Текст книги "Анаконда"

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Миронов Георгий Ефимович
АНАКОНДА

Вы не хотите убивать, вы, судьи и жертвоприносители, пока животное не наклонит головы? Взгляните, бледный преступник склонил голову, из его глаз говорит великое презрение.

Что такое этот человек? Клубок диких змей, которые редко вместе бывают спокойны, – и вот они расползаются и ищут добычи в мире.

Взгляните на это бедное тело! Что оно выстрадало и чего страстно желало, это пыталась объяснить себе эта бедная душа, – она объясняла это как радость убийства и зависть к счастью ножа.

Я – перила моста на стремительном потоке: держись за меня, кто может за меня держаться. Но вашим костылем не служу я.

Фридрих Ницше Так говорил Заратустра

© ЗАО «Издательство «ЭКСМО», 1997 г.

Пролог

КРОВАВАЯ ЗВЕЗДА ФЕЛИТА.
ПАРАД ПЛАНЕТ

Иван Рыков, «приближенный чародей» Государя Ивана Васильевича, стоял в Успенском соборе на коленях перед иконой святого Георгия. Митрополит уж службу заканчивал.

Тут в собор и ворвался Государь. Сам в монашеской одежде, приближенные опричники в кафтанах узорных, при оружии. Филипп царя сразу не увидел. Кто-то из опричников нахальных закричал на высокой ноте:

– Владыко! Оглянись! Али Государя не признал? Царь пред тобой во храме! Благослови его!

Скорбно, поджав сухие губы, глянул Филипп на царя в монашеском одеянии. Медленно повернулся к нему темным ликом. Легкое движение. А дуновение прошло по свечам горящим, причудливые сполохи метнулись по иконам и фрескам.

– Государь, говоришь? А где он? Не вижу я Государя. Ах, то не монах смиренный, то наш правитель просвещенный в Храм

Божий пожаловал! Божья власть выше царской! Пришел, склони выю. Кому подражаешь, Государь, одевшись в чужую одежу?

Иван Васильевич растерялся, склонил голову перед владыкой. Да не надолго. Последующие слова митрополита жгли его сердце раскаленным железом. Видно было, как порывисто дыхание Грозного царя.

Знал Иван, вот-вот взорвется он криком и угрозами. Всегда вот так мелко и жадно дышал перед тем, как начинался очередной припадок злобы и ненависти. А потом... Потом следовали приказы о казнях да ссылках. А мог, вот так сипло подышав, вздернуть кадыкастую голову к небу и, тряся бородой, обведя безумными желтыми глазами горницу или зал трапезной, поднять свой острый посох да и вонзить в грудь тому, в ком врага увидит.

А митрополит словно и не заметил назревающего гнева царя, продолжал:

– Ни в одеже, ни в делах, ни в словах не вижу царского величия! Где он, великий Государь? Даже у татар, поганых язычников, есть свои законы, своя правда. А в России нет правды... Мы здесь приносим бескровную жертву, а за алтарем льется невинная кровь христианская.

Иван Рыков видел, как напрягалась спина Государя, как приподняла его сухая, но сильная рука посох с острым наконечником. Быть греху!

– Побойся Бога, Государь! – прошептал тихо из-за спины Иван. – Вспомни о звезде Фелите. Прольешь кровь в храме, изменишь расположение светил, быть беде: на всей земле наступит матриархат, бабы странами управлять станут, войсками командовать, дела вершить. Сдержись!

Расслабилась спина Государя, оперлось мучаемое болезнью застарелой тело на посох, снова голова поникла на грудь.

Удержался. Надолго ли?

...Вышло, что не надолго. Низверг царь Иван Филиппа Колычева с митрополичьего престола. Не убил, в Тверь отправил, в Отроч монастырь. Но казнил десятерых Колычевых и... поднес в подарок Филиппу голову любимого племянника.

