Текст книги "Анаконда"

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

ФИНАНСОВЫЙ ГЕНИЙ ПО КЛИЧКЕ МАДАМ

Мадам отпила минералки из горлышка пластиковой бутылки, вырванной из ледяного плена новенького японского холодильника, поперхнулась. Референт заботливо постучал по плотной спине.

– Поставь-ка в видеомаг эту кассетку!

– Порнуху смотрим? – снисходительно к слабостям метрессы гыгыкнул тот.

– Какая порнуха, окстись! – Ласково оглядела за время инспекционной поездки покрывшиеся ровным светло-коричневым загаром стройные ноги референта. – Делом надо заниматься в рабочее время, делом!

– Это еще чеховский герой говорил, – заметил начитанный малый. – А может, героиня?

– Точно? Иди ты... Значит, я афоризмами из пьес говорю? Даже и не знала этой своей способности. Ну, врубай.

Она увидела на экране монитора, как, по ее приказу, косоглазые рабочие открывают ящик из тех, что прибыли из Хабаровска. Как вынимают холщовый мешочек с сырыми алмазами из Якутска, как перетряхивает она горсть сырых алмазов на ладони.

Мадам снова отхлебнула солененькой минералки из горла.

«Вот зараза! Надо следить за собой. Оказывается, я здорово сутулюсь». Досадливая тень пробежала по ее лицу. Экран не обманешь: было видно, как она улыбается, раскручивая набор матрешек, как рассматривает маленькую матрешку, которой предстоит принять в свое папье-машевое нутро небольшую толику сырых алмазов.

Мадам потянула горлышко к накрашенным губам. Но тут референт ее опередил и, перехватив бутылку, набулькал воду в хрустальный бокал, протянул ей не без некоторого шика и подобострастия. Не обратив внимания на его суету, машинально отхлебнула из бокала, не отрывая глаз от экрана.

Там трое худосочных местных корейцев, с напряженными лицами и глазенками вот-вот, казалось, готовыми выскочить в узкие щели их азиатских век, подтащили к ней ящик с товаром, предназначенным к отправке на материк, в Россию.

Глядя, как она сама на экране пробует «снежок», Мадам улыбнулась. Момент и правда был выразителен: когда она снимала пробу с товара, на лице ее отразилась такая глубокая и милая задумчивость, что это вызвало приступ хохота у них обоих, рассматривавших кассету как некую незапланированную забаву. Поржали от души.

Но вдруг улыбка сползла со щек Мадам. Она увидела то, что хотела.

Камера вильнула в сторону, словно ища что-то. На самом деле она поставлена на режим маятникового движения, панорамируя то слева направо, то справа налево. И после ряда таких колебаний, во время которых и были зафиксированы столь умилившие Мадам кадры, камера давала более развернутую панораму.

На это Мадам и надеялась. Уголками глаз, периферийным зрением, уже уходя, она зафиксировала в кустах какое-то движение. Потом забыла. Лишь в подсознании оставалось это воспоминание. Вспомнила. И приказала принести видеозапись.

Вот она, нужная «картинка», – панорама закончилась, камера развернулась направо до упора и ухватила в кустах можжевельника лицо и правую руку человека, наблюдавшего за погрузкой-разгрузкой товара.

Мадам вызвала Тай Дзямуня, отвечавшего за режимность объекта на острове.

Показала на экран, зафиксировав пленку в статичном положении.

– Укрупнить! Выяснить, кто этот человек. Думаю, это один из наших, русских, приезжавших отдыхать на остров. Найти его будет легко. Они все работают здесь по моим контрактам.

– Убрать?

– Нет. Вернее, не сразу. Следить за ним, будут ли у него незапланированные контакты. Особенно с русскими из посольства. Если контактов не будет, передать ориентировку на слежку в Москву, пусть его «подхватят» там наши люди. Ну а если попытается в ближайшие дни выйти на встречу с роспосольством в Сеуле, уничтожить до того, как успеет передать хоть какие-то сведения.

– Я бы убрал сейчас. Слишком велик риск.

– Если пропадет человек, приехавший официально на работу в Сеул по моему контракту, мы тоже засветимся.

