Текст книги "САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА"

Автор книги: Герман Дейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

 «Какая-то этимология», – с неудовольствием подумал Сакуров, прикидывая, где это он подцепил такое слово? Наверняка от Петьки Варфаламеева…

 – Ладно, до Питера довезу, – снова сделался приветливым «земляк».

 – А деньги? – спросил Сакуров.

 – Какие деньги? – заныл проводник. – Зарплату задерживают, семье есть нечего…

 – Ну, тогда отдыхай, – сказал Сакуров и, чувствуя, что в нём всё обрывается от перспективы грядущего безнадёжного ожидания, сделал вид, что собирается отвалить. Одновременно он так посмотрел на Жорку с Николаем, что у тех на минуту замёрзли языки.

 – Да ладно кочевряжиться, – засуетился проводник, – садись, в вагоне перетрём. Эти с тобой?

 Проводник показал на Жорку с Николаем.

 – Со мной. Только ты сначала колись насчёт денег, а потом…

 – Да отправляемся же! Ну, дам я тебе немного денег. А если ты насчёт жратвы до Питера хлопочешь, то я вас покормлю и…

 «Земляк» навскидку определил состояние попутчиков Сакурова, правильно отличил сивушный перегар переговорщика от запаха свежесъеденного люля-кебаба под мозельское прошлогоднего урожая и добавил:

 – …И освежу. Водку употребляете?

 Не успел Сакуров что-либо ответить, как почувствовал, что его сейчас затопчут его земляки.

 – Употребляем! – заверил проводника Жорка, схватил Константина Матвеевича за правую руку и потащил его к входу в тамбур вагона.

 – Да кто ж её, заразу, не употребляет? – причитал Николай, хватая Сакурова слева.

 – Места-то есть, земляк? – суетился Жорка.

 – Пустой вагон!

 – Ну, спасибо тебе, братан, вот выручил! – радовался Николай.

 Поезд тронулся и все четверо засунулись в купе проводника. При более тщательном рассмотрении оказалось, что пушка качественная, чисто западногерманского производства, и такие стоили немало. К тому же пушка была при почти полной обойме. Тем не менее, братан кинул земляков почти втрое. А за водку попросил, соответственно, тройную цену. Сакуров хотел возмутиться, но ему не дали и – понеслось. Сначала освежились (Сакуров тоже выпил) довольно паршивой водкой, которую стали делать демократы взамен советской качественной, потом поели концентратов и продолжили. Проводник, забив на обязанности, завис вместе с земляками. Вперемешку с водкой хлебали холодный чай, хрустели сухарями и снова трескали водку. Когда лимит был исчерпан, к компании присоединились какие-то бродяги, подсевшие в Полярных Зорях. Бродяги промышляли металлом, и деньги у них водились. Жорка рассказывал про свои институты, двое из бродяг тоже когда-то где-то учились, поэтому разговор клеился, Николай пел похабные частушки, а Сакуров бегал блевать в сортир. Потом их всех (и пьяного проводника в том числе) чуть не ссадил на какую-то станцию возле Петрозаводска наряд милиции. Пришлось апеллировать бригадиру. Но потом как-то всё само собой рассосалось, наряд милиции выговорил себе контрибуцию в размере трёх бутылок водки и полу-ящика просроченных концентратов, а бригадир присоединился к пьянствующим. А Сакуров уже спал и видел какие-то несуразные сны. То он метался между железнодорожных путей, по которым сновали устрашающие составы. То его пытался задушить муж давешней гулящей бабы. То он дрался в Мурманском застенке с какими-то мордоворотами. А когда Сакурову приснился его дом в Сухуми, Константин Матвеевич заплакал во сне и проснулся.

 – Костя, Костя! – тряс его за плечо Жорка. – Вставай, через полчаса Питер.

 – Да, надо сдать бельишко, забрать у проводника билеты для авансового отчёта, почистить зубы и – с вещами на выход, – балагурил один из бродяг.

 – Какое бельишко? – не понимал Сакуров, украдкой утирая мокрое от слёз лицо рукавом куртки.

 – Шуток не понимаешь, земляк? – гоготал бродяга и пытался стащить за ноги какого-то мужика с третьей полки.

 – А ну, положь на место, – бузил мужик.

 – Положь, положь, пусть спит, – нарисовался проводник, – это бригадир.

