Текст книги "Пути. Дороги. Встречи"
Автор книги: Георгий Сидоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 49 страниц)
– Что же делать? – развёл руками Николай. – Сначала чай здесь, потом поедем к нам! Ты ведь ещё наши лыжи не обкатал. Нехорошо!
Эвенк разгрузил сушняк, привязал оленей и подсел к столу. Через несколько минут, поблагодарив хозяйку, все трое: Лиля, Николай и я помчались на оленях к стойбищу.
– Вечером я тебя жду, – сказала мне на прощание бабушка. – И захвати бумагу…
Целых три ночи с вечера до четырёх утра я записывал то, что мне пела старая эвенка. Не зная эвенкийского языка, я был вынужден записывать сымский эпос по-русски. Переводчицей мне служила внучка бабушки Лиля. То, что я узнал, поражало. Основные события, о чём пела бабушка, происходили на Сыму, Кети, Тыме, в верховьях Ваха и на Тазу. Оба этих огромных региона, как я понял из эпоса, связывала древняя кочевая дорога народа эндри. И враги эвенков самодийцы, юраки и сами эвенки двигались по ней с юга на север и с севера на юг. В эпосе рассказывалось о похищении женщин, о борьбе шаманов и богатырей… Слушая это предание, мне захотелось самому побывать в тех местах. Увидеть воочию этот легендарный кочевой путь с Ингары-Чулыма к ледяному ламе.
«Может, для того мне и спела свой эпос старая шаманка, чтобы у меня возникло такое желание?»
Так это или нет, я тогда не понял.
Я вернулся в посёлок вместе с учениками на своих лыжах и в своей одежде. Всё, что подарили мне друзья эвенки, я оставил у них на стойбище.
– Когда буду у вас в гостях или пойду в вершину реки, оденусь по-эвенкийски, – заверил я их. – В жилухе же национальная одежда мне ни к чему. Лесорубы меня не поймут. Чего доброго решат, что я вас ограбил. В феврале я снова появлюсь на стойбище, так что скоро увидимся, – махнул я на прощание рукой оленеводам.
К моей радости, в Центральном меня ждал сюрприз: руководство промхоза посылало меня в Томск, в командировку.
«Слава богу! – думал я. – Наконец-то увижусь с друзьями. Почти два года прошло как расстались. И о трагедии с Суровым рассказать надо. Иначе придумают такое, от чего в век не отмыться, хоть и не виноват вовсе. До меня стали доходить слухи, что наш участковый Клешнёв намекнул Гуте, жене Юрия Петровича, что я виноват в смерти её мужа?! Только вот он, инспектор, пока доказать это не может. И хотя прокурор района Виктор Алексеевич Девятов подобные сплетни в районе пресёк и предупредил участкового Клешнёва, чтобы тот их не распускал, в городе недоброжелатели во главе с женой Сурова болтали всякое. Но особенно мне хотелось увидеть замечательного парня – своего единственного и самого надёжного друга Н.Л. Ему я хотел рассказать все свои приключения и что произошло с Суровым. Попытаться его уговорить отправиться со мной в конце зимы на шаманское место, где потерялся наш общий друг. И оттуда пересечь по Древней кочевой дороге, если, конечно, нам удастся её найти, водораздельное болото. Потом войти в вершину Тыма и, перейдя его, попасть в Ваховские беломошные сосняки на границе с Северными Увалами. Н.Л. был тем человеком, которому можно было рассказать всё как есть без утайки. Он интуитивно чувствовал истину и свои мысли насчёт неё всегда высказывал.
– Ну что же – вперёд, только вперёд! – поднялся со своего кресла, выслушав мой подробный отчёт о пережитом и услышанном, H.Л. – Историкам не надо, ну и бог с ними! По крайней мере, мы знать будем. А потом посмотрим, может, что в нашей науке со временем и изменится? Мы вот что с тобой сделаем, – продолжил он. – Я съезжу в облохотуправление, хорошо, что со всеми чиновниками я знаком, и возьму разрешение о проведении на твоём участке учёта соболя. Тогда твои промхозовские хапуги тебя обязательно со мной отпустят.
– Если бы? – усомнился я. – Они могут кем-нибудь меня заменить. Например, старшим охотоведом промхоза Локосовым. Его у нас в районе «Ловкочёвым» кличат. Мужик он ушлый, не дай бог, если так получится!
