Текст книги "Сеть паладинов"

Автор книги: Глеб Чубинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Глава 37

Венецианский залив. Рагуза. В те же дни

Двое в сумерках стояли на стене огромного форта. Под ними далеко внизу плескалось море.

Рустем смотрел на курьера от Кетхюд-йери.

– Итак, я могу подтвердить, что Эрдемли, невольница султана, бежала в венецианскую часть Далмации. Я могу подтвердить, что её сын жив. Однако где они находятся, показать я не могу. Доказательств, что бегство наложницы организовано венецианцами или шпионами императора, у меня нет. Нет доказательств и того, что их бегство преследует какие-то военные цели. Что приказывает мой господин, продолжить розыск беглецов и совершить возмездие?

Курьер молча стоял перед загорелым блондином, спокойно оглядывавшим его прозрачными, как аметист, глазами. Тот прибыл вовремя. Лодка в назначенный день подобрала их у бухты Солин, неподалёку от Спалато, и доставила в Рагузу.

Курьер старался запомнить рассказ блондина, чтобы слово в слово передать его начальнику в Стамбуле. Янычар не выглядел ни виноватым, ни лукавящим, ни умалчивающим что-то. Значит, сделал всё, что мог, и с полным рвением истинного слуги султана.

Рустем был, как обычно, немногословен. Последние дни для него сложились неудачно, пришлось подсчитывать некоторые потери. Сначала была поездка в Сибенико по дороге, указанной казнённым купцом Соломоном Мендересом, и потеря нескольких дней на выяснение того, что с мальчиком. Затем – остров Лесина, православный монастырь. Вкрадчивая беседа с хитрым монахом-настоятелем, который никак не хотел отдавать мальчишку. Пришлось дождаться ночи, напасть на монастырь, но в результате выяснилось, что мальчишки в монастыре уже нет. Проклятый настоятель достоин смерти! Возмездия! Но надо было спасать отряд. Он потерял одного йолдаша[140]140
  Йолдаш – товарищ-янычар (тур.).


[Закрыть] раненным – его подстрелили монахи. Рустем кипел, но, поняв, что их провели, бросился обратно в Спалато. Дурные предчувствия переполняли его, а чутьё никогда его не обманывало.

И что же он обнаружил?.. Тяжело раненного, с разбитой головой Али, перепуганного насмерть Ахмеда, и в саду свежую могилу истекшего кровью Лалу! Безумный рассказ о том, как они нашли невольницу султана, которая одна разгуливала по городу, и ждали возвращения своего начальника, чтобы окончательно возликовать, как всё обернулось такой трагедией! Кто-то их выследил, напал и отбил султаншу! Кто? Ахмед ничего вразумительного не мог сказать: он никого не видел, поскольку уходил на базар. Они виноваты в беспечности!

Мустафа обыскал весь дом и нашёл то, что заподозрил Рустем. За домом во дворике был припрятан бочонок вина! Они предавались пьянству! Ахмед катался у него в ногах, взяв вину на себя и требуя себе смерти, ибо только она принесёт прощение.

– Мы – акынджи[141]141
  Акынджи – воины, совершающие акын, набег. То есть самые стремительные, жестокие и умелые (тур.).


[Закрыть] на «землях войны»!

Провинившегося придворного никогда не понижают в должности, а наказывают только смертной казнью! И Рустем знает об этом.

– «О мой господин, пощади меня, убей!» – молил Ахмед. Но ага Рустем, вопреки правилам, вопреки гневу и досаде, пощадил его. Ему были нужны люди.

– Ты достоин смерти. Но не здесь. Искупишь кровью. Если бы мы не приехали вечером, что бы ты сделал с телом Лалы?

– То же, что и ты, начальник, – я бы закопал его в саду.

Зато он не пощадил немую. Они нашли её в том же доме, который выследил Али и где она скрывалась со своей госпожой. Увидев их, несчастная женщина бросилась на Мустафу, пытаясь исцарапать ему лицо. Она была безумна, и она ничего не знала о своей хозяйке. Переломав ей кости, они закопали её в саду подле Лалы, и обе могилы сравняли и засадили кустами...

Между тем курьер Кетхюд-йери передал Рустему свиток, один из двух, которые привёз с собой. В каждом находился приказ.

– Прочти это в моём присутствии!

Рустем развернул свиток. Внимательно несколько раз перечитал его, стремясь запомнить приказ.

– Да свершится воля Аллаха и господина! – проговорил он, низко поклонившись.

Затем запалил огниво и сжёг свиток также в присутствии курьера. Второй свиток сжёг курьер: читать и выполнять второй приказ теперь не имело смысла.

После того как курьер исчез в темноте, Рустем подождал несколько минут, пока не услышал удаляющийся цокот копыт. Это курьер, оседлав коня, мчался обратно в Стамбул. Рустем пешком спустился по дороге, ведущей от форта в город, где его ожидали его йолдаши. На рассвете они пересекли границу Османской империи и Рагузы и несколько дней приводили себя в порядок, отдыхая. А затем снова перешли границу, чтобы выполнить новое задание. Султанская невольница и её мальчишка пока больше не интересовали его. Живые или мёртвые, они не сумели навредить повелителю. Они не возглавили восстаний, они не пришли на помощь Клиссе!

Каждый день за пребывание в «землях войны» ага Рустем получал два золотых, а остальные по золотому на каждый пятый день.

Венецианская Далмация. Спалато. В те же дни

Перед рассветом Джироламо отправился на пристань к дому грека-контрабандиста. Он не решился брать с собой Елену и Илью, прежде чем не удостоверится, что можно доверять тем людям. Он быстро нашёл жалкую хижину, прилепившуюся к развалинам древней стены, осторожно постучал. Покосившаяся дверь гостеприимно отворилась.

– Входи! – услышал он, едва ступив на порог.

Слова прозвучали на исковерканном итальянском. Дуло пистолета было нацелено в грудь Джироламо. Сбоку через кафтан он чувствовал упёршееся в него остриё шпаги. – Входи! Тихо! Подними руки!

Джироламо с поднятыми руками вошёл внутрь тёмной комнаты. Приём, оказанный ему, пока не удивлял. Отчаянные люди, какими являются контрабандисты, всегда соблюдают осторожность. Кто-то встал у него за спиной, и лезвие кинжала оказалось у него под подбородком, а рука вырвала из-за пояса единственное его оружие – большой нож.

– Дайте огня! – приказал голос.

Разожгли два светильника. Джироламо отпустили и толкнули на середину комнаты. Остриё шпаги всё ещё продолжало чувствительно упираться ему в бок. Теперь он имел возможность рассмотреть окруживших его людей. Напротив него стоял бородатый воин, в глазах которого горела безумная готовность убить или погибнуть. Пистолет в его руке был направлен в грудь Джироламо. Рядом с ним стоял второй. Ещё двое находились сзади.

– Кто вы?

– Где женщина и мальчишка, млетак?

Джироламо смерил человека удивлённым взглядом. Это не контрабандисты и не сбиры. Но кто же? Он ни разу раньше не видел их, но догадаться было нетрудно. Ускоки! Их было четверо, и они были настроены отчаянно. Воины, равно ненавидящие турок и венецианцев, преследуемые и уничтожаемые проведитором Моро, как преследуют одичавших собак! Как они узнали о Елене? Неужели Младен предал его и устроил западню? Джироламо сразу оценил вооружение этой четвёрки. Ускоки были вооружены до зубов.

– Что происходит, синьоры? – возмущённым тоном спросил он, делая вид, что принимает их по-прежнему за обычных контрабандистов. – Если вы хотите поднять плату за перевоз, то я готов...

– Не трать время на болтовню, млетак! Веди нас к женщине! Где ты их прячешь? Есть у него ключи?

Сзади руки сорвали с его пояса связку с двумя амбарными ключами.

– Пошли! – мощная затрещина заставила Джироламо зашататься. Они вытолкнули его наружу из хижины и, плотно окружив, повели в город. – Веди!

Все варианты сопротивления и бегства лихорадочно пролетели в голове Джироламо. Он мог сделать попытку отбиться и бежать от них. Если тут же не будет заколот или застрелен. Он мог попытаться увести их в сторону от тайника, где скрываются Елена и Илья. Но этим он только может потянуть время, и ему всё равно придётся бежать. Если Младен предал его, то он указал и место, где находится Елена. А он, убитый или беглый, не сможет им помочь!

