Текст книги "Пути. Дороги. Встречи"
Автор книги: Георгий Сидоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)
То, что рассказывал старый фельдшер, было крайне интересно. Но я никак не мог понять: всерьёз он или нет?
«Может, вздумал меня разыграть? Но тогда почему так волнуется?»
По Василию Петровичу было видно, что он крайне взволнован, похоже, всё заново переживает.
– Видя такой жест просьбы о встрече, пришлось рискнуть: сунув ноги в крепления лыж, я выкатился из своего обережного круга навстречу неизвестности. Увидев меня, призрак поднялся на ноги и, подойдя поближе, жестом показал, что в руках у него ничего нет и что бояться его незачем. Что он не враг, а человеческая душа, просящая о помощи. Когда послышался его тихий, еле слышный голос, я подумал, что мне чудится. Призрак говорил со мной на вполне понятном русском языке. То, что до меня не доходило, компенсировалось смыслом. Суть была ясна, и в этом я не сомневался. А поведал он мне вот что: двадцать веков назад всем этим краем междуречья Оби и Иртыша управлял совет колдунов-шаманов или жрецов. Во главе их стоял выбранный советом сильный маг, который владел тайнами будущего.
Все вожди племён и родов подчинялись колдовскому совету, а сам совет повиновался тому, кто обладал даром прорицания. Но случилось так, что многие роды, объединившись в два могучих племени, решили уйти из этих мест далеко на юг. К горам, откуда берут начало большие реки. Решение вождей племён колдовской совет одобрил, но с условием, что ушедшие никогда не будут забывать, где их родина, и если на юге им не понравится, то снова вернуться сюда в край бескрайних лесов, могучих рек и озёр. На том и порешили, оба племени через некоторое время, покинув свои селения и деревни, ушли к южным горам. Первые несколько лет нам там нравилось, но после одного засушливого лета, когда чуть не вымер от бескормицы скот, вожди племён решили, что будет лучше, если некоторые роды откочуют снова на север. Выбор пал и на мой род, – показал на себя призрак. – Я тогда был молодым и многого не понимал. Мне казалось, что такое решение несправедливо. Зачем уходить на север, когда можно было двинуться на запад или на восток? Может, там нет затяжных засух? Степь есть степь, в ней разводить скот проще, чем в лесу. В лесах хорошо живут только оленеводы и охотники, но не коневоды. Я решил нарушить данное моим народом слово совету. Однажды весной я поднял свой род и повёл его на закат Солнца. Вождь племени догнал нас, но уговорить вернуться назад не смог. И тогда он пригрозил, что сам приедет на совет колдунов и расскажет, как мы нарушили свою клятву. Но его угроза ни на меня, ни на моих сторонников не подействовала. Мы продолжали уходить от родного народа всё дальше и дальше. Но вождь племени свою угрозу выполнил. Со своим родом он сам вернулся на север и всё рассказал совету жрецов. И тогда глава совета решил заглянуть в наше будущее. Он сказал так: если нарушивший своё слово род найдёт новые благодатные земли, надо будет его простить. Значит такова воля богов. Но если случится, что ушедшие от родного племени люди в поисках новой родины погибнут, то придётся вернуть на родную землю души ушедших. И пусть эти души научатся любить свою землю. Любить так, как должен любить её настоящий человек. С этими словами колдун-прорицатель заглянул в наше будущее и увидел неминуемую гибель ушедшего рода. Ночью на наш стан напало злое сильное племя. Часть моих людей погибла на месте. Другую уцелевшую часть своего рода я повёл на север к спасительным лесам. Но спасти своих людей мне так и не удалось. Враги нас всех перебили. Шаман-прорицатель вернул нас на родину, но как призраков в форме душ. В назидание и наказание нам он вдохнул в нас вечность. У одного из притоков Кульёгана, на склоне насыпной горы, его люди вырезали из дерева лица всех людей моего рода и вкопали этих деревянных идолов в землю так, чтобы Луна во время полнолуния освещала эти лики. Сила Луны своим светом и возвращает нас на землю. В период полнолуний и зимой, и летом мы обитаем на земле. Там, где когда-то жили наши роды и племена, где многие тысячи лет жил наш народ. В остальное время находимся с предками. Но за наш поступок они от нас отвернулись. Мы давно, многие сотни лет назад, поняли, как надо любить родину, но, если каждое полнолуние продолжается возвращением на землю, нам всё равно веры нет. Поэтому прошу тебя, соплеменник и путник, помоги нам! Наше страдание ужасно. Оно длится слишком долго. Спаси нас! Дай нам возможность навсегда уйти в мир теней! – Но как я могу вам помочь? – спросил я призрака. – Что я должен для этого сделать? – Найти речку, которую ханты зовут Вуя-Яны, у её устья, недалеко от впадения в Кульёган, стоит та насыпная гора. На ней застыли вросшие в землю лица наших идолов. Сруби их, добрый человек, и ты тогда освободишь нас. – Но мне нужен чертёж. Ты сможешь мне его дать? – обратился я к говорящей со мною душе. – Попробую, – сказал призрак, беря в руки тоненький прутик. Кое-как на снегу прутиком он начертил мне схему. Утром я перерисовал её в свою тетрадь. – Заранее благодарю тебя, – снова опустился на колени призрак. – Не надо, – остановил я его. – Я ещё не дал тебе слова. Меня волнуют сбежавшие к вам мои собаки. – Завтра они придут к твоему костру, – сказал призрак. – В таком случае, я даю вам слово! – протянул я ему руку. – Представляешь, Юра, я за руку держал призрака – душу человека! Кто может таким похвастать?!
Я посмотрел на перевозбуждённого Василия Петровича и понял, что напротив меня сидит, если не совсем потерявший рассудок, то близкий к этому.
– Признаться, никто! – кивнул ему я.
«С ненормальными надо во всём соглашаться…» – припомнилась чья-то мудрость.
– Но прежде, чем от меня уйти, дух древнего вождя, посмотрев на меня, сказал, – сделал долгую паузу старый фельдшер. – Будь осторожен, воин, тот холм с вырезанными из дерева лицами охраняет дух жреца-прорицателя. Он на земле бродит в образе огромного чёрного медведя. Тому зверю не страшны ни морозы, ни стрелы. Я тебе рассказал о нашей беде, и медведь о том, что мы встретились, теперь тоже знает. – Думаю, что против современного оружия он не устоит, – уверенно сказал я. – Но всё равно будь готов к самому худшему, – прощаясь, сказал призрак. – Постой! – обратился я к нему. – Как могли деревянные идолы простоять столько лет? Они давно должны были сгнить. – Наши изображения превратились в камень, – услышал я в ответ. Дух вождя сказал правду. Утром пропавшие собаки вернулись. И теперь можно было не напрягаясь, идти дальше. Тогда я не придал особого значения предупреждению об огромном чёрном медведе, – продолжил свой рассказ Василий Петрович. – В кобуре на боку у меня висел револьвер, в нарте лежала трёхлинейка, рядом со мной находились собаки. А потом зима, стояли трескучие морозы. Откуда взяться медведю в такое время? Мне удалось справиться со своей работой на Кульёгане за пять недель. В середине марта с прививками от оспы всё было закончено. И теперь мой путь лежал по зимнику до Каргаска, где нужно было отчитаться и оставить собак, а потом и до Нарыма. Отправиться на Кульёган в поисках идолов я намеревался в свой отпуск осенью следующего года. Но совершить это мероприятие мне так и не удалось. По зимнику я ехал, сидя на своей нарте. Собаки тянули её по накатанной дороге резво. И я, и они понимали, что скоро закончатся наши мучения. Но для меня они только начинались. До Каргаска оставалось не более 10 километров, дорога от устья Васюгана по пойме Оби. И вдруг из кустов тальника прямо на нарту, не обращая внимания на собак, бросился огромный медведь. Нарта перевернулась, и я оказался под ней, поэтому он и не оторвал мне голову, а зацепил только плечо. Но всё равно, если б не собаки, я бы погиб. Все шесть лаек остервенело вцепились в зверя, когда он пытался вытащить меня из-под саней. Они облепили его со всех сторон. Бросив меня, он стал от них отбиваться. Тут послышался звон колокольчика, и на зимнике показалась тройка лошадей. Медведь тут же бросился наутёк, а подъехавшие люди довезли меня до местной больницы. Как я не истёк кровью – не знаю. Очевидно, так было кому-то там наверху надо.
Бывший фельдшер взглянул на небо.
– Может быть для того, чтобы свою историю я рассказал тебе. Потому что ты первый человек, кому я её рассказываю, – закончил своё повествование Василий Петрович.
– Как я понимаю, вы хотите, чтобы я совершил то, что не удалось вам, потому и поведали мне этот случай? – спросил я старого фельдшера прямо.
– Да, именно так, Юра, – сказал он спокойно. – Я много раз присматривался к людям, но почему-то доверия к ним у меня не было. А ты мне сам сказал, что «в рубахе» родился… А потом, я дал слово помочь. И не смог. С таким грузом уходить из жизни трудно… Ты уж прости!
– Не за что мне вас прощать! – засмеялся я. – Я сам виноват. Так получается, что чёрный медведь-оборотень начнёт охотиться на меня?
– Пока у тебя не возникло желание найти в тайге идолов – нет. Но как только оно у тебя появится – ты его клиент. Помни об этом, – погрустнел бывший медик.
– Если так, то вы должны мне передать свою схему. Тот рисунок, который перерисовали в свою тетрадь. Он у вас уцелел?
– Сегодня за мной приедет мой внучек, лечение своё я закончил, – посмотрел на меня старик. – Завтра я найду свою тетрадку и вечером к тебе снова приеду. Думаю, внука уговорю, – закончил разговор на мистическую тему Василий Петрович.
И на самом деле, вечером к старику на «Газ-69» приехал его внук. Молодой красивый парень. Он помог своему деду разобрать палатку и сложить вещи.
– Всё, до завтра! – махнул мне Василий Петрович. – Миша меня привезёт, – показал дед на своего внука.
Когда машина укатила, я не знал, что думать.
«Неужели приедет и привезёт свою тетрадку? – невольно лезло в голову. – Тетрадь начала сороковых! Если так, то получается, что не соврал? Хотя каких только шутников на Земле нет? Но с другой стороны – зачем ему так со мной шутить? Чтобы всю жизнь боялся медведей? Злая шутка. Так не шутят! И потом, – размышлял я. – Старый фельдшер обрисовал мне души европеоидов. Не просто людей с европейской внешностью, но тех, чей язык он понимал. Как объяснить такое? Допустим, откуда-то он узнал предания про эндри или квелей? Но ведь ему было бы проще мне врать, повествуя про души хантов или селькупов? Тогда его рассказ был бы более правдоподобным».
И всё-таки слова старого о маячке, о человеческих душах, скитающихся среди бесконечной сибирской тайги, в моём сознании ни как не укладывались.
«Что-то с психикой у Василия Петровича не так? – думал я. – Но тогда как объяснить нападение на него медведя? Да ещё в марте? А может это случилось в другое время? Если фельдшер шутник, то он наверняка не приедет и никакой тетрадки не привезёт, – сделал я для себя вывод. – А если всё-таки приедет, да ещё и с тетрадкой, что тогда? Тогда либо он ненормальный, либо все что мне рассказал, является чистейшей правдой. Осталось подождать до завтра…
К моему удивлению и даже радости, вечером следующего дня у моей палатки остановился «Газ-69». Из него вышел улыбающийся Василий Петрович и подал мне в руки свою заветную тетрадку.
– Ты, наверное, подумал, Юра, что я чокнутый? – спросил он. – Как видишь, нет. Тетрадь 1930 года. Можешь отдать записи в ней на экспертизу.
– Честно говоря, посчитал, что у вас не всё в порядке, – сознался я.
– Положа руку на сердце, когда я вспоминаю о мною виденном и пережитом, то тоже так думаю, – кивнул он мне на прощание.
Глава 22. Тайна идолов или ещё одно посвящение
Вся эта странная история с фельдшером пронеслась в моём сознании за несколько секунд. Раньше, вспоминая её, я невольно ловил себя на мысли, что старый фельдшер рассказал мне то же самое, что и бабушка-шаманка. Он поведал словами призрака, по сути, о тех же легендарных эндри или о квелях. Единственное, что меня смущало, так это мистическая упаковка повествования.
«А если её отбросить? – думал я. – Тогда речь пойдёт об одной и той же северной культуре. А также об одном и том же народе. Кстати, совершенно неизвестном старому фельдшеру».
Когда из Томска мне пришлось переехать в Сургут, я всерьёз стал думать о том, что хорошо бы поискать странных идолов. Тем более, что рисунок, где их можно найти, старик мне передал. Но на поиск у меня никак не оставалось времени. Всегда находилась какая-то срочная работа, которую невозможно было оставить. Честно говоря, я до конца не смог поверить старику. Поэтому найти идолов мне хотелось не для того, чтобы освободить чьи-то несчастные души от гнева жрецов-шаманов, а для того, чтобы убедиться самому, что они оставлены где-то в тайге людьми совершенно иной культуры. Естественно, о чёрном медведе, хранителе этих идолов, я тоже не думал. Тем более в тайге я бывал часто и никакие медведи на меня не охотились.
– Вот что, – обратился я к своим лохматым друзьям, – в эту осень остаёмся дома. Ни на какой промысел не поедем. Придётся вам просидеть зиму в своей вольере. Но весной постараемся перебраться в Угут. Думаю, что это удастся. Меня директор Югаиского заповедника давным-давно приглашает к себе на работу. Там хорошая тайга. Рядом с заповедником много и лося, и соболя. Но самое главное в том, что с Малого Югана мы организуем экспедицию на Кульёган. И постараемся найти земляную пирамиду со вкопанными в её склон идолами. Если она на самом деле существует, мы её обязательно отыщем.
Зверовые лайки, слушая меня, смотрели в глаза, и мне казалось, что они понимают каждое моё слово.
– Если же этой пирамиды нет – тоже хорошо! По крайней мере мы будем знать, что искать нечего, и старый фельдшер со мною некрасиво пошутил. Кстати, моя затея без вас может просто не осуществиться, – продолжал я свой разговор с собаками. – По легенде, пирамиду с идолами охраняет оборотень-медведь. Этот зверь будет пытаться убить вашего хозяина. И вам предстоит меня защитить. Это не простой косолапый, а очень коварный и страшный. Человек, только в медвежьем облике и таким как вы придётся нелегко.
Решение было принято! Вечером я написал письмо директору Юганского заповедника Игорю Кулешову, моему старому знакомому, и попросил его найти мне место в штате его ведомства. Через пару недель пришло от него послание, где Игорь предложил мне место в научном отделе. Теперь надо было благополучно доработать до весны, законсервировать свою квартиру и написать заявление на расчёт. В конце марта я был уже в Угуте. Маленький посёлок Угут, расположенный на правом берегу Большого Югана, недалеко от устья речки Угутки, оказался очень живописным. Вокруг него раскинулся величественный сосновый бор, рядом с ним чистое рямовое болото, а вверх по реке огромный старый кедрач. Директор заповедника нашёл для меня в качестве квартиры типовой старый хантейский домик. На первый случай он вполне годился. Но было ясно, что зимовать в нём будет туго. От такого жилья отказались даже ханты. Поэтому вместе с Игорем Кулешовым мы решили, что к зиме мне надо будет построить свой собственный дом. Кулешов, по моей просьбе, нашёл мне место под дом на берегу Югана, заплатил местным лесникам за лес, и с мая я взялся за строительство. Своим собакам рядом с домиком, где я жил, была возведена большая вольера. К тому же я часто их брал на стройку. Так что надолго мы не расставались. За собаками приходилось смотреть, потому что на нарядных чёрных лаек сразу же обратили внимание местные охотники.
– Смотри, чтобы не отравили, – предупредил меня Игорь. – Такое у нас иногда случается. Хороших собак не терпят, тем более привозных.