– Согласен.

– Вот и пусть уберут его в Москве. Когда уже вернется из служебной командировки.

– Кипятильник в рот – и в сеть. Все расскажет! – гоготнул референт, сладострастно потянувшись на диване.

– Не твоего ума дело, – неожиданно окрысилась Мадам. – Ты, знай, региональные проблемы решай, а как информацию получать, для этого у меня другие специалисты есть. Ты иди, Тай, у тебя времени в обрез.

Пятясь и сладко улыбаясь, китаец вышел из номера.

– Ишь ты, какой боевой! Сейчас мы проверим, что ты за орел.

Мадам распахнула пеньюар. Под ним – только крохотные

трусики с разрезом на лобке, затянутым тонкой полиэтиленовой пленкой.

– Хочешь девочку трахнуть?

– Ну, вы и выдумщица, ё-мое! – изумился потрясенный референт, впервые за время своей службы у Мадам использовав столь не свойственное дипломату простонародное выражение. Отшвырнув своей халат, с утробным рыком ринулся в атаку.

 ДВОЙНЫЕ СТЕНЫ. МОСКВА, КРЕМЛЬ.
ВИЦЕ-ПРЕМЬЕР

Старший следователь по особо важным делам сделал большой глоток горячего, обжигающего крепкого чая, чуть не поперхнулся, устало откинулся в кресле.

Как и ожидал, чай взбодрил его. Когда другой человек, чтоб резко сбросить усталость, выпивает стакан водки, «важняк» может себе позволить лишь такую «встряску». Муромцев совсем не был против водки. И даже умеренно уважал этот напиток, особенно под собранные на Вологодчине и засоленные женой грибки с картошечкой и ржаным хлебом. Но в редкие выходные дни и в отпуске. А так... Наутро надо свежую голову иметь. Чтобы осмыслить всю ту странную информацию, которая стала стекаться к нему в последние недели.

Все больше материалов накапливалось у него в толстой папке с двумя словами на «титульном листе» – «МАДАМ/АНАКОНДА». Сюжетец прямо-таки хоть куда!

И сейчас, отхлебнув горячего и крепкого, до черноты, чаю с лимоном, он снова и снова перебирал докладные записки членов его бригады, ориентировки агентов-информаторов, ответы на его запросы из других подразделений Генпрокуратуры, ФСБ, МВД, налоговой полиции, налоговой инспекции, таможенного комитета... Тут были и результаты внутренних служебных расследований по фактам дачи взяток должностным лицам правоохранительных органов. И в конце длинной цепочки стояла Мадам. Тут были документы, изобличающие крупную предпринимательницу, демонстрировавшую на ряде цветных фотографий, также включенных в досье, свою дружбу с многими высокопоставленными деятелями из Госдумы и Совета Федерации, из Правительства и Администрации президента. Тут были результаты проверок КРУ; справка, подписанная неподкупным и непримиримым Болдыревым в бытность его руководителем контрольно-ревизионной службы Администрации президента; тут были докладные записки Николая Мамедова, одного из лучших на сегодня налоговых полицейских, в прошлом талантливого офицера внешней разведки, дважды, по согласованию вопроса между налоговой полицией и Генпрокуратурой, делавшего неофициальные «набеги» на те десять фирм, что гласно принадлежали Мадам.

Можно брать? Вся закавыка в том, как доказать вину подозреваемой, не в последнюю очередь как ее «взять» так, чтобы она не успела перебросить миллиарды рублей, миллионы долларов в зарубежные банки? Как взять ее так, чтобы не обрубить концы, чтобы раскрутилось действительно крупное дело, в рамках которого хватит забот и специалистам по раскрытию преступлений, связанных с торговлей наркотиками, и тем, кто расследует криминальные продажи «живого товара», и военным прокурорам, идущим по следу крупной организованной преступной группы, занимающейся хищением оружия и боеприпасов со складов Минобороны?

Давненько Муромцеву не приходилось подступать к столь разветвленной и многоголовой, многопрофильной преступной организации.

Больше всего он боялся двух вариантов развития событий: утечки информации, после чего Мадам перебросит все свои миллионы долларов в зарубежные банки и вылетит за рубеж сама; задержания Мадам, предъявления ей обвинения и... изменения судом меры пресечения, после которого все, как и в первом варианте.

Когда задействовано столь много людей из разных структур, избежать утечки информации очень трудно. А над судом вообще прокуратура не властна. Сколько уже было случаев, когда наши следователи, обдирая локти в кровь, с помощью Интерпола задерживали некоего мерзавца (или мерзавку), добивались экстрадиции, этапировали в Россию, а суд выпускал их, изменив меру пресечения на время следствия. И снова ищи их по всему миру!

Вот и еще одна ниточка к Мадам! Это Бобренев, лихой прокурорский полковник, ныне старший советник юстиции ОСО, нашкандыбал в Австрии материал на торговлю детьми с целью пересадки их здоровых органов и переливания здоровой крови больным богатым старикам в некоем геронтологическом санатории в Шварцвальде. И нашел ведь следок к Мадам. Нашел...

Кстати, и след сына вице-премьера там обнаружился. Надо будет позвонить ему. Ведь обещал, как только следок объявится, успокоить. Еще рано вселять надежду. Но след-то есть!

Муромцев отхлебнул еще один большой глоток крепкого чая и набрал четырехзначный номер «вертушки» вице-премьера.

Александр Иванович Бугров был на месте.

– Значит, Александр Михайлович, если я правильно понял, у Бобренева есть серьезные основания полагать, что в Шварцвальде, в клинике, финансируемой бароном фон Раумницем, врач, выходец из Кишинева Ион Чогряну проводит незаконные медицинские эксперименты?

– Да.

– И для этих экспериментов из стран СНГ похищают детей, нелегально доставляют в Шварцвальд и используют, в частности, для переливания крови старикам?

– Да.

– Вы не считаете возможным оперативно выйти на ФСБ, внешнюю разведку, подключить их к расследованию?

– Думаю, сейчас это нецелесообразно. Представьте себе, тихий австрийский горный курорт, все друг друга знают, наши трое сотрудников с трудом сохраняют инкогнито, работают. И вдруг появляются парни из параллельных структур, начинают свои расследования, неизбежно засвечиваются, криминальная организация сворачивает систему, эвакуирует медперсонал, больных, исходный, извините, материал, и все концы обрублены.

– А если обратиться в соответствующие структуры Австрии? Я знаком и с премьер-министром.

– Тоже нецелесообразно, считаю. Может быть утечка информации, и тогда события будут развиваться по тому же, только что мной описанному сценарию.

– Так что же делать? Ждать у моря погоды?

– Зачем? Мы ведь не ждем. То, о чем я вам докладывал, ведь наши наработки. А ребята из МВД пока таких наработок не имеют. Пусть наши и закончат дело.

– Уверены, что справятся?

– В своих я уверен. Там такая деликатная операция намечается, что не числом надобно, а умением. Чем меньше русских окажется сегодня в Шварцвальде, тем лучше для операции.

– Сын там?

– Там.

– Гарантируете его жизнь и здоровье?

– Да. Бобреневу удалось внедрить своего человека в клинику.

– Какая помощь нужна?

– Следы из Австрии ведут сюда, в Москву. Во главе всей организации стоит некая дама, для которой торговля детьми лишь один из контролируемых ею «промыслов». У нее связи очень широкие. Я не могу вскрыть нарыв, не тронув кожу скальпелем. Нужно брать всю организацию. А там и торговля наркотиками, автомашинами, и нашими, и иномарками, «пирамиды», построенные на всех этих «бизнесах». И ниточки на самый верх! Мне нужна гарантия, что, начав ворошить этот змеюшник, я доведу дело до конца, меня не отзовут на другое дело, не направят срочно в отпуск, не уволят из прокуратуры...

– Но Кожин...

– Честнейший человек. Так и на него может быть оказано давление. Непосильное для него давление. Поддержите.

– Поддержу. Что еще?

– Могут быть ходатайства об изменении этой даме меры пресечения, давление на суд со стороны самых высоких госструктур. Прикройте.

– Прикрою. Что еще?

– А дальше дело техники. Моей техники. Можно, я вам напоследок, чтобы снять напряжение, анекдот наш, следственный, расскажу?

– Давайте. Я следственных не знаю. У нас тут чаще еврейские, армянские, грузинские, чукотские... Словом, как и в прежнем ЦК, в моде анекдоты на тему дружбы народов... Такой, знаете, от которой потом не остается камня на камне.

– Понял вашу иронию. Сочувствую. У нас проще нравы: на худой конец, про поручика Ржевского. Да, так вот. Задержан человек, убивший другого. И вот его показания на первом допросе:

«Ну, в натуре, гражданин следователь, я сам поражен! Прихожу домой, а там мужик сидит с ножом в руках. Я ему: «Ты чё, в натуре, в моем доме делаешь?» А тот, не говоря дурного слова, встал и вдруг упал, аккурат на нож напоролся».

«Так на его теле эксперты насчитали десять колото-резаных ран!» – говорит ему следователь.

«А я что говорю, гражданин начальник? Он встал – упал, на нож; опять встал – упал, снова на нож напоролся, опять, сука, встает и снова, гад, падает, и снова, вы не поверите, на нож! И так действительно десять раз. Я же тут ни при чем! Я, в натуре, прихожу домой, а там мужик сидит с ножом в руках. Я ему: «Ты чё, в натуре, в моем доме делаешь?»

Я понял, наверное, вас. Ваша проблема – не преступника задержать, а доказать его вину.

– Это точно. Никто не признает вину сразу. Во всяком случае, если речь идет не о бытовиках, а о профессиональных преступниках. А тут такие деньги гуляют. На эти деньги всем старикам России можно год пенсию повышенную платить, студентам – стипендии. А там, где большие деньги, поверьте человеку, проработавшему четверть века на следствии, все становятся молчаливыми и сдержанными. Потому что лишнее слово – это приговор, лицензия, смерть.

Я вас понял. Любую помощь окажу, любую поддержку. Работайте спокойно. Думаю, мне хватит власти оградить вас от давления.

– Спасибо. Я так Генеральному и скажу.

– Так он в курсе? Так я и думал. Всего доброго.

Бугров встал, размял затекшие ноги, прошелся по кабинету. Потом, подумав минуту, решил пройтись по коридору.

Он прошел через пустой и торжественный Екатерининский зал, где президент принимал послов и зарубежных гостей, через более скромный Кавалергардский. Здесь обычно дожидалась охрана, пока президент осуществлял протокольные мероприятия. Через зал бывшего Верховного Совета Бугров прошел в небольшое помещение, находящееся за этим хорошо известным телезрителям залом. За спиной огромной статуи Ленина, задрапированной серыми холстинами, находилось несколько комнат, где в прежние времена собирались в перерыве заседаний Верховного Совета члены Политбюро. Отсюда имелся отдельный лифт, ведущий в потаенный кремлевский дворик, откуда отъезжали автомобили, развозившие обладателей «членовозов» на госдачи.

На больших напольных часах было 22.45. Время позднее, даже для любивших поработать вечерами членов команды из Администрации президента, и никого на своем пути Бугров не встретил.

Он был, кажется, единственным членом правительства, кабинет которого остался в Кремле. В свое время президент и премьер-министр договорились, что именно Бугров будет в качестве вице-премьера осуществлять контакты двух наиболее могучих властных структур: Администрации президента и правительства. Договорились, что какое-то время Бугров останется в Кремле. Правительство давно переехало в «Белый дом», а он так и застрял здесь. Недаром говорят, «нет ничего более постоянного, чем временное». То ли забыли про его временный статус «контактера», то ли это его странное положение устраивало обе стороны.

Бугров вспомнил, что после сегодняшнего совещания, проведенного президентом с членами правительства и руководителями партий и движений, здесь оставались блюда с бутербродами, рыбным и мясным заливным, горячие (теперь уже, конечно, холодные) грибные «жюльены».

Знал Бугров и то, что официанты кремлевских столовых никогда не убирают еду обратно в свои хозблоки, а закрывают всю оставшуюся снедь в холодильники, стоявшие в углу этой маленькой закрытой комнаты. Как бы негласно признавалось, что заработавшиеся поздно вечером члены аппарата могут тут «подкормиться».

Почувствовав вдруг волчий аппетит, то ли от волнения после разговора с Муромцевым, то ли от надежды, что удастся вызволить сына из неволи, Бугров жадно накинулся на еду. Обычно он был к ней равнодушен и ел то, что предлагали, дома – прислуга, на даче – официантки, в кабинете – секретарша.

Все ушли. В Кремле было пусто. Бугров с аппетитом ел заливной язык, холодную жареную севрюгу в тесте, салат из креветок с рисом под майонезом. И все это казалось ему безумно вкусным.

Доедая заливной язык, он вдруг, по странной ассоциации – в центре заливного краснела звездочка моркови, вспомнил, как, появившись впервые в кремлевском кабинете, стал как-то вечером разбирать большой книжный шкаф с бумагами и книгами, доставшийся от его предшественника, и обнаружил свою первую «кремлевскую тайну». Одна из секций шкафа оказалась фальшивой и скрывала дверь в комнату отдыха с отдельным выходом в коридор. Он открыл дверцу с такой вот красной звездой. Красная металлическая звезда на деревянной панели выглядела странно и потому запомнилась. В комнате отдыха оказался небольшой диванчик, умывальник, закамуфлированный под гардероб, также спрятанный в шкаф узенький туалет, небольшой телевизор и гигантский сейф. Странно, что Енотов, вводя его в кабинет, ни слова не сказал про комнату отдыха. А ведь знал, наверняка знал про нее! Он был выдающимся знатоком «тайн Кремля». Интересно, что потом, получая в Службе охраны ключи от сейфа, стоявшего в его комнате отдыха, он увидел по журналу сдачи-приемки ключей, что ранее его сейф принадлежал... Брежневу. Сейф мощный, с засыпкой. Между слоями брони было заполненное песком пространство, что делало сейф несгораемым. Другой вопрос, что ключи от сейфа наверняка были у Енотова, а ранее у его предшественников. Так что сейф всегда был «прозрачен» для службы охраны.

Став новым владельцем кабинета и, соответственно, его бронированного «секретодержателя», Бугров хранил в сейфе всякие лишенные секретности личные вещи.

За два года, слава Богу, ничего не пропало. Хотя, судя по нарушенным «секреткам», сейф открывали в его отсутствие.

А вот свой сейф, в котором держал бумаги государственной важности, Бугров поставил в кабинете и проследил, чтобы ключи были только у него. Для этого даже пришлось вызывать мастера с прежней работы. Енотов утерся. Обойдется. Не тот случай, когда ему стоило возникать. Обошлось.

Доев нежный кусок жареной рыбы (так и не понял, что за рыбка, а нежна, нежна) с каплей ядреного хрена, Бугров так же не спеша, думая о своем, вернулся в свой кабинет.

Сел в кресло, уставился на довольно громоздкую систему связи, закрытой от прослушивания.

Такая же «машина» была у него в автомобиле. Он ездил на сделанной по спецзаказу «Волге» еще до инициативы нового первого вице-премьера.

Система была громоздкой, на вид неуклюжей. Но она давала возможность вести конфиденциальные разговоры, в том числе из машины с самолетом, скажем, премьера, если он бы в полете. И наоборот, из самолета можно было с гарантией от прослушивания позвонить сюда, в кабинет вице-премьера. В кабинете аппарат занимал весь угол возле письменного стола, а в «Волге» – вместительный, специально углубленный и укрепленный багажник. Весила система без малого 100 кг. Говорить с ее помощью было противно: все время возникали какие-то помехи. Разговор зашифровывался и на другом конце провода расшифровывался, в трубке все время возникал какой-то клекот. К тому же старая электроника давала излучение, вызывающее сильную головную боль, если за день часто системой пользовался. А разговоры-то у него почти все государственные. И кожа на руках сохла. Зато гарантия, что его разговор с Муромцевым для всех остался тайной!

АФИНЫ. КОНЕЦ ДИМЫ ЭФЕССКОГО

Муромцев устало опустил телефонную трубку. Вот тот случай, когда говорят, «руки опускаются». Вроде не гимназер, чтобы сопли распускать, а минутную слабость ощутил.

