Текст книги "Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы"

Автор книги: Георгий Жуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 85 страниц)

Вспомните, товарищи, гражданскую войну, когда только что созданная Красная Армия громила всех врагов Советской власти. Какое там было единоначалие, какая была тогда у нас армия с точки зрения сколоченности, каков был уровень наших красноармейцев? В сравнении с сегодняшним днем, когда Советскому государству исполняется скоро 40 лет, все это было тогда в младенческом состоянии. И эта армия, в которой не было единоначалия, разбила офицерские капелевские части, разбила корниловские офицерские части, разбила Колчака, Врангеля и прочих генералов и адмиралов, разбила вооруженные до зубов войска интервентов и вышвырнула их вон с нашей советской земли

Чем же побеждала тогда Красная Армия, чем громила она всех своих врагов? О тов. Буденном Семене Михайловиче – нашем народном герое, когда он разгромил Мамонтова под Воронежем, белогвардейцы писали, что Буденный – это генерал, перешедший на сторону красных. Они не могли допустить мысли, что бывший фельдфебель старой армии мог их разбить.

БУДЕННЫЙ. Старший унтер-офицер царской армии.

ХРУЩЕВ. Извините, Семен Михайлович, что я неточно назвал тот чин, который был у вас в царской армии. Но дело не в этом. Враги не могли допустить мысли, что красные войска под командованием унтер-офицера громят армии генерала Мамонтова, Шкуро и всяких иных шкурников. Чем же била своих врагов Красная Армия? Тем, что моральная сила народа была на стороне Ленина, на стороне нашей партии, а это главный залог победы, товарищи. (Аплодисменты).

А некоторые военные товарищи теперь ставят вопрос так: или единоначалие, и армия тогда будет, но если мы будем укреплять в армии партийную работу, улучшать политическое воспитание солдат и офицеров, тогда, по мнению таких людей, армии у нас не будет. Только враг может противопоставлять такие вещи, как единоначалие и партийно-политическая работа в армии. Нет, говорим мы, должно быть и единоначалие и глубокая проработка решений партии, широкий охват политической работой всего состава нашей армии. Вот, товарищи, основа правильного воспитания советских солдат, офицеров и генералов. Тогда бойцы будут подчинены не какому-нибудь одному лицу, а будут подчинены партии, руководствоваться партийными интересами и принципами, тогда наша армия всегда будет надежным инструментом партии в борьбе за охрану наших границ с тем, чтобы наш народ мог спокойно жить и идти по пути, указанному XX съездом партии, по пути построения коммунистического общества.

Партия будет бороться с теми командирами, которые будут проявлять самодурство, которые будут выступать против развертывания политической работы, партийной работы в армии и на флоте. В то же время мы будем бороться с теми политическими работниками и сурово наказывать тех, кто не будет обеспечивать единоначалия в армии и на флоте, не будет поддерживать командира, который достоин этой поддержки.

У нас теперь редко встречаются командиры-беспартийные. А есть ли в наших войсках вообще командиры-беспартийные?

МАЛИНОВСКИЙ. Есть в низовом звене.

ХРУЩЕВ. Думаю, что их не надо вытеснять. Сейчас, как никогда, у нас имеются все условия для крепкого единства в нашем командном звене как командиров, так и политработников. Тот, кто будет пытаться разделять командиров и политработников, тот будет делать не партийное, а вражеское дело. Я твердо уверен, что у нас достаточно будет понимания в этом вопросе, достаточно будет сил у Центрального Комитета и всей нашей партии, чтобы обеспечить проведение такой единственно правильной политики.

Когда я говорю о Советской Армии, думаю, что товарищи-моряки понимают меня, что это относится в такой же степени и к военно-морскому флоту. Нужно сказать, что в морском флоте мы должны еще более внимательно относиться к людям, потому что и в старое время, и в наше время туда направляются более квалифицированные люди, потому что там они имеют дело со сложными механизмами, а не только с винтовкой или с пулеметом. Техника там значительно сложнее. Поэтому надо более внимательно относиться к подбору кадров для военно-морского флота, для других родов войск, где имеется на вооружении весьма сложная и ответственная современная военная техника.

Теперь, товарищи, о культе личности тов. Жукова. Георгий Константинович, ну чего только тебе не дала страна, чем тебя только не наградила партия! Ну что тебе еще надо? Ведь это как в пушкинской сказке «О рыбаке и рыбке»…

Голоса. Правильно.

ХРУЩЕВ. Ну, все ему дано. Но теперь он говорит – нет, этого мне мало, я хочу, чтобы мне сама партия служила. Фактически так.

Голоса. Так.

ХРУЩЕВ. Тов. Жуков, ты хорошо знаешь, что случилось с той капризной старухой? И с тобой, уже не с молодым стариком, получится то же самое, если ты замахнулся на мать свою, на партию. Если ты идешь против партии, хочешь заставить ее служить тебе, тогда партия всего тебя лишит. Все твои внешние доспехи останутся при тебе, но морально-политической поддержки партия лишит тебя и лишит сегодня. И это будет правильно, потому что ты не умел пользоваться высоким доверием партии, не мог по-настоящему ценить его, а начал злоупотреблять этим доверием во вред партии. Я бросил здесь реплику, что очень ценю т. Жукова как военного работника. Повторяю, что ценил и ценю сейчас.

Но не могу не сказать и о следующем. Сам я не слышал, но мне говорят, что тов. Жуков не раз заявлял: «Я за время войны не имел ни одного поражения». Ну, товарищи, а кто же имел поражения, как же мог быть без поражения маршал, который был начальником Генерального штаба всей нашей армии, когда началась война и наша армия откатывалась к Москве, к Сталинграду? А тов. Жуков говорит, что поражений он не имел. Кто же тогда их имел?

ЖУКОВ. Я на второй день войны был с Вами на Украине, а не был в Генеральном штабе. Меня тогда сняли за разногласие со Сталиным.

ХРУЩЕВ. Георгий Константинович, неужели я этого не помню. Я помню это и помню свои слова, которые тогда говорил тебе. Когда ты уехал, я был обеспокоен, потому что на Украине сложилась очень тяжелая обстановка. Командующий Кирпонос был неподготовленный человек; он до этого раньше никогда и дивизией не командовал, а был начальником военных школ. И вот когда к нам прибыл тов. Жуков и мы приехали с ним на фронт, когда я увидел, как умело он стал распоряжаться, я сказал – с этим командующим можно было бы повоевать.

Но если говорить правду, то и под Тернополем, куда мы приехали с тобой, Георгий Константинович, ты все-таки допустил ошибку, и я сейчас скажу, в чем эта ошибка заключается. Когда тебя отозвали в Москву, на нашем фронте, т. е. перед войсками Киевского военного особого округа, сложилась очень сложная обстановка. Противник, используя свое превосходство в силе, наступал. И вот резервная армия, с которой пришел Иван Степанович Конев, которая уже вступила в бой против немцев, причем этот бой протекал для нас успешно, неожиданно получает категорическое приказание тов. Сталина отходить. Положение сразу же осложнилось, когда тов. Конев, выполняя приказ, вывел свою армию из боя и стал передислоцироваться в другое место, которое ему было указано. Как мы потом узнали, он был переброшен на Белорусский фронт, где фронт совершенно развалился и противник почти беспрепятственно продвигался в глубь нашей страны.

Конечно, если бы тов. Конев со своей армией не был бы переброшен, то ход боев на этом направлении мог бы быть совершенно другим. Там шли упорные бои и наши войска очень хорошо дрались. Особенно хорошо проявили себя корпус, которым командовал тов. Рябышев, войска под командованием тов. Карпезо (он был контужен в том бою), а также и другие корпуса СоветскойАрмии. Повторяю, что положение было бы другое при условии, если бы не произошло развала наших войск на Белорусском фронте. Именно потому, что оказалось совершенно оголенным направление на Москву, армия под командованием тов. Конева была переброшена с нашего направления на тот участок фронта.

При сложившихся условиях командующим Киевским особым военным округом тов. Кирпоносом, мною, как членом Военного Совета, начальником штаба, которым тогда был генерал Пуркаев (начальником оперативного отдела былтогда полковник Баграмян – ныне Маршал Советского Союза), было принято решение, чтобы отвести 6-ю армию, против которой противник не проявлял активности. Но вскоре после этого мы получили указание из Москвы (а этоуказание было дано тов. Сталиным на основе характеристики положения дел на нашем участке фронта, которую дал ты, тов. Жуков), что не следует отводить6-ю армию. Нас выругали и приказали вернуть 6-ю армию на те позиции, которые она занимала. Нам ничего не оставалось делать, как подчиниться этому приказу. Помню командующим 6-й армией был тогда тов. Музыченко, который и сейчас жив, он теперь в отставке.

И против 12-й армии противник не проявлял никаких активных действий. Так эти две армии, благодаря твоей информации тов. Сталину, оставались на месте, фактически вынуждены были бездействовать, а в это время противник устремился довольно узким фронтом по шоссе Владимир-Волынский – Броды – Ровно на Коростень, на Клев. В результате твоего неправильного действия, тов. Жуков, были отменены принятые нами меры и эти две армии – 6-я и 12-я со своими штабами и командующими попали в плен.

Ведь это ты тогда звонил нам и приказал вернуть 6-ю и 12-ю армии на прежние рубежи, не давать двигаться противнику.

Но ведь противника перед этими армиями не было – вражеские армии обходили наши войска с флангов. Чем кончилось все это, тов. Жуков? А ты говоришь, что ты никогда не имел никаких поражений.

ЖУКОВ. Это не моя затея, а я получил указание из Ставки от Сталина.

ХРУЩЕВ. Это не твоя затея лишь формально, потому что действительно все делалось от имени Сталина, но Сталин отдал такой приказ по твоей затее. Да, кроме того, ты сам нам звонил, и не только звонил. Уже значительно позже, когда разговор возникал об этой операции, ты и тогда считал неправильным, что после твоего отъезда были отведены 6-я и 12-я армии. Так в результате твоего настояния две наших армии продолжали оставаться на тех позициях, на которых они находились в начале войны. И эти армии погибли.

Нельзя приписывать себе только те сражения, которые были выиграны нашей армией. Получается так: где победа – там я и мой сват Василевский, а где поражение – там были другие генералы и маршалы. Но ведь и другие генералы и маршалы разбирались в военных вопросах и руководили войсками не хуже, тов. Жуков, чем ты и тем более тов. Василевский, которого я очень уважаю как человека. Но как военный человек, как командир, Александр Михайлович Василевский не отличался особыми талантами, необходимыми волевыми качествами.

Ты говоришь – это было сделано по указанию тов. Сталина. Но ты ведь докладывал тов. Сталину. Ты бы доложил, что Кирпонос, Хрущев и Пуркаев предлагают правильное дело. Думаю, что тов. Сталин послушал бы тебя, тем более, что он уже дал нам свое согласие. Но ты предложил иное и две наших армии погибли. Так нельзя.

Мы – члены партии и должны брать на себя и неудачи и удачи. Мы берем ответственность и за то, что отступали, берем и славу того, что разбили после этих отступлений врага. А ты хочешь только красоваться на белом коне на фоне Бранденбургских ворот. Но ты, мил человек, покрасуйся и на фоне развалин наших городов и селений, разрушенных фашистскими захватчиками. Наши войска, сражаясь с врагом, вынуждены были отступать, нести потери. Отступали они и под твоим командованием. Конечно, не только под твоим, но и под командованием других генералов, маршалов. Но нельзя так делать – славу брать себе, а всякие поражения, неудачи приписывать другим. Это недобросовестно, нечестно, не по-партийному.

Конечно, у нас были крупные ошибки во время Отечественной войны. Одной из таких ошибок было то, что Павлов, этот малограмотный человек, пьянчужка, командовал Белорусским фронтом. Теперь мы реабилитировали его в политическом отношении. Уверен, что врагом он не был, но и умным тоже никогда не был. А в результате того, что этот человек был поставлен на такой ответственный пост, мы понесли очень крупное поражение.

Мы должны правильно оценивать действия наших войск и, следовательно, действия нашего командного состава с тем, чтобы верно и по заслугам оценить каждого, а главное, – чтобы в результате делового анализа выявить как сильные, так и слабые наши стороны, которые сложились в ходе войны. И нельзя ошибки, которые были тогда допущены, валить на кого-то одного.

Ошибки были и у таких хороших генералов, как тов. Жуков, у которого много достоинств, но имелись и большие недостатки.

В наших войсках на первом этапе войны мало было танков Т—34, не было в нужном количестве зенитной артиллерии, мало было пулеметов и даже винтовок. Когда потребовались винтовки, чтобы вооружить рабочих Киева, а рабочие буквально рвались в бой и требовали, чтобы их вооружили, мы обратились тогда в Москву, в Генштаб, чтобы нам дали оружие, чтобы вооружить рабочих, т. е. заняться новым формированием войск для отпора врагу. В Генштабе мне сказали, чтобы я позвонил по этому вопросу к Маленкову. И такое положение было в том Генеральном штабе, где начальником тогда был тов. Жуков. Оказывается Маленков стал каким-то военным, хотя никакого отношения к военным делам он никогда не имел и очень плохо в них разбирался. Ему, оказывается, было поручено заниматься военными кадрами. Так что, говорят, и по этому вопросу также к Маленкову.

Звоню Маленкову и прошу, чтобы нам дали оружие. Маленков ответил, что никакого оружия нет, а те запасы, которые были, направляются для вооружения рабочих в Ленинград и для Москвы.

Вы, – говорит, – сами выходите из положения.

– Что же мы можем сделать, если у нас нет оружейных заводов? – говорю я ему. – А вы куйте ножи, пики и вооружайте ими рабочих! – ответил на это мне Маленков. И это было не в 1812 году, а в 1941 году! С ножами и пиками против немецких танков, минометов и автоматов посылали сражаться наших людей. Голоса. И бутылки.

ХРУЩЕВ. Да, посылали людей и с бутылками против танков. А тов. Жуков был начальником Генерального штаба, но он говорит, что за это он не отвечает! Так ли это?

Теперь, товарищи, кратко о таком вопросе. Я уже сказал, что уважаю Александра Михайловича Василевского – это хороший человек, но как военный он не имел достаточно сильной воли и характера, а нередко и просто проявлял безвольность. Если он приезжал на фронт, то ему были рады не потому, что он может помочь в каких-либо оперативных вопросах. В этих вопросах сами командующие были сильны и даже сильнее тов. Василевского. Они были рады его приезду потому, что ему тов. Сталин очень доверял и поэтому его приезд вселял в людей надежду на лучшее понимание нужд фронта. Но не всегда надежды на получение дополнительных подкреплений людьми, вооружением, боеприпасами оправдывались. Так к нему относились на фронте. А тов. Жуков, с его характером, еще более пренебрежительно относился к тов. Василевскому. Помню, как он возмущался, когда тов. Василевскому присвоили звание генерал-полковника. Он все доказывал, что ему достаточно и генерал-майора. Теперь они сваты, и тов. Жуков не возражает, чтобы чуть ли не единственными героями войны изображались маршалы Жуков и Василевский. Где же этот объективный подход к оценке людей?

Я не приписываю тов. Василевскому такого стремления, потому что знаю его как довольно скромного человека и не думаю, чтобы он сам претендовал на это. Но тов. Жуков скромность не проявлял и раньше, а затем, когда стал министром обороны, совершенно потерял всякие сдерживающие центры. Он посадил себя на белого коня и тянет за собой своего свата Александра Михайловича. Нехорошо так делать. А другие где были? Вы что же, как два Кузьмы Крючковых немецкие армии разбили? А наша армия, народ, наши маршалы, генералы, командный состав, они ничего не сделали? А организующая роль партии, о которой так пренебрежительно отзывается тов. Жуков? Разве добросовестно так делать?

Мне вспоминается такой случай с Семеном Михайловичем Буденным. Вы помните, Семен Михайлович, когда противник прорвался к Курску и, развивая успех южнее Курска, захватил Кременчуг. На правом фланге у нас был тогда Брянский фронт, которым командовал Андрей Иванович Еременко. Если посмотреть на карту, то явно обозначался замысел противника. Немцы хотели сомкнуть свои фланги и окружить наши войска, которые занимали Киев. Кременчуг, по-моему, был тогда на стыке юго-западного и южного фронтов. Я тогда был членом Военного Совета юго-западного направления, а командующим был Семен Михайлович Буденный, вместе с ним мы отвечали за тот и за другой фронты.

Когда мы обсуждали с Семеном Михайловичем положение дел на фронтах, я предложил ему:

– Давай напишем тов. Сталину наши предложения. Надо оставить Киев, чтобы вывести оттуда наши войска и технику. А там было много артиллерии и другого вооружения. Противник уже месяц, как не делал никаких попыток к наступлению на Киев после отражения его неоднократных атак, которые были отбиты 37-й армией, которой командовал тогда Власов (впоследствии сдался в плен и стал предателем нашей Родины).

Написали мы наши соображения тов. Сталину. Что же получилось? Семена Михайловича Буденного отозвали, командующим был назначен маршал Тимошенко. Не помню, через неделю или через полтори, но все войска, которые мы предлагали отвести с Киевского направления, были окружены и погибли.

КИРИЧЕНКО. А под Харьковом потом повторили.

ХРУЩЕВ. Об этом скажу несколько позже. Теперь в этом деле по Жукову все виноваты, а Генштаб прав. А кто был начальником Генерального штаба? Тов. Жуков.

ЖУКОВ. Когда Тимошенко приехал сюда, я был послан на Ленинградский фронт и уже месяц был освобожден от должности начальника Генерального штаба. А перед этим провел Ельнинскую операцию, где было разгромлено до девяти дивизий немцев.

ХРУЩЕВ. Думаю, тов. Жуков, что если бы приехал ты, то и тогда события развернулись бы так, как они произошли, когда были отклонены предложения, внесенные нами с тов. Буденным. Вот в чем дело.

Голоса. Время было уже упущено. ХРУЩЕВ. Так что нельзя считать, что ты во всем герой. Нет, ты наберись мужества, покажи и это, а не только свои победы.

Теперь об операции под Харьковом. В результате ошибки Сталина не одна сотня тысяч наших людей были во время этой операции убиты и, главным образом, захвачены немцами в плен.

БУЛГАНИН. Шесть армий.

ХРУЩЕВ. Это – на совести Сталина и, конечно, Василевского, который сейчас с благословения тов. Жукова изображается тоже выдающимся героем. Помню, как я уговаривал по телефону тов. Василевского и просил его:

– Тов. Василевский, пойдите, пожалуйста, к тов. Сталину с картой, покажите ему на карте, какая обстановка сложилась под Харьковом, и разъяснитеему, как военный человек, что если наш приказ, который мы отдали с тов. Тимошенко о приостановлении наступления на запад, не будет выполнен, т. е. если не будет приостановлено наступление и не будут отведены танковые и артиллерийские части, которые мы решили поставить на флангах с тем, чтобы исключить возможность для противника окружить нашу группировку на Барвенковском направлении, то операция не только не удастся, а наступление кончится катастрофой для наших войск.

А он мне спокойно ответил:

– Тов. Хрущев, Иосиф Виссарионович Сталин приказал и никуда я не пойду. Надо выполнять приказ. Этот разговор с тов. Василевским был у меня в присутствии тов. Баграмяна, который присутствует на Пленуме ЦК. Он кандидат в члены ЦК КПСС. (Тов. Баграмян был тогда не то начальником штаба юго-западного фронта, не то начальником оперативного отдела этого штаба). Тов. Баграмян также очень настаивал на том, чтобы добиться отмены распоряжения тов. Сталина с тем, чтобы обеспечить выполнение нашего приказа, который нами был отдан войскам. После разговора с тов. Василевским я позвонил тов. Сталину на квартиру. Он оказался на даче. К телефону он не подошел, а взял трубку Маленков. Я попросил его передать трубку тов. Сталину, так как хотел доказать ему необходимость отмены его приказа. Но Сталин даже не изволил подойти к телефону, а расстояние от стола, где он сидел, до телефона было всего метров пять. Он предложил мне передать через Маленкова то, что хочу я ему сказать. И вот я через Маленкова начал доказывать тов. Сталину необходимость того, чтобы он отменил свое распоряжение и оставил в силе отданный нами приказ. На это мне Сталин заявил через Маленкова, что надо, мол, смотреть вперед, надо продолжать выполнение операций. Он сказал также, что у вас нет единого мнения с командующим фронтом: командующий фронтом занимает якобы особую позицию и что, де-мол, я, Хрущев, навязал ему этот приказ. Я заявил через Маленкова тов. Сталину, что это не соответствует действительности, что у нас не было никакого спора с командующим, не было и нет никаких двух мнений по этому вопросу, а высказываю я наше общее мнение, общую просьбу.

Несмотря на все мои доводы о необходимости оставить наш приказ в силе, Сталин настоял на своем – войскам было приказано вести наступление, а это в тех условиях было выгодно только противнику. Чем глубже мы продвигались на запад, тем больше растягивали свои силы, ослабляли свои фланги. Противник к тому времени сосредоточил свои войска на флангах и от Славянска нанес нам удар. После того памятного разговора дня через два, максимум через три, наши войска были окружены, и кончилась эта операция, как всем теперь известно, большой катастрофой. Там погибло очень много наших войск.

Этот случай хорошо характеризует тов. Василевского, который был чиновником в Генштабе. Если ему что-либо приказывал Сталин, он слепо выполнял. Он хорошо знал, что Сталин в военных вопросах плохо разбирался, знал, что если проявить настойчивость, доказать тов. Сталину необходимость какого-либо мероприятия, тот нередко соглашался. Когда ему иногда умело и тактично указывали на неправильную позицию, которую он занимал в том или ином вопросе, он соглашался и менял решение. Но, конечно, так мог поступить только волевой человек, решительный, который, понимая дело, не побоялся бы возразить Сталину. А там был карьеристский подход, все делалось так, чтобы не говорить неприятного Сталину. И Сталин именно за это приближал к себе Василевского, продвигал его.

Такое отношение тов. Василевского к делу дорого обошлось для наших войск. Ведь можно было бы избежать тогда поражения и тогда по-другому могли бы развиваться военные события. После того, как противнику удалось разгромить наши войска, он, собственно говоря, уже не имел перед собой сильного фронта. И, спустя некоторое время, немцы, накопив и передислоцировав войска, развили наступление и дошли в 1942 году до Волги. Ошибка, о которой я говорю, привела и к разгрому нашего Южного фронта.

И вот теперь эти люди, которые были в Ставке, товарищи Василевский и Жуков, говорят, что они тут ни при чем. Но кто же отвечает за это конкретное дело, как и за другие дела? Почему люди не хотят брать ответственности за то, что произошло тогда при их активном содействии? Сейчас они, глядя в зеркало истории, видят там только свои победы, успехи и хотят забыть свои поражения. Разве это правильно, тов. Жуков?

Когда я разговаривал с тов. Сталиным через Маленкова по тому вопросу, у него были тов. Микоян и, видимо, Молотов и Берия. Однажды, когда уже кончилась война, в беседе у Сталина Анастас Иванович Микоян вспомнил почему– то этот мой разговор с Маленковым и сказал, что Хрущев, мол, тогда правильно предупреждал о том, что дело может кончиться катастрофой для наших войск, но его тогда не послушали и это стоило больших жертв для нашей армии. Тогда Сталин так сверкнул глазами на Микояна, что разговор этот мог кончиться катастрофой для самого Микояна, Сталина буквально всего передернуло. Видимо, он отлично понимал свою роль в той катастрофе, которая разразилась для наших войск в так называемой Барвенковской операции. И ему было неприятно сознавать, что это поражение было связано с его именем, с его капризом.

Вот вам и руководители тогдашнего Генерального Штаба. А теперь они непогрешимые и непобедимые герои.

Я согласен, что в 1941 году были успехи и под Ельней. Сейчас на Пленуме можно добрым словом помянуть замечательного генерала Бодина. Он был тогда начальником юго-западного фронта или направления, я сейчас точно не помню. Позднее они вместе с тов. Баграмяном разработали операцию по захвату Ростова. Противник тогда буквально зарвался: танковыми войсками, которыми командовал Клейст, он захватил Ростов. Товарищи Бодин и Баграмян выяснили на основе данных разведки, что противник хоть и захватил Ростов, но если мы сможем собрать свои войска, даже за счет оголения других участков, и бросим их против Клейста, то можем отбить Ростов у врага. И они разработали соответствующие планы. Командующим юго-западного направления был тогда тов. Тимошенко, а южным фронтом командовал генерал Черевиченко. Добившись успеха, мы хотели развить его, отбить у врага Таганрог. Товарищи Баграмян и Бодин сказали мне, что эту операцию можно выиграть при условии, если войсками будет командовать не Черевиченко, а Семен Константинович Тимошенко. Так и было сделано, руководство операцией было поручено тов. Тимошенко и он провел ее очень хорошо. Ростов был взят нашими войсками, и противник отброшен назад.

Это хорошие страницы борьбы наших войск против фашистских орд, вписанные в историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 годов, уже в первый ее период. Я называю лишь некоторые операции, которые проводились войсками, где мне довелось быть членом Военного Совета. А сколько замечательных примеров можно привести из истории сражений других фронтов!

Везде наши войска героически сражались с врагом, проявляя массовый героизм, стойкость и мужество. Наши командиры и политработники, коммунисты и беспартийные, не жалея самой жизни, вели борьбу, показывая умение бить врага и в той сложной обстановке, которая была в первый период войны.

Решающую роль на весь ход Отечественной войны сыграла Сталинградская битва. К слову сказать, сейчас столько числится сталинградцев, что если бы собрать всех, кто награжден медалью «За оборону Сталинграда», то наверное получилось бы, что на каждого немца пришлось бы по три наших солдата. Все же знают, что этого в самом деле не было. Так уж получается, когда кашу варивали, то было немного людей, а когда стали есть эту кашу, тогда каждый спешил взяться за большую ложку. Но это, товарищи, просто к слову сказано.

Вот сейчас говорят, что тов. Василевский совместно с тов. Жуковым разработали Сталинградскую операцию Так ли это? Это не соответствует действительности. Когда противник подошел к Сталинграду, там сложилась очень тяжелая обстановка. Надо учесть, что противник подошел к Сталинграду после поражения наших войск под Харьковом и под Ростовом, т. е. он вывел из строя два наших фронта – Юго-Западный и Южный. Чтобы закрыть образовавшуюся дыру, требовалось много войск и нужно было много времени. Противник имел большое превосходство в живой силе и технике, он рвался к Сталинграду, хотел как можно быстрее захватить его Надо сказать, что на подступах к Сталинграду очень стойко сражались наши войска. Еще при наступлении на Калач и форсировании Дона и на подступах к Сталинграду противнику были нанесены большие потери. Особенно упорные бои завязались непосредственно за Сталинград.

В это время Сталинградским фронтом командовал тов Еременко, я был, как известно, членом Военного Совета этого фронта. Членами Военного Совета Сталинградского фронта были также товарищи Кириченко и Чуянов, а начальником политуправления тов. Доронин.

Наряду со Сталинградом противник большими силами устремился тогда на Кавказ. Немцы хотели взять Баку, захватить нефтяные районы. Для этой цели они отвлекли значительные силы. Непосредственно под Сталинградом немецкие войска вели упорные бои, но на флангах южнее и севернее Сталинграда в ряде мест не было сплошного фронта, особенно в направлении на Астрахань. Там у немцев действовала одна танковая дивизия. У нас там стояла 28-я армия, которой командовал тов. Герасименко, и были отдельные отряды южнее озера Цаца. В промежутке между Сталинградом и Астраханью сплошного фронта не было ни у нас, ни у противника. Поэтому наши отряды легко пробивались в глубь фронта противника и наносили большой урон врагу. Помню, например, в районе озера Цаца стояла дивизия, которой командовал тов. Макарчук. Ему дали задание, чтобы он организовал наступление на своем участке и проник бы в тыл врага. Перед этой дивизией были войска противника. Когда мы его вызвали к себе и спросили, может ли он совершить рейд в тылы врага, он доложил, что может. Тов. Макарчук довольно успешно организовал эту операцию, глубоко проник в тыл противника и уничтожил много живой силы и техники врага. Только неумно сделал, что позволил расстрелять всех захваченных в плен солдат противника Немцы тогда широко использовали в своей пропаганде этот факт. Они собрали в кучу трупы и говорили своим солдатам: «Вот что будет с теми, кто попадает к русским в плен. Не сдавайтесь русским, они всех пленных расстреливают».

Такие же операции были и на других участках фронта. Эти вылазки, как правило, были успешными Это подтверждало наши предположения, что у противника на флангах войск мало и что есть возможность сосредоточить силы, вклиниться в глубь фронта немецких войск и окружить сталинградскую группировку, которой командовал Паулюс.

Имея эти данные, мы с тов. Еременко написали И.В. Сталину записку, в которой изложили свое мнение. Мы написали, что если бы были войска, то можно на раде участков фронта легко пройти в тылы немецких армий, стянутых к Сталинграду, выйти к Дону и даже форсировать Дон.

Тов. Малиновский, который тогда командовал армией, входившей в состав Донского фронта, также написал тов. Сталину свои соображения о возможности окружения немецких войск под Сталинградом. Я уверен, что такие предложения вносили тов. Рокоссовский, который командовал тогда Донским фронтом, и тов. Ватутин, который командовал тогда Воронежским фронтом.

Таким образом, командующие фронтами и армиями, которые находились на этих участках, приходили к выводу о возможности прорыва фронта и окружения противника. Этот вывод был основан на результатах успешных операций прощупывания противника боем, которые проводились на этих участках.

В результате обобщения этих предложений был разработан план Сталинградской операции по окружению и разгрому немецких войск, которыми командовал фельдмаршал Паулюс.