Текст книги "Ганнибал. Роман о Карфагене"

Автор книги: Гисперт Хаафс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Ганнибал спокойно стоял на носу передней лодки, скрестив руки на груди. До восточного берега оставалось не более тридцати шагов, когда со склонов холмов начали съезжать группы всадников и выстраиваться у среза воды. За спиной каждого из них сидел пехотинец. Через несколько минут отряды Ганнона обрушились на растянувшихся вдоль берега, орущих и размахивающих оружием галлов.

Замелькало множество дротиков, стрел и свинцовых шаров. Затрещали щиты галлов под тяжелыми ударами мечей и дубинок. Тем временем пешие солдаты Ганнибала, выбравшись на берег, тут же смыкали ряды и шли в атаку, выставив перед собой копья и сжимая в руках остро отточенные мечи. Наездники зачастую спрыгивали прямо в воду и с седлами и подпругами бежали к своим коням, готовясь забраться на их мокрые блестящие спины. Вскоре конница Ганнибала неудержимой лавиной понеслась по каменистой земле на лагерь галлов.

Почти уже зажатые с двух сторон «волки» заметались и, обнаружив пока еще свободный проход, как спасающиеся от степного пожара стада, побежали прочь.

Заведующий снабжением Гадзрубал, которому стратег при казал руководить следующей стадией перехода, стоял у самой кромки заваленного телами убитых и раненых берега и, недобро поблескивая глазами, похожими на две синеватые льдинки, наблюдал за затухающим боем. Лоб его перерезали глубокие поперечные морщины, губы были плотно поджаты.

– Нет, больше этого допускать нельзя, – жестко сказал он, когда Антигон, желая обратить на себя внимание, осторожно дотронулся до его локтя.

– Что именно? Сражений?

– Да нет, – седоволосый пун отрицательно покачал головой. – Это от нас не зависит. Нельзя, чтобы стратег сражался в первых рядах как простой воин.

– Он просто обязан так поступать. Сколько раз Ганнибал своим личным примером спасал нас от почти неминуемого поражения.

– Все верно, – неопределенно пожал плечами Гадзрубал, – но пойми, Тигго, когда мы окажемся… ну сам понимаешь где и пути назад уже ни для кого не будет… Лучших бойцов я не встречал, но… он незаменим. Войско слушается его, как собственная, сжатая в кулак рука. Ну нельзя ему рваться в самую гущу кровавой сечи!

– Так попробуй переубедить его.

Гадзрубал безнадежно махнул рукой:

– Ты хоть раз пытался унять бурю в пустыне или укротить водопад?

К вечеру переправа в основном закончилась, и на восточном берегу был разбит новый лагерь. Теперь можно было попробовать перевезти туда тридцать семь слонов.

По прикрепленному к берегу, покрытому слоем дерна помосту слоны неторопливо перешли на присыпанные землей плоты, прикрепленные канатами к противоположному берегу. Маленькие глазки животных смотрели пристально и жестко, хоботы беспокойно дергались, обнюхивая все вокруг. Не обнаружив ничего подозрительного, слоны успокоились и заволновались снова, когда сорвало скрепы, натянулись канаты и плоты медленно поползли в реку. Быстрое течение начало их крутить, несмотря на все старания перевозчиков, яростно загребавших длинными веслами. Несколько плотов с треском столкнулись, некоторые животные в страхе бросились в воду. Погонщики утонули, но слоны, ко всеобщему изумлению, спокойно выплыли, а кое-где даже прошли по дну, подняв над водой хоботы.

В тот же день в лагерь поступило два очень важных сообщения. Первое из них не могло не порадовать сердце стратега. Посланная им вперед группа нумидийцев встретила вождя бойев Магила, который вместе со всеми родственниками и ближайшими советниками перешел через Альпы и теперь двигался навстречу армии Ганнибала. Вторую новость уж никак нельзя было отнести к разряду приятных. Войско Публия Корнелия Сципиона, усиленное отрядами массалиотов, находилось всего лишь в четырех дневных переходах от устья Родана.

– Видимо, господин, он полагает, что мы еще идем через Пиренеи, – На худощавом смуглом лице старшины конного отряда нумидийцев Субаса играла торжествующая улыбка.

Ганнибал настороженно посмотрел на Антигона и вновь устремил глаза на костер, на котором в большом медном котле уже кипела похлебка. Темная пена поднималась с обоих краев и шипела, падая на огонь. Ночь выдалась теплой, и над головой с громким стрекотанием и жужжанием носились цикады и комары. Из разбитого восточнее реки на холме лагеря доносилось заливистое ржание конек и глухой людской гул.

– А я в свою очередь полагал, что он еще в Лигурии. Боюсь, Тигго, твой корабль уже не придет.

– Да я уж как-нибудь доберусь, – равнодушно ответил Антигон, – но войско…

– Рано или поздно нам придется с ними столкнуться, – Магон рывком выдернул британский меч, минуту-другую любовался таинственным сверканием клинка, а потом с лязгом вогнал его обратно в ножны, – Так давайте уже теперь дадим им бой.

Ганнибал Мономах решительно тряхнул головой, казалось прямо без шеи крепившейся на могучих плечам. Магарбал яростно заскреб бороду. Муттин замер, не сводя подобострастного взгляда со стратега, словно ожидая от него по меньшей мере божественного откровения. Карталон что-то настойчиво внушал Будуну, положив ему руку на плечо.

– Если я не ошибаюсь, стратег, – неуверенно протянул Антигон, – мнения военачальников разделились.

– Видимо, так.

– Они готовятся к твоему отъезду, метек, – с притворным участием произнес Магон. – Не знаю кто как, а я…

– …буду рад, когда ты исчезнешь отсюда. Именно это ты хотел сказать, – глухим, безразличным голосом отозвался Антигон, – Среди нас действительно возникли разногласия, но они касаются…

– …гораздо более важных вещей, а потому хватит испытывать терпение моего друга, Магон, – Ганнибал метнул в сторону младшего брата гневный взгляд, и тот смущенно отвернулся.

– Публий весьма умен и осмотрителен. Его так легко, как здешних галлов, в ловушку не заманишь.

– Извини, – робко произнес Муттин, – позволь мне…

– Ну, говори, друг, – поощрительно улыбнулся Ганнибал.

– Я – против. Нам нужно беречь воинов. Иначе в Италии мы ничего не добьемся. Если я, конечно, правильно толкую твой план…

– Я согласен с тобой, – Лицо Ганнибала по-прежнему сохраняло холодное, непроницаемое выражение, – Но мы слишком мало знаем. Может быть, бойи расскажут нам об истинном положении в Северной Италии. И потом, нужно выяснить намерения Корнелия, – Он положил руки на колено и обвел цепким взглядом окружающих, – Ты, Магарбал, немедленно выедешь с десятью отрядами нумидийцев. Карталон и Гимилькон останутся здесь. Они понадобятся мне завтра, когда я наконец объявлю подлинную цель нашего похода. Что вы думаете о Гадзрубале, сыне Бирикта?

– Он еще слишком молод, – Магарбал нерешительно подергал себя за мочку уха. – Сколько ты хочешь отдать под его начало? Десять небольших групп? Ну, может быть, он и справится.

– Пришли его мне сюда через полчаса, – Ганнибал одним ловким движением поднялся, – А теперь оставьте нас. Я хочу поговорить с Тигго.

Он подошел к Антигону, сосредоточенно ковырявшему носком сапога камушки возле валуна.

– Тебя будут сопровождать пятьсот нумидийских наездников. Помню, что благодаря тебе Наравас привел на помощь отцу две тысячи всадников. Хочешь, я дам тебе столько же?

– Надеюсь, они будут не только охранять меня? – чуть повернул голову Антигон.

– Я хочу, чтобы они выяснили, сколько римлян, где они сейчас и куда направляются. Пусть заодно вырежут сторожевые посты и захватят в плен двоих-троих их разведчиков. Думаю, тебя это нисколько не обременит.

– Разумеется, нет. Я попробую пробраться в Массалию к моему брату Атталу.

– Скажи… – Ганнибал легонько постучал пальцем по его груди, – ты хорошо изучил эти земли? Ты посмотрел на них взором купца? Какие здесь растут плоды? Как называются городища и селения на юге Галлии, хорошо ли они укреплены, какие дороги куда ведут, какие товары можно выгодно обменять и так далее?