Он только что говорил с давним приятелем Олегом Пакулевым из РУОПа. Друг сидел на Шаболовке, а слышно было, словно он рядом. И теперь, закончив разговор, восстанавливал его по фразам:

– Мы все сделали как надо, Саша. Веришь, нет, мои парни сутками дежурили в Шереметьево-2, ждали самолет из Франкфурта. Все твои ориентировки сошлись. Взяли по наводке ОСО Генпрокуратуры мужика с паспортом Леонидаса Димитроса. Прокрутили «пальчики» на приборе, а это Алешка Стерлигов, один из лидеров балашихинской группировки. Как раз тот из троих паханов, на кого были только предполагаемые «пальчики». Но не было фотографий и фоторобота. Казалось, поймали «момент истины», сделали ему перекрестный допрос прямо в комнате, которую мы арендуем в Шереметьево-2. Был Алешка сильно напуган и не кололся, сука, как ни давили. Но мы и так знали, что летел он не из Германии, а через Германию. Летел он из Афин. Знали и то, что его видели в непосредственной близости Димы Эфесского. В момент допроса мы были уверены, судя по информации из Афин, что Дима еще жив.

– Твое впечатление в тот момент, Алешка ездил в Афины, чтобы организовать убийство Димы или, наоборот, помочь ему с охраной, уйти от преследования?

– Хочешь верь, хочешь нет, но впечатление противоречивое. Вроде бы они и в зоне вместе были, одну баланду одной ложкой хлебали. Но вот подсознательное ощущение такое, что кто-то очень могущественный дал Алешке и его бригаде лицензию на отстрел Димы. И не то чтобы им «разрешили» убить Эфесского. Нет. Им ПРИКАЗАЛИ это сделать. Понимаешь, если бы Диме мстили бригады, у которых он, как киллер, паханов замочил, тогда было бы понятно. Но бригада Алешки была в стороне от этих дел. Значит, их крепко прижали.

– Кто, думаешь?

– А я не думаю, Сашок. Я знаю.

– И кто же?

– Мадам.

– Ну, ты даешь! Мы с тобой вокруг нее, как коты вокруг теплого молока ходим второй год, и ничего. А тут такое, а ты молчал! Если бы я не позвонил, так и молчал бы?

– А, Сашко, тут большая разница, ты сам оперативник фактически, поймешь. Я точно знаю, кто за Алешкой стоит. А ухватить ее за толстую жопу не могу.

– Поясни.

– Алешка – лидер балашихинской группировки. У Мадам в Балашихе большая пирамидка построена: квартиры в новых домах по всем городам Подмосковья, машины с «Автоваза», с «ЗИЛа», иномарки, бабки в рост под большие проценты прям послезавтра. Миллиардами ворочала. И хороший процент поначалу скидывала группировке, которой тогда руководил Руслан Бумель. А потом что-то незаметно произошло в расстановке сил. Руслан был застрелен. Нет, не Димой Эфесским, а Казбеком Адмировым. И на том «чеченский след» кончился. Ни одной ниточки к «чеченской» группировке. А в Балашихе вдруг почувствовался другой хозяин. Алешка-то, лидер группировки, вдруг стал вроде мальчика на побегушках. То ли крупно купили, то ли круто поймали на крючок. Но факт остается фактом. На Мадам никто не наезжал, она никому в округе не платила, а ей вот платили. Впрочем, вру. Она тоже платила. Но не бандитам. А... В общем, кому-то из наших с тобой товарищей по оружию. Причем довольно высоко. И что интересно, концы связей везде были обрублены. Уж я лучших своих информаторов подключил. Глухо. Как до кого по следку дойду, тесно к спине мокрой прижмусь, глянь, а он уж холодеет. Труп, словом. Ты понял меня? Вот что хочешь со мной делай, а я самоубийство генерала МВД Свиридова, и ДТП со смертельным исходом с двумя полковниками милиции Шепелевым и Свистуном, и убийство семьи генерала Алексеева – все были, уверен, совершены в порядке заметания следов. По приказу Мадам.

