Текст книги "Черный смерч (илл. А. Кондратьева)"

Автор книги: Георгий Тушкан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

Маркиз Анака, сидя в кругу американцев, тоже все нетерпеливее поглядывал на часы и на дверь, ожидая, когда же спена объявит о прибытии Юного Боба, Трумса, Ихары и Перси Покета. Если и можно было допустить, что советские ученые не были уничтожены на острове, то именно сегодня был крайний срок, когда их могли захватить. Многочисленные отряды на островах, полицейские и агенты донесли с Тысячи островов, что советские ученые не обнаружены.

Из членов комиссии на прием к Ван-Коорену явились: Дрэйк, Арнольд Лифкен, де Бризион, преподобный Скотт, недавно введенный в комиссию, и Ганс Мантри Удам. Последний сидел в гостиной на кончике кресла, почти у самых дверей, и чувствовал себя ужасно одиноко. К нему никто не подходил, с ним не заговаривали, на него даже не смотрели. Для гостей он был частью мебели, недостойной внимания. В старину случалось, что голландцы женились на малайках. Голландские власти не поощряли этого, но бывало, что голландец являлся в гости со своей женой малайкой. Теперь бы этого не допустили. «Американский образ жизни» и американское отношение к цветным становились обязательными.

Гансу Мантри Удаму было не до бала, хотя он и получил письменное приглашение. Сегодня утром дирекция Бейтензоргского ботанического сада уволила его с работы без объяснения причин. Ученый собирал вещи, чтобы покинуть казенный дом, когда явилась Бекки и попросила Ганса Мантри Удама обязательно присутствовать у Ван-Коорена, так как все они в страшном беспокойстве за судьбу советских ученых, уехавших прошлой ночью на остров. Может быть, Гансу Мантри Удаму удастся услышать там хоть намек на их судьбу или узнать об их местонахождении. Бекки не может явиться на бал: она скрывается. Ганс Мантри Удам согласился бросить свои личные дела, если он чем-нибудь сможет быть полезным советским ученым.

Бекки, узнав об увольнении Удама, очень огорчилась. Но индонезийский ботаник успокоил девушку. В прошлом, до работы в ботаническом саду, куда его пригласили как крупного знатока целебных свойств местных растений и насекомых, он был фельдшером, пользовавшимся огромной популярностью. Он согласился пойти работать в ботанический сад, надеясь, что новая должность даст ему возможность помочь своему многострадальному народу. Он ошибся: администрация сада запретила ему частную врачебную практику. А наука в руках голландских дельцов была наукой для нужд эксплуататоров. Надо было сразу же, когда он понял, что подобная работа не оправдывает его надежд, оставить должность и служить народу. Но он все колебался. Играли роль и высокая оплата, и хорошее жилище, и многое другое. Угнетало презрение народа. А сейчас обстоятельства, в связи с его участием в конгрессе, сложились так, что он может помочь народу, на благо борьбы за мир во всем мире!

Приехав на прием к Ван-Коорену, Ганс Мантри Удам попробовал было узнать о советских ученых у де Бризиона, но тот поспешно заявил, что ничего не знает. Спрашивать Луи Дрэйка Мантри Удам не посмел. Лифкен не пожелал ответить ему на вопрос и повернулся к нему спиной. Что же касается членов комиссии Ихары, Сандерса и Перси Покета, то их почему-то не было.

Часы пробили десять. Луи Дрэйк, сидевший в группе дельцов, рядом с разодетой Анной, нервно вскочил и снова сел.

– Странно, – заметил Ван-Коорен. – Почему так запаздывают остальные члены вашей комиссии? Надо опять позвонить в гостиницу.

– Я звонила, – отозвалась Анна. – Их там нет. Видимо, случилось что-то экстраординарное. Надо еще немного подождать.

Ван-Коорен встал и отозвал в сторону Луи Дрэйка.

