Текст книги "Анаконда"

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

23 МАРТА 1997 Г. МОСКВА.
ЧЕРНЫЙ МАГ МАРТА УУСМЯГИ

Даже не подозревая о страшной смерти своей бывшей одноклассницы Виолетты Афанасьевой – они и в школе-то не особо дружили, Марта только и знала, что Виолетта работает в мужской парикмахерской на Абельмановской улице, недалеко от метро «Пролетарская», – Марта Уусмяги жила своей обычной, размеренной жизнью.

С утра она долго и сладко спала. Потом медленно, без аппетита, ела в постели. Завтрак «в койку», как говорил Модус, ей подавала приходящая прислуга. Завтрак был обильный: яичница с ветчиной, бутерброды – на белой булке, смазанной сливочным маслом, толсто и вальяжно поблескивала антрацитово– черная зернистая икра, пузырилась сочной краснотой икра лососевая, золотились под горчичным соусом тела двух стройных миног, а четыре толстенькие шпротинки переливались маслянистыми золотыми боками, без сожаления отдавая душистый сок пористой спинке большого куска булки. Все это Марта умяла в течение получаса, основательно накрошив вокруг себя. Крошки стали забираться даже под шелковый розовый пеньюар, противно щекоча и вызывая на нежной коже гусиные пупырышки.

Отодвинув поднос в сторону, лениво встала, отряхнула розовой ладошкой с крутого белоснежного бедра хлебные крошки, подошла к окну, отдернула плотную штору.

Денек выдался солнечный, красивый. И небо голубое, так и хочется сказать, «и птички поют». Но птички еще не пели. Однако ж резвились на подоконнике пара сизых голубей и три бандитски настроенных воробья. Оттепель! Как потеплеет, так они и берутся неизвестно откуда.

Погулять бы.

Но просто так гулять Марта отвыкла.

А дел вне квартиры у нее никаких не было.

Спала она до двенадцати, так что уж скоро и толстый Модус явится. Не стоит и одеваться.

А не принять ли душ? – шевельнулась в голове медленная, притаившаяся мысль. Но тут же была за ненадобностью отброшена. На фига? Все равно Модус приедет потный, пропахший заботами, застарелыми болезнями, табаком и кислой отрыжкой изо рта. Вот после него точно придется мыться. Иначе этот запах так с ней и останется на весь день. Удивительно, они с Витьком такие разные, а несет от них почти одинаково противно, подумала она, решив все же не мыться: дважды мыться в день, это уж, извините, слишком. Она помоется после Модуса, а после Витюши просто протрется одеколоном.

Внизу во дворе два молодых человека, по виду студента, долбили мартовский лед ломиками и приваренными к арматуре топорами. В дешевых джинсовых курточках, грубой кожи башмаках, они тем не менее не замерзали на утреннем морозце; от их разгоряченных тел шел пар, они перебрасывались какими-то шутливыми фразами и весело смеялись.

И Марте на минуту захотелось вот такой веселой, озорной жизни, с работой до испарины, со скучными лекциями, веселыми «капустниками» в студенческом театре, голодными перерывами между лекциями, потому что нет денег даже на пирожок, жадными поцелуями за шторами в лекционном зале институтской библиотеки, спортивным сексом со многими партнерами, дешевой косметикой, дешевым вином, дешевыми сигаретами, с украшениями из позолоченной бронзы с горным хрусталем вместо брильянтов...

Конечно, она понимала, что в молодость нельзя вернуться. Да и что греха таить, в нищую молодость не очень-то и хотелось возвращаться.

Она прямо так, в розово-голубом пеньюаре, прошла к трюмо, открыла шкатулку, стоявшую между коробочками, бутылочками, флаконами, раскрыла ее и залюбовалась лежавшей сверху золотой брошью. В центре был большой белый брильянт с мелкими брильянтиками вокруг, от него влево и вправо вели две такие милые золотые загогулинки, на концах которых, уже в меньших размерах, повторялась центральная композиция – брильянт средних размеров и мелкие брильянтики вокруг. Форма броши была старорежимной, консервативной, немодной. Такие, наверное, носили в конце прошлого, начале нынешнего века богатые дамы Москвы и Петербурга на балы, на приемы. Но в консерватизме формы была своя прелесть. Она и сейчас охотно приколола бы новую брошь к черному бархатному платью, которое неделю назад пошила у Мелиссы Франковны на Большой Бронной, в элитном ателье.

Ну, приколет она брошь, натянет на себя платье, сунет ноги в новые туфли, привезенные Модусом из Парижа, черно-зеленые, из крокодиловой кожи... И куда пойдет? Кто-нибудь спешит пригласить ее на бал? На худой конец в Большой зал Московской консерватории? Или в дорогой вечерний ресторан?

Модус не позовет. Кто другой не решится, зная, что она «девочка» Модуса. А с Витьком она ходит в вечерние бары поскромнее, где мало шансов встретить знакомых Модуса, и ходят они туда в джинсах и свитерах. Так что висеть платью в шкафу, а брошке среди других шикарных драгоценностей, подаренных Модусом, лежать в шкатулке. До лучших времен.

Она раскрыла бумажник. Денег было всего тридцать тысяч. У Витька и того не найдется. Так что, если не удастся днем выцыганить бабок у Модуса, вечером и в бар не сходить. Придется торчать дома.

Модус приехал нервный, потный, взвинченный. Даже не помыв рук, шумно уселся за стол и, громко втягивая с ложки, быстро, не откусывая хлеба от зажатого в левой руке куска, съел тарелку борща.

Когда прислуга принесла жареную курицу, он руками оторвал от нее обе ноги, остальное отодвинул в сторону Марты и стал жадно обгрызать ножки, торопясь, словно у него за спиной стоял палач, ожидая, когда приговоренный закончит свою последнюю трапезу. Обглодав обе ножки, пошарил мутным глазом но блюду, нашел куриную гузку и, ухватив ее двумя короткими пальцами с рыжими волосками на них, сунул в рот. Обглодал ее, как лущат семечко, не раскрывая губ, и выплюнул косточку в тарелку.

Только после этого он поднял глаза на Марту, словно только что обнаружил ее присутствие в комнате.

– Ну, чего у тебя новенького, киска? – спросил, не особенно ожидая ответа и думая о своем: возвращение государственной монополии на торговлю табаком и спиртными напитками могло нанести сокрушительный удар его банку, поскольку самые большие кредиты он выдал двум благотворительным фондам, имевшим льготы на ввоз спиртного и табака. В том, что фонд «Панагия» ссуду отдаст, у него сомнений не было: за фондом – Московская Патриархия, клиент надежный. А вот фонд «Рекорды» такой уверенности не давал; он, как черная дыра, поглощал с каждым годом все больше наличных денег, которые уходили неведомо куда, но только не на строительство стадионов и спортзалов и не на стипендии талантливым физкультурникам. Впрочем, это тоже не его забота. Его забота – вернуть данные в кредит бабки. А не вернут, так... У него секьюрити покруче, чем у президента фонда «Рекорды» Игнатия Майского. За ним мафия? Ах, ах, испугали! А за Модусом кто, Институт благородных девиц? Можно подумать, что миллиардные кредиты он мог бы с большой выгодой для себя давать, не имея за спиной бездонного источника, располагающего в неограниченных количествах «черным налом». Вернет он бабки, вернет. А все же неприятно. Модус риск не любил. Он был человеком острожным и боязливым, что странно сочеталось с его флибустьерской должностью президента банка «Технокредит».

Модус вытер сальные руки бумажной салфеткой, небрежно отбросил грязный комок бумаги в блюдо с костями и кусками белого куриного мяса, оглядел маленькими мутными глазками комнату. Спросил:

– Может, надо чего?

– Чего? – тупо переспросила Марта.

– Из мебели?

– Не надо. Мне бы денег немножко...

– На что? – удивленно поднял брови Модус. – У тебя все есть.

– Ну там, косметику, чулки...

– Напиши список, я поручу купить секретарше.

– Но мне хочется самой. И вообще надо же выбрать, чтоб по размеру, и по цвету в пас.

– Она знает и твои размеры, и твои вкусы.

– Ну, Модус, миленький, дай денежек, – канючила Марта.

– Не дам, – отрезал Модус. – Забалуешь. Сиди. Чего тебе надо? В тепле, в сытости, в ласке.

Марта сделала вид, что смущается. Модус истолковал ее смущение в свою пользу.

– Соскучилась? – обнажил в сладкой улыбке ровные фарфоровые зубы с одной золотой фиксой, которую поленился менять на фарфоровую коронку.

– Спрашиваешь...

– Ну, пошли.

Они прошли в спальню. Спустив до щиколоток брюки, Модус тяжело плюхнулся в обитое американским велюром кресло, раздвинул ноги, прислушался. Прислуга закончила мыть посуду и юркнула в холл... Было слышно, как щелкнул замок на входной двери.

– Ну, ушла наконец старая калоша. Теперь можно.

Модус отдался размышлениям, чуть закрыв глаза и равнодушно поглаживая белокурую, душистую головку Марты сальной волосатой рукой.

Ему показалось перспективным предложение фирмы «Власта и Лина» вложить солидный капитал в вывоз полезных ископаемых из Сибири и с Дальнего Востока в Центральную и Западную Европу. Как будто бы у фирмы все наверху схвачено и льготы обещают просто дивные.

Надо попробовать, хотя, конечно, риск есть. Но глава фирмы, складная, милая, аппетитная, чем-то похожая на его Марточку, показала ему такие резолюции на ее запросах – такие фамилии, такие люди... Стоит рискнуть. Правительство в одночасье не поменяют. А у этой фирмы выход на самый верх. Даже если год продержится нынешняя ситуация, ему хватит. Он свое вернет.

– Все, что ли? – проурчал удивленно.

– Да, а что? – сделала Марта круглые глаза.

– Ничего, я просто задумался. Наверное, все.

Он натянул на толстое брюхо голубые кальсоны, влез в ярко-красные подтяжки и снова стал похож на Модуса, «крутого мена», который может купить пол-Москвы. У второй половины были другие хозяева.

Он задумчиво чмокнул Марту в припорошенный тональной пудрой лобик, накинул на плечи куртку «Пилот» и, уже открывая дверь, словно что-то вспомнив, добавил на прощанье:

– А денег тебе не надо. Зачем тебе деньги? У тебя же все есть...

«Сволочь», – лениво подумала Марта, глядя на Модуса в окно с высоты шестого этажа. Сверху он казался еще толще и ниже ростом.

Модус сел в бронированный «Линкольн», и машина тут же рванула с места.

Через полтора часа пришел Витюша. Раздеваясь на ходу, чуть не упав, запутавшись в брючине, он рванулся навстречу сдобному телу Марты. Словно сто лет не знал женщин.

– Ну, что ты, дурашка, – пыталась остановить его Марта. Но и сама уже разогрелась, распалилась, позволила без затей опрокинуть себя на шкуру белого медведя, задрать бело-розовый пеньюар и отдалась пылкому Витьку со всей страстью не умученного трудом и сексом молодого тела.

Потом они пили черный кофе с ликером. Кофе приготовил Витя, который умел делать по дому все; ликер разливала сама Марта по крохотным золотым рюмочкам, подаренным Модусом па Женский день.

– Сколько ты решила со старухи потребовать за «отворот» меня от любовницы? – с живым интересом спросил Виктор Касатонов.

– Я тут навела справки у подружек. На этом рынке, как и на любом другом, есть свои «таксы». За обычный отворот от десяти до пятнадцати тысяч долларов.

– Ни хрена себе!..

– А ты думал? Это серьезная научная работа, требующая от «черного мага» огромного расхода энергии, – расхохоталась Марта. – Причем принята предоплата. Надо будет показать твоей бабке видеозапись, где ты воркуешь с какой-нибудь бабенкой. Можно и аудиозапись ваших с ней разговоров интимных сделать.

– А что дальше? – неуверенно спросил Виктор.

– Получу аванс, сделаю несколько пассов перед ее мордой, проведу пару сеансов, и в итоге заблудший любовник, то есть ты, явится к своей «мамочке» как новенький рубль – красивый и молодой. Имей в виду, тебе придется попить каких-нибудь снадобий, акульего хряща, женьшеня, взбодриться. Хотя бы первое время после сеанса ты должен быть с ней на высоте.

– Для этого мне не хрящ акулий нужен, а пауза. Придется к тебе пару дней не приходить.

– Ничего, за пятнадцать тысяч «зеленых» я перебьюсь. В крайнем случае помастурбирую.

– А Модус?

– Что Модус?

– Он что, вообще... Ну, не по этой части?

– Он по банковской части. Его тоже понять можно, натрахался бы ты со всякими там ценными бумагами, как он, и у тебя бы стойкости поубавилось.

– А ты сумеешь ее убедить в том, что ты не самозванка? Знаешь хотя бы, как «черные маги» делают эти отвороты-привороты?

– Не боги горшки обжигают. Я тут у одной такой шизанутой подружки по институту одолжилась, книжку взяла про магический круг, пентакли, свечи в специальных подсвечниках, зеркала. Справлюсь.

– Когда вы договорились встретиться?

– Через три дня после нашего знакомства.

– То есть 25 марта, послезавтра?

– Да.

– Давай позвоним ей, скажешь, что все готово.

– Давай.

Марта набрала номер директора института.

Секретарша, узнав, кто говорит, тут же соединила ее с Бугровой.

Касатонов тесно прижал голову к золотистой головке Марты, со сладострастным ужасом слушая их разговор.

– Здравствуйте, Ирина Юрьевна. Это я.

– Какие результаты? – сухо спросила Бугрова.

– С удачей вас! Мне удалось «отвернуть» ту, брюнетку с усиками. Она больше с вашим сотрудником никогда не встретится.

– Вот как? Значит, это благодаря вам, – как-то странно-насмешливо протянула Бугрова. – Значит, все в порядке? Тогда можете приехать за гонораром.

– Нет-нет, – удивляясь такому развитию событий, остановила ее Марта. – Все не так просто. Появилась другая девица – высокая блондинка. Я располагаю аудио– и видеозаписью, готова привезти их вам. И в тот же день провести у вас сеанс «отворота». Это будет стоить пятнадцать тысяч баксов.

– Приезжайте.

23 МАРТА 1997 Г. КРОВЬ НА КАМНЕ.
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО

– Тот факт, что на убитой были домашние тапочки и сама она была без чулок, дает нам основание предполагать... – начал Деркач.

– Что она живет где-то неподалеку? – прервал непосредственного своего начальника Ванечка Семенов. Он прервал Дергача не потому, что не соблюдал субординацию, и не потому, что так уж хотел отличиться в ходе раскрытия этого двойного убийства. Просто молодой организм Ванечки постоянно требовал пищи. Он уже успел проголодаться, ему ужасно хотелось поскорее оказаться в здании горпрокуратуры и в лучшем случае прорваться без очереди в буфет и съесть большую порцию пельменей или две порции сосисок с горчицей и тремя кусками хлеба, и запить все это двумя стаканами сладкого кофе с молотом. Ну а в худшем случае оказаться в кабинете, который с ним делил стремительный и честолюбивый Деркач, быстро вставить в розетку штепсель кипятильника, а пока вскипятится вода и можно будет сделать кружку растворимого кофе, жадно врезать– ся молодыми зубами в навороченные мамой именно на такой пожарный случай бутерброды.

Есть хотелось ужасно.

– Умные у тебя сотрудники, – иронично заметил Мищенко.

– И главное, товарищ прокурор города, очень тактичные и воспитанные, не прерывают старших, не лезут в разговор профессионалов со своими скоропалительными предположениями и версиями...

– Ну, я ж хотел как лучше. В смысле быстрее.

– Быстрее не значит лучше, – наставительно оборвал его

Деркач. И, обернувшись к капитану Петруничеву, спросил: – Адрес мы знаем?

– Мы знаем! – обиженно огрызнулся капитан из утро.

– Тогда пошли.

– Вы идите, – решил Мищенко, – потом доложите. А мы в прокуратуру.

По дороге Деркач и Петруничев перебрасывались короткими фразами:

– Совпадение?

– Вряд ли.

– Примерно в одном месте, примерно в одно время.

– И практически одним методом...

– Один человек насильник и убийца? У тебя есть версии по персоналиям?

– У меня таких клиентов в городе нет. Есть отдельно насильники и отдельно, что срок отмотали за «взлом мохнатого сейфа». И есть два клиента, отбывших по пятнашке за убийство. Но они бытовики, убийства в пьяных драках. Нет. Не похоже. Искать надо.

– На то ты и сыскарь. Ищи.

– Ищем.

– Думаешь, преступник живет в этом же районе?

– Похоже. Если первый «жмурик» – случайность, то второй – закономерность. Эту девушку из дома тепленькой взяли. Тут на случайное нападение с целью ограбления и последующим изнасилованием не похоже.

– А могли ее изнасиловать дома, там задушить, а потом сюда притащить?

– А на хрена? Опять же это уже можно выяснить в результате оперативно-следственных действий. А это епархия прокуратуры, ты и думай.

– Вот я и думаю. С одной стороны, в домашних тапках. А с другой стороны, как можно труп вытащить на улицу, притащить на стройку и согнуть в такую позу?

– Никак, товарищ юрист первого класса.

– А вас не спрашивают. Помолчите, когда старшие разговаривают.

Вошли в квартиру убитой.

– При осмотре квартиры убитой гражданки Селивановой П.П., проживающей...

– Проживавшей...

– Проживавшей по адресу: улица Коммунаров, дом 23, квартира 8, были обнаружены явные признаки происходившей здесь недавно выпивки: на столе остались пустые бутылки из– под спиртного и остатки закуски... Товарищ юрист третьего класса, посмотрите, какая закуска осталась на столе?

– Винегрет в эмалированном тазике, селедка с лучком белым, репчатым, залитая маслицем подсолнечным.

– Ты что делаешь, мерзавец, всем есть охота. Ты давай покороче, языком документа, как говорится.

– Хлеба три куска, слегка уже зачерствелого, два куска сыра, тоже засохшего, банка консервов «Килька в томатном соусе», кильки осталось на дне три рыбки, и соус.

– Давай подготовь к изъятию бутылки со следами пальчиков и остатки пищи со следами зубов. Отвезем в лабораторию. Что наши не сумеют узнать, то областной криминалист «отгадает». Это следки к убийце. Так что поосторожнее с вещдоками.

– А то... Тоже, чай, не консерватории заканчивали, а школу милиции.

– Смотри, водка «Довгань». Я таких у нас в киосках еще не видел.

– Да, интересно, – заметил капитан Петруничев, осторожно беря бутылку за дно и горлышко, чтоб не прибавить к имеющимся и свои «пальчики». – У нас аккурат минувшей ночью, предшествовавшей убийству двух женщин, зафиксировано еще одно происшествие, кражонка. Кража спиртного из магазина № 36 ОРСа Фирюбинского химкомбината. Главное, простое такое преступление, – сам себе удивился капитан, – преступник кирпичом выбил стекло витрины, проник в магазин и похитил несколько бутылок водки. И что интересно, такой вот марки, «Довгань», ранее у нас в городе не продававшейся и только накануне поступившей с областной базы в 36-й ОРС.

– Ты бы, капитан, связался со своими. Может, еще какая интересная информация всплывет?

Капитан закурил «Приму», жадно затянулся, сглатывая голодную слюну, связался по рации с уголовным розыском гормилиции.

– Михеев? Что новенького?

– Только что задержан в состоянии сильного опьянения на станции Рубежное гражданин, у которого изъяты пять бутылок водки «Довгань». Точно такой же, какая была похищена в магазине № 36.

– В краже признался?

– Он, может, и признался бы. Да лыка не вяжет, товарищ капитан. Придется ждать, когда протрезвеет.

– Да не можем мы ждать, дорогой ты мой Михеев. У нас два «жмурика» на него готовы «повеситься», так что придумайте там, как его в чувство привести. Я выезжаю.

– Думаешь, он связан с кражей и обоими убийствами? – загорелся Деркач.

– Думать – это ваше следовательское дело. Наше дело – задержать и снять первичный допрос.

– Тогда так. Обеспечь усиленную охрану этого «пьяненького».

– По интонации твоей сужу, что ты не уверен в том, что он сам надрался?

– Не знаю. Пока ничего не знаю. Пусть на всякий случай его хорошо охраняют. И его, и его одежду. На ней могут быть следы совершенных преступлений. Важно, чтобы он не имел возможности следы эти уничтожить.

К тому времени, когда Деркач заканчивал осмотр квартиры Селивановой П.П., позвонил капитан Петруничев.

Выяснил он фамилию задержанного: Авдеев. С недавних пор гражданин этот проживал на частной квартире по адресу... улица Коммунаров, дом 25, кв.4.

– С Селивановой он был знаком? Признает? Отрицает?

– Был знаком. Но и только. Близость отрицает.

– Я иду в соседний дом, в квартиру Авдеева. Приезжай туда.

Осмотр квартиры Авдеева принес новые неожиданности...

Ирина Юрьевна Бугрова, доктор педнаук, директор крупного НИИ, да еще жена вице-премьера страны, имела полезные знакомства в самых широких кругах московского бомонда. Но, надо отдать ей должное, бомонд этот не любила, в творческие дома на вечера не ходила, от участия в разных халявных презентациях уклонялась и радость жизни находила не в общении со знаменитостями и не в приобщении к тайнам искусства, а в процедурах простых и даже прозаических.

Ирина Юрьевна по вторникам, четвергам и субботам ходила и баню. Напарницей обычно выступала ее давняя подружка, ни к бомонду, ни к науке отношения не имевшая, одноклассница Вера Расторгуева, уже много лет работавшая директором ДЮСШ. И в баню миллиардерша Бугрова ходила не в какую-то там особо престижную, а в самую обычную сауну при ДЮСШ. Правда, к тому часу, когда «персоналка» – из «патриотических» побуждений это была отечественная «Волга», припарковывалась возле здания ДЮСШ в тихом районе Москвы, в сауне никого постороннего не оставалось.

Вагонка, которой обшита сауна, тщательно вымыта, на раскаленных камнях шипело несколько капель эвкалиптового масла и можжевеловой эссенции, на столике в раздевалке стоял готовый для разогрева самовар, а на столе – пять-шесть видов чая, сушки, печенье.

Спиртного Бугрова не терпела, курением не баловалась, обожала тонкие букеты запахов и здоровый аромат нагретого дерева.

Вера была для нее незаменимой подругой, потому что обладала редким для женщины талантом: могла молчать часами, словно она здесь, а вроде как ее и нет. Так что Бугрова, с одной < троны, не ощущала привычного дискомфорта, который возникал у нее всегда, когда она оставалась одна в замкнутом помещении. И в то же время словно бы была одна и могла отдаваться размышлениям.

К приятным размышлениям относилось все, что было связано с запахами. Она широко раздувала ноздри и с наслаждением втягивала горячий дух парилки, горьковатый аромат можжевельника, терпкий запах эвкалипта, отклик дышащего в жару дерева. Вера всегда тщательно мылась перед парной и неприятного бабьего духа не привносила.

Приятно было думать о росте ее «золотого запаса» в банках Швейцарии, о том, как увеличилось число драгоценных камней, надежно спрятанных в ее цифровом сейфе в Берне. Деньги не так радовали Бугрову. Но сам факт, что в результате льготных, не обложенных налогом, с таможенными скидками поставок леса, алюминия, угля, нефти из России в ближнее и дальнее зарубежье ее счета в банках Германии и Швейцарии приобрели размах, равный бюджету средней европейской страны, тоже ведь, мягко говоря, не раздражал.

Сегодня ее раздражало только одно.

На этих счетах могло бы к этому моменту быть на пять миллионов долларов больше, чем было. Когда ты одна из богатейших женщин мира и на твоих именных счетах больше миллиарда, что такое пять миллионов? Но, во-первых, лишних денег не бывает. Ей ведь тоже деньги не даром достаются, ей сильно головку надо напрягать, чтобы заработать такие деньги. За каждый миллион попотеть приходится. А во-вторых... Обидно было. Ее – и вдруг кинули, как кидает паршивый наперсточник на Тушинском рынке провинциального лоха.

И кто? Никогда бы не подумала. Сын академика Олегова, милый мальчик, которого они с мужем знали с детства и, можно сказать, держали на руках. Он, кажется, однажды даже описал ее мужа, когда тридцать лет назад счастливый папаша дал подержать своего первенца институтскому товарищу. Тогда, тридцать лет назад, кто бы мог предположить, что один из них станет вице-премьером, второй – крупнейшим советским ученым, академиком, Героем Советского Союза, а она, скромная тогда аспирантка института культуры, – одной из богатейших и влиятельнейших женщин Европы.

И уж точно тогда никто бы не предрек, что крохотный мальчонка с красной попкой и сморщенным пентюхом, извергавшим вонючую жидкость на единственный пиджак молодого кандидата наук, через тридцать лет станет авантюристом международного масштаба.

«Ах, ха... – думала Бугрова, снимая пустой мыльницей выступивший на теле обильный пот, – кто бы осуждал мальчика за авантюризм...»

Но мальчик кинул ее, ее – Хозяйку!

Мерзавец толстощекий.

Папенька был крупнейшим в стране специалистом в области неорганических благородных газов, водородной энергетики и энерготехнологического использования ядерных реакторов...

А сын?..

С другой стороны, сын тоже оказался человеком небесталанным. Блестяще окончил институт стали и сплавов, свободно владел английским и немецким. И внешне был такой приятненький, розовощекий пузан с добрыми близорукими глазами, выражение которых с трудом угадывалось за очками с сильными диоптриями.

Отец умер. Мать, пенсионерка, только и умела, что ныть от безденежья. Вот мальчик и взял судьбу в свои руки. Создал кооператив при одном из заводов бывшей оборонки, где хорошо знали отца, стали в спеццехе выплавлять из деталей разукомплектованной электронной начинки золото, серебро и платину. В поисках рынка сбыта вышел на структуры Бугровой, занимавшейся тем же, но в куда большем масштабе. На него грамотно «наехали». Чтобы не дискредитировал хорошо налаженный бизнес.

И тогда он пришел за советом к ней, давней знакомой отца.

Сейчас ей уже казалось, что он пришел к ней не за помощью и советом, даже не за «крышей»; что уже тогда, полтора года назад Валька Олегов точно знал, чего он хочет. И знал, к кому пришел. Рисковал. Но выиграл...

Ирина Юрьевна тяжело оперлась о колено молчавшей Веры, поднялась, вышла в предбанничек. Села на деревянную скамейку. Завернувшись в махровый синий халат, налила из заварного чайника бордовой заварки, пахнущей целым букетом травок, отпила, выловив в хрустальной розетке крепенькую, целенькую клубничку из сгустка домашнего Вериного варенья, втянула ее красными, распаренными губами.

Прелесть!

Она помогла Вальке создать фирму «Международная торговая. Росинкомвнешт». Из «лаборатории» при номерном заводе он со своими бывшими однокурсниками ушел. На его место пришли люди Хозяйки и стали делать то же самое, но с куда большим размахом, имея отлично отлаженные рынки сбыта. А Валька под крылышком «тети Иры» разворачивал свою фирму.

Штат ее на первых порах состоял всего из нескольких человек: его самого, специалиста по фондовому рынку, бухгалтера, водителя и секретарши, в свободное от разговоров по телефону и отправки факсов время выполнявшей при любвеобильном Олегове и другие обязанности.

– Нашел отличный офис, тетя Ира! – радостно вопил всегда торопящийся и опаздывающий Валька в телефонную трубку. – И недорого. В гостинице при посольстве Казахстана.

И район хороший – Чистопрудный бульвар.

– Сильно-то не роскошествуй, – обрывала его Бугрова. —

Настоящие миллионеры, – тут она делала паузу, давая понять, что это шутка, по крайней мере что касается Вальки, – люди скромные.

– Это я понимаю, тетя Ира. У меня в офисе все очень скромно.

Ну, сказал. А она ведь не проверяла. У нее других дел вагон и тележка. Может, мебель действительно была скромной.

Они встречались редко, только для выработки стратегии. Вопросы тактики она оставляла Вальке.

В стратегию входило и развертывание мощной рекламной кампании.

В ряде центральных газет было помещено объявление о том, что фирма принимает на погашение банковские векселя.

Причем платила «Росинкомвнешт» от 100 до 120 процентов той суммы, на которую они были выписаны. А? Гениально! Тут только тупой не купится.

Тупых к тому времени в промышленности почти не осталось. Все ушли. Не ушли только очень тупые. Но и у них хватило мозгов, чтобы, захлебываясь от слов благодарности, рвануться в контору на Чистопрудном бульваре.

В промежутке между долгими эротическими сеансами крутобедрая Жанетта посылала факсы по адресам российской оборонки, благо адреса, пользуясь связями покойного отца, Валька раздобыл без проблем.

И пошел кайф. Со многими предприятиями оборонки Минобороны расплачивались именно векселями. Им не хватало оборотных средств, и они яростно искали коммерческие структуры, чтобы погасить векселя и заполучить «живые» деньги.

Валька Олегов обещал им «живые» деньги. А тот факт, что он был сыном выдающегося ученого, прибавлял ему, конечно же, авторитета и доверия.

Если учесть, что негласную поддержку его фирме оказывала сама Хозяйка, словно выступая гарантом его благонадежности, то и госпредприятия, и криминальные структуры, кормящиеся вокруг оборонки, отнеслись к Валькиной затее с интересом и пониманием.

...Выпив чашку чая с клубничным вареньем, Бугрова скинула халат, постояла минуту под холодным душем и, некрасиво махая руками и виляя низким для ее высокого роста задом, пробежала несколько метров, отделявших душевую от сауны, рванула дверь на себя и плюхнулась на горячий, обжигающий кожу деревянный полок.

Ах, хорошо!..

Это тут хорошо. А с Валькой вышло совсем худо. Хотя, конечно, поначалу было тоже хорошо.

Поначалу, действуя строго по разработанной ею схеме, Валька назаключал с заводами оборонки с два десятка договоров о приеме ценных бумаг. При этом, чтобы вызвать к себе доверие, демонстрировал гарантийные письма.

Конечно, не от нее, Бугровой. По этим письмам, в случае срыва сделок, возврат указанных в векселях сумм гарантировали правительственные структуры ряда стран СНГ.

Время шло. На счетах фирмы росли суммы, которые мысленно Бугрова уже видела на 80 процентов своими. Тут главное – не упустить момент. Чуть зазеваешься, и погоришь. Чуть раньше времени рванешься с места, не просто фальстарт, но потеря возможной прибыли. Этим самым элементарным экономическим законам новых рыночных отношений Бугрова учила розовощекого Вальку даже с каким-то удовольствием. Приятно было видеть, растет способный ученик. Причем, как и она, и другие ее помощники, «Плешки» не кончавший и все «превзошедший» своим умом...

Умник хренов! Хотя, конечно, поначалу он все делал так, как учила «тетя Ира». И когда два предприятия потребовали, чтобы фирма перевела им сорок процентов сумм, на которые были выписаны векселя, она успокоила рыдающего Вальку и разрешила выдать им эти «сраные семьсот миллионов» из их общих денег». Суммы были в качестве предоплаты сделок переведены в оговоренный контрактом срок.

Репутация «Росинкомвнешт» росла. Рос счет в базельском банке. Цифровой счет, ключ к которому был только у двух людей – у нее и у Вальки. В ее масштабных играх это была капля в море. Но весомая, реальная капелька в 160 миллиардов рублей.

Ее кровных.

Потому что ведь идея-то была ее, Хозяйки. Чего-чего, идей в голове умной женщины наберется достаточно. Набралось бы достаточно мужчин-исполнителей. Таких, как расторопный Валька Олегов.

Первой забеспокоилась не оборонка, а самая что ни на есть мирная фабричонка, случайно вляпавшаяся в большую аферу.

Заказчик фирмы «Разумовское», одно из управлений Минобороны расплатилось за всякие там аксессуары для воинской формы векселями банка «Отчизна».

Валька обещал погасить векселя в течение трех недель, даже перевел часть сумм на счет фабричонки.