный. А она снова улеглась в постель, снова и снова размышляя, о чем Рина хотела сказать ей перед смертью.

– Теперь я знаю, что делать, – прошептала Летиция.

Завтрак на следующее утро прошел в тягостном молчании. Роалд без всякого аппетита поглощал свою кашу, не сводя с родителей тревожного взгляда. Летиция вообще почти ничего не съела. Отставив полную тарелку, она резко поднялась и сказала:

– Я иду на ее похороны.

– Ну, я не знаю… – начала было Джейн.

– Я иду на ее похороны, – упрямо повторила она.

Летиция сходила только на одни похороны – Рины. Там, встав возле свежевырытой могилы, она украдкой наблюдала за родителями Рины, мысленно сравнивая их с Джейн и Дональдом. А вернувшись домой, записала свои впечатления.

Год выдался тяжелый. Сто двенадцать студентов из ее колледжа умерли. Еще двести тяжело заболели.

Не стало Джона Файетта.

Занятия драмкружка продолжались, но спектаклей они больше не давали. В школе наступила какая-то мертвенная тишина. Общий психоз все нарастал, поползли слухи, что высокая смертность вызвана не ошибкой в конструировании ПД, а эпидемией чумы.

Нет, это была не чума.

Два миллиона ее соотечественников заболели. Один миллион умер.

Из специальной литературы Летиция узнала, что обрушившееся на них бедствие – самое ужасное за всю историю Соединенных Штатов. По всей стране начались беспорядки. Разъяренные толпы смели центры подготовки ПД. Женщины, беременные ПД, требовали легализации абортов. Общество Рифкина снова превратилось в весомую политическую силу.

Каждый день, слушая новости после занятий, Летиция поражалась, насколько банальное благополучие ее семьи не вяжется с общей обстановкой в стране. В их семье никто не болеет. Дети растут нормальными.

За две недели перед выпуском к ней подошла Эдна Корман.

– Могу я с тобой поговорить? – спросила она. – Давай найдем место поспокойнее.

– Да, конечно, – тут же согласилась Летиция.

Близкими подругами они так и не стали, но Летиция находила Эдну Корман вполне сносной. Она увела ее в старую ванную комнату, с белыми плитками на стенах, где каждое слово отдавалось гулким эхом.

– Ты знаешь, все, особенно старшие, смотрят на меня так, словно ждут, что у меня вот-вот ноги подкосятся, – сказала Эдна. – Я больше не могу этого вынести. Мне кажется, я не заболею. Но у меня такое чувство, что люди боятся ко мне прикоснуться.

– Да, я знаю, – сказала Летиция.

– Но почему? – спросила Эдна дрожащим голосом.

– Я и сама не могу понять.

Эдна стояла перед ней, безвольно опустив руки.

– Неужели мы в чем-то виноваты? – спросила она.

– Нет. И ты это знаешь.

– Тогда объясни мне, пожалуйста.

– Объяснить что?

– Объясни, как нам выбраться из этого положения.

Летиция какое-то время молча смотрела на нее, а потом обняла за плечи и прижала к себе.

– Кажется, я знаю, – сказала она.

За пять дней до выпускного вечера Летиция попросила Рутгера предоставить ей слово на церемонии. Рутгер слушал ее, сидя за письменным столом и скрестив руки на груди.

– А зачем тебе это? – поинтересовался он.

– Есть вещи, о которых никто не говорит, но сказать о которых необходимо. И если никто другой не может этого сделать, то… – она сглотнула подступивший к горлу комок, – то… доверьте это мне.

Он посмотрел на нее с сомнением:

– Ты действительно считаешь, что способна сказать что-то важное?

Летиция кивнула.

– Тогда покажи мне текст речи.

Она достала из кармана листок бумаги. Рутгер прочитал внимательно, покачал головой – неодобрительно, как вначале показалось, – и вернул ей листок.

Стоя за кулисами в ожидании своего выхода, Летиция Блейкли прислушивалась к возбужденному гомону в зале.

Руководил церемонией Рутгер. На этот раз все проходило довольно уныло. Летицию не покидало чувство, что она совершает ужасную ошибку. Не слишком ли она молода, чтобы говорить такие вещи? Все это может прозвучать неуклюже, почти по-детски.

После короткого вступительного слова Рутгер пригласил на сцену Летицию. Проходя мимо того места, где упала Рина, она зажмурилась и сделала глубокий вдох, как бы вбирая в себя то, что осталось от ее лучшей подруги. Мисс Дарси проводила ее долгим взглядом.

От волнения к горлу подступил комок. Глаза слепило от ярких прожекторов. Она встала посреди сцены, стараясь разглядеть знакомые лица в бескрайнем темном пространстве, простирающемся за сценой. Но видела лишь размытые силуэты. Краем глаза она заметила, как мисс Дарси кивает ей:

– Можно начинать.

– Для всех нас настали тяжелые времена, – начала Летиция высоким, пронзительным голосом. – Друзья уходят от нас, один за другим Люди теряют сыновей, дочерей. Наверное, даже с такого расстояния вам видно, что я не… не сконструирована. Я – натуральный человек. Впрочем, мы тоже болеем и тоже смертны. Но речь сейчас не об этом… – Летиция откашлялась. Нелегко ей давались эти слова. – Я решила, что имею право сказать вам кое-что очень важное. Да, люди допустили ошибку, страшную ошибку. Но сами вы – не ошибка. Я хочу сказать… то, что вас создали, – не ошибка. Мне остается лишь мечтать о некоторых вещах, которые вы воспринимаете как должное. Одни из вас могут долго находиться в открытом космосе, другие понимать сложнейшие формулы, недоступные моему разуму. Третьим суждено долететь до самых далеких звезд и увидеть места, которые я никогда не увижу. Мы во многом разные, но для меня очень важно сказать вам… Летиция, повинуясь чувству, напрочь забыла про написанную речь…сказать вам, что я вас люблю. И мне все равно, что скажут другие. Мы любим вас. Вы очень важны для нас. Пожалуйста, не забывайте об этом. И не забывайте о той высокой цене, которую мы все заплатили.

А потом наступила полная тишина. Летиции очень хотелось тихонько уйти со сцены. Но, переборов себя, она бросила в безмолвный, темный, как ночное небо, зал короткое «спасибо» и только потом, поклонившись, исчезла из сияния прожекторов.

Когда Летиция проходила мимо мисс Дарси, та, всегда чопорная и строгая, крепко пожала ей руку. И в первый раз Летиция почувствовала, что мисс Дарси относится к ней как к равной.

Пока длилось торжество, Летиция оставалась на сцене, рассматривая старую деревянную дверь, занавесы, противовесы, колосники, подвесные леса для осветителей.

И вдруг она почувствовала, что тот давний сон, так поразивший ее, становится явью. Вот оно, то самое, ни с чем не сравнимое чувство – любовь не к домашним и не к самой себе. Любовь ко всем сразу.

К своим братьям.

К сестрам.

К семье.