– Значит, и Дима Эфесский в Афинах?

– И Диму она приказала убрать.

– Но почему?

– Тут сложная рокировка. Он убрал несколько паханов из самых крутых. Уверен, по приказу Мадам. Бригады стали бузить. Надо было их успокоить. Подмосковье, конечно, у Мадам под контролем. Но лишний раз ссориться с наиболее крупными группировками е/А не с руки. Вот и кинула им кость: отдала киллера, по ее же приказу мочившего бригадиров Подмосковья в ходе борьбы за власть в 1995-1997 годах.

– Интересный расклад. Но, думаю, есть кто-то и над Мадам.

– В Подмосковье?

– В Москве.

– Возможно. Ведь кто-то «послал» меня в Афины. И этот кто-то работает не в МВД.

– Поясни.

– Когда я доложил наверх о результате допроса Алешки, через час буквально мне приказ, а я только на Шаболовку вернулся, пулей опять в Шереметьево-2 – в Афины.

– На хрена?

– Вот и я сказал: а на хрена? Приказ, говорят, сверху.

– От министра, что ли?

– Нет, где-то между ним и мной есть некто, имеющий выход на государственную мафиозную группировку. Ни фамилий, ни подсказок тут тебе не будет. Не потому, что боюсь утечки. Линия связи надежная. А потому, что и сам всего не знаю. Только догадки строю. Словом, прилетаю с сиреной и мигалкой в аэропорт, думаю: какого хрена? А мне и моим парням уже и загранпаспорта, и билеты, и валюта. Ты понял, нет? Когда надо, так не дождешься, а тут на блюдечке с голубой каемочкой. Только виз нет. Ну, да ничего. Приказ есть приказ. Прикажут, так и нелегально границу перейдешь. А тут наш консул в Афинах встречает. Час мозги грекам полоскал. Язык красивый, ничего не скажу. Но понять в их лопотанье ни хрена невозможно. Ну, дали разрешение на въезд. Вышли из аэропорта, а ко мне парнишка лет тридцати, представился, оказался из Службы внешней разведки. Сослался на пароль, данный мне перед отлетом для связи. Пароль, кстати, мне дал полковник Сергеев, заметь, не имеющий отношения по службе к этому расследованию. Это тебе зарубка на будущее, на память. То есть информация даже шла не по руоповской линии, а как бы «снаружи». Парнишка мне под ответный пароль конфиденциальную информацию: сейчас, говорит, товарищ генерал, мы с вами выедем на вашей машине из аэропорта, там на левой стороне бензозаправка и мойка, там мы остановимся и подойдем к собачьей будке.

– Ну, детектив!

– Что ты... Но главное, Сашко, нагнали секретов, а результат в тумане.

Ладно. Едем. Приехали. Бензозаправка. Владелец – Натан Геворкян. По виду чистый грек, но русский знает. Повел, не удивившись, к собачьей будке. Там действительно пакет. Консул и парень из внешней разведки вроде как удивляются, но и не очень. Главное, опасливо к пакету относятся. Вроде как о нем знают, а что в нем, не знают. Может, и взрывчатка.

– А может, и действительно?

– Ну, как узнаешь, пока не откроешь? Приказал я всем отойти на безопасное расстояние, пошевелил пакет на земле веткой и рухнул вниз. Обошлось. Раскрыл пакет.

– А там уши Димы Эфесского?

– Была такая мысль, не скрою: пальцы, уши, а то и кисть. Встречался я в своей практике с такими воровскими «эффектами». Прошу разведчика по сотовому телефону связаться с отделением Интерпола в Афинах. Там тишина, как в склепе, – все на отдыхе. Звонит в полицию – как вымерли. Делать нечего, вскрываю. А там план местности, сделанный от руки. Надписи на греческом. Показываю разведчику и консулу, те не врубаются, почерк, говорят, неразборчивый, и местность привязать нет возможности – незнакомая. Одно только предложение консул, вроде как поприличнее греческий знавший, разобрал: «Получите Диму, раз так хотите».

– Получил?

