Текст книги "Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг."
Автор книги: Георгий Зуев
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Многих из них не миновала вечная разлука с отчим домом, близкими и друзьями. Некоторым пришлось доживать свой век на чужбине, до последнего своего часа надеясь на возвращение к родным очагам, чтобы умереть на Родине.
Трагичны судьбы этих людей. В течение грозовых лет гражданской войны они становились жертвами политических интриг. Лишенные своей Родины и права служить российскому флоту, офицеры невыносимо страдали.
Долгие годы жизни в эмиграции воспитанников Морского кадетского корпуса продолжали соединять общие воспоминания, офицерская честь, верность традициям русского флота и теплившаяся надежда на возвращение в Россию.
Там, на чужбине, они постепенно, один за другим, уходили к месту своего последнего причала – на далекие заморские кладбища, занимая места в строгих кильватерных колоннах могил русских флотоводцев, боевых морских офицеров и гардемаринов России.
Прежний директор Морского училища вице-адмирал Виктор Андреевич Карцов после октябрьских событий бедствовал и пребывал в крайне тяжелом материальном положении.
В 1922 году бывший гардемарин Б.Б. Лобач-Жученко в один из морозных февральских дней прибыл в Петроград и, разыскивая кого-то из знакомых, зашел во двор одного из домов на Фонтанке. Посреди двора двое бородачей в черных форменных пальто с обшитыми материей золотыми пуговицами перепиливали толстенное заледенелое бревно. Бородачи распрямились, и один из них окликнул его: «Борис Лобач-Жученко?» – «Так точно!» – громко отчеканил в ответ бывший воспитанник Морского корпуса. В бородатых мужиках он узнал вице-адмирала В.А. Карцова и его тестя, последнего морского министра Российской империи адмирала И.К. Григоровича.
Тяжелые испытания выпали на долю Виктора Андреевича Карцова и его близких, оставшихся на Родине. 29 декабря 1930 года неожиданно арестовали его жену – Марию Ивановну, на следующий день – его самого и сына Андрея. Их осудили органы Ленинградского ОГПу. Во время следствия, длившегося около двух лет, они находились в печально известных «Крестах». Марию Ивановну осудили по ст. 58 п. 10 У К РСФСР сроком на 10 лет с отбыванием наказания в одном из северных лагерей ГУЛАГа, а Виктора Андреевича Карцова и его сына Андрея выслали в Архангельск.
Девятнадцатилетняя дочь последнего директора Морского кадетского корпуса адмирала Карцова Наталия Викторовна, работавшая на Путиловском заводе пирометристом, по счастливой случайности избежала ареста, поскольку в это время работала в ночную смену. На заводе ее пытались заставить отречься от родителей, но она категорически отказалась. Старый мастер по-дружески посоветовал ей не появляться больше на работе.
В 1933 году Марию Ивановну неожиданно освободили из лагеря с правом проживания в любом городе страны. Она выбрала Архангельск, где находились в ссылке муж и сын.
Виктор Андреевич подолгу болел, было плохо с сердцем Томительно тянулись дни за днями. Он не надеялся получить свободу. Со второй половины 30–х годов «политическим», таким как он, лишь усиливали наказание. Он знал, что ему суждено здесь закончить свои дни.
Не дождавшись свободы, последний директор Морского кадетского корпуса Российской империи вице-адмирал В.А. Карцов скоропостижно скончался в Архангельске в 1936 году.
В 1951 году в Париже отмечалось 250-летие Морского кадетского корпуса. В докладе председателя всезарубежного объединения морских организаций особо отмечалось, что «доблестное поведение последнего начальника Морского его императорского величества наследника цесаревича училища, вице-адмирала Виктора Андреевича Карцова, не нарушившего верность долгу и присяге, спасло достоинство старейшего учебного заведения. Морской корпус до конца пребывал верным престолу и Отечеству. Рыцарь-адмирал проявил полное презрение к личной опасности перед озверевшей толпой и своей грудью прикрыл вверенных ему моряков…»
После Октябрьского вооруженного восстания 1917 года, решением комиссии Управления морских учебных заведений всех офицеров, преподавателей, гардемаринов и кадетов отчислили из Морского училища. В его стенах временно остались лишь начальник учебного заведения и технический персонал «для сбережения здания, материальной части и имущества».
15 сентября 1918 года приказом по флоту и Морскому ведомству в Петрограде в помещениях бывшего Морского кадетского корпуса организовали Курсы командного состава флота. В июне 1919 года курсы реорганизовали в Училище командного состава, рассчитанное на прием 320 слушателей, с трехлетним сроком обучения. Впервые в истории привилегированного учебного заведения его двери открылись для матросов, выходцев из рабочих и крестьян.
Позднее, 10 октября 1922 года, Училище командного состава флота преобразовали в Военно-морское училище, положившее начало Высшему военно-морскому училищу имени М.В. Фрунзе.
С деятельностью первого советского военно-морского учебного заведения связано имя выпускника Морского корпуса 1910 года Воина Петровича Римского-Корсакова – последнего представителя старейшей морской династии офицеров флота России.
Несколько лет тому назад я познакомился с племянницей Воина Петровича – известным петербургским искусствоведом, сотрудницей Русского музея. Мария Андреевна Алексеева, дочь Андрея Петровича Римского-Корсакова – брата Воина Петровича, любезно познакомила меня с семейным архивом и рассказала о жизни своего дяди, оставшегося после событий 1917 года служить России и трагически погибшего в 1937 году.
Воин Петрович Римский-Корсаков после окончания Морского корпуса служил на крейсере «Аврора», а затем, окончив Артиллерийские офицерские классы, продолжил службу на новейшем по тому времени линейном корабле Балтийского флота «Петропавловск». Он участвовал в действиях русской эскадры в период Первой мировой войны и был заслуженно отмечен высокими боевыми наградами.
В критический для молодой Советской республики момент офицер участвовал в знаменитом Ледовом походе – выводе кораблей Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт ранней весной 1918 года. Он остался в России, откликнувшись на призыв Пятого съезда Советов к бывшим офицерам царской армии и флота «честно и добросовестно работать над развитием и упорядочением военной мощи Советской России». При вступлении в ряды советского флота он заявил: «Я искренне люблю свою Родину и русский народ и готов отдать все свои знания, опыт и труд на благо отечественного флота…»
Опытный артиллерист, Воин Петрович во время гражданской войны становится ведущим специалистом по использованию в боевых условиях морской артиллерии. В 1920 году он назначается флагманским артиллеристом Действующего отряда Черноморского флота. Боевые заслуги морского офицера высоко оценил Реввоенсовет Советской республики, наградив его именными золотыми часами.
В 1920 году военмор В.П. Римский-Корсаков назначается начальником Училища командного состава флота. Под его руководством завершился организационный период становления первого советского военно – морского учебного заведения.
Воин Петрович возглавлял училище всего несколько месяцев, но и за тот короткий период времени им было разработано и утверждено Положение о приеме курсантов в учебное заведение, определены цели и задачи училища, утвержден Перечень обязательных навыков и знаний его выпускников. При нем провели первый в советский период истории выпуск красных командиров флота.
Затем приказами командования военмор Римский-Корсаков последовательно назначался заместителем начальника Высших специальных курсов командного состава флота, начальником Артиллерийского отдела технического управления УМС РККА, заместителем начальника учебно-строевого управления. На всех постах морской офицер работал профессионально и инициативно.
Однако обстановка, в которой тогда приходилось служить военным специалистам, являлась неоднозначной. Бывшие морские офицеры, все до единого, находились под постоянным наблюдением компетентных советских органов, относившихся крайне подозрительно ко всем делам и поступкам военспецов. Такова была государственная политика в 20-30–е годы по отношению к «царским кадрам». Она не изменилась и после того, когда в годовщину Красной армии советскому правительству пришлось публично признать, что «честные и добросовестные военные специалисты внесли значительный вклад в победы конца 1918 года».
Тучи над головами военспецов сгустились после того, как буквально через три дня после официального признания советской властью заслуг морских офицеров была опубликована Программа РКП(б). 27 февраля 1919 года Российская коммунистическая партия большевиков категорически заявила, что «Красная армия – как оружие пролетарской диктатуры, должна иметь классовый характер, то есть формироваться из пролетариата и дружественных ему средних слоев крестьянства». Выходило, что приглашенным ранее в вооруженные силы старым военным специалистам в будущем места не отводилось.
В конце 20-х – начале 30–х годов против бывших офицеров стали широко фабриковать политические дела и хитроумно плести сети, в которые один за другим попадали «царские кадры».
Не миновала сия горькая чаша и потомственного офицера В.П. Римского-Корсакова. В августе 1930 года его по нелепому обвинению уволили из рядов флота, арестовали и приговорили к 10 годам заключения в лагерях ГУЛАГа. Вместе с Воином Петровичем в те дни по надуманному обвинению осудили многих талантливых военных специалистов – цвет военной интеллигенции, на деле доказавшей свою преданность советскому государству в годы гражданской войны и после ее окончания.
В 1932 году по распоряжению начальника Морских сил СССР В.М. Орлова из заключения освободили большую группу командиров флота, официально восстановив их в должностях и званиях после «долгосрочного отпуска». Прервать этот «долгосрочный отпуск царских кадров» пришлось по банальной причине: на флоте остро ощущалось отсутствие опытных кадров начсостава. В числе освобожденных военспецов оказался и В.П. Римский-Корсаков.
После столь внезапного и счастливого освобождения из мест заключения Воин Петрович несколько лет работал в Центральном конструкторском бюро спецсудостроения, участвовал в разработке проектов новейших систем артиллерийского вооружения для надводных кораблей всех классов. В достопамятном 1937 году его вновь арестовали и предъявили стандартно сфабрикованное обвинение. Воин Петрович, также как и прочие арестованные военные специалисты, обвинялся как участник белогвардейской военноофицерской диверсионно-шпионской организации «Российский общевоинский союз». Решением комиссии НКВД и прокурора СССР В.П. Римский-Корсаков был осужден к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор привели в исполнение 3 мая 1937 года.
Так трагически прервалась старейшая морская династия боевых флотских офицеров Римских-Корсаковых, предок которых героически сражался на первых русских военных кораблях флота, созданного помыслами и трудами Петра Великого.
В ИЗГНАНИИ
И никто не додумался просто стать па колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги – это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной весне.
А. Вертинский
24 октября (7 ноября) 1917 года в Петрограде произошел новый революционный переворот. Временное правительство было низложено, к власти пришли большевики. Центробалт объявил о вступлении в управление флотом. Всеми военно-оперативными вопросами ведал теперь его Военный отдел, во главе которого стояли матрос Н.Ф. Измайлов и произведенный 29 ноября Верховной морской коллегией в контр-адмиралы А.А. Ружек – бывший командир отряда заградителей. На всех кораблях торжественно подняли красные флаги, на палубах гремели оркестры – флот отмечал окончательный переход власти к Центробалту.
Командный состав бывшего императорского флота должен был сделать свой выбор. Руководитель Союза офицеров капитан I ранга Г.К. Граф – командир эсминца «Новик» – открыл заседание Морского собрания и призвал всех обсудить сложившееся на эскадре положение. В зале бушевали страсти. Ярый монархист Граф и многие заслуженные офицеры флота категорически утверждали, что упразднение Центробалтом должности командующего флотом обязательно приведет к хаосу и последующей гибели Балтийского флота. Служба в условиях коллегиального управления кораблями для большинства офицеров стала в дальнейшем невозможной. Для них подобная ситуация являлась поводом для протеста и официальной отставки.
В явном меньшинстве оказались офицеры, чьи голоса призывали прекратить ненужную фронду в тяжелое военное время и честно служить флоту и новой России. Однако большинство проголосовало за резолюцию с отказом от признания новой системы большевистских реформ в управлении флотом. Началась непримиримая борьба морских офицеров с большевистской властью. «Как же иначе, – возмущались они, – когда во главе морского ведомства фактически оказался баталерный юнга с „Гангута“, судимый за кражу бушлата, некий Дыбенко, а руководителем мозга флота – Генерального штаба – стал самозванный мичман-недоучка Раскольников (Ильин)».
На заседании Морского собрания произошел раскол, разделивший морских офицеров на два противоположных лагеря. В числе убежденных и непримиримых противников большевизма, не шедших ни на какие компромиссы и считавших несовместимым со своей совестью, честью, понятием о служебном долге и пользой для Родины остаться и добровольно слркить большевикам были адмиралы Развозов, Бахирев, князь Черкасский, Паттон, Старк, Беренс и Тимирев. Рапорты об отставке подали также заслуженные морские офицеры Пилкин, Шевелев и большинство командиров боевых кораблей.
По инициативе группы молодых офицеров и воспитанников расформированных приказом комиссара Льва Троцкого Морского училища и Отдельных гардемаринских классов была вынесена решительная резолюция отказаться от дальнейшего сотрудничества с новой властью. Не примирившиеся с политикой большевиков морские офицеры, гардемарины и кадеты группами и поодиночке, часто с подложными документами и риском для жизни, прорывались через большевистские кордоны на окраины бывшей империи, где тогда формировалась белая Добровольческая армия и иные военные отряды для вооруженной борьбы с «Советами».
Революция и гражданская война выплеснули за границу сотни тысяч человек, покинувших Россию по разным причинам. Среди них находились убежденные противники новой власти и люди, просто напуганные пресловутыми эксцессами революции, а также те, которые в водовороте событий потеряли всякие ориентиры и бежали буквально «куда глаза глядят».
Инженер-механик лейтенант Н. 3. Кадесников в книге «Краткий очерк белой борьбы под Андреевским флагом» писал: «Еще летом 1917 года среди молодых офицеров армии и флота и учащейся военной молодежи возникла мысль о необходимости организоваться для защиты Родины от посягательств внутренних и внешних врагов.
Воспользовавшись именем Совета Союза казачьих войск, находившегося в Петрограде на Знаменской улице, они создали патриотическую организацию, во главе которой стоял командир лейбгвардии Измайловского полка полковник Веденяпин. Один из участников этой организации, капитан Измайловского полка В. Парфенов через своего брата, старшего кадета Морского училища, и при посредстве некоторых гардемаринов распространил ее влияние на большинство бывших воспитанников Морского училища. Во время большевистского переворота несколько его воспитанников тайно связались с другими военно-учебными заведениями столицы.
Вскоре вступившие в организацию Союза казачьих войск кадеты и гардемарины получили приказание пробиваться на юг России и организованными пятерками стали покидать город.
В первые месяцы 1918 года, после похода балтийских кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт, мичманы, лейтенанты, кадеты и гардемарины расформированных большевиками Морского училища и Отдельных гардемаринских классов устремились к Черному и Каспийскому морям, в Архангельск и Мурманск, к Онежскому озеру, на Волгу и даже на далекие сибирские реки, где создавались тогда военные флотилии.
Пятерки, организованные Союзом казачьих войск в Петрограде, стали прибывать в Новочеркасск уже в начале ноября 1917 года. Здесь собирались офицеры, юнкера, кадеты и гардемарины Морского училища…»
Из прибывших сформировали юнкерский батальон, причем последний взвод этой первой воинской части белой Добровольческой армии укомплектовали исключительно моряками – кадетами и гардемаринами бывшего Морского кадетского корпуса.
25 ноября 1917 года юнкерский батальон и полусотня Донского военного училища погрузились в вагоны и направились в Нахичевань. На подъезде к городу воинский эшелон обстреляли перешедшие на сторону красных солдаты 223-го запасного пехотного полка. Завязался бой, юнкера, гардемарины и кадеты участвовали в штыковых атаках, в одной из них полностью погиб взвод капитана Донского, состоявший из кадетов Одесского и Орловского военных корпусов. Найденные потом тела мальчиков были буквально изрешечены солдатскими штыками. 4-й взвод морских кадетов вел оборону на левом фланге и попал под сильнейший винтовочный обстрел. Треть морских кадетов приема 1916 года в этом бою погибла. Ночью юнкерский батальон отвели в степь, и утром, при поддержке прибывших регулярных казачьих частей, кадеты и гардемарины пошли в наступление, закончившееся взятием Ростова.
Так жизнями мальчиков-кадетов и гардемаринов Морского корпуса и кровью других русских детей – кадетов сухопутных корпусов – тогда добыли победу в первом бою регулярной белой Добровольческой армии.
В конце ноября 1917 года генерал М.В. Алексеев поручил капитану II ранга В.Н. Потемкину сформировать морскую роту из числа прибывших в Ростов морских офицеров, кадетов и гардемаринов Морского училища. Личный состав юнкерского батальона и его 4-го морского взвода наградили за нахичеванский бой Георгиевскими крестами.
30 января 1918 года морская рота в составе Кавказского сводного дивизиона защищала Батайск от подразделений наступавшей дивизии красного главкома Сорокина. В этом неравном бою рота потеряла половину своего личного состава.
В течение 1918-1919 годов, при атамане А.М. Каледине на Дон из Петрограда прибыли адмирал А.А. Кононов и его сын – капитан I ранга И.А. Кононов, адмирал С.С. Фабрицкий, адмирал Степанов, капитан I ранга А.Н. Заев, капитан II ранга Бодиско, инженеры-механики Щепотьев и Герасимов, старшие лейтенанты Соловьев, Селезнев, Елкин, Коженков и Медведев, лейтенанты Шестаков, Кунаков, Киашкин, Поздеев, Чехов и другие офицеры флота, гардемарины и морские кадеты.
В 1918 году военно-морское Управление Добровольческой армии сформировало несколько военных подразделений на Дону. Первой организовали Донскую флотилию. Речные пароходы оснастили 3-дюймовыми орудиями и пулеметами. Самоходные баржи, оснащенные корабельными орудиями, снятыми с бездействующих военных судов в Севастополе, превратили в плавучие артиллерийские батареи. Флотилии поставили задачу очистить все порты Азовского моря от большевиков. Эту задачу она выполнила. В Таганроге учредили Управление портов Азовского моря и Управление морской тяжелой артиллерии. Командиром Таганрогского порта был назначен адмирал Степанов.
Моряки под руководством капитанов I ранга Я.И. Подгорного и И.А. Кононова, оснастив 6-дюймовыми орудиями бронепоезда, успешно действовали в составах Донской и Добровольческой белых армий. Особенно успешно сражался бронепоезд «Адмирал Непенин», который под командой старшего артиллерийского офицера линкора «Слава» капитана II ранга В.Н. Маркова вывел из окружения двухтысячный отряд дроздовцев. Однако тот же бронепоезд 15 ноября под командой артиллерийского офицера линкора «Златоуст» старшего лейтенанта А.Д. Макарова попал в засаду и его уничтожил красногвардейский отряд у разъезда Базовое. Погибли почти все гардемарины и кадеты, входившие в состав его команды. В расположение Добровольческой армии удалось пробиться лишь старшему лейтенанту Н.Р. Вирену, гардемарину Петру Поплавскому и кадету Всеволоду Гусеву.
На соседнем участке фронта действовали бронепоезда «Единая Россия», «Дмитрий Донской» и «Князь Пожарский», в их командах числились офицеры флота и воспитанники Морского корпуса.
В приказе донского атамана генерала А.П. Боглаевского по поводу участия моряков в боевых операциях говорилось: «Правильно организованные морские части на Дону, спаянные железной дисциплиной, во время общего наступления на север разбросались по всему югу России, где донские кадры были тем ядром, тем скрепляющим цементом, на котором, как на прочном фундаменте, быстро создавались новые морские организации. Морская тяжелая артиллерия развернулась в отдельный корпус, а Донская и Азовская флотилии – в речные силы России.
Я, как атаман Всевеликого Войска Донского, горжусь славной работой моряков».
Как уже упоминалось, осенью 1917 года кадетские роты Морского корпуса распустили по домам, а роту старших гардемаринов перевели в Отдельные гардемаринские классы, к «черным» гардемаринам (в отличие от воспитанников Морского училища они носили не белые, а черные погоны; отсюда и пошло – «черные» гардемарины). Морское ведомство Временного правительства тогда полагало, что слияние «белых» и «черных» гардемаринов позволит политически оздоровить дворянских детей из Морского корпуса в среде разночинной молодежи Отдельных гардемаринских классов.
Положение на фронтах мировой войны вынудило администрацию морского учебного заведения Петрограда провести учебное плавание гардемаринов не на Балтике, а на Дальнем Востоке. Руководителем морской практики назначили капитана I ранга М.А. Китицина, офицера с героическим военным прошлым, награжденного за храбрость золотым оружием и Георгиевским крестом.
Учебный отряд судов, сформированный во Владивостоке, состоял из вспомогательного крейсера «Орел» (им тогда командовал выбранный матросами старший лейтенант М. Афанасьев) и двух миноносцев – «Бойкий» и «Грозный». В отряде существовал свой ревком, фактически командовавший походом. В учебное плавание из Владивостока вечером 12 ноября 1917 года ушли 280 гардемаринов, 20 офицеров и 300 матросов. Известие об Октябрьском перевороте в Петрограде руководитель учебной морской практики капитан I ранга Китицин получил в порту Гонконга. Среди матросов начались беспорядки и активная подготовка к захвату учебных судов. Офицеров практически отстранили от командования. Матросами исполнялись только приказы судового комитета, на чью сторону перешли «черные» гардемарины Петр Гуркало, Федор Дажин и Иван Кожанов. Под их влиянием команда стала с подозрением и недоверием относиться к большинству офицеров и «белых» гардемаринов. По мнению командира учебного судна «Орел», «эти гардемарины были присланы кем-то специально все портить!»
18 ноября несколько «белых» гардемаринов и офицеров собрались в японском ресторане «Москва», открыто провозглашали монархические тосты, а под занавес – даже спели царский гимн. На следующий же день решением судового комитета офицеров и гардемаринов, посетивших ресторан, матросы арестовали. Их решили под конвоем отправить во Владивосток в ревтрибунал. Однако ночью командир вызвал на крейсер японских жандармов, и они не только освободили арестованных, но и помогли им скрыться. Возмущенные члены судового комитета вынесли постановление об отдании под суд Владивостокского ревтрибунала командира крейсера «Орел» старшего лейтенанта Афанасьева и морских офицеров, виновных в пропуске на русский корабль вооруженных иностранцев, освободивших врагов Советской республики. Председатель судового в комитета в категоричной форме даже потребовал от командира изменить курс и вернуться во Владивосток. Вестовые донесли капитану I ранга Китицину, что при уходе из Гонконга в открытом море произойдет открытый матросский бунт. Планами судового комитета предусматривалось выбросить за борт часть офицеров и гардемаринов, а командира корабля Афанасьева и руководителя учебной морской практики Китицина матросы собирались передать во Владивостоке в ревтрибунал.
Узнав об этом, капитан I ранга Китицин срочно связался с русским послом в Лондоне через военно-морского агента в Японии контр-адмирала Б.П. Дудорова и получил разрешение первому нанести заговорщикам упреждающий удар при поддержке английских боевых кораблей, стоявших на якоре в бухте Гонконга.
Утром 25 января 1918 года корабли учебного отряда блокировали английские крейсера. На «Орел» прибыл русский консул В. Эйтинген. Посты у арсенала, складов и ружейных пирамид заняли 40 вооруженных гардемаринов. Команду построили на верхней палубе, и консул зачитал бумагу, по которой все революционные нововведения отменялись. Не желавшим подчиняться решению предложили вернуться во Владивосток на английском вспомогательном крейсере. Матросы бросились к хранилищу оружия, но их встретил вооруженный караул из гардемаринов и офицеров. Председатель судового комитета вынужден был сдать командиру «Орла» ключи от артпогребов и складских помещений с оружием.
К вечеру того же дня на трех кораблях Учебного отряда из личного состава нижних чинов остался только один матрос. Вместе с матросами, списанными с кораблей Учебного отряда, в Россию возвратился и «черный» гардемарин Иван Кожанов. Подозрения командира вспомогательного крейсера «Орел» о его неблагонадежности и причастности к работе большевистской организации на корабле оказались не напрасными. Гардемарин с 1917 года являлся активным членом РСДРП.
Головокружительна и трагична морская карьера этого человека. Ровно через год после неудачного военного переворота на крейсере «Орел» 22-летнего Ивана Кузьмича Кожанова назначили начальником военно-морских отрядов Волжско-Каспийской флотилии. Его усилиями и талантом, по существу, сформировали тогда первое в нашей истории регулярное соединение морской пехоты. Через 2 года, после разгрома Врангеля, в феврале 1921 года, 24-летнего моряка Реввоенсовет назначил командующим морскими силами Балтийского моря. И наконец, в 1938 году по ложному доносу арестован командующий Черноморским флотом, член Военного совета РККФ, флагман II ранга Иван Кузьмич Кожанов, ему предъявили стандартное для того времени обвинение в измене Родине и «в преступной связи» с одним из руководителей «военного заговора» – Тухачевским. 28 августа 1938 года его расстреляли. Позже в беседе с адмиралом Кузнецовым маршал Ворошилов спросил, знает ли он Кожанова, и, получив утвердительный ответ, довольно определенно сказал: «Я не думаю, чтобы он был врагом народа».
В том же роковом и тревожном 1918 году после удачно проведенной контроперации бунта нижних чинов на кораблях Учебного отряда и списания революционных моряков во Владивосток крейсер «Орел» и оба миноносца остались без матросов. Капитан I ранга Китицин распределил всех гардемаринов по основным корабельным службам и боевым частям – от сигнальщиков и комендоров до трюмных и кочегаров включительно.
Позже, в ноябре 1918 года, распоряжением прибывшего в Сибирь адмирала А.В. Колчака во Владивосток направили всех гардемаринов Морского корпуса, Морского инженерного училища и Отдельных гардемаринских классов. В городе, в помещении Шефнеровских казарм, в расположении школы морских специалистов, открыли Морское училище, его начальником назначили капитана I ранга М.А. Китицина.
В январе 1919 года директор Владивостокского Морского училища в своей докладной записке на имя адмирала Колчака писал, что «самая большая ценность нынешнего выпуска (бывшей 3–й роты Петроградского Морского училища), что он сохранит историческую непрерывность отечественного морского воспитания офицеров… Если влияние старшего выпуска распространится на новый, то это обеспечит ему традиционную преемственность…»
Распоряжением адмирала Колчака во Владивостоке сформировали специальный учебный отряд кораблей Морского училища. В его состав входили канонерская лодка «Манджур» (брейд-вымпел начальника Учебного отряда капитана I ранга Китицина), миноносец «Смелый», посыльное судно «Якут» и два ледокола – «Улисс» и «Диомид». В декабре того же года во Владивосток вернулись из-за границы миноносцы «Бойкий» и «Грозный», а также вспомогательный крейсер «Орел», которые сразу же были включены в состав судов Учебного отряда Морского училища Владивостока. На них летом проводились регулярные практические занятия и учебные плавания гардемаринов.
Однако к середине января 1920 года революционная обстановка в городе значительно осложнилась. Ввиду создавшегося критического положения командование приняло оперативное решение – эвакуировать весь личный состав и воспитанников Морского училища из Владивостока на кораблях Учебного отряда. Командующий морскими силами контр-адмирал М.А. Беренс приказал начальнику учебного заведения капитану I ранга Китицину сформировать также отряд судов особого назначения из всех способных двигаться кораблей Сибирской флотилии.
Но таковых к этому времени оказалось немного. «Магнит» стоял на рейде с разобранной машиной, на «Улиссе» вдруг «неожиданно» взорвался цилиндр высокого давления, а на «Свири» все цистерны с пресной водой буквально перед выходом кто-то просверлил во многих местах. М.А. Китицину удалось взять под личный контроль и сохранить в неприкосновенности лишь три судна: вспомогательный крейсер «Орел», посыльное судно «Якут» и ледокол «Богатырь». На исправных кораблях организовали круглосуточную вооруженную охрану из гардемаринов и офицеров. Решили эвакуировать личный состав Владивостокского Морского училища на этих судах. Офицеры и гардемарины погрузились на корабли. Дополнительно на уходивших из города судах Учебного отряда разместили также около 500 морских офицеров Сибирской флотилии и членов их семей.
Выход кораблей в море, однако, все время откладывался. Контр-адмирал Беренс медлил с отдачей приказа об отходе. Обстановка была довольно сложной. Отсутствовала какая-либо согласованность в действиях между сухопутным и морским командованием. На рейде на виду у города стояла довольно внушительная эскадра кораблей союзников, по непонятным для всех причинам ведших двойную игру. Союзники противились уходу отряда гардемаринов из Владивостока. Американцы высказывались по этому поводу без дипломатических церемоний, заявляя, что откроют орудийный огонь, если русские суда станут уходить. Только смелое личное вмешательство в спор союзников японского флагмана вице-адмирала Кавахары, позволило, наконец, адмиралу Беренсу решиться на эвакуацию воспитанников Морского училища из города – Владивосток практически находился под контролем большевистски настроенных матросов, солдат и рабочих.