И потом, как ни пугал его Иван Рыков движениями планет, как ни старался сдержать кровожадность опричников, совсем озверел великий государь. Страшно покарал Новгород. А ведь и перед походом на Новгород планета Фелита ясно видна была на небе, что предвещало неудачу в походах и делах мужских. Не послушал. Жестокостью судьбу переборол. Смерти избежал, когда монахи Великого Новгорода в пустыни воду ему отравленную дали. Выплюнул, словно почуял опасность по глазам инока. Новгородского митрополита за это приказал на кобыле женить. Детей к матерям привязывали и бросали в воду с башен. По тысяче человек каждый день убивал.

Да и до Филиппа очередь дошла. Побоялся звезды Фелиты Государь. Сам Колычева не тронул. Послал Малюту Скуратова в Отроч монастырь. Благословения для Государя просить. А не даст...

Не дал. Мал юта старца и задушил в келье монастыря. Подушкой.

«Удивительно, – думал Иван Рыков, – сколь грехов на Государе, а все жив, не покарает его Господь».

Верит Государь Ивану Рыкову, когда тот ему по звездам гадает. Но и запрещает для хождения по Российскому государству ученые книги астрологические. Запрещены и «Книга Рафли», и «Аристотелевы врата», содержавшие руководство для гадания об исходе поединка. А нынче и вовсе запретил Грозный Государь любую астрологическую литературу. В сборнике юридических постановлений под названием «Стоглав» (в нем действительно сто глав было) особо «отреченные книги» оговорены. Да и разъяснено: употребление сиих книг не только противно Богу, но и государству.

Гадавшие по звездам и планетам отлучались от церкви и преследовались царевым законом.

Уж не последняя ли на Руси «Книга Рафли» осталась в сундуке у Ивана Рыкова?

Иван подошел к большому сундуку в углу горницы. Сундук окован черным железом, одет красной кожей. Сняв с шеи кожаный ремешок с ключом, Иван открыл массивный серебряный замочек, приподнял тяжелую крышку, небрежно вынул и бросил на пол пару косяков стамеда – шерстяной ткани да бумазеи – ткани ворсистой, пару косяков алого и синего кумача, да пять лап волчьих на рукавишное дело. Достал кафтан кастрожный, темно-серый, кошулю заячью под вишневым кумачом, шушун суконный, красный, воротовой – для подарка заботливой ключнице приготовленный. Достал ладунец с секретным замком, нажал невидимую кнопочку. Ладунец открылся, а там другой ключ. Тем ключом Иван пошуровал в черной дырочке, что сбоку, у самой стенки сундука. Потянул, дно и поддалось. Иван сунул руку в образовавшееся пространство, нащупал три книги свои любимые: «Шестокрыл», «Космографию» и «Книгу Рафли». Все современные познания об астрономических открытиях – о лунных и солнечных затмениях, о падениях метеоритов, о движениях комет.

Иван еще в юности изучил греческий, монастырским послушником начал читать книги мудрых греков, превзошедших все науки о мире, земле, небе как едином целом. Благодаря этим книгам увидел юный Иван в явлениях природы естественную связь с временами года, увидел, поразившись, и связь движения планет и судеб людей, и всего человечества, и каждого человечишки в частности, кем бы он ни был, юным послушником, владыкой, смердом или Государем.

А то, что не было ясно в юности, стало понятным, когда за крупный яхонт выкупил он у заезжего грека «Книгу Рафли».

На первый взгляд посвящена она способам гадания и не содержит ничего крамольного. Но только на первый взгляд...

Иван бережно раскрыл книгу. Первоначально такие гадания осуществлялись на земле или песке. К слову, и арабское «рафл» означает песок, а распространенное средь немчинов слово «геомантия» в корне содержит «гео» – земля.

Но фолиант, который раскрыл чародей Грозного царя мудрый дьяк Иван Рыков, представлял собой не просто гадательный текст, но целый трактат, в первой части которого имелись солидные разделы, содержащие календарные, астрономические, астрологические сведения общего характера. И был, что особенно ценно для чародея-практика, «работающего» при дворе такого непредсказуемого Государя, как Иван Грозный, набор приемов, позволяющих увязать положение планет и судьбу конкретного человека.

Честолюбив был Иван Рыков. Мало, что превзошел всю премудрость «Книги Рафли» на греческом, так, возгордившись, решил свою «Книгу Рафли» написать, создав нечто новое из старинной книги и собственных наблюдений.

