Текст книги "По ту сторону смерти (СИ)"

Автор книги: Говард Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

– Можно только разглядеть, что осталось от очень тонкой линии.

Брэдшоу вгляделся через увеличительное стекло на область, на которую показывал Квин.

– Можно ― согласился он, ― только...

– Это может быть линией, которая идет к краю, заканчивается там и соединяется с этой более четкой линией, которая все еще частично различима, ― сказал татуировщик и указал на голубую линию на шее обожженной девушки. ― Думаю, эта линия, которую ты нашел, может быть изгибом меча или внешней частью кончика крыла птицы.

– Правда?

– Посмотри, ― сказал Квин, придвинув по столу изображения, которые нашел, так, чтобы они располагались рядом с фотографией обожженной девушки. ― Эти дизайны очень популярны и достаточно маленького размера, чтобы поместиться на шее, лодыжке или внутренней части бедра. Я пару таких делал.

Он улыбнулся при воспоминании.

– Расположение пятна, скорее всего, соответствует татуировке у основания шеи с одной стороны, так что она не бросается в глаза. Ее можно показать или спрятать. Такого рода девушка.

Брэдшоу внимательнее изучил изображение татуировки, а затем снова посмотрел на фотографию обожженной девушки.

– Может быть, ― неуверенно произнес он.

– Подожди, ― сказал Майкл и извлек прозрачный рисунок из кучи изображений и поместил его рядом с пятном. Брэдшоу теперь было легче сравнивать эту татуировку и отметины на шее обожженной девушки. ― Оно другого масштаба, но...

Майкл придвинул изображение голубя к пятну, пока его край не совпал с его углом. Теперь, когда они, практически, совпадали, Брэдшоу мог сказать, что поблекший край татуировки мог с легкостью соответствовать внешней части крыла голубя.

– Гребаный ад, ― произнес Брэдшоу, ― ты только что смог попасть в точку, Майкл. Как тебе это удалось?

– Я просто выбрал дюжину или около того самых популярных рисунков, а этот был самым ближайшим совпадением.

– Отличная работа.

– Да, ну, я рад, что ты доволен, и есть очень простой способ, которым ты можешь мне отплатить.

– Продолжай, ― попросил Брэдшоу, предполагая, что тот хочет деньги за свое время.

– Не рассказывая об этом.

– Ничего не бойся, Майкл, ― сказал Брэдшоу, ― мой рот на замке.

– Ему бы, черт возьми, лучше быть.

***

Газета, в которой работала Хелен Нортон, напечатала на первой полосе статью о тендере в Риверсайде. В ней подчеркивалась необходимость открытости и прозрачности процесса проведения торгов и важность заключения максимально выгодной сделки по продаже земли, находящейся в государственной собственности. Рядом с ней они опубликовали фотографию, которую она сделала, с подписью: «Главный советник Джозеф Линч наслаждается ланчем с владельцем «Кэмфилд ПЛС» Аланом Кэмфилдом и хорошо-известным-местным-бизнесменом Джеймсом Маккри в первоклассном ресторане в центре города». Дефисы в титуле Маккри были идеей редактора. Они были не такими явными, как знаки препинания, но подчеркивали ироничную природу описания ими местного гангстера.

Для всех, кто жил за пределами региона, эта фотография показалась бы невинной. Однако если вы были из Ньюкасла, фотография была бы шокирующей. Глава совета сидит за неспешным и дорогим ланчем с мультимиллионером и одним из самых известных преступников в городе.

Советник Линч использовал свое право на ответ, чтобы предоставить раздраженный и злой ответ, который редактор Хелен поместил в нижней части статьи.

– Я совершенно отрицаю, что обедал с мистером Кэмфилдом и мистером Маккри. Я был там, чтобы встретиться с другим человеком. Мистер Кэмфилд уже сидел за своим столом. Я подошел, чтобы поздороваться с известным местным бизнесменом, которого знаю многие годы. Пока я разговаривал с мистером Кэмфилдом, мистер Маккри прибыл в ресторан, чтобы обсудить возможности для своего бизнеса в сфере безопасности, если «Кэмфилд Офшор» добьется успеха в своей заявке на строительство в Риверсайде. В этот момент, я закончил разговор и покинул стол.

– Я должна была подождать, пока не принесут еду, ― сказала Хелен. ― Я дала ему шанс выкрутиться.

– Ты считаешь, что кто-то в это поверит? ― спросил Грэхем. ― У людей в Ньюкасле легендарное чутье на чушь собачью. Линча застукали с поличным. Мы нанесли серьезный удар по его авторитету.

– Он был зол? ― спросила Хелен.

– Нет, ― сказал редактор, ― он весь побагровел.

– Так он попытается...?

– Разрушить наши жизни? О, да. Если я что и знаю о советнике Линче, так это то, что он не будет знать покоя, пока я не буду уволен, эта газета закрыта, а здание, в котором мы сейчас стоим, не снесено, но ты знаешь что? Пошел он. Это журналистика. Иногда нужно просто испытать судьбу и напечатать статью, иначе, в чем тогда смысл?

Хелен Нортон могла быть репортером, но тогда она не могла облечь в слова свое восхищение редактором.

– Напечатай и будь проклят, да? ― удалось произнести ей.

– Напечатай и будь проклят, ― уверенно повторил Грэхем.

Глава 7

– Том Карни?

Тюремный офицер назвал его имя, и Том, прождавший, казалось, целую вечность, внезапно был вырван из своих мыслей. Он встал и пошел за крепким мужчиной в синем мундире с эполетами (прим.: наплечные знаки различия воинского звания на военной форме) на плечах.

Он ожидал, что от него отмахнутся, и посчитал, что ему придется пройти, по меньшей мере, через несколько кругов бюрократического ада, прежде чем он сможет попасть в тюрьму. Вместо этого, вышло так, что они, казалось, практически ждали его, и, к его искреннему удивлению, разрешили пойти на встречу в тот же самый день.

Тома провели в комнату для свиданий. Он предполагал, что окажется среди друзей и семей дюжин заключенных, но вместо переполненной комнаты, полной жен и детей в часы визита, он понял, что попал в комнату, заставленную пустыми стульями и небольшими столами. Том выбрал один и сел. Ему не пришлось долго ждать появления Ричарда Белла.

Тяжелая металлическая дверь на противоположном конце комнаты открылась, и убийца шагнул внутрь. Он широко улыбнулся Тому, в его глазах отражалось смутное волнение. Том был рад присутствию тюремного охранника крепкого телосложения, который занял позицию чуть поодаль стола, который выбрал Том. Больше никто не вышел вместе с Беллом через ту дверь. Казалось, вся комната была в их распоряжении.

Белл пошел к нему. Он все еще был красивым мужчиной, но эта знаменитая внешность поблекла за два года в тюрьме. Последствия плохого питания и проведения большей части дня взаперти были на лицо. Ричард Белл поменял жизнь с дорогими ресторанами и отдыхом за рубежом на жизнь, полную экстремального стресса, плохого питания и постоянного заключения, и это давало о себе знать. Его лицо, изголодавшееся по солнечному свету, было бледным, волосы ― всклокоченными и нечесаными, но самым поразительным изменением в его внешности стал яркий шрам на боковой части лица. Он был не совсем новым, но достаточно свежим, чтобы служить резким контрастом с кожей лица. Незваный гость шел практически горизонтальной темно-красной полосой через всю его правую щеку. Этот шрам Беллу придется носить всю оставшуюся жизнь.

Том остался на месте, потому что ощущалось неправильным вставать ради убийцы. Он был весь на нервах. Увидев Белла во плоти, он вспомнил все его преступления. Они больше не казались лишь непримечательными словами в газетной статье. Том посмотрел на руки Белла, чтобы убедиться, что они пустые, но Белл ничего не нес.

Убийца протянул руку, чтобы пожать руку посетителя.

– Спасибо за то, что пришли, Том. Не могу выразить словами, как много это значит для меня.

Том не отреагировал. Улыбка Белла исчезла, и он слегка нахмурился, но это лишь было легким недоумением, а не гневом.

– Не думаю, что мы дошли до этой стадии, ― сказал ему Том.

Белл, казалось, задумался об этом на мгновение, а затем убрал руку.

– Достаточно справедливо. Я ценю, что вы нашли время посетить меня.

– Вы были очень настойчивы.

– Три письма? ― отозвался Белл. ― Я бы написал тридцать три, если бы столько ушло на то, чтобы убедить вас, ― заключил он. ― Просто вы ― человек, который поможет мне.

– Я не сказал, что собираюсь вам помогать, ― твердо произнес Том. ― Я здесь, чтобы выслушать вас. Я выслушаю, но ничего не обещаю.

– Конечно, вы пока еще не слышали моей версии событий. Я понимаю ваше предостережение. Я был бы разочарован, если бы вы пообещали мне помощь, не выслушав. Это бы значило, что вас больше интересует сделать на мне деньги, чем очистить мое имя. Я не хочу иметь дел с таким репортером, которого интересует только интервью с убийцей.

Белл произнес последние слова с иронией.

– Вы убийца, ― напомнил ему Том.

– Я осужденный убийца, ― согласился Белл, ― но я никого не убивал, Том. Это то, что я пытаюсь сказать вам, и только если вы будете сохранять беспристрастность....

– Что произошло? ― прервал его Том.

Когда Белл не понял, что тот имеет в виду, Том провел пальцем по собственной щеке, зеркально отображая шрам на лице Белла.

– Ах, это, ― Белл в действительности улыбнулся. ― Один из моих сокамерников влюбился в Ребекку во время суда надо мной.

Как и у тех обреченных рок-звезд шестидесятых и семидесятых, смерть не смогла уменьшить популярность Ребекки Холт у противоположного пола.

– К несчастью для меня, так вышло, что он оказался в особенности жестоким лондонским гангстером с небольшой свитой. Он послал одного из мужчин пойти ко мне, вооруженного зубной щеткой, ― его улыбка стала мрачной, ― с прикрепленным к ней лезвием. Мне на самом-то деле повезло. Он целился по горлу, но я увидел это и в последний момент поднырнул. Второй замах пришелся мне по щеке и рассек ее, ― рассказывал он в красках. ― Было ужасно много крови, и у меня был второй рот, пока им не удалось зашить меня.

– Тем не менее, я вполне горд собой, ― продолжал Белл. ― После того, как он полоснул меня, мне удалось ударить парня прямо по лицу. Я не знаю, кто был больше удивлен этим: я или он. Большинство людей сдаются, сами знаете. Они хватаются за рану и молят о пощаде, которую здесь не получат. Но не я. Я просто разозлился и набросился на него. Думаю, сказались все эти месяцы стресса и хранения в себе этого огромного чувства несправедливости. Я просто ждал момента, чтобы выплеснуть это на кого-то. Забавно, я привык проводить время в спортзале, просто чтобы быть в форме, но поднимал тяжести так много лет, что, когда я, наконец, нашел правильное применение всем этим мускулам, я свалил этого парня на раз. По правде говоря, это может быть единственная и самая впечатляющая вещь, которую я делал в жизни. Я имею в виду, если преступник атаковал бы меня на улице с ножом, а я бы так его уложил, тогда бы они напечатали статью во всех газетах, ведь так?

– Полагаю, что да, ― уступил Том.

– Но не в этом месте. Они уже напечатали статьи, но такие как: «Леди-киллера полоснул ножом по лицу мстительный заключенный», будто парень на самом деле знал Ребекку. Не было никакого упоминания, что я нокаутировал напавшего на меня. Они за это отправили его в одиночку, но ему плевать. Приговоренные к пожизненному, ― добавил он печально, ― их просто невозможно контролировать.

– Все же, я ни о чем не сожалею, ― добавил Белл.

– Вы не сожалеете, что ударили его или что вас порезали лезвием от бритвы?

– Ни о том, ни о другом, ― спокойно сказал Белл. ― Он оказал мне услугу, по правде говоря. До того момента я жил в камере с двумя другими мужчинами, ― объяснял он. ― После того, как они меня подлатали, я провел несколько дней в госпитале под хрустящими белыми простынями. Затем, когда они вернули меня обратно, я получил отдельную камеру подальше от отморозков и гангстеров, потому что здесь все еще есть несколько людей, которые хотят убить меня. У Ребекки почти что фан-клуб. В любом случае, начальник тюрьмы знает, что будет выглядеть очень глупо, если со мной еще что-нибудь произойдет.

Он показал на яркий шрам на своем лице.

– Это сделали местные, а он не любит репортажей в газетах, которые показывают его, как неспособного держать под контролем свою собственную тюрьму. Так что я теперь нахожусь в одиночном заключении для моей собственной безопасности, что я очень ценю.

– Вот почему мы одни сейчас?

Белл кивнул.

– Мой адвокат хотел засудить их задницы, но я убедил его не делать этого. Скажем просто, что начальник тюрьмы оценил мое усмотрение. В результате, я получил определенные негласные привилегии: одна из них ― время сегодня с вами здесь наедине, покуда Эндрю будет в комнате вместе с нами, ― он показал на тюремного охранника. ― Личная камера ― еще одна привилегия, они больше никоим образом не могут гарантировать мою безопасность, ― он пожал плечами. ― Я получил некоторую приватность, чувствую себя в большей безопасности, моя камера не воняет другим мужчиной: нет худа без добра.

– Это довольно экстремально.

– Ну, я в экстремальной ситуации, Том, ― Белл специально обвел глазами помещение, ― вы не заметили? Они часто вешали здесь людей, как вы знаете. Снаружи во дворе. Представьте себе это. Последний мужчина, которого повесили в Даремской тюрьме был двадцатилетним солдатом по имени Брайан Чэндлер, который убил старушку... молотком, ― и он иронично разинул глаза от совпадения. ― Я полагаю, они бы повесили меня, если Ребекка была бы убита в пятьдесят восьмом году, но, как и продолжаю говорить всем, я не делал этого.

– Вы продолжаете говорить это, ― сказал Том, ― но никто, кажется, не верит вам.

– Моя жена верит мне, ― сказал он, ― и больше никто, несмотря на факт, что против меня очень мало улик.

– Вы изучали английский в колледже? ― Том поменял тему.

– Предпринимательство, почему вы спрашиваете?

– Я вспомнил ваши письма, ― он процитировал: ― «Яд, что капает с пера этих так называемых журналистов»?

– Вы насмехаетесь надо мной, Том?

– Нет, ― ответил Том. ― Я просто заметил, что вы умеете обходиться со словами, ― Том внимательно посмотрел на Ричарда Белла. ― Мне просто интересно были ли вы писателем в свое свободное время, вот и все.

Белл покачал головой.

– Не писателем, но я могу оценить хорошо построенную фразу и свободное время, как вы назвали его, ― это все, что у меня теперь есть. Я выбирал свои слова тщательно, потому что от них многое зависело. Я много читаю. Это единственное, что здесь есть хорошего. Они не возражают, что у нас есть книги, и я поглощаю их. Здесь абсолютно нечего больше делать. Мы заперты по двадцать три часа в сутки, так что книги ― все, что у меня есть. Я прочитал ваши за день. Подумал, что они исключительны, ― Том проигнорировал комплимент. ― Думаю, что смог бы рассказать довольно неплохую историю, если бы у меня был такой шанс.

Том наклонился вперед.

– Тогда почему бы вам не рассказать мне свою?

Ричард Белл начал свою историю.

– Я в ловушке. Я имею в виду не только здесь. Я в ловушке иного рода. Вы знаете, в чем заключается дилемма невинного человека, Том?

– Думаю, что да.

Но Белл посмотрел на него как на студента, все еще не давшего удовлетворительный ответ, так что Том продолжил.

– Вы были приговорены к пожизненному заключению за убийство, но пожизненное не обязательно означает всю жизнь. Вы можете подать на досрочное освобождение, когда отбудете треть срока наказания. Большинство убийц не отбывают полное наказание. В среднем пятнадцать лет, но, если человек ранее не переступал закон, если при ходатайстве о досрочном освобождении удастся доказать, что человек сорвался по каким-то причинам или его спровоцировали и что высока вероятность того, что он больше никого не убьет снова, то сможет выйти на свободу менее чем через десять лет.

– Такое случается примерно с одним из десяти осужденных убийц, ― подтвердил Белл. ― Их отпускают обратно в общество продолжать свою жизнь, ― сказал он, ― будто ничего никогда не происходило, но... и это очень большое но...

Он умолк и позволил Тому завершить за него мысль.

– Убийца должен признать вину.

– Именно.

Белл кивнул, одобряя степень знания журналистом правовой системы.

– Чтобы запросить досрочное освобождение, заключенный сперва должен признаться в своих преступлениях. Он должен проявить достаточное раскаяние за боль и страдания, которые причинил. Он должен выплатить свой долг перед обществом и полностью реабилитироваться.

Он развел руками перед Томом.

– Но что если он этого не делал? Если он невиновен. Что тогда?

– Он может не захотеть сознаваться в преступлении, которого не совершал, так что он никогда не сможет подать на досрочное освобождение, и ему придется отбыть полный срок.

– Пожизненный, ― согласился Белл, ― что в моем случае равен двадцати четырем годам, согласно постановлению суда. Я отбыл два, так что осталось только двадцать два, ― пылко произнес он. ― Мне будет пятьдесят шесть, когда я выберусь отсюда, если предположить, что я до этого удобненько не умру, что весьма вероятно.

– Но вы не признаете за собой вины?

Белл покачал головой.

– Так значит, вы застряли здесь.

– Попался в дилемму невинного человека, ― и он фыркнул, ― со мной бы обращались куда лучше, как с признавшимся убийцей, чем с мужчиной, который продолжает утверждать о своей невиновности. Даже мой адвокат посоветовал мне сказать, что я сделал это.

– Вы никогда не задумывались воспользоваться его советом?

– С чего бы? Я не убивал Ребекку.

– Так говорите вы, но ваши адвокаты должны иметь причины побуждать вас признать вину.

– И эти причины не имеют никакого отношения к справедливости.

Когда он понял, что Том не понимает, он пришел в раздражение.

– Им не важно, виновен я или нет. Они просто думают, что у нас больше нет вариантов. Власти не позволят мне подать на апелляцию против обвинительного приговора или длительности срока. Недостаточно улик, чтобы опровергнуть приговор, а обычный срок за убийство ― пожизненное, размер которого определяется на усмотрение судьи и через какое-то время пересматривается комиссией по досрочному освобождению.

– Но вы не можете подать на досрочное, ― напомнил ему Том, ― только если не признаете вину.

– Именно, ― ответил Белл, ― и вот почему у меня вышла размолвка с моими адвокатами. Я спросил их, каковы мои варианты, а они сказали: «У тебя их нет, так почему бы просто не признать вину и узнать, возможно ли досрочное освобождение».

Затем Белл изобразил спокойный голос своего адвоката

– «Не то, чтобы ты убил кучу людей, Ричард. Это было преступление на почве страсти. Если ты признаешь это, в целом, вероятно, отбудешь всего девять или десять лет. Ты уже отсидел два».

Выражение лица Белла все за него сказало. Его команда юристов была тупицами, которые не понимали, что два уже отбытых года были адом на земле, и, что еще семь лет покажутся вечностью.

– Я не могу понять вашего нежелания этого делать, но, ― Том выбрал свои следующие слова тщательно, ― девять лет лучше, чем двадцать четыре. Если вы не признаетесь в убийстве, комиссия по досрочному освобождению никогда не порекомендует отпустить вас. Вы будете...

– Официально классифицирован, как отрицающий совершение убийства, ― ответил Белл. ― Я должен держать голову опущенной, может пройти курсы в открытом университете, проявить внезапный интерес к Богу. Если я буду вести себя как образцовый заключенный, тогда смогу выйти отсюда через семь лет, если приму ответственность за свои поступки и признаюсь в своем ужасном преступлении. Просто скажи слово и отбудешь лишь треть, ― сухо добавил он, ― но, если я продолжу отстаивать свою невиновность, буду сидеть по полной программе. Так что предположим, что я признаюсь, что убил Ребекку, гипотетически.

– Гипотетически, ― согласился Том.

– Что тогда? Что со мной случится?

– Вы отбудете остаток срока, а затем выйдете на свободу.

– Куда я пойду? Что буду делать?

– Вы пойдете домой: если допустить, что жена вас пустит. Что вы будете делать, потом зависит от вас.

– Вот где вы ошибаетесь, Том. Это зависит не от меня. Я знаю, что Энни примет меня обратно, но у меня не будет работы: я не смогу ее найти. Не так много компаний, обладающих репутацией, принимает на работу убийц, и я не думаю, что мой тесть принимал таких обратно, даже, если и хотел.

– Вы были его директором по продажам?

Белл кивнул.

– Что скажут его клиенты?

– Я не говорю, что будет легко...

– Легко? Нереально.

– Но... ― Том запнулся, ― лучше, чем это?

Было такое ощущение, что Белл не слышал его.

– Чем я буду заниматься всю оставшуюся жизнь? Прогуливаться в парке каждый день, ходить в библиотеку, читать еще больше книг, затем может встречать моих девочек из школы?

И он усмехнулся, но не радостно.

– Вы можете себе представить взгляды на игровой площадке? Давайте посмотрим в лицо фактам: моя жизнь кончена, как только я скажу, что сделал это.

– Я не уверен, что у вас есть альтернативы.

– Вы ― моя альтернатива, Том. Я хочу, чтобы вы очистили мое имя. Мне нужно, чтобы вы использовали все свои умения, чтобы привнести свежий и непринужденный взгляд на убийство Ребекки, и, чтобы вы выяснили, что на самом деле случилось. Полиция провела поспешное расследование под большим давлением со стороны медиа. Как только они узнали, что я встречался с Ребеккой и потерял бы все, если бы она сдала меня, они даже не рассматривали всерьез других подозреваемых. Большинство людей оказываются убиты теми, кого знали, так что я подошел. Полиция была убеждена, что я тот, кто им нужен, пресса била по моему слабому месту, а судья, черт возьми, ненавидит меня. Что касается жюри присяжных, там была пара женщин, которые смотрели на меня, как будто хотели дать мне пожизненное, просто за то, что я изменял жене. Там не было никого на моей стороне. Мне нужен кто-то, кто выяснит правду, и этот кто-то ― вы. Когда вы раскроете правду, то сможете написать о ней еще одну книгу, с моего благословения. Это будет та еще история, вы так не считаете? Журналист освобождает невинного человека, ошибочно помещенного в тюрьму за убийство? У вас на руках будет еще один бестселлер.

Том не был в настроении разубеждать Белла в цифрах продаж своей книги. Последний раз, когда он видел «Стук смерти», она была в корзине с уцененными товарами, покрытая огромными красными стикерами с надписью «распродажа», по сниженной до 1.99 евро цене. Единственным комментарием его издателя, когда Том спросил о продажах, было удрученное: «Это был тяжелый год для детективов».

Поначалу, издатель был оптимистично настроен.

– Это может положить начало твоей карьере! ― разглагольствовал он, как будто первые полосы в национальных газетах были не в счет. Когда, сперва, книжные магазины, а затем читатели не разделили этого оптимизма по поводу расследования убийства Шона Донеллана, произошедшее более чем пятью десятилетиями ранее, они быстро потеряли интерес к Тому и почти что обещанное предложение написать вторую книгу так и не осуществилось.

– Буду предельно честен с вами, Ричард, я не уверен, что могу позволить себе провести недели, занимаясь глухим делом ради шанса найти что-то, что будет достаточным, чтобы возобновить расследование вашего дела.

– Я этого от вас и не ожидал бы, ― сказал Белл, ― поэтому вам заплатят.

– Каким образом?

– У моей жены есть деньги, достаточно, чтобы предоставить вам недельный гонорар, пока вы этим занимаетесь, с бонусом в конце, если вы обнаружите свежее доказательство, достаточное для того, чтобы возобновить расследование по моему делу ― а вы его найдете, потому что я не делал этого. Затем будет еще один щедрый бонус вам, когда мой приговор, наконец, отменят.

И Белл принялся к изложению условий своего предложения. Только одно еженедельное награждение было крайне соблазнительным для мужчины в таком плачевном финансовом состоянии, как у Тома, а дополнительный бонус в конце, если Ричард Белл когда-либо выйдет на свободу, был такого рода денежным вливанием, о котором любой бедный журналист будет только мечтать.

– А ваша жена довольна этим соглашением?

– Она согласилась на это, ― подтвердил Белл, однако, Том не мог избавиться от чувства, что согласиться и быть согласной ― не одно и то же.

– По вашим словам все легко, но у меня могут уйти месяцы, чтобы найти что-то, и может так выйти, что я ничего не найду.

– Время ― все, что у меня есть, Том. Я никуда не собираюсь. Вы можете работать в удобном для себя темпе. Просто держите меня в курсе. Если вы проищете впустую, мы можем пересмотреть соглашение, но я, честно, не думаю, что до такого дойдет. У вас есть явное преимущество над полицией.

– Какое?

– Они посчитали меня виновным. Мы знаем, что я невиновен.

– Но я этого не знаю, ― напомнил ему Том, ― я могу помогать хладнокровному убийце.

– Можете, ― признал Белл, ― но, если вы приступите к этому делу непредвзято, тогда вам стоит предоставить мне кредит доверия по этому поводу.

– Особенно, если вы платите мне.

– Если вы хотите добраться до правды, ― поправил его Белл.

– Хорошо, но, что, если я не смогу узнать правду?

– Здесь есть единственная вещь, которая помогает мне жить здесь, Том, и это не еда, не посетители или книги.

– Надежда, ― инстинктивно сказал Том.

– Вот видите, ― с восхищением сказал Белл, ― вы ― хороший. Я знал, что вы таким окажетесь.

– Обычно я могу представить себя в шкуре другого человека, ― тихо сказал Том.

– Полезное качество в вашей профессии, ― сказал Белл, ― если я могу поверить, что такой человек, как вы: хороший, умный мужчина, пытается выяснить, что на самом деле произошло, тогда я могу продолжить.

Когда Том ничего не сказал в ответ, плечи Белла, казалось, опустились.

– Послушайте, я реалист. Должен быть. Я знаю, что вы занятой человек, и я не ожидаю от вас, что вы будете работать над этим делом двадцать четыре часа в сутки, просто найдите время заняться этим ради меня: по меньшей мере, пару недель, пожалуйста. Просто небольшая оплаченная работа по поиску правды, пока вы не решите, что стоит прекратить. Сделайте это ради Ребекки, если не хотите делать ради меня.

– Откуда мне вообще начинать?

– Я дам вам список имен, всех, кто может иметь к этому отношение. Пойдите и проверьте каждого на предмет связи с этим делом.

– Мне придется копнуть глубже.

– Я полагаю, что понимаю немного о методах вашей работы. Вы принесли ручку?

Том автоматически потянулся в карман куртки и вытащил свою ручку и блокнот.

– Сейчас же, ― голос охранника прогремел в огромной комнате для помещений, ― уберите это.

– Всего несколько минут, ― умолял Белл, ― мы пишем список...

– Никаких списков, никакого письма, уберите это сейчас же.

Белл выглядел, как ребенок, проснувшийся рождественским утром и не нашедший под деревом никаких подарков.

– Тогда никаких списков, ― уступил он, ― но вы вернетесь завтра.

Это было больше утверждением, чем вопросом и, когда Том показался ему не так в этом уверенным, он добавил слово «пожалуйста».

Глава 8

Советник Джарвис не назначил встречу: Фрэнку Джарвису это было не нужно, ведь он просто хотел увидеться со старшим инспектором, потому что знал его еще с тех времен, когда тот был патрульным. Тем не менее, Кейн был немного взволнован, когда политик достал бутылку скотча и поставил ее на стол детектива.

– Гребанный ад, мне же домой потом ехать, ― но все же подошел к шкафчику в углу офиса, открыл его и достал два бокала.

– Попроси одного из своих парней подбросить тебя, ― сказал ему Джарвис. ― Многие захотят оказать эту небольшую услугу своему старшему инспектору, ― добавил, вытаскивая пробку из бутылки и наливая напиток. ― За мной заедут позже.

Кейн задумался, что за член местной партийной машины удостоился подобной чести.

– Это не чертовы семидесятые, ― нерешительно осадил его Кейн, пока наблюдал, как виски льется в бокалы. ― Детективы больше не могут напиваться в своих офисах после полудня.

– Один бокал не навредит, да и никто не увидит, ― посчитал Джарвис и был прав.

Окна в офис Кейна были постоянно закрыты очень старыми жалюзи.

Когда виски был разлит, они оба подняли свои бокалы, чокнулись и какое-то время молча пили, пока Кейн ждал, когда Джарвис скажет, что собирался.

– Моя жена переживает сложный период, ― сказал он полицейскому. ― Я имею в виду, что она всегда его переживала... ― на мгновение он отвернулся, потому что этот сложный период был для него позором, ― но это... это... ― Джарвис перевел взгляд на окно, ― нечто совсем другое.

– Нет хороших новостей от наших друзей с севера? ― спросил Кейн.

Они оба знали, что тот говорит о полиции Нортумбрии, которая вела расследование об исчезновении дочери советника, Сандры Джарвис, так как вся ее семья была из Ньюкасла. Это был их участок, но Даремская Констебулярия, в которой работал старший инспектор Кейн, с самого начала помогала в поисках пропавшей девушки. Она училась в университете Дарема, когда пропала, так что были некоторые направления расследования, прорабатываемые двумя полицейскими силами, но не имели положительного результата.

Соперничество между ними было по большей части дружеским, хоть офицеры, базирующиеся в Ньюкасле, склонялись к видению своих Даремских коллег, как слегка неуклюжих деревенщин, которые проводили большую часть своего времени, расследуя легкие преступления, такие как вандализм или грабежи. В это время как их коллеги в Дареме, видели офицеров из Джорди, как бесконтрольных городских жителей, которые вели себя лишь чуть лучше гангстеров и наркодилеров, за которых им платили, чтобы они их сажали. Однако когда дело до этого доходило, они очень плотно сотрудничали «через границу», особенно, если дело касалось убийства или, как в этом случае, исчезновения, которое могло оказаться насильственной смертью.

– Ничего, ― ответил Джарвис. ― Тот новый парень.

Он покачал головой, не желая и дальше развивать эту тему. Кейн знал, что он имел в виду недавно назначенного главного констебля, который должно быть был достаточно глуп, что отказался сотрудничать, когда советник Джарвис постучался на порог. Кейн был удивлен, что кто-то смог стать главным констеблем, не понимая влияния Джарвиса в регионе. Он мог быть бывшим главой Городского Совета Ньюкасла, но одно слово в верное ухо все еще могло значить оказанную услугу, решенную проблему. Шепоток в другое ухо могло навлечь серьезную проблему на старшего офицера полиции с амбициями. Простое пассивное препятствование от ключевых здесь политиков было достаточным, чтобы само по себе загубить многообещающую карьеру. Кейн был уверен, что новый парень скоро узнает, кто владеет настоящей властью в его собственном дворе.

– Я не знаю, что сказать тебе, Фрэнк, правда, не знаю. Мы испробовали все. Мы поговорили со всеми, кто даже едва знал твою дочь.

– И ничего не нашли, ― резко напомнил ему советник, ― что попахивает некомпетентностью.

Молчание Кейна было ему ответом. Джарвис был мужчиной, страдающим от самого худшего горя их всех возможных, в сочетании с неуверенностью. Его дочь была пропавшей уже шесть месяцев, от нее не было ни слова, ни единого подтвержденного факта, что ее видели. Старший инспектор Кейн знал, что к настоящему моменту, шансы найти ее были плохими.