 – Ты деньги взял? – с трудом ворочая опухшим от чёрствых сухарей языком, спросил Жорку Сакуров.

 – Взял, – успокоил его Жорка.

 – Сколько?

 – Хватит. У меня в Питере сослуживец есть, у него одолжимся.

 – Блин!

 – Да ладно, не кряхти.

 – Чё, на посошок? – предложил проводник.

 – Дык лимит, тово, – возник Николай.

 – Да всё оплачено, земляки! – весело возразил давешний бродяга.

 – Ой! – сказал Сакуров, слез с полки и пошёл снова блевать в сортир.

 – Чё-то он какой-то не такой, – подозрительно заметил другой бродяга.

 – Он наполовину японец, – объяснил Жорка, в то время как проводник наполнял стаканы.

 – А, японец!

 – Ну, это другое дело…

 – Надо сказать, слабый народ, эти японцы… – вразнобой загомонили бродяги, а среди их голосов прорезалась веская сентенция проводника:

 – И русско-японскую они у нас ни хрена не выиграли, это всё большевистское враньё, чтобы царскую власть обосрать!

 «Идиоты», – мысленно возразил Сакуров и вошёл в сортир, воняющий в натуре перегаром.

 Глава 22

 Когда земляки в компании с бродягами сошли с поезда и попрощались, оказалось, что денег у Жорки ровно столько, чтобы всем троим один раз позавтракать, и съездить на любом питерском транспорте в один конец. Такси и частный автотранспорт к категории «любой» в данном случае не относились. Один конец в данном конкретном случае определялся границей Питера, поскольку выехать за её пределы средства приятелям не позволили бы. Ну, разве что они не стали бы завтракать.

 Когда Константин Матвеевич узнал об их финансовом состоянии, озвученном неунывающим Жоркой, у него заболел живот. То ли от нервов, то ли от болезненного недавнего промывания желудка в виде попеременного вливания в него отвратительной новой русской водки и исторжения из желудка оной.

 – Да, Жорка, – с трудом молвил Сакуров, маясь желудком, – бизнесмен ты хренов.

 Он вспомнил, какие они с Жоркой строили радужные планы на фундаменте их совместного капитала, заработанного от реализации мурманской селёдки, и ему стало ещё хуже.

 – Ну, чё ты, Костя? – не обиделся Жорка. – Сейчас не получилось, потом что-нибудь выйдет. Не боись!

 «Да, конечно», – подумал Сакуров и, как человек ответственный, стал прикидывать свои возможности насчёт своего долевого участия в погашении Жоркиных долгов. Но ничего хорошего не прикидывалось: лишней картошки у него на продажу почти не осталось, а от реализации на местном Угаровском рынке морковки больших барышей не ожидалось. В Москве морковка стоила в три раза дороже, чем в Угарове, но возить её в Москву из-за засилья столицы спекулянтами не представлялось возможным. Причина такой невозможности лежала на самой поверхности вонючей российской демократской действительности: ведь если всякая крестьянская собака станет таскаться в Москву со своими овощами, то на что тогда прикажете жить тамошним спекулянтам и московским чиновникам, которых спекулянты реально подкармливали? Подкармливали за свою полную безнаказанность в сфере любой рыночной деятельности в пределах столицы, области и других крупных российских городов, каковая деятельность приносила им сверхприбыли от реализации овощей, закупаемых у бедных российских крестьян по известной, беспрецедентно заниженной, цене.

 – А вот водочку, водочку не желаете? – подкатилась к землякам какая-то предприимчивая питерская старушка.

 – Дык это, – сглотнул слюну Николай и посмотрел на Жорку. Денег у них, в принципе, на две бутылки водки хватило бы.

 – Нет, – твёрдо сказал Жорка. – Вы меня здесь подождите, а я в ментуру заскочу.

 – Зачем в ментуру? – испугался Николай.

 – Попробую взять питерских ментов на их культурности, – объяснил Жорка, достал своё ветеранское удостоверение и шагнул в сторону дверей с характерной титульной доской, указывающей на присутствие по ту сторону дверей опорного пункта железнодорожной милиции.

 В опорном пункте Жорка пробыл недолго. Ровно столько, чтобы успеть представиться и назвать однополчанина. Менты, услышав реквизиты известного питерского бандита и начинающего бизнесмена, прониклись к Жорке уважением и выводили его всем составом. Одни просили замолвить словечко, другие совали Жорке деньги, небольшие, но достаточные для найма такси. Жорка благосклонно принял деньги и обещал замолвить словечко.

