Текст книги "Ганнибал. Роман о Карфагене"

Автор книги: Гисперт Хаафс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

– Однажды… – размеренно начал он.

– Ух! – выкрикнул Гадзрубал.

– Двое смелых юношей – Гадзрубал…

– Ух!

– …и Антигон…

– Ах!

– …решили ощупать ловкими пальцами роскошную тунику отъявленного негодяя. Они долго мяли, ковыряли и щипали ее…

– …пока наконец не обнаружили золотую нить. Но как выдернуть ее? Они были не только смелыми, но и весьма разумными юношами. Продолжай, эллин, а я пока выпью.

– Дело в том, – подхватил Антигон, – что у меня возникли серьезные разногласия с Ганноном Великим и я долго прикидывал, куда именно может нанести удар этот могущественный и очень коварный человек. Вряд ли он наймет разбойников для нападения на мои караваны. Банк для него также недоступен. Разумеется, он может подослать наемных убийц, но я вовремя принял меры предосторожности. У меня оставалось только одно уязвимое место – «Селение ремесленников».

– А почему именно оно? – удивленно спросила Иона.

– Сейчас объясню. – Тзуниро приподнялась и положила подбородок на ладони, – Совет вполне может издать множество указов, губительных для его жителей, их родственников и рабов. Не исключено, что и сам Ганнон вдруг вознамерится купить именно это предместье Карт-Хадашта…

– Поэтому, – вмешался в разговор Антигон, – я решил переместить моих подопечных подальше от Ганнона.

Грек подробно рассказал о том, как долго ему пришлось подыскивать подходящее место, как он рассылал гонцов и использовал старые связи. Закончил он словами:

– Таким образом, я сплел и раскинул сети. Осталось только заманить добычу. На днях я отправил в Иберию несколько гаул. На благодатных землях близ бухты Мастия вскоре возникнет новое поселение ремесленников…

Антигон устало замолчал, но Гадзрубал даже не дал ему перевести дыхания. Ударив своим кубком о кубок грека, он потребовал:

– Говори, ну говори же, владелец «Песчаного банка»!

– «Старики» знали, что я вложил в это дело очень много денег. Заодно я распустил слух о том, что гараманты ограбили четыре моих каравана и что буря потопила множество моих кораблей. На самом деле ничего подобного не произошло, гаулы по-прежнему плавают между Ликсом и Счастливыми островами, но для сторонников Ганнона они покоятся на дне моря. Мой друг из Кирены отправил мне несколько писем, из которых следовало, что я должен их банку изрядную сумму. Одно из этих посланий попало в руки людей Ганнона.

– Да ты настоящий мошенник! – Иона вытерла пальцы о кусок сырого теста. – Едва ли Гадзрубал и я будем дальше пить с тобой вино.

Она кокетливо одернула короткую пеструю тунику, украшенную золотыми блестками, и одним глотком выпила кубок.

– И еще кое-что: купец, давно мечтавший иметь в Карт-Хадаште или поблизости от него собственный постоялый двор с огромным хранилищем, в беседе с одним знатным и богатым пуном заметил, что я очень нуждаюсь в деньгах и потому готов продать свои дома и сады в предместье города. Однако для купца цена оказалась слишком высокой…

– Ты очень умен и хитер, мой сердечный друг. – Гадзрубал прикрыл резную двустворчатую дверь террасы и тяжело осел на мягкую подушку. – Ты сумел обмануть коварнейшего из наших врагов.

– Главное было – убедить Ганнона в том, что он может изрядно навредить мне без ущерба для себя. Один из его приближенных уговорил его действовать через подставных лиц, дабы никто в Совете не заподозрил его в корыстном интересе. Ганнон неожиданно легко согласился и лишь потребовал установить предельную цену в тысячу талантов.

– А сколько ты потратил на это селение?

– Чуть больше двухсот талантов. Сегодня утром посредник, представлявший целую цепочку людей Ганнона: заведующего земельными угодьями, помощника главного управляющего имуществом и, наконец, его самого, – после долгих переговоров и колебаний согласился заплатить тысячу сто талантов. Мы, правда, сперва требовали две тысячи… Об остальном вам расскажет Гадзрубал.

