Текст книги "К звездам (сборник)"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 60 страниц)

Глава 8

В открытое окно врывались жара и вонь, звуки города, многоголосый рев, поднимавшийся и спадавший с упорством морских волн, накатывающихся на берег, бесконечное грохотание. Внезапно на этом шумовом фоне раздались звуки бьющегося стекла и скрежет металла. Голоса возвысились до крика, и в тот же момент послышался пронзительный вопль.

– Что? Что?.. – пробормотал Соломон Кан, ворочаясь в постели и протирая глаза.

Подонки, они никогда не заткнутся, никогда не дадут хоть немножко вздремнуть. Он встал и зашагал к окну, но ничего не увидел. Крики продолжались. Что случилось? Рухнула еще одна пожарная лестница? Такое происходит достаточно часто, даже по телевизору показывают, особенно если это сопровождается какой-нибудь ужасной сценой. Нет, вероятно, нет, просто мальчишки бьют стекла или еще что-нибудь в этом роде. Солнце скрылось за домами, но воздух по-прежнему был жарким и вонючим.

– Паршивая погода, – проворчал он и пошел к раковине.

Даже доски пола обжигали босые ступни. Он плеснул в лицо пригоршню воды, затем включил телевизор на канале станции «Мьюзик тайм». Комната наполнилась ритмами джаза, внизу экрана светились маленькие цифры 18.47. Почти семь, Энди сегодня работает целый день, а это означает, что он должен вернуться около шести, хотя они никогда не уходят со службы вовремя. Во всяком случае, пора чего-нибудь перекусить.

– Армия дала мне прекрасную специальность авиационного механика всего за пятнадцать штук, – сказал он, похлопывая рукой по плите. – Самое прекрасное вложение капитала, которое они когда-либо делали.

Плита ожила вместе с газовой горелкой, которую он перестроил на газ из баллонов, когда закрыли газовые магистрали, а потом установил электронагревательный элемент, когда все баллоны закончились. К этому времени подача электричества стала крайне неустойчивой и к тому же электричество стоило очень дорого, чтобы готовить пищу, и он установил бак со съемными форсунками, куда заливалась любая горючая жидкость. Бак работал вполне удовлетворительно уже много лет на керосине, метаноле, ацетоне и множестве других горючих, артачась лишь при заправке его авиационным бензином – он выкидывал струю пламени в метр длиной и опалил всю стену, пока Соломон его не приручил. Его последнее усовершенствование было самым простым. Он вырезал отверстие в задней стенке плиты и вывел на улицу дымовую трубу через еще одно отверстие, пробитое в кирпичной стене. Когда в плите загоралось твердое горючее, отверстие в изоляции над ним выпускало тепло наружу.

– Даже зола воняет рыбой, – посетовал он, выгребая пепел, оставшийся с прошлого дня. Он выкинул его за окно и был удовлетворен, когда этажом ниже выразили недовольство.

– Не нравится? – закричал он в ответ. – Тогда велите своим паршивым детям не включать телевизор на полную мощь по ночам, может, тогда я прекращу высыпать пепел вам на голову.

Это его развеселило, и он стал насвистывать сюиту из балета «Щелкунчик», зазвучавшую по телевизору вслед за безымянной джазовой композицией. Но внезапно раздался треск, и звук пропал. Соломон, ругаясь себе под нос, подбежал к телевизору и ударил по нему кулаком. Это не произвело никакого воздействия. Треск продолжался, и он с неохотой выключил телевизор. Наклонившись, чтобы разжечь плиту, он все еще матерился.