Иван склонился над столом, выводя слова витиеватым красивым почерком. На глазах его рождались комментарии к «Книге Рафли», новая компиляция «Книги Рафли». Его, Ивана Рыкова, учение о связи планет с жизнью людей.

Грешен Иван в гордыне своей, превзойти древних греков вознамерился! А с другой стороны, не он ли предсказывал и успех али, напротив, победу в сражениях войск, не он ли устанавливал время для обнародования важнейших указов государевых, не он ли лечил Грозного царя, делая непременные ему кровопускания, строго ориентируясь на «святцы» (слово «календарь», как немчинское, Иван не любил). «Да и то рассудить, – успокаивал себя Иван, – может, не греки и «Книгу Рафли» придумали? Точно. Вовсе не греки! Они так же, как сейчас Иван, писали свои комментарии, описывали свой опыт, свои познания о совпадениях движения планет и событий в жизни людей, свои компиляции предлагали. А в основе-то открытия персидских мудрецов-астрологов да астрономов. От них наблюдения, записанные персами, перешли к арабам. А уж по «арапским святцам» мудрые греки прошлись. Но и ему, Ивану, работы оставили.

В качестве основного элемента гадания в «Книге Рафли» выступают условные фигуры, каждая из которых представляет собой комбинацию точек.

Иван тщательно нанес точки, выстраивая их в столбик из четырех горизонтальных рядов, в каждом ряду были одна или две точки.

Сделав все предварительные расчеты, соединив нанесенные на бумагу точки линиями, Иван, не глядя, что вышло, встал, кряхтя потер сжатым кулаком поясницу, прошел в угол, где на лавке стоял жбан с квасом, жадно глотнул, вернулся, глянул сверху, что вышло.

Охнул, тяжело опустился на лавку.

Выходило, что звезда Фелита снова оказывалась на небосводе в том месте, которое не сулило человечеству ничего хорошего.

В прошлом паскудница Фелита надолго задерживалась в одном месте, и все это время на земле царил матриархат. И потом, когда Иван сравнивал годы правления на Руси сильных, честолюбивых и властных женщин, выходило, что Фелита все это время зависала как бы в небе, словно потворствовала восхождению женскому к вершинам власти.

Фелита зависала в небе, когда княгиня Ольга приняла христианство. Что, конечно же, на пользу Руси пошло. Но сам приход к власти Ольги после убийства князя Игоря древлянами был страшен и непредсказуем, если бы не положение звезды Фелиты, предрекавшей кровь и коварство.

Иван встал, достал с деревянной полки между окнами летописный том. Его прятать в сундуке под двойным дном нужды не было...

Раскрыл. Под 955 годом прочитал:

«Древляне говорили между собой: «Вот мы убили русского князя; возьмем Ольгу в жены нашему князю Малу, а со Святославом поступим как захотим». И послали древляне лучших мужей своих, числом 20, в ладье к Ольге... И сказала им Ольга: «Так скажите, зачем вы сюда пришли?» И сказали древляне: «Нас послал древлянский народ сказать тебе: мы убили твоего мужа, потому что твой муж расхищал и грабил, как волк, а наши князья добры, они, как пастухи о стаде, заботятся о древлянской земле. Иди за нашего князя Мала». Ольга же сказала им: «Мне ваша речь приятна; все равно мне уже мужа своего не воскресить, но я хочу оказать вам завтра почесть перед своим народом; теперь уже идите в свою лодку, ложитесь в ней с честью».

На другой день Ольга села в тереме и послала за гостями. К ним пришли и сказали: «Вас зовет Ольга для великого почета». Они же отвечали: «Не поедем мы ни на каких конях, ни на повозках, и пешком мы не пойдем, несите нас в лодке». Киевляне сказали на это: «Не наша воля: князь наш убит, а княгиня хочет идти за вашего князя». И понесли их в лодке, а они сидели гордо избоченившись и разодетые. Принесли их к Ольге на двор, и прямо как несли, так и бросили вместе с лодкой в яму. Ольга нагнулась над ямой и сказала им: «Хороша ли вам честь?» Они же сказали: «Хуже Игоревой смерти». Она велела засыпать их живыми, и закопали их...»