– Маркиз, – сказал он, – у нас не принято заставлять гостей так долго ждать. Это неприлично!

– А прилично начинать торжественный обед по случаю окончания работы комиссии, когда отсутствует большинство членов комиссии?

Луи Дрэйк подошел к Анне, молча взял ее за руку и так же молча повел к дверям. Анна встретила удивленные взгляды гостей, но сдержалась. Зато наверху, в зимнем саду у фонтана, Анна дала волю своему гневу.

– Если ради коммерческих комбинаций, – сказала она, – я согласилась на тайный брак, то почему ты так бесцеремонно хватаешь меня за руку и тащишь, как солдафон?

Она долго говорила в этом духе, но Луи Дрэйк не слушал ее. Он молча шагал по комнате. Анна села на диван.

– Я уеду! – заявил Дрэйк.

– Милый, я не хотела тебя оскорблять, но пойми…

– К черту мелочи! – заорал Дрэйк. – Я говорю, что уеду на поиски! Скотт ошибиться не мог. Он в бешенстве, что эта девчонка, Бекки Стронг, водила его за нос. Надо было сразу накрыть Бекки Стронг. Можно было ее не убивать – Пирсон запретил ее убивать, – но можно было накрыть и этого Лендока и советских ученых, словом – всю их банду!

– Но друзей мира – десятки и сотни миллионов! – возразила Анна, никогда не терявшая головы. – Тебе надо было сразу взять все дело в свои руки, а не передавать Сандерсу. Может быть, советские ученые погибли на острове от напалма. Ведь доложили о каких-то человеческих криках.

– Это местное население! – досадливо отмахнулся Дрэйк. – А их лодку видели уходившей в море.

– В воде ее бомбили, – заметила Анна.

– Но хоть щепки остались бы? Если бы агент Скотта, этот Бен Ред, не исчез, Юный Боб сразу нашел бы тайный причал партизан, и дело с концом.

– Подождем, – сказала Анна. – Может быть, твои люди давно уже сожгли этих советских ученых и ты напрасно волнуешься. Иди сядь рядом. Я не хочу громко говорить.

Луи Дрэйк продолжал стоять.

– Шайка Юного Боба, – соображал он вслух, – уехала вчера в полночь. Прошел день, и их нет. Настал вечер – их все нет. Не могу же я начинать торжественный обед в честь комиссии, если из одиннадцати присутствуют четверо!

– Но ведь прием только предлог: мы тайно празднуем нашу свадьбу, напомнила Анна. – Садись же рядом со мной!

Дрэйк сел, недовольный, с нахмуренным лицом. Они сидели в разных углах дивана и отнюдь не напоминали счастливых молодоженов.

– Ну, сядь ко мне, милый! – попросила Анна.

Дрэйк нехотя подвинулся ближе.

Анна обвила его шею левой рукой и, упершись лбом в его голову, зашептала на ухо:

– Не волнуйся, милый! Ихара явится, и ты громогласно потребуешь объяснений причины задержки. Он сообщит то, что явится потрясающей сенсацией. Я скажу, что лично предупредила советских ученых, чтобы они не ездили на остров, так как против вредителей применяют средство исключительной силы – «Эффект Стронга». Я скажу, что предупредила их о том, что каждый человек, имевший соприкосновение с «эффектом», становится разносчиком заразы и подлежит уничтожению ради блага человечества. Эти мои слова слышал преподобный Скотт, он был в машине при моем разговоре с Анатолием Батовым… Советские ученые поехали тайно, ночью! Зачем? Изучить явление? А почему они об этом не предупредили, не известили властей? Дальше! Они не вернулись в гавань. Значит, у них есть тайные планы. И вот их находят в лесу с возбудителем «Эффекта Стронга». Значит, они хотели совершить тайную диверсию. С какой целью? Может быть, затем, чтобы приписать это американцам? Советских ученых задержали: они пытались бежать. Печальная необходимость заставила предать их тела огню. Так вся эта скандальная история с филиалом Института Стронга будет скрыта.