С другой стороны, ускоков было всего четверо. А в амбаре у Джироламо лежали два заряженных пистолета, кинжалы и шпага. Он не сомневался, что как только ускоки заполучат свои жертвы, он станет больше не нужен им и они избавятся от него.

Они шли по улочке вдоль стены в сторону амбара. Джироламо двигался так послушно и покорно, что они даже перестали награждать его тычками. Вот и амбар. Джироламо остановился подле двери.

– Здесь! – громко, чтобы слышала Елена, сказал он.

– Заткнись, каналья! – Один из ускоков хлестнул его по лицу, требуя молчания.

– Эй, осторожней! Что ты делаешь? Больно! – выкрикнул Джироламо, вытирая кровь с губы и слабо уклоняясь от второго удара. Ускоки отпихнули его в сторону, один из них обхватил его сзади и плотно прижал к себе, приставив к боку остриё стилета. Другой принялся возиться с замком. Ключ повернулся быстро, но дверь не поддалась. Мощная амбарная задвижка хорошо держала её изнутри. Ускок попробовал её плечом, но обитая металлическими обручами дубовая дверь даже не охнула. Тогда ускоки отошли и стали шёпотом совещаться. Они торопились и опасались к тому же создавать шум. Наконец тот, что стоял сзади Джироламо, подтолкнул его снова к двери.

– Говори! – тихо приказал он. – Пусть откроет, или ты сдохнешь прямо здесь!

– Дайте ключ!

– Это зачем ещё?

– У нас такой уговор есть! Здесь же не один ключ.

Ускоки недоверчиво переглянулись и посмотрели на дверь, в которой была явно только одна скважина. Нехотя бородач передал Джироламо связку. Завладев ключами, тот бойко особым образом постучал в дверь.

– Открой! Это я, Джанни! Открой! – Прислушался. Изнутри не раздавалось ни шороха. Он снова постучал, но уже сильнее. – Не бойся! Я с друзьями! – вкрадчивым голосом уговаривал он. – С друзьями! Открой! Всё будет хорошо!

– Проклятье! – бородач снова оттолкнул Джироламо от двери и дал знак навалиться на дверь. Никто и не подумал забрать у Джироламо ключи. Самый крупный из ускоков с разбегу обрушился на дверь.

– Стой! – послышалось вдруг совсем рядом. Ускоки на мгновение замерли и обернулись. Из-за угла на них выскочил отряд солдат, человек шесть, с оружием наизготовку. – Ускоки! Стой!

За солдатами бежал Младен.

В то же мгновение Джироламо без замаха ударил ключом в глаз ближнего к нему ускока. Кровь брызнула мгновенно. Взвыв, воин схватился руками за рану и упал на колени. Джироламо отскочил в сторону и покатился по земле, спасаясь от удара шпагой, которой хотели его достать. Трое ускоков бросились бежать, но Джироламо достал и второго, зацепив его ногой, и тот, споткнувшись, кубарем полетел на землю. Двое оставшихся, не оглядываясь, помчались прочь.

Пока солдаты преследовали беглецов и вязали пленных, Младен бросился к Джироламо с извинениями и объяснениями. Он договорился с этим греком, с Аристидом, старым контрабандистом, сказал он. Но тот, видимо, давно связан с ускоками и к тому же каким-то образом узнал о женщине и мальчике. О засаде, устроенной греком, Младен заподозрил утром. Он тоже решил проследить и, увидев, что вооружённые люди выводят Джироламо из дома Аристида, обо всём догадался и бросился за патрулём. К счастью, они не опоздали. Старшему патруля Младен объявил, что Джироламо – это его работник Джорджо из конторы Мендереса и что ускоки, видимо, хотели ограбить амбар их конторы.

Вечером они с Младеном вскрыли-таки амбар. Как и надеялся Джироламо, тот был пуст. Елена и её сын унесли с собой в подземелье остатки припасов и воды, хорошо замаскировав лаз.

– Вот что, Младен. Я пошёл за ними. Организуй наше бегство из Спалато. Мы больше не появимся в городе. Если у тебя будут хорошие новости для нас, то я время от времени буду появляться в амбаре. Ты можешь оставить записку для меня. Здесь же, ну, например, в корзине!

Джироламо, прихватив пару овчин и припасы, спустился в лаз и исчез в подвале.