– Да…а! Ты меня озадачил! – почесал затылок Н.Л. – Что же делать?
– Может, ты, как работник научной организации, которая взялась за проведение в районе учёта нужных зверей, сможешь настоять, чтобы с тобой отправился не кто-нибудь, а именно я? – посмотрел я на него с надеждой.
– Настаивать я, конечно, могу, но что это даст?
– Знаешь что? – пришла мне в голову идея. – Давай так: если тебя зацепят с Ловкочёвым или с кем-то другим, я сразу же напишу заявление на расчёт. Всё равно мне в промхозе не работать. Как ты сейчас сказал – с хапугами! Один наш заготовитель чего стоит! Против него и директор, и старший охотовед – мелюзга! Похоже, он их всех кормит, потому и вертит ими как хочет!
– Тогда в чём дело?! Проблем нет! Давай, назначай срок, когда выступаем, – потирая ладонями, улыбнулся Н.Л. – Я почти готов. Кое-что по работе улажу и всё! Да, ты лыжи-то мне какие-нибудь найдёшь, настоящие таёжные?
– Думаю, да, – засмеялся я. – Или у староверов, или возьмёшь мои. На стойбище у меня новые, национальные эвенкийские!
– А до стойбища я что, по пояс в снегу пешком?
– Да найду я тебе лыжи, не переживай, – сделал я серьёзную физиономию, видя чудачество Н.Л.
– Тогда решено, жди меня в начале февраля.
– Но мне, кажется, что нас двое и твой эвенк – всё-таки маловато? – озабоченно посмотрел на меня мой друг. – Хорошо бы ещё кого привлечь? Мало ли что в тайге может быть, да ещё зимой?
– У меня есть хороший знакомый учитель физкультуры из нашей поселковой школы. Думаю, Сергея уговаривать не придётся. С его директором у меня отношения отличные. Он умный и всё поймёт.
– Ну, тогда другое дело! – развёл руками H.Л. – Оказывается, ты уже всё обдумал и дело только за мной?
Как я и предполагал, промхозовское начальство, заподозрив что-то неладное, вместо меня предложило H.Л. в помощники по учёту пушных зверей на Орловском участке, старшего охотоведа Локосова. И мне ничего не осталось, как написать заявление об уходе с работы. Освободившись, таким образом, от опеки коллег из района, я по-быстрому собрал две ручные нарты, закупил на дорогу все необходимые продукты и стал поджидать приезда своего друга. С третьим участником нашей тайной экспедиции вопрос решился в один день. Директор поселковой школы порядочный и умный человек, понимающий многие вещи без слов, выслушав мою просьбу, дал добро.
– Что же, я сам буду вести физподготовку, забирай парня, если надо! – коротко заключил он.
– Молодец Люткевич! – вышел я из его кабинета. – Умница! Не любопытный… Надо, значит, надо. Все бы директора такие были!
Когда приехал Н.Л., у нас с Сергеем Старковым, так звали молодого учителя физкультуры, всё уже было готово. Оставалось последнее, постараться незаметно исчезнуть из посёлка. Почему мне хотелось сделать это тайно, я и сам не знал, но интуиция подсказывала, что так надо. Иначе может случиться непоправимое. Мой дом, где я тогда жил, стоял на краю заболоченного бора. И, подумав, мы решили, что лучше всего нам уйти через него не на Орловку, а на её приток – на Чурбигу. Уйти по старой моей лыжне, чтобы новых следов лыж на снегу вокруг посёлка не было. По пойме Чурбиги, где невозможно проехать снегоходом, добраться до Яр-Маракана – гигантского бора междуречья. И по нему выйти на озеро Турэ к стойбищу. Этот план был хорош тем, что по нашим следам экспедицию на технике было не догнать. А пешком на лыжах промхозовские начальники ходить не любили. И вот в ночь на 12 февраля 1975 года, надев лыжи и впрягшись в нарты, мы двинулись по моей старой лыжне в неведомое. С экипировкой у нас было всё в порядке. На всех троих красовались Добротные стёганые куртки, на ногах с длинными суконными голяшками кожаные чирки. В нартах лежало сменное бельё, одеяла и продукты. Все трое шли на настоящих камусных лыжах: и Н.Л., и Сергею я взял лыжи у местных старообрядцев. До самого утра мы двигались молча, каждый думал о своём. Спать не хотелось. Тусклого света неполной Луны нам вполне хватало. Когда лыжня кончилась и путь лёг по целику, мы стали по очереди меняться. Обычно тот, кто шёл без нарты, торил дорогу, когда начинал уставать, его заменял тот, кто только что тянул нарту. Такая смена нагрузки позволила за ночь пройти больше тридцати километров. Когда рассвело, мы решили сделать, наконец, привал. Выйдя на кромку болота, натаскали побольше сушняка, разожгли из него костёр и, утоптав снег, устроили первый свой подходный лагерь. Пока я кормил двух наших лаек, ребята вскипятили чай и накрыли на стол.
– Наверняка, в посёлке ещё не знают, что мы ушли! – оттаивая у огня булку хлеба, предположил Сергей.
– Завтра уже догадаются, – сказал я. – Есть люди, которым всё интересно…
– Пусть догадываются, догадываться не вредно, – открывая банку со сгущёнкой, засмеялся Н.Л. – Пускай попробуют проехать за нами на «буранах» по такой чащобе! Это же не бор, где сосна от сосны на десять метров!
– А зачем они, собственно, могут за нами увязаться? – поинтересовался Старков. – Мы им что, мешаем?
– Как зачем? – удивился Н.Л. – Чтобы нас всех вернуть. Хоть промхоз и арендатор, но чувствует себя на госугодьях хозяином. Раз я не взял на проведение учётов их, как его там? Ловкачёва, значит, уже не порядок! Мы все, как они считают, на их угодьях вне закона…
– Так что, нас могут втихаря и кокнуть? – покосился на Н.Л. Серёжа.
– Всё может быть, – задумчиво попивая чай, ответил командированный госохотуправлением. – Если испугаются, что наша работа нацелена для того, чтобы изъять Орловский участок из аренды. Фактически, если лишить промхоз возможности добывать здесь пушнину, то администрация его может пойти и на крайние меры. Насколько нам известно, – кивнул Н.Л. в мою сторону, – именно с этого участка и утекает пушнина в Москву. Если прервётся аренда, то пострадает не столько промхоз, сколько карман местного заготовителя. Так что нас всех вполне могут и заготовить, – закрыл глаза от удовольствия, попивая чай, Н.Л.
– Ничего себе! – вытаращил на него глаза Стариков. – Вы этого вначале мне ничего не говорили?
– Если испугался, то можешь идти назад по лыжне, не заблудишься, – посмотрел я на него.
– Ничего я не испугался, мне даже интересно! В переплётах я ещё не был… – сконфузился Серёжа.
– Вот и побываешь, – философски заметил H.Л.
– Не падай духом – обойдётся! Главное добраться незаметно до эвенков. На стойбище Ловкачёвы не сунутся. Один раз Борис Леонтич этого Локосова прямо в промхозе чуть не зарезал. Охотовед хотел старика оленей лишить. Загнать его со стадом туда, где нет для них ягельника, – как мог успокоил я Сергея. – К эвенкам они не приедут.
– Может, вздремнём чуток? – предложил Н.Л.
– Думаю, что можем отдыхать до завтрашнего утра, – продолжил я мысль своего друга. – Завтра утром чуть свет в дорогу.
И день и половина ночи прошли в разговорах. О тех, кому мы мешаем, больше не вспоминали. Я рассказал ребятам о предстоящем маршруте по пойме Чурбиги и о переходе через гигантский сосновый бор междуречья. Сказал, что в это время в борах появляются северные олени, что проблем с питанием у нас не будет.
– Хочется тебе верить, – сказал перед сном Н.Л. – Иначе, кого-нибудь с голодухи зажуём.
– Начнём с собак, – отозвался я из своего спальника.
– А кем закончим? – спросил Серёжа.
– Тобой! Кем же ещё, – хихикнул Н.Л. – Ты у нас самый молодой и сочный.
Утром следующего дня экспедиция двинулась по пойме Чурбиги. Нас вскоре обступил вековой ельник, пробивать лыжню в котором было очень трудно. И лыжи, и нарты то и дело цеплялись за прутняк. Приходилось из-за этого часто останавливаться, а иногда и прорубать топорами дорогу. В этих дебрях мы потеряли два дня. А прошли всего ничего – каких-то, по моим подсчётам, 25–30 километров!
– Ещё десяток километров, и мы перейдём речку и войдём в Яр-Маракан, – подбадривал я своих спутников, сидя у очередного костра. – Завтра будем в бору.
– Хорошо бы, – отозвался Серёжа. – Честно говоря, мне эти ели и пихты надоели до тошноты. Смотреть на них не хочется!
– А ты смотри больше под ноги, – посоветовал учителю Н.Л. – Меньше будешь падать и спотыкаться.
– Постараюсь, – вздохнул последний, засыпая.
По всему было видно, что Сергей с непривычки стал уставать.
– Ничего, скоро втянется, – показал глазами на спальник Старкова Н.Л. – Ты скажи мне правду, скоро мы вылезем из этих дебрей? – спросил он меня прямо.
– Зачем мне врать? – пожал я плечами. – Можно перейти реку, и через три километра бор! Но мы тогда окажемся на озере Минка. На нём сейчас работают подсочники. Нас увидят. Начнутся разговоры: куда да зачем? Есть ли у вас согревательное и т. д. Тебе это надо?
– Нет, конечно, – вздохнул H.Л.
– Тогда придётся немного потерпеть.
– Что же будем терпеть, раз надо, – накрылся он своим одеялом. – Только давай дадим Сергею немного отдохнуть. С нартами справимся сами.
– Если он захочет, – положил я пару брёвен в горящую надью. – Самый трудный участок мы прошли, завтра будет полегче.
И действительно, на завтра к обеду мы вышли на тропу, ведущую на озеро Турэ.
– Всё! – показал я на неё. – Сворачиваем и идём в междуречье. Скоро дорога наша станет идеальной! В бору снег твёрдый, и собаки от лыжни немного отдохнут. А то от неё никуда – сразу по уши!
Через час, перейдя речку, мы углубились в вековой бор.
– Вот он, знаменитый Яр-Маракан! Почему-то эти места так зовут остяки и эвенки, – показал я на уходящие в небо вековые сосны.
– А что означает Яр-Маракан? – спросил Сергей.
– Честно говоря, не знаю, – улыбнулся я. – Придём, надо будет спросить.
Через несколько минут из-под ног идущего впереди H.Л. выпорхнул, поднимая снежную пыль, огромный глухарь. За ним с визгом бросилась со своей подругой Стрелка.
– Ну и напугал же он меня! – уселся на лыжи мой друг. – Я думал, граната взорвалась!
– В тайге надо обязательно иметь запасные штаны! – раздался сзади назидательный голос Сергея. – Я захватил с собой ажно две пары.
– Думаю, ты мне должен выделить из своего арсенала… – осматривая себя, поднялся на ноги H.Л.
Глядя на чудачество друзей, я расхохотался.
– Всё нормально! Раз настроение хорошее – значит, коллектив сложился.
Осталось принять в группу Колю Лихачёва. Но за эвенка я не беспокоился. Что-что, а вести себя Николай умеет. И выдержка у него отменная. Через несколько минут, увязая в снегу, на лыжню возвратились собаки.
– Ну что, Стрелочка, это тебе не осень, так что советую за глухарями не гоняться. Лучше иди по лыжне сзади. Когда станет наст, тогда и набегаешься.
Собака, как будто понимая меня, улеглась на лыжню и стала интенсивно выгрызать набившийся между пальцами снег.
Пройдя по бору с десяток километров, мы навалили сушняка и разбили лагерь.
– Отсюда до стойбища два дня ходьбы, не больше. Так что скоро придём! – подбадривал я своих друзей.
– Хоть десять! – улыбнулся Старков. – По бору идти одно удовольствие.
– Не скажи! – засмеялся я. – Нам везёт, что нет оленьих покопов, иначе придётся снимать лыжи и идти пешком. Сплошные ямы! Всё это, Серёжа, у нас впереди.
– Не хотелось бы! – проворчал тот.
– Ничего, нет худа без добра, – заметил Н.Л. – Хоть браконьерить мы и не имеем права, но в экстренных случаях, чтобы не стать людоедами, – он многозначительно посмотрел на Сергея, – нам надо попробовать добыть мясо. Во-первых, чтобы не стать нахлебниками у эвенков и, во-вторых, быть с мясом самим. Иначе голодовки нам и вправду не миновать. В бору глухарей полно, но я не вижу их на нашем столе, – теперь это уже относилось ко мне.
– Ладно, так и быть, – взглянул я на своего друга, доставая из своей нарты «Тоз-8». – Глухарь у нас в рационе скоро появится.
– Вон оно что? – опешил Серёжа. – А я и не знал!
– Ты много чего не знаешь, – улыбнулся Н.Л. – Винтовку для тебя взяли. Чтобы когда нас окружат медведи, тебе было чем застрелиться.
– Это зачем? – не понял юмора учитель.
– Чтобы им не сдаться, – надзирательным тоном сказал Н.Л.
– Но ведь медведи ещё спят, – сел на своего «конька» Серёжа.
– Ты что, шуток не понимаешь?! – схватился за живот Н.Л.
Видя такой вот цирковой номер, я засмеялся тоже.
«Это не к добру, – думал я, вытирая слёзы. – Слишком много в последнее время хохочем. Но кто знает, может, как говорит Н.Л., всё и обойдётся…
Назавтра рано утром вторым выстрелом из винтовки я сбил здоровенного петуха-глухаря.
– Кто говорил, что мы помрём с голоду? – бросил я его у догорающего костра. – Нам его хватит дня на два, а то и больше. И собаки ещё поедят.
– А кто будет готовить? – высунул нос из-под своего одеяла H.Л. – Я сразу говорю, что не буду, потому что я ответственное лицо, так сказать государственное…
– Я его сготовлю! – согласился Серёжа.
– Да я пошутил, – засмеялся Н.Л., вставая. – Давай вместе по-быстрому. Плотно позавтракаем и пойдём.
Как я и предполагал, к концу второго дня пути мы увидели покопы домашних оленей, а через час ходьбы почти в темноте подошли к эвенкийскому стойбищу. Услышав наше приближение, залаяли привязанные рядом с чумами собаки, и навстречу нам вышли настороженные люди. Приближение со стороны Чурбиги из бора трёх вооружённых мужчин их озадачило. Но, узнав в неожиданных гостях меня, все сразу повеселели.
– Добро пожаловать, Геша! – вышел навстречу нам старший из Лихачёвых. – Ты, как я вижу, человек слова, делаешь, как говоришь. Это хорошо! – протянул Борис Леонтич мне свою руку. – А как звать твоих друзей? Если они твои друзья, значит, друзья и наши. Давайте-ка, сбрасывайте лыжи и все ко мне в чум.
– А где Николай? – поискал я своего друга глазами.
– Он ушёл с Пашей Тугундиным дикарей скрадывать. Скоро должны вернуться.
Скоро означало либо завтра, либо через день. Услышав, что Николай на охоте, я немного расстроился. В наши планы это не входило. Я отвязал от нарт своих собак, нашёл им место рядом с жилищем отца Николая и, сбросив лыжи, вошёл в чум. У огня, озираясь во все стороны, сидели Старков и Н.Л. Они впервые видели эвенков и в первый раз оказались в чуме. Понятно, что им всё, начиная с запахов и кончая нехитрой окружающей их утварью, казалось экзотическим и странным. Предыдущим днём нам повезло с охотой и на нарте у нас лежало четыре глухаря. Поэтому, взглянув на растерянное лицо Старкова, я спросил:
– Ты, я думаю, не забыл пару птиц отдать нашим хозяевам?
– Мы им вручили трёх, – повернул в мою сторону голову Н.Л. – От каждого из нас по глухарю.
– Просто горжусь вами! – улыбнулся я. – И не жадные, и весёлые.
– И не обжоры, – добавил Н.Л.
Вскоре в чум вошла мать Николая с бумажным мешком, наполненным покупными сушками.
– Это у нас ещё с осени, бережём для гостей, – сказала она, насыпая сахар в берестяной туес. – Сейчас Борис придёт с олениной, и я вам что-нибудь приготовлю.
– Да мы ещё и не проголодались, недавно обедали, – сказал я.
– Уже вечер, надо кушать, иначе спать будет холодно, – высыпала на столик из своего мешка Колина мама бублики. – Скоро чай закипит, согреетесь, а там и ужин поспеет.
– Зачем глухарей нам отдали? Мы всегда с мясом живём, – зашёл в чум Борис Леонтич с двумя увесистыми кусками оленины. – Этот, хозяйка, готовь, – протянул он своей жене кусок побольше. А из этого мы с Гешей строганину сделаем. То, что ты ешь строганину, я знаю, а твои друзья её едят? – посмотрел хозяин на притихших членов экспедиции.
– Я не пробовал, – посмотрел на лежащее на столе мороженое мясо Н.Л.
– И я тоже, – отозвался Старков.
– Но вы не беспокойтесь, есть мы будем не хуже вашего, – улыбнулся Колиному отцу Н.Л. – Георгий так нам расхваливал мороженную оленину, что при виде её у меня побежали слюнки.
– Вот и хорошо, – засмеялся хозяин, насыпая перец в плошку с солью. – Давайте, доставайте свои ножи и поближе к столу!
Не успел я нарезать несколько тонких длинных стружек мороженого деликатеса, как в чум вошла бабушка Нюра.
– Она мне ещё утром сказала, что ты придёшь с друзьями, – показал на свою тёщу Борис Леонтич.
– Здравствуйте, тётя Нюра! Вот мы и опять увиделись! – подошёл я к ней.
– Здравствуй, здравствуй, Гера! – посмотрела она на меня строго и как-то по-матерински. – Зачем решил снова увидеть Якынр? Вижу, не дают тебе покоя мои рассказы, – уселась бабушка Нюра на шкуру рядом с нами. – А как твои друзья? Дай-ка я на них погляжу.
После её слов в чуме наступила тишина. Все смотрели на шаманку и ждали, что она скажет.
– Ничего, парни хорошие! – улыбнулась она через минуту. – Вот этот очень много знает, – показала она на Н.Л. – У него мысли из головы как тетерева из-под снега, вроде бы все разные, но глядишь ты – собираются в единую стаю. А этого парня – одного не оставляйте. Не напоритесь на чулукана, плохо ему может стать. А так он надёжный и сильный.
– А кто такой чулукан? – спросил Серёжа.
– Лучше тебе его не встречать. Он тебя сразу в лесу запутает, даже по своему следу не выберешься.
– Это что такой дух? – спросил шаманку Н.Л.
– Не дух это, а лесной человек. Большой такой! Старообрядцы его чулуком кличат.
– Наш сибирский йети, – пояснил я.
– Тогда понятно! – кивнул головой Н.Л., пробуя первый кусочек строганины. – Оказывается, и у нас в Томской области такие встречаются. А я думал, что только на Урале…
– Но как же они зимой-то живут? Морозы-то какие! – спросил Серёжа бабушку.
– Старики сказывают, что чулуканы знают дороги в мир духов, поэтому морозы им и бескормица не страшны. Но лучше бы вам с чулуканом не встречаться.
– А мы сами наподобие Юрия Петровича в мир духов не угодим? – спросил я.
– На то место, где он потерялся, не ходите. Да и я за вами смотреть буду, – сказала старушка, подливая себе чаю. – Так что не бойтесь…
– У меня к вам вопрос, – посмотрел я на неё. – Что по-эвенкийски означает слово Яр-Маракан? Тот бор, через который мы сюда пришли?
– Ничего это слово на нашем языке не означает. Жаль, что ты, лючи, меня об этом спрашиваешь, – покачала головой старая сказительница.
– Почему жаль? – не понял я.
– Потому, что ты должен знать сам значение этого слова. Тебе лень подумать, Геша, проще у меня спросить.
Я видел, что старушка почему-то расстроилась, но не понимал почему.
– Постой, Гера! – поднял руку Н.Л. – Если бабушка, – показал мой друг на шаманку, – считает, что ты должен сам знать значение слова Яр-Маракан, значит, этот термин из нашего языка, только окончание у него эвенкийское. Если так, то давай подумаем, что же оно значит?
– Подумайте, подумайте, а я чай пока попью, – начала успокаиваться старая эвенка.
– «Яр» походит на название Солнца древними славянами. Они весеннее светило называли Ярилой, – начал я копаться в своей памяти.
– Но Ярью называли ещё и жизненную силу! – добавил Н.Л. – А Маракан чем-то походит на слово мор?
– Постой, всё понятно! – чуть не закричал я. – «Кан» – окончание эвенкийское, а само слово русское – Мара! Это же имя богини смерти! Ничего себе, ну и название у бора! Дословный смысл таков.
– Сила Мары, или бор смерти, – дополнил меня H.Л.
– Да, бор, где живёт смерть. Но это на языке эндри, – посмотрела на нас шаманка своими выцветшими глазами. – Здесь в наших краях много что называется на языке эндри. Та же Орловка или река Лисица, речка Росомаха или Окунёвка.
– Но ведь это же чисто русские названия! – встрепенулся Старков.
– Но тогда, откуда они здесь взялись в крае, где до сих пор русские почти не живут? – вступил в нашу дискуссию Борис Леонтич.
– Какая-то загадка, – сказал Н.Л.
– Никакой загадки нет, – взяла слово старая шаманка. – Эндри, или, по-остяцки берёзовые люди-квели, разговаривали, как и вы, лючи. Поэтому название боров, рек, озёр, на востоке – гор произносится на одном и том же языке.
С этими словами старая женщина поднялась на ноги и, накинув на плечи кырняжку, ушла в чум к своей другой дочери.
– Она многое знает, – качнул в её сторону головой Борис Леонтич. – Вся её жизнь – сплошной аргиш. Родилась на Чуньке, вышла замуж на Катанге. Много лет жила на Сыму и вот сейчас кочует на Кети.
Слова шаманки в сознании Сергея и Н.Л. оставили, как я понял, серьёзный след. Ребята сидели, задумавшись, и рассматривали языки пламени костра, как будто в первый раз их видели.
– Что-то я вижу вам вдруг взгрустнулось, – прервал я воцарившееся молчание.
– Тут взгрустнётся, – отозвался Н.Л. – Бабушке бы у нас в университете лекции читать, а она с духами общается.
– Духи будут, пожалуй, поважнее вашего университета! – раздался с оленьей лежанки голос хозяина чума. – Они подчиняются только особым людям. Скажите, вашим профессорам духи повинуются?
– Пожалуй, нет, – подымаясь на ноги, вздохнул Н.Л.
Но в этот момент в чум, держа полукруглый чугунный казан в руках, вошла жена Бориса Леонтича.
– Всё, сварилось! – сказала она, ставя казан на землю. – Готовила мясо оленя на костре, так оно вкуснее будет. Доставайте и ешьте. Мы поблагодарили хлебосольную женщину и её мужа, но ещё раз садиться за стол нам не хотелось. Было уже поздно, и нас устраивал не столько предстоявший второй ужин, сколько сон.
Коля Лихачёв появился на стойбище в обед следующего дня. Увидев нас, молодой эвенк обрадовался.
– Четырёх дикарей добыли! – вместо приветствия высказался он, протягивая руку.
– Мяса теперь много, своих оленей можно и не резать. Паша остался с мясом, а я пришёл за упряжкой.
– Но может, кто-нибудь другой за мясом вместо тебя скатается? – спросил я его после приветствия. – Ты нам нужен. У нас маршрут снова на Якынр, а там через водораздел и на Тым.
– Так, наоборот, хорошо! Дикарей мы складывали за гарью, где избушка. Чем снег лыжами месить, на оленях туда и уедем. Только возьмём не одну упряжку, а две, чтобы всем вместиться, – засмеялся охотник. – Я там с вами и останусь, а нарты к Турэ приведут Паша с Витькой.
– Что же, это нам вполне подходит, – обрадовались ребята.
– В жизни на оленьих упряжках не катался! – сказал Н.Л.
– Видишь, это твой тёзка, – показал я эвенку на своего друга. – Ты, Николай Лихачёв, значит кратко – Н.Л. и он тоже Н.Л. Так что прошу вас любить друг друга!
– Да я вроде серчать на людей просто так, от скуки, ещё не научился, – сконфузился эвенк.
– И я тоже! – засмеялся Н.Л.
– Значит, всё будет нормально! – посмотрел на нас Старков. – Так, когда же мы выступаем? Если честно, я в чуме все бока себе отлежал!
– Завтра утром, – подумав, сказал Николай. – Надо немного отдохнуть, поймать упряжных оленей, а потом собраться. Я же ещё не собран. А ты почему не переоделся в нашенское? – посмотрел он на меня.
– Да вот тебя дожидался, говорят, где-то у тебя мои вещи.
– Не у меня, а у бабушки. Пока я займусь своими делами, сходи к ней и забери своё. Нам с тобой за водоразделом придётся побывать на мёртвом городе. Бабушка просила тебе его показать. Там стоят ещё и огромные курганы… Поэтому ночевать придётся на снегу не раз и не два. Может и без костра. Потому что за озёрами чистые болота, растёт там только мох, сушняка не сыскать, – скороговоркой сказал охотник.
– Слушаюсь и повинуюсь! – засмеялся я, надевая лыжи. – Всё, поскакал к твоей бабушке.
– А нам что делать? – спросил с растерянным видом Серёжа.
– Отлёживать в чуме бока и учиться есть строганину, – махнул я своим друзьям рукой.
Когда я подошёл к жилищу старой шаманки, её в чуме не оказалось. Старушка чем-то занималась в стоящем в 30 метрах от её дома лабазе. Не останавливаясь, я сразу направился к хозяйке дома.
– На-ка, возьми, – протянула старая эвенка череп медведя.
Я взял в руки череп и, не понимая, посмотрел на спустившуюся с лабаза бабушку.
– Пойдём, – наклонилась она, надевая свои маленькие лыжи.
Мне ничего не оставалось, как молча последовать за эвенкой. Когда мы подошли к её чуму, старушка, показывая на череп медведя, сказала:
– Вынь правый клык, Геша, и дай его мне.
Ударами обратной стороны ножа я расшатал клык и, вынув его, подал шаманке.
– Всё, ты мне больше не нужен, – сказала она сурово. – Забирай свою одежду. – Она в чуме, в мешке и ступай на стойбище. Я должна остаться одна…
Ничего не спрашивая, я взял свои вещи и, не попрощавшись, по-эвенкийски, отправился назад. Через несколько минут, к радости своих друзей, я был уже на стойбище.
– Ничего себе носишься! – покосился в мою сторону Старков. – Вроде никуда и не уходил!
– Ну-ка, давай, приоденься, – откинулся на подушки H.Л. – Хочу посмотреть, похож ты на эвенка или нет?
По просьбе друзей я сбросил с себя своё походное, потом по очереди надел эвенкийский нагрудник, натазники, на ноги с оленьими носками камусные чиколмы, а сверху кырняжку. Венчал мой экзотический наряд, расшитый бисером и оленьей шерстью, капор.
– Ну и как? – спросил я своих друзей.
– Борода мешает, – поморщился H.Л.
– И нос немного большеват, – добавил Старков. – А так, похож.
– На кого? – посмотрел я на ребят.
– На русского матёрого мужика, которому вздумалось натянуть на себя эвенкийское одеяние, – ухмыльнулся H.Л.
– Надо же, ещё и с красным крашеным волосяным хвостом! – показал на низ кырняжки Серёжа.
– Знаешь что? Тебе надо в Томск ночью под мост. Как оттуда вылезешь в таком вот убранстве, тебе не только деньги – трусы в сорокоградусный мороз отдадут! – продолжал надо мною подтрунивать H.Л.
– Неужели у меня такой дикий вид? – растерялся я.
– Да мы смеёмся, всё нормально. Только, что ты станешь делать, когда начнутся оттепели?
– В марте температуры будут уже не те? – спросил H.Л.
– В нарту брошу своё, тепло станет – переоденусь, – сказал я.
Облачённый во всё национальное, я вышел из чума на мороз и лицом к лицу столкнулся с идущим к нам Борисом Леонтичем. На то, что я переодет, старейшина не обратил никакого внимания.
«Как будто так и должно быть», – невольно подумал я.
– Николай пошёл ловить оленей, а мне наказал, чтобы я отсыпал вам в дорогу муки. Будете в горячем песке печь колобки.
– Как это? – удивился я.
– Увидишь! – хитро прищурился эвенок. – Колька умеет, – подал он мне мешок с мукой. – Дорога у вас, как говорит бабушка Нюра, будет длинная. Печёные колобки тоже могут пригодится.
Я поблагодарил отца Николая за заботу, и тут мне пришло в голову спросить его, что означает на эвенкийском языке слово «Турэ». Почему такое название у рядом лежащего озера? Выслушав мой вопрос, пожилой эвенк задумался.
– Надо бы спросить бабушку, – начал он, но потом, что-то вспомнив, сказал:
– Я вспомнил, это имя древнего богатыря. В честь него и назвали озеро.
– Богатыря селькупского?
– С чего ты взял, что остяцкого? Нет, конечно! Но и не нашего.
– Тогда какого?
– Бабушка же тебе рассказывала, скорее всего, богатыря народа эндри. Здесь ведь давным-давно эндри жили – железные богатыри.
– А почему железные? – задал я новый вопрос.
– Потому что железо на себя надевали. Их ни пальмой, ни стрелой нельзя было взять.
«Вот так новость? – подумал я. – Имя богатыря! Получается, что его быком, туром звали! Имя-то вполне русское! Русских вроде бы в этих местах в древности никогда и не было. А топонимы и многие гидронимы наши, славянские!