И все это время между киевской и древлянской землей в небе стояла звезда Фелита.

Конечно, Иван Васильевич государь жестокий. Но мужчина, и муж притом просвещенный. Неужто после него, да что там, вон как точки легли, прямо вот сейчас, вместо него, станет княжить на Руси снова жестокая баба?

Иван перекрестился на икону, намоленную, в красном углу.

Не всегда Фелита предсказывала власть жестокой женщины. Но приход женщины – всегда.

Иван снова встал, побродил, перебирая мыслишки свои, словно перелистывая страницы летописи, набрал из жбана в сенцах моченой брусники, жадно выхлебал деревянной ложкой терпко-сладкие ягоды, выпил холодную воду, пахнущую лесом, болотом, мхом и моченым брусничным листом, зябко передернул плечами под кафтаном, подшитым бобровыми шкурками. Может, неплотно оконце закрыл? Знобило. Не простыл ли?

Достал с полки между окнами любимую свою запись прибауток скоморошьих, предвкушая улыбку, вчитался в аккуратно выведенные писцом строки присказок:

Бык не захотел быть быком, да и сделался мясником.

Овца – искусная мастерица,

велит всем пастухам стритца.

Бабы осла забавляли,

посадив в карету, по улицам катали.

Дворянин за пряслицею дома сидит,

а жена ево в карауле с копьем стоит.

Рассердился на себя Иван. Словно нарочно в глаза лезли прибаутки про то, как бабы мужским делом занимаются.

Так и то... Звезда Фелита на небе зависла. Не к добру.

А хуже всего, знал Иван из летописей, если случится парад планет, когда все наши соседи по ближнему небу соберутся с Землей в узком секторе Солнечной системы. Жди катаклизмов. А коли во главе, словно командуя парадом, бабская звезда Фелита, жди кровавых событий. Летописи, конечно, врут. Но не обманывают.

Чтоб знать, какой беды и откуда ждать, надобно знать, когда врагини, змеи подколодные, к власти рвущиеся, родились. Если их дата рождения совпадет с датой «зависания» Фелиты, жди беды для России.

ДРАМАТИЧЕСКИЙ КАЛЕНДАРЬ

«Зависание» звезды Фелиты, по многолетним наблюдениям астрологов, совпадало со следующими знаменательными для России событиями:

25 февраля 1730 г. Анна Иоанновна одержала окончательную победу над конституционалистами, которые хотели положить конец самодержавию императрицы.

1 марта 1953 г. охрана кунцевской дачи обнаружила Сталина лежавшим без чувств. По свидетельству охранника, за час до этого из спальни Сталина вышла женщина в белом халате, которую охрана приняла за медсестру. Ни до этого, ни после описываемых событий эту женщину никто не видел.

8 марта 1917 г. арестован Николай II Александрович Романов. Присутствовавшие при аресте нижние чины охраны и слуги вспоминали, что неизвестно откуда взявшаяся в государевом дворце в Царском Селе женщина в крестьянском платье перекрестила государя не справа налево, а слева направо. Многим это тогда показалось странным.

10 марта 1982 г. имел место «парад планет», когда все наши соседи по ближайшему космосу собрались с Землей в узком секторе Солнечной системы. «Командовала парадом» звезда Фелита. В этот день умер, не завершив свои исследования, профессор Иван Петрович Феоктистов, нашедший лекарство от рака. Папка с материалами пропала.

11 марта 1918 г. в Москву на Николаевский вокзал прибыл поезд № 4001. В нем советское правительство переехало из Петрограда в Москву. При подъезде к вокзалу группой офицеров из Союза восстановления монархии в России была заложена бомба, которая должна была привести к крушению поезда. Однако она взорвалась, когда поезд проследовал по другому пути. Как установили чекисты Круминьш и Шапиро, стрелки перевела некая женщина, путейная работница. Ее искали, чтобы наградить, но не нашли.

