Текст книги "Черный смерч (илл. А. Кондратьева)"

Автор книги: Георгий Тушкан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

Глава XIV
«БЧ»

1

После неудачной попытки уговорить Джима взять ее с собой в Индонезию Бекки пошла в гараж. Оба шофера, сидевшие на скамеечке у входа, увидев ее, замолчали и встали.

– «Борзая» в порядке? – спросила Бекки.

– Как всегда, – с улыбкой ответил шофер Франк. – Как прикажете?

– Я за рулем, вы со мной… Я прочитала брошюрку, которую вы мне дали, – сказала Бекки, когда они выехали на шоссе. – Воображаю, что сказала бы мама, увидев ее!

– Надеюсь, этого не произойдет! – строго предупредил Франк.

– Конечно, нет. Как вы могли подумать, Франк! С тех пор как я прочитала эти книги, у меня точно пелена спала с глаз. Я теперь – просто убежденная коммунистка.

– Никогда не говорите этого, даже шутя, мисс Бекки, – напомнил Франк. Фашизация Америки идет чисто американскими темпами. Единственная серьезная сила, могущая противостоять фашизму, – это коммунисты, но их преследуют и по суду и путем террора. Коммунисты загнаны почти в подполье. Людей убивают только по подозрению в симпатии к коммунистам. Ведь я вам уже говорил, в чем авторитет коммунистов. Все дело в том, что во время войны именно коммунисты возглавили борьбу народов против фашизма; борются они и теперь против поджигателей войны.

– Франк, – сказала Бекки, продолжая смотреть на дорогу, – скажите мне прямо: после нашего последнего разговора вы убедились, что я уже кое-что теперь понимаю?

– Безусловно, Бекки, – ответил Франк, дружески улыбаясь ей. – Если бы всю эту политграмоту усвоили многие низовые профсоюзные лидеры, они не пошли бы за продажными профсоюзными боссами.

– А я могла бы вступить в компартию? – вдруг спросила Бекки.

Шофер испытующе взглянул на девушку, не спеша положил резинку в рот и стал жевать.

– Но почему вы молчите, Франк?

– Если бы на моем месте был мой брат-коммунист, ему бы легко было вам ответить. А что я могу сказать? Вы спрашиваете, почему я молчу… Я стараюсь припомнить разговоры с братом и представить себе, что бы он мог вам ответить. Но если вас смущает мое молчание, то я буду думать вслух… Коммунистическая партия, как известно каждому американцу, находится вне закона. Партию травят и преследуют. В партию засылают шпионов и провокаторов. Я знаю несколько славных парней, которым, как выражаются гангстеры, «пришили дело» и отправили за решетку…

Бекки густо покраснела и гневно сказала:

– Не думаете ли вы истолковать мое искреннее желание…

– Стоп! – оборвал ее Франк. – То, что я говорю, это же просто мысли вслух. Ну, подумайте сами: чем бы вы могли им помочь? Разъяснять сущность социализма среди знакомых вашего отца, таким, как Лифкен? Это совершенно бессмысленное занятие. Ученые его типа готовы умертвить всех людей, если это сулит им наживу. Что касается рабочих, то с ними ведут беседы такие, как мой братец, сам такой же рабочий. У него и подход к людям иной, чем у вас, да и разговаривает он иначе. Ему верят, как своему. Теперь представим себе: приезжаете вы к рабочим. Вас представляют – дочь лауреата генеральной премии Мак-Манти, то есть «святого дьявола». Этого достаточно, чтобы вам не поверили.

– Я могла бы выполнять всякие ответственные поручения. Я хорошо стреляю. Я смелая.

– О том, что вы смелая, я убедился на собственном опыте. И стреляете вы хорошо. Но ведь коммунисты действуют словом, а не пулей. Они отвергают индивидуальный террор. Мой брат разъясняет это так: что толку убрать Мак-Манти или Пирсона, если на смену им придут такие же. Надо, говорит, чтобы сам народ прозрел и боролся за свободу, мир и счастье.

– Франк, я отнюдь не претендую на роль героини. Я могла бы выполнять любые мелкие поручения.

