Текст книги "Ганнибал. Роман о Карфагене"

Автор книги: Гисперт Хаафс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– Что мне рассказывать? – он удивленно приподнял плечи. – Я родился в Карт-Хадаште в семье метека и, когда вырос, стал, как и отец, купцом. Потом создал банк и управлял имуществом Гамилькара Барки и Ганнибала. Я довольно много путешествовал и добрался даже до Индии и Британии. Застал немного первую войну с Римом и участвовал в Ливийской и Второй Римской войнах. Теперь я стар, по-прежнему безрассуден, завидую Ганнибалу за твою любовь к нему, слишком много пью и мечтаю о легкой смерти.

Она коснулась его плеча холодной ладонью, от которой тем не менее исходило какое-то удивительное тепло.

– Он как-то сказал про тебя: «Тигго может и умеет все на свете, но никогда не заботится о своем здоровье».

– Он сказал именно так? Интересно. А теперь расскажи мне о себе, повелительница моего сердца.

Они говорили до рассвета. Элисса была дочерью судовладельца и родилась в год убийства Гадзрубала Красивого и через два года после гибели Гадзрубала Барки вопреки своей воле была выдана замуж за внучатого племянника Ганнона Великого. Когда город, казалось, уже был обречен на гибель, ее муж открыто выступил против брата своего деда, стал одним из старшин конницы и погиб в битве при Нараггаре.

– Я никогда не любила его, – тихо, с какой-то долей вины в голосе произнесла она. – Но зато я люблю Ганнибала. Он такой умный, такой ласковый, у него тело по-прежнему как у молодого воина. Но скажи мне, если можешь… Я даже не знаю, как выразиться… И вообще имею ли я право… Знаешь, мне порой кажется, Тигго, будто я одна желаю владеть тем, что принадлежит всей Ойкумене, всему космосу.

– Он человек, а не бог, Элисса. Он плакал, смеялся, пил вино, убивал, спал с женщинами и поражал весь мир. Но еще никогда я не видел его таким спокойным… и таким уравновешенным, как здесь. Он слишком рано потерял мать, и редкая женщина могла так приласкать, так надежно укрыть своих питомцев, как великая и несравненная Кшукти. По словам Ганнибала, он потому так любил бывать в моем доме, что там о нем заботились как о сыне. Великий Гамилькар очень любил его, но был слишком занят и не мог уделять много внимания своим сыновьям. Ганнибал дал городу больше, чем требовалось, а Ойкумене – столько, сколько она вообще не стоит. Ты, Элисса, дала ему все, что он когда-либо желал. От людей, конечно, а не от музы истории.

– Я вроде бы знаю и одновременно не знаю его… Расскажи мне… Я не ревную его к прошлому, но хочу знать как можно больше о нем. – Она впилась в его руку длинными накрашенными ногтями. – Расскажи мне о его женщинах. Не скрывай ничего.

Антигон осторожно убрал руку и нежно погладил ладонь Элиссы.

– За все эти годы он ни разу не брал женщину силой и всегда был с ними очень ласков.

Не слишком выбирая слова, он поведал ей обо всем, и, когда заржали лошади в стойлах, нетерпеливо замычали коровы в хлеву и начали просыпаться первые участники ночного пиршества, Элисса уже знала о шкуре ламы и кузнеце Илане, Изиде и Тзуниро, Мемноне и Аристоне, долгих беседах с Корнелием Сципионом и пустоте, воцарившейся в душе Антигона после известия о гибели корабля, на котором Томирис отважилась в бурю выйти в море…

Он наклонился и легонько коснулся губами тонких набеленных пальцев женщины, которую любил Ганнибал.

– Счастье приходит всегда только само, Элисса. Поэтому особенно не слушай глупых речей старика. Бери его, прижимай крепко к сердцу и не думай о том, что боги, которых не существует, ошиблись, дав его тебе. Хотя он якобы принадлежит Ойкумене или космосу. И вообще бога не позволили бы людям наслаждаться счастьем и стерегли бы его, как огонь, который украл Прометей. Но что такое огонь по сравнению с любовью?

Она опять печально улыбнулась и поцеловала его в обе щеки.

– Спасибо тебе за эту чудесную ночь.

– Не стоит благодарности. Приняв этот дар, ты оказала мне большую честь.

Она внезапно весело рассмеялась.

– О Тигго, стратег так любит тебя. Несколько часов назад он прошел мимо и улыбнулся нам. Он говорит, что ты никогда плохому не научишь. Но… Я хочу спросить тебя не как жена великого Ганнибала и не как женщина, которая в Карт-Хадаште будет часто навещать тебя, а как вдова внучатого племянника Ганнона Гадюки.

– Произнося это имя, ты оскверняешь прошедшую ночь. – Глаза Антигона от омерзения даже забегали из стороны в сторону.

– И все же… По слухам, бог Ваал в милости своей позволил сердцу его верховного жреца разорваться прямо у его ног. Я так ненавидела этого негодяя и до сих пор жалею, что он умер столь почетной смертью.

Антигон вздохнул, закрыл глаза и рассказал ей о незабываемой ненастной ночи и пунийской похлебке, поднесенной им «самому жестокому из всех пунов, одному из самых мрачных персонажей, выдуманных музой истории».

Когда он закончил, Элисса откинула голову назад так, что на ее шее взбухли жилы, расхохоталась и покрыла поцелуями его руки.

В Карт-Хадаште предстояло устроить еще одну неотложную траурную церемонию. Саламбо, дочь Гамилькара, сестра Ганнибала, Гадзрубала, Магона, давно уже умершей Сапанибал и вдова Нараваса, скончалась от избытка веса и омертвения души, ибо, как бы она ни злословила, но сердце у нее было доброе, а в нем уже не осталось места для любви. По обычаю ее также погребли в золотой урне.

На выборах новых суффетов Гадзрубал Козел заклинал граждан ни в коем случае не выбирать бывшего стратега. Ганнибал же уговорил своего давнего соратника и выходца из знатного рода Бонкарта выдвинуть вместе с ним свою кандидатуру, Никогда еще площадь Собраний не была так заполнена народом. Ганнибал произнес короткую, но убийственную для их соперников речь.

– Гадзрубал, которого мы прозвали Козлом, ибо он такой же вонючий, как это нечистое животное; Гадзрубал, который прямо-таки рыдал на Совете, когда предстояло выплатить Риму двести талантов; Гадзрубал, который бесчестит ваших дочерей; Гадзрубал, которому я сказал, что ему следовало бы плакать, когда горели наши корабли, ибо вместе с ними сгорела наша свобода; Гадзрубал, который вообще не имеет права носить это славное имя; Гадзрубал Козел, друг римлян, который каждый месяц посылает отчет Сенату; Гадзрубал Козел, который ничего не сделал для того, чтобы защитить от набегов Масиниссы нашу залитую кровью границу; Гадзрубал, который превосходно умеет превращать ваш пот в серебро, ваши слезы – в золото, а вашу кровь – в драгоценные камни; Гадзрубал Вонючка, чьи ставленники вот уже несколько лет губят наш город, ввергают его в нищету и отдают на разграбление ворам и разбойникам, которые опять же наживаются на вас по ночам, как Гадзрубал Козел днем… – тут он повернулся и пренебрежительно ткнул пальцем в своего противника, дрожащими руками вытиравшего цветным платком лоб и толстые щеки, – так вот этот Гадзрубал намеревается теперь, граждане Карт-Хадашта, еще и предписывать вам, кого именно следует выбирать!

Он замолчал. Его сильный голос разносился по городу, подобно звону колокола, доходя до ушей и сердец каждого из собравшихся здесь. Тишина словно сгустилась в плотную давящую массу, напряжение становилось невыносимым. Стоявший в нескольких шагах от Ганнибала Гадзрубал одернул просторную, подпоясанную пурпурной лентой тунику и нервно пробежал пальцами по напомаженной бороде, действительно придающей ему определенное сходство с козлом. Потом он скрестил руки на груди, но вдруг протянул их к Ганнибалу, как бы желая задушить его. От еле сдерживаемой ярости лицо его побагровело. Ганнибал же резко сменил обличительно-гневный тон на мягко-доверительную интонацию:

– Вы знаете меня. Вы знаете, чего я добился за годы войны. Поэтому прошу вас: не дайте сбить себя с толку. Если вы выберете суффетами Бонкарта и меня, никакой новой войны не будет. Рим слишком силен, Масинисса – тоже. Вечные колебания и нерешительность наших правителей – вот основная причина поражения. С вашей помощью, граждане, и вопреки воле членов Большого Совета и Совета ста четырех я хочу попробовать выиграть мир. Жители города и прилегающих земель должны дышать свободно и спокойно спать по ночам. Мы все должны вновь начать трудиться, а прибыль должна доставаться не погрязшим в злоупотреблениях должностным лицам, а всем нам. Я много ездил за последние годы и теперь знаю, что из каждых пяти шиглу таможенных сборов, взимаемых в наших гаванях, только одна попадает в городскую казну. И я знаю, где остаются остальные четыре шиглу. Я хочу отрубить руки, тянущиеся к общественным деньгам, в которых так нуждается город. Я хочу защитить границы, чтобы обитатели богатых имений и поселений могли жить спокойно. Я хочу избавить города между Ахоллой и Сабратой от нападений пиратов и разбойников, чтобы процветала торговля, а значит, опять-таки пополнялась казна. Для этого следует задействовать оставшиеся десять боевых кораблей, а в городах разместить небольшие отряды. Я слышу стоны членов Совета – ах, опять непомерные траты! Так вот, содержание этих отрядов обойдется гораздо дешевле, чем постоянный недобор таможенных сборов и прочих податей.

Он снова на несколько минут замолчал, затем устало улыбнулся и продолжил:

– Ну, хватит речей. Я прошу вас только об одном. Думайте, кого и что вы выбираете. И если ваш выбор падет на Бонкарта и меня, пожалуйста, не расходитесь, ибо новые суффеты намерены сразу же предложить вам проекты двух новых законов. Конечно, мы сможем вступить в должность лишь в новом году, но вне зависимости от личностей законы творите вы, народ!

Одобрительные возгласы толпы были хорошо слышны в расположенной возле площади таверне, где сидел Антигон. Ему сразу стали ясны итоги голосования. Не ясны были только намерения Ганнибала. В последние дни он часто встречался с ним, но бывший стратег ничего не говорил о каких-либо новых законопроектах.

Толпа на площади забурлила и устремилась к мосткам, вдоль которых стояли пифосы. Вскоре часть одних до краев оказалась заполнена камешками.

После обычных в таких случаях призывов к богам и оглашения очевидных уже для всех результатов выборов слово снова взял бывший стратег:

– Лето кончается, и через двадцать дней начнется новый год, друзья. Совместное осуществление наших планов позволит постепенно вновь пополнить разграбленную городскую казну и без плача и стенаний ежегодно выплачивать Риму двести талантов серебра. Через три-четыре месяца вы на себе почувствуете, что положение значительно улучшилось. Однако для претворения в жизнь наших планов деньги требуются уже сегодня. У кого из вас имеется свыше пятидесяти шиглу?

Из более чем сорока тысяч пришедших на площадь людей таких оказалось около двух тысяч.

– Хорошо. Тогда мы немедленно проголосуем по первому из новых законов. Вы хорошо знаете, что я не скуп. Девять десятых всего отцовского состояния я истратил на ведение боевых действий, так как Совет упорно отказывался выделять средства на содержание моих войск. Из оставшейся десятой части я половину готов передать в казну. Я прошу вас принять закон, согласно которому всякий, у кого есть больше пятидесяти шиглу, облагается чрезвычайным налогом в размере сотой доли его состояния.

Стоявшие кучкой у помоста члены Совета дружно заорали и принялись размахивать кулаками. На площади также поднялся ропот, не перешедший, однако, в дикий гул. Большинство было на стороне Ганнибала. С бесстрастным лицом он подождал, пока затихнет шум, и продолжил:

– Известно, что граждане города освобождены от каких-либо поборов, но Карт-Хадашт никогда еще не был в столь тяжелом положении. Мы с Бонкартом все хорошо обдумали и постараемся сделать так, чтобы никто не понес значительного ущерба. Если вы согласны с нами, тогда пусть цехи ремесленников и объединения купцов изберут по сотне добропорядочных, умеющих читать и писать людей. Они и произведут справедливую оценку состояний, подлежащих налогообложению.

Голосование продолжалось почти час. Но все усилия членов Совета и судей, шнырявших в толпе и заклинавших не поддерживать новых суффетов, оказались тщетными. И тогда Ганнибал ровным и спокойным голосом, словно речь шла о самых обыденных вещах, предложил обсудить новый законопроект, равносильный перевороту.

– Среди избранных из числа выходцев из наиболее богатых и знатных семей правителей города есть, конечно, и достойные люди (тут над площадью раскатами грома прозвучал хохот), но они избираются пожизненно, а преемниками их становятся опять же уроженцы из тех же семей. Это представляется Бонкарту и мне… скажем так, не вполне разумным принципом государственного устройства. В городе и на окрестных землях живут не только богачи и мудрые старцы. Поэтому мы предлагаем, чтобы вы, граждане, опять же через свои цехи и объединения избрали по тысяче честных людей, умеющих читать и писать и разбирающихся в законах. В день вступления в должность новых суффетов из числа этих лиц Народное собрание выберет сто четырех судей, которые будут сменяться каждый год. От города они будут получать достойное жалованье, и брать взятки или голодать им уже не придется.

Ранняя осень была очень жаркой, но не палящее солнце вызывало брожение в умах и сердцах жителей Карт-Хадашта вплоть до начала нового года. Уже через несколько дней после вступления в должность новые суффеты представили заново избранным судьям целую гору доказательств в отношении продажных таможенных досмотрщиков и их непосредственных начальников, членов коллегий пяти и Большого Совета. Взимание недоимок принесло казне почти три тысячи талантов. Суффеты поручили отличившемуся в Римской войне военачальнику Адребалу набрать для охраны границы войско из шести тысяч пехотинцев и тысячи всадников, усилили и вооружили мечами и копьями городскую стражу и призвали цехи и объединения приступить к созданию ополчений для наведения порядка в городских кварталах. Маленький флот из десяти триер под командованием Бонкарта очистил от пиратов Большую Сирту.

Внезапно в город один за другим начали приходить караваны, и в течение двух месяцев доход от таможенных сборов вырос в три раза. Новые судьи не боялись выносить суровые приговоры проворовавшимся должностным лицам. В гавани теперь теснились суда заморских купцов, на окрестных плодородных землях выдался невиданный урожай, позволивший создать огромные запасы зерна, и в древний, униженный и ограбленный город вновь вернулось уже забытое ощущение огромного богатства. По оценкам Антигона получалось, что по истечении срока полномочий Ганнибала и Бонкарта Карт-Хадашт сумеет разом выплатить Риму оставшиеся восемь тысяч сто талантов серебра. В свою очередь Рим представлял собой вооруженное до зубов, но раздираемое внутренними противоречиями государство голодающих. Понимая это, своих послов в Карт-Хадашт прислали не только Масинисса, оказавшаяся на грани распада Македония и сотрясаемый мятежами Египет, но и весьма успешно продвигавшийся по греческим землям Антиох. Если семьдесят лет назад Карт-Хадашт безраздельно господствовал на море и считался могущественнейшей державой в западной части Ойкумены, то теперь, после трех войн и резкого уменьшения его территории, он просто поражал своей хозяйственностью.

С помощью новых судей и Народного собрания Ганнибал и Бонкарт сломили упорное сопротивление членов Совета, и отныне суффетов также следовало избирать на один год. Поэтому времени у них обоих оставалось крайне мало. Днем и ночью во дворце в Мегаре толпились гонцы, послы, служители, чиновники и просители… Карт-Хадашт процветал, Рим же был вынужден заниматься подавлением очередного восстания в Иберии и посылать легионы против североиталийских галлов, в Верхнем Египте вспыхнул очередной мятеж, а Антиох перешел Геллеспонт, чтобы присоединить к своим владениям западную часть бывшей империи Александра Великого.

Антигон навестил беременную Элиссу накануне ее отъезда. Она хотела родить ребенка в тиши имения в Бизатии, а не в бурлящем страстями Карт-Хадаште.

– Старые волки скалят зубы. – Она привычно пригладила две черные, с синим отливом волнистые косы. – Я очень боюсь, Тигго, что скоро настанет их час. Слишком уж все хорошо получается. И еще я очень боюсь за него, – ее рука легла на заметно округлившийся живот.

– Я постараюсь быть всегда рядом с Ганнибалом.

– Если только тебе это удастся, – в ее продолговатых, подведенных сурьмой глазах блеснули слезы.

Но Час Волков так и не настал. Вместо этого за день до прибытия в Карт-Хадашт огромного военного корабля с римскими послами на борту в его гавань вошло быстроходное судно, доставившее из Рима письмо от изменника Созила, который после последнего сражения перебежал в стан Сципиона. Спартанец откровенно писал, что победитель при Нараггаре [176]176
  Нараггара – древний город в Северной Африке неподалеку от Замы, поэтому битву при Заме иногда называют битвой при Нараггаре.


[Закрыть]и принцепс Сената [177]177
  Принцепс – во времена Римской республики так называли сенаторов, значившихся первыми в списках Сената и первыми подававших голос.


[Закрыть]совершил достойный восхищения поступок, навсегда покрывший его неувядаемой славой. Он, оказывается, вызвал спартанца к себе, как бы невзначай осведомился о здоровье Ганнибала, о котором тот, естественно, не имел ни малейшего представления, смутно намекнул на присутствие в Остии быстроходного судна и рассказал о появлении в Риме Гадзрубала Козла, во всеуслышание обвинившего Ганнибала в разработке вместе с Антигоном плана войны против Вечного города. Сам он, Сципион, понимает, что все это чушь, но вопреки его воле Сенат постановил потребовать от Карфагена выдачи Ганнибала и банкира Антигона.

На следующий день римский военный корабль встал на якорь у мола, и наступил Час Козла.

Элисса, дочь Будуна, супруга Ганнибала, – Антигону, сыну Аристида, владельцу «Песчаного банка».

Приветствую тебя, хранитель наших сокровищ, покровитель сыновей Молнии и друг его друзей! Ганнибал пишет, что дела пока обстоят как нельзя лучше. Я знаю, что он вместе с Бонкартом совершил самое настоящее чудо и отныне новые законы могут быть отменены только Народным собранием. Даже спешно избранный суффетом Гадзрубал Козел не в силах преградить запрудой бурно разлившийся поток. У меня тоже все хорошо. Здесь, как обычно, тихо и спокойно. Даниил всячески старается развеселить меня, у него очень злой язык, и шутки он отпускает соответствующие. Так, например, узнав, что я собираюсь отправить тебе письмо, он тут же просил передать привет глупому старому эллину-метеку. Как ты думаешь, кого он имел в виду?

Но по мере того как ребенок в моем чреве прибавляет в весе, множатся мои самые худшие опасения, Тигго. Чуть не каждую ночь мне снится кровь и всякие ужасы. Ты столько ездил, столько всего повидал и пережил, так, может быть, ты сумеешь разгадать мои сны? Корабль у пристани наполняется кровью, но не тонет. Башня посреди пустыни медленно приближается, и я вижу, что вся она состоит из омерзительных змей. Тут я, конечно, с криком просыпаюсь. Всепоглощающее пламя, постепенно принимающее облик льва. Льющийся с неба водопад, от которого на земле никому нет спасения. Ах, как я хотела бы избавиться от своих страхов!

В остальном же мне не на что жаловаться. Надеюсь, когда я разрешусь от бремени, ты приедешь сюда, Тигго. Меня совершенно не волнует, кто родится – сын или дочь, я лишь хочу, чтобы твоя ладонь покоилась на его или ее голове, как когда-то она покоилась на голове Ганнибала. Я знаю, что именно ты обещал Кшукти, и прекрасно понимаю, что недостойна носить ее ожерелье, подаренное мне Ганнибалом. Но я очень благодарна тебе за многолетнюю дружбу с ним и очень прошу тебя полюбить моего будущего ребенка.

Напиши, когда ты сможешь приехать и сумеешь ли ты истолковать мои сны. И пожалуйста, береги моего мужа.

Элисса.

Эпилог

Целых десять дней я ничего не писал и не диктовал критянке. Целых десять дней я предавался размышлениям, вечерами много пил, а ночами безумно тосковал. Правда, дни и вечера мне скрашивал Бомилькар, а ночи – Коринна. Во мне вновь пробудились воспоминания о горестных событиях недавнего прошлого, которые я, казалось бы, навсегда похоронил в глубинах своей памяти. Теперь они вновь терзают мне душу не хуже, чем орел – печень Прометея. Два предмета словно воскресили мертвецов.

Их привез мне Бомилькар, и теперь я одновременно благословляю, расхваливаю, браню и проклинаю их. Эти два предмета проделали довольно странный путь. Раб Ганнибала сумел не только надежно укрыть их от римлян и царя Прусия, но и не потерять письмо и меч в сумятице войны между вступившим в союз с Пергамом и Каппадокией сыном Прусия и царем Понта [178]178
  Понт – государство, возникшее после распада империи Александра Македонского на северо-восточном побережье Малой Азии.


[Закрыть]Фарнаком. Через Калхедон [179]179
  Калхедон – основанный выходцами из Византия город на берегу Мраморного моря, позволивший контролировать перевозки хлеба через Боспор.


[Закрыть]и Византий он доставил их в Пеллу и передал моему знакомому купцу. В Пелле раб умер. И вот через два года после смерти Ганнибала Бомилькар вручил их мне.

Антигону из Кархедона, бывшему владельцу «Песчаного банка».

Извини, Тигго, но я очень спешу. Я уже снял бутылочку с шеи и вскоре в последний раз поцелую Элиссу. Уж не знаю, почему так долго не приходят воины Прусия, ведь в Никомедии Тит Квинций Фламиний потребовал моей выдачи.

В доме семь подземных ходов, через которые можно выйти в горы или к морю. Но пусть римляне не волнуются – я больше не дам им повода для беспокойства, если уж им так не хочется дать старику спокойно умереть.

Долгий день подходит к концу, Тигго, и начинается ночь, из тьмы которой уже нет возврата никому. И если уж я уподобляю жизнь дню, то все его часы ты был рядом со мной. Это был очень хороший день, и провели мы его с пользой для нас обоих. Лишь малодушным свойственно оплакивать несбывшиеся мечты и несовершенные деяния. Я бесконечно признателен тебе. Мой меч передай тому, кто умеет им владеть. Крепко обнимаю тебя.

Ганнибал.

Долго, очень долго всматривался я в одинокую луну, за эти несколько ночей почти полностью выплывшую на темный небосвод. Залитое ее светом море сверкает и манит, а соленый запах наполняет мои покои. К сегодняшнему дню я уже уладил все дела, отдал необходимые распоряжения и всем все разъяснил. Аристофан из Византия, владелец огромной библиотеки, согласился забрать у меня свитки, снять с каждого из них по две копии и поместить в разделе «Кархедон». Когда последний свиток будет полностью исписан, Коринка получит от меня свободу и сто талантов в придачу. Хранилища, корабли, право на заключение сделок и дома как здесь, так и в других городах я завещаю сыновьям Мемнона, за эти годы показавшим себя любящими и заботливыми внуками. Пятьсот талантов золотых монет и серебряных слитков отправятся вместе с Бомилькаром и мной в долгое путешествие на последнем из кораблей, носящем гордое название «Порывы Западного Ветра». Мы поплывем вверх по Нилу до убогого города Каша, а оттуда вместе с погонщиками ослов двинемся через пустыню и горы. Там, под южными звездами, в дышащих жаром густых лесах, нас ждет Аристон. Последним из выкованных Иланом мечом он значительно расширил свои владения и вышел к южному побережью Внешнего моря. Таким образом, я в последний раз сойду на берег и напоследок еще успею насладиться вином и набегающими на песок волнами. Затем для меня наступит вечная ночь.

Это длинное сочинение не может быть завершено. Обрывки воспоминаний о происшедших за многие годы событиях, отрывочные записи, сохранившиеся письма – все это я с помощью Коринны собрал воедино и сдобрил изрядной долей злой насмешки над самим собой, ибо так уж получилось, что в нем слишком много незаслуженного внимания уделено такой незначительной личности, как честолюбивый купец и банкир Антигон, чьи вожделения и страдания вряд ли могут представлять особый интерес. И слишком мало говорится о Гамилькаре Молнии и Гадзрубале Красивом, а также о самом Ганнибале.

Вначале я собирался дополнить повествование рассказом о моей юности, но, поразмыслив, отказался от своего намерения, сочтя это пустой тратой места и времени. Все, что тогда происходило с неким юношей, все, что он тогда увидел и пережил, уже не имеет ко мне ни малейшего отношения.

Письмо и меч Ганнибала, пробудившие во мне воспоминания о счастливых днях в возрожденном Карт-Хадаште, о величайшем из всех суффетов, о несравненной Элиссе и ужасе, охватившем город, когда пришел Час Козла, – от всего этого, вместе взятого, цепенеет язык и застывает рука с камышовой палочкой. Для подробного изложения событий, предшествовавших гибели Ганнибала, требуется исписать еще сотню свитков, а для этого нужно очень много дней и силы, которых у меня после всех потрясений и вышеупомянутого оцепенения попросту нет. Смерть шестидесятичетырехлетнего Ганнибала произошла через двенадцать лет после его бегства из Карт-Хадашта, и все эти годы великий, уже далеко не молодой человек неустанно разрабатывал не менее великие, вполне осуществимые планы, претворение в жизнь которых сорвалось исключительно из-за тщеславия и ничтожества Антиоха и Прусия, Все эти двенадцать лет он не переставал бороться с варварами, возглавляемыми консулами и сенаторами, которых скорее уж следовало бы уподобить атаманам разбойничьих шаек. Минул еще один год, и они залили кровью несчастную Галатию [180]180
  Галатия – область на центральном плоскогорье Малой Азии, заселенная перебравшимися сюда галльскими племенами.


[Закрыть], где, как обычно, не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Уцелевших сорок тысяч человек, то есть примерно пятую часть всего населения, они, естественно, обратили в рабство. Столицы древних пиратств, на которые не осмелились посягнуть галаты, дворцы Кира и Креза, множество храмов были разгромлены и разрушены. В том же году они точно так же обошлись с основанным давным-давно ионикянами [181]181
  Ионикяне – одна из трех основных греческих племенных групп.


[Закрыть]славным городом Амбракией. А у меня уже даже нет копии письма, отправленного Ганнибалом, подержавшим Рим родосцам. В этом преисполненном издевки и справедливого гнева послании он упрекает их в недостаточной последовательности и заявляет, что уж если они поставили перед собой цель погубить Ойкумену, пусть тогда идут до конца и заключат союз не с вышедшими из чрева паршивой волчицы убийцами, а со скорпионами, шакалами, муренами, огнедышащими горами, землетрясением, наводнением, побивающим урожай градом и вообще со всем тем, что в космосе воплощает варварство и мерзость.

Если бы я был не старым купцом, а искусным хронистом, то непременно осмыслил бы это письмо по-новому и постарался показать через него истинную сущность Ганнибала. Именно так поступил Созил, записав речь стратега, обращенную к ливийским гоплитам, разграбившим купеческую лавку водном из дружественных италийских городов. Тогда Ганнибал сказал приблизительно следующее: «О славные герои, отважные воины, храбрейшие из храбрых, непобедимые победители легионов! Вспомните, что в этой великой борьбе, как никогда, нужны друзья, открывающие нам ворота городов и двери амбаров, чтобы мы не испытывали муки голода. Истинные герои обращаются с такими людьми вежливо и обходительно. И потому, как ваш стратег, приказываю в дальнейшем воздержаться от подобных выходок». Ганнибал действительно велел четырем гоплитам немедленно вернусь хозяину все похищенные веши, восстановить разрушенную лавку и возместить ущерб из своего жалованья. Напоследок он недвусмысленно заявил окружающим: «Если еще раз кто-либо из вас даст волю рукам, я собственноручно высеку его, а потом повешу».

Возвращаясь к событиям недавнего времени, должен заметить: задуманного и совершенного Ганнибалом лишь за эти годы вполне хватило бы, чтобы обессмертить имя любого человека. Он навсегда вошел бы в историю, которую, впрочем, довольно скоро будут писать и трактовать для всей Ойкумены исключительно римские хронисты. Разумеется, эти деяния Ганнибала не идут ни в какое сравнение с тем, что он совершил ранее. Однако Аристофан из Византия настоятельно просил меня хотя бы вкратце поведать о них, иначе, дескать, в моем сочинении останется существенный пробел.

Я буду говорить очень быстро, а Коринна и Бомилькар – не менее быстро попеременно записывать мои слова. Тут не обойтись без вина, которое пробуждает воспоминания и одновременно приглушает их боль. Через две ночи наступит полнолуние, а говорят, что лучше всего уезжать за день до него.

Начался Час Козла. Гадзрубал вернулся в город на борту римской пентеры, вслед за которой из Лилибея прибыли еще двадцать четыре военных корабля, чтобы своим присутствием придать больший вес заявлению посланцев Сената. Но «Порывы Западного Ветра» уже вышел в море. В первой половине дня мне принесли в банк письмо изменника Созила, и в течение трех часов мы уладили все дела. Бомилькар начал спешно готовиться к отъезду и приказал отнести на борт корабля все дорогие для меня вещи – папирусные свитки с записями стихов, повествований и моих воспоминаний, а также зазубренный меч Мемнона. И конечно же монеты. Бостар и я составили договор, согласно которому мой старый друг и компаньон отныне становился единовластным владельцем «Песчаного банка» и всего принадлежавшего ему на пунийской земле имущества. Он тут же заявил, что в ближайшее время постарается его продать и перебраться подальше отсюда. Но члены Совета рассудили совершенно по-иному.

Ганнибал и Бонкарт сразу все поняли и немедленно скрылись за украшенными изображениями лошадиных голов и пальм бронзовыми дверьми Дворца Большого Сонета. Без долгих разговоров они передали свои полномочия двум членам Совета ста четырех. Жена Бонкарта с двумя детьми находилась в Сикке, куда уже в полдень выехал второй суффет. Правда, никто не требовал его выдачи, но Бонкарт прекрасно понимал, что его ждет, когда Гадзрубал Козел при поддержке римлян начнет беспощадно расправляться со своими противниками. Через несколько дней он вместе с женой, детьми и движимым имуществом перебрался к Масиниссе, который встретил его с надлежащими почестями.

Ганнибал решил выехать через Язык в юго-восточном направлении. Я заклинал его плыть вместе со мной на «Порывах Западного Ветра», но он решил, что верхом, меняя по дороге лошадей, быстрее доберется до Бизатия.

В сущности, так оно и вышло, но, к величайшему сожалению, он опоздал. В свое время именно Ганнибал выступил с предложением установить на побережье дозорные вышки. Гадзрубал Козел ловко воспользовался плодами трудов своего недруга. Взойдя близ Карт-Хадашта на одну из таких вышек, он распорядился зажечь на смотровой площадке сигнальный костер, и от одного сторожевого поста к другому в Таш, Ахоллу и Кяртудун был передан его приказ отправить в Бизатий не воинов, по-прежнему преданных своему бывшему стратегу, а городскую стражу.

Хорошо вооруженный отряд во главе с неким пуном по имени Мутумбал глубокой ночью напал на имение. Застигнутые врасплох его обитатели не смогли оказать сопротивления. Часть ветеранов вместе с женщинами, детьми, стариками и домашним скотом загнали в амбары и подожгли. Я потом долго не мог заснуть, отчетливо представляя себе, как они с дикими криками мечутся внутри, превращаясь в живые факелы, а треск сгораемого дерева заглушает их вопли. Нескольких ветеранов, пытавшихся защищаться, они прибили гвоздями к воротам, и, по словам Ганнибала, первым, кого он увидел, был приколоченный сверху мой давний знакомый Марбил. Один его глаз был вырван и болтался на кровавой жиле. Во дворе рядом с бассейном, в котором рыбки уже всплыли кверху белыми брюшками, на обуглившемся черном столбе головой вниз висел Даниил с искаженным гримасой боли, окровавленным лицом. Чуть поодаль лежало нечто, напоминавшее груду тряпья. Ганнибал приблизился к ней и в ужасе отшатнулся, прикрыв лицо руками… Негодяи распороли Элиссе живот, вырвали из чрева плод, донашивать который ей оставалось чуть меньше месяца, и разрубили его на куски.