Младен, Йован и вооружённый незнакомец двигались по подземелью, освещая путь большим факелом и настороженно озираясь. Было жутковато в этом бесконечном, как лабиринт, подвале среди колонн и высоких каменных сводов. Пламя колебалось, отбрасывая неясные тени. Говорили вполголоса, и всё равно им казалось, что очень громко, благодаря мощному эху. Они вышли, наконец, в большую залу, стены которой тонули во мраке.

– Вот, кажется, здесь, – Младен остановился. – Они скрывались здесь четыре дня назад.

– Они брали с собой какие-то припасы? – спросил незнакомец, молодой человек, напряжённо вглядываясь во мрак и не отпуская руки с рукоятки пистолета.

– Да. Что-то было. Но думаю, немного.

– Воды, конечно, в подвалах нет. Где же они могут прятаться?

– Подвалы огромные. Никто не знает, куда ведут коридоры и где выходят. Иногда это может быть дырка в полу какого-нибудь дома, иногда – пролом в стене. Подземелье соединяется с другими подвалами. Даже сбиры не решились бы их преследовать. Лучшего места, чтобы скрываться, пожалуй, трудно себе вообразить. Но сколько здесь можно продержаться... – заметил Йован и вздрогнул. Спустя час блуждания по подвалу он уже начал ощущать сырую зябкость. Он не представлял, как люди могли здесь долго выдержать этот проникающий сквозь кожу холод и не замёрзнуть.

– Как вы с ним договорились? – спросил молодой человек.

– Я сделал всё так, как вы и говорили, – сказал Младен. – Я оставил записку, в которой написал про эту Альдину и так далее. После этого он назначил мне встречу.

– Стойте! Дальше не двигаться! Стойте, где стоите!

Голос хриплый, низкий, неузнаваемый звучал из мрака, оттуда, где были колонны. Младен высоко поднял факел и вытянул руку, но ничего не увидев, неуверенно оглянулся на спутников. Незнакомец подтолкнул далматинца рукой, а сам отступил в темноту. То же сделал и Йован.

– Слушай внимательно! – сказал Младен, недоумевая, почему его спутник не подаёт голос и сам не хочет представиться. – Я привёл к тебе того, кто надругался над Альдиной.

Из темноты не отвечали.

– Тот, кто надругался над синьорой Альдиной, здесь! – повторил Младен.

Из темноты раздался глухой смешок.

– Над синьорой Альдиной? – переспросил человек из-за колонны хриплым голосом, и Младену показалось, что голос этот был весел. – Это он тебе сам сказал?

– Ну да, над синьорой Альдиной...

– Хорошо, – весело проговорил человек, вышел из-за колонны и двинулся к мужчинам. Это был Джироламо, у которого изменился не только голос, но и облик. Лицо покрывали усы и пятидневная густая щетина. Глаза сияли от радости. – Ну так выходи и ты, насильник! – крикнул он незнакомцу.

Спутник далматинцев выступил из темноты.

– Пьетро!

– Джироламо!

– Йован! Младен!

Они крепко обнялись. При этом венецианцы продолжали весело смеяться, а Младен и Йован недоумевали.

– Видите ли, дорогие друзья, – объяснил Джироламо. – Жил у нас в Венеции такой знаменитый книгопечатник, изобретатель, кстати, особого шрифта, называемого курсив, и маленьких книжек. Звали его Альд Мануций. А все его книги зовутся, словно его дочки, – альдинами. Так вот, случилось однажды, что наш Пьетро не стерпел обиды от одного приятеля и, схватив здоровенную альдину, треснул ею тому по башке. Да так неудачно, что книга – чёрт знает, что с ней было не в порядке – вся разлетелась на листочки. Книга принадлежала, разумеется, не Пьетро, а одному нашему почтенному лектору. Тот как увидел, во что превратили книгу, так и закричал: «Вы надругались над моей Альдиной!» За что Пьетро едва не загремел в тюрьму!

На этот раз всё было готово ко спасению.

Пьетро рассказал, как мессер Маркантонио, узнав, что Совет Десяти постановил избавиться от гречанки и её сына, тотчас отправил его на помощь Джироламо. Перед отплытием из Венеции падроне успел снабдить его массой полезных и нужных бумаг, разрешений и пропусков. В частности, есть бумага, что некий купец Джованни Медеот из Гориции будто бы прибыл в Спалато вместе с женой и сыном. Описание дано таким ловким образом, что под него подходил как Джироламо, так и Пьетро. Это на случай, если сбирам известна внешность Джироламо. В Спалато он находился уже два дня и успел подыскать три места на судне, отбывающем в Кандию. Йована выпустили из-под ареста, не найдя против него никаких улик. Единственное, что оставалось сделать, это немедленно покинуть мрачное подземелье. Однако делать это надо было чрезвычайно осторожно. Повсюду по-прежнему выслеживали и вынюхивали сбиры, стояли дозоры.

Первой вывели Елену. Держа крепко за руку, Джироламо провёл её по тёмному проходу к лазу, который через склеп выходил прямо в бывший храм Юпитера. Они почти подружились за эти дни, вместе скрываясь, голодая и страдая от холода в подвале. Но перед выходом недоверие и страх снова охватили её.

– Поймите, мадонна, в склад возвращаться нельзя. Выйти втроём мы никак не сможем. Тем более вы с ребёнком. Сбиры именно так и настроены – ловить женщину с мальчиком. Нам надо выходить поодиночке, чтобы не привлечь их внимания.

– Но я... не могу оставить Илью! – в голосе женщины послышались жалобные нотки.

– Я выйду вместе с ним! Но сначала вы! Идите через церковь. У алтаря вас ожидают мои друзья! Смелее, мадонна! Помните, вы – пугливая служанка! И больше ничего.

Женщина, беспрестанно оглядываясь, словно боясь потерять Джироламо из виду, двинулась к лазу. Наконец исчезла в нём. Пьетро поджидал её у алтаря.

Некоторое время спустя Джироламо вывел Илью. Но совсем в другом месте, там, где подвал переходил в длинный продолговатый склад. В конце него находилась дверь. Она была раскрыта, завалена мусором и отбросами. В сгущающихся сумерках в проёме маячила фигура человека, который, возможно, стоял тут не случайно. Он стоял лицом к подвалу, вглядываясь в темноту, ничего, однако, не видя.

– Не бойся! – шепнул Джироламо, наклонившись к мальчику. Вдруг он резко схватил его за ворот куртки и, с силой пригибая к земле, поволок к выходу. – Кричи! Сопротивляйся!

Илья что есть мочи завопил и, хныкая, сделал попытку вывернуться, но Джироламо, не обращая внимания на сопротивление, волочил его к двери.

Человек, продолжая вглядываться в сумрак склада, окончательно заметил их только тогда, когда они оказались, у дверного прохода.

– Эй, кто там? – взволнованно спросил он.

Звякнуло оружие, задев лезвием за камень стены. Это был сбир.

– Отпустите меня! – снова взвизгнул Илья.

– Да какой-то маленький ублюдок собрался пристроиться здесь на ночь! – сердито прорычал Джироламо, волоча мальчишку к выходу. У двери сопротивление мальчишки стало ещё ожесточённей. Он и Джироламо едва не столкнулись со сбиром, который вынужден был посторониться и отодвинулся. Джироламо вытащил мальчишку наружу. Свежий воздух пахнул на них.

– Беги, куда договорились, – успел шепнуть Джироламо и с силой толкнул Илью на дорогу. Тот, перекувырнувшись несколько раз, резво вскочил на ноги и бросился наутёк. Джироламо остался стоять у двери, приходя в себя после схватки и пытаясь отдышаться, а на самом деле наблюдая, как мальчик скроется с глаз. Сбир подошёл к нему.

– Эй, постой! А ты кто такой? А ну, повернись! – приказал он грубо, протягивая большую руку к молодому человеку.

Джироламо сделал резкий шаг назад, так что сбир оступился и едва не повалился, теряя равновесие, на него, и вынужден был выпустить оружие. Джироламо резко схватил его за ворот куртки, с силой потянул на себя и развернул свой корпус влево, массивное тело сбира также развернулось и ударилось о косяк двери.

– Ты что?! – взвыл сбир и тут же захрипел, так как на его горле сомкнулись, словно стальные клещи, пальцы Джироламо.

Схватка закончилась быстро и бесшумно. Джироламо втолкнул сбира внутрь, в темноту, и там несколькими ударами кулака, как кувалдой, оглушил его, столкнув в тюки с соломой.

Все вместе: Пьетро, Елена, Илья и Джироламо – собрались уже на корабле, покидавшем Спалато.

Глава 38

Эгейское море. Остров Кандия. Июнь 1596 года

Над морем начала сгущаться тьма, когда они спустились к основанию форта и, наклонившись под узкой низкой аркой ворот, вышли на внешнюю площадку стены. Форт – мощная, казалось, циклопической кладки крепость с почти отвесными стенами высотой более десяти метров, неприступная и занимающая всю площадь скалистого островка, перекрывала вход в гавань неприятельским кораблям.

Джироламо шёл впереди с качавшимся в руке фонарём. Поднимался ветер, и море было неспокойным. Следом шла Елена, ведя за руку Илью, но тот двигался по узкой каменной полоске гораздо уверенней, чем мать. На углу под башней они остановились в ожидании.

Елена, наклонившись, что-то говорила сыну. Её душили слёзы, и она ничего не могла поделать с ними. Она уже смирилась с тем, что не может остаться с Ильёй, потому что вдвоём они останутся приманкой и для ускоков, и для восстающих против османов славян, и для турок, и для венецианцев – для всех, кто захочет ими воспользоваться. Значит, разлука. Только надёжно спрятав сына в каком-нибудь монастыре и под новым именем, она сможет сохранить и его, и себя. Но надолго ли? Ей казалось, что она и Илья обречены теперь на вечные скитания.

Джироламо обернулся.

– Итак, как тебя теперь зовут? – уточнил он в очередной раз, положив мальчику руку на плечо.

– Василий, – угрюмо отозвался тот, потом поднял голову и с вызовом посмотрел на венецианца.

– Хорошо, – сказал Джироламо. – Однако помни, что Василий – это всего лишь имя. О своём происхождении и о матери – ни слова. Как только всё успокоится, она вернётся за тобой...

Почувствовав, что его последние слова прозвучали фальшиво, Джироламо отвернулся и принялся вглядываться в темнеющую воду. Не верилось, что в сумерках да ещё при поднявшихся волнах кто-то решится выйти в море, даже ориентируясь на свет маяка на одной из башен форта.

Вдруг совсем рядом с ними послышался плеск весел. Из темноты вынырнула большая лодка. Люди в лодке ловко развернулись бортом, встали и перебросили концы Джироламо. Причалили. Молодой венецианец помог ступить на площадку высокому человеку в чёрной монашеской рясе и вежливо поклонился ему.

Женщина порывисто бросилась к монаху, склонилась перед ним на колени и поцеловала его руку, прося благословения. Монах перекрестил её. Елена поднялась и подвела к монаху сына. Василий тоже преклонил колена и поцеловал благословляющую руку. Монах с живейшим интересом рассматривал его. Мальчик, низко опустив голову, упорно не поднимал глаз.

– Как тебя зовут?

– Василий.

– Хорошо. Василевс – царь. Прыгай в лодку. Поторапливайся, нам надо успеть к берегу, пока не начался шторм.

Калуджер повернулся к Джироламо. Елена бросилась к сыну, борясь с рыданиями. Ветер развевал их одежду. Она обнимала мальчика, что-то шептала ему, причитая. Мальчик вёл себя сдержанно, даже холодно в присутствии посторонних. Потом порывисто, крепко обнял за шею мать. Она принялась исступлённо целовать его, цепляться за него, теряя рассудок.

Монах тем временем быстро переговорил по-итальянски с Джироламо. Он представился:

– Меня зовут Герасим. Герасим Влах.

– О, значит, вы итальянец? – спросил Джироламо.

– Да. Я родом из Анконы. Так вот, по поводу мальчика. Вы потом передадите это его матери, когда она будет в состоянии всё воспринимать должным образом. Мы сначала поместим его на нашем подворье в городе Канеа. Затем переведём в монастырь Святой Троицы, как условились. Это полдня пути от столицы. Но я хочу, когда он обживётся на острове и проявит способности, перевести его в Аркадийский монастырь.

Джироламо кивнул. Он много слышал об этом монастыре ещё от Йована в Спалато, и от фра Паоло в Венеции. Монастырь этот был основан 700 лет назад и посвящён благотворительности и учению. Его все щадят и почитают как пристанище, где бедные, больные и сироты находят самое заботливое попечение. Монастырь богат, живёт на приношения, даёт обучение молодым воспитанникам и славится как главный центр православного обучения.

– О мальчике никто не узнает, – продолжал монах. – И вы всегда сможете с ним связаться.

Затем он повернулся к женщине. Лицо его не выражало эмоций, но, казалось, что и он был смущён сценой прощания. Когда он заговорил с Еленой, его голос казался хриплым:

– Женщина, на всё воля Господа. Он всегда заботится о невинных душах.

Монах произнёс ещё какие-то слова утешения осипшим голосом. В последний раз Елена обняла сына, словно нехотя, отпустив его. Мальчик ловко перепрыгнул в лодку, матросы помогли перебраться монаху, и они отчалили. Чуть отплыли, Илья лишь раз, в последний раз повернулся и коротко махнул матери. А она стояла, глядела на сына и удаляющуюся лодку, пока та окончательно не исчезла в сумерках. Волосы и одежда её развевались под непрерывными порывами ветра. Джироламо слегка коснулся её плеча.

– Нам пора, мадонна. Становится холодно.

Елена повиновалась и покорно пошла за ним обратно в форт. Они поднялись по узкой лестнице, которая тянулась с внутренней стороны стены. Елена поднялась в башню, где были расположены их комнаты, и, отказавшись от ужина, закрылась в своей каморке.

Джироламо и капитан форта ужинали вдвоём.

– Красивая женщина монна Елена, – заметил капитан, после того как Джироламо сказал ему, что дама ужинать с ними не будет.

– К чему ты это говоришь? – с внезапным раздражением проговорил Джироламо.

Капитан улыбнулся. Он не знал, что они делали там вечером, под стенами. И не знал вообще ничего про эту гречанку. Он знал только, что должен спрятать их и помочь Джироламо. Поэтому он улыбнулся, поедая апельсин, и поглядел на лежавшую на стуле лютню.

– Ни к чему. Просто красивая женщина. Потрясающе красивая.

Джироламо понял, что капитан имел в виду. Красивые женщины могут позволить себе все. Даже отказаться от компании молодых любезных мужчин. В унылом молчании он жевал холодное мясо. Отужинав, быстро распрощался и ушёл, охваченный тоской. Решив немного прогуляться, он поднялся на верхнюю смотровую площадку башни форта, где в свете факелов торчала будка караула. Внизу внутри форт чернел дырой. Наверху ветер был тёплый, но со злобными порывами. Джироламо обошёл площадку, прошёл мимо поста с двумя завернувшимися в плащи часовых. Фонарь, припрятанный под бойницей, светил тусклым пламенем.

В море, сколько ни вглядывайся в эту безлунную ночь, ничего не было видно. Их окружала полная чернота. Казалось, она стояла вплотную, тут же, где его глаза переставали различать предметы.

– Задание выполнено, – пробормотал он. – Выполнено.

Джироламо спустился вниз. Заглянув к себе, он взял свёрнутый в рулон лист бумаги, затем подошёл к двери в комнату гречанки и робко постучал.

Она открыла. Он смущённо остановился на пороге. Эта женщина, бывшая рабыня султана, действовала на него так, словно он был воском в её руках. Он сам удивлялся себе, но ничего не мог с собой поделать. Мысли о ней искушали его, а весь её вид делал Джироламо безвольным и готовым исполнить любой её приказ. Однако женщина ничего ему не приказывала, от чего ещё больше тянуло к ней. Это не было похоже на те чувства, которые он обычно испытывал к женщинам в Венеции и Падуе, весёлым и доступным, и отношения с которыми было обычно легко завязывать и так же легко разрывать. Тем женщинам, сплошь искусственным блондинкам, которые уступали ему и любили его в вечерних садах под убаюкивающие и томные мелодии лютни, он пел серенады, декламировал Петрарку, но ради них никогда не обнажал шпагу и не дрался на кинжалах.