– Но ведь за вами очень следят, чтобы вы не разболтали секретов отца. Значит, вы сами, не желая этого, поможете агентам ФБР обвинить ни в чем не повинных людей, которые будут с вами общаться, в самых ужасных намерениях против вас и вашего отца, и агенты состряпают еще один судебный процесс… Да что говорить, ведь даже собрать подписи под воззванием борцов за мир, движением, как известно, всенародным, интернациональным, всемирным, в котором участвуют деятели различных классов общества, партий, групп и религиозных культов, и то вам запретила мать.

– Я бы могла уйти из дома, если бы не отец. Да о каких таких секретах отца вы говорите?

– Слышал кое-что… Ведь было же опровержение в газетах насчет того, что американские самолеты не сбрасывали вредных жуков над Восточной Германией, Чехословакией и Польшей…

– А при чем здесь отец?

– Институт мистера Стронга тоже занимается жуками.

– Но ведь это совсем другое дело! – воскликнула Бекки. – Институт изучает жуков, чтобы выработать яды против них и уничтожить их. Это путь к увеличению изобилия.

– Если подручные Мак-Манти уничтожают запасы зерна, молока, картофеля, чтобы взвинтить цены, то какой смысл давать генеральную премию человеку, который увеличивает эти запасы?

– В этом есть доля истины, Франк, но, клянусь, мой отец не такой, сказала Бекки. – Для него наука – это все. А вот Лифкен – это явный негодяй, и Мюллер тоже негодяй, а Бауэр тоже негодяй… И Джек Райт был негодяй, нахмурившись, пробормотала Бекки.

– Вот видите, какие «ученые» окружают вашего отца! – подчеркивая слово «ученые», сказал Франк.

– Но что я могу сделать? Я борюсь с мамой за влияние на отца. Мама все время хочет сделать из него преуспевающего бизнесмена, а па сам этого не хочет. Мои «политические» речи – па так их называет – он тоже не хочет слушать. Я поссорилась с ним из-за Джима…

– Я простой шофер, – сказал Франк, – и не мне учить дочь лауреата генеральной премии Мак-Манти, но услуга за услугу. Вы спасли мне жизнь, а теперь хотите бороться за правое дело. А чего бы вам, Бекки, не отстоять отца? Не вырвать его из паутины, сплетенной Пирсоном и Дрэйком? Дело, мне кажется, весьма серьезное и достойное вас. Как видите, личный шофер может быть весьма в курсе семейных и служебных дел семьи.

– Но ведь отца нет… Вы знаете это так же хорошо, как и я. Он уехал надолго. Моя попытка поехать к нему провалилась. Я даже толком не знаю, где он находится. Что же я могу сделать сейчас? Писать ему? Это бесполезно. Ну, что вы посоветуете?

Франк вынужден был признать, что время упущено, положение осложнилось и сейчас трудно что-нибудь предпринять.

– Я не могу сидеть без дела, – сказала Бекки. – Мне хочется действовать… Хоть бы полететь с Джимом…

Бекки замолчала и так углубилась в свои мысли, что Франк вынужден был схватиться за руль, чтобы выправить ход машины. Он предложил уступить ему место за рулем. Бекки не согласилась и повернула машину обратно в город.

2

– Будьте внимательнее, – сказал Франк, когда на повороте Бекки едва не наскочила на человека, переходившего улицу.

– Профессор Джонсон! – не слушая его, радостно воскликнула девушка, остановив машину на перекрестке, нарушая этим правила уличного движения.

Открыв дверцу, Бекки выскочила из машины.

Франк укоризненно покачал головой, быстро сел за руль и отвел машину дальше, к тротуару. Обернувшись, он увидел, что Бекки тянет за руку полного пожилого мужчину. Правое стекло в очках у мужчины отсутствовало, и мужчина казался одноглазым. Он что-то говорил об аптеке, об очках, о том, что он спешит куда-то.

Бекки властно втолкнула его в машину, обещав подвезти к аптеке.

Они сели сзади. Франк – за рулем.

Бекки засыпала профессора вопросами о здоровье, о прошлом, о настоящем, о будущем; тот, не успевая отвечать, только развел руками.

– Вы очень похудели, – заметила Бекки.

Обычно шумливый и многословный, профессор казался растерянным и подавленным. Бекки отнесла это за счет разбитых очков, о чем и сказала Джонсону.

– О нет! – запротестовал Джонсон.

Он полез в карман и вытащил смятую груду писем и телеграмм. Наклонив голову вправо, он подносил их к правому глазу, вооруженному стеклом, и, просмотрев, отбрасывал на сиденье машины. Так он опорожнил все карманы, но не находил нужного. Бекки вызвалась помочь.

– Я ищу одну телеграмму… Эти письма и телеграммы – отклик моего выступления на Конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями культурных растений. Это бальзам для души… А я ищу не бальзам, а кинжал с ядом…Джонсон снова принялся пересматривать телеграммы и письма. – Уж лучше без очков! – сказал он и сорвал очки. Вынув футляр, чтобы спрятать очки, он обнаружил в нем то, что искал.

Бекки быстро прочитала письмо и две телеграммы. Письмо было с анонимной подписью «босс» и угрожало Джонсону уничтожением семьи, если тот не согласится выполнить все требования этого неизвестного «босса». Телеграммы были от жены, уже находившейся с тремя детьми в заключении у местных гангстеров.

– Но это подделка! – горячо отозвалась Бекки.

Джонсон объяснил, что именно так он решил вначале, но вторая телеграмма жены опровергает это.

– Ну, и вы?.. – спросила Бекки.

– А я иду после свидания с людьми «босса». Они рвут и мечут, они вне себя из-за моего выступления на конгрессе и требуют, чтобы я стал их агентом!

– А что вы должны для них сделать? – спросила Бекки.

– Этого они не сказали, так как требовали письменного обязательства, а я отказался подписать.

– Вы мужественный человек, мистер Джонсон! – И Бекки горячо пожала ему руку.

– Моим девочкам одной – восемнадцать, другой – шестнадцать, и сыну двенадцать лет, – сказал Джонсон и вдруг быстро закрыл ладонями лицо.

Франк, уже несколько раз бросавший на Бекки вопросительные взгляды, на этот раз протянул руку за письмом и телеграммами.

Джонсон молча плакал, закрыв лицо левой рукой; правой он достал платок, высморкался, а затем вытер глаза.

– Я жалею, – сказал он, – что у меня уже нет молодых сил и вряд ли я смогу отомстить так, как хотел бы. Но я не сдамся! Многие сочувствуют делу мира, но хотят остаться в стороне, предоставляя действовать другим. Так вот я – этот «другой». Я с детства был воспитан так, чтобы ставить выше всех личных мотивов чувство долга… О, как я ненавижу этих наглецов без стыда и совести!

– Может быть, удастся спасти вашу семью, – вдруг тихо сказал Франк.

– Что вы сказали? Спасти мою семью? Это сказали вы?

– Я простой шофер, – сказал Франк, – но борцы за справедливость есть везде. Мы попробуем…

– Если это шутка…

– Я не шучу такими вещами, – отозвался Франк, и его тон отнюдь не был тоном услужливого шофера.

– Бекки, вы однажды спасли меня, и если удастся спасти семью, я не знаю, что я сделаю для вас!

– Вы спасете моего отца! – отозвалась Бекки. – Он тоже в лапах гангстеров, но повыше рангом. Его удалось провести, сыграв на любви к науке и прогрессу. – Тут Бекки всхлипнула, но пересилила себя и крикнула Франку: Везите нас домой!

– Я отвезу профессора в аптеку, – возразил Франк.

Так и сделали.

– На днях, мистер Джонсон, я дам вам знать, – обещал Франк.

3

Настойчивость, с которой Джим уговаривал вечером Бекки пойти потанцевать в Луна-парк, и обидела и раздосадовала Бекки. Она весь день томилась, ожидая Джима, как вестника, вершителя судьбы, борца за справедливость, а тут, видите ли, Джиму захотелось потанцевать! Тоже, нашел время! Это и пошло и глупо с его стороны. Все это Бекки резко и прямо высказала Джиму и сразу успокоилась. Уж такая была у нее натура. И хотя Джим и выслушал ее отповедь без улыбки, он все же настоял на своем.

– Вы что же, хотите до утра танцевать «буги-вуги» или будете удивлять меня «бурлеском» или вашей точностью попадания атомной бомбой в тире? – не унималась Бекки в автомобиле по дороге в Луна-парк.

Джим, видимо, хотел переменить тему разговора.

– Вы видите этих голодных? – спросил Джим, показывая на угрюмых, унылых людей, сновавших по улице или сидевших на скамеечках в сквере. – Как вы думаете, сколько безработных в Америке?

– Сейчас, – отозвалась Бекки, – восемь миллионов, а с фермерами без земли их будет почти двадцать пять миллионов. Неплохая армия для хороших агитаторов! – добавила она, краешком глаза наблюдая за Джимом.

Ей хотелось раз и навсегда поставить Джима на место. Ей надоел его нравоучительный тон, будто она ничего не смыслящий ребенок!

– Ого! – воскликнул Джим, поворачивая к ней голову. – Не ожидал! (Бекки быстро перехватила руль и выправила ход машины.) – Спасибо!

– Вы никогда меня не принимали всерьез. Все шуточки.

В Луна-парке Джим остановился возле одной из занятых скамеек близ кафетерия. Он предложил Бекки постоять в ожидании, пока освободится место.

– Но ведь на других скамейках есть места, – возразила Бекки. – И потом, вы же шли танцевать.

– Подождем, – решительно заявил Джим и начал рассказывать что-то смешное.

Но Бекки почти не слушала Джима. Его голос заглушал джаз-банд. Бекки смотрела на пеструю, беспокойную толпу посетителей, сновавшую по дорожке, и злилась на себя за то, что согласилась идти сюда.

– Ну, вот и все! – вдруг громко сказал Джим, оборвав свой рассказ на половине. – Итак, Бекки, вы едете!

– То есть, как еду? – не сразу поняла Бекки.

– Ну, в Индонезию, со мной, – пояснил Джим.

– Почему это так, вдруг?

Джим засмеялся и спросил:

– Без обид?

– Без обид, – обещала Бекки.

– Вы подходите. Я вас показывал кое-кому.

– Значит, танцы в Луна-парке… – начала Бекки.

– Отложим, – подхватил Джим. – Мы стоим на условленном месте. Есть такой летчик Эрл. Он должен облетывать новый самолет-амфибию и для этого отправляется в дальний рейс. Он обещал захватить меня с собой. А насчет вас у него были сомнения, можно ли вам доверять.

– Разве это секретный рейс?

– Дело в том, что Эрл, залетая в Индонезию, несколько изменяет свой официальный маршрут. А делает он это, чтобы завезти медикаменты, купленные на пожертвования людей доброй воли, индонезийцам, пострадавшим во время бомбежек. Такие действия, мягко выражаясь, не поощряются.

– И сейчас судьба моей поездки решилась?

– Мы условились так: если Эрл согласится, он приедет сюда и встретит нас возле этой скамейки.

– Где же Эрл? Вы чудный, Джим, но где же Эрл? – спрашивала Бекки, с любопытством оглядываясь.

– Потом! – резко остановил ее Джим и поспешно увлек девушку в комнату кривых зеркал, а затем на аллею, заполненную гуляющими.

– К моей машине мы не пойдем, – предупредил Джим. – И вы домой тоже не вернетесь.

– А вещи? Я должна переодеться.

– Франку дадут знать, и он позаботится. Отныне вы, Бекки, должны оставить свои капризы и быть дисциплинированной. Или вы будете выполнять все то, что я скажу, или…

– Согласна! Что дальше?

Джим взял девушку под руку и шел, весело болтая и разглядывая публику. В разговоре он вставлял фразы о том, что интересовало Бекки.

– Мы условились так, – сказал Джим, – если летчик Эрл согласится взять вас, он сегодня придет сюда. Он пришел. Сейчас вы поговорите с ним.

«Началось!» – подумала Бекки взволнованно.

Возле качелей в виде самолета Джим познакомил Бекки с Эрлом. Это был рослый, худощавый, пожилой мужчина с лицом темным, будто вылитым из бронзы. Бекки увидела его орлиный нос, тонкие губы, живые, быстрые серые глаза, очень точные движения, а главное, в нем чувствовалась огромная скрытая сила.

– Рад вас видеть, мисс Бекки Стронг, – сказал этот человек густым, грудным голосом и так крепко пожал руку Бекки, что она хоть и не закричала от боли, но все ее лицо сморщилось в жалкой гримасе.

– Простите, – сказал мужчина, отдергивая руку. – Очень больно?

– Не знаете вы своей силы, могучий Эрл, вот что! – заметил Джим.

– Все скамеечки в парке заняты. Приглашаю! – и Эрл взмахом правой руки указал на остановившуюся кабину качелей, рассчитанную на двоих.

– Мне придется остаться, – сказал Джим.

Бекки и Эрл заняли места. Качели взмыли кверху.

– Вы осведомлены, мисс Бекки Стронг, куда и зачем мы летим?

– Джим только кое-что рассказал мне. Вы хотите доставить в Индонезию медикаменты для несчастных, пострадавших от воздушных налетов… Деталей не знаю! – отрывисто сказала Бекки, крепко ухватившись за ручки качелей.

– Официальный мотив моего рейса: я облетываю новый самолет-амфибию «святого дьявола», то есть Мак-Манти. И это так. Маршрут – Индия и обратно, с посадкой на островных аэродромах. Попутно я залечу на Суматру и завезу туда медикаменты. Это уже без ведения Мак-Манти. Медикаменты надо доставить не вообще на Суматру, а в район, пострадавший от голландцев. Это небезопасно. Голландские военные власти не пропускают в этот район ни одного судна и ни одного самолета, даже с таким безобидным грузом, как медикаменты для населения. Они даже объявили денежную награду за голову тех европейцев-докторов, которые из чувства милосердия лечат мирное население этих пострадавших районов. Истребление мирного населения – одна из форм фашистской тотальной войны. Американские руководители голландских войск широко применяли эти зверские методы в Индонезии. Повторяю, помогать мирному населению освобожденных районов небезопасно. Это, в частности, можно видеть на примере четырех моих приятелей, летчиков. Они подрядились доставить на самолете медикаменты. В один из рейсов они совершили вынужденную посадку, и военные голландские власти засадили их за решетку. Этим делом интересуется ФБР. Вот и надо их вызволить из неволи. Ребята они стоящие. Индонезийским патриотам обещали их обменять на пленных из числа голландцев. Тут возможны всякие неожиданности. Я мог бы привести вам множество исторических примеров, начиная с древнейших времен, когда голландские власти нарушали свои обещания и обязательства. Трудно представить себе, какие подлые провокации они устраивали в последние годы, чтобы укрепить свою диктатуру и уничтожить каждого, кто помогает индонезийцам. Поэтому мы очень обеспокоены за судьбу наших приятелей. Сами мы вмешиваться не можем. Это только испортит дело. Вот мы и попросили индонезийских патриотов помочь в освобождении этих четырех летчиков. Для того чтобы предупредить возможные провокации голландцев, нам нужно иметь своего человека в городе для связей.

– Я выдержу испытание! Я превосходно стреляю! – решительно заявила Бекки.

– Нет-нет, не путайте! Никакой стрельбы. Это не испытание. Мы обращаемся просто к вашим гражданским чувствам. У меня было немало желающих прокатиться в Индонезию, но я выбрал вас. И вот почему. Вы – дочь лауреата генеральной премии Мак-Манти. Американо-голландские власти в Индонезии вас не тронут. Как и что вам делать, я объясню позже. Сейчас вы полетите со мной на Суматру. Оттуда мы переправим вас на катере в город Джакарту, на Яве. Ваше появление там – результат путешествия, в частности поручение дедушки. Из Индонезии вы можете уехать на пароходе. Повторяю: влияние Мак-Манти таково, что власти вам мстить не будут. Но ни при каких обстоятельствах вы не должны упоминать о нас. Конечно, не исключена возможность разбиться при таком полете, быть убитой в случае обстрела, попасть в плен к предателям своего народа, быть укушенной ядовитой змеей в джунглях, где смерть подстерегает на каждом шагу, и прочее в этом роде. Но Джим так настойчиво рекомендовал вас, что мы, проверив вас, согласились. Может быть, мы делаем ошибку? Скажите сразу.

– Я понимаю, на что иду, – сказала Бекки тихо. – Я никогда не забуду, как молодчики Мак-Манти расправлялись со старым Томом, как травили моего отца и как мы с Джимом убегали… И если отец заблуждается, веря в надсоциальную, аполитичную науку, то я уже не ребенок. Я поняла многое. Я пыталась переубедить отца, боролась за отца против влияния матери, но пока ничего не вышло. Я добьюсь своего! Но отца сейчас нет, и я с радостью буду бороться против зла, за наш американский народ, за Америку, которую не будут превращать в пустыню… за мир на земле, за демократию. Мое желание поехать – не каприз девчонки. Я просто ненавижу лицемерие, ханжество и ничтожество окружающих меня. Я очень прошу верить мне!

Джим, ожидавший их возле качелей, увидел, как остановилась их кабина. Эрл уплатил, и кабина-самолет снова двинулась.

«Разговор серьезный», – мысленно отметил Джим, отошел и сел на скамейку.

– Мы повезем на самолете медикаменты индонезийским патриотам, – сказал Эрл, когда кабина взлетела. – Если бы мы попались, то сказали бы, что решили подработать и взялись доставить ящики с неизвестным нам содержимым, но, судя по хорошей оплате, – контрабандным грузом. Хозяин его – неизвестный нам босс-контрабандист. Ему все равно, кому и что продавать. Лишь бы бизнес, запомните это!

– Усвоила, – сказала Бекки с улыбкой.

– С погодой неважно, – продолжал Эрл. – Радио обещает дождь и шторм. Но лететь все же придется. Самолет ждет с грузом, а на аэродроме шныряют сыщики. Отсюда выедем двумя машинами. В первой поедете вы с Джимом, во второй – я и Франк.

– Франк едет?

– Да, и привезет вам вещи. Должен был лететь и Поль, но он получает новый самолет. Что вы, Бекки, знаете об Индонезии?

Девушка смутилась. Школьные знания были довольно туманны.

– Ну, это тропики, – начала она, – и там ряд островов: Ява, Суматра, Борнео и мелкие. Там водятся тигры, масса змей, есть обезьяны, попугаи, растут пальмы. Потом храмы замечательной архитектуры, например Боро-Бадур… Везде дебри страшные, непроходимые… Райские птицы, театр теней…

– Ну, а кто там живет? – иронически улыбаясь, спросил Эрл.

– Живут там малайцы, а… – Бекки запнулась, стараясь вспомнить. Тут ей помог виденный фильм. – Да! – воскликнула она. – Там еще живут даяки, и стреляют они из сумпитанов – это полые бамбуковые трубки, через которые выдувают отравленные стрелы.

– Сумпитаны! Райские птицы! Театр теней! – не скрывая иронии, повторил Эрл. – И чему вас только учил Стронг! Если уж говорить, то Индонезия – это несколько тысяч больших и малых островов, которые больше Голландии в пятьдесят шесть раз. Они тянутся с запада на восток на пять тысяч километров. Это – морские и воздушные пути всемирного стратегического значения.

Это острова – Большие Зондские, куда входят Суматра, Ява, Мадура, Борнео и Целебес; вторая группа – Малые Зондские, к востоку от Явы; третья группа – Молуккские острова, к востоку от Целебеса, и западная часть Новой Гвинеи. Вы говорите о непроходимых лесах… Есть там, конечно, и «римба», продолжал Эрл. – Так называются девственные леса на Суматре, где главная неприятность не тигры, не змеи, а огромная масса пиявок, и особенно неприятны зеленые.

Современная Ява – не храм Боро-Бадур. Это сельскохозяйственная индустрия сахара, кофе, чая, хины, каучука, индиго и табака. Это колония, где богатства страны находятся в руках иностранных капиталистов, где население заставляют работать на паразитирующие сословия. Пуля, предатели народа, миссионеры, ростовщики, водка и опиум – вот главные средства, при помощи которых империалисты пытаются держать в подчинении народ.

Индонезийский народ – способный, выдержанный, гордый и добродушный, но с врагами он умеет бороться упорно. На Яве – наибольшая плотность населения. А вы: «везде страшные дебри»! Многолюдные яванские города и села тянутся вдоль всех дорог, поднимаются на горы. Поселки расположились даже возле кратеров вулканов.

– Но вы не дали мне договорить, – вмешалась Бекки и продолжала скороговоркой: – Я знаю, что в 1947 году был организован контрреволюционный переворот, а в 1948 году было спровоцировано восстание в Мадиуне. Там захватили группу лидеров коммунистической партии и профсоюзов Индонезии Амира Шарифуддина, Мусо, Сурипно, Дарусмана и расстреляли. И в городе Мадиуне есть братские кладбища, и на памятнике написано: «Бороться до победы»…

Эрл кивнул головой и сказал:

– Так лучше. Ничего, Бекки, пока мы будем лететь, вы узнаете об Индонезии в сто раз больше, чем узнали в школе. Итак, вы, Бекки Стронг, превратитесь в юношу Тома из авиационного экипажа. Таким вы станете, садясь в самолет и по прилете на место, до тех пор, пока мы не прибудем куда надо. Что касается Джима, то официально он действует как коммерческий агент вашего дедушки Вильяма Гильбура и как рекламный агент фирмы «Юнайтед Фрут и Компания». Вы в курсе этого?

– Ах да, что-то насчет экономической войны… – ответила Бекки.

– Да, именно так. Американская фирма «Юнайтед Фрут» – это государство в государствах, она не только покупает фрукты, она имеет более 120 тысяч гектаров банановых плантаций, до 40 тысяч гектаров сахарного тростника, 54 тысячи гектаров плантаций какао, свой торговый флот и прочее. Но имеется конкурент – английский мыловаренный трест «Северс брозерс», входящий в трест «Юниливерс»; он тоже имеет собственные огромные плантации, торговый флот, торговых агентов и так далее. Первая компания хочет съесть вторую. Попросту говоря, Джим будет помогать взрывать благосостояние «Северс брозерс». Таких, как он, там будет немало. Джиму, как служащему «Юнайтед Фрут», хозяева, сами не зная этого, помогут в нашем деле.

В небе загрохотал гром.

– Пора ехать, – сказал Эрл вставая.

Бекки вышла из кабины. Джим взял ее под руку и повел к выходу. Эрл исчез в толпе.

– Ну как? – спросил Джим.

– Какой волевой человек! – восторженно отозвалась Бекки.

На улице Джим пошел влево, поглядывая на номера автомобилей, стоявших у тротуара. У серого «форда» он остановился и ключом открыл дверцу. Бекки бурно вздохнула. «Началось!» – еще раз подумала она.

4

Машина выехала за город. Бекки думала о предстоящей поездке. Джим молчал. Крупные капли дождя барабанили по крыше автомобиля. Вскоре начался ливень. Фары освещали мутную пелену водяного тумана, поднявшуюся над шоссе.

– Льет, как на Яве, – заметил Джим.

– Там именно так?

– Сильнее. Каждый день потоп. А к вечеру будто и не было дождя. Если два дня там нет дождя, листья вянут. Если дождя нет две недели – это катастрофа.

– О пиявках могучий Эрл не преувеличил? – поинтересовалась Бекки, боявшаяся всего, что ползает.

– Ага! Девочка испугалась и кричит «мама»!

– И вовсе не девочка! – вспылила Бекки. – Что за дурацкая привычка говорить со мной насмешливо! Вечно несерьезное отношение!

– А как я должен относиться?

– Вы бы могли сделать мне предложение, объясниться в любви! – вдруг выпалила Бекки и тут только поняла, что сказала.

Первым ее желанием было закричать: «Нет, нет, я пошутила!» Смех Джима оскорбил бы ее безмерно. Последовала пауза. Момент, когда все можно было обратить в шутку, был упущен. Бекки была смущена. Затем ею овладело упрямое желание добиться ответа. Она почувствовала, к своему удивлению, что ответ ей не безразличен.

– Что же вы молчите? – вдруг рассердилась она.

– У вас нет более преданного человека, чем я! – отрывисто, словно подбирая слова, ответил Джим. – Но я плохая находка для девушки, – продолжал он с необычной серьезностью. – Я даже не смог бы рассказывать вам, что я делаю и где я бываю, а вы – я знаю вас – никогда не будете мириться с обманом. У вас хоть и капризная, порывистая, но очень честная и цельная натура. Свои обещания вы выполняете, даже с излишней щепетильностью… Я же участвую в Большой Борьбе…

– Но почему же тогда вы ухаживали за мной? – возмутилась Бекки. – Разве это не обман? Разве вы не стремились понравиться мне?

– Без обиды? – спросил Джим. (Бекки молча кивнула головой.) Он помолчал, а потом сказал: – Я делал это ради Аллена Стронга.

– Моего отца?

– Да! Мы хотели его спасти от лап Мак-Манти и Луи Дрэйка. Имея дело с сатаной, он мог бы считать себя в большей безопасности. А в их руках он может стать страшным оружием…

– Отец?!

– Да! Он верит в аполитичность науки, и это его смертный приговор. Но мы опоздали.

– Значит, наша встреча в тире и ваш интерес к моим успехам…

– Да, это все для того, чтобы познакомиться с вами, а через вас и с вашим отцом.

– Но вы рисковали головой в ту ночь, когда напали куклуксклановцы.

– Ради вашего отца и, таким образом, ради спасения человечества.

– Вы спасали меня?

– Ради вашего отца… Но я переоценил себя… Ваше обаяние…

– Не вздумайте объясняться в любви! – со смешком, в котором слышались слезы, предупредила Бекки.

– Я не понимаю… – начал Джим.

– Ну, вот и хорошо! – оборвала его Бекки и подумала: «Вот ты и притих».

– Может быть, вам неприятно будет ехать со мной? – спросил Джим.

– Какой вы мальчишка, Джим! – сказала Бекки, раздосадованная не на шутку. – Разве исполнение долга не выше личных недоразумений и взаимных обид? Я была о вас лучшего мнения.

– Вы же обещали без обид!

– Вы хорошо высекли мою гордость. Я слишком привыкла, что мной должны восхищаться. Благодарю. Конечно, вы не находка для девушки. Вы, по-видимому, решили, что вы первый, к кому я неравнодушна. Вот недогадливый шутник!

Джим резко повернулся к ней.

– Следите за дорогой! – крикнула Бекки.

– Правильно, Бекки, клевещите на себя, обманывайте, – сказал Джим, внимательно посмотрев в огорченное лицо девушки.

Бекки промолчала. Дождь усилился.

– А ведь я дура! – вдруг сказала Бекки, засмеявшись, и положила руку на руку Джима, державшую руль. – Забудьте эту глупую болтовню, я обещаю вам, что она больше не повторится.

– Значит, друзья? – спросил Джим.

– Согласна, – ответила Бекки. – Условие: всегда быть откровенным. Никаких обманов. Лучше предупредите, что не можете сказать. У меня сердце разрывается, когда я думаю об отце. Джим, вы поможете мне спасти его по возвращении из Индонезии?

– Конечно, – ответил Джим. – Если будем живы.

Бекки с испугом взглянула на него. Джим расхохотался.

Ливень не прекращался. Водопады обрушивались с неба. Мутные реки дождевой воды мчались в канавах по краям шоссе. Иногда машина на всем ходу проскакивала огромные лужи, затоплявшие дорогу в низинах. Вода перекатывалась через верх машины. Ехать стало почти невозможно.

– Надо позвонить по телефону о том, что мы опаздываем, – сказал Джим, указывая на заправочную станцию, видневшуюся справа.

– И возьмем информацию о состоянии шоссе впереди, – предложила Бекки.

Джим подвел машину вплотную к дому заправочной станции. Он позвал. Никто не ответил. Не ожидая приглашения, они вошли.

– Алло! – громко крикнул Джим, но никто не отозвался. – Есть кто-нибудь?

Он открыл дверь и заглянул в комнату. Там никого не было. Следующая комната была пуста. В третьей комнате на столе стоял телефон.

– Здесь телефон, Бекки! – крикнул Джим.

5

– Телефон! – услышал Джим радостный возглас.

В комнату вбежал молодой человек. Он был без шляпы. Костюм его промок насквозь. Он тяжело дышал. Ботинки его были облеплены глиной – видимо, он бежал по полю. Но не это поразило Джима. Молодой человек был смертельно бледен и досадливым движением тер окровавленный лоб, как будто припоминал что-то. Его красивое лицо было искажено гримасой, видимо от сильной головной боли. И, что самое странное, Джиму показалось, что выражение глаз незнакомца все время меняется: то взгляд его был безжизненным, то наполнялся огнем и тогда блистал умом и энергией.

Молодой человек схватил трубку телефона.

– Город! – попросил он. Казалось, он напрягает свою память. – Сейчас, сейчас… Ну и болит голова! – бормотал он и вдруг громко и радостно воскликнул: – Чикаго!