– Они у меня декоративные, для красоты! – ответил я, смеясь.
– Опытных охотников не проведёшь, – покачал головой директор заповедника. – Они определяют собак по виду.
С мая месяца тихий Угутский край нарушила своим появлением Юганская экспедиция. Нефтяники прибыли из Сургуга внезапно на нескольких гигантских Ми-6 и сразу же занялись строительством своего экспедиционного посёлка. За два месяца рядом с Угутом были поставлены чехословацкие общежития У.Н.И.М.О., срублена большая баня. Стала работать мощная электростанция. Прошло немногим более полугода и население Угута удвоилось. Кто только в геологический посёлок ни приехал: несколько бригад азербайджанцев, нефтяники из Татарии, Башкирии, Оренбургской области. Прибыли специалисты из Белоруссии, Украины, Молдавии. Мало было своих – сибиряков: два-три тюменца и человек пять из Омска. В короткий срок власть на территории Угутского сельского совета стала принадлежать не местному выбранному органу, а начальнику Юганской экспедиции Грязину и его замам. Такой вот тихий переворот сразу же отразился на местном населении. Молодые горячие парни из Украины и Азербайджана с первых же дней своего пребывания взялись за наивных хантейских и местных русских девушек, а те, кто повзрослее и поопытнее, занялись интенсивной скупкой у охотников не сданной государству пушнины. Директор угутского отделения Сургутского КЗПХ Александр Логинов понимал, что теперь основное количество добытого соболя окажется не у него, а у тех кто «дюже гроши любит». А потом самолётами улетит на Украину или в Молдавию. Но что он мог, этот несчастный директор пушно-меховой артели? Практически ничего. Таковы были новые реалии, и с ними приходилось считаться. Администрация Юганского заповедника во главе с Игорем Кулешовым хорошо понимала, что очень скоро заповедник окажется в положении осаждённой крепости. Вокруг него вырастут десятки буровых. И если не дай Бог под Юганским заповедником окажется нефть, то что его ждёт, ещё неизвестно.
Я наблюдал за всем, что происходило в посёлке и вокруг заповедника и торопился к зиме успеть построить свой дом. В него я хотел перевезти свою библиотеку и зимой засесть за чтение тех книг, список которых составил для меня дядя Ёша. Работа в заповеднике, которой я занимался, меня не угнетала. Она была достаточно интересной и занимала совсем немного времени. Параллельно с ней я, следуя совету бабушки Нюры, занимался сбором хантейских легенд и сказок. Сначала ханты меня сторонились. Но поняв, что я сибиряк и никакого отношения к деятелям экспедиции не имею, стали охотно мне их рассказывать. Я записывал местный фольклор в толстую коричневую общую тетрадь. Вскоре все угутские ханты хорошо знали: если Алексееч пришёл с тетрадкой, надо ему что-то рассказать, он уважает хантов. К тому же сам из Томской области – значит почти свой. Никто, ни русские, ни местные ханты не догадывались, что по сути я веду двойную жизнь. Днём работаю в заповеднике, вечером рублю сруб своего дома, но всё это только фон, главное для меня был сбор информации о реках, впадающих в Кульёган. От малоюганских хантов я узнал, что на Кульёгане почти всё хантейское население давным-давно вымерло, а те, кого пощадила болезнь, переселились на Малый Юган, Вах и Ларьёган.
«Значит, всё-таки был фельдшер, – думал я. – Оспа и туберкулёз на Кульёгане свирепствовали. Осталось выяснить последнее: узнать имеются ли сведения о маячке? Местных угутских хантов на эту тему спрашивать было бесполезно. Если они что-то и слышали, то от людей, которых сейчас уже нет, поэтому сослаться не на кого. Следовательно, лучше пожать плечами и сделать вид, что их это не касается. И тогда я рискнул: решил спросить директора заповедника. В Угуте он живёт давно, ханты его уважают, может он что-нибудь слышал? На мой вопрос охотятся ли малоюганские ханты в урманах Кульёгана Игорь Иванович просто сказал:
– Ни Киняминские, ни Сурлумкинские, ни Асмановские ханты на Кульёган никогда не ходят, хотя угодья там, я слышал, хорошие. По их убеждению, на притоках Кульёгана иногда маячит.
– Что это значит? – поинтересовался я.
– Говорят, что людей иногда по ночам преследуют души потерявшихся, – засмеялся Кулешов.
– Что за потерявшиеся?
– Те, которые якобы заблудились. Это, конечно, трёп. Я здесь полжизни прожил и не помню, чтобы хант или местный кержак потерялись. У одного малоюганского шамана я как-то спросил про маячку. И знаешь, что он мне ответил? – серьёзно взглянул на меня Игорь Иванович. – Что маячка – не ушедшие в потусторонний мир души людей «аус-ях».
– Кого-кого? – переспросил я.
– «Аус-ях» – железных людей далёкого прошлого. Они, по хантейским преданиям, жили тогда, когда хантов здесь ещё не было.
Посмотрев на директора заповедника, я понял, что Игорь Иванович в то что ему рассказал хантейский шаман, искренне верит.
– Это интересно, Георгий Алесеевич, хорошо бы с ней, с маячкой встретиться и самому понять о каких «аус-ях» идёт речь, – продолжил Кулешов.
– Неужели такое можно организовать? – не скрывая своего интереса к странной легенде, спросил я его.
– Знаешь что, – поняв мои намерения, сказал директор. – Как только в Угуте появится Николай Кинямин из юрт Киняминых, что на Малом Югане, я тебя с ним познакомлю. Парень – молодец! После армии, без предрассудков. Вы друг другу понравитесь. В этом я уверен. Он тебе и про маячку расскажет и свозит туда, где она водится. Кстати, в заповедник должны на днях придти «Бураны» и «Казанки» с моторами. Так что ставь рядом со своим домом ещё и гараж, – закончил он разговор.
И действительно, через неделю катером из Сургута пришли в заповедник и снегоходы и мотолодки. Так я получил от своей администрации и «Буран», и с мотором «Вихрь-30» «Казанку 5-м». Теперь можно было и летом по воде, а зимой по снегу ехать куда угодно. Но из Угута я пока не торопился. По словам Кулешова, вот-вот в посёлке должны появиться Киняминские ханты. Те самые, охотничьи угодья которых доходят на востоке до Кульёгана.
И вот в середине июля вместе с директором заповедника ко мне на работу пришёл крепкий, красивый, молодой хант. Он был одет по-летнему во всё национальное: лёгкая суконная куртка, такие же штаны и на ногах, вместо традиционных сапог, кожаные лёгкие нырики.
– Знакомься! – представил гостя Игорь Иванович. – Это Николай Кинямин, один из лучших охотников нашего промхоза.
– Николай! – протянул мне свою руку молодой хант.
– Вы тут беседуйте, а я пошёл по делам, – раскланялся директор заповедника.
Я предложил Николаю сесть. По-быстрому вскипятил чай.
– Как будешь пить? – спросил я его. – По-купечески или как мы?
– По-купечески, – улыбнулся гость.
Я пододвинул ему заварку и спросил:
– До вас ещё экспедиция не добралась?
– Пока нет, но по плану через год-два собираются ставить буровую рядом с юртами, – вздохнул охотник. – Тогда нашим девкам – конец!
– Это почему? – поинтересовался я.
– Как почему? – удивился Николай. – Киняминские мужики все охотники, осенью пойдём на промысел. А буровики с водкой к дочерям и жёнам… Они так всегда делают. И на Торум-Ягуне, и на Агане.
– Тогда оставьте кого-нибудь для охраны юрт!
– Буровики с него и начнут спаивать посёлок, – засмеялся охотник. – Он их сам и приведёт в наши дома.
– Вот так дела! – растерялся я. – Что же тогда делать?
– Пока не знаю, – попивая чай сказал мой новый знакомый. – Может уйти придётся.
– Куда?
– Или вниз, или вверх. Лишь бы подальше от буровых.
– Но у нефтяников под рукой вездеходы – ГТТ или газушки, – напомнил я. – А то и вертолёты.
– Это так, – вздохнул охотник, – пока экспедиции не было, мы жили хорошо. А сейчас не знаю, что будет.
– А если переехать на Кульёган? – посмотрел я на задумавшегося ханта. – Это уже Нижневартовский район и там нет никаких экспедиций.
– На Кульёган никто из наших не поедет, – сказал Николай. – Знаешь, как переводится с хантейского «Кульёган»?
– Откуда же мне знать? Я ведь не хант.
– Кульёган переводится как река духов. «Куль» – это злой дух или чёрт.
«Вот оно что? – подумал я про себя. – Оказывается даже реку ханты назвали по маячке. Однако пытались на ней жить…»
Не прошло и часа, как, поняв друг друга, мы с Николаем Киняминым стали друзьями. Я подарил ему ненужные мне бочки под топливо и поделился кое-каким нужным ему столярным инструментом. Он в свою очередь пригласил меня к себе в гости и пообещал познакомить со стариком-сказателем народных хантейских сказок…
Из беседы со своим новым товарищем я понял, что Николай никакой маячки не боится. Побаивается он только жадных до пушнины и молодых красивых женщин – работников буровых. Но больше всего меня обрадовало то, что Николай Кинямин – абсолютный трезвенник.
«Если так, то он человек вполне надёжный, – думал я про себя. – И не зря Игорь Кулешов мне его посоветовал. Умный директор всё, выходит, обдумал. Какой же он молодец!»
Кроме Кинямина у меня появились ещё три друга. На этот раз из экспедиции. Одного звали Гриша, другого Федя. Оба парня оказались честные, простые и не привязанные, как молдаване или азеры к деньгам. Они приехали в Сургутский район, как говорится в известной песне – за туманом и за запахом тайги. Третьим мои другом оказался переселенец из Ирана, чистокровный перс по имени Бежан. Он приехал в Сургутский район зарабатывать и не скрывал этого. Но с другой стороны, Бежан не был жадным, давал всем без разбора взаймы, и порой сам забывал кому. Он был трудолюбивым, весёлым и не падким на местных девчонок. Один раз Бежан мне сказал:
– Я, Георгий, настоящий мусульманин. Предпочитаю жить по Корану, а не по тому, как его истолковывают. А Коран говорит, что надо относиться к людям какой бы они ни были веры честно и справедливо, тогда и Аллах к тебе тоже расположится.
Все трое моих друзей после своей работы часто приходили ко мне, чтобы помочь со строительством. Благодаря им, мой дом уже к июлю был под крышей. Осталось сделать окна, двери и сложить печь.
Однажды, в разгар работы, ко мне подошли мужчина и незнакомая женщина.
– Антропологи из Москвы, – представились они. – Семья Яблоневых. Занимаемся обскими уграми. Нас послал к вам директор заповедника. Сказал, что вы тоже антрополог, хотя и не имеете специального диплома,
– Учился антропологии на дому, – улыбнулся я им. – У профессора Розова.
– У Василия Сергеевича? – оживились муж с женой. – Мы его хорошо знаем! Он из ТГУ.
– Разве вы не слышали, что в Томском университете больше нет кафедры антропологии? – спросил я их.
– Потому вы и учились у Розова в частном порядке? – спросила женщина.
– Совершенно верно, – спрыгнул я с лесов.
– Моё имя Пётр Данилыч, а её Татьяна Владимировна, – представил себя и жену старший Яблонев. – Можно просто Петя и Таня.
– Моё имя Георгий или Юрий – всё равно, как вам больше понравится, – поклонился я гостям.
– В таком случае давайте сразу к делу, чтобы у вас не отнимать времени, – посмотрел на жену Пётр Васильевич. – У нас к вам такой вопрос, – обратился он ко мне. – Вы в Ханты-Мансийском округе живёте несколько лет, и у вас должно было сложиться своё мнение относительно антропологии местных угров. Нас интересует ваше мнение.
– Моё? – удивился я.
– Да, ваше, потому что мы читали обе ваши статьи на счёт генетических связей телеутов с алтайцами.
– Но там больше генетики, чем антропологии.
– Тем не менее, без знаний полученных от Розова вы бы их не написали, – улыбнулась Татьяна Владимировна.
– Надо же, как мир тесен? – удивился я. – Вы даже мои статьи сумели прочесть.
– Нам их порекомендовали умные люди. Ну а каково ваше мнение?
– Видите ли, я кранологическими измерениями не занимался, поэтому всё, что скажу, будет на глаз, – растерялся я.
– Это не менее важно, – подбодрила меня Татьяна Владимировна.
– На мой взгляд, у хантов единый антропологический тип до сих пор не сложился, – подумав, сказал я. – На некоторых реках живут хантейские семьи очень похожие на североамериканских индейцев. Эпикантус почти не выражен, горбоносые, высокие с длинными конечностями и шеями. Таких хантов я встречал на Солыме. В других местах у местного населения преобладают монголоидные признаки: низкий лоб, выраженный эпикантус, короткая шея, и небольшой рост. Такие ханты живут здесь на обоих Юганах. Но есть среди них и такие, которые ничем не отличаются от нас русских. Хотя уверен, что русских предков у них не было. Почему так, ещё не понял, – закончил я свой монолог.
– То же самое видим и мы, – сказал Пётр Данилыч. – И не можем понять, почему такая разница? Более всего удивляет типично европеоидный тип.
– Надо привлечь генетиков, – посоветовал я.
– В том-то и дело, что привлекли, – улыбнулась Татьяна Владимировна.
– Ну и что? – посмотрел я на антрополога.
– А то, что у хантов с европеоидными признаками даже кровь первой или второй группы. И по генетике они типичные славяне или германцы.
– Может всё-таки межрасовые гибриды? – спросил я.
– Возможно, – согласились антропологи. – Но вот в чём загвоздка. По легендам этой группы, они живут на Тромагане, Агане и Вахе, их далёкие предки пришли на эти реки, но не с юга, а с севера и тогда, когда никаких новгородцев в Сибири ещё не было. Потому что в преданиях рассказывается об охотах на овцебыков и мамонтов. Сказания же остальных хантов и манси говорят, что их предки когда-то кочевали в степях и были кочевниками, как современные монголы или буряты.
– Вы рассказали мне удивительные вещи, – поблагодарил я своих гостей. – Я совсем недавно занялся местным фольклором, с этого момента займусь ими вплотную.
– Только не торопитесь публиковать, – посерьёзнел Пётр Данилович. – Иначе можно накликать такую на себя беду, что и из заповедника выгонят.
– На Луну что ли? – спросил я.
– И на Луну! Вы просто не знаете, какие в науке подводные камни.
– Запомните, – сказала Татьяна Владимировна. – Нас, историков, изо всех сил заставляют признать, что к востоку от Урала, на севере и в Сибири белой расы никогда не было. С Афанасьевской и Андроновской культурами наши контролируемые с Запада научные круги кое-как смирились, слишком много находок, от них никуда не денешься! Но всё, что касается севера Азии и Америки – настоящее табу! Артефактов здесь больше, чем в степях и на юге. Но среди болот в тайге отыскать их намного сложнее. К тому же, государство неофициально запретило ими заниматься.
– Как это? – не понял я.
– Очень просто – оно не финансирует такие изыскания и всё тут, – вздохнула Татьяна Владимировна. – Поэтому, чтобы вы не нашли, до поры до времени, придержите при себе. Афишировать не надо. В крайнем случае можете вызвать нас, – кивнула она на мужа. – Мы всё бросим и приедем.
– Хорошо, – сказал я. – Мне нужен только ваш адрес.
– Вот он, не потеряйте, – протянул мне заранее написанный листок бумаги Пётр Данилыч.
Ещё немного поговорив ни о чём, супруги Яблоневы удалились.
«Вот те раз! – думал я. – Оказывается в научных кругах тоже не всё ладно. Явный раскол. То, о чём говорил дядя Ёша Солганик. Эти двое представители параллельной науки. Пытаются грести против течения или что-то хотят понять для себя? Скорее последнее, иначе бы меня не предупреждали».