13 марта 1988 г. в газете «Советская Россия» было помещено письмо химика из Ленинграда Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Публикация статьи чуть было не повернула развитие истории России. Ее искали и нашли. Ныне она вождь ВКПБ.

18 марта 1584 г. умер Иоанн IV, прозванный Грозным. По предположению А.К.Толстого, государь умер в постели, занимаясь любовью с очередной любовницей. Известно, что придворный астролог и чародей Иван Рыков заклинал Государя отказаться от любовных утех, ибо положение в небе звезды Фелиты грозило «потоками крови в царских палатах». Государь верил предсказаниям Ивана и пообещал: «Закончу и убью девицу, вот и будут тебе потоки крови». Однако события развивались не по его сценарию: кровь пошла у царя горлом сразу после коитуса.

18 марта 1965 г. космонавт Алексей Леонов впервые в истории совершил выход в открытый космос. Лишь недавно стало известно, что в ходе этого полета произошло семь нештатных ситуаций. Одна из неполадок могла привести к гибели космонавта в момент выхода в открытый космос. А вот о том, что все это было предсказано колдуньей Евдокией Матросовой из карельской деревни Виданы, мало кто знает и сегодня. Односельчане Евдокии, зная ее злой нрав, до сих пор подозревают, что все неполадки с космическими кораблями, случавшиеся по весне, связаны с колдовскими чарами бабы Евдокии: она наводила «порчу» на космонавтов, считая, что «негоже к Богу без приглашений мотаться».

27 марта 1462 г. на Московский престол вступил Великий князь Иван III. Мало кто помнит, что ханскую грамоту Иван III порвал и прекратил платить дань Золотой орде по наущению жены, царицы Софьи Палеолог. Начался новый этап в истории Руси – Московское царство.

30 марта 1987 г. в Кремле был устроен прием в честь английского премьер-министра Маргарет Тэтчер. После приема Михаил Горбачев в течение тридцати минут беседовал с Маргарет Тэтчер. О чем они беседовали, неизвестно. Один из личных охранников М.С.Горбачева, стоявший за дверью кабинета, услышал лишь одну фразу, произнесенную Михаилом Сергеевичем на плохом английском: «Уверяю вас, его дни сочтены». Охранник, капитан действующего резерва ФСБ, ныне уверен, что речь шла о готовящемся распаде СССР, в котором капитан уверенно винит М.Тэтчер.

31 марта 1878 г. в Петербурге состоялся суд по делу террористки Веры Засулич. Она стреляла в градоначальника генерала Трепова и ранила его. Председателем суда был известный юрист Кони, медицинским экспертом – Склифосовский, в прессе сидел Достоевский. Цвет русской интеллигенции требовал оправдания Веры. Суд ее оправдал. Народ ликовал. Октябрь 1917-го был предрешен: терроризм оправдан.

У директора НИИ социоэкономического и социокультурного развития регионов в переходный период, доктора педагогических наук Ирины Юрьевны Бугровой был сегодня день рождения.

Женщина строгая, без сантиментов, она отметила памятную дату в перекидном календаре – с кремлевскими башнями и цифрами 850 на каждой страничке, записав: «День рождения». И все. Муж, не сомневалась, вспомнит, цветов принесет, мерзавец. На цветы и на подарки ей со дня свадьбы денег, сказать правду, не жалел...

Родилась она 14 марта 1937 года. В газетах писали (мать в детстве ей часто об этом рассказывала), что в канун лунного затмения астрономы Пулковской обсерватории предупреждали о всяких катаклизмах в связи с приближением к Земле то ли блуждающей звезды, то ли кометы Фелита. Уже потом она читала где-то, то ли в «Науке и жизни», то ли в «Знаниях – силе», что женщин, родившихся в марте – апреле, в те годы, когда эта Фелита максимально приближалась к нашей планете, ожидает непростая судьба.

Ну, что ж. Судьба у нее действительно непростая. Была. А будет еще покруче. И Фелита тут ни при чем. Свою судьбу Ирина Юрьевна привыкла определять сама. Она не верила ни в генетику, ни в теорию Ломброзо. Только в волю, силу духа и характера.

