Текст книги "Черный смерч (илл. А. Кондратьева)"

Автор книги: Георгий Тушкан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)

А сотни матерей, одетых в траур, которые прошли по улицам Парижа? Их сыновья погибли во Вьетнаме. Значит, народу не все равно. А недавняя демонстрация протеста в Англии против создания американских авиационных баз? Значит, народу не все равно.

Американские женщины провели массовые кампании поддержки греческих патриотов и собрали десятки тысяч подписей, требующих прекратить террор в Греции. Значит, народу не все равно. Американским монополистам война необходима как бизнес. И вы увидите – они ее начнут, пусть как небольшую, но шуметь будут много, чтобы увеличить налоги. Монополисты начнут всемирную войну, если людям будет «все равно» и народы не возьмут дело мира в свои руки. Я надеюсь, этот лозунг вам известен?

– Я сказал «мне все равно» в предвидении той опасности, которая мне может грозить за то, что я подписал воззвание, – пояснил Джон. – Вы меня неправильно поняли.

Хозяйка вышла на звонок, и в комнату вбежали два мальчика лет восьми. Следом за ними вошла девочка года на три старше. Один из мальчиков держал в руках игрушечный автомат с трещоткой, второй – копилку.

– Деньги или жизнь! – закричал первый, упираясь дулом игрушечного автомата в живот Джона, и покрутил трещотку.

Джон поднял правую руку вверх, а левой вынул никель из жилетного кармана. Второй мальчик подставил копилку, и монета со звоном упала в середину.

– Деньги или жизнь! – закричал мальчик с автоматом, обращаясь к Робину Стиллу.

Тот молча взял автомат из рук мальчика, чем вызвал бурю детского негодования.

– Дурацкие игрушки! – сказал Робин. – Это прививает детям вкус к гангстерству… Гек, – обратился он к сыну, державшему копилку, – ведь ты решил быть гонщиком на мотоцикле. Где твой велосипед?

– Я отдал его покататься Анри, а он, – мальчик кивнул на приятеля, взял меня сейчас в компанию, чтобы собрать деньги на пистолет, стреляющий пульками. Мы собрали почти доллар! – ответил сын и, довольный, улыбнулся.

Первый мальчик изо всех сил тузил кулаками Робина Стилла по бедрам и требовал свой автомат.

– Я полисмен, – заявил Стилл, – и поэтому беру вас, обоих гангстеров, в плен.

Он обратил все в шутку, но был недоволен, что сын соседа вовлек его сына в эту игру. Чтобы отвлечь детей, Робин Стилл попросил жену включить радио.

Послышались звуки музыки.

– Симфония Чайковского, – объявила младшая из двух сестер-гостей. Отдыхаешь душой, слушая ее.

– Ах, нет! – возразила девочка. – Это музыка «Гамборелли и сыновья».

– Что-о? – переспросила старушка и с недоумением посмотрела на сестру. – Я хорошо знаю, что это симфония Чайковского.

– Да нет же! – И девочка снисходительно улыбнулась, довольная своими музыкальными познаниями. – Это «Гамборелли и сыновья».

– Кэй! – строго сказала Элиза. – Ты не должна вмешиваться в разговор старших.

– А наша учительница требует, чтобы мы слушали разговоры взрослых и, если услышим слово «мир», сообщали об этом первому встречному члену Американского легиона.

– Нечего сказать, хорошая наука! – Поль саркастически усмехнулся. Превращают детей в домашних шпионов!

Музыка чуть стихла, и все услышали рекламную передачу фирмы «Гамборелли и сыновья», после чего снова громко зазвучала симфония Чайковского.

– Я же говорила! – весело закричала девочка и запрыгала на правой ноге.

– Простите, Элиза, но ваша сестра не уделяет должного внимания музыкальному воспитанию своей дочери, – сказала старшая из старушек. Она обратилась к девочке: – Если фирма «Гамборелли и сыновья» использует музыку Чайковского для сопровождения своей рекламной передачи, это вовсе не значит, что эту музыку написали Гамборелли и сыновья.

– Я буду доволен, если Элиза будет больше следить за тем, чтобы моему сыну даже в игре не прививали гангстерских наклонностей, – заметил Робин Стилл.

Девочка смутилась. Как и все подростки, она казалась неуклюжей. Было видно, что она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Руфи Норман стало жаль девочку.

– А у меня такая же дочка, как ты, – сказала она девочке, чтобы отвлечь ее. – И зовут ее Клара. Хочешь посмотреть ее фотографию?

– Да, – ответила Кэй, не поднимая глаз.

– Ты кем будешь, когда вырастешь? – спросила Руфь, доставая бумажник.

– Не знаю… Ведь мы все равно умрем…

– Что за дурацкие разговоры! – удивился Поль.

Элиза взволнованно объяснила гостям, что теперь школьников каждый день заставляют приветствовать в классе флаг, каждую неделю устраивают «атомные тревоги» и запугивают их.

– Я один раз сказала, что мы не погибнем, так как войны не будет! горячо заговорила девочка. – А наша учительница сказала, что пусть я лучше буду лентяйкой, но чтобы она больше не слышала у себя в классе красной пропаганды, и заставила меня десять раз подряд спеть гимн и двадцать раз прочесть молитву. Так что я не могу говорить иначе.

Поль подошел и увидел на фотографии, которую держала в руках Руфь Норман, девочку-подростка, а рядом с ней – Франка, настоящего Франка Нормана.

– Это ваш муж? – спросил Поль.

– Да… с дочкой! А вот он со мной, – и Руфь протянула Полю еще одну фотографию.

Поль молча подошел к Робину Стиллу и показал карточку.

– Франк Норман! – подтвердил Робин Стилл.

– Вы знали моего мужа?

– Да. И знаю, где он теперь. Он жив, здоров, работает неподалеку отсюда шофером. Я уверен, что он дал знать о себе на вашу ферму, и только ваше длительное путешествие…

– Но почему же вы не сказали мне сразу? – Руфь обняла Элизу и заплакала.

– Милая моя, – сказала Элиза, – я рада за вас и за вашу дочурку – ведь все в порядке.

– Ваш Франк – настоящий парень! – сказал Поль.

Но Руфь плакала все сильнее и сильнее. С ней случилась настоящая истерика, и обе старушки хлопотали возле дивана, на который ее положили. Видимо, большое нервное напряжение последних недель требовало разрядки.

Когда Руфь Норман успокоилась и лежала притихшая и счастливая, Робин Стилл сказал ей свое мнение о Франке. Речь шла не только о Франке. Робин Стилл попробовал описать Руфь деятельность ее мужа, как одного из борцов тех стомиллионных армий сторонников мира, которые готовы отразить провокацию и удары поджигателей войны.

Казалось бы, как мало значит один человек в этой борьбе! Но имена тех, кто действует активно, являются знаменем для масс. Поджигатели войны действуют страхом и подкупом. Борцы за мир воодушевлены великой идеей мира и содружества народов. И трудящиеся борются за мир и верят в Советский Союз не потому, что являются пропагандистами политики Советского Союза, а потому, что Советский Союз учел желание народов и поддерживает их стремление к миру и независимости.

Велики силы мира. Даже самые изуверские меры борьбы типа «НБ-4001» – и те были разоблачены. Но многое еще надо сделать, чтобы все народы узнали правду.

Много говорил Робин Стилл о великом единении честных людей против сил зла.

Руфь Норман сама выступала за мир, но, только выслушав Робина Стилла, поняла, какая огромная опасность нависла над всеми народами земного шара и что только объединенные усилия приведут к победе. А ее скромный, немногословный Франк, он – один из многих незаметных героев этой борьбы. И не будь Робина Стилла, она так бы и не узнала всей правды о Франке. Руфь не знала, как и благодарить Поля и Робина, да и нужно ли благодарить!

Поль давно уже делал знаки Робину Стиллу. Наконец ему удалось привлечь внимание Роба, и хозяин повел его и Джона в маленькую комнату.

– Хотя я и «никто», но я люблю свою шкуру, – сказал Джон, – и не хочу, после того как вытащил ее из ада, чтобы ее снова поджаривали на войне. Твоя женка и ее брат напрасно на меня набросились.

– Рассказывай! – предложил Робин Стилл.

Рассказ Джона был немногословен. Он будто с трудом выдавливал из себя слова – так ему не хотелось говорить о том, как он на самолете возит вредных жуков и сбрасывает их на поля.

– Пошли за виски, – не вытерпел Джон. – Чертовски хочется выпить!

– Что ты с нами скрытничаешь! – рассердился Поль. – Или оправдываешь полученные доллары?

– Что ты, Поль, что ты! – встревожился Джон. – Я сам ненавижу эту работу. Это похуже, чем быть гангстером… Ну… летал я на север Канады, к эскимосам… сбрасывали сосуды с блохами, комарами и прочей дрянью… А эти насекомые разносили микробов чумы.

– Как, вы сознательно заражали людей чумой? Зачем? – тихо спросил Робин Стилл.

– Не знаю… Опыт какой-то… Вымерло несколько племен… Потом я привозил туда врачей, которые исследовали результаты, и слышал их разговор. Они сказали: «Чистая работа». Сволочи!

– Так никто об этом и не знает? – спросил Поль.

– Подлое было дело. Кое-где даже писали об этом, – ответил Джон. – У нас допытывались, кто проболтался. Меня решили было «припрятать», но я скрылся… Ведь это я рассказал одному журналисту…

– Тогда тебе лучше уехать из Соединенных Штатов, – сказал Робин Стилл.

– На авиабазе в синдикате Дрэйка меня знают. Я и раньше работал на этой авиабазе, когда у нее был другой хозяин. И я там на хорошем счету.

– Жуки еще наделают у нас беды, – сказал Робин Стилл. – Вот что я думаю… У меня двоюродные братья – фермеры. Не мог бы ты достать мне сосуд с этими насекомыми?

– Биобомбу? – спросил Джон.

– Они так называются?

– Да. Есть разные биобомбы, с разными начинками. Те парни, которые развозят биобомбы, говорят, что в Институте Стронга есть огромный арсенал. Там тонны всяких жуков, мух, личинок в огромных холодильниках… Словом, хватает! Тебе какую биобомбу?

– Да хоть бы с колорадским жуком. Ты понимаешь, как ты поможешь нашим фермерам! Они добиваются, чтобы конгресс запретил это. И если, как явствует из твоих слов, тебе море по колено и ты не боишься риска, – достань… хотя бы с помощью… того… Эптона…

– Достану, – обещал Джон. – Я ведь тоже ненавижу монополистов, как их ненавидит весь народ, и рад буду насолить тем, которые хотели спустить меня в ад.

8

Пленарное заседание конгресса в понедельник началось в полупустом зале. Объявленные еще с субботы утренние выступления южноамериканских делегатов не вызывали интереса.

– Создается впечатление, – сказал Егор, сидевший в зале рядом со своими друзьями, – что они по очереди читают один и тот же текст заранее составленного выступления.

– В том, что Лифкен подготовил текст выступлений, можно не сомневаться, – отозвался Сапегин.

Он окинул взглядом зал. Большая половина стульев пустовала. Сидящие читали газеты, разговаривали.

Из фойе доносились взрывы хохота.

– Странно, что сегодня заполнены все места для публики, – заметил Сапегин.

Действительно, все места для публики были заняты. Мало того, многие стояли у стен и в проходах.

– Я думаю, их вознаградит речь Джонсона, – шепнул Анатолий Батов. Максим Иванович! Вам когда обещали предоставить слово для предложения?

– Сегодня не дадут. Требуют, чтобы заранее сообщил текст речи. А если им заранее сказать, что я собираюсь выступить с призывом подписать коллективный протест против применения биологического оружия, то уж наверняка помешают. Разве я вам не говорил, что мы договорились с Джонсоном, что он выступит с этим призывом во время своей речи?

– Уж если вас прервали, – сказал Егор, – то Джонсону и подавно не дадут говорить.

Сапегин молча кивнул головой и добавил:

– Будем надеяться.

После перерыва зал наполнился делегатами. Первым выступил Джонсон. Молодые советские ученые ожидали сразу же услышать страстную обличительную речь, но ученый поднес к очкам напечатанные страницы и начал негромко читать доклад. Это был обстоятельный обзор сельскохозяйственных вредителей и болезней на всем земном шаре. Из доклада явствовало, что главнейшей причиной огромной гибели растений является отсутствие должной борьбы с сельскохозяйственными вредителями и болезнями. Это обусловливалось интересами конкурирующих капиталистических групп. Все слушали внимательно. Факты уже упоминались, но выводы напрашивались иные.

Сапегин видел, как нервничает Лифкен, сидящий рядом с президентом, а секретарь просто съежился. Джонсон читал выдержки из подлинного доклада Стронга, копию которого Стронг заблаговременно послал Джонсону по почте для ознакомления.

Конечно, Джонсон был потрясен чудовищным обманом, когда Лифкен выдал свое выступление за чтение подлинного доклада Стронга. И Джонсон решил разоблачить Лифкена. Сначала он намеревался огласить основные положения доклада Стронга. Свои обвинения он приберегал под конец.

Лифкен растерялся… Сообщить о создавшемся положении Дрэйку – значило признаться в невыполнении лично им, Лифкеном, приказа Дрэйка: захватить все экземпляры доклада Стронга. Лифкен дважды заверил Дрэйка, что все копии у него в сейфе. И все же Лифкен решил действовать. Он несколько раз наклонялся к уху председателя, настойчиво убеждая его в необходимости прервать доклад «по особой причине».

Председательствующий недоуменно пожимал плечами, ерзал на стуле, растерянно разводил руками и советовал Лифкену обратиться к Дрэйку. Лифкен же не хотел этого.

После скандального срыва выступления Сапегина председатель не решался по своей инициативе прервать Джонсона из-за какой-то непонятной «особой причины». В конце концов председатель спросил Дрэйка по телефону, как быть, но тот приказал без нужды не прерывать оратора.

Листы в руках Джонсона дрожали все сильнее и сильнее. На это многие обратили внимание. Председатель приказал служителю налить из бутылки, стоящей на кафедре перед Джонсоном, стакан фруктовой воды. Но Джонсон так волновался, что даже не заметил этого.

Лифкен продолжал требовать, чтобы председатель прервал оратора. Наконец председатель уловил в утверждениях Джонсона намеки на пропаганду против существующих капиталистических порядков.

– Господин Джонсон! – прервал председатель докладчика. – Я прошу вас воздержаться от пропаганды, а таковой, как я уже в свое время имел честь заметить профессору Сапегину, являются обвинения в умышленном заражении полей, если это не подкрепляется фактами. Чем вы можете доказать, что «фитофтора специес», появившаяся на полях американских фермеров, не является фактором, вызванным естественным возникновением нового вида известного заболевания?

– Но «фитофтора специес» появилась только на полях тех фермеров, которые не желают подчиняться синдикату Дрэйка.

– Случайное совпадение! Или у вас есть факты, подтверждающие, что люди Дрэйка ходили по полям и рассеивали заразу?

Советские делегаты заметили смущение Джонсона.

– Не обязательно ходить по полям, – возразил Джонсон. – Известно, что микроскопические капли пара образуются при кашле или чихании и называются «аэрозоли». Они способствуют передаче болезни. Но известны и искусственные аэрозоли, создаваемые путем распыления маслянистых растворов под высоким давлением через очень узкие отверстия. Их могут распылять самолеты.

– Вы сами видели самолеты, распыляющие аэрозоли на полях фермеров?

Джонсон сознался, что не видел.

– Или вы, – строго заявил председатель, – будете ссылаться на проверенные факты, или я вынужден буду лишить вас слова!

– А народ, который все видел, вы можете лишить слова? – закричал Джонсон, потрясая листами. – Я не видел, зато другие видели! Биологическая бомба – не пустая выдумка, она существует, она есть! – Джонсон волновался все более и более.

– Эх, теряет зря время, не утерпел! – пожалел Роман. – Хотя бы успел обратиться с призывом.

– Где же она, где? – И председатель вскочил с места. – Есть она у вас?

– У меня нет!

Председатель саркастически улыбнулся. В зале засмеялись. Джонсон растерянно оглянулся. Он уже жалел, что дал себя отвлечь и теперь ему не дадут докончить доклад, не дадут обратиться с призывом подписать коллективный протест против использования биологического оружия. И вдруг Джонсон увидел Вильяма Гильбура. Тот сидел в первом ряду, на местах для публики.

– Фермер Гильбур может подтвердить справедливость моих слов! громогласно заявил Джонсон, с надеждой глядя на Гильбура. Ученый достал платок, вытер потный лоб и бритую голову.

Председатель, в свою очередь, растерялся. Он даже не сразу заметил сигналы красного мигающего глазка лампочки. Председатель сел и поднес наушник к уху.

– Пусть Гильбур выступит! – распорядился Дрэйк.

– Будем, как всегда, объективны и беспристрастны, – провозгласил председатель вставая. – По просьбе профессора Джонсона, пригласим на трибуну фермера Гильбура.

Это были ужасные минуты для Гильбура. Он совершенно не собирался выступать. Он шел, как на эшафот, и не мог смотреть в честные глаза победно улыбавшегося Джонсона. Гильбур не мог смотреть в глаза сидящим в зале. Самое ужасное заключалось в том, что он не мог сказать правду, а волнение его усилилось возгласами из публики: «Не робей! Говори честно!»

Гильбур не мог понять, почему сегодня места для публики заняли люди с мозолями на руках.

– Мои посевы не были заражены, – соврал Гильбур и, не глядя ни на кого, поспешил к выходу из зала.

Сторонники Лифкена аплодировали. Со стороны публики доносились обидные для Гильбура возгласы.

– Может, еще кто-нибудь желает сказать? – предложил развеселившийся председатель.

Среди публики возникло небольшое движение. Вперед вышел высокий, стройный мужчина с чемоданом и уверенно пошел к трибуне. Все с интересом смотрели на незнакомца. При полном молчании в зале незнакомец взошел на трибуну.

– Здесь, – сказал Гаррис (а это был он), – требовали фактов. Правильно! Факты – упрямая вещь. И если я скажу вам, что существуют огромные, как ангары, помещения, где разводят вредных жуков, а личинки их хранят в специальных холодильниках, вы потребуете указать точный адрес и владельца?

– Да, прошу указать, – заявил председатель настороженно.

– И вы совершенно правы в этом, – в тон ему ответил Гаррис. – Я укажу точный адрес, уж будьте уверены. Это же недопустимое изуверство – заражать поля честных тружеников жуками и микробами! Мы не можем допустить, чтобы уничтожались поля наших фермеров и в стране искусственно создавалась нехватка продуктов!

– Кто это делает, кто? Или я лишу вас слова! – истерично выкрикнул председатель.

– Подрывные элементы! – ответил Гаррис, чем поверг председателя в замешательство, ибо подрывными элементами буржуазные газеты обычно называли прогрессивных людей. – Да, – заявил Гаррис, – именно подрывные элементы! А вот что они грузят на самолеты!

Гаррис вынул из чемодана и поставил на трибуну два громоздких ящика. Обратив к залу этикетку одного ящиков с изображением рождественского деда, он громко объявил:

– Читаю надпись: «Стеклянные елочные игрушки. Осторожно, не бросать!» Итак, судя по надписи, в ящике помещаются стеклянные елочные игрушки!

При напряженном молчании затихшего зала Гаррис открыл картонный ящик и вынул металлический сосуд, контейнер. Затем раскрыл его и показал лежащие в четырех отсеках фарфоровые сосуды.

Гаррис вынул сосуды и быстро пошел по проходу, раздавая их желающим для осмотра. Один сосуд удалось получить Роману, сидевшему крайним.

– Откуда это у вас? – крикнул председатель.

– Все скажу! – обещал Гаррис, возвращаясь на кафедру. – Содержимое этих сосудов выбрасывают на фермерские поля, а потом объявляют их зараженными. И хотя, например, колорадский жук не страшен для пшеничных посевов, но даже пшеничные посевы уничтожают под тем предлогом, чтобы с зерном не разнести вредителей.

– Что там в сосудах? – крикнул председатель в зал.

– Каждый может определить, что это разновидность колорадских жуков, заявил Сапегин с места и добавил: – Прошу учесть, что «сделано в США» «Made in USA» – и экспортируется за границу. Итак, мы видим перед собой биологическую бомбу.

– Дайте мне сюда! – закричал председатель.

Кто-то из делегатов подал одну биобомбу на стол президиума. Лифкен слишком хорошо знал эти биобомбы, но он мастерски разыграл удивление.

– Где вы взяли? – спросил председатель у Гарриса.

– Такие биобомбы, – сказал Гаррис, – производятся в инсектарии Института Стронга, оттуда их развозят во все концы света. Американский парламент обязан запретить применение этого биологического оружия. Если не верите, идите туда, и во втором дворе вы увидите собственными глазами производство биобомб.

– Вот вам факт! Факт! Факт! – кричал Джонсон.

– Одна из выгоднейших отраслей американской человекоубойной промышленности! – сказал Сапегин с места. – Это организация голода биологическими средствами.

– Пропаганда! – заорал председатель.

– Прекратите, прекратите это! – кричал Лифкен.

– Смотрите! – крикнул Гаррис с кафедры, поднимая над головой сосуд. Вот еще один вид биологической бомбы для распространения микробов сибирской язвы и других болезней посредством зараженных мух, перьев, листьев и насекомых!

Казалось, в зале разорвалась атомная бомба. Все ринулись к кафедре, чтобы убедиться собственными глазами. Снова завыл радиоглушитель, и в зале вдруг потух свет. Над дверями зажглись красные и синие неоновые надписи: «Выход». Делегаты покидали зал. Гаррис затерялся в толпе.

В фойе все слышали радиопередачу об оскорблении американского гостеприимства советской делегацией.

– Мы, – заявил диктор, – огласим выступление молодого советского ученого Крестьянинова, выступившего от имени советской делегации на приеме у Мак-Манти.

Все выходившие останавливались и слушали.

В темноте зала Роман Крестьянинов, с портфелем в руке «прикрывая тыл», отстал от своих, с трудом сдерживая чей-то натиск сзади. Кто-то его толкнул, пытаясь вырвать портфель. Роман осветил незнакомца электрическим фонариком и увидел рослого детину с изуродованными ушами и приплюснутым носом.

– Руки прочь! – крикнул Роман, с трудом удерживая портфель.

– Я из службы карантина! – заявил детина. – Мы должны задержать этих вредных жуков, которые находятся в биологической бомбе в вашем портфеле. Это наша служебная обязанность!

Группа молодых людей крепко взялась за портфель и потащила его к двери. Роман не выпускал из рук портфеля и вынужден был следовать за ними. Тащивших несколько удивило спокойствие молодого человека и то, что он не зовет на помощь.

Шесть молодчиков во главе с «типом» – так Роман окрестил детину со сплющенным носом – втащили молодого человека в гараж. «Тип» вырвал портфель из рук Романа.

– Это насилие! – сказал Роман. – Я буду жаловаться!

«Тип» неприятно рассмеялся и вдруг почтительно вытянулся. В помещение вошел Луи Дрэйк.

– На меня напали, – заявил ему Роман и хотел рассказать, что произошло.

Но Луи Дрэйк с досадой махнул рукой и приказал открыть портфель. Он оказался запертым. На требование отдать ключ Роман отрицательно покачал головой. Он был тщательно и бесцеремонно обыскан. Ключа не обнаружили. «Тип» вытащил нож и распорол портфель. Крик ярости вырвался у Луи Дрэйка: портфель был пуст.

Роман Крестьянинов не мог удержаться от торжествующей улыбки. Маневр удался. Конечно, Сапегин ожидал нападения, и задача Романа была – отвлечь внимание нападающих, что он и выполнил блестяще. Правда, он перестарался в том смысле, что не кричал и не звал на помощь в зале, когда на него напали. Между тем Сапегин заранее с ним условился, что когда Романа задержат, он закричит – и тогда Сапегин придет к нему на помощь. Егор же вынесет биобомбу из зала в фойе для дальнейшего ее обозрения журналистами и властями.

– Где биобомба? – заорал вне себя Луи Дрэйк.

«Тип» уперся в живот Романа дулом пистолета.

– Роман, где ты? Роман! – послышался во дворе обеспокоенный голос Анатолия.

– Я здесь! – изо всех сил крикнул Роман и услышал грохот. Глаза его застлала кровавая пелена. Он рухнул на пол.