Текст книги "Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг."

Автор книги: Георгий Зуев

По субботам уроки заканчивались в 11 часов. После их завершения на набережной Большой Невы обычно проходили батальонные учения, ими всегда командовал начальник строевой части генерал Большов или его заместитель – полковник Давыдов по прозвищу Василий. Для командующих строевыми учениями и их адъютантов из корпусного манежа специально приводили смирных лошадей, на которых они гарцевали перед выстроенными по ранжиру ротами воспитанников. Рассказывают, что однажды «Россинант» под тучным и неопытным полковником В.А. Давыдовым, чего-то испугавшись, понес неумелого кавалериста вдоль Николаевской набережной в направлении Горного института под дружный хохот кадетов и зевак, обычно собиравшихся в это время неподалеку от здания корпуса.

Любимцем воспитанников в то время являлся ротный командир капитан I ранга И.Г. Сарычев. Старый моряк, грозный с виду и грубоватый, он с нежностью заботился о своих питомцах – кадетах младшей роты. Сарычев считался лучшим знатоком морской практики, которую он с блеском преподавал гардемаринам в училище. Он же стал автором прекрасного учебника по этому важному предмету.

Учебной частью училища во времена контр-адмирала Арсеньева заведовал инспектор классов капитан I ранга П.П. Вальронд, дослужившийся в конце своей профессиональной деятельности до генерал-лейтенанта. Воспитанники наделили его прозвищем Бонза. Как правило, встречаясь в длинном классном коридоре с каким-либо учащимся, он всегда останавливался и тонким голосом спрашивал стоящего по стойке «смирно» кадета: «Фамилия?» Выслушав ответ, он поворачивался и важно шествовал далее. Небольшого роста, с длинной бородой «черномора», он считался прекрасным организатором учебно-воспитательной работы в училище. Не менее талантливым педагогом-воспитателем являлся и его заместитель – полковник Я.И. Павлинов, блестяще преподававший курс девиации. Именно эти два офицера сумели в тот сложный период собрать в Морском училище замечательный коллектив опытных преподавателей-профессионалов. Педагоги сумели подготовить для принципиально нового российского флота прекрасных морских офицеров. На выпускных экзаменах комиссия особо отметила прекрасные знания гардемаринов по предметам, относящимся к кораблевождению, астрономии, лоции, навигации, морской съемке.

В конце 80-х годов XIX века в училище работали будущие профессора с мировым именем – выпускники Морского кадетского корпуса – А.Н. Крылов и Ю.М. Шокальский; специалисты по кораблевождению Г.И. Шульгин, М.М. Беспятов, П.К. Бубнов; по девиации – Я.И. Павлинов и А.Н. Кудинович; по математике и теории корабля – В.М. Сухомель и А.М. Бригер; по артиллерии – И.А. Яцыно.

В эти же годы в Морском училище начал работать Н.Л. Кладо, который сумел блестяще организовать преподавание курса военно-морской истории, а впоследствии – тактики. По своим требованиям к учащимся педагоги, безусловно, отличались друг от друга, но среди них отсутствовали такие, кого бы выпускники впоследствии не вспоминали добрым словом и с чувством глубокой благодарности. Преподаватели любили Морское училище, своих воспитанников и всегда поддерживали с бывшими учениками теплые и доверительные отношения.

По инициативе инспектора классов П.П. Вальронда для желающих по вечерам факультативно читались лекции по истории и космографии. Один раз в неделю, также по вечерам, для кадетов в столовом зале проходили занятия по гимнастике на специальных машинах – тренажерах.

Как уже упоминалось, директором Арсеньевым в учебном заведении поощрялись танцы, для чего специально пригласили известного артиста балета Гельцера. На занятия он всегда являлся во фраке и белом галстуке. Его обычно сопровождал персональный аккомпаниатор-скрипач.

Традиционно, корабельные штурманы и артиллеристы в Морском кадетском корпусе и училище не готовились. Из его стен много лет подряд выпускались лишь вахтенные морские офицеры или вахтенные начальники. Профессии штурмана или корабельного артиллериста считались на военном судне «чернорабочими», недостойными для лиц дворянского происхождения.

Офицеры корпуса флотских штурманов и морской артиллерии готовились до этого в специальных морских училищах, набиравших воспитанников не только дворянского происхождения, но и разночинцев.

В отличие от элитных флотских офицеров, выпускников Морского училища, корабельным штурманам и артиллеристам ранее присваивались «сухопутные» чины: подпоручик, поручик, штабскапитан, капитан и т. д. Они продвигались по службе только в пределах своей узкой специальности и не могли в будущем стать командирами боевых кораблей или адмиралами.

Время и технический прогресс всегда расставляют все на свои места, рушат старые традиции и закоренелые понятия. К концу 70-х годов XIX века роль офицеров-специалистов значительно возросла и стала более очевидной. Теперь от познаний и опыта корабельных штурманов и артиллеристов во многом зависели исход военных операций флота и его безопасность.

В 1885 году морские корпуса флотских штурманов и морских артиллеристов были упразднены, а в учебных программах Морского училища появились новые дисциплины и программы штурманской подготовки, минною дела и корабельной артиллерии. В конце 80-х годов выпускников Морского училища стали назначать на корабли не только вахтенными начальниками, но и минными офицерами, корабельными штурманами и офицерами корабельной артиллерии.

Учебный год в Морском училище всегда начинался в середине сентября. После торжественного молебна в столовом зале контр-адмирал Арсеньев здоровался с ротами воспитанников и всегда отдельно приветствовал разношерстную толпу новичков, успешно прошедших тяжелые конкурсные экзамены. Им только 6 ноября, «по приобретению надлежащей выправки», выдавали форменную одежду.

Морское училище в те далекие годы пользовалось у подрастающего поколения огромной популярностью. Все мальчики мечтали поступить в это известное военно-морское высшее учебное заведение.

Будущий контр-адмирал императорского флота и контр-адмирал ВМФ СССР, известный специалист-минер доктор технических наук Петр Павлович Киткин родился и вырос в семье контр-адмирала в отставке П.А. Киткина, старого парусного моряка. С раннего детства мальчику нравились рассказы отца и его приятелей – старых адмиралов – о морской службе, об океанских плаваниях, штормах, защите Севастополя. Они впервые пробудили в нем страстное желание стать военным моряком. Особое впечатление производили рассказы друга отца – отставного контр-адмирала Ф.Ф. Ушакова, внучатого племянника знаменитого русского адмирала. Не менее интересными были воспоминания и отставного вице-адмирала Забудского.

В своих записках контр-адмирал П.П. Киткин вспоминал: «Бывало, за обедом начнет Ушаков, кадет старого морского корпуса, рассказывать случаи из жизни или о своей службе в Кронштадте или на Дальнем Востоке, разгорячится, вскочит, кричит, машет своими короткими ручками, пока отец не скажет: „Федюк, садись, что за кричанье!“ Старик сразу утихнет, поглядит кругом и сядет, но не надолго, – опять рассказ, и опять уже кричит.

Отставной моряк Забудский был человеком иного рода. Парусный моряк до мозга костей, он относился недоброжелательно к современному паровому флоту. „Самовары, утюги!“ – других названий для паровых кораблей у него не было. О молодых морских офицерах он также отзывался довольно критически: „Тоже, командиры! – говаривал он. – Входят в гавань на буксирах! А помнишь, Павел, как мы, бывало, обстенив паруса, на трехдечном корабле задним ходом входили в Кронштадтскую гавань?“ Действительно, по словам стариков, он проделывал такую штуку. Или начнет вспоминать интересные моменты из своей службы в Черноморском флоте под начальством Нахимова, а я, забившись в уголок, слушаю и вижу себя уже командиром громадного корабля, входящим также задним ходом в какую-нибудь гавань. Или спускаюсь полным бакштагом на неприятельскую эскадру.

Эти два старика еще более обострили мое желание скорее поступить в тогдашнее Морское училище и сделаться заправским военным моряком.

Наконец мое желание исполнилось. Тринадцати лет повели меня на приемный экзамен. Волновался я, как помню, ужасно, так как чувствовал, что познания мои в науках не очень обширны и тверды, а между тем требования для поступления в Морское училище предъявлялись немалые. Надо было знать предметы в объеме трех классов кадетских корпусов, а по математике – четырех классов классической гимназии. Кроме того, экзамен был конкурсный – вакансий для поступления было объявлено 30, явилось же на экзамен 150 человек.

Первый экзамен – письменный, по русскому языку и математике – был обставлен, торжественно. Среди громадного зала стояли ряды парт – длинных столов. Впереди их кафедра преподавателя, а кругом стулья и кресла для родителей и родственников экзаменующихся.

Нас всех мальчиков рассадили по партам. Вошел на кафедру преподаватель русского языка, высокий, красивый, нестарый, в прекрасно сшитом виц-мундире Учебного ведомства, и после краткого пояснения, где написать свою фамилию, номер парты и т. п., начал диктовку. После диктовки прочел отрывок рассказа по Лермонтову „Белла“ для изложения его своими словами. Когда мы окончили свое писание и сдали дежурившим офицерам, появился на кафедре математик и задал по три задачи, алгебраических и арифметических. Решением этих задач первый экзамен и закончился.

Последующие экзамены проходили в более скромной обстановке – в классах. Однако, несмотря на мои пробелы в подготовке, экзамены сошли благополучно. И вот я воспитанник Морского училища.

Училище в то время состояло из шести рот-курсов: гардемаринская рота, воспитанники которой назывались гардемаринами, четыре строевых роты и нестроевая рота – пятая, для малолетних. Прием в Училище производился лишь в пятую роту. Лишь отдельные личности, и то по особому разрешению, могли поступить в старшие роты.

Когда мы все поступившие собрались в Училище, нас вывели в аванзал [13]13
  Аванзал (фр. avant «перед» + salle «зал») – передний зал, комната перед главным залом.


[Закрыть]– приемную, под ранжир. Пришел директор, вице-адмирал Арсеньев, инспектор классов, наш будущий ротный командир и другие офицеры. Директор сказал чувствительную речь о том, как надо хорошо учиться, вести себя, о важности наук и т. д. Правду говоря, мы мало что понимали из его слов, т. к. больше поглядывали на своих соседей по роте и глазели на присутствующих. После речи директора нас отвели в помещение роты, назначили каждому конторку с ящиками для хранения книг и кое-каких мелких вещей. Указали в спальной кровать, а в ротном арсенале – шкаф для одежды. Затем нас распустили. Тут все начали знакомиться друг с другом, причем не обошлось без легких потасовок и подзатыльников, но, в общем, все скоро наладилось, и мы быстро перезнакомились. Этому помогло и то, что большинство из вновь поступивших пришло из подготовительных пансионов, а потому явились уже с завязавшимися дружескими отношениями.

В первое время после поступления мне все казалось странным в Училище. Громадные размеры жилых помещений, жизнь по часам, шум и гам в свободное от занятий время, вставанье утром по барабану и другие особенности жизни военного заведения. Все это было ново и резко отличалось от домашней обстановки и даже от нашего подготовительного пансионата. Скоро, однако, я втянулся в жизнь Училища, сблизился с товарищами и вполне освоился со всеми требованиями новой обстановки.

Повседневная жизнь воспитанников была строго регламентирована по часам. В 6 часов утра трещит барабан или завывает труба горниста, а дежурный офицер уже ходит вдоль кроватей и подбадривает заспавшихся. В 7 часов 30 минут – завтрак: кружка чая и белая булка – так называемая французская. С 8 до 11 часов – классы, каждый по полтора часа. С 11 до 13 часов 30 минут – строевое учение или знакомство с парусным вооружением корабля, на модели брига в большом зале Училища, а в старших ротах – практические занятия по уничтожению девиации, по лоции и артиллерии. В 13 часов 30 минут – обед из трех блюд, довольно-таки скудных. С двух до трех часов – отдых. С 15 до 18 часов – снова классные занятия. В 18 часов – ужин из одного блюда, причем любимейшим нашим блюдом был вареный картофель с селедкой или гречневая каша, так как эти продукты давали не по порциям, а сколько хочешь. С 20 до 21 часа отводилось время на приготовление уроков. В 21 час ложились спать.

Словом, свободного времени для отдыха или занятий по своему вкусу отводилось в то время очень мало, вероятно, по тем соображениям, что воспитанники ничем добрым не займутся. Не знаю, правилен ли был такой взгляд, но что такой режим тяжел для юношей, так это верно. Недаром же, урвав свободные минуты, мы предавались буйным играм и чуть ли не ходили на головах. Руководство нашим воспитанием было возложено на ротного командира и офицеров роты, которые несли суточные дежурства по роте».

Сразу же после начала занятий в Морском училище происходил выпускной акт для гардемаринов, произведенных в мичманы.

Приезжали управляющий Морским министерством, заслуженные адмиралы флота, масса приглашенных гостей. Звучала традиционная речь директора училища контр-адмирала Арсеньева. Присутствовавшие на торжественном выпуске воспитанники с завистью смотрели на одетых с иголочки молодых офицеров и предвкушали в мечтах день, когда наступит их очередь.

В жизни каждого, кто готовился к военной службе, самым ярким моментом всегда являлся день производства в первый офицерский чин. Это была не просто великая радость освобождения из приевшихся за долгие годы стен Морского училища, его строгих правил, казарменной жизни и регулярных классных занятий. Для выпускника училища день получения офицерских эполет был всегда днем второго рождения, взлета в безбрежную ширь морских просторов.

Весь внешний облик выпускника Морского училища неузнаваемо изменяла блестящая форма, увенчанная заветными эполетами с одинокой мичманской звездочкой – вестницей начала карьеры офицера флота. Теперь бывший воспитанник становился фигурой, обличенной офицерским чином, на которую ложился груз огромной ответственности не только за себя, но и за то дело, которое будет ему поручено, и за тех людей, которые будут ему подчинены. С великой гордостью принимал молодой офицер честь, отдаваемую его первым эполетам – знаку братского ордена морских офицеров, в который он торжественно вступал на выпускном вечере. Перед мысленным взором молодого мичмана возникал его первый будущий корабль, на чьей палубе его, наконец, ожидала настоящая морская служба. Но вместе с этим радостным чувством в душе молодого офицера вдруг появлялся легкий страх перед сознанием своей неподготовленности к сложным задачам на предстоящей службе. Внезапно возникали сомнения, сможет ли он показать себя достойным в борьбе с трудностями, ожидающими там, куда он так долго стремился.

На следующий день после этого торжественного акта наступал корпусной традиционный праздник – 6 ноября. Он начинался праздничным молебном и парадом воспитанников. Роскошный бал вечером в Морском училище был, по сути, первым балом столичного сезона.

На Рождество воспитанникам училища давали двухнедельный отпуск, после которого занятия возобновлялись. В апреле обычно начинались переводные экзамены, по окончании которых воспитанники 5-й (младшей) роты распускались на все лето по домам.

Для остальных учащихся с 10 мая по 10 августа начиналась летняя учебная практика на судах практической эскадры. Гардемарины находились в море на учебных судах несколько дольше – до 8 сентября.

4-я рота воспитанников Морского училища вначале проходила практику на пароходе-фрегате «Рюрик», а затем на корвете «Боярин». Первый являлся «блокшивом», не имел машин и парусов. Командир 4-й роты капитан I ранга Н.Г. Сарычев официально считался командиром фрегата. На самом же деле он осуществлял функции заведующего этой плавучей казармы. Кадеты вспоминали, что всегда галантный в обхождении с родителями воспитанников, посещавших Морское училище, офицер Сарычев на фрегате буквально преображался, вспоминал свои дальние плавания, демонстрировал кадетам весь букет и сочность «морского языка», столь красочного по выразительности специфических терминов и оборотов.

Воспитанник Морского училища и будущий знаменитый кораблестроитель академик А.Н. Крылов также бывал свидетелем подобных удивительных превращений любимых офицеров. В своих воспоминаниях Алексей Николаевич писал: «Ротные командиры и отделенные начальники говорили в стенах Морского училища всем воспитанникам „Вы“ и были с ними безукоризненно вежливы, не употребляя при строевых учениях никаких ругательных слов. На учебных же судах процветала „словесность“ старших офицеров, вахтенных начальников и боцманов. Училищные офицеры, столь вежливые и корректные в корпусе, ступив на палубу корабля, также беспрестанно подкрепляли, стоя на вахте, всякую команду каким-нибудь затейливым ругательством „в третьем лице“, и хотя это официально воспрещалось, но унаследованный со времен Петра обычай был сильнее всяких приказов».

При этом офицеров учебного отряда и воспитателей Морского училища нисколько не смущало и не заставляло переходить к светским манерам присутствие на борту учебного судна особ царской фамилии. Дело в том, что на кораблях училищной эскадры одновременно с воспитанниками училища проходили летнюю морскую практику Их Императорские Высочества великие князья Александр Михайлович, Алексей Михайлович и Кирилл Владимирович.

В дни летних плаваний училищные правила частично нарушались, но при этом свято соблюдались все требования Морского устава. Считалось крайне позорным нарушить какую-либо его статью.

Плавания на «Рюрике», по существу, не было. Стояли на якорях на Транзундском рейде, в акватории которого воспитанники обучались технике гребли, управлению шлюпкой под парусами, такелажным работам, осваивали морскую терминологию, семафорную азбуку и знакомились с сигнальными флагами. Во время парусных учений воспитанники работали на мачтах корабля.

3–я и 2-я роты плавали летом на броненосном фрегате «Князь Пожарский», флагманском корабле учебного отряда. Броненосец был построен в 1867 году.

1-я (гардемаринская) рота воспитанников училища первые полтора месяца жила на барже, приписанной учебному судну «Варяг». Баржой командовал преподаватель астрономии, навигации и морской съемки капитан II ранга А.О. Пиленко, его помощником был Ю.М. Шокальский. Баржа обычно становилась на якорь близ острова Германшер на рейде Твермине в финских шхерах. Воспитанники выпускной роты проводили на ней береговые астрономические наблюдения при помощи секстантов, вели хронометрический журнал, мензульную съемку берега, островов и проводили контрольные промеры. Эти занятия были настолько профессионально и интересно организованы, что всегда увлекали гардемаринов, которые с огромным интересом и внимание относились к полученным учебным заданиям.

Вторую половину лета воспитанники 1-й роты плавали на деревянных паровых корветах «Аскольд» и «Варяг», имевших полное фрегатское вооружение (три мачты с реями).

Директор училища контр-адмирал Арсеньев в плавания никогда не ходил. Он лишь однажды посещал суда Учебного отряда – после окончания летней практики.

Учебным отрядом судов Морского училища за годы его существования командовало восемь контр-адмиралов: М.Н. Куманин, Л.Ф. Гадд, В.П. Верховский, П.П. Назимов, Ф.М. Геркен, Ф.А. Гире, К.Б. де Ливрон и В.П. Мессер. Все они являлись опытными заслуженными моряками. О летней морской практике, ее учебных судах и командующих Учебным отрядом воспитанники училища сложили песню:

 
На штагах подняты огни…
Как ясно помним эти дни,
Когда отряд наш здесь стоял
И добрый Гадд был адмирал.
 
 
Теперь уж адмирал другой,
Завел он новые порядки!
Прощай, наш отдых и покой,
А ведь с начальства взятки – гладки!
 

Насколько добрым и дружелюбным был командующий отрядом учебных судов училища контр-адмирал Л.Ф. Гадд, настолько строгим и требовательным оказался второй командующий, о котором упомянуто в песне. Этим адмиралом был В.П. Верховский.

В учебных плаваниях воспитанники не только учились практике морского дела, но и отдыхали душой. Им было предоставлено право по своему усмотрению разбиваться на четыре отделения, выбирать в каждом отделении старшину, ответственного за порядок и дисциплину в жилом помещении на судне, следившего за четким и неукоснительным выполнением нарядов на вахту и судовые работы. Сами воспитанники составляли команды шлюпок, выбирали «артельщика», отвечавшего за покупку провизии и качество питания кадетов. Обычно на судах кормили хорошо и сытно. Однако бывали единичные случаи, когда по приговору практикантов «артельщика» заменяли другим воспитанником. Плававший на учебном судне корпусной морской офицер, как правило, не вмешивался в кадетское самоуправление. Судовые офицеры относились к воспитанникам Морского училища доброжелательно, но уж когда ругали за те или иные проступки, не стеснялись в выражениях и «соленых» морских терминах.

За время морской практики кадеты физически развивались, крепли и вырабатывали выносливость ко всем видам нелегких работ на корабле.

Уже во время второго плавания воспитанники знакомились с работой корабельных паровых машин и механизмов и изучали современные артиллерийские корабельные орудия.

В 1882 году выпускная рота Морского училища, в составе которой был и гардемарин А.Н. Крылов, летом плавала на корвете «Боярин». К концу августа Учебный отряд пришел на Транзундский рейд. Предстоял царский смотр Александра III. Смотру должны были предшествовать морские маневры и стрельбы.

После маневров и посещения судов практической эскадры император в сопровождении адмиралов и свиты прибыл на флагманский корабль Учебного отряда, на котором держал свой брейд-вымпел начальник отряда капитан I ранга В.Н. Брылкин. Царь сердечно поблагодарил начальника отряда и его офицеров, сел на адмиральский катер и торжественно отчалил от борта.

Обычно после отбытия царской персоны с флагманского корабля следовало произвести традиционный артиллерийский салют в 31 выстрел с промежутками в 10 секунд между каждым орудийным залпом. Артиллерийский офицер Опаровский, выполняя приказ, скомандовал левому борту: «первая» – осечка; тотчас же: «вторая» – и по рейду понеслась боевая граната, рикошетируя на воде. Перед командой – «третья», уже для правого борта, один из воспитанников вовремя заметил, что комендор вынул болванку, заменил ее зарядом но, торопясь, забыл вынуть снаряд, и опять был бы произведен не холостой, а боевой выстрел. Гардемарин едва успел остановить комендора, разрядить орудие и вновь зарядить холостым. Естественно, что если бы этого не было сделано, то снаряд полетел бы точно над царским катером, прямо в направлении стоявшей на рейде императорской яхты. Скандал был слишком очевиден, чтобы его скрыть. Учредили следствие. Артиллерийского офицера посадили на неделю под арест в каюту «с приставлением часового». Начальник же практического отряда учебных судов Морского училища был в наказание произведен не в контр-адмиралы, как уже значилось в официальном представлении, а в генерал-майоры и назначен комендантом Кронштадтской крепости.

Выпускные экзамены гардемарины обычно сдавали после заключительной летней морской практики. Для них экзамены проходили в строгой и торжественной обстановке в середине сентября. По этому случаю всегда назначалась комиссия для производства практического экзамена под председательством авторитетного и опытного старшего морского офицера. Члены комиссии, облаченные в строгие парадные мундиры, заседали в конференц-зале училища за большим столом, покрытым зеленой скатертью.

В 1884 году выпускные практические экзамены сдавал гардемарин Морского училища фельдфебель Алексей Крылов – будущий всемирно известный академик. Вот как описывает он свои выпускные экзамены: «В середине сентября была назначена комиссия для производства практического экзамена под председательством вице-адмирала В.П. Шмидта. В числе членов комиссии был и начальник офицерского минного класса капитан I ранга В.П. Верховский. Можно сказать, что он свел на нет всех прочих членов комиссии и сам экзаменовал по всем предметам. Между прочим, мне он задал следующее:

– Ступайте на ют и опишите вооружение бугшприта „Аскольда“.

Я одно время работал на бугшприте и знал до мелких подробностей проводку всех снастей. Я представил Верховскому требуемое описание.

– Это не верно.

– Позвольте вам доложить, господин капитан 1-го ранга, что эта проводка сделана не по штату, но вы изволили приказать описать снасти бугшприта именно на „Аскольде“, а не проводку, как полагается по штату.

– Пойдемте на бак.

Сам влез на нок бугшприта, осмотрел все подробно, затем говорит:

– Вы правы, здесь не по штату.

Затем Абзеев рассказал мне, что при заключительном заседании комиссии В.П. Верховский рассказал, как было дело с бугшпритом. Комиссия постановила присудить мне высшее отличие, повысить меня по списку на пять человек, причем на этом особенно настаивал Верховский. Но я и без того был первым».

В архиве хранятся свидетельства и аттестаты А.Н. Крылова в период пребывая его в Морском училище. Среди них документ, в котором Учебно-воспитательный совет удостоверяет, что гардемарин фельдфебель Алексей Крылов при выпуске из училища 30 сентября 1884 года по всем предметам получил высший балл – 12.

При Морском училище продолжала успешно функционировать Николаевская Морская академия, которая к концу 80-х годов XIX века состояла из трех отделов: гидрографического, механического и кораблестроительного. В академию принимались морские офицеры, прослужившие не менее двух лет в офицерских чинах, и успешно выдержавшие вступительные экзамены. Комплект ее слушателей на каждом курсе был весьма небольшим: набор на гидрографическое отделение составлял 10 человек, на два остальные – всего по 5 человек.

Училище отводило для академии во втором этаже три аудитории, выходившие окнами на набережную Большой Невы. Для помощника начальника Морской академии была отведена полутемная комната. Начальником Николаевской Морской академии в то время, по существующему положению, продолжал оставаться директор Морского училища контр-адмирал Д.С. Арсеньев.

В академии в тот период работали известные и опытные педагоги и ученые: А.Н. Коркин (дифференциальное и интегральное исчисления); Г.А. Тиме (аналитическая геометрия, высшая алгебра и аналитическая механика); Н.Я. Цингер (астрономия и геодезия); И.П. Колонг (девиация компаса); К.Д. Краевич (физика); И.Б. Шиндлер (физическая география, океанография, метеорология); И.А. Евневич (прикладная механика и построение машин); А.А. Грехнев (теория корабля); Н.Ф. Лобзин (технология).

Кроме того, известные профессора руководили практическими занятиями слушателей. Среди них особыми познаниями и опытом выделялись А.И. Садовский (физика), И.П. Колонг (математика), И.А. Вилькицкий (астрономия), А.А. Экенберг (проектирование судов).

В соответствии с расписанием слушателям ежедневно читались по четыре полуторачасовые лекции.

Профессор К.Д. Краевич, получивший широкое признание и известность благодаря своему популярному учебнику физики для гимназий, был, кроме того, неплохим организатором учебного процесса. Именно ему академия обязана отлично оборудованным физическим кабинетом. Поступивший в 1888 году в Николаевскую Морскую академию А.Н. Крылов оказался свидетелем того, как профессор Краевич «насилием» вынудил у адмирала И.А. Шестакова, зашедшего в бедно обставленный физический кабинет, значительную денежную сумму на его реорганизацию и закупку нового оборудования.

Помещения академии действительно производили на посетителей и слушателей крайне непривлекательное впечатление. Вот как описывает академик А.Н. Крылов визит в Николаевскую Морскую академию морского министра и адмирала И.А. Шестакова и его беседу с профессором Краевичем: «Адмирал И.А. Шестаков зашел в бедно обставленный физический кабинет Морского училища, в котором тогда читал свою лекцию профессор Краевич.

– Всем ли вы довольны, господин профессор?

– Какое доволен, ваше превосходительство, да здесь ни одного опыта показать не на чем, ни одного измерения произвести нельзя, приходиться читать то, что немцы зовут Kreidephysik – меловую физику и только зря отнимать у слушателей время. Это не курс, а только одна видимость и отбывание номера.

Арсеньев обомлел, видимо думая, что Краевич сошел с ума, если так говорит министру. Но Шестаков был умный человек:

– Что же вам, профессор, надо?

– Помещение, вот эту комнату и три с нею смежных, и денег.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч единовременно и по пять тысяч ежегодно, ваше превосходительство.

– Многовато, могу вам дать на этот год тридцать тысяч единовременно и прикажу вносить в смету по пять тысяч, а дальше видно будет.

Таким образом, благодаря Краевичу, Морская академия получила хороший физический кабинет».

За 25 лет существования Морского училища здание старого Морского корпуса сохранило свой исторический облик. Однако периодически в нем производили некоторые внутренние переделки, значительно улучшившие внешний вид учебных и жилых помещений. Знаменитая старая столовая зала была электрифицирована. Картины и портреты переместили в коридор, соединяющий залу с величественной парадной лестницей.

Аванзал был отремонтирован и оборудован новой мебелью. Музей корпуса не только капитально отремонтировали, но и пополнили новыми экспонатами. За период своего существования Морское училище выпустило из своих стен замечательное пополнение офицеров для военно-морских сил России. Имена многих выпускников вписаны в историю отечественного флота – одни прославились как командиры военных кораблей и флотоводцы, другие стали известны географическими открытиями и исследованием новых земель, третьи – вкладом в военно-морскую и отечественную науку.

Среди его питомцев широко известно имя выпускника 1871 года, героя русско-турецкой войны 1877-1878 годов, капитана II ранга И.М. Зацаренного, участника лихих минных атак на турецкие суда в Черном море. Этот офицер был автором первой отечественной успешной торпедной атаки, пустившей на дно турецкий сторожевой пароход «Интибах».

Широкую известность получил и окончивший училище в 1870 году генерал-лейтенант А.С. Кротков – автор многочисленных научных трудов по артиллерии и истории русского флота. В 1901 году он издал прекрасно иллюстрированную «Историю Морского кадетского корпуса».

Контр-адмирал Э.Н. Шенснович после окончания в 1872 году Морского училища служил на Дальнем Востоке, являлся активным участником русско-турецкой войны, командуя эскадренным броненосцем «Ретвизан». После войны был назначен первым начальником Учебного отряда подводного плавания.