Текст книги "К звездам (сборник)"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 60 страниц)
Изумленный появлением зятя, Ян остановился, вытаращив глаза:
– Смитти! Какими судьбами?
Только потом он сообразил, что его естественная реакция была самой правильной: Тергуд-Смит пристально следил за выражением его лица.
– Причин несколько, – сказал сотрудник Безопасности. – А ты отлично выглядишь. Глаза блестят, румянец… Как насчет того, чтобы выпить? А то у тебя в организме совсем токсинов не осталось.
– Отличная идея. Только давай не в баре. Здесь, внизу, воздух липкий, как патока. Выпить мы можем и у меня в номере. Я приоткрою окно, а ты посидишь на радиаторе.
– Хорошо. Я избавил тебя от лишнего беспокойства: твой ключ уже у меня. Пошли наверх.
В лифте кроме них оказалось еще несколько человек, поэтому разговаривать приятели не стали. Ян смотрел прямо перед собой и изо всех сил старался собраться с мыслями. Что подозревает Тергуд-Смит? Он здесь не случайно. Да он этого и не скрывает – ведь у него в кармане ключ от номера Яна. Обыск ничего бы не дал: у него в багаже нет ничего криминального. Ну что ж, наилучший способ защиты – нападение.
Ян знал, что перед зятем бессмысленно разыгрывать простачка. Едва за ними закрылась дверь, он заговорил:
– В чем дело, Смитти? Только сделай одолжение – не прикидывайся. С моим ключом в кармане. Почему Безопасность интересуется мной?
Тергуд-Смит стоял у окна, устремив на белый пейзаж невидящий взор.
– Будь добр, налей мне виски. Неразбавленного, большой. Проблема, дорогой мой Ян, состоит в том, что я не верю в совпадения. Доверие мое не безгранично. А ты слишком часто оказываешься замешанным в разных интересных событиях.
– Быть может, ты мне объяснишь, о чем речь?
– Ты и сам знаешь не хуже меня. Инцидент в Красном море, компьютерный «клопик» в вашей лаборатории…
– Это абсолютно ничего не значит. Если ты думаешь, что я по каким-то причинам пытался утопиться, – значит, тебя надо проверять, а не меня. Таким образом, остается лаборатория. Сколько в ней сотрудников, знаешь?
– Намек понял. Спасибо.
Тергуд-Смит глотнул виски. Ян приоткрыл окно и глубоко вдохнул морозный воздух.
– Сами по себе два эти инцидента ничего не значат. Я задумался о них только тогда, когда вдруг обнаружил тебя на Нагорье как раз теперь. Только что произошел еще один инцидент, очень серьезный, в одном из ближних лагерей. А это значит, что твое присутствие здесь может быть весьма подозрительным.
– Не вижу связи. – Голос Яна был холоден, лицо бесстрастно. – Я здесь бываю каждую зиму, по меньшей мере два-три раза.
– Знаю. Только поэтому я и разговариваю с тобой вот так. Но если бы я не был женат на твоей сестре, наша беседа происходила бы совершенно иначе. У меня в кармане был бы детектор, который сообщал бы мне данные о твоем пульсе, дыхании, мышечном тонусе, мозговых волнах… И я бы точно знал, лжешь ты или нет.
– С какой стати мне лгать? Если у тебя есть такой приборчик – вынимай и смотри, сам увидишь.
Ян разозлился по-настоящему: ему не нравилось, что разговор принимает такой оборот.
– Нет у меня никакого приборчика. Я уже взял было перед выходом из дому, но сунул обратно в сейф. Не потому, что люблю тебя, хоть я на самом деле тебя люблю. Это тут совершенно ни при чем. Если бы на твоем месте был кто-нибудь другой – я бы не беседовал, а допрашивал. Но если я стану допрашивать тебя, то Элизабет рано или поздно об этом узнает – тогда конец моей семейной жизни. Ее инстинкт защиты младшего братика выходит далеко за пределы здравого смысла, и мне совсем не хочется подвергать ее испытанию, заставляя выбирать между мной и тобой. У меня бывает тревожное предчувствие, что она может выбрать тебя.
– Смитти, бога ради, к чему ты все это говоришь?
– Позволь мне закончить. Прежде чем я расскажу тебе, что происходит, я хочу совершенно четко объяснить, что будет потом. Я приеду домой к Элизабет и скажу ей, что ты попал под надзор другого, не моего, отдела Безопасности. Это правда. Кроме того, я скажу ей, что не могу сделать ничего, чтобы это предотвратить. И это тоже правда. Что произойдет потом – зависит от того, как ты себя поведешь. До сих пор, вот до этого момента, ты еще чист. Понимаешь?
Ян медленно кивнул:
– Спасибо, Смитти. Ради меня ты рискуешь, верно? Ведь то, что ты рассказал мне о слежке, – для тебя опасно, насколько я понимаю.
– Правильно понимаешь. И я буду тебе очень признателен, если в порядке ответной любезности ты каким-то образом обнаружишь эту слежку и пожалуешься мне по телефону.
– Будет сделано. Как только вернусь домой. Но теперь, если ты мне расскажешь, в чем меня подозревают, что я такого сделал…
– Не сделал, а мог сделать. – В голосе Тергуд-Смита не осталось ни капли тепла, лицо стало жестким. Это был профессионал Безопасности, которого Ян никогда прежде не видел. – Из трудового лагеря бежал итальянский моряк. Событие само по себе малоинтересное. А важность придают ему два обстоятельства. Во-первых, он бежал не сам, а с чьей-то помощью извне, – и были убиты несколько охранников. А во-вторых, после этого побега мы получили сообщение от итальянских властей. Такого человека не существует.
– Не понимаю…
– Не существует в их документах. Значит, все его бумаги – липа, и сделанная очень профессионально. А это значит, что он гражданин какой-то другой страны. Иностранный агент.
– Может быть, он все-таки итальянец?
– Может быть. Но у меня есть основания в этом сомневаться.
– А если не итальянец, то кто?
– Я думал, быть может, ты мне расскажешь?
– Откуда мне знать?
– Оттуда, что ты мог помочь ему бежать, мог провести его через лес – и вот прямо сейчас мог бы прятать где-нибудь поблизости.
Это было так похоже на правду, что у Яна по спине поползли мерзкие мурашки.
– Мог бы, раз ты так говоришь… Но я ничего этого не делал. Сейчас достану карту и покажу, где я был. А ты мне скажешь, был ли я около вашего таинственного беглеца.
Тергуд-Смит отмел это предложение взмахом руки:
– Не надо никакой карты. Лжешь ты мне или правду говоришь – на карте доказательств нет.
– А с какой стати другой стране шпионить за нами? Я думал, что в мире мир…
– Мир – вообще категория несуществующая. Существуют лишь разные формы ведения войны.
– Довольно циничное утверждение.
– У меня довольно циничная профессия.
Ян снова наполнил стаканы и сел на подоконник. Тергуд-Смит отодвинулся как можно дальше от струи холодного воздуха.
– Мне как-то не нравится все, что ты говоришь, – сказал Ян. – Все эти убийства, заключенные, слежки… И часто такое происходит? Почему мы ничего об этом не знаем?
– Вы не знаете, драгоценный мой братец, потому что вам незачем это знать. Наш мир – крайне омерзительное место, и не стоит беспокоить людей грязными подробностями.
– То есть ты хочешь сказать, что важные события, происходящие в мире, держатся в тайне от народа?
– Да, дорогой, именно это я и хочу сказать. И если ты никогда об этом не подозревал – ты гораздо глупее, чем я думал. Люди вашего класса предпочитают не знать. Чтобы всю грязную работу делали за вас такие, как я. И за это вы смотрите на нас сверху вниз.
– Это неправда, Смитти…
– Разве? – В голосе его зазвучала режущая злость. – Как ты меня только что назвал? Смитти? Ты когда-нибудь звал Рикардо де Торреса – Рикки?
Ян собрался ответить, но не смог. Тергуд-Смит был прав. Он вышел из рода потомственных мелких чиновников, Рикардо – из титулованных дворян, имевших собственные земли. Несколько долгих секунд Яна сверлил холодный, ненавидящий взгляд; потом его зять отвернулся.
– Как ты меня нашел здесь? – спросил Ян, чтобы переменить тему.
– Не прикидывайся дурачком. Местонахождение каждой машины в памяти дорожных магистралей. Ты представляешь себе объем компьютерных файлов и программ?
– Никогда об этом не задумывался. Но представить могу.
