355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Георгий Тушкан » Черный смерч (илл. А. Кондратьева) » Текст книги (страница 40)
Черный смерч (илл. А. Кондратьева)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 18:51

Текст книги "Черный смерч (илл. А. Кондратьева)"


Автор книги: Георгий Тушкан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

Глава XXII
Барометр падает

1

«Чайна-клипер» с Формозы прилетел в Сан-Франциско ночью. Автомобиль уже ожидал их, и Луи Дрэйк вместе с Анной Ван-Коорен отправились в свой загородный дом.

Дрэйк, безмерно уставший с дороги, увидел у себя в кабинете телеграмму Пирсона с требованием позвонить ему сейчас же по прибытии. Дрэйк колебался, но только мгновение. Не без трепета позвонил он Пирсону в Вашингтон. Тот и разговаривать с ним не стал.

– Жду в четыре, – приказал Пирсон и положил трубку.

Голос у Пирсона был спокойный, какой-то безразличный; он не кричал, не сердился, и это больше всего обеспокоило Дрэйка. Как ужаленный, оглянулся он на стук двери, ожидая увидеть дуло пистолета, направленное на него. Но это была Анна. Дрэйк вызвал всех слуг и приказал осмотреть весь дом.

Дрэйк все еще не мог спокойно разговаривать с Анной. Он мысленно проклинал Пирсона и всю его шайку, досадуя на свою медлительность: он должен был в свое время прикончить Пирсона.

Утром Дрэйк позвонил на аэродром и не поверил, что пилоты авиационной компании бастуют.

– Мы поедем на аэродром и там возьмем случайную машину, – предложила Анна.

На аэродроме было полно полиции, джименов, пилотов, самолетов, но ни одна машина не поднималась в воздух.

Луи Дрэйк вызвал «самого старшего», ругался и грозил. Представитель компании, узнав, с кем имеет дело, начал жаловаться на смутьянов, потом на власти, но помочь ничем не мог.

Дрэйк позвонил на военный аэродром и потребовал машину, ссылаясь на вызов Пирсона. Начальник ответил, что готов хоть сейчас предоставить ему машину, но полеты временно прекращены, так как барометр показывает бурю и разрешения на вылет он дать не может. Дрэйк опять грозил, обозвал начальника ослом и бросил трубку.

Он очень обрадовался, увидев Меллона. Тот тоже требовал места в аэроплане или аэроплан целиком и призывал кару господню на авиационную компанию. Маркиз Анака пригрозил. Представитель компании, нервничая, все куда-то звонил и наконец радостно сообщил, что летчик нашелся и поведет шестиместный скоростной самолет.

Вскоре вдали послышались гудки полицейских машин.

– Не выходите! – крикнул Дрэйку представитель компании. – Может быть потасовка.

Полицейская машина высадила пилота-штрейкбрехера прямо в самолет. Потом доставили старика-радиста – тоже штрейкбрехера. Аэроплан оцепили полисмены. Пилоты, штурманы, радисты осыпали бранью скэбов. Дрэйка, Анну и Меллона позвали к самолету, когда винт уже ревел. Их охраняли полисмены.

Винт ревел, возмущенная толпа забастовщиков кричала, полисмены дрались палками; в общем, посадка получилась бурная. Дверца закрылась, аэроплан, промчавшись по аэродрому, взлетел.

Луи Дрэйк мысленно готовился к предстоящей схватке с Пирсоном, Анна пробовала читать. Самолет качало. Меллон первый сунул лицо в большой пакет из непромокаемой бумаги. Затылок его стал пунцовым. В промежутках между ныряньями в конверт он то громко читал молитвы, то стонал.

– Есть лимоны, – вдруг сказал худой старик, сидевший возле радиоаппарата.

Он дал Меллону лимон и бутылку воды. Но Меллона вырвало, как только он выпил воды.

– Обычно их принимают раньше, – пояснил старик.

Дрэйк спросил бутылку кока-кола и предложил Анне; та отказалась. Она еще держалась, хотя то и дело прикладывала платок ко рту и нюхала какие-то соли.

Наконец Дрэйк устал думать и мысленно спорить с Пирсоном; он посмотрел в окно. Внизу он не увидел ни деревьев, ни травы, ни построек. Он вообще ничего не увидел.

– Черти, стекол не моют! – грозно сказал Дрэйк.

– Пыль, – ответил старик-радист.

Дрэйк снова посмотрел и увидел непроглядную мглу. Он посмотрел через окно вверх, но солнца тоже не увидел. Самолет тяжело заурчал.

– Набирает высоту, – пояснил тот же старик-радист.

Пилот что-то крикнул, и радист поспешил к нему. Выслушав, радист сейчас же вернулся на свое место и сосредоточенно стал работать. Дрэйк почувствовал, как самолет уходит из-под ног, и у него вырвалось: «Ух!»

Настоящая болтанка началась только теперь. Аэроплан то падал в воздушную яму, то ревел, карабкаясь вверх, то опять падал. Несколько раз его валило с боку на бок. Старик-радист несколько раз укладывал на место валившиеся чемоданы.

– В чем дело? – заорал Дрэйк, когда старик проходил мимо.

– Пыльная буря, – кратко сказал старик.

Потом рев винтов вдруг прекратился. Настала непривычная и потому жуткая тишина; пассажиры замерли.

Дрэйк пожалел, что полетел.

Винты опять заревели, и самолет перестал падать вниз. Дрэйк вытер вспотевший от испуга лоб и посмотрел на Анну. Она лежала, откинув голову назад, с закрытыми глазами. Дрэйк позавидовал ее спокойствию. Вдруг в окно что-то ударило. Дрэйк в панике вскочил, едва не опрокинув Анну. Удары сыпались во все окна.

– Что это? – спросил Дрэйк у радиста, показывая рукой на окно.

Тот, бледный, с трясущейся челюстью, что-то исправлял в радиоаппарате и невнятно пробормотал:

– Черная буря! Камешки!

– Камни летят так высоко? – недоверчиво спросил Дрэйк и решил, что от него скрывают истинное положение дел.

– Самолет летит очень низко, – объяснил старик и опустил руку почти к полу, чтобы показать, как низко они летят.

Пилот опять потребовал к себе радиста. Было слышно, как радист в чем-то оправдывался. От пилота он вышел красный и сказал:

– Радио не работает, сигналы радиомаяков не принимает. Среди вас нет специалиста?

– А вы кто? – рявкнул Дрэйк.

– Я летал много лет назад, и радиоаппараты были другие, – сознался он.

– Так какого же черта! – заорал Дрэйк, схватил непромокаемый пакет и поднес ко рту, но это оказалось ложной тревогой.

Дрэйк был в ярости. Если так будет продолжаться, недолго до беды.

– Эй, вы! – обратился он к старику. – Живо! Не наладите – прикончу! Живо!

Старик поспешно сел на свое место.

Винты опять перестали реветь. Опять воцарилась гнетущая тишина. К горлу подступала тошнота. Пилот снова позвал старика. Тот вернулся сейчас же.

– Воздушные фильтры забивает пылью, машину надо поднять повыше, где меньше пыли. Надо облегчить машину, поэтому пилот просит выбросить все вещи.

Винты загудели. Старик смотрел то на одного, то на другого.

– Выбрасывай! – приказал Дрэйк.

Старик пошел по проходу и взял самый тяжелый чемодан.

– Не смейте трогать! – крикнул Меллон. – Это мой!

Послышались выхлопы. Моторы стали давать перебои, испуганный Дрэйк вскочил и, выхватив пистолет, крикнул старику:

– Эй, вы, тащите все чемоданы к двери!

Старик поспешно потащил чемодан к двери.

– Открывайте! – приказал Дрэйк.

Дверь со страшной силой отскочила внутрь, и кабина наполнилась пылью. Стало трудно дышать.

– Закройте! – орал Меллон.

– Чемодан вон! – приказал Дрэйк.

Он помог старику выбросить чемоданы. Но все попытки закрыть дверь были напрасны: в кабине бушевала черная буря.

Снова смолк шум пропеллеров, и самолет стал падать вниз. Меллон лег на пол. У Дрэйка была только одна мысль: спастись, спастись любой ценой. Облегчить самолет – и тогда спасение, тогда жизнь.

– Закрывайте дверь! – закричал Дрэйк старику.

Тот что-то ответил. Дрэйк выстрелил в него. Старик упал.

– Семьдесят килограммов долой! – обрадовался Дрэйк. – Помогите! крикнул он Меллону и, схватив за ноги труп старика, потащил к двери.

– Пошевеливайтесь! – кричал Дрэйк. Он ненавидел Меллона за медлительность.

И когда выбрасывали труп и Меллон нагнулся, Дрэйк выстрелил в малиновый затылок Меллона.

– Да помоги же! – крикнул он Анне.

Они еле вытолкали труп Меллона.

В аэроплане осталось их двое и пилот. Дрэйк трясся в нервной лихорадке.

Винты исправно работали. Дверь удалось захлопнуть. В кабине будто стало светлее.

– Это было нашим единственным спасением, – сказал Дрэйк.

В кабине светлело все больше и больше. Лучи невидимого солнца пронизывали пыль, она казалась розовой.

Дрэйк мрачно посмотрел на часы.

– Скоро прилетим на промежуточный аэродром, если не сбились, – сказал он. – Пойду спрошу пилота.

Он пошел в кабину и, наклонившись к уху пилота, спросил:

– Как дела?

– Неважно, – ответил пилот не оборачиваясь. – Воздушные фильтры плохо работают.

– Если хорошо сядете – дам миллион долларов! – обещал Дрэйк.

Пилот удивленно оглянулся, брови его полезли на лоб. Он сказал:

– Кид Смит? Вот так встреча!

– Бен Ред? – пролепетал Дрэйк, чувствуя странную слабость в ногах. – Вы живы?

Бен Ред уже овладел собой и насмешливо сказал:

– А вы разве чувствуете, что попали в рай?

– Руки вверх! – вне себя закричал Дрэйк, выхватывая пистолет и наводя его на голову пилота.

– Если я подниму руки, самолет разобьется, и вам каюк! – сказал Бен Ред.

– Бен Ред, два миллиона долларов, и мы квиты! Идет?

– Отдайте пистолет, – сказал Бен Ред. – У вас нет даже каторжной совести.

– Я отдам, а вы меня пристрелите? – сказал Луи Дрэйк.

– Если он останется у вас, – сказал Бен Ред, – как только мы сядем, мне крышка. Тогда уж лучше отправимся в ад вместе! – И он лег на левое крыло, чтобы попугать Дрэйка.

– Отдаю! – закричал тот. – Но разряжу…

Он вынул обойму, затем патрон из канала ствола и отдал разряженный пистолет Бену Реду.

– Но мы долетим? – спросил Дрэйк.

– Я везучий, – отозвался Бен Ред. – Вы стреляли в меня – я выжил. В Индонезии Бекки Стронг и компания поймали меня и я думал – крышка, но удалось сбежать на аэродром, и один знакомый пилот захватил меня с собой. Я везучий!

Уходя на свое место, Дрэйк сообразил, что заряженный пистолет может оказаться и у Бена Реда.

Мотор опять начал давать перебои. В кабине потемнело. Дрэйк начал ругаться – это его успокаивало. Он проклинал пыль, черные бури и черные смерчи. Он только не ругал себя и себе подобных, вызывавших эти бури.

Вдруг моторы заглохли. Самолет стал проваливаться.

– Падаем! Черный смерч! – закричал Бен Ред, пробегая в хвост самолета, где при падении был шанс остаться в живых.

– Пять миллионов долларов и эту девку! – взывал Дрэйк.

– Черный смерч! Черный смерч! – как одержимый, кричал Бен Ред.

Самолет, управляемый «пилотом-автоматом», еще несколько секунд шел по прямой, а затем, потеряв скорость, начал проваливаться, задирая хвост кверху.


2

В глинобитной избе, несмотря на день, было темно. Окна были закрыты тряпками. Сам хозяин, кроннер – издольщик, – лежал на глиняном полу. Вся его семья тоже лежала. Рядом стояло ведро с водой. Все время кто-нибудь брал кружку и, зачерпнув воды, жадно пил.

– Воду надо беречь! – то и дело предупреждала женщина. – Черная буря не скоро окончится, а воды мало!

За стеной громко, не переставая ревел скот. Вдруг стекла завешенного окна зазвенели, и ведро подпрыгнуло на дрогнувшей от удара земле.

Сорвало крышу. Издольщик встал и, открыв дверь, быстро захлопнул ее за собой. В сенях было много пыли и трудно было дышать. Но во дворе творилось что-то невообразимое. Земля смешалась с небом. У самой двери крестьянин сразу же наткнулся на оторванное крыло аэроплана. Об этом он рассказал, вернувшись в дом.

– Надо помочь, старуха, – позвал он ее.

Вдвоем, превозмогая удушающий ураган, они извлекли из-под обломков аэроплана труп молодой женщины, труп пилота, судя по одежде, и стонущего мужчину. Его-то они и принесли в дом. У мужчины были сломаны обе ноги, левая рука и была рваная рана на животе. По документам это был маркиз Анака. Ему отдали последнюю воду.

Женщина запричитала:

– Будь проклят этот Луи Дрэйк, делающий черные бури, убивающий и калечащий честных людей! Жаль! Этот маркиз еще не старый, а умрет.

– Утром маркиза отвезем в больницу, – ответил муж.

На другой день Дрэйк лежал на операционном столе. Хирург делал операцию живота. Операционная была наполнена мельчайшей пылью.

– Что толку прикрывать себе ватой рот и нос, – сказал хирург, срывая повязку, – если кругом пыль!

Ночью Дрэйк бредил; он все время кричал: «Черный смерч! Черный смерч!» Через день он умер. В рану попала пыль, вызвавшая заражение крови.

Пирсон, узнав о смерти маркиза Анака, не выразил сожаления. У него не было на это времени. Кроме того, Дрэйк не показал себя способным выполнить любое поручение Пирсона. Гибель Меллона тоже не взволновала «канцлера империи». Этих Меллонов оставалось несколько десятков, и толстяк-ханжа был не лучший из них.

…В день, когда бушевал черный смерч, да и после, у Робина Стилла было много работы. В авторемонтной мастерской то и дело звонил телефон. Автомехаников срочно вызывали на линию. Клиенты, попавшие в аварию, хотели знать мнение постоянно обслуживавшего их механика о годности машины. Гараж и двор были забиты автомашинами, поставленными на ремонт. Робин Стилл работал, по выражению хозяина, как черт. Он мчался на вызов, приезжал, обследовал машины, доставленные в мастерскую, указывал необходимый ремонт и снова уезжал по вызову.

Вдоль обочины шоссе, будто после бомбежки, то здесь, то там стояли и валялись разбитые, попорченные автомашины. В руках Робина Стилла многие машины оживали. Водители в Америке не изучают устройство мотора, а получают право на вождение в расчете, что если машина остановится в пути, можно будет вызвать механика по телефону. Многие удивлялись, как это Робину Стиллу так легко удавалось наладить незаводившуюся машину. А дело было прежде всего в смене воздушного фильтра.

Особенно довольным оказался владелец и водитель автобуса, небольшой, полный и очень подвижной мужчина, не умолкавший ни на секунду. Это был вербовщик. Он предложил Стиллу «шикарный бизнес». Речь шла о вербовке в армию. Робин Стилл отказался. Вербовщик не сдавался, и пока Робин Стилл менял воздушный фильтр, он красноречиво описывал «шикарные возможности» легко разбогатеть за счет населения, гарантировал полную безнаказанность грабежа и насилий. Он даже указал, где открывается такое «золотое дно». Вербовщик прямо назвал Китай. Он расхваливал богатства храмов, музеев и жителей. Робин Стилл пожалел, что взялся исправлять автобус этого торговца пушечным мясом, автобус, в котором уже находилось пять пьяных, горланящих парней.

В город Робин Стилл возвратился злой и угрюмый. Он досадовал на себя и еще на очень многих за то, что американские поджигатели войны могут начать военную провокацию в Китае, а они еще не в силах поднять народ, чтобы остановить войну.

Люди доброй воли понимали, что, даже начав большую войну, поджигатели войны не сумеют скрыть правду от народов. Даже применив самое страшное оружие, они не запугают и не сломят дух свободолюбивых народов, ибо сознание правоты удесятеряет силы.

И надо, чтобы Слово Правды дошло до сознания американского народа.

…И тогда американские матери будут возвращать ордена, полученные за погибших на войне сыновей.

…А мужья и сыновья пусть станут настолько сознательными, чтобы не ввергнуть Америку в беду.

…И трудящиеся, когда они осознают правду, не будут работать на войну, которая обогащает капиталистов.

Велик, огромен фронт сторонников мира, а сочувствующих им еще больше.

И верят народы в силу интернациональной солидарности трудящихся, в силу правого дела.

Робин Стилл, узнав из газет о гибели Дрэйка, сказал так:

– Смерть одного дельца не меняет положения. Империализм остался, и рыцари наживы найдутся. Нам надо готовиться к серьезным боям. А все-таки жаль, что Дрэйк погиб! Какая фигура ускользнула от суда американского народа! Правда, он погиб от дела рук своих – от черной бури, – в этом есть какая-то справедливость. Своими делами они сами роют себе могилу. Но только буря народного гнева очистит мир.

ЭПИЛОГ

1

И снова солнце встает на востоке. И сейчас снова, как и прежде, когда в Северном полушарии начинается весна и люди засевают поля, в Южном полушарии наступает осень, пора уборки урожая. Было время, когда для людей, населяющих земной шар, таинственность и неизвестность начинались за горизонтом. Время «белых пятен» давно минуло. Но единый в своем космическом движении земной шар, опутанный телефонной и телеграфной проволокой, железнодорожными линиями, автомобильными шоссе, радиоволнами и авиалиниями, являет собой два мира.

Есть два мира земного шара: мир развивающегося социализма и мир загнившего капитализма. Никто не в силах повернуть колесо истории вспять, и закат капиталистического мира неизбежен, как наступление ночи перед рассветом, как бы этому ни противились империалисты.

Взоры всех трудящихся обращены к стране социализма. Рвутся цепи колониального рабства.

…Встает солнце на востоке и озаряет землю многострадальной Кореи. Велик ратный подвиг и труд свободолюбивого корейского народа. И все сердца честных людей – с ними.

Освещает солнце и дым выстрелов во Вьетнаме.

Бегут солнечные лучи по освобожденным землям нового, демократического Китая, согревают они великие просторы Советского Союза и освещают радостный весенний труд хлеборобов на полях стран народной демократии, Германской демократической республики.

Мешают солнечные лучи ночным военным маневрам американских армий в Европе. Тучи дыма из труб Рура – кузницы оружия – стелются над городами…

…В то время, когда американские капиталисты в погоне за наживой превращали пахотные земли и леса Западного полушария в огромные пустыни, а свободных людей – в рабов, советские люди продолжали переделку природы. Вся страна трудилась, чтобы достичь наибольшего изобилия. Народ осушал болота тысячелетней давности, орошал засушливые земли, бедные земли превращал в плодородные, садил леса и сады, создавал новые города и моря, новые породы скота и каналы, заставил атомную энергию работать для созидания.

Даже такая отдаленная проблема, как создание химиками синтетических продуктов, была решена, но экономически целесообразнее было получать продукты от сельского хозяйства. Но каких огромных успехов достигла химия!

И нет такой науки, такой отрасли народного хозяйства, где бы не открывались огромные горизонты.

И это не предел.

Научные работники уже сейчас думают над проблемой использования энергии ветров, дующих над Советским Союзом, а это даст огромное количество электрической энергии, объединенной в единую электрическую сеть.

Борьба за претворение в жизнь мудрых решений партии и есть борьба за счастье трудящихся, за коммунизм.

Прав был Горький. Он писал: «Мы живем в эпоху, когда расстояние от самых безумных фантазий до совершенно реальных действий сокращается с невероятной быстротой».

Вся страна участвовала в строительстве коммунизма.


2

В Советском Союзе была весна. Птицы летели к местам гнездовий. Леса стояли в зеленой дымке. Напоенная весенней влагой земля дышала, и влажный воздух струился маревом над полями, окруженными лесными полосами.

Машины работали на полях, машины работали на дорогах, машины строили каналы, машины копали, нагружали, возили… И всеми этими машинами управляли советские люди – люди, для которых труд был делом чести, доблести и геройства.

Наши герои тоже принимали участие в великих стройках. Им предстояло выехать в биологическую экспедицию для обследования будущих районов орошения.

Егор Смоленский ехал на такси по Москве и торопил шофера. Заднее сиденье машины было загружено вещами – рюкзаком, ружьем, палаткой и прочим экспедиционным оборудованием. Сбор перед отъездом был назначен у Анатолия, жившего ближе всех к вокзалу. Вечером должны были приехать остальные. Поезд отходил в час ночи.

Егор и удивился и рассердился, не обнаружив Анатолия у подъезда его дома. Ведь они же условились! Егор, садясь в машину, попросил лифтера своего дома позвонить по телефону Анатолию и передать только одно слово: «Встречай». Вполне понятен был гнев Егора, когда он должен был дважды поднимать на лифте вещи на площадку четвертого этажа, потому что его никто не встретил.

– Встречайте! – крикнул Егор, толкнув дверь, вошел в комнату и остановился в изумлении. Затем, вытянув руки, забыв снять рюкзак и ружье, бросился к молодому человеку, сидящему на подоконнике.

– Ромка! Ромка! – в восторге кричал он.

– Егор, Егор, друг! – только и крикнул Роман Крестьянинов, зажатый в «медвежьих объятиях».

– Приехал? А мы собирались тебя встречать в девять тридцать, как ты написал в телеграмме. И тебя, и Максима Ивановича, и Люду. Готовили торжественную встречу… А вы? Наш поезд на юг отходит в час ночи… Ты что? – спросил он в ответ на ласково-печальный взгляд девушки, смотревшей на него чуть ли не с материнской нежностью. И это было необычно.

– Я и поздороваться с тобой забыл! – смущенно сказал Егор, протягивая руку Люде, и спросил: – Да что случилось?

Они слишком хорошо знали друг друга. Егор во взгляде Люды увидел, что она что-то скрывает. Девушка подошла к столу, взяла развернутую телеграмму и молча подала Егору.

Юноша прочитал, нахмурился, задумчиво потер левой рукой свой упрямый подбородок и, вздохнув, сел. Помолчав, он сказал:

– Ну что ж, раз надо лететь, так полетим. Места на самолете заказаны? Заграничные паспорта готовы? Да что там случилось?

– Охота за насекомыми, – сказал профессор Сапегин, появляясь в дверях. Европейский филиал Института Стронга, или, называя вещи их именами, филиал Кэмп Дэтрик, снова совершил нападение на поля. У меня еще нет полной характеристики создавшегося положения, но речь идет об энтомологическом фронте в Германской демократической республике, в Чехословакии, в Польше и в Венгрии.

– Колорадские жуки? – поинтересовался Егор.

– И не только они, – отозвался профессор Сапегин. – Через два часа вылетим. Сразу отправляются четыре группы советских ученых на борьбу с вредителями. Роман и Люда полетят в нашей группе в Восточную Германию.

– А ты, Роман, совсем здоров? Ведь работа предстоит напряженная, сказал Егор.

– Если и болен, то от безделья, – ответил Роман. – Мне не позволяли работать, и я просто изнывал от скуки. Я, как говорил старик, управлявший механической пилой в санатории, «стал жаден до работы».

В эти месяцы Егор помогал профессору Сапегину в работе над поисками возбудителя «Эффекта Стронга». Они нашли его: это оказался ультравирус. Они назвали его «Меристоидный ультравирус ЭС», сокращенно: «мувэс». Названный по имени ткани растения на верхушках и корнях – меристемы, мувэс поражал все клетки растения. Но он не увеличивал их, как раковое заболевание, а убивал и сушил. Это свойство мувэса навело Сапегина на мысль предложить его для излечения раковых заболеваний у людей, применяя в очень и очень малых дозах. Некоторое время Люда и Егор работали в одной бригаде, разрабатывавшей способы борьбы против мувэса. Работали они напряженно, много и добились успехов. Правда, культура «ЭС», с которой они имели дело, возможно была ослабленной; до сих пор еще не было случая проверить действие аппарата в производственных условиях. Они назвали его «С-103».


* * *

Самолет летел над Советской землей. Куда ни посмотришь, везде было видно, как трудятся люди. Зеленели озимые. Железнодорожные эшелоны везли сельскохозяйственные машины, блестевшие свежей краской.

– Я смотрю, – сказал Сапегин, – и вспоминаю новоамериканскую пустыню. Там тоже весна. Высыхает пыль. Ветры унесут ее с собой. Сейчас снизу нам махали детишки, а там стоят на земле полуодичавшие фермеры и смотрят в небо. Смотрят и день и недели, и молят американского бога, чтобы он им послал пыль, чтобы эта пыль опустилась на голую подпочву и создала хоть крошечный, хоть тоненький слой почвы. И тогда фермер бросит в эту пыль семена и будет бояться, что, не дай бог, опять начнется пыльная буря и черный смерч заберет его посев и унесет в океан. Мы – люди созидания, они люди разрушения. Мы – люди рождающегося дня, они – уходящей ночи. Перед нами будущее, а они хотят уничтожить его. Войны не будет, если народы мира возьмут судьбы мира в свои руки. Американская сельскохозяйственная диверсия – применение биобомб – позволяет нам еще раз сказать так: середины нет! Кто, имея возможность, не борется за мир, тот находится по пути в стан врагов человечества. Кто не хватает поджигателя войны за руку, тот работает на войну!

Сапегин поманил Егора и сказал, показывая вниз: «Польша – Шидлув». Егор прильнул лицом к стеклу.

Когда он был фронтовым воспитанником полковника Сапегина, отсюда 12 января 1945 года их армия начала наступление на главном направлении и вышла к Одеру.

Сапегин смотрел вниз, на шоссе. Тогда здесь двигались танки, артиллерия. Сейчас здесь простерся мирный цветущий край.

– Весна на Одере! – закричала Люда, и все опять жадно посмотрели вниз.

Они видели зеленеющие поля и людей, работающих на огородах, пастухов возле стад. Везде был мирный, созидательный труд, и только невдалеке от берега темнели развалины взорванного военного завода.

Сапегин обратил внимание всех членов экспедиции на поле вправо от самолета. Сотни взрослых и детей двигались цепями навстречу друг другу.

– Собирают жуков! – сказал Сапегин.

Видели они и второе поле. Под их самолетом на бреющем полете шли три «ПО-2», оставляя за собой широкие пыльные хвосты: они опыляли поля. Война не была объявлена, но люди были оторваны от мирного труда на борьбу с шестиногими американскими солдатами, получившими задание уничтожить мирный труд хлебопашцев. Еще на одном поле они увидели кур, поедавших насекомых.

Наконец самолет приземлился возле деревни, на лугу. Их уже ожидали. Анатолий, обрадованный, что не надо больше лететь на самолете, вышел первый. Он увидел взволнованные лица крестьян, с надеждой смотревших на них, избавителей от заморской напасти.

Началась большая и ответственная работа. Сапегин сказал:

– Я хотел предупредить вас, что, по полученным секретным сведениям, американские диверсанты, разочаровавшись в обычных биобомбах, собираются применить «Эффект Стронга». Прошу соблюдать надлежащую дисциплину. В наше распоряжение прибывают три «ПО-2». Я предлагаю создать летучие отряды по два человека. У нас двадцать аппаратов «С-103». Каждый отряд возьмет по четыре. Помощников будете набирать среди местных жителей.


3

Тревога была объявлена на седьмой день. Это было в два часа ночи. Американские самолеты попытались прорваться. Десять были отогнаны. Единственный прорвавшийся самолет истребители посадили в ста километрах от местонахождения группы Сапегина.

Сапегин приказал лететь всем. В три часа ночи они прибыли на место поражения. Деревушка, находившаяся поблизости, была ярко освещена. Люди не спали; на улицах стояли запряженные лошади, машины, груженые вещами. К телегам был привязан скот. Маленькие дети плакали. Все были страшно напуганы. На краю деревни стояло несколько красных пожарных машин, прибывших из города. Здесь были и легковые, доставившие представителей магистрата.

Лесник опять и опять рассказывал о страшном зрелище, свидетелем которого он был. Сапегин выслушал рассказ лесника. Да, это был «Эффект Стронга». Надо было действовать очень быстро и решительно.

Сапегин попросил руководителя местных немецких властей помочь.

Вскоре все члены экспедиции, кроме Сапегина, выехали в лес. На передней машине вместе с Романом и Егором ехал лесник. Он показывал дорогу. За легковой машиной следовала пожарная машина, на которой были помещены катушки с электрическими проводами, разматываемыми по дороге. Сапегин вылетел на «ПО-2» на разведку. Была лунная ночь, но облака то и дело закрывали свет луны. Сапегин сбросил осветительные ракеты. Под ним оказался старый еловый лес, посаженный ровными линейками.

Центр действия «эффекта» был ближе к западной границе леса. Черная площадь занимала до десяти километров в длину. Егор дал знать красной ракетой место посадки и разложил костер. «ПО-2» с профессором Сапегиным приземлился.

Каждая группа имела ракетный пистолет, и вскоре три зеленые ракеты, показавшиеся в небе с небольшими интервалами, известили о готовности.

Тогда Сапегин выпустил вверх две красные ракеты подряд.

Вскоре подъехали электростанция на автомобилях и прожекторная часть. Прожектора осветили лес издали. Вначале никто ничего не заметил. Лесник первый указал на исчезновение дальних деревьев. Огромная черная пустыня расширялась очень быстро. Она все ближе и ближе подходила к аппаратам. Егор, Роман, Люда и Анатолий следили за «контрольными» деревьями.

В аппаратах «ЭС-103» действовали особые, направленные электролучи.


4

Немецкие пограничники из частей, охранявших границу Германской демократической республики, первыми заметили движение людей; они приказали им лечь и выстрелом вызвали наряд. Переход границы не был чрезвычайным событием: многие покидали Западную Германию.

Из прибывших только один был немец, остальные назвались американцами и в самой категорической форме потребовали срочно доставить их к представителю Советской Армии. Начальник пограничного поста позвонил по телефону, сообщил об этом старшему начальнику. Вскоре все четыре нарушителя границы стояли в освещенном кабинете перед полковником Советской Армии.

– Прошу переводчика, – сказал худощавый сгорбленный мужчина.

– Со мной вы можете говорить по-английски, – ответил полковник.

– Я Аллен Стронг, – сказал мужчина и замолчал.

Он вначале крепился и вдруг разрыдался. С ним сделалась истерика и сердечный припадок. Пришлось вызвать врача. Когда старика уложили на диван и он успокоился, хлопотавшая возле него молодая женщина подошла к полковнику и сказала:

– Я дочь Аллена Стронга, Беатриса Стронг, а это антифашист, журналист Джим Лендок. Мы спасли отца. Жаль, что здесь нет специалистов, которые бы знали, что такое «Эффект Стронга».

– Я знаю, – сказал полковник. – Так неужели ваш отец тот самый Стронг?

– Аллен Стронг, – подтвердила Бекки. – И если можно – это даже очень надо! – вызовите из Москвы профессора Сапегина, Анатолия Батова или Егора Смоленского. Они нас знают. Только побыстрее! Срочно! О, если бы вы хорошо знали, что такое Кэмп Дэтрик и американские монополисты и что такое биологические бомбы, – вы бы не были так спокойны! Существует страшный заговор монополистов против всего мира. Они могут применить «Эффект Стронга», и мы должны помочь вам!

Бекки долго рассказывала, Джим дополнял ее рассказ. Утренние лучи солнца осветили их в том же кабинете, за тем же столом. Позвонил телефон. Полковник сказал: «Пропустить!»

Дверь открылась, и вошел профессор Сапегин, а позади него – Егор, Анатолий, Роман и Люда.

– О, профессор! Анатолий! – И Бекки бросилась им навстречу, как к родным. – Вот мой отец! – сказала она.

С дивана с трудом встал тщедушный старик небольшого роста. Пытливый взгляд глубоко сидящих глаз из-под нависших бровей, совершенно седые волосы, сутулые плечи и дрожащие руки свидетельствовали о пережитом.

Бекки представила отца Сапегину. Аллен Стронг крепко сжал руку Сапегина и не выпускал ее, пока не кончил говорить. А говорил он жадно, быстро, будто боялся, что его могут не дослушать и прервут на полуслове.

Одним истину помогает познать коммунистическая партия. Другие, лишенные такого доброго наставника, приходят к истине иными путями, иногда весьма мучительными. Так случилось и со Стронгом. Надо было много, очень много пережить, передумать и проделать, чтобы под старость отречься от своих заблуждений, от идей, в которые он по своей наивности свято верил всю свою жизнь, и не только отречься, но и предать проклятию свои заблуждения. И такие перерождения отнюдь не результат отвлеченных мудрствований. Они совершаются в процессе великой борьбы прогрессивного человечества за лучшее будущее, против поджигателей войны.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю