Текст книги "Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг."

Автор книги: Георгий Зуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Правда, в самом Севастополе после издания этого секретного приказа ничто не предвещало будущей катастрофы. В мае гардемарины сдавали годовые «репетиции» (зачеты) и экзамены. Приказом по корпусу от 10 июня, всех успешно сдавших экзамены переведели в «средний» специальный класс, во 2-ю гардемаринскую роту.

Перед уходом в учебное плавание гардемаринам дали несколько дней увольнения в город. Теперь на прогулки и при всех передвижениях по Севастополю воспитанники Морского корпуса ходили с личным оружием – винтовками и запасом патронов к ним.

Однажды группа гардемаринов, находясь в увольнении и гуляя в Инкерманской долине, встретила Главнокомандующего со свитой. Генерал Врангель, поздоровавшись с ними, спросил, из какой они части. Получив ответ, он чрезвычайно удивился, узнав, что эти одетые во все зеленое молодые солдаты являются гардемаринами Севастопольского Морского кадетского корпуса.

Через несколько дней генерал Врангель посетил корпус. Он прошелся вдоль строя воспитанников, останавливаясь перед Георгиевскими кавалерами и спрашивая каждого гардемарина, за что тот получил эту высокую награду.

В своем обращении к воспитанникам генерал сказал, что не привык видеть будущих морских офицеров в столь необычной форме и что он немедленно прикажет сшить для них настоящую форменную морскую одежду. И действительно, вскоре в Морской корпус доставили отличное сукно и каптенармусы сняли с каждого воспитанника индивидуальные мерки для пошива полного комплекта настоящего морского обмундирования.

Между тем положение частей Добровольческой армии в Крыму настолько ухудшилось, что неожиданно для всех 28 октября 1920 года, в 4 часа утра, по флоту был объявлен приказ о начале эвакуации.

Во время Перекопско-Чонгурской операции соединения Красной армии Южного фронта под командованием М.В. Фрунзе форсировали Сиваш, прорвали оборону белогвардейских войск генерала Врангеля и с ходу ворвались в Крым.

В Морском корпусе объявили тревогу и отдали срочное распоряжение о подготовке личного состава к эвакуации из Севастополя. 2-й взвод гардемарин выделили в караул, а остальные воспитанники вместе с офицерами и преподавателями приступили к упаковке корпусного имущества, оборудования и перевозке его на пристань, где была пришвартована баржа «Тилли». В ее трюм в течение нескольких дней и ночей кадеты и гардемарины загружали упакованные тюки обмундирования, ящики с книгами, съестными припасами, учебными приборами и всякой другой утварью. В довершение всего на палубу баржи даже подняли трех коров из хозяйства корпуса. В последний момент инспектору классов капитану I ранга Александрову удалось вызволить из симферопольской швейной мастерской тюки с заказанными для воспитанников голландками и форменными черными брюками. (К огорчению всех воспитанников, пошивочная мастерская не успела к сроку закончить шитье форменных морских шинелей).

Утром 30 октября груженная имуществом Морского корпуса баржа отошла от пристани и направилась к стоявшему в Южной бухте Севастополя линейному кораблю «Генерал Алексеев».

Личный состав Морского кадетского корпуса покинул учебное заведение в глубоком молчании. Капитан I ранга Берг предложил директору провести прощальный парад кадетов и гардемаринов, но в связи с напряженной обстановкой в городе проводить парад ему не позволили.

Предложение гардемаринов увезти с собой всех коров, свиней и овец, остававшихся в подсобном хозяйстве корпуса, контр-адмирал С.Н. Ворожейкин одобрил и всячески содействовал его реализации. Операция была выполнена воспитанниками блестяще. Животных (стадо коров, несколько десятков свиней и 80 баранов) погрузили на стоявшую у пристани угольную баржу, которую к вечеру прибуксировали к борту линкора «Генерал Алексеев». Воспитанники Морского корпуса теперь на много дней обеспечили себя свежими мясными продуктами.

За день до окончания погрузочных работ командующий Черноморским флотом по просьбе командира крейсера II ранга «Алмаз» – В.А. Григоркова приказал капитану I ранга Кольнеру перейти вместе с 1-м и 4-м взводами гардемаринов на этот корабль. С «Алмаза» перед эвакуацией на берег ушла почти вся команда. Гардемарины на крейсере заменили палубную и машинную команды, встали к котлам и судовым машинам, несли вахтенную службу. Капитан I ранга Кольнер вспоминал: «Только благодаря этой полуроте гардемарин крейсер „Алмаз“ смог самостоятельно выйти в море и в сложных штормовых условиях дойти до Константинополя».

После разгрузки оборудования на палубу линкора «Генерал Алексеев» старшие гардемарины заняли караульные посты у артиллерийских погребов, складов с оружием, в машинном отделении, охраняя их от возможных диверсий со стороны уходивших на берег матросов. Свободные от нарядов гардемарины грузили на корабль уголь и перевозили на шлюпках из портовых складов боеприпасы и необходимые материалы.

В бухтах Минной, Северной и Стрелецкой шла спешная погрузка на корабли. К трапам и погрузочным люкам выстраивались вереницы повозок с ранеными, армейским имуществом и толпы беженцев. Охваченные паникой и ужасом, люди любой ценой старались пробиться на корабли и даже на подводные лодки. Некоторые, потеряв надежду попасть на корабль, кончали жизнь самоубийством, и их тела сбрасывали с трапов в море.

Свидетели этих трагических дней помнят, как тысячи людей под траурный звон колоколов и свет пожарищ грузились на корабли покидавшего Россию флота. Уходившие суда вели люди, которые, как их отцы и деды, с петровских времен свято почитали славу Андреевского флага. Уходивший флот не имел больше национальной принадлежности, поскольку его флаг не принадлежал отныне суверенному государству. К Константинополю корабли уже подходили под флагом Франции – страны, предоставившей флоту возможность базироваться в ее территориальных водах.

31 октября, в 7 часов утра, «Генерал Алексеев» вышел на внешний рейд Севастополя и стал на якорь у Стрелецкой бухты, неподалеку от крейсера II ранга «Алмаз». Старший офицер линкора старший лейтенант А.Н. Павлов сформировал машинные команды, дополнив вахты кочегаров пассажирами – юнкерами казачьего училища. Из гардемаринов и кадетов организовали вахту сигнальщиков. Кадеты провели работы по перегрузке вещей Морского корпуса с палубы в корабельный трюм.

Весь день к «Генералу Алексееву» подходили буксиры и баржи с беженцами и грузами. На его палубы даже подняли три сторожевых катера. Последней пришла баржа с гардемаринами, несшими патрульную службу в городе.

31 октября 1920 года, в 23 часа, «Генерал Алексеев» снялся с якоря и вышел в открытое море. На полчаса раньше ушли стоявшие рядом с ним крейсер «Алмаз» с командой гардемаринов Севастопольского Морского корпуса и посыльное судно «Якут» с воспитанниками Владивостокского Морского училища. «Якут» принял дополнительно на борт 150 беженцев и 70 юнкеров Константиновского училища.

Последним видением родного берега стал для беженцев Херсонский маяк, чей мерцающий огонь еще долго прощально мигал уходившим в изгнание русским людям, плотно забившим все уголки кораблей Черноморского флота. Правда, по воспоминаниям кадетов и гардемаринов, им в этот поздний вечер было не до ностальгических переживаний. За несколько дней и ночей беспрерывных погрузок и караульной службы они настолько физически обессилели, что после окончания этого беспрерывного аврала большинство из них не имели сил и желания добраться по лабиринтам огромного незнакомого корабля с темными узкими коридорами и бесчисленными горловинами до своих спальных мест в матросских кубриках. Они предпочли найти какое-нибудь подходящее место на покрытой угольной пылью палубе, под орудийными башнями или на тюках и, заснув крепким сном, отдохнуть, чтобы завтра утром все начать заново. Молодые люди, утомленные непосильной для их возраста работой, даже проспали сильнейший шторм.

Разбушевавшаяся стихия внезапно обрушилась на корабли. Казалось, что само Черное море бурно протестует, выказывая свое недовольство уходом некогда могучего Российского флота, побеждавшего врагов в легендарных исторических сражениях. Волны поглотили миноносец «Живой», нанесли существенные повреждения многим судам. Положение пассажиров было ужасным. Сильная качка изматывала их, особенно женщин и детей, многие теряли сознание. Некоторые суда в шторм дали течь, и с них в открытом штормовом море стали срочно переправлять пассажиров. По неустойчивым веревочным трапам на уходящие из-под ног палубы кораблей карабкались женщины и дети.

Вечером 4 ноября 1920 года линкор «Генерал Алексеев» встал на якорь на рейде Мода при входе в Мраморное море. Рядом с ним бросили якоря крейсер «Алмаз», посыльное судно «Якут» с гардемаринами на борту и еще 140 судов разного типа и назначения, – начиная от боевых кораблей Черноморского флота и кончая плавучими землесосами, маяками, буксирами и катерами, которые, имея протечки, неисправные машины, непонятно каким чудом смогли добраться сюда сквозь непоюду и шторм. Однако добрались, прошли Черное море и вывезли из Севастополя 146 000 россиян, не пожелавших остаться у красных. Правда, из-за значительной скученности людей на палубах, незнания корабельной архитектоники и отсутствия навыков ходьбы по боевому судну среди пассажиров отмечались случаи падения за борт. Течение уносило упавших в сторону моря. С «Алмаза», превратившегося в спасателя, моментально высылался вельбот с гардемаринами, тем удавалось благополучно вытаскивать из воды пострадавших людей.

Через несколько дней, по приходе в Константинополь, вице-адмирала А.М. Герасимова назначили директором Морского кадетского корпуса, в состав которого вошли и воспитанники Владивостокского Морского училища. Контр-адмирал С.Н. Ворожейкин, заведующий хозяйственной частью генерал-майор А.Е. Завалишин, капитан II ранга А.Н. Подашевский и некоторые другие офицеры и преподаватели покинули Морской корпус и уехали во Францию.

26 ноября (по новому стилю) капитан I ранга Кольнер и два гардемаринских взвода перешли с «Алмаза» на линкор «Генерал Алексеев». На крейсере отказала главная машина. На чужбину, в изгнание его дальше потащили на буксире.

Высадив армию и беженцев в Турции, эскадра, согласно решению своих новых хозяев – правительства Франции, – ушла на постоянное базирование в североафриканское государство Тунис – протекторат Французской республики. Еще в Крыму генерал Врангель подписал обязательство, по которому все корабли Черноморского флота передавались Франции как залог в уплату издержек по оказанию помощи русским морякам и их семьям. «Отдавая себе отчет в том, – писал Врангель, – что Франция – единственная держава, признающая Правительство Юга России и оказавшая ему материальную и моральную помощь, я отдаю мою армию и мой флот и всех, кто за мной последовал, под ее покровительство». Именно по приказу Врангеля на кораблях русской эскадры подняли по приходе в Турцию вместе с Андреевскими флагами французские государственные флаги. В Тунисе порт Бизерта навсегда стал убежищем русских кораблей.

Военная база размещалась на южном берегу Средиземного моря, в 50 км от древнего Карфагена. Бизерта – самая северная точка Африки. Город основан финикийцами 3000 лет тому назад и на финикийском языке означал «гавань» или «убежище». Город и порт Бизерта располагались вдоль канала шириной 450 м, при глубине 10 м. Канал соединял аванпорт – внешний рейд – с внутренним Бизертским озером – диаметром свыше 15 км. Туда бывший Черноморский флот в количестве 33 вымпелов пришел 29 декабря 1920 года. Теперь он официально назывался «русской эскадрой». С эскадрой в Бизерту пришло в общей сложности более 5000 россиян. Они образовали русскую колонию в Тунисе. Через канал-протоку русские корабли вошли в круглое Бизертское озеро. На них были подняты карантинные флаги. Сообщение с берегом французские власти категорически запретили. Круглосуточно сторожевые катера французских военно-морских сил несли дозор вокруг эскадры, берег тщательно охранялся сенегальскими стрелками. Крупнотоннажные русские корабли встали на якоря, малые – швартовались у пристани. Так продолжалось 3 недели. Затем суровые меры предосторожности власти несколько смягчили. Рождество и Новый, 1921 год русские люди встречали в непривычной обстановке – без традиционной елки, искристого снега, вдали от родных и милых сердцу мест. Настроение у всех было далеко не праздничным.

Кроме экипажей кораблей и семей моряков, в Бизерту прибыли беженцы, связанные с флотом своей прошлой слркбой или работой. С русской эскадрой на французскую военно-морскую базу прибыл и весь личный состав Севастопольского Морского кадетского корпуса, воспитанники Владивостокского Морского училища и служившие в морских частях Добровольческой армии Юга России кадеты и гардемарины Петроградского Морского корпуса (17 офицеров – экстернов, 235 гардемаринов, 110 кадетов, 60 офицеров и преподавателей, 40 человек команды и 50 членов семей офицеров).

Личный состав Морского корпуса и их семьи перевели с кораблей на берег, остальных разместили на боевых судах некогда могущественного Черноморского флота. На эскадренном броненосце «Георгий Победоносец», в частности, поселили семьи морских офицеров. На огромном корабле открыли свою школу, церковь и лечебницу. На линкоре продолжали строго соблюдаться все отечественные праздники и старые русские традиции.

Под жарким африканским солнцем российская колония сама себя обслуживала и занималась воспитанием подрастающего поколения. Работали все упорно, честно, не за страх, а за совесть, искренне веря в скорую возможность возвращения флота к русским родным берегам. Все наивно верили и надеялись, что флот и его корабли еще послужат Отечеству – далекой и любимой Родине. Любовь к Отчизне упрочняла их надежду на скорое возвращение к родным очагам, к оставленным близким людям. Поэтому на всех кораблях русской эскадры в Бизерте продолжалось никому не нужное несение службы по ранее заведенному штатному расписанию. Офицеры и команда, также как раньше, отстаивали вахты на боевых постах, участвовали в корабельных учениях, авралах и учебных тревогах.

На каждом корабле старались поддерживать флотский порядок, по-прежнему выполнялся церемониал утреннего подъема флага, проводились тщательный осмотр и ремонт техники. Пользуясь стоянкой, моряки приступили к регулировке и отладке судовых механизмов и агрегатов. На всех судах запахло краской – началась отделка корабельных помещений: скребли, грунтовали и окрашивали обшарпанные стихией корпуса старых судов-ветеранов.

В 1921 году отремонтировали линкор «Генерал Алексеев», крейсер «Генерал Корнилов», которым, по некоторым сведениям, тогда вернули прежние названия – «Император Александр III» и «Кагул». Несколько позже закончились ремонтные работы на эсминцах «Беспокойный», «Дерзкий» и «Пылкий». В полный порядок привели также шесть старых миноносцев и все пришедшие в Бизерту подводные лодки («Утка», «Буревестник», «Тюлень» и АГ-22).

В 1922 году французские власти заставили русских моряков сдать весь боевой запас, хранившийся на кораблях, и включили в состав своих военно-морских сил прекрасную плавучую мастерскую «Кронштадт», переименовав ее в «Вулкан». Ледоколы «Илья Муромец» и «Кузьма Минин» французы переоборудовали в минные заградители, переименовав их, соответственно, в «Поллукс» и «Кастор». Вспомогательные и транспортные суда французские власти, в счет долга за содержание русских команд в Бизерте, начали постепенно распродавать иностранным судовладельцам.

Контр-адмирал Н.Н. Машуков провел переговоры с морским префектом Туниса адмиралом Варрнеем и просил его оказать содействие в размещении на берегу Морского кадетского корпуса. Французский адмирал, не дожидаясь распоряжений из Парижа, предложил разместить, на выбор, военно-морское учебное заведение в одном из двух находившихся в районе Бизерты зданий бывших французских казарм Сфаят или в старинном форте Джебель – Кебир. Для осмотра предложенных помещений адмирал сформировал комиссию под руководством капитана I ранга Н.Н. Александрова. Офицеры остановили свой выбор на двух военных объектах: воспитанников Морского корпуса разместили в помещениях форта Джебель-Кебир, а руководство, офицеров, педагогический персонал и склады – в казармах военного лагеря Сфаят, находящегося на расстоянии 1 км от форта.

С учетом степени подготовки и уровня полученных ранее знаний в разных учебных заведениях России, гардемарины распределились по разным ротам. По настоянию бывшего директора Владивостокского Морского училища капитана I ранга Китицина 36 гардемаринов этого учебного заведения, вернувшиеся из сложного дальнего океанского плавания (Владивосток – Севастополь), зачислили в 1-ю роту. Из ее состава назначили корпусных фельдфебелей и унтер-офицеров в кадетские роты. Ротным командиром стал старший лейтенант Брискорн, совмещавший эту должность с обязанностями заместителя начальника корпуса по строевой части.

Севастопольская рота гардемаринов и младшие гардемарины Морского училища Владивостока общей численностью 110 человек, стали считаться 2-й ротой.

2я кадетская рота в количестве 90 человек состояла из воспитанников Севастопольского Морского кадетского корпуса и воспитанников сухопутных кадетских корпусов, ушедших из города на кораблях эскадры.

Дочь российского морского офицера Александра Сергеевича Манштейна, Анастасия Александровна Манштейн-Ширинская, вспоминала: «Некоторые кадеты были совсем детьми, оторванными от своих семей гражданской войной, или сироты военного времени. Полшится, как ждали некоторые из них в далекой Африке никогда не приходивших им писем. Как мучались эти дети об оставшихся в России родных, узнав о репрессиях в Крыму. Дамы из эскадры опекали их, шили им белье и форменное обмундирование».

Благодаря активной работе директора Морского корпуса вице-адмирала Александра Михайловича Герасимова и прекрасному педагогическому составу учебный процесс быстро наладился, несмотря на материальные трудности. Моральное состояние воспитанников улучшилось, они снова дорожили своей принадлежностью к корпусу. Прекратились разговоры и мечтания гардемаринов о переходе на американские «шипы». Казалось, что жизнь постепенно входит в нормальную колею. Несмотря на неслыханные затруднения и невиданные ни в одном учебном заведении сложности, благодаря налаженной работе, сознательному отношению воспитанников к учебе и великолепному подбору преподавателей уровень подготовки в Морском корпусе Бизерты оказался настолько высоким, что после окончания корпуса многие его выпускники блестяще завершили свое образование в высших технических учебных заведениях Франции, Бельгии и Чехословакии.

Адмирал Герасимов провел реорганизацию Морского корпуса и реформировал учебные программы таким образом, чтобы без ущерба качеству общеобразовательной и профессиональной подготовки выпускать специалистов в более короткий срок.

При размещении воспитанников по казармам все они прошли тщательную санитарную обработку. Их вещи отдали в дезинфекцию. В казематах форта Джебель-Кебир имелись старые солдатские железные нары в два яруса. Через окна-амбразуры и бойницы в помещения проникал дневной свет, но после 16 часов в половине из них становилось настолько темно, что читать и писать уже было невозможно.