– Нет, не можешь. Неизмеримо больше, чем ты думаешь, и все гораздо лучше организовано. И это не просто большая память. Если Безопасность захочет – а мы можем это сделать, – мы проследим твою жизнь по секундам, вся она записана.
– Но это же глупо, невозможно. Уж в этом-то я разбираюсь получше тебя. Сколько бы ни было у вас электроники, сколько бы ни было памяти – невозможно, чтобы вы постоянно следили за всем населением в стране. Вы бы утонули в информации.
– Разумеется. Но я и не говорил обо всей стране. Я упомянул лишь одного конкретного человека. Тебя. Девяносто девять процентов населения страны – серая масса, импотенты, кастраты. Просто имена в банке памяти, которые нас совершенно не интересуют. Пролы – одинаковые, как спички. Светские бабочки – те богаче и экзотичнее, но тоже неинтересны. По сути, нам почти нечего делать. Самые тяжкие преступления – растраты или мелкое воровство, ничего серьезного. Поэтому, когда нас просят обратить внимание на кого-нибудь, мы это делаем от души. Экран твой может стать двусторонним, и телефон тоже. Мы подберемся к твоему компьютеру, как бы ты ни был уверен, что это невозможно. Твой автомобиль, лаборатория, зеркало в туалете, лампа над кроватью – все будет служить нам…
– Ты преувеличиваешь!
– Возможно. Но не так сильно, как тебе хотелось бы. Если мы захотим – мы сможем узнать о тебе все. Не сомневайся! А теперь мы хотим о тебе знать. Я тебе вот что скажу. На ближайшие несколько лет – пока вина твоя или невиновность не будет установлена – вот этот наш разговор – самая последняя частная беседа, которую ты ведешь.
– Ты хочешь меня напугать?
– Надеюсь. Если ты в чем-нибудь замешан – вылезай оттуда. Тогда мы ничего об этом не узнаем, и я предпочел бы, чтобы так оно и было. Но как только ты замараешь руки – мы тебя возьмем. Без вариантов. Это так же верно, как солнце встает на востоке.
Тергуд-Смит прошел к двери и отворил ее. Обернулся, будто хотел что-то добавить, – но передумал. Отвернулся и вышел, и дверь тяжело захлопнулась за ним.
Ян закрыл окно. Ему стало холодно.
Единственное, что теперь оставалось делать, – вести себя естественно, во всех отношениях, и стараться делать вид, что ничего не произошло. Ян распаковал сумку, опасаясь, что туда ненароком, по ошибке, попало что-нибудь лишнее. Что Тергуд-Смит там уже порылся, он был уверен. Конечно же, ничего лишнего там не оказалось, но ему все равно никак не удавалось выдернуть занозу страха. Она так и торчала – и когда он пошел обедать, и когда болтал со старыми знакомыми в баре… Это чувство не оставляло его всю ночь, спал он плохо. А на другое утро расплатился и поехал на машине в Лондон.
Снова валил снег, и ему некогда было думать ни о чем, пока он осторожно вел машину по извилистым дорогам Нагорья. Перекусил в придорожном кафе – кусок пирога с мясом и кружка пива – и тотчас двинулся дальше, без остановок до самой автострады. Когда включился автопилот, он мог бы и расслабиться, – но не получалось. Стало еще беспокойнее.
В снежной круговерти за стеклом не было видно ни зги, но машину надежно вело электронное управление; и теперь, откинувшись на спинку, Ян оказался наедине с источником тревоги. Вот оно, доказательство, прямо перед ним. Кольцо крошечных дырочек в центре рулевого колеса. Ловит каждый вздох. В машине ему от них никуда не деться. А за ними анализатор, который улавливает миллионные доли алкоголя в воздухе и позволяет вести машину только в том случае, если ты достаточно трезв. Идея вполне разумная – аварии предотвращает, – но подозрительная и унизительная, если рассматривать ее в общем контексте тотальной слежки. И это содержание алкоголя, и другие данные о нем накапливаются в памяти бортового компьютера и могут быть переданы в компьютер дорожной сети – а оттуда и в банк памяти Безопасности. Как он дышал, что он пил, как быстро реагировал, где ехал, когда ехал, с кем ехал – все записано. А когда он приезжает домой, телекамеры Безопасности в гараже и в холле заботливо провожают его до дверей – и дальше. Когда он смотрит телевизор, невидимый полицейский может следить за ним сквозь экран. Телефон его прослушивается невидимыми «клопами», вмонтированными в проводку. Попробуй их найти и убрать – если получится, – и голоса в комнатах будут записываться лазерным лучом с оконных стекол. Данные, данные, данные… Они будут беспрерывно накапливаться в каком-то секретном файле – в котором уже записана вся его жизнь.