Положив на решетку три маслянистых серых брикета морского угля, он взял с полки зажигалку «Зиппо» на батарейках. Хорошая зажигалка, когда же она куплена? Должно быть, лет пятьдесят назад. Конечно, большую часть деталей с тех пор пришлось заменить: таких зажигалок уже не выпускали. Зажигалок больше вообще не выпускали. Морской уголь загорелся слабым голубоватым пламенем. Он вонял рыбой, как и его руки. Соломон вымыл их. Эту штуку, видимо, делали из отходов целлюлозы спиртового завода, высушивали и вымачивали в планктоновом масле, чтобы горела. Ходил слух, что ее на самом деле производят из сушеных и спрессованных рыбьих кишок на рыбокомбинате, и он предпочитал такое толкование официальной версии, неважно, верно оно было или нет.

Его миниатюрный огород в ящике на подоконнике находился в отличном состоянии. Он надергал шалфея и полыни и разложил на столе для сушки. Затем приподнял полиэтилен, чтобы посмотреть, как растет лук. Он рос превосходно, и скоро его уже можно будет есть. Он насмешливо посмотрел в зеркало на свою бороду.

– Нужно подровнять, Сол, – сказал он своему отражению. – Но уже темно, так что придется подождать до утра. Все же никому не повредит, если расчесать ее перед тем, как одеться к ужину.

Он несколько раз провел расческой по бороде, затем отложил расческу и пошел искать в шкафу шорты. Они начали свою жизнь много лет тому назад в качестве армейских штанов, но с тех пор неоднократно подрезались и подшивались, пока у них не осталось никакого сходства с изначальной моделью. Едва Сол их натянул, как в дверь постучали.

– Да? – крикнул он. – Кто там?

– «Альковер Электроника», – прозвучал приглушенный ответ.

– Я уж думал, что вы там все подохли или ваше заведение сгорело, – сказал Сол, распахивая дверь. – Не прошло и двух недель, как вы обещали, что быстренько сделаете мой телевизор, и я заплатил заранее.

– Быстро только электроны двигаются, – спокойно ответил высокий мастер, кидая сумку с инструментами размером с чемодан на стол. – В вашем древнем ящике одна лампа давно развакуумировалась. Так что я могу поделать? Таких ламп больше не делают, а если б и делали, я все равно не мог бы ее купить – существует очередь. – Пока он говорил, руки его уже занялись делом: он перетащил телевизор на стол и начал отвинчивать заднюю крышку. – Как мне починить этот ящик? Мне приходится ходить к спекулянтам на Гринвич-стрит и проводить там пару часов, выискивая то, что нужно. Мне не удалось раздобыть лампу, и я купил пару транзисторов, которые выполнят ту же функцию. Могу сказать вам, это было нелегко сделать.

– Сердце кровью обливается, – сказал Сол, с подозрением наблюдая, как мастер снимает заднюю крышку и вынимает лампу.

– Развакуумировалась, – сказал мастер, пристально посмотрев на лампу, перед тем как бросить ее в сумку. Он достал прямоугольную пластиковую полоску, к которой были прикреплены какие-то маленькие детальки, и начал припаивать ее. – Это паллиатив, – сказал он. – Приходится потрошить старые ящики, чтобы работали еще более старые. Даже припой приходится изготовлять самому. Хорошо еще, что в округе, наверное, пара миллиардов ящиков, а у большинства последних моделей твердые контуры. – Он включил телевизор, и комнату наполнили звуки музыки. – За работу четыре доллара.

– Мошенник! – воскликнул Сол. – Я уже заплатил вам тридцать пять долларов…

– Это за детали, работа – отдельно. Если вы хотите иметь в жизни некоторые маленькие удобства, будьте готовы за них платить.

– Я заказывал только ремонт, – сказал Сол, протягивая деньги, – без всякой философии. Вы жулик.

– Я предпочитаю именовать себя электронщиком-грабителем, – ответил мастер, пряча купюры в карман. – Если вы хотите взглянуть на жуликов, приходите посмотреть, сколько я плачу радиоспекулянтам. – Он повесил сумку на плечо и ушел.

Было почти восемь часов. Через несколько минут после того, как ушел мастер, в замке повернулся ключ, и вошел Энди, усталый и разгоряченный.