– Легко сказать. Надо еще местность эту найти. Поехали в полицию, в ихний отдел по борьбе с бандитизмом. Я тамошнего начальника Ритоса Александриса заочно знал. Вызвали его с какого-то приема. Вообще мужики в отделе нормальные. Как у нас. Выпить дали. И попить. Только с закусью у них напряженка. Одни орешки, маслинки, мутотень. А я с утра не ел. А водка у них, зараза, травками и самогоном воняет, а забористая. Ладно. Приехал мой заочный друг Ритос. Раз поглядел, и сразу признал. Вот что значит профи. Это, говорит, пригород Афин.

Называется Варибоби. На Аттике. Там была раньше летняя резиденция короля, а теперь самые дорогие виллы купили русские бандиты.

– Это уже горячее.

– Вот и я так сказал. Поехали. Вилла «Магнолия» или как– то вроде того. Роскошная дачка. Там вроде и жил одно время сам Дима или... Алешка. Показали фото того и другого. Соседи неохотно, ежась признали, что оба тут бывали. А в какое время, такие подробности их не интересовали. Соседи тоже люди подозрительные. Но подозрительность не есть преступление, подпадающее под статьи нового Уголовного кодекса. Пришли на место, указанное на чертеже, недалеко от виллы. Из сухой каменистой земли торчит кусок полиэтиленового мешка. Потянули, раскопали. А там мужик в светлой рубашке, серых брюках, желтых туфлях натуральной кожи, носки бежевенькие. Лицо сильно попорчено. Но можно увидеть, что была на лице пластическая операция: кожа на носу, в подглазьях, на лбу сильно натянута, а за ушами шрамики.

– У Димы ж приметы были.

– Это я помню. И не одна. Его наколки как визитная карточка. Ночью разбуди, скажу. На груди – орел с чемоданом, «личность, склонная к побегу из тюрьмы»; череп, кинжал, ветка, роза – вор в законе. Это тоже на груди, как и три купола храма – три ходки в зону. А еще, когда сняли серые брюки, на передней части бедра увидел распятую на кресте женщину, «воровской крест» – это знак «масти», визитка авторитета. Но я знаю всего трех авторитетов, которые носили такую уже устаревшую сегодня наколку. Двое убиты. Третьим был Дима.

– Отчего он умер?

– На шее сохранилась удавка. Но я старый криминалист, заметил, губы у него были черные. Значит, дали, прежде чем удавить, какое-то ядовитое снадобье.

– Когда его убили?

– Греки провели экспертизу. Говорят, за сутки до нашего приезда.

– Интересно! Такое впечатление, что те, кто организовал ваш приезд, готовили его заранее. Как и убийство. Четкая операция. Не похоже на почерк балашихинских бандитов.

– Я тебе больше скажу. И на почерк Мадам не похоже. Она попроще работает.

– Что думаешь?

– Мы висели на хвосте у Димы. Должны были взять его со дня на день. Об этом знали считанные люди. Даже тебе я не говорил. Извини, темнил. И мы бы его взяли. И привезли бы в Москву. И допросили бы, и он показал бы на Мадам. И мы бы вышли на Мадам, и она показала бы... На кого-то повыше. Ты понял? И его убили. Причем люди, которых он хорошо знал.

– Официальное заключение о смерти Димы у тебя есть?

– Нет, тут еще писанины... Будем, конечно, дело закрывать. Пошлем хозяйство в Генпрокуратуру, к вам. Вы, как положено, в...

– В генеральную прокуратуру Греции...

– Точно... А мы по своим каналам моему другу Ритосу Александрису, он пришлет мне результаты судмедэкспертизы, протокол осмотра места происшествия и дактокарту отпечатков пальцев покойного. Тогда я уже официально скажу, убитый – авторитет преступного мира России Дима Эфесский.

– А что с девочкой?

– Тоже нашли по какой-то странной наводке. В полицию поступил анонимный донос. Греки махнули в Варибоби. И шагах в десяти от импровизированной могилы Димы нашли тело девушки. Провели экспертизу. Выяснили, что спервоначалу они с Димой лежали в одной яме, потом ее вытащили, разрубили на части и захоронили в сторонке. Много тут странностей. Всего не пойму. Алогично как-то.