Никогда прежде он всерьез об этом не задумывался. А сейчас впервые понял, что существует как бы в двух ипостасях: человек из плоти и крови – и электронный двойник. Есть запись его рождения, есть записи всех болезней и медицинских обследований. Когда, где и у кого учился или лечил зубы, сколько зарабатывал и тратил, что покупал… Какие книги читал, какие делал подарки… Неужели все это есть в каком-то файле? С чувством, близким к отчаянию, он понял, что это вполне возможно. С точки зрения физики в новых молекулярных ячейках памяти можно уместить объем информации практически безграничный. Молекулы, сдвинутые в ту или другую сторону, регистрируют биты, биты образуют байты, байты – слова и числа… В количествах невероятных, невообразимых. Энциклопедия занимает объем булавочной головки, а вся жизнь человека может уместиться в крошечном камушке.
И сделать нельзя ничего. Он попытался, внес свой крошечный вклад в дело Сопротивления, как-то помог… Но теперь это уже в прошлом. Стоит поднять голову – оттяпают. Жизнь, конечно, не так уж плоха. Радуйся, что ты не прол, обреченный влачить жалкое существование изо дня в день…
Значит, остановиться? Неужели ничего нельзя изменить? Но в тот же момент, когда у него возникла эта бунтарская мысль, он заметил, что пульс участился, а мышцы рук напряглись, непроизвольно сжались кулаки. Физиологические изменения, которые можно пронаблюдать, измерить и взять на заметку.
Он – узник в невидимой камере. Попробуй из нее выйти – конец. Впервые в жизни он понял, что такое свобода и что означает ее отсутствие. Чего он лишен.
…Дорога была отупляюще монотонной. Погода стала чуть получше; когда Ян миновал Кэрлайл, пурга кончилась, только свинцовые тучи висели над головой. Он включил телевизор. По пятому каналу шла какая-то пьеса, но он не смотрел: слишком был занят круговертью собственных мыслей. Теперь, лишившись возможности принимать участие в Сопротивлении, он понял, насколько это стало для него важным. Это была работа ради чего-то такого, во что он поверил. Это был способ как-то искупить свою вину, которую он научился осознавать.
К дому он подъехал в настроении кошмарном. Сердито посмотрел на ни в чем не повинного лифтера и с грохотом захлопнул свою дверь. Потом запер ее на ключ, включил свет – контрольная лампа не загорелась.
Уже?! Пока его не было, в квартире кто-то побывал.
Он ни в чем не виноват. Ян старательно держался за эту мысль: не виноват. А они, быть может, вот прямо сейчас следят за ним. Ян медленно осмотрелся. Конечно же, никаких следов. Он проверил все окна, одно за другим, но все было закрыто и заперто. Потом прошел к сейфу в стене, набрал код, просмотрел бумаги и деньги. Все оказалось на месте. Если здесь были сотрудники Безопасности – а это могли быть только они, – то, конечно же, без особого труда обнаружили его незамысловатую охранную систему. Иметь ее ни один закон не запрещал; большинство его друзей прибегало к таким же мерам предосторожности. Так, теперь нужна естественная реакция. Он подошел к телефону – с сердитым видом, который вполне соответствовал его настроению, – и позвонил в управление домами.
– Входили, пока вас не было, сэр? У нас нет никаких сведений, что во время вашей отлучки к вам заходил кто-нибудь из ремонтной или аварийной службы.
– Значит, взломщики, воры. Я полагал, в ваших домах есть служба безопасности. Ошибался я, что ли?
– Разумеется, есть, сэр, и очень надежная. Я немедленно проверю все записи. У вас что-нибудь пропало?
– Пока не знаю, я только что вошел и едва огляделся. Ничего существенного не пропало. – В этот момент он посмотрел на телевизор и заметил следы на ковре. – Но вот я только что увидел: телевизор сдвинули с места. Быть может, его хотели украсть.
– Да, не исключено. Я сообщу в полицию и пошлю к вам механика, чтобы поменял комбинацию на замке входной двери.
– Пришлите немедленно. Я совсем не в восторге от этого дела.
– Вполне естественно, сэр. Мы проведем полное расследование.
«Почему следы на ковре?» – подумал Ян. Телевизор сдвинули по неосторожности или умышленно? Быть может, это предупреждение, легкий толчок под ребра? Ответа он не знал. Но теперь, обнаружив, что телевизор не на месте, и сообщив об этом, он должен искать дальше. Именно так бы он себя повел, если бы не знал за собой никакой вины.
Он обошел телевизор со всех сторон, потирая подбородок. Потом присел и оглядел болты, держащие заднюю стенку. На одном оказалась свежая блестящая царапина от отвертки. Так вот куда они лазили!
Не прошло и десяти минут, как он снял стенку, выволок все потроха наружу, раскидал печатные платы – и на одной увидел небольшое устройство, вмонтированное поперек питающих вводов. Оно было размером с желудь и почти такой же формы, на закругленном конце поблескивал хрусталик. И расположен был этот хрусталик точно напротив крошечного отверстия, просверленного в передней панели. Вот оно! Резким движением Ян сорвал его с платы и сердито подкинул на ладони, соображая, что делать дальше. Что бы он сделал, если бы ни в чем не был виноват, как хочет это изобразить? Он подошел к телефону и набрал номер Тергуд-Смита. Ответила сестра:
– Ян, дорогой, сто лет тебя не видела! Если ты завтра свободен…
– Извини, Лиз, занят по горло. И поговорить я хотел не с тобой. Смитти дома?
– А мне ты так ничего и не скажешь? – Она откинула волосы рукой и постаралась изобразить мученицу, но получилось не слишком убедительно.
– Я скотина, Лиз, и ты всю жизнь это знала. Но мне на самом деле очень некогда. На той неделе увидимся, обещаю.
– Ладно, как скажешь. Я хочу тебя познакомить с изумительнейшей девушкой.
– Замечательно. – Он тяжело вздохнул. – А теперь, будь ласкова, передай меня твоему супругу.
– Конечно. Не забудь, в среду в восемь.
Она послала ему воздушный поцелуй и нажала клавишу переключателя. На экране появился Тергуд-Смит.
– Кто-то наведывался ко мне в квартиру, пока меня не было, – сообщил Ян.
– Нынешней зимой очень много квартирных краж. Но ты должен знать, что это не по моей части. Я передам в полицию.
– Не исключено, что это как раз по твоей части. Не украли ничего. Зато погляди, что я нашел в телевизоре. – Он показал «желудь». – Очень компактная штучка, очень дорогая. Внутрь я не заглядывал, но, вероятно, тут озвученное видео, и радиус передачи не меньше километра. Если ее не ваши ребята мне подсунули, то тебе должно быть интересно с ней познакомиться. Верно?
– Само собой. Я постараюсь это выяснить, сразу же. Ты не занимаешься ничем таким, что может интересовать отдел промышленного шпионажа?
– Нет. Спутники связи.
– Тогда странно. Я пришлю к тебе человека за этой игрушкой, а после дам знать, что и как.
Ян едва успел поставить на место заднюю стенку, как в дверь позвонили. За дверью стоял грузный субъект с мрачной физиономией. Ян спросил, что ему угодно, – он поднес к камере удостоверение сотрудника Безопасности.
– Как вы быстро, – удивился Ян, открывая дверь.
– У вас что-то есть для меня? – спросил тот бесцветным голосом.
– Да. Вот оно.
Сотрудник сунул «желудь» в карман, даже не взглянув на него. Он холодно смотрел на Яна.
– С мистером Тергуд-Смитом больше об этом не говорите.
– Что вы имеете в виду? О чем вы?
– Имею в виду то, что сказал. Ваш зять этим делом не занимается: родственные связи.
Он повернулся, но Ян сердито окликнул его:
– Стойте! Вы что думаете – вот так сказанули и пошли? Кто вы такой, чтобы мне приказывать? Что значит эта слежка?
– Лучше вы мне скажите. – Человек резко обернулся. – Вы за собой никакой вины не знаете? Вы можете заявить…
Ян почувствовал, как кровь бросилась в лицо.
– Убирайтесь, – сказал он наконец. – Убирайтесь отсюда и больше ко мне не суйтесь. Я не знаю, о чем вы, и знать не хочу. Уходите и не возвращайтесь.
Дверь закрылась. Дверь клетки. Ян был заперт внутри, а они наблюдали за ним снаружи.
Днем голова была занята системами. Он закопался в свои спутники связи – к великой радости Сони Амарильо – и работал без устали, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. По вечерам уходил обычно последним. Пара коктейлей в баре, иногда и ужин там же – чтобы прийти домой и сразу в постель. Это было глупо – он прекрасно знал, что следить с одинаковым успехом могут где угодно, – но ему претила мысль, что подсматривают и подслушивают в его собственном доме. Никаких устройств он больше не искал. Это была бы дурацкая игра. Лучше считать, что он под наблюдением постоянно, – и вести себя соответствующим образом.
А в следующую среду зять позвонил с утра ему в лабораторию:
– С добрым утром, Ян. Элизабет просила тебе звякнуть.
Ян ответил не сразу, молчание затягивалось. Тергуд-Смит тоже молчал, только смотрел на него. Было ясно, что о Безопасности никакого разговора не получится.
– Как Лиз? – спросил он наконец. – Что случилось?
– Обед сегодня. Она боялась, что ты забудешь.
– Помнить-то я помню, но просто не в состоянии прийти. Как раз собирался звонить вам с извинениями.
– Слишком поздно. Приглашен кто-то еще, и теперь уже отменить мероприятие невозможно. Лиз совсем захлопоталась.
– Ох ты, господи! Она что-то говорила об очередной своей подруге. Ты не мог бы…
– Вряд ли. Придется тебе проглотить эту пилюлю. Впрочем, судя по тому, как она ее описывает, на сей раз это действительно что-то особенное. Из Ирландии, из Дублина. Море кельтского обаяния, красавица и все такое.
– Остановись, я все это уже слышал много раз. Увидимся в восемь.
Ян отключил связь первым и от этого легкого движения почувствовал себя лучше. Он забыл-таки об этом проклятом обеде. Если бы позвонил пораньше – мог бы отвертеться; но сегодня, в последний день, уже поздно: Лиз станет совершенно несносной. А вообще-то, может, и стоит пойти. Хотя бы хорошо поесть для разнообразия, а то от пищи в баре у него уже изжога началась. Да и Безопасности не мешает напомнить, с кем он связан. К тому же девушка может оказаться приятной, хотя Лиз обычно выбирает не из таких. Для нее положение в обществе всегда важнее красоты или грации, так что подчас она приводила в дом сущих страшил.
С работы он ушел пораньше, смешал себе коктейль, расслабился в горячей ванне, переоделся в хороший костюм… Лиз будет весь вечер казнить его взглядом, если надеть поношенный пиджак, в котором он ходит на работу. У нее из-за этого даже обед подгореть может. Портить отношения с Лиз не стоит, ради собственного спокойствия.
Дом Тергуд-Смитов, в стиле времен короля Георга, был расположен в Барнете, и, пока Ян ехал, настроение у него стало получше. В лунном свете сельский пейзаж был очень красив: серебро и четкие черные тени. Хотя стоял уже март, зима, похоже, не собиралась отступать. Весь фасад дома был освещен, но на подъездной дорожке стояла только одна машина. Ну ладно, он будет улыбчив и учтив. А уж накормят его вкусно, это во всяком случае. Хотя хочешь не хочешь придется сыграть с зятем несколько партий в бильярд. Что было – то прошло. Отныне и впредь он невинный обыватель.
Из гостиной донесся женский смех, и Тергуд-Смит, забирая у Яна пальто, сделал большие глаза:
– Сегодня Лиз допустила ошибку. На эту и в самом деле смотреть не противно.
– Благодарение Господу за благословение его. Вряд ли я заслужил.
– Виски хочешь?
– Будь добр. Солодового.
Он сунул перчатки в меховую шапку и бросил их на стол, потом подошел к зеркалу, чтобы поправить прическу. Снова раздался смех и звон стаканов – Ян повернулся. Тергуд-Смит склонился над столиком с напитками. Элизабет помахала Яну рукой; женщина, сидевшая рядом с ней на диване, повернулась к нему и улыбнулась.
Это была Сара.