1-я рота поселилась в одном из капониров форта, а в другом оборонительном сооружении гардемарины устроили корпусную церковь. Во внутреннем дворе цитадели расположился лазарет и размещалось помещение дежурного офицера.

Под устроенными навесами располагались походные кухни с их складскими помещениями. Форт не имел электрического освещения. Пришлось срочно установить в нем вывезенную из Севастополя дизель-электрическую станцию, ее работа позволила регулярно освещать все помещения форта Джебель-Кебир. Перед главным входом в старый форт располагался широкий строевой плац, где проводились занятия по строевой подготовке воспитанников, устраивались военные парады и периодические смотры личного состава корпуса.

Учебную практику кадеты и гардемарины проходили на боевых судах эскадры. Гардемарины принимали активное участие в ремонте и наладке механизмов и агрегатов кораблей. Они регулярно совершали плавания на приписанном к Морскому корпусу учебном судне – баркентине «Моряк» – по акватории Бизертского озера.

Несмотря на неоднократные переговоры и просьбы контр-адмирала М.А. Беренса, французы так и не разрешили команде учебного судна выходить в открытое море, ограничив плавание акваторией озера. Однако, несмотря на это ограничение, учебные плавания являлись всегда желанным событием и развлечением в довольно однообразной жизни воспитанников. Кроме того, это давало возможность воспитанникам, не боясь огромных корабельных крыс, на какое-то время убегать от хигцных арабских клопов, те почему-то не дохли от чудодейственных патентованных дезинфекционных средств, изобретенных в начале XX века.

Директор, офицеры и преподаватели, их семейства и вся хозяйственная часть корпуса разместились в барачном лагере Сфаят. Вице-адмирал А.М. Герасимов, взяв на себя общее руководство Морским корпусом, возложил на начальника строевой части капитана I ранга Михаила Александровича Китицина все организационные и практические вопросы учебно-воспитательной работы, наблюдение за воспитанниками, их питанием и бытом. Михаил Александрович даже переселился из лагеря Сфаят в форт Джебель-Кебир – поближе к своим подопечным Его жизненный распорядок теперь мало чем отличался от режима воспитанников корпуса Он вставал вместе с ними по сигналу горна, питался из общего котла, строго следил за выполнением распорядка дня и воинской дисциплиной. Результаты работы, проведенной начальником строевой части в форте Джебель-Кебир, сразу же не замедлили сказаться. Вот что писал об этом в своей книге «Сфаят» преподаватель истории Н.Н. Кнорринп «Трудности чисто воспитательного характера считались до прихода Михаила Александровича непреодолимыми… Надо отдать справедливость строевой части – внешняя сторона воспитательного дела ей в этом отношении удалась. Через 2-3 месяца работы на форту, о закулисной стороне которой мы, как правило, знали немного, ученики стали неузнаваемыми. И действительно, взаимоотношения между двумя старшими гардемаринскими ротами сразу же вошли в мирное русло и, наконец, стали не только нормальными, но и дружескими».

Хозяйственная часть Морского корпуса демонстрировала чудеса «солдатской находчивости», чтобы обеспечить воспитанников всем необходимым. Лейтенант И.Д. Богданов всегда находился в крайне затруднительном положении, ибо не имел для этого достаточных ассигнований, средств и материалов. Особенно трудно ему бывало обеспечить питание 500 человек. Французское правительство, финансировавшее корпус «от щедрот своих», вдруг уменьшило ассигнования статьи расходов «на питание» с первоначальной суммы в 2 франка 12 сантимов в день на человека до 80 сантимов.

Воспитанников перевели на голодный паек, во лшогом сходный с рационом питания жителей блокадного Ленинграда. Они стали получать в день по 150 г хлеба и 2 тарелки жидкого супа из чечевицы, в нем при очень внимательном рассмотрении можно было все же углядеть микроскопические частички консервированного мяса. Начальник корпусного камбуза полковник А.Ф. Калецкий буквально изощрялся, чтобы суметь приготовить из этого мизерного суточного набора продуктов полноценный обед для своих мальчиков. Забыв о своем высоком воинском звании и должности, он теперь лично присутствовал на кухне во время всего процесса приготовления пищи. Сам орудовал огромным половником и строго следил за тем, чтобы ни один грамм продуктов не пропал из рациона воспитанников. Правда, период вынужденного голодания в корпусе продолжался сравнительно недолго. Благодаря переговорам командующего русской эскадрой вице-адмирала М.А. Кедрова с представителями французского правительства и активным хлопотам русского морского агента в Париже капитана I ранга В.И. Дмитриева справедливость все же восторжествовала, и ассигнования, отпускаемые на питание воспитанников Морского корпуса в Бизерте, вновь увеличили до первоначальной суммы.

В лагере Сфаят по инициативе и при непосредственном участии жен морских офицеров и отдельных преподавателей корпуса организовали швейную и сапожную мастерские. Из присланной командиром плавучей мастерской «Кронштадт» бязи местные дамы шили всем воспитанникам легкую летнюю морскую форму, и даже головные уборы на манер шапочек американских матросов. Умельцы сапожного дела соорудили кадетам и гардемаринам щегольские парусиновые туфли. Привезенное из Севастополя обмундирование, сшитое по личному распоряжению Главнокомандующего генерала Врангеля, считалось парадной формой и одевалось только по торжественным дням, праздникам и на парадах. К ней, кстати, прекрасно подошли подаренные французами в Бизерте новые черные матросские бушлаты.

По инициативе капитана I ранга Китицина в Сфаяте организовали также мастерскую по производству ученических тетрадей, бумагу для которых прислал из Парижа М.М. Федоров, выхлопотав необходимые ассигнования на ее покупку у Союза земств и городов.

Энергичными действиями инспектора классов капитана I ранга Александрова и его помощников лейтенантов Куфтина и Насонова в помещениях старого форта обустроили специальные тематические учебные кабинеты и классы, оснащенные оборудованием и мебелью, переданными в Морской корпус с кораблей русской эскадры.

Учебники и пособия в корпусе отсутствовали, поэтому всем преподавателям пришлось в срочном порядке подготовить необходимые пособия и руководства по основным предметам, предусмотренным программой офицеров флота. Учебники отпечатали в корпусной литографии, оборудованной в одной из казарм лагеря Сфаят. В ней же под редакцией капитана II ранга Н.А. Монастырева стали периодически публиковать номера «Морского сборника».

В летние дни из-за сильной жары администрация корпуса обычно сокращала количество учебных часов с 8 до 3–х.

В корпусе недоставало обслуживающего персонала. В нем, в частности, отсутствовал штат уборщиков, работников прачечной, не говоря уже о категории ротных «дядек», столь привычных и обязательных для Петербургского Морского кадетского корпуса. Поэтому в Бизерте уборка корпусных помещений, стирка белья, заготовка и чистка овощей являлись непосредственной обязанностью кадетов и гардемаринов. Нередко в корпусной прачечной можно было наблюдать умилительную картину, как кадеты, гардемарины и холостяки-преподаватели, весело переговариваясь друг с другом, с большим усердием и умением отстирывали свое белье и обмундирование.

Рядом с фортом воспитанники оборудовали прекрасную спортивную площадку. Инвентарь для нее закупили на средства Всероссийского Красного Креста в Париже. Кроме гимнастики, кадеты и гардемарины с удовольствием играли здесь в футбол и баскетбол. Команда-победительница торжественно награждалась «ценным» призом – каждый ее игрок или участник соревнований получал в награду ложку сгущенного молока.

Здесь, в Бизерте, морские офицеры, преподаватели и воспитанники продолжали традиционно отмечать праздник Морского корпуса – православный праздник 6 ноября, день Святителя Павла Исповедника – праздник, с которым у всех выпускников и гардемаринов были связаны дорогие и радостные воспоминания.

Вот как описывал один из первых на чужбине корпусных праздников настоятель церкви Морского корпуса в Бизерте отец Георгий Спасский: «6 ноября – день Святителя Павла Исповедника, наш Морской праздник. Сколько с ним связано воспоминаний, и самых дорогих. Здесь, на чужбине, особенно дорог этот день. Маленькая полутемная в каземате церковь. Посреди ее паникадило, сделанное из баночек и старой жести. Облачение из бязи, точно из белого шелка. Все сделано самими: свои художники, плотники и портнихи. Делали любящие руки… Этот маленький пещерный храм, как он дорог нам! Радостно собраться вместе и грустно вспомнить былое. Какой блеск раньше – первый в сезоне бал всей столицы. А теперь форт, вместо горящего огнями огромного зала – ров и сверху моросит дождик. Но настроение у всех приподнятое… Гостей очень много во главе с командующим контр-адмиралом Беренсом…

Выходит командующий и принимает парад. Церемониальный марш. Под бодрящие звуки оркестра плывут мимо стройные ряды, первая, вторая рота… и в конце седьмая – дети без ружей. К горлу подступает комок… Обед во рву крепости на 600 человек. Традиционный гусь. Тосты. Громовое «ура!» За любимого адмирала Кедрова. Он – защита и опора Корпуса в парижских сферах… На другой день – гимнастический праздник. А затем в том же мрачном рву заброшенного форта для гостей с эскадры и жителей Кибира было дано представление пьесы „Руфь“. Проведена была параллель между скитающейся на полях благородной Руфью и трудящейся на чужих полях Русью».

Летом 1921 года после сдачи в корпусе экзаменов 17 офицеров-экстернов бывшей сводной роты получили аттестаты об окончании полного курса Морского корпуса. Это был первый выпуск в Бизерте. Некоторые офицеры этого выпуска продолжили свое обучение в организованных для офицеров флота Артиллерийских классах и Классах подводного плавания, размещенных на линейном корабле «Генерал Алексеев» и подводных лодках русской эскадры.

16 июля Морской корпус посетил приехавший из Парижа вице-адмирал Кедров. Его вполне удовлетворили познания воспитанников и их бодрый вид. К этому времени морально-психологическое состояние кадетов и гардемаринов нормализовалось, они верили в свое будущее и делали все, чтобы успешно овладеть выбранной ими профессией офицеров флота. Об этом можно судить по письму гардемарина 3–й роты Давица, опубликованному в журнале «Годы»: «Много нового, ценного, крепкого получил я. Много пришлось увидеть, пережить и перенести тяжелого, но ничто не сломало мне духа бодрости… Мы страшно заняты и работаем положительно круглые сутки. Лекции 8 часов, рабочий труд самый правильный, масса нарядов по хозяйству, по службе, по роте… По вторникам и четвергам репетиции. Забываешь наше изгнание, вечно идет энергичная, кипучая работа. Сыт, одет, о завтрашнем дне не думаю, а учусь… Мы проходим очень хороший курс учения, подбор преподавателей великолепный, и мне так нравится этот русский кипучий муравейник с заветами старины, с традициями, с крепким военно-морским духом…»

Морской кадетский корпус в Бизерте сделал 5 выпусков офицеров флота, служивших затем во Франции, Австралии и на кораблях других держав. Благодаря энергичным хлопотам директора Морского кадетского корпуса вице-адмирала А.М. Герасимова дипломы, выдаваемые его выпускникам, официально приравняли к европейским документам о специальном морском образовании. Все постепенно налаживалось и стабилизировалось.