– Ты гений, Анна! – в восторге отозвался Дрэйк, отстраняя ее руку. Садись сейчас же за стол, напиши все это, – я передам Скотту. У него зашифруют, и завтра же «Сияющий Эдди» напечатает об этом во всех американских газетах! Пирсон не раз говорил мне: ложь должна быть чудовищной!

Так они и сделали. Все же, когда пробило одиннадцать часов и ждать больше было невозможно, Анна, с согласия Дрэйка, распорядилась пригласить гостей за стол.

3

Торжественный обед начался речью преподобного Скотта, поблагодарившего Анну за голландское гостеприимство и поздравившего маркиза Анака с благотворной деятельностью комиссии. Поэтому Скотт поднял тост за гостеприимную Анну и энергичного маркиза Анака. Это было скрытое поздравление молодоженов. Все дружно выпили шампанское за здоровье этой пары. Старик Ван-Коорен так расчувствовался, что даже прослезился, поцеловал дочь и долго тряс руку маркизу Анака.

Преподобный Эмери Скотт продолжал свою речь. Он благодарил комиссию за беспристрастное суждение, выразившееся, по его мнению, в том, что она сумела избежать политической тенденциозности и поняла, что нет никаких заразителей, а все во власти божьей (Скотт имел в виду выводы, опубликованные без ведома советских делегатов). Если бог посылает за грехи кару на людей, то надо смирить гордыню и соблюдать заповеди, иначе восторжествует дьявольское семя. А так как все в руках божиих и не хватает ни сил, ни средств справиться с вредителями, то мудрость подсказывает смирение. Если Синдикат пищевой индустрии станет старшим братом «Юниливерс», то это перст божий… Много еще в этом духе говорил Скотт.

Ван-Коорен в своей речи тоже выразил благодарность комиссии и согласился, что никаких агентов-заразителей не было и что действительно все в руках господних, как позволил выразиться преподобный Скотт. И он, Ван-Коорен, благодаря деятельности комиссии перестал заблуждаться и готов принести свои извинения Аллену Стронгу за недоверие к деятельности его института, столь благотворно помогающего народам. А если некоторые (тут Ван-Коорен бросил гневный взгляд на Ганса Мантри Удама) посмели от его имени обвинить Институт Стронга, то это сделали подкупленные лжецы. И единственная польза от этого клеветнического выступления – это присутствие комиссии, благодаря чему он мог познакомиться с маркизом Анака. Ван-Коорен даже задохнулся от такого длинного периода. Это не помешало ему с не меньшим жаром призвать громы и молнии на головы тех, кто видит причину бедствий в конкуренции фирм, в существующем строе, кто не содействует гармонии промышленного процветания (намек на советских ученых).

Было немало речей. Ораторы призывали для создания экономической мощи, необходимой для борьбы с вредителями сельского хозяйства, ввести специальный налог на крестьян, увеличить рабочий день на фабриках, расширить полицейские силы и, главное, не мешать американским капиталам помогать восстановлению страны.

Пили дружно и много.

Все ожидали, что ответная речь маркиза Анака будет так же скучна, и были весьма удивлены обещанием «невероятной сенсации». Дело в том, что об «Эффекте Стронга» знали только посвященные. Взрывы и пожар на острове были объяснены военными мероприятиями против повстанцев. Маркиз Анака поднялся и сказал так:

– Мы тут все выпиваем, а делается такое… – он помахал рукой над головой, – что все упали бы в обморок, да и вы в том числе, господа генералы, – обернулся он игриво к военным, – если бы знали, что произошло. Мы только сегодня предотвратили мировую катастрофу. Вы все узнаете, когда явятся мои члены комиссии!

Маркиз Анака так и сказал: «мои члены комиссии». Он уже изрядно захмелел. Анна, желая его «успокоить», влила ему в бокал напиток покрепче.