Листая документы из папки с надписью «Срочно», машинально ставила свою витиеватую подпись, с закорючкой вверх, под документами. Можно не читать: Тамара Ильинична, конечно, себе на уме, и преданность ее начальству лицемерна, но работник она старательный. Тут можно не проверять. Все сойдется.

Она улыбнулась, втянув ноздрями запах бумаги, теплый запах пластмассы, исходивший от шариковой ручки с надписью «Онексим-банк», запах клея и острый, терпкий аромат «Протип. Классик» – замазки на спиртовой основе. Но улыбку вызвали не эти запахи, а густой аромат, распространяемый недавно выданным всему руководству из недр «матбазы» НИИ деревянным стаканчиком для карандашей.

Вспомнились запах старого буфета, дубового стола на витых толстых ножках, рядом с которыми под низко спускающейся к полу скатертью так уютно было посидеть, спасаясь от надоедливых нравоучений взрослых, запах венских стульев, почему-то их называли «венскими», хотя изготавливались они в Мытищах.

Запахи дерева из детства напомнили о няне.

Ломброзо, конечно, полный мудак. Можно не извиняться. Никто ее слов не слышит. А мыслей тем более. У няни, Евдокии Кутяпиной, просто Дуси для всех, даже детей, был низкий, сплющенный, чуть скошенный лоб, бледное, изрытое глубокими желтыми оспинами лицо, мощные надбровные дуги и густые каштановые брови, большие скулы с явно прослеживаемыми коричневыми бакенбардами. Из-под кустистых бровей сурово и настороженно зыркали коричневые, не выражавшие мысли глаза.

Няня была добрейшей души человеком, в жизни мухи не обидевшим. В Иришке души не чаяла. И погибла в 1949-м, спасая ее. Иришка ухитрилась, катаясь на коньках по речке Серебрянке в Измайлове, провалиться под лед. Няня, ходившая по берегу в толстых катанках и тулупе, рванулась к ней, да сдуру, вместо того чтобы вытаскивать, сиганула в образовавшуюся полынью, вытолкнула воспитанницу на твердый лед, а сама, как была в валенках и тяжеленном тулупе, камнем пошла на дно.

Дура! Иришка чуть не простудилась до смерти. Вытащила бы Дуня ее, оставаясь на твердом льду, могла бы в тулуп свой закутать. А так, пока разобрались, что да как, пока шофера отчима позвали, пока ее к правительственной даче в Сокольники довезли, она и промерзла.

Дура была Дунька, а добрая. По лицу судить, жестокая, закоренелая преступница, но добрее ее никого Ирина Юрьевна Бугрова в своей жизни не встречала.

Она достала из светло-коричневой кожаной сумки зеркальце, губную помаду. Не любила это дело, но заставляла себя марафет наводить. Мазнула по губам темно-бордовой помадой, сжала губы, расправила, свела гузкой, язычком розовым облизнула, снова их растянув. Нормально.

«Все-таки этот Хачик Дадамян – настоящий кудесник. Обещал, что буду выглядеть на тридцать, и сделал. Правда, дорого, но не дороже денег».

Из зеркальца на нее смотрело лицо необычайно красивой и милой женщины: высокий лоб, огромные зеленоватые глаза, ни единой морщины, тонкий носик, в меру длинный, в меру с горбинкой, маленький, но не чрезмерно, не безвольно маленький, подбородок. Один, заметим. Без всяких там вторых и третьих, И губы. Губы у нее всёгда были красивые... Вот поставить перед следователями две фотографии, ее и покойной Дуси... Никаких сомнений, кто мог совершить убийство банкира Ирека Мухамедова. Конечно же, вот эта, со скошенным лбом. А к этой красавице, похожей на Хозяйку Медной горы из сказки Бажова, какие вопросы? Да никаких. Так следствие и закончилось, дело закрыли за отсутствием состава преступления. Событие-то было. А вот состава не нашли. А нет человека, нет проблемы. Больше на нее и ее институт никто не наезжал. А то все говорят: «крыша», «крыша». Это если у кого у самого «крыша» поехала, тогда, конечно. А она и сама сообразила, как решить вопрос. Сдала Иреку под молодой банк «Токсим-инвест» этаж в здании института, на деньги от аренды зарплату повышенную себе и своим ученым платила. А начал он наезжать на нее, требуя еще один этаж, грозя снизить суммы, выдаваемые им из рук в руки, не облагаемые налогом, «черный нал», послал «качков» бицепсами перед ее кабинетом поиграть и погиб. Всего пять тысяч баксов из выданных им ей накануне пятисот тысяч заплатила она через Виолетту нужному человеку. И все проблемы. Новый президент банка все понял. И не возникал.

Попробовала возникать Виолетта. Прибавки к жалованью попросила, намеки всякие стала делать: что, дескать, капитан, из бывших офицеров спецчастей ГРУ, которого она знала по Западной группе войск, где пять лет служил ее муж (и где она была главной гадюкой гарнизона, это уж без сомнения), дескать, намекает, что неплохо бы за молчание «прибавить».

Так и передала: дескать, капитан просил Хозяйку «прибавить».

Ее, кстати, впервые тогда вот так, официально, по работе, что ли, Хозяйкой назвали. Ну, дома-то всегда – грузчики, привозящие новую мебель, электромонтеры, сантехники – всех хозяйками величают. А вот с большой буквы Хозяйкой впервые. Хотя она уж пять лет была к тому времени директором института.

А в этом деле так: чуть слабинку дал, палец заглотнут, и всю руку откусят. Тут спуску давать нельзя. Нашла другую структуру. Капитана убрали. Виолетте в подъезде глаз подбили, неделю на бюллетене сидела, «тойотку» ее сожгли. Ну и, конечно, ничего: кто, где? Никаких следов. Виолетту она простила. За битого двух небитых дают. С тех пор для изящных поручений лучше человека не найти. Все как надо сделает, и информация в ней тут же умрет. Золотая баба, умеет уроки усваивать.

Ирина Юрьевна кокетливо поправила каштановую прядь, спустившуюся на лоб.

Кто ей ее шестьдесят даст? Никто. Потому и никаких юбилеев. Кадровички попробовали заикнуться: может, ей медаль «Ветеран труда» дать? Или на заслуженного деятеля науки России выдвинуть? А зачем? На хрена ей такой баян? О том, что никакой она не ученый, и так все знают. Есть такая удобная формулировка – «организатор науки». И хорошо. А о том, что этому «организатору», или, по-иностранному, продюсеру, уже шестьдесят, и знать никому не надо. Муж забыл. Ему по фигу. Он к ней в спальню уж лет пять не входил. Не впускала... А красавчику Виктору Касатонову из Отдела регионального культурного развития Сибири и Дальнего Востока и знать такие подробности к чему? Любит и любит. Зачем ему избыточная информация? Ему в его сорок давно пора докторскую защищать. А без нее он что? Нет, написать, конечно, может и без нее. Дурное дело не хитрое, всякая там дутая статистика, нереальные рекомендации, оторванные от времени концепции социокультурного развития региона. Это каждый дурак может изложить околонаучным «волапюком» на бумаге, снабдив компьютерными красивыми графиками, отпечатанными на струйном цветном принтере. Но кому это надо? А вот если «это» надо директору, будет и защита.

Как вся эта шелупонь, все эти гребаные сэнээсы и мэнээсы ее зовут? Старухой? Вряд ли. Боссом? Слишком общо. Тамара докладывала, что мэнээс из Отдела социоэкономического развития Русского Севера прозвал ее Бугром. Ну, что производное от фамилии, это понятно. Но тут созвучие с «бугром» – воровской кликухой, даваемой «шестерками» своему пахану. Этот длинношеий, в застиранном свитерочке кандидатишка экономических наук даже не представлял, как он близок к истине.

Да, она, доктор педнаук, не совершившая в науке ни единого открытия, сделала пять лет назад главное свое открытие, определившее ее жизнь на все оставшиеся годы: в переломные эпохи можно стать сильным, богатым, влиятельным и даже знаменитым, если действовать по жестоким законам волчьей стаи, уголовной банды.

Отряхнула она с подошв смешные «пионэрские» принципы, на которых ее пробовали воспитывать отец, а потом мать и отчим. И стала Бугром. Хозяйкой.

В то, что к деятельности института отношения не имело, она секретаря-референта не посвящала. Никогда не знаешь, на чем подзалетишь. И потому три письма: два на русском – в Тюмень и Екатеринбург, и одно на французском – в Страсбург, она сама отпечатала на компьютере, пропустила в одном экземпляре через принтер, заложила в факс и послала куда надо. После все три странички подожгла от золотой зажигалки, которой только для таких целей и пользовалась.

Нет, она не боялась неожиданного обыска. Во-первых, это исключено потому, что исключено. А во-вторых, в письмах не было явного криминала. Слова были самые обычные. И понять их могли только ее люди.

Получив факсы, в Тюмени активизируется отправка эшелона с нефтью в Германию по линии льготного таможенного прохода, данного Международному фонду инвалидов труда, в Екатеринбурге дадут зеленую линию другому эшелону – с алюминием из Красноярска, идущим в Германию «в порядке исключения», с разрешения первого вице-премьера, сверх положенной квоты, а в Страсбурге начнется очередная рокировка: девочки из европейских борделей поедут на Ближний Восток, а им на замену уже отправлены «хореографические ансамбли» из Саратова, Волгограда, Вологды, Полтавы и Тарту. Обо всем подумать надо, все успеть. Какое тут отмечание дня рождения?

Подумав о дне рождения, праздничном столе, который ко всем праздникам во времена ее детства накрывался в квартире ее отчима, бывшего конника Первой Конной Ивана Хрисанфовича Старостина, она вдруг ощутила зверский голод. Вспомнила и вареную стерлядь, и жаренного на вертеле осетра, и свежую телятину в сметанном соусе, селедку, моренную сутки под шубой из свеклы и майонеза, варенную с сухим укропом картошку – все те яства, которые ежедневно появлялись на столе заместителя министра Ивана Старостина, пока его не арестовали в 1951 году. А ведь как спокойно за его широкой спиной им с мамой жилось! Когда отца арестовали в 1939 году, они с матерью сразу от него отказались, обе взяли мамину девичью фамилию – Бугровы. А мать потом – фамилию Старостина. Отчим в юности служил коноводом у Буденного, потом – ординарцем у товарища Сталина, под Царицыном. Хорошо, видно, коней да баб водил к красным командирам, коли на всю оставшуюся жизнь себя обеспечил. Как был темным, необразованным жлобом, таким и остался. С отцом, дворянином по происхождению, не сравнишь. Но и выбирать ведь не приходилось.

В 1951 году арестовали и отчима. Еще хорошо, что не за «политику», а за расхищение социалистической собственности. Так что на судьбе мамы и ее, Иришки, этот арест уже не отразился. Тем более что в 1954 году вдруг выяснилось: умерший в тюрьме Иван Хрисанфович Старостин ни в чем не был виноват, залетел по навету, защититься из-за своей глупости и необразованности не сумел. Заместителем министра работал, а образование имел – три класса и коридор. И то в церковно-приходской школе, а не в Пажеском корпусе.

Лицом Иришка была похожа на отца. А ела как отчим: жадно, грязно, руками. Она отрывала волокна куриного мяса с «ножки Буша», яростно вгрызалась в хрящики, обсасывала и разгрызала хрупкие прожаренные косточки, заедая большим свежим огурцом, от которого откусывала, держа его в левой руке. В правой был зажат намертво куриный коленный сустав. Перемазалась, конечно, так и обтереться не трудно, зато так вот смачнее, вкуснее. Не то что вилочкой и ножичком.

– Ах, пути-путички... Ах, мы вилочкой-ножичком, – передразнила она кого-то.

Вытерла сальный рот и замасленные руки бумажной салфеткой, бросила ее в корзину для бумаг.

Промахнулась, выругалась крепким солдатским матом. Благо одна была в комнате. Вспомнила случайно услышанные, когда проходила мимо институтской курилки, слова какого-то задрипанного сэнээса: