Текст книги "Сеть паладинов"

Автор книги: Глеб Чубинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Глава 3

Белое море [31]31
  Эгейское море.


[Закрыть] . Осень 1595 года

Сорокавесельная галера «Знамя пророка» покинула большой порт Измир в Малой Азии на рассвете седьмого дня месяца шаввала в составе большого каравана судов и двинулась на юг по Эгейскому морю, огибая многочисленные острова и островки Южных Спорад. На рассвете шестнадцатого дня, загрузившись провизией, водой и посадив последнюю партию пассажиров, флотилия покинула хорошо защищённую бухту острова Родос, восемьдесят лет назад отвоёванную султаном Сулейманом Великолепным у христианских рыцарей-госпитальеров, и вышла на большую воду восточной части Средиземного моря.

Шторм, случившийся вечером, отбросил галеру назад, к одному из островов, под прикрытием которого она дождалась спокойной воды, но отбилась от каравана.

Это была галера с паломниками, жаждущими совершить хадж – путешествие к святым местам на родине пророка Магомета. Впереди, если позволит погода, было около двух недель водной дороги, которая никому из пассажиров не представлялась ни утомительной, ни нёсшей лишения, – в глазах путешественников горел огонь: они предвкушали встречу с главными святынями веры.

В тот день, когда судно оказалось в одиночестве и вынуждено было догонять ушедший вперёд караван, вокруг него установилось спокойное ясное море, светило солнце. Длинное неширокое тело галеры с низкими бортами, казалось, летело над поверхностью воды. Двадцать пар жёлтых весел, торчавших из бортов почти над самой гладью моря, ритмично работали взмахами, на мгновенье замирая над водой, словно множество длинных лап огромного диковинного насекомого.

Корабль, да и сами пассажиры – их было до ста человек, – находились под особым покровительством турецкого султана и направлялись в Египет, в Александрию. Оттуда они переберутся в Каир, где собирался большой караван паломников, готовившихся совершить хадж к могиле Пророка, а также в Мекку и Медину. Каждый год Великий Господин, покровитель всех мусульман, выделял на это паломничество до 600 000 золотых дукатов. Каждый год в октябре до 4000 пилигримов выходили в пустыню огромным караваном на 6000 верблюдов, под водительством хамирака, стоявшего во главе охраны из 300 солдат, вооружённых арбалетами и мушкетами. Охрана защищала караван от нападения диких кочевников. Путешествие длилось 40 дней, из которых паломники проводили 20 дней в Мекке и в Медине.

Кроме паломников на борту корабля ещё находилась команда из полутора десятка матросов, дюжина солдат, и под палубой в грязи и смраде гребли 80 христианских гребцов-невольников, прикованных к своим скамьям тяжёлыми цепями.

Поздно вечером восемнадцатого дня путешествия за кормой корабля далеко в море были замечены неясные огни, а на рассвете матрос с «вороньего гнезда» на главной мачте передал капитану, что им наперерез летят две боевые галеры. Это известие вселило в капитана тревогу. Море кишело христианскими корсарами: это могли оказаться мальтийские рыцари, тосканские рыцари ордена святого Валентина или просто вышедшие на охоту испанские каперы. В отличие от корсаров берберийских или турецких, которые очень ценили человеческий товар и за счёт пленённых христиан пополняли невольничьи рынки Средиземноморья, христиане час-то отличались крайней жестокостью, не брали пленников, поголовно вырезая мусульман.

Это могли быть и венецианские галеры эскадры капитана кандийской гвардии, охранявшие морские пути вокруг острова Кандия, принадлежавшего Венеции. Несмотря на мирные отношения империи и Республики, а также с некоторых пор нарочитое дружелюбие венецианцев по отношению к турецким кораблям, товарам и купцам, следовало быть готовым к любой выходке.

С приближением судов, однако, тревога капитана быстро рассеялась. Это были турецкие суда с характерными для них приподнятыми кормой и носом. Один из кораблей – крупная пятидесятивёсельная галера с девятью пушками на передней платформе. Солдаты в синих кафтанах и арбалетчики в жёлтых – и все в разноцветных тюрбанах были хорошо различимы на баке и корме. Второе судно было значительно меньше – небольшой галиот[32]32
  Галеотта (или галиот) – считается самой маленькой из галер, одномачтовая, быстрая и хрупкая. Длина 35—40 м, ширина 4,5—5 м.


[Закрыть], на баке также снабжённый пушками. Матросы разглядели на мачтах развевающиеся белые флаги с вышитым золотым полумесяцем.

Корабль «Знамя пророка» замедлил ход, дав себя нагнать.

Тем временем игрой вымпелов с галер последовал сигнал остановиться и приготовиться к встрече лодки. Суда легли в дрейф. Вёсла замерли над водой. С военной галеры спустили лодку, в которую перешли бородатый капитан с большим тюрбаном на голове и несколько офицеров. Капитан «паломника» Ибрагим выстроил своих немногочисленных офицеров на носу. Гости причалили к «паломнику» и перебрались на него. Смуглые обветренные грубые лица моряков, глаза солдат смотрели недоверчиво и настороженно.

– Патрульные корабли кипрской эскадры.

После обмена традиционными приветствиями, прославлением имени Аллаха и торжественными поклонами капитан боевой галеры, мощный воин с седеющей раздвоенной бородой, чёрными густыми усами и подозрительным взглядом, пояснил причину гонки.

– Мы получили указание предупредить вас об опасности в этом районе, – сказал он и поклонился, приложив руку к груди. – Несколько дней назад в районе Кипра была обнаружена группа кораблей промышляющих здесь мальтийских пиратов. Мы получили указание узнать, не нуждается ли ваш корабль в помощи, удостовериться, что всё в порядке.

Ибрагим-капудан пояснил, что это корабль с паломниками, следующий в Александрию, что они отстали от каравана и усилены небольшим отрядом солдат для отражения возможных нападений.

– К сожалению, мы не имеем возможности конвоировать вас в плавании, но имеем предписание усилить галеру ещё одним отрядом солдат, – сказал боевой капитан, продолжая оценивающе оглядывать команду и пилигримов, большей частью столпившихся на корме под большим тентом.

Ибрагим показал вооружение, состоявшее из одной пушки на носу и солдат с арбалетами и двумя аркебузами. Гость торопливо разглядывал галеру. Ибрагим про себя отметил, что капитан военного патруля был чем-то встревожен или обеспокоен, и, поглядывая на капитана и на солдат, сам стал наполняться необъяснимой тревогой. Патрульный распорядился усилить галеру паломников ещё 30 солдатами, которые на лодке перебрались с боевой галеры на «Знамя пророка».

Ибрагим провожал воина и его офицеров, снова построив свою команду на носу. Гости в последнем салюте обнажили сабли, сверкнувшие на солнце.

– Да сбудется воля Аллаха! – воскликнул капитан патруля, приложив клинок сабли ко лбу.

Ибрагим низко поклонился в ответ. В тот же миг чудовищный удар обрушился ему на голову, разрубив тюрбан. Обливаясь кровью, с раскроенным черепом, Ибрагим рухнул на палубу. Офицеры, бывшие с патрульным, молча бросились на офицеров и матросов Ибрагима. Застигнутые врасплох, многие были убиты наповал. Послышались стоны, кто-то бросился бежать, на ходу вытаскивая сабли. В то же время тридцать солдат, перебравшихся с патрульной галеры, обнажив сабли, с воплями ярости бросились на аркебузиров и стражников «паломника», сея смерть и ужас.

На дежурившем поблизости галиоте послышался резкий свист, призывая к атаке. Ленивое движение на судне сменилось суетнёй. Галиот, бешено заработав вёслами, стремительно пошёл на сближение с «паломником». Он шёл ему прямо в лоб, приготовившись взять на абордаж.

Неведомо откуда взявшиеся лучники и арбалетчики облепили обитые железом борта галиота и расстреливали безоружных паломников. С шумным треском стреляли аркебузы, поднимая ряды дымков, которые тут же уносил ветер. Засвистели абордажные крючья, вонзаясь в борта галеры. Корабли с треском и хрустом ломаемых многокилограммовых вёсел соединились. Толпа разъярённых корсаров, не дожидаясь, пока соединятся корабли, перебегала на галеру прямо по вёслам, спрыгивала с вант. В их одеяниях и вооружении не было ничего восточного, турецкого или арабского.

Тем временем нападавшие, почти не встретив сопротивления, очистили платформы от растерявшейся охраны «паломника», оставив после себя истекающие кровью изрубленные и исколотые тела. Покончив с солдатами, они перебрались на палубы и корму, где сгрудились парализованные ужасом безоружные пилигримы, и присоединились к начавшемуся там избиению.

Под ритмичный бой барабанов, доносившийся с большой галеры, стоны раненых, вопли отчаяния, мольбы о пощаде, хрипы умирающих и под свист клинков резня беззащитных и фонтаны крови выглядели кровавым ритуалом. Кто-то из несчастных, пытаясь спастись, кидался за борт. Кто-то в отчаянии бросался на убийц. Кто-то смирился с судьбой, падал на колени и, закрыв глаза, погружался в последнюю молитву в ожидании смертельного удара.

Бойня продолжалась не более получаса. Безоружных людей рубили, протыкали пиками, расстреливали в упор из пистолетов и аркебуз до тех пор, пока сгрудившаяся масса несчастных не перестала шевелиться и подавать признаки жизни. Затем могучий капитан нападавших, потрясая красной от крови раздвоенной бородой, окинул побоище чёрным взглядом и распорядился выбросить тела за борт. Раненых добивали. Очистив скользкую, залитую кровью палубу от тел, победители, переговариваясь по-итальянски, перебрались на свои галеры и поспешно отплыли восвояси.

Всё это происходило при полной тишине на нижней палубе «паломника», где прикованные к скамьям, сидели, съёжившись от ужаса, около 80 гребцов, христианских рабов. Те из них, кого не пришибло в начале атаки сломанными вёслами или шальной пулей, с ужасом слушали страшные звуки избиения наверху. Густая кровь капала и лилась на них сквозь щели в палубе. Но ещё более они были поражены, что никто не освободил их, так и бросив прикованными к банкам на неуправляемом судне посреди моря. В молчаливом отупении они наблюдали, как пиратские галеры отплывали прочь от этого корабля смерти. И они не смогли сдержать вопля удивления, когда на большой галере, поспешно удалявшейся, был спущен флаг Османов и вместо него на мачте взвилось красное знамя с золотым львом святого Марка.

Позже, изнывая от жажды, голода и смрада, гребцы плыли, куда глаза глядят, пока галера в конце дня не была замечена и подобрана сторожевыми турецкими судами с Родоса. В тот же день пленникам, измотанным, полумёртвым от перенесённого ужаса и страха перед будущим, пришлось давать сбивчивые показания местному командиру янычар.

Глава 4

Османская империя. Стамбул. Топкапы-Сарай – Дворец Пушечных ворот. 7 дней спустя

Райские кущи пророка Магомета, где в роскошных садах, цветущих среди молочных и медовых рек, правоверного мусульманина ублажают прекрасные и нежные гурии, были воссозданы уже на земле, на холме мыса, что находится на самом стыке Европы и Азии и омывается Босфором, Мармарой и Халичем[33]33
  Мармара – Мраморное море, Халич – бухта Золотой Рог.


[Закрыть], в большом дворцовом комплексе со множеством изящных павильонов, мабейнов[34]34
  Мабейн – здесь: крытая галерея, освещаемая потолочными окнами.


[Закрыть] и киосков с купольными крышами, защищённом от посторонних глаз кольцом неприступных стен и укрытом от зноя и палящего солнца системой галерей и парков с огромными кипарисами и фонтанами. Главный дворец Господина Двух миров Султана Османской империи, или Блистательной Порты, как величали её европейцы, был одновременно жилищем и гаремом султана, и официальной резиденцией государственного управления.

Во вторник, как и в предыдущие три дня, второй двор дворца был заполнен тысячами вельмож, чиновников и слуг, стоящих в полной и абсолютной тишине, в которой слышно было даже, как летит муха. Слева от ворот, под квадратной башней в павильоне с тонкими колоннами и большими решетчатыми окнами заседал Диван – Государственный совет империи. Внутри небольшой залы, украшенной изразцами с изречениями из Корана, на покрытом коврами диване сидели члены совета – великий визирь, главный казначей, глава ведомства законников и внешних связей, два военных судьи из числа улемов[35]35
  Улема – сословие мусульманских законоведов и богословов.


[Закрыть] правосудия и просвещения. На заседании ещё присутствовали янычарский ага – глава корпуса янычар, и капудан-паша – командующий флотом империи. В стене над центром дивана, где находилось место великого визиря, имелось маленькое зарешеченное оконце, затемнённое изнутри, за которым незримо на заседании присутствовал и сам султан, да благословит и защитит Аллах Господина двух миров!

Семь немолодых седобородых мужей в дорогих халатах и разноцветных тюрбанах в полной тишине слушали сообщение Великого визиря. Великий визирь Синан-паша, энергичный старый албанец, большую часть жизни проведший в военных походах в Персии и на Балканах, закончив свой страшный рассказ, обвёл острым взглядом членов Дивана и произнёс:

– Итак, я хочу знать ваше мнение. Что мы должны делать? Как накажем мы совершивших это злодеяние?

Члены Дивана, оцепенев, молчали, пытаясь осознать услышанное.

– Ну же? – подтолкнул Синан.

Наконец, первым взял слово один из улемов, худой старик с длинной седой бородой, достающей ему почти до живота.

– Мы потрясены, – тихим голосом проговорил он. – Это не просто кровавое и жестокое убийство невинных. Это не только гнусное оскорбление его величеству, нашему господину – покровителю всех паломников, совершающих хадж к святым местам. Это вызов всему исламу!

– Я полностью согласен, – присоединился второй улема. – Гяуры[36]36
  Гяур – «неверный» – презрительное прозвище всех христиан.


[Закрыть] запятнали кровью зелёное знамя Пророка, и смыть такую обиду, такое оскорбление можно только кровью. Те, кто сделал это, безусловно, заслуживают самой жестокой смерти.

– Или войны! – вставил ага янычар.

Казначей Ферхад быстро взглянул на него:

– Вы хотите сказать, что уже известно, кто совершил это преступление? Кто осмелился?

Командующий флотом империи, капудан-паша Чигала-заде Юсуф доложил основные результаты расследования:

– Факты указывают на венецианцев. Мы допросили свидетелей резни – гребцов-невольников. Все они – их более 70 человек – христиане. И хотя им верить нельзя, в данном случае подвергать сомнению их показания нет причин. Они указывают, что нападавшие были из большой галеры и галиота. Все или, по крайней мере, большая часть из них, были переодеты в форму турецких солдат. Но при этом многие из нападавших выкрикивали слова по-итальянски – два десятка свидетелей подтверждают это. Кроме того, в сопровождавшем галеру галиоте были христиане. Это совершенно точно. Свидетели определили это по причёскам, одежде, вооружению. Наконец, флаги. После атаки, при отходе, на обоих судах были спущены османские вымпелы, которые позволили им беспрепятственно подойти к галере паломников, и были подняты венецианские.

Казначей покачал головой.

– Это могут быть христианские корсары, которые напали на паломников.

– Такие случаи бывали и раньше.

Капудан-паша невольно повысил голос:

– Нападавшие галеры быстро исчезли. Ближайшее укрытие для христианских собак – венецианская Кандия. Мы полагаем, что они укрылись там. Если бы это были корсары, они бы подумали о добыче. Они не взяли пленников, часть которых могла бы собрать выкуп, другую часть можно было бы продать. Они не взяли никаких ценностей из вещей паломников и команды, даже не искали их. Это идёт вразрез со всеми принятыми морскими обычаями!

– Вам неприятно, что преступление совершили венецианцы? – Великий визирь Синан ожёг казначея взглядом.

– Нет. Вовсе нет, – казначей смутился. – Мне, однако, кажется, что мы не должны принимать решение только под влиянием чувства гнева и возмущения. Венецианцы стараются всячески нас уверить в своей дружбе. Зачем им это нападение?

– Что, собственно, это меняет? – возразил ага. – Венецианцы это или нет – всё равно это неверные христианские собаки! И что нам с того, кто совершил это злодеяние – грязный пёс или нечистая свинья? Сути дела это не меняет!

На это высказывание немедленно отреагировал визирь, отвечавший за международные связи.

– Вы хотите, чтобы мы объявили войну всему христианскому миру? – спросил он мрачно. – Наш главный враг сейчас – император Рудольф. Рудольфу нужны союзники. Кого мы обвиним в этом преступлении? Магистра мальтийских рыцарей-пиратов? Мы и так ведём с ним нескончаемую войну. Папу римского? Он и так поддерживает императора. Рыцарей ордена святого Стефана, которых оплачивает Флоренция? Так Великий герцог тосканский уже с императором. Но все они не играют большой роли. Осталось только два серьёзных противника, с которыми мы пока ещё не воюем: Испания и Венеция. Как только мы объявим кому-то из них войну, тот немедленно примкнёт к Рудольфу.

Первый улема огладил бороду.

– Конечно, нам не пристало вести себя как раненый и ослеплённый яростью тигр. Мы должны действовать жёстко, но хладнокровно.

– И потом, – добавил казначей, – хотелось бы знать, как случилось, что в наших водах так нагло промышляют христианские пираты? Почему они так плохо охраняются?

Капудан-паша Читала метнул в него злобный взгляд.

– Я давно прошу дать мне особый фирман[37]37
  Фирман – здесь: указ султана.


[Закрыть] очистить все море от пиратов!

– Не произойдёт ли в христианских кварталах стихийных погромов, устроенных возмущёнными правоверными? Известие об убитых паломниках уже дошло до стамбульского базара. Не будет ли ответной резни неверных в нашей столице? – поинтересовался второй улема.

– Мы не допустим этого, – сказал Синан и повернулся к are янычар. – Меры будут приняты.

– А что говорят венецианцы? Собираются ли они снять с себя подозрения?

Синан ответил:

– Сегодня я принимаю венецианского посла. Он сам просил о встрече. Я думаю, что именно о нападении на паломников и пойдёт речь. Венецианцы, виновны они или нет, конечно, знают об этом преступлении, хотя и не подают виду.

Про себя Синан подумал: «Не означает ли эта провокация с паломниками, что венецианцы всё-таки тайно объединяют свой флот с испанским? О такой опасности предупреждали многие».

В сущности, все члены Дивана разделяли глубинное убеждение в том, что венецианцы соблюдают свой нейтралитет только на словах, потому что даже по религии они склоняются к кайзеру и Папе римскому.

Война или хорадж[38]38
  Хорадж – здесь: дань, выкуп.


[Закрыть]? Таков закон. Вот что предстояло заключить каждому из членов Дивана. Но прежде чем сделать окончательный выбор, они решили выслушать донесение Синана после его встречи с венецианским послом.

Во второй половине дня, после третьего намаза, подле Баб-и-Али – «Блистательных врат», пышно украшенных ворот с деревянной выгнутой крышей, парадного входа в резиденцию великого визиря, давшего Османской империи название Блистательная Порта[39]39
  От ит. porta – дверь.


[Закрыть], остановилась делегация венецианского посольства. Байло мессер Марко Веньер, в своём лучшем официальном дулимане – плотно пригнанном шёлковом одеянии с широкими, доходящими до локтей рукавами, поверх которого была наброшена длинная пурпурная мантия из сатина, подбитого бархатом, покинул отделанные позолотой носилки и, оставив свиту во дворе, вошёл во дворец. Его туфли из вышитого золотом пурпурного бархата мягко ступали по мраморному полу, когда он проходил через залы мимо стражи янычарской гвардии. На голове у него был небольшой головной убор из Дамаска, украшенный драгоценными камнями. Степенная походка, суровое и спокойное выражение благородного лица скрывали сильнейшее волнение, которое ему удавалось сдерживать только благодаря опыту дипломата и многолетней тренировке венецианского патриция, научившей управлять своими чувствами и мыслями и превращать лицо в непроницаемую маску. Он ничего приятного не ожидал от этой встречи с визирем. Синаи, ставленник армии, скупой и жадный албанец, слыл заклятым врагом христиан и сторонником войны.

Чтобы подчеркнуть неофициальность встречи, Синан принял посла не в Зале приёмов, а в одной из комнат своих личных покоев, полной восточной роскоши, с изразцовыми стенами и расписными стёклами на окнах. Посла сопровождал драгоман – переводчик из посольства, молодой патриций, недавно окончивший университет в Падуе и за собственный счёт набиравшийся опыта в дипломатической работе.

Синан-паша сидел, скрестив ноги, на низкой широкой софе. Рядом с ним устроился капудан-паша Чигала. Подле них в почтительной позе застыл личный драгоман великого визиря.

Веньеру стоило взглянуть мельком на обстановку залы, чтобы оценить ситуацию. Из помещения убрали европейскую мебель! Не было никаких сомнений, что стулья унесены намеренно, со свойственной Синану грубой наглостью. Редко кто из европейцев умел подолгу легко и непринуждённо сидеть в турецкой манере, обходясь без привычного стула, скрестив ноги на ковре или диване. Злобный Синан знал, что для Веньера сидеть по-восточному – мучительная процедура, которую он всегда избегает, и, таким образом, обрекал посланника во время аудиенции на унизительное стояние.

Присутствие рейса[40]40
  Рейс – адмирал (тур.).


[Закрыть] Юсуфа Чигалы было ещё одним недобрым знаком. Сципион Чигала, или Чикала – вот его настоящее имя. Ренегат, отрёкшийся от Христа, отуречившийся, принявший ислам, авантюрист! Его семья из Генуи, позже перебравшаяся в Сицилию. Он не устаёт нападать на Венецию и строить военные планы против неё. Став капудан-пашой, он всё время настаивает на атаке против Кандии.

После ритуальных и сдержанных приветствий Синан жестом пригласил Веньера сесть подле него на софу, но тот с учтивым поклоном отказался и встал, словно не заметив оскорбления, в свободной позе и на достаточном расстоянии, чтобы не напрягать слух.

Синан пожал плечами и, не скрывая неприязни, объявил:

– Политика вашей Республики, заверяющей нас в своём дружеском расположении, становится всё более наглой и враждебной по отношению к Великому Господину султану. Терпеть это мы больше не намерены!

Байло сдержанно, не выказывая ни испуга, ни возмущения, ответил:

– Правительство Светлейшей Республики твёрдо придерживается провозглашённой им политики нейтралитета и ни разу не давало повода подозревать его во враждебных намерениях или действиях по отношению к Блистательной Порте.

Молодой драгоман аккуратно, слово в слово, перевёл его слова на турецкий.

– В самом деле? – Чёрные глаза визиря недобро блеснули, на остром лице появилась усмешка. – Позвольте усомниться, господин байло! Такова обычная лукавая и лицемерная политика вашей Республики: вы говорите одно, делаете по-другому! Вы объявляете о своём нейтралитете, а за спиной плетёте вражеские интриги против Великого повелителя.

– О каких враждебных интригах идёт речь? – в голосе байло послышалось искреннее удивление.

– Мы уже давно говорили, что ваши правители в Кандии дают приют мальтийским и флорентийским корсарам, – вступил в разговор капудан-паша, который до этого мрачно разглядывал посланника.

– У меня нет таких сведений! – Веньер решительно покачал головой. Он повернулся к Синану. – Более того, вы уже делали подобное утверждение несколько лет назад, и мы приняли все меры для их проверки. Утверждения, как вы знаете, не подтвердились. Так что...

– У нас множество фактов, – нетерпеливо перебил Чигала. – Если вам о них неизвестно, это лишь означает, что корсары тайно проникают на остров и имеют там секретные убежища, о которых ваши правители, возможно, даже и не ведают. Вы должны допустить турецких представителей в Кандию, и мы сами найдём эти убежища! Мы также намереваемся осуществить защиту ваших островов от корсаров.

Веньер прислушивался, как переводит турецкий драгоман. Байло, как только приехал в Константинополь, стал брать уроки турецкого языка. Он ещё плохо владел этим языком, но старался понять по интонациям и по голосу особенность перевода.

– У меня нет сведений о корсарах на наших островах, – твёрдо повторил он. – Кроме того, думаю, что предлагаемая вами защита наших островов турецкими войсками невозможна. Венецианское правительство само справляется с защитой наших берегов.

– Сами справляетесь с корсарами? – воскликнул Синаи возмущённо. – Может быть, так же, как с хорватскими ускоками? С пиратами и грабителями, которые разоряют все купеческие корабли, наносят ущерб не только подданным нашего великого господина, но и самому Его Величеству Султану?

Байло промолчал, решив демонстративно оставить этот выпад без ответа. Хотя он уже понял, что они очертили направление своих нападок на Венецию, и знал, что они вернутся к этой теме. Также настораживало, что Синан и Читала ещё ни словом не обмолвились об этой ужасной истории с паломниками. Какую роль они предназначили ей в своих нападках?

Байло вспомнил совет Маркантонио Лунардо, беспримерного дипломата, бывшего послом в Константинополе в самые тяжёлые годы Кипрской войны[41]41
  Война христианской коалиции в составе Венеции, Испании, Папской области и империи Габсбургов против Турции в 1570—1573 годах. Закончилась для Венеции тяжелым миром.


[Закрыть], хорошо знавшего врага и написавшего в своём отчёте Сенату, что вести переговоры с османами – это всё равно, что играть со стеклянным шаром. Когда партнёр бросает его с силой, его нельзя отбрасывать сильно, но ещё меньше нужно позволить ему упасть на землю – он разобьётся. Нужно ловко отвечать на надменность и невежество турок, при этом не поощряя их наглость и высокомерие действиями вялыми и неэнергичными.

– У нас есть мнение, что венецианцы, Папа римский и испанцы тайно подписали соглашение о вступлении в союз против Турции, – заявил Синан.

– Ни в какие союзы мы не вступали! Войска Венецианской республики не участвуют ни в каких военных действиях и ни на чьей на стороне! – Байло возмущённо скрестил руки на груди. Синан повторил слухи, которые распускали в Константинополе два отъявленных интригана – английский и французский послы. – Это слухи, которые злоумышленно распространяют некоторые недобросовестные политиканы.

– Но вы можете помогать по-другому! – не унимался Синан. – Вы можете оказывать финансовую помощь императору Рудольфу!

– Республика на своих кораблях хочет перевозить солдат из Италии на Балканы! – добавил Читала.

– Но она этого не делает! – просто сказал Веньер. Он восхитился про себя работой турецкой разведки, знавшей, казалось, обо всех переговорах, которые вели с Венецией Папа и император.

Читала и Синан переглянулись. Затем визирь что-то быстро и тихо сказал адмиралу. Похоже, что они заранее сговорились и разыгрывали какой-то спектакль. Байло почувствовал, что сейчас они приступят к главным обвинениям, и приготовился услышать самое худшее. Заговорил Читала, официальным тоном, делая паузы, чтобы дать драгоману время всё тщательно перевести.

– Мы не можем считать данные вами объяснения удовлетворительными. Совсем недавно – вы знаете это не хуже нас, и я знаю, что вы это знаете – было совершенно наглое нападение на паломников, находившихся под личным покровительством султана. Нападение совершено венецианскими корсарами. Турции давно пора отобрать у вас Кандию и Корфу, а посольство и всех венецианских купцов посадить в тюрьму!

Голос Чигалы поднялся почти до визга. Но хотя слова адмирала содержали прямое оскорбление и угрозу, байло почувствовал, что в них не было искренней ярости.

Однако это не была и пустая угроза. Османы, не стесняясь, бросали в тюрьмы и даже казнили послов и иностранных драгоманов – только несколько месяцев назад в тюрьме побывал драгоман венецианского посольства, работавший с предшественником Веньера сером Маттео Зане. Последней жертвой среди послов стал посол Габсбургов барон Фридрих фон Креквитц, которого после объявления войны германскому кайзеру Синан приказал арестовать и в качестве пленника и заложника забрал с собой к турецким войскам на Балканы, где, говорят, в Белграде, Креквитц от унижений и плохого обращения умер.

После продолжительного молчания Веньер, медленно и тщательно подбирая слова, произнёс:

– Злодеяние над паломниками, о которых мы очень скорбим, было совершено не венецианцами.

– Не венецианцами? – Синан и Читала одновременно и зловеще рассмеялись. – А кем же, если все факты говорят, что это венецианцы?

– Не венецианцы. У меня есть доказательства.

– Какие же?

– Хотя бы простая логика. Эта резня принесла и может принести венецианцам только вред.

– И это ваши доказательства! – воскликнул издевательски Чигала. – Да мало ли венецианцы натворили бед, принёсших им вред? И разве не было подобных случаев раньше? Вы, видно, забыли историю с вашим адмиралом Эммо?

Эту историю, случившуюся десять лет назад, знал каждый венецианец. В 1584 году вдова триполитанского паши Рамадана возвращалась в Константинополь на галерах с 800 тысячами золотых дукатов, 400 христианскими рабами и 40 девушками. В Ионическом море они были захвачены венецианской эскадрой адмирала Габриэля Эммо. Всех мусульман перерезали. Бедных женщин и девушек после насилия над ними и надругательств – солдаты отрезали им груди – выбросили умирающими в море. Чудовищное нападение и необъяснимая жестокость! Возник грандиозный скандал, вмешалась султанша-мать, заставившая султана лично потребовать объяснений от венецианского дожа. Конфликт удалось урегулировать с большим трудом: Эммо был арестован венецианскими сбирами, отправлен в Венецию, осуждён и обезглавлен. Добычу, захваченную адмиралом, туркам вернули, ущерб многократно компенсировали.

– Вы, верно, не обратили внимания на одно обстоятельство, – байло старался оставаться невозмутимым. – При нападении на паломников нападавшие не только не взяли никаких вещей, среди которых могли находиться и ценности. Они также не позаботились освободить христианских пленников, сидевших на вёслах. Вообще их забыли и бросили.

– Ха! Так вы неплохо осведомлены о подробностях этой истории!

– Не буду скрывать, конечно, я осведомлён. Потому что весь Константинополь только и говорит об этом. И не только Константинополь. Я думаю, весь мусульманский и христианский мир. Я считаю подобные злодеяния недопустимыми. Я думаю сейчас не только о тех несчастных, которых вырезали неизвестные убийцы на галерах, но и о тысячах христианских паломников, которые благодаря великодушию и милосердию Великого господина султана посещают Святую землю в Палестине. Венеция скорбит вместе с вами...

– О Аллах, дай нам терпение! – грубо перебил Чигала. – Это все слова. Все свидетели говорят, что это венецианцы, а вы смеете утверждать, вы имеете наглость заявлять, что это не венецианцы! Вы – лжёте! Вы издеваетесь над нами!

У байло на миг перехватило дыхание. Он собрал все силы, чтобы не вспылить. Закон любого посла в Порте – всячески избегать ситуаций, которые затрагивают твою честь или когда могут проявить неуважение к твоей персоне. Если же это случится и ты поддашься на провокацию – тебя будут презирать, ты станешь последним человеком. Вспылить – значит дуть на огонь, разжигая его. Повести себя робко – всё равно, что подбросить дрова в костёр.

На лице Веньера не дрогнул ни один мускул. Даже краска гнева не появилась на его щеках. Он повторил тихо и твёрдо:

– Я снова обращаю внимание на необычное поведение нападавших. Они никого не освободили и никого не ограбили. Очень странное нападение!

– Ну и что! – мрачно заметил Синан. – Многое говорит только о том, что это не были обычные корсары.

– Именно! Необычные корсары! А скорее всего наёмники, выполняющие чьё-то задание!