Выражение усталости на лице хозяина дома сменилось настороженностью. Он сделал большой глоток, поставил кубок возле изогнутых позолоченных ножек сиденья и неожиданно твердым голосом сказал:

– Вот так мы выдернули золотую нить из туники всем известного негодяя. Потому я столько выпил сегодня. Но сперва поясню, что Антигон со своими слишком уж рискованными начинаниями перестал внушать доверие как Гамилькару, так и мне. Члены Совета узнали, что мы даже собираемся забрать свои деньги из «Песчаного банка» и поставить его в крайне затруднительное положение. А им как раз пришлось тогда заниматься размещением наемников. Их в городе уже почти тридцать тысяч. Все казармы в Большой стене переполнены, и воинов уже нужно переводить в предместья. – Гадзрубал замолчал, а затем вдруг разразился таким хохотом, что по его щекам побежали крупные слезы. – О боги, как же мало хороших дней, но сегодняшний – один из них! Узнав утром, что посредники Ганнона уже начали выплату денег, я тут же предложил разместить наемников именно на этих землях. Самое поразительное, что Ганнон обеими руками поддержал меня. Он ведь намеренно отстранился от всех переговоров и даже потребовал, чтобы ему ничего не сообщали. И теперь, друзья мои, согласно решению Совета, селение объявлено собственностью города. Именно там разместят часть наемников. Так кому Ганнон причинил ущерб?

Бостар, сын Бомилькара, управляющий «Песчаным банком», – Антигону, сыну Аристида, пребывающему ныне на борту гаулы «Порывы Западного Ветра», в Мастию, Тингиз или Гадир.

Сперва прими привет, мой верный друг и господин Тигго!

О делах сообщу мало, ибо наш банк-челн, сколоченный из крепкого дерева, потонет, лишь изъеденный червями или получив пробоину. Ты знаешь, кто эти черви и кто собирается продырявить наше днище.

Перед тем как перейти к описанию несчастий, обрушившихся на наш город, расскажу сперва о том, что хорошего и плохого происходило в жизни близких тебе людей. Твоя мать Антима умерла, так и не сказав ничего напоследок, а старик Псаллон, напротив, перед уходом в царство мертвых по обыкновению своему шутил и смеялся. А ведь многие напрасно молит богов ниспослать им легкую смерть. Аргиопа вместе с детьми успела вовремя покинуть загородное имение.

Ты можешь больше не опасаться Ганнона Обманутого, о сын метека и осквернитель коз. Он как-то появился в нашем банке в сопровождении четверых телохранителей и, фыркая от ярости, потребовал вести его к тебе. Я спокойно ответил, что для открытия счета и получения ссуды нужно приходить без вооруженных людей. Больше мы его не видели.

Теперь о главном. Когда положение в городе стало совершенно невыносимым, а Совет никак не мог принять окончательного решения, наемникам предложили перебраться в Сикку. Дескать, там и воздух чище, и съестных припасов побольше. Воины согласились, поскольку им уже выдали какую-то часть жалованья, но по дороге они увидели столько богатых домов и роскошных дворцов, что сразу же усомнились в отсутствии денег в казне Карт-Хадашта.

Перевод наемников в Сикку был роковой ошибкой еще и потому, что ливийцы, принимавшие участие в Сицилийской войне, по пути встретились со своими родными и близкими и узнали от них о кровавых деяниях Ганнона. Еще большей глупостью было отправить его к ним на переговоры. Но умиротворителю Ливии не удалось снискать себе еще и славу спасителя Карт-Хадашта. Наемники наотрез отказались иметь с ним какие-либо дела.

И вот теперь почти все они вернулись и обосновались в Тунете. Совет наконец услышал звон их мечей. Наши погрязшие в роскоши правители согласились расплатиться, вот только не знаю, где они возьмут деньги. Александрия отказалась одолжить необходимую сумму. Наемники уже несколько раз вплотную подходили к Большой стене и сравняли с землей купленное у тебя Ганноном селение. Уж не знаю, смеяться ли мне по этому поводу или плакать. Они уже требуют не только выплатить им полностью жалованье, но и выделить лошадей взамен погибших на войне и оплатить расходы на еду. Все переговоры они желают вести исключительно с Гисконом.

Правда, лучше всего они знают Гамилькара, он пользуется большим уважением, однако в настоящее время предводители мятежников не желают встречаться с ним. Дескать, бывший стратег забыл о них. Но я лично полагаю, что он просто слишком опасен для зачинщиков мятежа, так как знает чуть ли не каждого наемника и говорит на их языках.

В заключение скажу, что, будь у нас побольше таких людей, как Гамилькар и Гадзрубал, я бы не испытывал такой тревоги за судьбу города. В остальном же могу лишь пожелать тебе спокойного плавания. Как я уже говорил, Ганнону сейчас не до тебя. Танит милостива к тебе.

Бостар.

Глава 6
Илан – Матос – Наравас

К вошедшему в полдень в гавань Тингиза кораблю «Порывы Западного Ветра» тут же скользнула широкая барка смотрителя гавани с традиционным изображением лошадиной головы на борту. Гонец – худой подвижный человек в темной шерстяной рубашке, подпоясанной широким кожаным ремнем, – ловко забросил на палубу перевязанный синей тесьмой свиток. Из борта тут же выдвинулось бревно с веревочной лестницей, гонец ловко ухватился за ее конец и перенес тело через ограждение. Вскоре Антигон убедился, что сообщенные Бостаром сведения уже успели изрядно устареть. Они лишь подтвердили слухи, которыми испуганные корабельщики обменивались в Малаке и Кальпе [107]107
  Кальп – Гибралтар.


[Закрыть]близ самого северного из Столбов Мелькарта.

Антигон и Тзуниро разрешили Мемнону сойти на берег, но сами предпочли остаться в каюте. Мальчик, ощутив под ногами каменную твердь мола, как обычно, принялся бегать взад-вперед, ловко уворачиваясь от взлетавших над волноломом веером брызг. Капитан Хирам, время от времени поглядывая в его сторону, договаривался возле сходен с двумя тингизцами [108]108
  Тингизцы – жители финикийской колонии в Северной Африке поблизости от Гибралтарского пролива.


[Закрыть]в грязных потрепанных хитонах, а кормчий Мастанабал следил за промывкой и заполнением чанов с водой. Осеннее солнце почти скрылось на западе, и поверхность воды в гавани напоминала гнилое дерево с осыпающимся бронзовым покрытием. По серым плитам набережной с громким скрипом медленно тащилась запряженная волами повозка. Громоздившиеся на ней глиняные амфоры предстояло перенести в трюм «Порывов Западного Ветра», так как содержимое лежавших там сосудов уже успело превратиться в уксус. Помимо корабля Антигона у причала вереницей стояли еще восемь судов. С дальнего конца доносились грохот и звон. Там полуголые рабы переносили по гнущимся доскам на борт одинокой гаулы медные слитки и ручные каменные мельницы, изготовленные в мастерских, созданных при здешних каменоломнях.

Антигон скрутил свиток в трубочку, бросил его на стол, отодвинул складное сиденье из дерева и парусины, поднялся на палубу и окинул хмурым взглядом лежавшую на ней барку. Во время ночного шторма она изрядно пострадала и сейчас походила на обглоданного шакалами павшего верблюда. Мачту ветром вырвало из гнезда, у обоих бортов болтались обломки рей, всю обшивку изнутри усеяли черно-красные подтеки. Едва стоявшие на ногах матросы и местные плотники буравили в бортах дырки, забивали в них большие деревянные гвозди и покрывали сверху досками. Один из матросов, промахнувшись, расплющил молотком большой палец и теперь громко стонал и извергал поток проклятий.

Антигон застал пуна возле кормы. Гонец смотрителя гавани нервно барабанил сильными узловатыми пальцами по борту.

– Я слышал, ты намерен отплыть еще сегодня, – дружелюбно заметил Антигон.

– Да, – процедил пун, и его низкий лоб прорезала глубокая вертикальная складка. – Если потребуется, даже без мачты и парусов. Пойдем на одних веслах. Нам срочно нужно в Гадир.