 – Так, куда старуха с водкой запропастилась? – спросил Жорка, когда менты отвалили. Сакуров, услышав про Жоркин интерес, понял, что на такси они сегодня никуда не поедут.

 – Тута я, тута, – подкатилась старушка, всем своим видом исключающая сходство с коренными питерскими жительницами. Скорее всего, данную старушку недавно выписал из деревни какой-нибудь разбогатевший бывший лимитчик. И данная старушка, не желавшая в силу своей крестьянской практичности сидеть на шее сына в качестве нахлебницы, промышляла собственным делом. То есть, спекулировала водкой, каковую не лучшего качества приобретала в разных местах за дёшево, а толкала, как получится.

 – Четвертинки есть? – кратко осведомился Жорка.

 – Есть, милок, есть, – заверила Жорку старушка.

 – Тогда одну четвертинку и одну нормальную, – сказал Жорка. – Сколько?

 Старушка назвала цену, и выяснилось, что получалось у неё нехило.

 Жорка рассчитался, нормальную бутылку убрал под куртку, а четвертинку протянул Сакурову.

 – Нет! – инстинктивно взмахнул руками Константин Матвеевич.

 – Ты это чево? – обиделся Николай, стараясь одновременно смотреть и на четвертинку, и на нормальную бутылку, спрятанную Жоркой.

 – Ничего, – огрызнулся Жорка. – Или я должен к однополчанину с пустыми руками идти?

 – А, ну это понятно, – нехотя согласился Николай и принял четвертинку. Он воровато сковырнул пробку с горлышка, как-то специально изогнулся и выдул водку в три булька.

 – Как? – поинтересовался Жорка, а Сакуров почувствовал характерный желудочный спазм и схватился за живот.

 – Ничего, – просипел Николай. – Закусить ба…

 Жорка купил три традиционно вонючих чебурека, земляки перекусили и решили ехать до Невы, где возле Дворцового моста жил Жоркин однополчанин, на троллейбусе. Билетов они покупать не стали, поэтому возле Пассажа их накрыли контроллёры. Жорка отмазался удостоверением, Сакуров отмазался как сопровождающий инвалида, а вот Николая согнали.

 – Братцы, братцы! – вопил Николай, припуская по тротуару за медленно ползущим троллейбусом. – Чё мне теперь делать-то?

 – Да, что ему делать? – проникся христианским сочувствием Сакуров.

 – Тут рядом, – отмахнулся Жорка. – Если не дурак, пусть бежит за троллейбусом.

 Николай оказался не дурак. Вернее, не настолько дурак, чтобы растеряться и остаться на том месте, куда его спустили бдительные контроллёры. Он бежал за транспортом, на каждой новой остановке заглядывал в салон и спрашивал, не вышли ли контроллёры?

 – Нет, ещё не вышли, – успокаивал его Жорка, и Николай продолжал трусить дальше, в то время как контроллёры, числом трое, выясняли отношения в разных концах троллейбуса с другими зайцами. Эти зайцы имели вид более платёжеспособный, чем разноцветный дальний родственник Семёныча, и с ними имело смысл работать в надежде вытряхнуть из зайцев штраф. Поэтому контроллёры тормозили в салоне, и пытались получить хоть какие-то деньги, потому что от этих денег напрямую зависела их зарплата. В противном случае – если безбилетники откажутся платить – контроллёры грозили препроводить их в ближайшее отделение транспортной милиции. Но культурные питерские зайцы свои права знали туго и без адвокатов никуда идти не собирались.

 – Ты раньше был в Питере? – спросил Сакурова Жорка.

 – Нет, – ответил Сакуров.

 – Ну, и как тебе северная столица? – поинтересовался Жорка.

 – Фигня. Если честно, я не думал, что Питер такой грязный город, – сказал Сакуров.

 – Раньше тут было гораздо чище, – заверил его Жорка.

 – Ещё далеко? – спросил Сакуров, с состраданием наблюдая за Николаем. Троллейбус к тому времени переезжал по диагонали какую-то площадь, и дальний родственник Семёныча, чтобы не отстать, соскочил с тротуара и нёсся за троллейбусом по проезжей части, увёртываясь от иномарок и прочих транспортных средств. В одном месте ему повезло, и он зацепился за аварийную лесенку позади троллейбуса.