– Да, – продолжал Анака, – с минуты на минуту явятся мои члены комиссии и сообщат потрясающую сенсацию, которая поможет нам перебороть тех, кто называет себя сторонниками мира. И эту сенсацию комиссия доложит на Международном конгрессе по борьбе с вредителями и болезнями растений сельского хозяйства, и это потрясет мир. Ждите и пейте, пейте и ждите! Да здравствует Америка! Гимн!

Оркестр исполнил американский гимн.

Гости были и удивлены и напуганы, но никто толком не знал, в чем дело. Зато маркиз Анака приковал к себе все внимание. Это льстило Анне, и она все время была рядом с ним. Захмелевший Луи Дрэйк, не в силах молчать, время от времени подогревал настроение гостей загадочными восклицаниями.

Спена вбежал в столовую и что-то шепнул Ван-Коорену.

– Внимание! – воскликнул Ван-Коорен вставая. – Члены комиссии прибыли!

Маркиз Анака вскочил.

– Знайте, – крикнул он, – это те, кто спас Индонезию и весь мир от величайшей катастрофы! Это те, кто, не жалея сил, перед лицом смерти заслужил вечную благодарность народов! Будем же приветствовать их! Музыку!

Оркестр заиграл бравурный марш; гости поднялись с бокалами.

– Гоу, гоу, гоу! – заорал Луи Дрэйк.

Ему вторили Лифкен и де Бризион, хотя этот возглас был спортивным кличем.

Спена распахнул двери, и перед гостями предстали профессор Сапегин, Егор Смоленский и Анатолий Батов.

4

Даже когда Джим скомандовал всей шайке Юного Боба поднять руки вверх, жизнь советских ученых продолжала находиться в большой опасности. Трумс, Ихара и Покет испуганно подняли руки, так же как и два малайских фашиста. Только Юный Боб сидел в это время возле дерева рядом с ручной динамо-машиной, обычно используемой для подрывных работ.

– Вам, Сандерс, нужно специальное приглашение? – крикнул Джим, наводя на него пистолет.

– Если я крутну ручку, ваши ученые, заключенные в бамбуковую хижину, сгорят в напалме, – пригрозил Сандерс. – Лучше отведите от меня дуло вашего пистолета, если дорожите их жизнью.

Джим опустил пистолет.

– Вы знаете, с чем едят напалм? – спросил Юный Боб Сандерс и, не ожидая ответа, сообщил: – Видели вчера багровые облака? Человек горит, как спичка.

Вся компания Юного Боба хоть и не опускала рук, но значительно приободрилась.

– Чего вы хотите? – спросил Джим.

– Остаться живым и свободным, – ответил гангстер.

– Я согласен вас отпустить. Идите! – сказал Джим.

– А потом выстрелите мне в спину? Нет! Вы все отойдете на тот конец поляны, и мы удерем…

– И предварительно сожжете ученых? – спросил Джим. – Это не выйдет.

– Надо что-то придумать, – сказал Юный Боб. – Например, мы все пойдем к домику, я буду держать в руках динамку. Мы выпустим ученых и будем расходиться.

– И потом попытаетесь нас поймать? – спросила Бекки.

Гангстер потребовал, чтобы она, да и остальные не целились в него. Пришлось подчиниться. Покет первый опустил руки, продолжая их держать согнутыми в локтях, и твердил:

– Я что? Я ничего!

Бекки на всю жизнь запомнилась эта картина: бамбуковая постройка на поляне, рядом человек до двадцати индонезийцев с винтовками и силуэты трех мужчин внутри; Ихара, Покет и Трумс с поднятыми руками и гангстер на коленях с рукояткой динамки в руке, одно движение которой могло испепелить узников.