С гречанкой всё было по-другому. Вот и сейчас, когда она глядела на него ещё не высохшими от слёз глазами, пушистая в шапке иссиня-чёрных волос и с кожей цвета слоновой кости, хрупкая, трогательная, состоящая из мягких изгибов, возбуждающих выпуклостей, он весь терялся. Он чувствовал её, но не понимал. Он испытывал непреодолимую тягу к этой женщине, и его страсть была смешана с желанием защитить её и спасти.

– Входите, – пригласила она, обжигая его взглядом, который, как казалось ему, приказывал ему войти и в то же время держал на расстоянии.

Он вошёл. На грубом столе горели две свечи. Ещё одна догорала у изголовья кровати. На столе лежало раскрытое Евангелие.

– Я пришёл рассказать... – он запнулся.

– О наших планах, – подсказала она.

Её голос одновременно очаровывал его, околдовывал и приказывал.

– Да, да...

Она предложила ему присесть. Джироламо тяжело опустился на лавку. Она устроилась напротив, и, поставив тонкие локти на стол, оперлась подбородком о кулак, и опять обожгла его взглядом, приготовившись слушать, и он снова страшно растерялся, как юнец.

– Я, – начал он, – я хотел сказать, мадонна, что вы можете быть в полной уверенности насчёт безопасности Ильи. Мы с монахом условились, что его поместят в Аркадийский монастырь. Это не только самый надёжный монастырь на острове, но и самый богатый и самый блестящий. Кроме того, никто никогда не узнает, кто он на самом деле. В этом я ручаюсь. Так что на острове он будет в полной безопасности. И получит прекрасное пристанище и образование.

– А сам остров... надёжен? – спросила она с сомнением.

– Хм., хм... – Джироламо откашлялся. – Будем молиться об этом.

Он понимал, что она знает: Кандия – лакомый кусочек для османов, и в случае войны она первая станет объектом турецкого нападения.

– Будем молиться, – как эхо повторила Елена.

– Но в случае малейшей тревоги я сразу перевезу его в Венецию, – поспешил заверить Джироламо. – Наши люди получили указание немедленно забрать мальчика с острова. Вы же знаете, перебросить сейчас его на Балканы или в Грецию, где ещё есть православные монастыри, – очень опасно. Эти земли под турками. И в случае любого обнаружения... Кроме того, мы должны позаботиться, чтобы кто-нибудь снова не захотел использовать его в качестве своего знамени. Поэтому самое спокойное – это оставаться в границах венецианских владений. Кандия – большой остров с большим населением. Здесь живёт двести тысяч человек! Здесь укрыться легче. А в самой Венеции... – он замялся: ему показалось, что она не слушает его.

– Что в Венеции?

– Мой хозяин... человек, у которого я служу, считает, что сейчас скрываться вам вдвоём в Венеции тоже опасно. Может быть, чуть позже. И потом, возможно, ещё одно условие, – он опять смущённо посмотрел на неё, не решаясь продолжать деликатную тему.

– Продолжайте, – подтолкнула она.

– Понимаете, мадонна... Италия – это католическая страна, которая почитает святого отца в Риме. Самое надёжное и безопасное было бы, если бы мальчик был католиком. И, может быть, и вы... Тогда мы смогли бы упрятать вас так надёжно, как нигде. Вы могли бы быть всегда вместе и рядом. И никто никогда, по крайней мере до тех пор, пока вы этого не захотите сами, не смог бы вас найти.

– Понимаю, – кивнула она.

Он ждал. Он понимал, что это деликатный вопрос веры, которого он никогда ещё не касался в разговорах с ней. Он понимал, что если бы ему кто-либо предложил отречься от его веры по любым причинам, он бы убил наглеца на месте.

Женщина опустила глаза. Она думала совсем о другом. Она уже была мусульманкой. Но втайне не отреклась от своего Бога и теперь вернулась к Нему. Она знала, что, оказывается, если ты сохранил своего Бога в сердце, Он не отвернётся от тебя, даже если ты вынужденно примешь чьи-то ритуалы. Лишь бы ты сохранил Его в своей душе! И она могла бы смириться ещё с чем-нибудь для спасения сына. Но она подумала об Илье, а точнее о том, что он. Бог даст, совсем скоро станет взрослым, и тогда он сам будет решать, какой жизнью ему жить – потребовать ли своё право на трон громадной империи или смириться с судьбой беглеца. И она понимала, что, заставив перейти сына в католичество, она вынудит его навсегда отказаться от трона.