– Ты еле тащишь свою задницу, – сказал Сол.

– Ты был бы еще хуже, если б у тебя выдался такой денек, как у меня. Что, свет не можешь включить? Ни черта не видно. – Он добрел до кресла у окна и рухнул в него.

Сол включил маленькую электролампочку, висевшую в центре комнаты, и пошел к холодильнику.

– Сегодня вечером никаких «Гибсонов». Вермут выдается в ограниченных количествах, пока я не наделаю еще. У меня есть кориандр, фиалковый корень и все остальное, но нужно еще высушить полынь. Без нее получается совсем не то. – Он достал из холодильника покрытый изморозью графин и закрыл дверцу. – Но я поставил охлаждаться воду и приправил ее спиртом, чтобы не чувствовалось вкуса воды. Это также помогает от нервов.

– Довели! – Энди отхлебнул воды и состроил недовольную физиономию. – Извини, что на тебя наезжаю, но у меня был чертовски тяжелый день, а завтра будет еще круче. – Он принюхался. – Что это у тебя на плите?

Опыты по экономичному ведению домашнего хозяйства – вне зависимости от карточек и пособий. Ты, может, не замечаешь, но наш бюджет трещит по швам со времени последнего подорожания. – Сол открыл канистру и показал Энди коричневые гранулы. – Это новый чудесный ингредиент, поставляемый нашим благодетельным правительством и называемый «энер-Г» – откуда такое ужасно остроумное название? Он содержит витамины, минеральные соли, белки, углеводы…

– Все, кроме нормального вкуса?

– Примерно так. Я добавляю его в овсяные лепешки. Сомневаюсь, что будет хуже, поскольку уже сейчас я их начинаю ненавидеть. Этот «энер-Г» – новое чудо науки – производится из китового планктона.

– Из чего?

– Я знаю, что ты никогда не держал в руках ни одной книги, но ты же смотришь телевизор. Об этом была часовая программа. Конверсия атомных подводных лодок, плавающих повсюду, как киты, и собирающих планктон – таких микроскопических морских тварей, которыми, к твоему превеликому удивлению, питаются огромные киты. Те трое, что еще живы. Самая маленькая форма жизни поддерживает самую большую – в этом есть своя мораль. Так или иначе, планктон всасывается, просеивается, вода выплевывается наружу, а планктон спрессовывается в маленькие брикеты и складывается в подлодке, пока она не загружается под завязку. Тогда она возвращается в порт и разгружается. Потом из этих брикетов получают «энер-Г».

– О Боже! Могу поспорить, у него вкус рыбы.

– Пари не принимается, – вздохнул Сол и начал раскладывать овсяные лепешки по тарелкам.

Ели молча. Овсяные лепешки с «энер-Г» были не так плохи, как они подозревали, но все равно ничего хорошего. Покончив с ними, Сол прополоскал рот смесью воды со спиртом.

– Что ты там говорил о работе? – спросил он. – Тебя заставляют работать в две смены?

Энди подошел к окну. Теперь, когда солнце село, во влажном горячем воздухе появилось какое-то движение.

– У меня особое задание. Помнишь то убийство, о котором я тебе рассказывал?

– Большой Майк, этот воришка? Тот, кто прикончил его, оказал большую услугу роду человеческому.

– Я думаю то же самое. Но у него есть друзья в политических сферах, которые интересуются этим делом больше, чем мы. У них есть связи, они потянули за ниточку, и комиссар вызвал лейтенанта и велел ему поставить одного человека на это расследование и найти убийцу. Рапорт был подписан мной, поэтому назначили меня. А Грасси – о, это великолепный подонок – сказал мне об этом перед самым уходом. Он выдал мне задание и многозначительно намекнул, что им нужно заняться сегодня же вечером. То есть сейчас, – сказал Энди, вставая и потягиваясь.

– Здорово, не правда ли? – спросил Сол, поглаживая бороду. – Полная независимость, сам себе начальник, работаешь, когда хочешь, увенчан славой.

– Я ничем не буду увенчан, если не дам ответ очень быстро. Все следят за этим и оказывают давление. Грасси сказал, что мне придется найти убийцу как можно скорее или я пойду в форме патрулировать Корабельный городок.

Энди зашел к себе в комнату и открыл замок на нижнем ящике шкафа. Тут у него лежали две запасные обоймы, кое-какие личные бумаги и вещи, включая карманный фонарик. Он работал от нажима руки и ослепительно загорелся, когда Энди его проверил.

– Куда теперь? – спросил Сол, когда Энди вышел. – Собираешься посетить ночной притон?

– Хорошо, что ты не полицейский, Сол. С твоими знаниями в криминалистике преступность в городе разрослась бы буйным цветом…

– Она и так процветает, без моей помощи.

– …И нас бы всех поубивали прямо в кроватях. Нет, не в притон. Я собираюсь поговорить с девушкой.

– Дело принимает интересный оборот. Позволительно ли мне спросить, с какой девушкой?

– С девчонкой по имени Ширли. Фигурка что надо. Она была подружкой Большого Майка, жила с ним, но, когда его кокнули, ее в квартире не было.

– Может, тебе нужен помощник? По ночам я работаю очень хорошо.

– Остынь, Сол, ты бы не знал, что делать, когда бы дошло до дела. Она играет не в нашей лиге. Сходи на горшок и ложись спать.

С помощью фонарика Энди благополучно избежал всех мусорных завалов на лестнице, погруженной в темноту. На улице были все те же толпы людей и жара. Они не зависели от времени суток и наполняли улицы и днем, и ночью. Хотелось дождя, который смыл бы все это, но прогноз погоды не оставлял никаких надежд. «Без перемен».

Чарли открыл дверь с вежливым приветствием. Энди пошел было к лифту, но передумал и направился к лестнице. Ему хотелось взглянуть на окно и подвал после наступления темноты, увидеть все таким, каким оно было, когда появился взломщик. Если только он проник в здание здесь. Теперь, когда ему был поручен розыск убийцы, приходилось вдаваться во все подробности дела, пытаться воссоздать последовательность событий. Можно ли пробраться снаружи через окно, чтобы тебя не заметили? Если нет, значит, убил кто-то из местных и нужно будет проверять весь персонал и всех жильцов дома.

Он остановился и вынул пистолет. Впереди, в полуоткрытой двери подвала мелькнул луч карманного фонарика. Это было именно то помещение, где взломали окно. Он медленно пошел вперед, осторожно ступая по грязному бетонному полу, стараясь не произвести ни звука. Войдя, он увидел, что кто-то стоит у дальней стены и водит лучом по окнам. В желтом круге света вырисовалась темная фигура. Луч перешел на другое окно и остановился на сердечке, нарисованном по пыли. Человек нагнулся к окну. Он был настолько увлечен своими исследованиями, что не услышал, как сзади к нему подошел Энди.

– Не двигаться, я вооружен, – сказал Энди, ткнув дулом пистолета человека в спину.

Фонарик у него выпал и разбился. Энди выругался, достал свой фонарик и нажал. Луч света ударил прямо в лицо человеку – рот открыт от страха, лицо белое, под стать длинным седым волосам. Мужчина прислонился к стене, глотая воздух. Энди убрал пистолет в кобуру и подхватил человека под руку, потому что тот стал медленно сползать по стене на пол.

– Шок… так внезапно… – бормотал он. – Вы не должны были… Кто вы такой?

– Я офицер полиции. Как ваша фамилия? И что вы здесь делаете? – Энди быстро его обыскал: человек был не вооружен.

– Я… на гражданской службе… вот мое удостоверение… – Он трясущимися руками достал бумажник.

Энди взял удостоверение и раскрыл.

– Судья Сантини, – сказал он, переводя луч фонарика с удостоверения на лицо человека. – Да, я видел вас в суде. Но не странно ли судье оказаться в подобном месте?

– Пожалуйста, не дерзите, молодой человек. – Первая реакция прошла, и Сантини вновь владел собой. – Я считаю себя человеком, хорошо знающим законы этого независимого государства, и я не могу припомнить ни одного закона, применимого к данной ситуации. Я предполагаю, что вы превышаете свои полномочия…

– Проводится расследование убийства, а вы, возможно, занимались подделыванием вещественных доказательств, судья. Этого достаточно, чтобы вас арестовать.

Сантини быстро заморгал в ярком луче фонарика.

– Вы детектив Раш? – спросил он.

– Да, – с удивлением ответил Энди. Он опустил фонарик, чтобы тот не светил прямо в лицо судье. – Что вы обо всем этом знаете?

– Я расскажу тебе все, мой мальчик, если ты позволишь мне подняться с пола и мы найдем более уютное место для нашей беседы. Почему бы нам не зайти к Ширли? Ты наверняка знаком с мисс Грин. Скоро здесь станет совсем холодно, а раз уж я пришел, я буду счастлив рассказать тебе все, что знаю.

– Почему бы нет, – сказал Энди, помогая старику подняться.

Судья не собирался убегать, кроме того, у него могли быть какие-то официальные связи, имеющие отношение к делу. Иначе откуда бы он знал, что Энди – тот самый детектив, которому поручено заниматься расследованием? Все это выглядело скорее как дело политиков, а не полиции.

Из подвала они поехали вверх на лифте, и хмурый взгляд Энди быстро стер любопытство с лица лифтера. Судье, похоже, стало лучше, но он по-прежнему опирался на руку Энди.

Дверь открыла Ширли.

– Судья… вам плохо? – спросила она, широко раскрыв глаза.

– Ничего, моя милая, просто жара, усталость. Я не становлюсь моложе. – Он выпрямился, отлично скрыв усилия, которые для этого требовались, и, отойдя от Энди, пожал ей руку. – Я повстречал детектива Раша, и он был так любезен, что поднялся со мной. Если мне позволят подойти к кондиционеру, чтоб вдохнуть глоток холодного воздуха, и разрешат секундочку отдохнуть…

Они направились по коридору, Энди последовал за ними.

Девушка выглядела потрясающе: одета, будто в телевизионной постановке. Платье было сшито из ткани, блестевшей так, словно было соткано из серебряных нитей, и в то же время казалось очень мягким. Оно было без рукавов, с большим вырезом спереди и еще более глубоким сзади – почти до талии. Волосы ниспадали на плечи красновато-коричневой волной. Пока она вела судью до дивана, он тоже краем глаза смотрел на нее.

– Мы не потревожили вас, Ширли? – спросил судья. – Вы в вечернем платье. Куда-нибудь собираетесь?

– Нет, – сказала она. – Я сижу одна дома. Если хотите правду… я просто создаю себе моральное состояние. Я никогда прежде не носила это платье. Какая-то новая ткань, думаю, нейлон с металлизированной нитью. – Она взбила подушку и подложила под голову судье. – Сделать вам чего-нибудь холодненького? Вам тоже, мистер Раш?

Казалось, что она только сейчас обратила на него внимание. Он молча кивнул.

– Чудесное предложение, – вздохнул судья и откинулся назад. – Если можно, чего-нибудь покрепче.

– О, да… в баре есть все что угодно. Я это не пью.

Когда она вышла на кухню, Энди подсел поближе к Сантини и заговорил, понизив голос:

– Вы собирались рассказать мне, что делали в подвале и откуда вам известно мое имя.

– Святая простота. – Сантини бросил взгляд на кухню, но Ширли была занята и не слышала их. – Смерть О’Брайена повлекла за собой, скажем так, политические последствия, и меня попросили проконтролировать ход дела. Естественно, я узнал, что вести его поручено вам. – Он расслабился, сложив руки на животе.

– Это ответ только на половину моего вопроса, – сказал Энди. – Так что же вы делали в подвале?

– Там прохладно, почти холодно, после того что творится на улице. Сплошное наслаждение. Вы заметили сердечко, нарисованное по пыли на подвальном окне?

– Конечно. Именно я его и обнаружил.

– Это самое интересное. Вы когда-нибудь слышали об одной личности – должны были слышать, на него есть в полиции досье – по имени Куоре?

– Ник Куоре? Владелец всех подпольных заведений Нью-Йорка?

– Тот самый. Хотя слово «владелец» не совсем подходит, точнее сказать руководитель. Теперь он там самый главный, но это настолько честолюбивый человек, что бросает взгляд и в направлении Нью-Йорка.

– Что все это должно значить?

– «Сиоге» – старое доброе итальянское слово. Оно означает «сердце», – сказал Сантини, когда в комнату с подносом вошла Ширли.

Энди взял стакан и машинально поблагодарил. Теперь он понял, почему оказывался весь этот нажим. Никого, похоже, не волновал сам факт убийства О’Брайена. Заинтересованных лиц занимал другой вопрос: почему он был убит? Действительно ли убийство – несчастный случай, как это казалось? Или это предупреждение от Куоре о том, что он вторгается в Нью-Йорк? Или убийство – сильный ход кого-то из местных, пытающегося обвинить Куоре, чтобы прикрыть себя? Раз уж ты вошел в лабиринт рассуждений, вероятные возможности будут увеличиваться до тех пор, пока найденный убийца не покажет единственный выход из него. Заинтересованные лица потянули за ниточки, и в результате ему поручено это дело. Должно быть, множество людей прочитали его рапорт и с нетерпением ждут ответа.

– Извините, – пробормотал Энди, заметив, что девушка обращается к нему. – Я задумался и не расслышал вас.

– Я спросила, нравится ли вам напиток. Я могу сделать что-нибудь еще, если он вам не по душе.

– Нет, все прекрасно, – сказал он, сообразив, что все это время держал в руках стакан, уставившись в него. Он сделал глоток, потом второй. – В самом деле великолепно. Что это?

– Виски. Виски с содовой.

– Я его впервые пробую.

Он попытался вспомнить, сколько стоит бутылка виски. Виски сейчас почти не производили из-за нехватки зерна, и с каждым годом его запасы на складах уменьшались, а цены росли. По крайней мере долларов двести бутылка, а может, больше.

– Очень освежает, Ширли, – сказал Сантини, ставя пустой стакан на подлокотник кресла. – И примите мою самую сердечную благодарность за ваше гостеприимство. Извините, мне надо бежать – меня ждет Роза, но прежде можно ли задать вам один вопрос?

– Конечно, судья… Что вы хотите узнать?

Сантини достал из бокового кармана конверт и, открыв его, вынул пачку фотографий. Энди было видно, что это фотографии разных мужчин. Сантини передал одну из них Ширли.

– Весьма трагично, – сказал он, – трагично то, что произошло с Майком. Все мы хотим помочь полиции, как только можем. Я знаю, что вы, Ширли, тоже этого хотите. Поэтому посмотрите на эти фотокарточки. Не узнаете ли вы кого-нибудь из этих людей?

Ширли взяла первую фотографию и посмотрела на нее, сосредоточившись и нахмурив брови. Энди восхитился способностью судьи говорить очень много, а по сути не сказать ничего – и заручиться содействием девушки.

– Нет, я не могу сказать, что когда-либо раньше его видела, – сказала она.

– Может быть, он был у вас в гостях или встречался с Майком и вами в другом месте?

– Нет. Я уверена, что никогда его не видела. Я думала, что вы спрашиваете, видела ли я его когда-нибудь на улице?

– А как насчет других?

– Я никогда не видела ни одного из них. Извините, я ничем не могу вам помочь.

– Отрицательный результат – тоже результат, моя милая.

Он передал фотографии Энди, который на первой из них

узнал Ника Куоре.

– А остальные? – спросил он.

– Его помощники, – сказал Сантини, медленно поднимаясь с кресла.

– Я возьму их на некоторое время, – сказал Энди.

– Конечно. Может, они вам пригодятся.

– Вам, правда, уже нужно уходить? – спросила Ширли.

Сантини улыбнулся и направился к двери.

– Будьте снисходительны к старику, моя милая. Я получил большое наслаждение, находясь в вашем обществе, но в мои годы нужно соблюдать режим. Спокойной ночи, мистер Раш, – и удачи.

– Я и себе чего-нибудь налью, – сказала Ширли, проводив судью. – Вам повторить? Ведь вы не на службе.

– Я на службе, и я находился на ней последние четырнадцать часов, так что, думаю, самое время сделать коктейль из службы и выпивки. Если вы на меня не донесете.

– Я не стукачка! – улыбнулась Ширли.

Они сели напротив друг друга, и он почувствовал себя так хорошо, как ни разу за последние недели. Головная боль прошла, было прохладно, а вкус виски был лучше, чем у любого из напитков, которые он только мог вспомнить.

– Я думала, вы прикрыли расследование, – сказала Ширли. – Ведь вы мне так сказали.

– Тогда я так и думал, но кое-что изменилось. Кое-кто весьма заинтересован в разгадке этого дела. Это волнует даже таких людей, как судья Сантини.

– Все время, что я была с Майком, я не знала, что он такая важная фигура.

– Живым он так важен не был. Важны его смерть и причины – если они есть – этой смерти.

– Вы имеете в виду то, что полиция не разрешает выносить что-либо из квартиры?

– Да, я должен все просмотреть, особенно бумаги. А почему вы об этом спрашиваете?

Ширли не отрывала глаз от стакана, крепко сжав его обеими руками.

– Сегодня заходил адвокат Майка, и все, похоже, так, как сказала его сестра. Моя одежда, мои личные вещи принадлежат мне, но больше ничего. Да я ничего другого и не ожидала. Но за квартиру было уплачено до конца августа… – она посмотрела Энди прямо в лицо, – и если мебель здесь останется, я могу до тех пор здесь жить.

– Вы этого хотите?

– Да, – коротко ответила она.

Ширли – отличная девчонка, подумал Энди. Она ни о чем не просит, не плачет, ничего такого. Просто раскрывает свои карты. А почему бы и нет? Мне это ничего не стоит. Почему бы нет?

– Считайте, что дело сделано. Я очень слаб в подыскивании квартир, а такую большую точно нужно искать до полуночи тридцать первого августа. Если будут какие-нибудь жалобы, отсылайте их к детективу Эндрю Фремонту Рашу с двенадцатого участка. Я скажу жалобщикам, что они свободны.

– Чудесно! – сказала она, от радости вскочив на ноги. – За это нужно выпить. Сказать вам по правде, я не стала бы продавать что-либо из этой квартиры. Это все равно что украсть. Но я не вижу ничего плохого в том, что мы допьем початые бутылки. Лучше, чем оставлять их его сестре.

– Совершенно с вами согласен, – сказал Энди, поудобнее устроившись в кресле и наблюдая, как Ширли изящно покачивает бедрами, идя со стаканами на кухню.

«Вот это жизнь! – подумал он и усмехнулся про себя. – Черт с ним, с расследованием! По крайней мере на этот вечер. Я буду пить виски Большого Майка, сидеть на его диване и на несколько часов абсолютно забуду про работу в полиции».

– Нет, я приехала из Нью-Джерси, из Лейкленда, – сказала она. – Мы переехали в город, когда я была еще ребенком. Командование ВВС строило сверхдлинные взлетно-посадочные полосы для самолетов «Мах-3», и они купили наш дом и все дома в окрестностях и снесли их. Это любимая история моего отца – как загубили его жизнь, и он с тех пор никогда не голосовал за республиканцев и клянется, что скорее умрет.

– Я тоже родился не здесь, – сказал он и отхлебнул виски. – Мы приехали из Калифорнии. У моего отца было ранчо…

– Значит, вы ковбой!

– Собственно, не ранчо – фруктовые деревья в долине Империал. Я был совсем маленьким, когда родители покинули те места, и плохо их помню. Все земледелие в долине основывалось на ирригации – каналы, насосы. На ранчо моего отца воду качали насосами из-под земли. Когда геологи сказали ему, что он выкачивает воду, хранившуюся под землей тысячи лет, он не придал этому значения. Я помню, как он сказал, что старая вода питает деревья так же хорошо, как и новая. Но однажды подземные воды иссякли. Я никогда не забуду, как умирали деревья, а мы ничего не могли поделать. Мой отец бросил ферму, и мы переехали в Нью-Йорк. Он работал простым рабочим на строительстве туннеля Моисея.

– У меня никогда не было альбома, – сказал Энди. – Подобными вещами в основном занимаются девчонки.

Она села на диван рядом с ним, переворачивая страницы. Тут были фотографии детей, корешки билетов, программки, но он не обращал на них внимания. Ее теплая обнаженная рука прижалась к его руке, а когда она склонялась над альбомом, он ощущал запах ее волос. Он ужасно много выпил и смутно это сознавал. Он кивал головой и делал вид, что смотрит альбом. Однако все его внимание было обращено на Ширли.

– Уже третий час, мне пора идти.

– Не хотите ли на дорожку еще кофе? – спросила она.

– Нет, спасибо. – Он допил кофе и аккуратно поставил чашку. – Я приду утром, если вас это устроит, – сказал он и направился к дверям.

– Утром? Прекрасно, – сказала она и протянула ему руку. – И благодарю, что провели со мной вечер.

– Это я должен благодарить вас. Ведь я никогда раньше не пробовал виски.

Он собирался пожать ей руку, пожелать спокойной ночи – и все. Но неожиданно он обнаружил ее в своих объятиях, его лицо уткнулось в душистые волосы, а руки крепко обняли гибкую фигуру. Когда он ее поцеловал, она горячо поцеловала его в ответ, и он понял, что все будет отлично.

Лежа на чистой просторной постели, он ощущал прикосновение теплого тела и легкое дыхание у себя на щеке. Мерное гудение кондиционера действовало умиротворяюще. Он вспомнил, что слишком много выпил, и улыбнулся. Ну и что? Если бы он был трезвее, возможно, не был бы сейчас здесь. Утром он, может быть, пожалеет об этом, но в данный момент он чувствовал, что с ним произошло что-то очень хорошее. Даже когда он попытался найти в себе чувство вины, это ему не удалось. Он коснулся ее плеча, и она пошевелилась во сне. Шторы чуть раздвинулись, и он увидел луну – далекую и дружелюбную. Все отлично, сказал он. Все отлично, повторял он себе снова и снова.

В открытом окне виднелась луна– пронизывающий глаз в ночи, факел в удушающей жаре. Билли Чун забылся тревожным сном, но одному из близнецов что-то приснилось, он закричал во сне и разбудил его.

Если бы только не было этого мужчины в ванной… Билли ворочался с боку на бок, кусал губы и чувствовал, как лицо покрывается потом. Он же не собирался его убивать… Но не об убитом человеке думал сейчас Билли. Он беспокоился о самом себе. Что будет, когда его поймают? А его найдут – на то и существует полиция. Они вынут ломик из головы убитого, отнесут его в лабораторию и узнают, кто ему его продал…

Его голова ворочалась на мокрой от пота подушке, и тихий, почти неслышный стон прорывался сквозь сжатые зубы.