Вначале Бекки ничего не заметила, как, по-видимому, и сам Сандерс, внимательно следивший за пистолетами в руках противников. Было очень тихо и очень напряженно. Затем Сандерс нервно встряхнул головой и, на мгновение выпустив ручку динамки, ударил себя за ухом, как бы отгоняя жалящего овода. Но за ухом был не овод, а небольшая стрела из бамбуковой жилки, которую Сандерс вытащил из ранки. Глаза его широко открылись. В это мгновение Бекки использовала все свое искусство и выстрелила в запястье правой руки гангстера, чтобы он не смог привести в действие ручную динамку. Вслед за этим прогремел еще один выстрел, и Сандерс повалился на землю.

– Прекрасный выстрел, но бесполезный! – послышался сзади голос Дакира. – Стрела, вылетевшая из бамбуковой трубки, уже сделала его безвредным.

Увидев, какая участь постигла их главу, остальные бандиты подняли руки повыше. Племянник Ганса Мантри Удама подбежал к динамке и оторвал один из проводов от клеммы. Затем, уже спокойнее, отъединил второй.

Бекки побежала к бамбуковой хижине, но увидела возле нее вооруженных индонезийцев и остановилась на полдороге. Затем ее удивили их призывные жесты.

«Они хотят сдаться», – решила Бекки и быстро подбежала к хижине. Велико же было ее удивление, когда из бамбуковой хижины вывели троих индонезийцев. Где же советские ученые? Бекки даже вскрикнула от досады. Индонезийцы, приветливо улыбаясь, что-то объясняли Бекки, но она ничего не поняла. Неужели они опоздали?

Наконец подошли Дакир и все остальные. Услышанное потрясло и удивило даже Трумса.

* * *

…Перед этим Юный Боб долго уговаривал советских ученых признать то, чего на самом деле не было. Не помогли ни посулы всяких благ, ни угроза сжечь их всех в хижине напалмом. Четыре сосуда с напалмом лежали снаружи у четырех стен хижины, и от них шли провода к динамке, стоящей на опушке под большим деревом. Не добившись необходимых Дрэйку признаний, Юный Боб дал советским ученым час на размышление. Вся же группа во главе с Юным Бобом отошла в сторону, под тень огромного дерева. Возле постройки толпилось два десятка стражников-индонезийцев во главе со своим командиром. Трумс, как и другие, не знал в лицо завербованных наемников, кроме командира.

Ихара первый заметил увеличение числа наемников возле хижины и сейчас же пошел выяснить, в чем дело. Командир стражников сказал, что это возвратились посланные им вчера по делу стрелки из его отряда.

– Все равно больше, чем условились, платить не будем, – проворчал Ихара и возвратился под дерево. Все же он не очень доверял малайцам и предложил «на всякий случай» пересесть поближе к хижине.

– Во-первых, – сказал Юный Боб, уже изрядно выпивший, – мы видим отсюда вход в хижину, заплетенный ротангом. Во-вторых, если наши наемники восстанут, то у них больше винтовок, чем у нас. Наше самое верное средство – взорвать напалмовые бомбы. Тогда они тоже сгорят. А если мы рассчитываем взорвать напалм, то близко сидеть нельзя, чтобы самим не пострадать. Поэтому самое лучшее сидеть здесь и наблюдать за входом. Смотрите все!

Все четверо очень внимательно смотрели. Трумс мог поклясться, что ничего, кроме танцев стражей перед хижиной, не заметил.

И только сейчас выяснилось, что прибывшие были отнюдь не наемниками, а индонезийскими патриотами, и большая часть их была в лесу, рядом.

Под страхом смерти патриоты заставили командира и других подкопать, а затем раздвинуть бамбуковые столбы в задней стенке и таким путем заменить трех советских ученых тремя наемниками и снова привести все в прежний вид. Танцы оказались маскировкой.

Один из индонезийцев начал подробно объяснять, что появление патриотов здесь отнюдь не было случайностью. Они освободили советских ученых. Это было очень интересно, но Дакира и всех прибывших интересовало сейчас только одно: где сейчас советские ученые?

