Текст книги "За небесной рекой (сборник)"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 105 страниц)

Глава 49

Премьер-министр Нексуса Бесконечного Гексамона Ильин Таур Ингл жил в одной из широких вентиляционных шахт Центрального Города, в гуще широко раскинувшегося Леса. У Ольми никогда не было желания поселиться в подобном доме, но, тем не менее, он завидовал премьеру – в Лесу столь явно ощущалась атмосфера уединения и покоя, а само жилище было фантастическим и изящным.

Шесть шахт шли от внешней поверхности Центрального Города к ядру, где располагалось руководство. Внутри каждой шахты, среди извилистых тропинок Леса, жило почти десять тысяч воплощенных. Внешний вид домов варьировался от общих поплавков, подвешенных к широким воздушным корням, до маленьких свободно перемещавшихся ячеек, рассчитанных на одного, самое большее – двух гомоморфов или не более чем на четырех средних неоморфов.

Лес был как украшением, так и частью надеритской философии; шахты обеспечивали, почти треть потребностей Центрального Города, остальное делали разработанные гешелями очистные устройства. Тысячи разновидностей деревьев и других растений – некоторые из них пищевые – были генетически изменены и приспособлены к невесомости. Почти треть биомассы Аксиса была растительной и сосредотачивалась в Лесу.

Ольми доставляло большое удовольствие совершать, подобно Тарзану, прыжки через Лес, перелетая от ветви к ветви, плавая над тропинками без помощи силового поля. Там были специально оборудованные спортивные дорожки и скоростные пути, где упражнялось множество гомоморфов, со свистом проносились неоморфы, и практически отсутсвовал транспорт. Он умел рассчитывать свое время – в тысячах различных ситуаций, порой очень сложных, – и оценил продолжительность спуска примерно в пятнадцать минут.

Ольми не чувствовал необходимости спешить. Неторопливо, сложив руки за спиной, согнув ноги, словно лыжник, отталкиваясь то от широкого листа, то от гладкой поверхности корня, он летел вдоль хорошо знакомых дорог. Сейчас большую ценность, чем скорость, имело время для размышлений.

В лесу извивались пластиковые трубы, содержавшие светящиеся бактерии, известные под названием светящихся змей или мерцающих червей; каждая труба была толщиной в метр и иногда достигала полукилометровой длины. На полянах они порой переплетались, образуя великолепные светящиеся лабиринты, переливавшиеся всеми оттенками от ярко-красного до темно-золотистого. На полянах часто собирались гомоморфы, купаясь в лучах света; Ольми лишь бросил взгляд на несколько полян, встретившихся по пути, продолжая свое безостановочное движение по шахте.

Ему потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до резиденции премьер-министра. На узкой развилке он свернул с главного пути и проплыл через увитые цветами ворота из искривленных корней. Дом висел посреди владений премьер-министра.

Резиденция была построена по образцу старинного земного поместья восемнадцатого века с множеством модификаций, связанных с отсутствием верха и низа. Дом имел три крыши и входы под шестью разными углами. Окна открывались по трем осям. Заросли кипариса заслоняли одно окно от лабиринта светящихся змей в дальнем конце владений.

Как только гость вышел из увитого цветами туннеля, к нему подплыли роботы-наблюдатели и, идентифицировав его, вернулись к своим обязанностям: стрижке живой изгороди, защите от насекомых и наблюдению за любимцами премьер-министра.

Его приветствовал домашний голос и предложил войти через дверь напротив светящегося лабиринта. Премьер уже ждал его.

Со смесью снисходительности и скуки Ольми смотрел на быстрые изображения недавней деятельности хозяев дома. Когда пиктор очистился, он увидел незнакомого неоморфа, входившего в комнату впереди Премьера. Неоморф без конечностей, имевший отдаленное сходство с рыбой, взглянул на Ольми хрустальными глазами и изобразил небрежное приветствие, но не код. Ольми ответил подобным же образом, узнав одного из помощников Толлера. Неоморф вышел через освещенную дверь, окруженный собственным комариным облаком компактных мониторов.

– Они становятся все более дерзкими, верно? – спросил премьер, протягивая руку. Ольми пожал ее. – Теперь вопрос к вам: будете ли вы доверять кому-то, кому не сможете пожать руку?

– Я не доверял многим, кому мог пожать руку, – ответил Ольми.

Премьер посмотрел на него со смешанным выражением веселья и почти нескрываемого раздражения.

– Вы пришли, чтобы коротко доложить о наших гостях, не так ли?

Он провел Ольми в просторный двенадцатигранный кабинет. Круглый стол опирался на единственную опору в центре; вдоль семи стен стояли деревянные полки со старинными книгами и блоками памяти. На других стенах располагались прекрасные иллюзартовые и ложные окна, открывавшиеся на остановленные во времени сцены в других комнатах дома, словно приглашая в них.

– Президент все еще расстроен, – сказал Ингл, садясь за стол и опираясь на локти. – Боюсь, что большинство советников президента с трудом могут понять, зачем вы притащили сюда этих пятерых.

– Я привез только одну, – поправил Ольми. – Другие последовали за ней сами, неожиданно для нас.

– Да, так или иначе, как бы они сюда ни попали, они представляют собой проблему. Сторонники раскола уже добиваются преимуществ и уступок. Они близки к тому, чтобы собрать вместе все свои группы – и это определенно объединит их. Это может также превратить фракцию Корженовского из радикальной партии в народный фронт. Позиция президента под угрозой. Более того, он понимает, что у него нет времени лично заниматься этими вопросами из-за постоянных проблем с джартами, и поручил это серу Олиганду Толлеру, которого вы, я уверен, знаете, и мне.

– Приносящих плохие новости никогда не понимали, – заметил Ольми.

– Да? Ну что ж, хорошие новости или плохие – зависит от того, как мы на них реагируем, верно? Честно говоря, я не разделяю всех опасений президента. Некоторые, но не все. Я чувствую, что мы можем повернуть ситуацию – и новость – в свою пользу. Возможно, мы сможем даже прийти к согласию, которое так необходимо, чтобы успешно противостоять джартам. Теперь к делу. В вашем сообщении говорилось, что у вас есть еще какие-то новости.

– Кто-то нанял, по крайней мере, одного бродягу в Памяти Города, чтобы тот внедрился в резиденцию гостей. Кто-то отчаянно пытается выяснить, что все это означает.

– Да, об этом я мог догадаться, – сказал премьер. – Ну что ж, видимо, пора довести до всеобщего сведения все, что нам известно. Вероятно, это и так станет известно через неделю или раньше, особенно если за дело взялись бродяги. Каково ваше мнение, сер Ольми?

– Я уже говорил об этом раньше, сер. Я должен выступить перед Нексусом.

Премьер некоторое время размышлял.

– Я все еще сомневаюсь по поводу разумности решения, но, возможно, вы правы. Если правда должна быть открыта, то лучше, если это сделаем мы, верно? Но аккуратно. Миллионы неоморфов уже страшно напуганы разговорами о расколе. Бросить бомбу в самую гущу, сказав, что Пушинка вернулась к Земле? Не простое решение. Так или иначе, мы не можем созвать Нексус в полном составе из-за совещания по джартам. Придется обойтись дублями. – Он резко встал, выдавая свое волнение. – Сегодня вечером мне потребуется мощный сеанс тальзита.

Скрестив руки, Таур Ингл поплыл к центру кабинета; его свободная черная одежда развевалась, словно волны покоя.

– Вы дадите показания лично как агент Гексамона?

– Франт и я, – подтвердил Ольми.

– Франт не может давать показания; дача присяги противоречит их убеждениям.

– Он подтвердит мои показания. Это разрешено.

– И что потом, сер Ольми? Как мы сможем после этого удержать наших любопытных – кто бы ни нанял бродягу – или фракцию Корженовского, ради Силы Духа?

– Возможно, это не самая большая проблема. На Пушинке находится около двух тысяч человек; рано или поздно мы должны взять их всех под контроль. Наш первый гость, Васкес, уже была очень близка к тому, чтобы научиться управлять шестой камерой. Полагаю, что и другие смогут, в конце концов, повторить ее работу, несмотря на запреты в библиотеках Пушинки.

– И Звезда, Судьба и Сила Духа никогда не смогут помочь нам, верно? – вздохнул премьер. – Хвала Логосу.

– Хвала Логосу, – с сомнением повторил Ольми.

– Мы оба в некоторой степени по-гешельски недоверчивы, верно? – сказал Таур Ингл, внимательно следя за реакцией Ольми. – Не очень разумно сообщать обо всем этом, во всяком случае, не со столь высокой трибуны. Представляют ли наши… предки непосредственную опасность? Велика ли вероятность того, что они скоро нарушат спокойствие в шестой камере?

– Нет, пока Васкес в Аксисе. Все сохранится несколько месяцев, может быть, даже год.

– Очень хорошо. В первую очередь – самое важное. Я бы сказал, что в наших интересах – а это теперь кажется неизбежным – выставть гостей на всеобщее обозрению. Они крайне необычны, и это может дать нам преимущество перед оппозицией. Я распоряжусь, чтобы мои секретари составили план. Их адвокат – ваш партнер, Сули Рам Кикура, – она может быть нам полезна?

– Очень, – подтвердил Ольми. – Но ее работа только началась.

– Отлично, – сказал премьер. – Но не следует быть слишком самоуверенными. Если джарты рано начнут атаку, или, не дай Бог, решатся открыть ворота в сердце звезды – тогда наши гости мало что будут значить.

Ингл покачал головой, изобразив цепочку символов: мошку, исчезающую в лучах солнца.

Глава 50

Ефрейтор Родженский лежал, прижавшись спиной к черной стене библиотеки. Вокруг валялись пакеты и консервные банки – некоторые русского происхождения, большинство американских. Он легко и размеренно храпел. Рядом с ним майор Гарабедян, присев на корточки, ел американский обед, состоявший из ветчины и жареной картошки и доставленный из четвертой камеры как подтверждение еще не ратифицированного соглашения о перемирии.

Жуя, он не переставал бдительно следить за американскими солдатами, расположившимися в нескольких десятках метров. Силы были абсолютно равны: десять русских, десять американцев, все вооружены автоматами, но без лазеров. Бесшумных убийств не должно быть.

Напряжение постепенно спало после того, как, по требованию ефрейтора Родженского и двоих китайцев, прибыли американцы. Библиотека до сих пор была закрыта, и внутри оставались генерал-лейтенант Мирский, полковник Велигорский, майоры Белозерский и Языков и подполковник Погодин. Сначала подозревали, что к этому имеют какое-то отношение американцы; после нескольких часов бесед с Притыкиным, Зиновьевым и Хоффман – гражданским руководителем американцев – Гарабедян изменил мнение.

Никто не знал, что произошло внутри библиотеки, хотя Хоффман выдвинула вполне правдоподобную гипотезу, не доставившую никому радости. Гарабедян все еще размышлял над этой гипотезой, переводя взгляд с неумолимой черной стены на американских солдат.

Замполиты, по предположению Хоффман, пытались убить генерала Мирского. Независимо от того, удалось им это или нет, здание библиотеки заблокировалось, чтобы предотвратить дальнейшее насилие и, возможно, сохранить доказательства.

Все, что они могли – ждать.

Прошла неделя. Все это время Гарабедян и Плетнев пытались удержать русские войска от необдуманных действий – раздоров, распространения агитации и необоснованных измышлений. Продолжалась работа по строительству жилья в четвертой камере. Некоторое количество русских – по последним подсчетам, пятьдесят два – просто покинуло лагеря и исчезло в лесах. Пока что удалось найти пятерых без признаков истощения – в лесах было полно съедобных растений, – но трое из них лежали, сжавшись в комок, и находились в глубоком шоке.

Американские психологи предложили свою помощь; у них тоже были подобные случаи, в частности, с Джозефом Римская, который пострадал три дня назад. Он вышел на главный русский лагерь в четвертой камере, отчаянно рыдая, его одежда и спина были разодраны в клочья от самобичевания. Ученого вернули американцам. Однако Гарабедян не счел разумным пускать своих солдат к американским психологам.

Сильнее всего в нем была грусть, ощущение потери, которое почти превосходило его чувство долга. Он – подобно Мирскому и большинству молодых офицеров – был частью нового русского военного эксперимента, задачей которого было устранить проблемы, высвеченные Малой Гибелью. Они и их коллеги работали единой командой, отрицая жестокий антагонизм девятнадцатого века. Они добились крупных достижений, увеличивая производительность труда и сокращая алкоголизм, дезертирство, жестокость и самоубийства.

Они были новым поколением, и успехи делали их героями эпохи. Завоевание Картошки должно было принести им неслыханную славу; вместо этого, из-за какой-то ошибки, которую они так и не смогли понять, они позорно провалились, и все обратилось в пепел.

Гарабедян слишком хорошо понимал, что заставляло его товарищей плыть к островам четвертой камеры и падать на лесную подстилку, пачкая в грязи промокшую форму.

Председатель Нексуса Бесконечного Гексамона, Хьюлейн Рам Сейджа, мог проследить свою родословную вплоть до Великих Восточноазиатских Гешелей, которые первыми вернули человека в космос тринадцать столетий назад. Тем не менее, он еще меньше напоминал человека, чем франт. В этом он мало чем отличался от многих неоморфов, проживавших в Центральном Городе.

Круглое тело Рам Сейджа было наполовину заключено в оболочку из гладкого серебристого металла, а наполовину – в изящную раковину из минерала с черными и зелеными прожилками, доставленного из миров, в которые можно было попасть через ворота N 264. На лице его, которое могло проецироваться на сфере в трех различных положениях, сверкали большие испытующие глаза и острозубая улыбка, которая отнюдь не скрывала изначальную агрессивность. Две мускулистые руки обладали как человеческой формой, так и нечеловеческой приспособляемостью: при необходимости они могли вытягиваться на два метра.

У него не было ног, и для передвижения он пользовался руками и имеющимися везде силовыми полями.

Ему не было ста лет, и это было его второе воплощение; первые тридцать лет он прожил столь же человекоподобным, как и любой ортодоксальный надерит. Именно в те годы Рам Сейджа обзавелся связями и приобрел начальный политический опыт. Для Ольми он служил образцом радикального гешеля двенадцатого столетия Пути.

Рам Сейджа был четвертым в иерархии Гексамона, после президента, премьер-министра Нексуса и Министра Объединенного Совета Аксиса.

В сфере Нексуса, расположенной недалеко от потока движения возле ядра Центрального Города, Рам Сейджа собрал на заседание двадцать три делегата и пятерых сенаторов. Двадцать членов Нексуса присутствовали в воплощенном виде, причем слово это утратило большую часть своего смысла много веков назад; теперь оно означало не более чем пребывание в некоей физической форме, и форма эта не обязательно должна была включать в себя много плоти. По закону дубли на заседания не допускались – хотя это было бы удобно для тех, кто все еще находился на совещании по проблемам джартов, проходившем на Тимбле, родной планете франтов.

Рам Сейджа выплыл в центр сферы и изобразил две золотые светящиеся ленты, объявляя о начале заседания.

Ольми парил снаружи; рядом с ним свернулся клубком франт – лишь голова и шея выступали наружу. Несколько минут назад Ольми закончил – на явно полемической ноте, – беседу с делегатом Розеном Гарднером. Лидер фракции Корженовского, ново-ортодоксальный надерит, требовал некоторой предварительной информации, а Ольми сопротивлялся. Гарднер был одним из немногих делегатов, которые часто нарушали процедуру, и, тем не менее, к нему относились терпимо. Он был также одним из немногих членов фракции Корженовского, который приводил в споре разумные доводы. В глазах радикальных гешелей, это – плюс большое количество последователей среди надеритов – делало его особенно опасным противником.

– Во имя Звезды, Судьбы, Силы Духа и Доброго Человека, который стремился к равенству и справедливости для всех потребителей, а также стремился положить конец перенаселенности и нечеловеческой технологии, созвано это заседание Нексуса Бесконечного Гексамона. Есть новости, благородные граждане, – объявил Рам Сейджа, – есть новости. Свидетельство сера Ольми. У нас также есть подтверждение от одного из наших ценных союзников, который помог серу Ольми провести расследование.

Ольми и франт оказались в центре и получили свои светящиеся ленты.

– Я провел прошлый год в Пушинке, по заданию премьер-министра, – начал Ольми. – Этот франт сопровождал меня. Вместе с ним мы расследовали необычное вторжение. Можем ли мы воспроизвести наши записи как свидетельство?

Рам Сейджа дал разрешение.

Каждому сенатору и делегату были показаны во всех подробностях семь камер. В течение нескольких минут они знакомились с новыми обитателями Пушинки. Ольми и франту удалось записать с помощью своих приборов данные примерно о пятистах индивидуумах. Были показаны комплексы и некоторые интерьеры зданий. Затем Ольми продемонстрировал, что различные языки, на которых говорят новые обитатели, имеют корни на Земле до Гибели.

Точка, с которой велось наблюдение, с головокружительной быстротой взмыла вдоль южного купола первой камеры и вошла в скважину. Мелькнули восстановленные вращающиеся доки и посадочные площадки, а затем открылась картина, представлявшая вид снаружи.

На расстоянии, примерно, в тридцать тысяч километров величественно висел в космической тьме полумесяц Земли; из-за нее на западе только что вышло Солнце.

Реакция Нексуса превзошла все ожидания. У делегатов-людей захватило дух; все тем или иным образом испытали сильные эмоции.

Гарднер заговорил первым.

– Святой Конрад, – сказал он. – Он нашел путь, который снова привел нас домой.

– Это действительно Земля, – подтвердил Ольми. – Пушинка вернулась на орбиту, на которой была создана, самостоятельно и без нашего ведома. Создание Пути не вывело нас за пределы известных нам пространств. Возможно, что Пушинкас могла бы завершить свой путь так, как предполагалось, но этого не произошло. Вместо этого она отыскала Солнце и изменила курс, чтобы вернуться домой. Но мы не избежали побочных эффектов создания Пути. Пушинка переместилась в соседний континуум и, кроме того, в относительное прошлое. Она вышла на свою нынешнюю орбиту, примерно, за триста лет до того, как стартовала с нее.

Аудитория молчала, ошеломленная рассказом Ольми.

Демонстрация продолжалась. Меньше чем за четыре минуты было показано начало Гибели, завершившееся картиной Земли, покрытой густой серой завесой дыма – на пороге Долгой Зимы.

В зале стояла глубокая тишина. Ольми быстро продолжил:

– Я вернулся в город с одним из пришельцев, женщиной по имени Патриция Луиза Васкес. После этого еще четверо нарушили поток движения по оси, продвигаясь на каком-то аппарате к городу. Они были оправданы и стали гостями Аксис Надера. Все они, конечно, обладают примитивной формой и неусовершенствованным интеллектом. Это наши предки из эпохи до Гибели.

Светящиеся ленты теперь окружали одного из сенаторов, получившего слово. Он выступил вперед, и Ольми узнал Прешиент Ойю, дочь все еще занимавшего должность Смотрителя Ворот Рю Ойю. Сенатор Ойю работала два года назад вместе с Сули Рам Кикурой, добиваясь снятия с жертв секс-ретровируса лимита в два воплощения; она была известна своими симпатиями к надеритам, хотя по происхождению являлась умеренным гешелем. Она была гомоморфом с усовершенствованиями, усиливавшими как сексуальные данные, так и черты лидера.

– Пушинка вернулась к Земле точно в момент Гибели? – спросила она.

– Это свидетельские показания, – напомнил Рам Сейджа.

– Не совсем, – сказал Ольми. – Пушинка вошла в Солнечную Систему за пять с половиной лет до Гибели. У меня есть доказательства того, что наше появление фактически спровоцировало Гибель. Возможно, что не будь Пушинки на орбите вокруг Земли и Луны, Земля в этом континууме избежала бы Гибели.