– Так ли уж ты там нужен? Мы только что получили свежее вино. И потом, я хочу расспросить тебя. Это связано с письмом из Карт-Хадашта.

Пун застыл в раздумье, потом согласно кивнул:

– От кубка доброго вина я никогда не отказывался. Список повреждений я могу составить позднее.

Когда гонец, выпив, удовлетворенно прислонился к стене, Антигон ткнул пальцем в послание Бостара:

– Оно запоздало на несколько дней. Обо всем этом мне сообщили раньше. Может быть, ты знаешь последние новости?

– Вряд ли они тебя обрадуют, достопочтенный владелец «Песчаного банка».

– Называй меня просто Антигон.

– Меня зовут Ганнон, – пун задумчиво подергал маленькую медную серьгу, – хотя, как известно, это имя тебе не слишком нравится.

По его словам, Гискон распорядился отправить корабль с деньгами через прорубленные в «Языке» каналы в залив, на берегах которого разбили лагерь наемники. Он уже совсем было договорился с ними, но тут возмутились ливийцы, которым вообще ничего не досталось. Гискон, добивавшийся именно раскола в рядах мятежников, твердо заявил, что большей части наемников придется потерпеть или же пусть деньги добывает избранный ими «стратег» – некий ливиец Матос.

– Разумный, и довольно мужественный поступок, – восхищенно щелкнула языком Тзуниро, – Сказать такое в окружении вооруженных и разъяренных людей!

– Так-то оно так, – Ганнон вздохнул и провел ладонью по бронзовой цепочке с приносящим здоровье камнем. – Гискон – весьма добропорядочный человек, он хотел, чтобы соглашение с наемниками было непременно выполнено. Не учел он лишь одного…

– Чего именно? – затаив дыхание, спросил Антигон.

– Даже у варваров принято считать посла священной и неприкасаемой особой… однако ливийцы надругались над Гисконом и его спутниками, а затем бросили их в Тунете в темницу.

– Ну да, конечно, – после короткой паузы глухо сказал Антигон, – Посол неприкосновенен и все такое прочее… Но ведь этого следовало ожидать именно от ливийцев, не так ли? В отличие от остальных им просто некуда больше деваться.

– Италийцам во главе со Спендием – тоже, – для убедительности Ганнон широко раскинул руки, – Их родные города – соперники Рима. В таком же отчаянном положении оказались галлы. Кажется, их предводителя зовут Авдаридом…

– А как вообще обстояли дела в Карт-Хадаште?

– Хуже, чем во времена долгой Римской войны, – после небольшой паузы ответил пун. – К тридцати тысячам наемников примкнули еще почти семьдесят тысяч жителей ливийских селений. Пока к ним отказались присоединиться только Утика и Гиппон. Их, как, впрочем, и Карт-Хадашт, осаждают теперь бесстрашные воины, прошедшие отличную выучку у Гамилькара. Их даже римляне не смогли победить. Более того: Матос и Спендий даже начали чеканить собственную монету.

– А что им может противопоставить Карт-Хадашт?

– А ничего, – краешки губ пуна тронула снисходительная усмешка. – Лишь несколько сот наемников, оставшихся в своих казармах в городской стене. И еще ополчение под командованием твоего заклятого «друга» и моего тезки Ганнона Великого. Он немедленно приказал привести в порядок корабли и разослал повсюду вербовщиков. Мне поручено спешно доставить из Гадира серебро и набранных там воинов. Ведь мы совершенно беззащитны, господин… Антигон. Воевать с Регулом и Агафоклом было гораздо легче. Ныне враг подступил к воротам города, а у нас ни союзников, ни денег, ни солдат… Но самое ужасное… – Ганнон безнадежно махнул рукой и сделал несколько жадных глотков.

– Ну скажи нам, скажи, – Антигон судорожно вцепился в локоть Тзуниро.

– Римские купцы предложили наемникам деньги и прислали им корабли с хлебом. За день до моего отъезда в Карт-Хадашт прибыли римские послы. Они угрожали нам новой войной. И еще: наемники попросили у них помощи.

Через несколько часов трюм был до отказа заполнен корзинами с солеными тунцами, сушеными фруктами, вяленым мясом, зерном и амфорами с оливковым маслом и вином. Несколько матросов в последний раз сбежали с мостиков, чтобы взять со стоявшей у края пристани повозки несколько ручных мельниц.

Заскрипели снимаемые с тумб причальные канаты. Хирам плотнее завернулся в полосатый плащ и сумрачно уставился на показавшийся из воды медный якорь с двумя лапами. В ответ на вопрос Антигона он широко раскрыл глаза:

– Кто я – пунийский мореплаватель или римлянин, страдающий плоскостопием? Страх? Ха! – Он набрал в грудь побольше воздуха и презрительно сплюнул. – Если бы ты знал, мой славный господин Тигго, сколько раз мне уже приходилось плавать этим путем. Погода пока еще более-менее хорошая, но скажу прямо: нас подстерегает множество опасностей.

– Мастанабал так не думает. – Антигон вытер потное от волнения лицо.

– А вот тут ты ошибаешься, господин! – Хирам забегал пальцами по розовым кораллам ожерелья и как-то сразу помрачнел. – На словах он возражает, но в душе полностью согласен со мной. Но почему ты желаешь плыть именно туда?

– Потому что, если город падет, я хочу оказаться подальше от него, – каким-то потухшим неживым голосом ответил Антигон, – Оставь в трюме место. В Гадире мы возьмем железо. Британцы его очень ценят.

«Порывы Западного Ветра» уже целых полдня стоял на якоре в большой гавани острова Вектис, когда вдруг повалил снег. Мемнон, ранее не скрывавший своего разочарования, пришел в полный восторг. Он гонялся за белыми хлопьями, подставляя грудь пронизывающему ветру, и носил плотную звериную шкуру с таким видом, словно ему подарили золотой панцирь. Мастанабал остался на палубе, и его вскоре уже почти нельзя было различить за белой пеленой. Хирам засел в таверне и, поглотив изрядное количество крепкого местного пива, сел играть в кости с купцами из Массалии. Антигон полчаса сидел в углу, безучастно глядя на скачущие по столу белые кубики с черными точками, а потом незаметно покинул сложенный из дерева и глины домик.

Он долго бродил по улицам, перелезая через наметенные ветром сугробы, и вступал в разговоры с местными жителями, задавая им осторожные вопросы и тщательно запоминая вылетавшие изо рта вместе с легкими облачками пара слова… Нужные сведения он получил только от шестого прохожего.

Мемнон все еще бегал по набережной, и Антигон застал Тзуниро в каюте в полном одиночестве. Повинуясь его красноречивому взгляду, она молча сбросила подбитые мехом штаны и легла на разостланную на полу тюленью шкуру. Сладкая истома охватила его тело от головы до кончиков пальцев на ногах. Тзуниро чуть приоткрыла рот, испустив мучительный вздох, и охватила руками его крепкий торс. Жаркая волна хлестнула их, заставляя забыть обо всем на свете. Потом они долго лежали, опустошенные, не имея сил даже пошевелиться. Тзуниро бормотала что-то бессвязное. Антигон разобрал только одно слово: «Любимый…»

Когда сырой ветер разогнал низкие, исторгавшие белую колючую крупу тучи и на месте быстро растаявшего снега осталось лишь грязное месиво, на корабле Антигона завизжал деревянный блок, поднимая поперечную перекладину с парусом. Его полотно надулось, и судно, покачиваясь на сильной волне, устремилось на север. Там, в устье бурного прибоя, к берегу причаливало очень мало кораблей, и поэтому совершить выгодный обмен было гораздо проще, чем в шумной гавани Вектиса.

Оставив на корабле Тзуниро и Мемнона, Антигон вместе с проводником и двумя вьючными лошадьми, груженными слитками железа, кошелями с монетами и съестными припасами, поехал в северо-западном направлении. Там, неподалеку от урочища Пляшущих Камней, жил известный на всю округу кузнец Илан. Через несколько дней они оказались возле одиноко стоявшей на холме хижины. Из покосившейся приоткрытой двери доносился стук молотков и вылетали голубые, похожие на брызги искры.

– Какие тебе мечи нужны? – Проводник кое-как перевел слова кузнеца – приземистого широкоплечего человека с почерневшим от копоти лицом.

Антигон, помедлив немного, вытянул правую руку.

– Примерно вот такой длины, – взволнованно сказал он, – От кончиков пальцев до изгиба локтя. Можно чуть длиннее. И вот такой ширины.

Он растопырит большой и указательный пальцы перед лицом кузнеца.

– Иберийский, да? – на ломаном греческом спросил проводник и, не дождавшись ответа, начал переводить.

Кузнец сделал приглашающий жест и прошел вслед за ними в оказавшуюся довольно просторной кузню, где подручные тут же перестали расплющивать на наковальне раскаленный добела кусок железа и придавать ему форму меча. Клан отодвинул в сторону разливной ковш, повел здоровенными плечами под старой накидкой из овечьей шкуры и бросил короткую фразу.

– Он хочет знать имена людей, которым ты подаришь мечи.

– Вот как? Ну хорошо. Это три сына моего друга Гамилькара – Ганнибал, Гадзрубал и Магон. А также сын еще одного моего друга, Бостара, Бомилькар и мой сын Мемнон. Ну и один меч я хочу оставить себе.

Выслушав перевод, кузнец осклабился, поставил у ног Антигона весы и бросил на одну из чаш большой камень.

– Вот столько золота, – изумленно прошептал проводник.

Антигон усмехнулся, осторожно обошел горны с потрескивающими раскаленными древесными углями, вышел из кузни, через несколько минут вернулся обратно и сыпал монеты на весы до тех пор, пока чаши не оказались на одном уровне.

Кузнец даже попятился от неожиданности и, невнятно пробормотав несколько слов, тяжело зашагал к дверям.

– Он хочет спросить богов, можно ли взять деньги, а уж потом ковать иберийские мечи.

Антигон молча последовал за обоими британцами прямо к урочищу Пляшущих Камней. Однако проводник не позволил ему переступить круг.

– Туда только жрецы, – дрогнувшим голосом пояснил он.

Кузнец, который, очевидно, был также и жрецом, несколько раз прошелся взад-вперед между огромными каменными глыбами, затем на мгновение остановился, вскинул голову, будто вслушиваясь в неведомые окружающим звуки, и перевел взгляд на небольшой ручей, почему-то даже зимой не покрывавшийся льдом. Внезапно вода в нем забурлила, поднимая со дна песчинки и камешки, и озарилась ярким голубым светом, который, однако, очень быстро померк. Антигон взглянул на кузнеца и обомлел. Лицо Илана напоминало застывшую белую маску.

Постепенно оно оживилось и обрело знакомые очертания. Кузнец несколько раз глубоко вздохнул и молча двинулся к кузне.

Внутри уже не было обоих подручных, но наковальня, казалось, еще дрожала, отзываясь от закоптелых стен громким звоном молота. К удивлению Антигона, исчез также запах каленого железа и расплавленной меди. Но Илан не дал ему времени для раздумий. Он рухнул на колени прямо в лужицу растаявшего снега, попавшего сюда через дымовое отверстие, сбросил накидку и сбивчиво заговорил, одновременно снимая с весов монеты и ставя их шестью ровными столбиками.

– Ты приходишь, когда хочешь, – запальчиво твердил вслед за ним проводник. – Хочешь следующий год, хочешь позднее. За меч для тех, кто зачат на звериная шкура, платить не нужно. За меч для тебя только половину и для твоего темнокожего сына – тоже. Он ведь станет правитель.

Антигон от изумления даже закрыл глаза. К его ногам со звоном упал кошель.

Ночь прошла спокойно, но утром налетел ледяной ветер и погнал корабль на запад. Хирам приказал немедленно снять паруса и выбрать весла. Море вздыбилось, и огромные седые волны ринулись на судно, заливая палубу шумными водопадами. Антигон и Тзуниро, обнявшись, лежали в каюте под шкурой тюленя. Из прикрытого зеленой занавеской угла слышалось ровное дыхание Мемнона и громкий храп Мастанабала. Эти баюкающие душу звуки резко контрастировали с доносившимся снаружи разбойничьим свистом ветра, скрипом мачты и хриплыми выкриками Хирама.

Тзуниро обняла Антигона за шею, припала заплаканным лицом к его бороде и прошептала:

– Уж не знаю, как сказать… После той ночи в Вектисе… Я, правда, не уверена…

– В чем?

– Наверное, я беременна.

– Чудесно! – Антигон еще крепче прижал ее к себе.

Когда Тзуниро заснула, он поднялся. Раскачивающийся светильник отбрасывал на стене огромную мечущуюся тень. Антигон снова и снова повторял про себя слова Илана, воспринимая их сейчас как скрытую угрозу. Его будущий темнокожий сын мог стать вождем только одного из ливийских племен. Оказывается, какие-то неведомые силы уже все решили за него. Антигон медленно опустился за прикрепленный к настилу стол, ткнулся головой в гладкую доску и попытался забыться. Но сквозь туманную пелену ему все время мерещились пляшущие камни и окровавленные мечи.

К утру ветер ослаб и переменил направление. Хотя горизонт был еще затянут мелкой водяной пылью, но тучи уже утратили грозный штормовой облик, и сквозь них узкими полосками пробивалось солнце, высвечивая сквозь затейливое кружево пенных кружев яркую голубизну воды. Антигон медленно вышел на палубу и тут же столкнулся с измученным, едва стоявшим на ногах Хирамом.

– Ничего не получится, мой господин Тигго. – Он вскинул руку жестом человека, умоляющего о пощаде. – Слишком сильный ветер и слишком большие волны. Корабль крутится на месте словно пес с перебитым хребтом.

– Я понимаю, мой друг, – дрогнувшим голосом откликнулся Антигон, глядя прямо в его покрасневшие от усталости глаза, – Придется на зиму остаться в Вектисе.

В Гадир они попали только в середине весны. Завидев лепившиеся к берегу белые дома и серебряный купол храма, Антигон весело рассмеялся. Но больше всего он обрадовался, глядя на стоявшие рядом с утлыми рыбачьими лодками корабли. Он понял, что здесь собирается флот для отплытия в Карт-Хадашт. Вся набережная была заполнена воинами в полотняных панцирях. Их сопровождал суффет Гадира, с гордостью сообщивший Антигону, что древнейшая финикийская колония отправляет на помощь городу восемь тысяч иберийских наемников. Этот пожилой человек с острым проницательным взглядом пригласил грека вместе с Тзуниро в свой двухэтажный, окруженный большим садом дом, угостил жареной дичью и терпким вином и предложил присоединиться к флотилии. Антигон, никак не ожидавший такого удачного стечения обстоятельств, немедленно согласился.

Однако вскоре выяснилось, что он слишком рано обрадовался. Несмотря на сравнительно небольшое количество людей на борту и довольно легким груз, «Порывы Западного Ветра» постепенно начал отставать от каравана. Выяснилось, что судно дало течь. Антигон, нырнув вслед за Хирамом в чернеющий прямоугольный проем трюма, невольно вздрогнул, увидев залитый водой настил пола. Матросы вычерпывали воду под доносившиеся откуда-то снизу непрерывное журчанье и хлюпанье. Грек понял, что отныне можно забыть о вещах и съестных припасах.

– О мой господин Тигго, – от напряжения голос капитана стал еще более хриплым, – Нам придется сделать остановку в Игильгили. Там мы сумеем починить корабль. Он станет почти как новый. Их судостроильня славится своими мастерами.

– Сколько это продлится? – озабоченно спросил Антигон.

Хирам на секунду замер, собираясь с мыслями, а потом нехотя ответил:

– Дней десять – пятнадцать.

– Так, – печально произнес Антигон, – Тогда нам придется расстаться. В Игильгили на берег сойдут только Тзуниро и Мемнон.

Он ободряюще похлопал Хирама по плечу и полез по крутой лестнице на палубу.

В полдень под сильными ударами ветра судно еще больше накренилось на правый бок. Антигон подвел Тзуниро и Мемнона к борту в надежде, что на чистом и свежем воздухе прощание покажется не таким безутешным. Однако взгляд грека уперся в широко раскрытые, полные слез глаза эфиопки.

– О завладевший моим сердцем, неужели?.. – Тзуниро нежно коснулась его лба. Мемнон непонимающе смотрел на них и тоже готов был разреветься. Антигон взял сына на руки.

– По слухам, мятежники уже окружили Гиппон с моря. Я буду вынужден высадиться с лодки где-нибудь неподалеку от Табраха и там попытаться раздобыть коня.

– А мне, к сожалению, нельзя ездить верхом, – Тзуниро приложила ладонь к заметно округлившемуся животу, – но почему, любимый?..

– А потому, – он говорил спокойно и властно, – что хотя в Карт-Хадаште мне очень многое ненавистно, но я там родился. В городе я хоть что-то смогу сделать. Могу помочь деньгами, могу что-нибудь придумать, могу, наконец, просто взять в руки меч и лук. Здесь же мне остается лишь с неистово бьющимся от ужаса сердцем ожидать дурных вестей. Пойми, если Карт-Хадашт падет, все остальные города на побережье также не устоят. И тогда… тогда Хирам доставит вас в Мастию.

Ровно через три дня лежащий в густой траве и не совсем еще проснувшийся в такой ранний час Антигон вдруг резко, как от толчка, вскинул голову. Из-за окаймленного горами горизонта вынырнула небольшая группа всадников, сперва еще плохо различимая в лучах восходящего солнца. Через несколько минут Антигон разглядел длинные белые плащи. Красиво выбрасывающие ноги скакуны повиновались любым жестам и возгласам своих наездников.

– Эй, пунийский пес! – воскликнул прискакавший первым крепко сбитый нумидиец с лохматой черной бородой и изуродованным шрамами лицом. – Ты поедешь с нами. Брат царя поговорит с тобой, и…

Он выразительно провел пальцем по горлу.

– Я не пун, о друг ночи, – Антигон ожег его взглядом и недовольно поморщился: пряному удушливому аромату трав он предпочитал запах рыбы и соли, – а всего лишь несчастный заблудившийся в здешних степях греческий купец.

– Брат царя сам решит, кто ты, – недобро усмехнулся нумидиец, – но вряд ли тебя обрадует его решение.

Лагерь нумидийцев представлял собой стоявшие квадратом шестьдесят шатров с камышовой кровлей. Антигону они показались похожими на перевернутые гаулы. На сочных лугах вокруг старинного имения, видимо принадлежавшего раньше какому-то знатному пуну, мирно паслись расседланные кони. Обугленные балки и остатки стен господского дома походили на изуродованные руки, воздетые к ослепительно голубому весеннему небу.

Вождь нумидийцев окинул Антигона острым, как клинок, взглядом и сразу же почему-то перевел его в свой шатер, белеющий посреди лагеря. Юноша чем-то напомнил греку Гадзрубала. У него было такое же красивое, с поразительно правильными чертами лицо, прямой нос и пронзительные глаза.

– Покормите его, – гортанным голосом приказал нумидиец. – Если он лазутчик, пусть уйдет из жизни сытым. А если греческий купец, пусть видит, что мы очень гостеприимный народ.

Он предложил Антигону сесть рядом с ним на кожаное одеяло. Светлокожий слуга немедленно протянул греку кусок копченого окорока и глиняную чашу с травяным настоем. Дождавшись, когда Антигон насытился, нумидиец весело воскликнул:

– Сейчас мы проверим правильность твоих слов! Эй, Клеомен, поговори с ним по-гречески!

Через пять минут светлокожий слуга уже восхищенно качал головой, убедившись, что Антигон превосходно владеет его родным языком.

– Ну хорошо, Клеомен, а теперь оставь нас, – сурово сказал нумидиец и повернулся к Антигону: – У тебя египетский кинжал и пунийский меч, ты отлично говоришь по-гречески, и, наверное, я бы не знал, как решить твою судьбу, если бы не вспомнил твое лицо.

Антигон побледнел. Он словно почувствовал у своего горла острие меча.

– Ты – Антигон, сын Аристида, владелец «Песчаного банка», друг Гамилькара и Гадзрубала. – Нумидиец медленно встал и скрестил руки на груди, – А мое имя Наравас. Ты видел меня в саду Гамилькара.