5

И наконец все встретились в лесу. Радость была всеобщей.

Анатолий, увидев Бекки, стремительно обнял ее и поцеловал.

– Целуйте, она действительно молодец! – сказал с добродушной улыбкой Джим. – Я не ревнивый!

Он пожал руку Сапегину.

Егор прежде всего отыскал в саквояже Трумса флаконы с «Эффектом Стронга».

– Не убивайте! – молил Трумс. – Я все расскажу вам! – Он трясся всем своим дородным телом. – Если вы убьете меня, то никто не сможет показать вам, где в доме Ван-Коорена хранятся сосуды не только с ночной расой «ЭС», но и с дневной расой «ЭС-6001». Луи Дрэйк заставил меня взять эти сосуды с собой, чтобы не оставлять их Аллену Стронгу без моего присмотра в его тайной лаборатории в Андах. Одну ночную расу «ЭС» я применил на острове.

– Где же они? – спросил Джим.

– В комнате дочери Ван-Коорена, в секретном шкафу, в стене. Надо знать секрет, как открыть шкаф.

– А не врете? – снова спросил Джим.

– Они там, с надписью «ЭС-6001».

– Отец в Андах, и вы знаете где? – крикнула Бекки.

– Я знаю и покажу! – обещал Трумс.

– И я знаю, я тоже знаю! – твердил Ихара и растерянно улыбался.

Вот здесь, в лесу, близ Джакарты, на Яве, Бекки узнала о гнусном заговоре против ее отца. Трумс рассказал о своем приезде к ним в колледж, о присуждении премии Мак-Манти, о фальшивом «Эффекте Стронга» в Африке, о появлении Поля в Андах, о побеге Стронга, об обращении Стронга за помощью к Ихаре и о возвращении Стронга в лабораторию. Бекки плакала. Когда ее пытались утешать, она сердилась и требовала рассказать ей все-все!

Трумс не скупился на подробности.

– Я освобожу отца! – решительно сказала Бекки.

– Вы будете жить, – сказал Джим Ихаре и Трумсу. – Жить до суда над вами. Но этот суд будет создан народом.

Егор хотел взять сосуды «ЭС» с собой, но Джим воспротивился.

– Мы сожжем эти возбудители напалмом, – предложил он, – и мир будет спокоен.

– Этого нельзя делать! – возразил Сапегин. – Уничтожить – это значит не выработать противоядие. Ведь в руках у Луи Дрэйка существует лаборатория в Андах с возбудителями.

– Профессор прав, – сказала Бекки.

– Но вам не позволят вывезти эти сосуды из Индонезии, – предупредил Джим. – Вас из-за них убьют или, в лучшем случае, сосуды отберут. Дайте их мне. Мы через людей доброй воли, борющихся за мир во всем мире, передадим вам их на пароходе, когда он покинет территориальные воды Индонезии.

Сапегину ничего не оставалось, как согласиться.

Чтобы еще раз уточнить, в какой степени Бен Ред выдал их, Джим и Бекки хотели отправиться в город. Велико же было их негодование, когда от явившегося из города патриота они узнали, что Бен Ред, убив охранявшего его человека, бежал. Потом они навестили Тунга, справились о его здоровье и убедились, что он в надежных руках.

– Мне и Бекки уже нельзя возвращаться в город, – сказал Джим. – В город поедет Дакир, чтобы попытаться добыть сосуд «ЭС» из секретного шкафа Анны Ван-Коорен через Мутасси и Амию. Мы с Бекки уедем на боте Тунга на Суматру. С собой мы берем Трумса, Ихару и Грея, туда за нами прилетит Эрл, один летчик. Теперь нам нужно расстаться. Прощайте!

Друзья прощались долго, обсуждая возможности и детали плана спасения Аллена Стронга.

– Спасибо вам за все! – сказал Сапегин. – Передайте большое спасибо всем людям доброй воли, заботу которых мы все время ощущали!

Расставаясь, Сапегин хотел что-то пожелать Бекки, но запнулся. А затем, решившись, спросил:

– Простите, Бекки, вы жена Джима?

– Я сам давно хотел это выяснить! – сказал Джим. – Отвечайте, мисс Матта-Апи!

Бекки задумалась. Потом она тряхнула черными кудрями и ответила:

– Однажды Джим сказал мне, что он не находка для девушки, потому что участвует в Большой Борьбе. Значит ли это, что счастье, личное счастье человеческое, откладывается до победы?

– Победа утверждает счастье, – сказал Сапегин. – Но нет большего счастья, как рука об руку с любимым человеком делать большое дело, участвовать в Большой Борьбе ради счастья человечества! Во имя борьбы и победы я готов поздравить вас!

– Я обязательно сейчас должна поцеловать Джима? – спросила Бекки, состроив гримаску.

6

Оркестр играл бравурный марш, гости аплодировали и кричали «ура». Опомнившись, Луи Дрэйк подбежал к вошедшим. Он не поздравил их, не пожал им рук, он сразу спросил:

– Где Трумс? Сандерс? Где Ихара? Где секретарь мистер Грей?

– Разве вы посылали их встречать нас? – с самым наивным видом ответил Сапегин.

Дрэйк бросил на профессора… нет, не гневный взгляд – то был испепеляющий взгляд. Весь хмель сразу сошел с Дрэйка. Он выбежал из комнаты. За ним, бледная и растерянная, последовала Анна.

А гости ничего не знали. Им рекомендовали спасителей человечества, и таковыми оказались советские ученые. Ученых окружили, их поздравляли, им жали руки. Их благодарили за избавление от катастрофы.

– Я ничего не понимаю, – обратился к собравшимся Сапегин. – Мы совершили небольшую прогулку, чтобы нагулять аппетит, и немного задержались. В чем дело?

– Об этом сейчас сообщит маркиз Анака, – сказал Ван-Коорен.

Но маркиза не оказалось, и торжественный обед продолжался без него, без Эмери Скотта и Анны.

Сапегин пригласил Ганса Мантри Удама сесть рядом с ним.

– «Все хорошо, что хорошо кончается» – есть такая русская поговорка, сказал Сапегин. – Вам привет от ваших друзей. Они уже отбыли и сюда не вернутся.

Ганс Мантри Удам на радостях чуть не вскочил.

– А вы? – спросил Сапегин.

– Меня уволили, – сказал Удам, – я возвращаюсь к своей старой профессии фельдшера. Мой старший брат был ученее меня в этой области, и он передал мне многое из своего опыта. Он увлекался ядовитыми растениями. Кстати, у него была очень способная ученица – дочь хозяина этого дома.

– Анна Ван-Коорен? – удивился Сапегин.

– Да. В Индонезии есть множество ядов – и быстро действующих и медлительных. Анна очень увлекалась ядами. Вам это полезно помнить, обедая в ее доме, – многозначительно сказал Ганс Мантри Удам. – А я знаю много народных средств. Их не всегда признает голландская медицина, но народ верит в них и вылечивается.

Дверь открылась, и показался маркиз Анака. Его попросили объявить обещанную сенсацию.

– Международный конгресс по борьбе с вредителями и болезнями закончил свою работу, – объявил маркиз Анака, – и мы не будем докладывать на конгрессе о результатах работы комиссии.

– Все ясно, – негромко сказал Сапегин.

– Советские ученые завтра уезжают, и я предлагаю выпить за их здоровье!

Дверь открылась, и лакеи внесли бокалы с вином. Анна Ван-Коорен подошла к Сапегину.

– Я хочу выпить с вами, – сказала она, – и с вашими молодыми друзьями!

Она взяла с подноса бокал. Там оставалось еще три.

– Нет-нет! – сказала она, когда подошедший де Бризион протянул руку к одному из бокалов. – Сейчас я пью только с советскими учеными.

Сапегин бросил предостерегающий взгляд на Егора и Анатолия, взявших бокалы, и, обращаясь к Анне, сказал:

– Разрешите ваш бокал! – Он взял из рук Анны ее бокал. – У нас, продолжал он, – есть обычай меняться бокалами. Прошу вас взять мой!

Анна растерянно улыбалась. Она взяла бокал и вдруг сказала:

– Я лучше выпью белого вина…

Егор и Анатолий поставили свои бокалы на поднос.

– Тогда и мы тоже выпьем другого вина, – сказал Егор, и они взяли другие бокалы.

Сапегин предложил тост за гостеприимный дом Ван-Кооренов.

– Вы все же попробуйте этого вина, – настойчиво убеждал преподобный Скотт, указывая на поднос.

– Берегу свое здоровье! – негромко ответил Сапегин и многозначительно улыбнулся.

Едва только советские ученые вернулись в гостиницу и вошли в свой номер, как их арестовали. Все их вещи были в беспорядке, полы сорваны, стены исколоты. Тотчас всех троих обыскали. По раздраженным лицам агентов было видно, что они не нашли того, что искали.

Обыск в номере закончили к утру. Старший офицер приказал советским ученым следовать за ним на пароход, чтобы покинуть Индонезию. Их сопровождали еще пять агентов и конвой. Никому из арестованных не позволяли разговаривать и даже подходить друг к другу. Пароход отчалил от пристани. Их не выпускали из отдельных кают до Сингапура. Егор волновался не за себя, а за судьбу сосудов «ЭС».

«Все пропало», – мысленно твердил Анатолий. Он протестовал, требовал, чтобы его выпустили на палубу, но из этого ничего не вышло. В Сингапуре им не позволили сойти в город и препроводили под конвоем на пароход, отправляющийся в Европу. Там их опять обыскали и снова заперли в каюте, на этот раз вместе. Пароход отчалил сразу же. Через пять часов после отплытия дверь каюты отперли.

Сапегин был задумчив и явно расстроен. Теперь они были свободны, но как много они потеряли! Этого не мог себе простить Сапегин. Вряд ли еще представится такой случай помочь разоблачить поджигателей войны.

Наконец советским ученым предложили сойти в Греции или Югославии. Они отказались.

По прибытии в Геную советские ученые вместе со всей толпой пассажиров сошли по сходням на пристань. Таможенники окружили их и повели в особую комнату для осмотра, где обыскивали так, будто искали иголку. Та же история повторилась в таможне аэропорта при посадке на самолет, летевший в Чехословакию. Профессор возмущался и протестовал. У советских ученых почти ничего не осталось из собранной коллекции. У Егора сохранились только записки.

На аэродром в Прагу прибыли днем. Они обрадовались этому городу, с кремлем у реки Влтавы, напоминавшим родную Москву.

– Друже, вы забыли свой багаж, – улыбаясь, сказал летчик, подавая Анатолию саквояж.

– Спасибо, это не наш, – вежливо отказался Анатолий.

– Это ваш, – настойчиво сказал летчик. – Вы загляните в него.

Егор взял из рук Анатолия саквояж и раскрыл его. Сверху лежала фотокарточка. Это было смеющееся лицо Бекки. Надпись на другой стороне гласила: «Анатолию от Бекки в память о Яве». Дальше лежали какие-то свертки, тщательно упакованные. Егор, едва сдерживая нетерпение, вынул нож, быстро разрезал не только веревку, но и резиновую обертку и ножом раздвинул вату. Там в резиновых мешочках были сосуды с «ЭС-6001» и «ЭС».

– Верно, наш багаж! – ликующим голосом закричал Егор и принялся трясти руку летчику.

– Но как вам удалось? – спросил Сапегин.

– Сила на нашей стороне, – ответил летчик улыбаясь. – Если народ захочет, он все может!