 – Сейчас выходим, – ответил Жорка на вопрос Сакурова, они сошли на остановке, и Жорка позвал Николая: – Слезай, приехали.

 – Я не знаю, куда тут ГАИ смотрит, но ездют местные безобразно, – принялся возмущаться дальний родственник Семёныча. – Нет, ты видишь, что человек за троллейбусом бежит, так на хрена его подрезать?!

 – Безобразие, – сочувственно поддакнул Сакуров.

 – Так, сейчас сюда, – сориентировался Жорка. Имея в арсенале наводку ментов и собственные сведения о бывшем Ленинграде, сделал он это (сориентировался) довольно быстро.

 – Куда? – переспросил Сакуров, любуясь на шпиль Петропавловки и Дворцовый мост.

 – Сюда, – с сомнением повторил Жорка и объяснил своё сомнение несколько двусмысленной фразой: – Вообще-то, раньше в этих домах жили представители бывшей ленинградской элиты или просто коренные блокадники, а Васька, сколько мне известно…

 Васькой звали бывшего однополчанина Жорки Прахова. К его дому за номером таким-то приятели канали минут десять, пока не упёрлись в заново отделанный фасад подъезда дома, построенного на набережной Невы напротив Васильевского острова ещё во времена Николая второго кровавого. А может, ещё раньше. Этот подъезд выгодно отличался от других, куда ещё не въехали представители новой питерской элиты, евроремонтовским шиком, зеркальными окнами и изящными камерами наблюдения на входе, возле которого теснилось с полдюжины иномарок.

 Подканав, Жорка по-хозяйски ткнул в кнопку домофона.

 – Вам кого? – послышался удивлённый голос.

 – Василия Кострова, – небрежно обронил Жорка. – Доложите, что здесь Георгий Прахов.

 Минуты три домофон молчал, а тот, кто им «рулил», наверно, с невменяемым изумлением разглядывал на экране видеомонитора опухшего от беспробудного пьянства разноцветного Николая. Впрочем, на Жорку и Сакурова тоже стоило посмотреть.

 – В вы ему кто? – уточнил, наконец-то, невидимый наблюдатель.

 – Слушай, ты доложи хозяину, что здесь Георгий Прахов, только сделай это немедленно. Иначе, если я доберусь до твоего хозяина без твоей помощи, тебе потом не поздоровится.

 Невидимый промолчал, а спустя пять минут из подъезда выкатывался сам Василий Костров в компании охранников. Это был крупный наголо обритый мужик в деловом костюме, плохо скрывавшем внушительные бицепсы и наметившийся животик. Под пиджаком костюма бритый имел десантный тельник, его шею украшала непременная золотая цепь, а на каждый палец был надет перстень.

 «Ничего себе», – только и подумал Константин Матвеевич, мимолётно задумавшись на тему впечатления от вида однополчанина Жорки Прахова: то ли он испытал тревогу, то ли надежду?

 Николай, наверно, ни о чём таком не думал. Он, разинув рот и схватившись обеими руками за нижнюю челюсть, заворожено разглядывал Василия Кострова.

 – Братишка! – басил в это время Василий Костров и обнимал Жорку.

 – Ты поаккуратней, не поломай бывшего сержанта, – кряхтел в ответ Жорка. Охранники, числом четверо, бдительно вертели стрижеными головами.

 – Чего мы стоим?! – спохватился Василий. – Пошли ко мне!

 – Эти двое со мной, – напомнил Жорка.

 – Эти? Ну, так пусть тоже заходят.

 – Не видать нам, Костя, здесь обеда, – шепнул на ухо Сакурову Николай, озираясь на богатую лепнину новых русских сеней, освещаемых антикварными бра из чистейшей бронзы. (33)

 – Не боись, авось на кухне покормят вместе с прислугой, – также шёпотом съерничал Сакуров, а про себя подумал, что остаться без обеда Николаю будет больней его, потому что аппетит он набегал изрядный.

 Обедом их всё-таки покормили. Но перед обедом пришлось протащиться по всей квартире бывшего однополчанина Жорки Прахова. Хорошо, в офис заходить не стали. Дело в том, что Василий Костров, продолжая выражать радость по поводу встречи однополчан, не спеша потащил их наверх семиэтажного дома. Охранники, числом четверо, бдительно топали рядом.

 – Тут у меня всякие менеджеры делами занимаются, – небрежно объяснял бывший десантник, минуя первые два этажа, – тут у меня отдел собственной безопасности…

 Компания поднималась этажом выше.

 – … А тут я живу…

 Компания поднималась на четвёртый этаж.

 – Семья-то большая? – участливо спрашивал Жорка.

 – Да один я! – отмахивался Василий Костров.

 – Не тесно? – продолжал выражать участие Жорка.

 – Видали?! – радостно гоготал Василий Костров и хлопал по плечу ближнего охранника, от чего тот слегка приседал. – Шутник! Всю жизнь шутит. Мочил духов – шутил, подыхал – шутил. И вот теперь тоже: взялся откуда-то на мою голову и снова шутит!

 Хозяин грозно смотрел на своих охранников, и те тоже начинали гоготать.

 – А ты чего такой нарядный? – наконец-то поинтересовался Василий, когда компания достигла фонаря, переоборудованного из бывшей художественной мастерской в шикарную бильярдную с камином и буфетом. О том, что раньше здесь была изостудия, напоминал неистребимый запах олифы и красок. Сакуров легко распознал специфические запахи, а Николай, увидев буфет, снова остолбенел с разинутым ртом, снова схватившись за нижнюю челюсть обеими руками.

 – Да это я бизнесом занимался, – легко признался Жорка.

 – Би… – начал, было, переспрашивать Василий, но затем, оценив юмор ситуации, схватился за живот и согнулся пополам от нового приступа смеха. Охранники тоже схватились за животы и тоже согнулись, весело хохоча и продолжая зыркать по сторонам подозрительными взглядами.

 – Садитесь, чего мы стоим? – простонал Василий и махнул рукой в сторону группы кресел. – А ну, расскажи, как это ты бизнесом занимался?

 – Пусть водила расскажет, – кивнул на Николая Жорка, – у него смешней получится. Только налей ему чего-нибудь.

 – Водила? – переспросил Василий. – Извини, братишка, но я что-то не видел машины, на которой вы приехали.

 – Так обо всём по порядку, – возразил Жорка. – Да, кстати, – спохватился он, достал бутылку водки и поставил её на бильярдный стол.

 – Это что?! – снова загоготал Василий.

 – Что – что? – удивился Жорка. – Водка.

 – Где брал? – спросил Василий.

 – На вокзале.

 – Уберите её! – взмолился Василий и посмотрел на одного из своих телохранителей. – Уберите… В музей демократии…

 Николаю в это время поднесли фужер рома, тот чинно выпил и принялся рассказывать. У него получилось, действительно, смешней. Хозяин помирал от смеха, охрана веселилась вместе с ним. Когда Николай дошёл то того места, когда приятели пропивали грузовичок, с хозяином чуть не случился удар. Жорка с Сакуровым тоже выпили. Жорка – коньяка, Сакуров – виски. Николай попросил ещё рома. Выпив, он начал повествовать о том, как героически вырубил зловредную мамашу гулящей бабы и тем самым спас компаньонов от неизвестно каких неприятностей.

 – Она, значит, нацелилась на Жорку! – взахлёб верещал дальний родственник Семёныча. – А тут я! Ну, думаю, кранты моему дорогому корешу. Чё, думаю, делать? Нет, думаю, не позволю, чтобы моему дорогому корешу пришли кранты. В общем, встаю я в свой полный рост…

 Хозяин взвыл, Жорка усмехнулся, Константин Матвеевич сморщился.

 – …И грозно говорю этой бабе. Зачем, дескать, ты это на моего дорогого кореша нацелилась?

 Слово «дорогого» Николай повторял с особенной любовью, преданно глядя на Жорку, его благополучного однополчанина и здоровяков-охранников. На Сакурова Николай не смотрел и продолжал рассказывать, а Константин Матвеевич подумал, что где бы и когда он послушал таких сказочников, как Семёныч и этот дальний его родственник? В Сухуми, во всяком случай, подобные экземпляры не водились.

 – Ой, не могу! – махал руками хозяин. – Есть будете?

 – А как же! – с готовностью воскликнул Николай.

 – Тогда пошли в столовую…

 Войдя в столовую, Николай третий раз замер в немом экстазе в привычной позе. Но потом быстро вышел из экстатического состояния, уселся за стол и принялся закусывать. Ел он, надо отдать ему должное, культурно, и даже салфетку положил на колени. Но пил без меры и через двадцать минут трапезы, упав головой на стол, вырубился. В руках он продолжал удерживать нож с вилкой, но салфетка с колен сползла на пол. Хозяин, надо отдать ему должное, не обратил на «выходку» гостя никакого внимания и продолжал беседовать с Жоркой. Вернее, повествовать о своих делах. Вернее, жаловаться на неурядицы любого российского бизнеса, где всякая собака норовила помешать честному бандиту стать честным капиталистом.

 – Пойми меня правильно, братан, – бузил слегка поддатый однополчанин Жорки Прахова, – не век же мне с волыной и кастетом по Питеру бегать и барыг рэкетировать. Нет, правильно?

 – Ясное дело, – соглашался Жорка, – да к старости оно и не к чему.

 – Это к чьей старости? – хотел, было, завестись хозяин прикинутого подъезда.

 – Не бери в голову, – урезонивал Жорка, – продолжай.

 – А ну, пошли все вон на хрен! – рявкнул Жоркин однополчанин, и его охрана послушно испарилась. Сакуров не тронулся с места, но хозяин подъезда даже не посмотрел на него. – Слушай, ты мне друг? – спросил он Жорку.

 – Ясное дело, – согласился Жорка.

 – Надо одну бабу завалить, – доверительно сообщил Василий, а Сакуров вздрогнул. Ведь слушать такое – дорогого стоит. Ладно, Жорка друг этого известного питерского бандита, но на хрена ему, Сакурову, становиться свидетелем каких-то тёмных и кровавых разборок?

 – Нет, бабу не могу, – пошёл в отказ Жорка. – Ты же, Вась, меня помнишь: я баб и детей даже за речкой не трогал.

 – Но это такая баба! – не отставал Василий, а Сакуров посмотрел на мирно спящего Николая и подумал, не симулировать ли и ему полную отключку?

 – Нет! – стоял на своём Жорка. – Мне подавай мужиков, президентов там, министров. На худой конец могу взяться за депутата.

 Василий некоторое время молчал, потом, оценив юмор, захохотал, а Сакуров расслабился.

 – А чё это за баба такая, что для её уборки тебе потребовалось мне в жилетку плакаться? – поинтересовался Жорка. – У тебя же целый этаж занят под отдел твоей собственной безопасности?

 – Э, брат! – значительно поднял брови Василий. – Я и сам раньше думал: обыкновенная тупая, наглая и жадная тля, которая составляет мне конкуренцию. И которую задавить – как два пальца об асфальт. А она…

 – Слушай, а чё у тебя за бизнес? – своевременно спросил Жорка.

 – Элитный жилфонд реставрирую, – сообщил Василий.

 – Всё правильно: ты же в армию после СПТУ (34) призвался, – вспомнил Жорка. – Ну и как платят?

 – Шутишь? – обиделся Василий. – Знаешь, какое бабло в этом деле крутится? Сейчас богатых людей в Питере, как собак нерезаных. И всем подавай эксклюзив в центре города в домах не раньше девятнадцатого века. А рабсила нынче – копейки. Видал, сколько мужичья с котомками из бывших колхозов в город на заработки бежит? Так что при правильной постановке дела…

 – Ясно, – сказал Жорка. – Дела, значит, у тебя, шоколадные.

 – Да, но…

 – Чё – но?! Подумаешь – какая-то одна баба. Ладно, если бы их был целый батальон. В общем, не жадничай.

 – Тебе легко говорить…

 – Слышь, Василий, я тут со своим бизнесом маленько издержался, а мне ещё до Рязани ехать. Да вот этих… компаньонов везти. Не выручишь?

 – Чё, бабки нужны?

 – Да.

 – Сколько?

 – Штук пять зеленью.

 «Батюшки!» – мысленно изумился Жоркиной наглости Сакуров. Он знал, что до Угарова их всех устроила бы сумма в двадцать раз меньшая.

 – Не базар. Когда отваливаешь?

 – Прямо сейчас.

 – Нет, ты чё? Погостил бы, – стал уговаривать Василий, но особенной твёрдости не проявлял.

 – Не могу, дела.

 – Ну, дела – так дела, – легко согласился Василий.