Антигон подумал об окруженных частоколом селениях, о хижинах с земляным полом, о зерне, плодах, вине, пиве и масле, которые ему довелось отведать здесь, об увиденных резных и кованых изделиях, о дороге, ведущей через долины севернее Пиренеев прямо к устью Гарина, о малорослых, но очень крепких и выносливых здешних лошадях, о множестве обитавших здесь племен, их нравах и обычаях, их отношениях с массалиотами и иберами. Все эти разнообразные сведения стратег должен был не то что ежечасно, нет, ежеминутно держать в голове. И при всей своей непомерной загруженности Ганнибал еще интересовался плодородием здешней почвы и возможностями местных купцов.

– Я подробно расскажу в Карт-Хадаште об этих землях, – сказал Антигон и сам не узнал своего хриплого, какого-то чужого голоса, – и о самом умном и осмотрительном стратеге на свете.

– Только не говори им, что он порой колеблется и сомневается. А также приходит в отчаяние, – В нарочито веселом тоне Ганнибала Антигону послышались грустные нотки.

Стратег помолчал немного и вдруг порывисто схватил грека за руки.

– Благодарю тебя, друг, – с несвойственной ему горячностью промолвил он. – Возможно, в конце жизненного пути меня ждут крест или кол, но я хоть рад, что здесь нет Ганнона, способного свести на нет все мои усилия. Мне кажется, он погубит Карт-Хадашт.

– Ганнону столько же лет, сколько было бы сейчас Гамилькару. – Антигон с тоской посмотрел на темное, мрачное, покрытое тучами небо, – Лишь одним несуществующим богам ведомо, почему они отнимают жизнь у медведей и оставляют ее змеям…

– Ему уже за шестьдесят, так? Может быть…

– Может быть, – не сказал – выдохнул Антигон. – По-моему, в подземном царстве Ганнона уже заждались. Наверное, стоит ему помочь сойти туда.

– Но только если не будет другого выхода.

– Я поразмыслю на досуге над твоими словами, стратег. Но что это ты вдруг заговорил о колебаниях, сомнениях, отчаянии?

– Какой бы я сейчас выбор ни сделал… – чуть слышно ответил Ганнибал и присел на большой, покрытый сетью трещин камень, – у римлян всего двадцать четыре тысячи воинов. Мы могли бы попробовать покончить с ними одним ударом. Но… Приближается осень, а и в Иберии, и здесь потеряно столько времени. Если мы пойдем на перехват Корнелия и вступим с ним в бой, придется затем дать войскам отдых – все вместе это займет восемь−десять дней, – Он замолчал, потом заговорил снова: – Но ждать нельзя, последствия могут быть ужасными.

– А если двинуться к Альпам вдоль побережья?

– Об этом даже речи быть не может. Массалиоты нас не пропустят. Нам пришлось бы сражаться с ополчением не менее трех греческих городов – Массалии, Антиполя, Ники. В Лигурии много римских крепостей, а их флот в любое время может высадить войска, которые атакуют нас с флангов. И уж если мы стремимся избавить Карт-Хадашт от смертельной опасности, то должны как можно скорее, как можно с большим количеством воинов объявиться в Северной Италии. И отнюдь не на землях лигуров, из которых многие открыто поддерживают римлян. Бойи и инсубры – вот кто может оказать нам помощь. Все остальные… – Он вскинул сжатые кулаки. – Придется идти через перевалы. Правда, там много ледников.

– Что значит смертельная опасность? В Иберии ты был склонен скорее преуменьшать угрозу.

– Семпроний готовится очень основательно, – криво усмехнулся Ганнибал. – Я получил довольно неприятные известия. Он все еще в Лилибее, где набирает воинов, строит новые корабли или попросту забирает их у купцов. Консул также захватил последние острова между Сицилией и Ливией. Мелита очень удобно расположена, и было бы наивно полагать, что Рим не воспользуется тамошними хранилищами и судостроильнями… – Он запнулся и тихо пробормотал: – Будь я на его месте…

– И что тогда?

– Я бы выждал еще месяц, высадился бы в Ливии и постарался привлечь на свою сторону как можно больше городов и селений.

– Но ведь то же самое пытались сделать наемники и Атилий Регул. Я уже не говорю об осаждавшем Карт-Хадашт девяносто лет назад Агафокле.

– Сейчас совершенно иное положение, – убежденно сказал Ганнибал. – Тогда на море господствовали мы, а сейчас – Рим. И еще у Семпрония есть осадные орудия и тараны. Ничего подобного в Италии мы иметь не будем.

Антигон хотел было возразить, но из горла вырвался только сухой хрип. Семпроний действительно мог подвергнуть Карт-Хадашт осаде и с суши, и с моря, отрезать его от всех источников снабжения и, дождавшись весной подкреплений, попробовать взять город штурмом. Правда, вряд ли легионерам удалось бы взять приступом Большую стену. Длительную же осаду Карт-Хадашт едва ли выдержит, ибо на этот раз у пунов не было могучего флота, способного доставить им продовольствие и военное снаряжение. Собственных же запасов съестного вместе с выращенными на полях и в садах Мегары зерном и плодами хватит лишь на одну десятую всех жителей.

– Значит, твои слова тогда… – прервал затянувшееся молчание Антигон.

– …были не более чем словами. Я просто хотел успокоить своих соратников. Эх, Тигго, конечно, мы могли бы оголить Иберию и, не считаясь с трудностями и потерями, перебросить оттуда все войска в Карт-Хадашт, но тогда Корнелий и Семпроний только радостно потирали бы руки и двинулись в Иберию. Через несколько месяцев мы оказались бы в еще более безнадежном положении, чем сейчас.

– Значит, или оставить все, как есть, то есть обречь себя на поражение без боя, или…

Ганнибал оперся на плечо Антигона и тяжело встал. Со стороны реки доносились голоса перекликающихся часовых. К собеседникам приблизился молодой пун в красном плаще и сверкающем шлеме. Очевидно, это был начальник одной из отданных под начало Гадзрубала групп.

– Ты прав, – Стратег устремил на Антигона долгий испытующий взгляд. – Даже если бы мы добрались до гор летом с большим войском, вряд ли стоило бы рассчитывать на успех. Власть римлян в Италии почти непоколебима. Но теперь, осенью, наши потери будут еще более страшными. Если мы вообще попадем туда…

Публий Корнелий Сципион полностью подтвердил высокую оценку, данную ему Ганнибалом. Он, правда, не поверил слухам о том, что вражеское войско уже вышло к берегам Родана, но на всякий случай послал туда разделившийся на несколько групп отряд конных разведчиков.

Одну из таких групп заметили несколько спешившихся нумидийцев, осторожно кравшихся между небольшими холмами в степи, раскинувшейся юго-восточнее Тениса. Римлян сразу можно было узнать по металлическим шлемам и наброшенным поверх доспехов плащам. Остальные, очевидно, были массалиотами. Один из нумидийских лазутчиков тихо свистнул, и всадники Гадзрубала сразу слезли с коней, надели им на морды мешки и, пригнувшись, бесшумно, как ужи, двинулись вперед. Вновь послышался негромкий свист, и тишину разорвал визг выпущенных стрел и дротиков. Через несколько минут все было кончено. Единственный оставшийся в живых массалиот – высокий стройный юноша – лежал на скомканной попоне. Тело было покрыто пятнами размазанной и еще не засохшей крови – очевидно, его поцарапали, когда сдирали панцирь. Гадзрубал мягко заговорил с ним, но пленный упорно молчал, недобро сверкая черными глазами и облизывая рассеченную верхнюю губу, а затем расхохотался прямо ему в лицо. Тогда разгневанный пун пригрозил приколотить его ладони гвоздями к доске, а когда и это не помогло, велел разжечь костер. Поняв, что его ждет, массалиот забился, точно птица, попавшая в сеть.

Гадзрубал сам сунул юношу головой в огонь. Страшный крик разорвал тишину и эхом заплескался по равнине. Пленный, обезумев от боли, бился в конвульсиях и неистово дергался всем телом, скребя ногтями землю и пытаясь вырваться. Но рука Гадзрубала точно окаменела. Затем пун, глядя в сочившееся кровью и вспухшее волдырями лицо несчастного, ровным голосом повторил свои вопросы. Антигон, не выдержав, отошел в сторону и стал смотреть на четко вырисовывавшиеся вдали угловатые линии горных хребтов с белоснежными куполами.

– Плохи твои дела. – Молодой пуп брезгливо вытер меч пучком травы. – Массалиот перед смертью сообщил довольно важные сведения. Корнелий пока еще не знает ни где мы, ни сколько нас. Это очень хорошо. Но вот что касается тебя…

– Вообще-то меня многое касается.

– Твой брат пока еще не взят под стражу, но власти Массалии с него глаз не сводят. Очевидно, римлянам известно, что некто Антигон пользуется довольно значительным влиянием в Карт-Хадаште и что он намерен у Родана покинуть ряды армии Ганнибала. Они ищут тебя.

– Известно что-нибудь о моем корабле? – с напускным безразличием спросил грек и даже попытался улыбнуться, но улыбка получилась довольно жалкой.

– Ничего. И на твоем месте я бы даже не пытался добраться до Массалии.

– А на твоем месте, – усмехнулся Антигон, вращая затекшими кистями рук, – я бы спешно повернул назад.

– Нас пятьсот, а их только триста, то есть почти вдвое меньше, – Гадзрубал скользнул по греку холодным взглядом, – И, по-моему, стоит взять еще пленных.

– Тебе хоть раз доводилось водить нумидийцев в атаку против тяжелой римской кавалерии?

– Мне нет, – твердо и неуступчиво бросил в ответ молодой пун, – А тебе?

Через полчаса его тело уже валялось на неровной земле. Из разрубленного затылка сочился кровавый ручеек. На Антигона наскочил приземистый коренастый римлянин в потемневшем бронзовом шлеме, удерживаемом туго стянутыми на подбородке кожаными ремнями. Их мечи скрестились, высекая синеватые искры, и сразу же выяснилось, что римлянин – серьезный противник. Он ловко вертел мечом, и греку еле удавалось отбивать удары. Он качнулся влево, и римлянин тут же послал туда свой меч, одновременно толкнув своим большим, с широкой грудью конем скакуна Антигона. Грек едва успел прикрыться щитом и полетел вниз, больно ударившись боком. Римлянин замахнулся для последнего удара и вдруг ткнулся лицом в гриву коня. Из его тела, мелко подрагивая оперением, торчала стрела.

Антигон вновь запрыгнул в седло и огляделся. Вокруг все вертелось в смертельном танце, и в клубах пыли, мельканье тел и сверканье клинков было невозможно разобрать, кто свой, а кто чужой. Наверное, численно превосходящие воины его отряда вскоре одолели бы римских разведчиков, тем более что сбоку, размахивая дротиками и держа на изготовку луки, приближалась еще одна группа нумидийских наездников во главе с их старшиной Микинсой. Однако грек решил, что сейчас гораздо разумнее отступить и, сохранив людей, доставить Ганнибалу добытые ранее сведения. Он свалил с седла еще одного противника и, чувствуя, что немеет правая рука, махнул левой Микинсе, давая сигнал к отходу. Грек вдруг с горечью ощутил, что теперь ему очень долго придется чуть ли не каждый день слышать звон и скрежет мечей, хруст разбиваемых щитов, грозные крики сражающихся, дикое ржание коней и стоны умирающих.

До лагеря они добрались только на следующий день и сразу увидели, что в нем остался лишь Ганнибал с небольшой частью конницы и слонами. Пехотинцы и большинство всадников уже двинулись на север.

– Нет, они никогда не сдадутся, Ганнибал, – Антигон снял помятый шлем и расстегнул ремни изрубленного панциря, – И даже если ты заманишь их в ловушку, как «волков», римляне не побегут в разные стороны, словно куры от ястреба, а, сомкнув ряды, попробуют прорваться или погибнут с честью. В таких боях тебе еще не доводилось участвовать, стратег.

Ганнибал громко свистнул и поднял руку. В ответ послышались протяжные звуки военных рожков, и лениво развалившиеся у костров всадники мгновенно пришли в движение. Они устало поднимались и начинали седлать лошадей.

– Я знаю. – Ганнибал взял грека под руку и повел к стоянке слонов.

Сур спокойно позволил им забраться на него. «Индиец» ловко вскочил на взмыленного коня Антигона и повел радом вьючную лошадь с поклажей грека.

– Я знаю, Тигго. Отец всегда предупреждал меня, чтобы я не обольщался относительно высоких боевых качеств ливийцев и иберов. Легионеры во многом превосходят их. О том же говорил и Гадзрубал – он видел, как превосходно они сражались на Сицилии.

Слон медленно двинулся к выходу из лагеря. Антигон полулежал в большой корзине без крышки, прикрепленной к спине огромного животного. Грек повернулся на бок и осторожно спросил:

– И тем не менее ты твердо решил перейти через Альпы?

– У меня нет другого выхода, – Ганнибал говорил спокойно, и лишь окаменевшее лицо и резкие складки возле губ и между бровей свидетельствовали о неимоверном внутреннем напряжении, – Когда попадешь в водоворот, нужно не дергаться, а замереть, пока вода успокоится. Иначе тебя утянет на дно… Хорошим пловцам порой удается… отсрочить свою гибель.

На состоявшемся в отсутствие Антигона большом войсковом сходе Ганнибал представил воинам Магила – вождя племени бойев, обитавшего по другую сторону Альп. Стратег произнес речь, о содержании которой греку никто ничего не мог толком сказать. Каждый из тех, к кому он обращался, запомнил лишь отдельные фрагменты, а записавший выступление Созил откровенно признался, что оно полностью соответствовало канонам риторики, как, впрочем, и его, хрониста, требованиям. По словам Созила, пун подробно остановился на положении стран за пределами Италии, напомнил о нависшей над Кархедоном угрозе и ополчениях галльских племен, за прошлые десятилетия неоднократно переходивших Альпы. И уж если это удалось беспорядочному скопищу людей, каковое, бесспорно, представляли собой полчища галлов, что уж говорить тогда о храбрых, стойких и дисциплинированных воинах, ведомых железной рукой стратега! Ганнибал также подчеркнул, что, по словам Магила, по ту сторону их с нетерпением ждут племена, готовые заключить союз и начать войну с ненавистными римлянами, готовыми уже поработить Иберию и Ливию.

Через четыре дня они дошли до местности, со всех сторон омываемой водами Родана и Изара и называемой Остров. Здесь Ганнибал разрешил своим вконец измученным долгим переходом солдатам устроить привал. Антигон, окончательно смирившись с невозможностью для него вырваться отсюда, занялся любимым делом. Вместе с седовласым Гадзрубалом он занимался снабжением войска всем необходимым.

Многочисленное и воинственное племя аллоброгов, населявшее Остров и прилегающие к нему земли, очень страдало от вражды между сыновьями своего покойного вождя. Старший из них, Бранк, попросил Ганнибала, слава о котором уже докатилась до этих мест, разрешить их давний спор. Стратег, выслушав старейшин, вынес приговор в пользу Бранка и в благодарность получил от него стадо баранов, множество мешков зерна, теплую одежду и возможность заменить пришедшее и негодность оружие.

Аллоброги дружно подтвердили, что Ганнибал выбрал единственно правильный путь, и вызвались проводить его. Дорога заняла девять дней. На десятый день к вечеру долина сузилась, и совсем рядом послышался грозный шум воды. Это пенилась, бесновалась и поднимала над порогами тучи влажной пыли зажатая каменными боками ущелья горная река Акра, впадавшая в Изар. На ее берегу воины разбили лагерь и залегли у костров, яркое пламя которых вместе с бледным лунным светом освещало морщинистые бока ущелья и цепь заснеженных гор впереди. Аллоброги покинули их на рассвете, когда холодный ветер развеял густые пласты тумана и багровые лучи солнца, как струи крови, растеклись по равнине. На смену этим аллоброгам пришли их соплеменники, крайне недовольные решением Ганнибала и потому выбравшие своим вождем его младшего брата. Стоя возле обрамленной черными кустами белопенной Акры, стратег неотрывно смотрел на господствовавшие над проходом высоты, где радостно размахивали боевыми топорами и дротиками обросшие волосами люди в меховых шапках. Лазутчики вернулись лишь к вечеру и донесли, что на ночь почти все горцы уходят к себе в городище, оставляя здесь только небольшую сторожевую заставу. Посланный в обход по крутым тропам к вершинам холмов смешанный отряд лучников, пращников и копейщиков ударил по горцам сзади, и вызвавшийся участвовать в вылазке Антигон сразу понял, что стычка будет недолгой и не слишком ожесточенной. Несколько горцев погибли от стрел и свинцовых шаров. Остальные, правда, успели укрыться за наспех собранным завалом. Несколько воинов, взбежавших наверх, тут же рухнули на землю, обливаясь кровью. Антигон, заметив щель между бревнами, быстро протиснулся туда и оказался лицом к липу с немолодым, но еще крепким галлом, чья тяжелая, перетянутая широким кожаным поясом фигура напоминала сильного и страшного зверя. Но в замахе его секиры на коротком древке не было силы – очевидно, аллоброг еще никак не мог собраться после неожиданного нападения. Антигон взмахнул мечом, и секира вместе с отрубленной кистью полетела в сторону. Над головой грека взметнулось еще три боевых топора, но солдаты, воспользовавшись замешательством галлов, уже взбегали на завал. Уцелевшие горцы разбежались кто куда.

С появлением враждебно настроенных аллоброгов началась череда страшных, загадочных и необъяснимых событий. Позднее Антигону с помощью отрывочных записей Созила удалось восстановить в памяти распорядок смутно запомнившихся ему дней и ночей, прошедших под знаком неимоверных усилий, тяжелейших страданий и кровавых стычек. Воспоминания слились в вязкую, причиняющую боль массу, и отдельные эпизоды отличались друг от друга лишь насыщенностью событий.

Тридцать восемь тысяч пехотинцев, восемь тысяч всадников, тридцать семь накрытых овчинными кожухами слонов в колпаках из лохматых бараньих шкур, множество мулов, баранов и быков пятнадцать дней терпели муки, по сравнению с которыми казались ничтожными мучения в Тартаре [132]132
  Тартар – в греческой мифологии подземное царство мертвых, преисподняя.


[Закрыть], рожденные фантазией египтян, вавилонян и индийцев. Наверное, окажись тогда среди воинов Ганнибала самый мудрый философ-стоик [133]133
  Стоики – представители возникшего в конце IV в. до н. э. философского течения «стои», жизненным идеалом которых было освобождение от страстей, стойкость, мужество и сохранение невозмутимости в любых жизненных ситуациях.


[Закрыть], вряд ли даже он смог бы стать выше этих страданий и взирать на них холодным, отстраненным взором.

Не было ни кустов, ни травы, чтобы разжечь костер, и окоченевшие, выбившиеся из сил люди во время ночевок и коротких привалов прижимались друг к другу или к животным, пытаясь хоть как-то согреться. Налетевший с разбойным свистом ветер обжигал лица и, забравшись под одежду, пронизывал до костей; висевшее в ярко-синем небе солнце больно слепило глаза; снег проваливался под ногами, и нужно было сначала осторожно пробовать ногой обледенелые пласты. На дне пропастей и клокочущих незамерзающих горных потоков уже лежало вместе с павшими лошадьми, мулами и сломанными повозками немало воинов, замерзших до смерти или сорвавшихся вниз. Однажды такая участь едва не постигла Антигона. Он медленно брел по узкой ленте дороги, прикрывая лицо от мелкого оледеневшего инея. В поводу грек вел коня, осторожно ощупывавшего копытом каждый камень. Умное животное словно понимало: одно неосторожное движение – и оно вместе с хозяином рухнет в темный провал ущелья. Вдруг откуда-то сверху вылетел округлый валун и с размаху ударил по шедшей впереди повозке. Послышался треск ломающегося дерева и дикое ржание лошади, которая через мгновение исчезла в зияющем проеме пропасти. От толчка Антигон выпустил повод, шедший сзади конь испуганно фыркнул и взвился на дыбы, ударив острыми передними копытами по плечам грека. Антигон нелепо взмахнул руками и, вероятно, тоже полетел бы вниз, если бы Магон не удержал его, локтевым изгибом, как медным ошейником, сдавив горло.

Антигон заглянул в глаза Магона и почувствовал, что враждебное отношение к нему пусть не навсегда, но исчезло и теперь брат Ганнибала уже долго не будет, подобно Ганнону, с откровенным презрением произносить слово «метек».

Иберийский наемник отвел его к излому скалы, он обессиленно прислонился к нему и долго вдыхал царапающий легкие льдистый воздух, провожая тоскливым взглядом круживших в небе орлов.

Вскоре Антигон не только потерял счет дням, но и утратил чувство реальности. Перед ним будто разверзся зияющий, манящий куда-то в бесконечность черный провал пещеры, внутри которой все было покрыто льдом, а сверху свисали огромные фигурные сосульки. Стоявшие повсюду безголовые статуи и бюсты дружно поворачивались ему вслед, как бы улавливая каждое его движение. Он забирался все дальше и дальше, пока наконец не увидел на густо заросшей травой земле голую женщину с непонятным цветом кожи, поразительно похожую одновременно на Изиду и Тзуниро. Лицо ее было искажено гримасой отчаяния, ужаса и глубокого отвращения. Тело ее было изъедено копошившимися в ранах червями. Антигон хотел было убежать, но ноги внезапно отказались ему повиноваться. Женщина медленно приближалась к нему, протягивая обрубки рук, из которых все выползали и выползали омерзительные черви.

– А-а-а! – дико закричал грек и пришел в себя.

Двое иберов с глубоко запавшими глазами бережно поддерживали его под локти, помогая подняться по крутому склону.

Армия превратилась в огромное, начавшее агонизировать тело. От полного распада ее, подобно железным скрепам, удерживала не менее твердая рука Ганнибала. От его острого взгляда не ускользало ничто, он держался рядом с солдатами и всегда появлялся в самых неожиданных местах на коне или пешком, у кое-как разожженного небольшого костра и в ожесточенной схватке. Он ел вместе с воинами похлебку, подбадривал раненых и, если требовалось, первым бросался в бой. Солдаты истово верили, что его страсть и напор одолеют любую беду и в конце концов приведут их к победе. Горсти орехов из его ладони хватало, чтобы утолить голод двадцати воинов; ободряющее слово, чуть сдобренное бранью, поднимало тридцать отчаявшихся, готовых остаться лежать на карнизах людей. Казалось, он совершенно забыл про сон, но голова его всегда оставалась свежей и неистощимой на выдумки. Преградившую им путь скалу из снега и льда он приказал растопить, а потом залить прокисшим вином. Вместе со всеми он пролагал дорогу сквозь разрыхлившуюся массу, а когда обессиленные солдаты присели отдохнуть, собрал вокруг себя военачальников и начал отдавать указания и расставлять сторожевые посты. Однажды Ганнибал снял со слонов вконец измученных Миркана и Бармакара, приставленных к нему Большим Советом, отнес их к костру и наглядно показал галлам-проводникам, как следует заботиться о здоровье высокопоставленных лиц Карт-Хадашта. Он знал, что рассказ об этом будет способствовать его популярности среди галльских вождей. Именно Ганнибал заставил ливийцев, нумидийцев, иберов, балеарцев, греков и других наемников преодолеть в себе страх перед неведомыми, подавляющими своим величием скалами. Именно в его присутствии они переставали скрежетать зубами и выражать недовольство, а кое-кто даже старался подавить приступы хриплого кашля. Обычно скупой на похвалу седоволосый заведующий снабжением как-то восхищенно заметил, что будь на месте Александра Великого Ганнибал, он бы точно дошел до Китая, ибо ни одному из его воинов даже в голову бы не пришло бунтовать у реки Гифаст [134]134
  У реки Гифаст, или Гифасис, воины Александра Македонского взбунтовались, наотрез отказываясь идти дальше, и он был вынужден прервать свой Индийский поход.


[Закрыть].

При спуске с перевала они столкнулись с племенем, вроде бы настроенным весьма дружелюбно. Старейшины клятвенно заверили Ганнибала, что не намерены повторять чужие, оплаченные кровью ошибки и готовы выполнить любой его приказ. Они привезли с собой много съестных припасов и предложили отправить вместе с войском своих проводников. Ганнибал слушал, благосклонно кивая, а потом согласился, но приказал двигаться непременно в походном порядке. Дальнейшие события полностью подтвердили правоту стратега.