Гарднер в ужасе воздел руки.

– Это отвратительно, – заявил он. – Святой Корженовский никогда бы этого не допустил.

– Все доверяют Нексусу Гексамона, – продолжала Прешиент Ойю, – но, когда я просматривала повестку дня, у меня возник вопрос. Почему эта новость не была доведена до всех? Предлагаю сделать недвусмысленное публичное заявление и созвать экстренное заседание Нексуса в полном составе.

Ее светящиеся ленты стали янтарными, и она отступила. Рам Сейджа вытянул обе руки и широко расставил пальцы, призывая Нексус к вниманию.

– Новость поразительная и важная, но она может привести к неблагоприятным социальным последствиям. Надо найти для сообщения наилучшую форму.

Делегат Энрик Смайс, умеренный гешель, в прошлом состоявший на той же службе, что и Ольми, возразил, что совещание по джартам явно важнее. Появились явные признаки того, что джарты готовы продвинуться за отметку два экс девять.

– И даже сегодняшняя новость незначительна по сравнению с этим.

– Возможно, что это не так, представитель Смайс, – возразил Розен Гарднер. – Эти вопросы могут быть взаимосвязаны.

– Вы обнаружили доказательства того, что система управления Пушинки была преднамеренно перепрограммирована? – спросил Рам Сейджа.

Ольми повернулся лицом к центру.

– Нет, – сказал он. – Система стерла все инструкции сразу же после прибытия. Узнать истину невозможно.

Гарднер вежливо попросил слова. Рам Сейджа после некоторых колебаний согласился.

– Снова пришло время запросить поиск в Памяти Города, – начал он. – Там находится тот, кто может рассказать нам обо всем, что мы хотим знать…

– Инженер мертв! – страстно возразил Рам Сейджа.

– Мы понимаем, что он находится в неактивном состоянии, – сказал Гарднер с нехарактерной для него сдержанностью. – Но святой Корженовский, покинув свое тело, знал об опасности, которой подвергались его матрицы. Мы должны санкционировать поиск любых частей его личности, не стертых террористами.

– Аннулировано, – бросил Рам Сейджа.

– Я требую слушаний перед всем Нексусом, – настаивал Гарднер.

– Не разрешаю.

– Процедурный запрос, – холодно заявил Гарднер.

Лицо Рам Сейджа переместилось в верхнюю, сделанную из минерала, часть его сферы, и он сердито посмотрел на делегата. Процедурный запрос делался лишь в экстремальных ситуациях; он сыграл на руку Гарднеру, выйдя за пределы своей юрисдикции.

– Поддерживаю. – Сенатор Ойю обратила взгляд своих симпатичных глаз на удивленного Гарднера.

– Процедурный запрос, – согласился Рам Сейджа. У него не было выбора, но выражение лица – находившегося теперь в середине сферы – ясно говорило о том, что позиция Гарднера в Нексусе будет ослаблена настолько, насколько это в его власти.

С этого момента Ольми слушал дискуссию без особого интереса и, получив разрешение, покинул сферу вместе с франтом и вернулся в Аксис Надер. Он воспользовался скоростным лифтом, чтобы попасть в квадрант, где обитали уединении земляне.

Войдя вместе с франтом в зону отдыха, он заказал обед для своего компаньона.

– Вы очень любезны, сер Ольми, – сказал франт; сузив глаза, он оценивал возможности пиршества. – Полагаю, я должен на некоторое время здесь остаться.

– Я представлю тебя остальным несколько позже, – сообщил Ольми, мысли которого были уже далеко.

– Я доволен.

Ольми набрал код для прохода в закрытый сектор. Франт присел перед ареной из полок – традиционным обеденным столом франтов, – потом обернулся и подмигнул Ольми.

– Вы не ожидали стольких проблем, верно? – спросил он.

Ольми улыбнулся ему из раскрывшегося перед ним прохода.

– Ты будешь удивлен, – сказал он и, подмигнув в ответ, вошел в сектор.