Текст книги "К звездам (сборник)"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 60 страниц)
– Я могу только повторить то, что уже сказал раньше.
– Ну так повторите.
Голос был другой – но вопросы все те же. Яна так крепко прикрутили к стулу, что руки и ноги онемели. Глаза его были завязаны. Казалось, он сидит здесь уже целую вечность.
– Меня зовут Ян Кулозик. Я прибыл на «Альфароне». Названия корабля я не знал, пока не услышал в последних известиях. Я был среди пленных, которые попытались бежать. И оказался единственным, кто выбрался. Я убил офицера…
– Его имя?
– Лаука. Младший лейтенант Лаука. И это было не убийство, а самозащита. Все это я вам уже говорил. Я забрал его форму и пистолет. Я захватил грузовик, на котором ехал Эдди Миллард. Машину я бросил за гаражом. А потом зашел в ресторан, и там вы меня взяли. А теперь вы мне скажите. Вы кто? Безопасность?
– Заткнись. Здесь мы спрашиваем…
Фраза осталась недосказанной: кто-то вошел. Послышались шаги, приглушенные голоса… К Яну подошли – и лицо ему обожгло болью: это сорвали липкую ленту, закрывавшую глаза. Он охнул от неожиданности и зажмурился от яркого света.
– Регистрационный номер последней твоей машины в Англии не вспомнишь?
– Еще чего! Это было слишком давно. – Он приоткрыл глаза и, сощурившись, увидел троих мужчин. Двое из них были те самые, из ресторана. – Если вы из Безопасности, то все про меня знаете. Так зачем эти игры?
Третьего Ян раньше не видел. Сухопарый мужик, такой же лысый, как Ян, – но от природы.
– Мы не из Безопасности, – ответил он. – А вот ты, возможно, оттуда. Провокатор. Так что придется тебе отвечать на наши вопросы. Если ты тот, за кого себя выдаешь, – мы тебе поможем. А если нет – убьем, ты уж не обижайся.
Ян посмотрел ему в лицо и медленно кивнул.
– Знаешь, что бы ты ни говорил, я ведь тоже сомневаюсь. По-моему, вы все-таки из Безопасности. Так что я вам не скажу ничего, кроме того, что есть в моем деле. Никого закладывать я не стану.
– Ладно. – Лысый посмотрел на пачку распечаток. – Номер своего телефона в Лондоне не вспомнишь?
Ян закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Это было словно в прошлом веке, по сути, в прошлой жизни… Он представил свою квартиру, портье у входа, лифт… Вот он входит в дом, подходит к телефону…
– Один… два, три, шесть… одиннадцать, двенадцать.
Вопросы посыпались градом. Память возвращалась, и Ян отвечал все быстрее и увереннее. Эти распечатки у лысого – наверняка его досье из Безопасности! Как оно попало к ним? Нигде, кроме Безопасности, его быть не должно. Или они на самом деле играют с ним?
– Ну, хватит, – сказал лысый, отшвырнув сложенную гармошкой бумагу. – Отпустите его. Придется поверить, что он говорит правду. Рискнем.
Когда веревки развязали, Яна пришлось поддерживать, пока чувствительность – вместе с болью – не вернулась в онемевшее тело. Он стал растирать себе ноги.
– Спасибо, что развязали. Значит, вы удовлетворены. Но для меня вы по-прежнему Безопасность.
– Знаешь, когда мы на такой работе, как сейчас, – то удостоверения с собой не носим. – Лысый впервые улыбнулся. – Изволь, можешь вести себя так, будто мы на самом деле Безопасность. Но если ты провокатор, – я тебе сразу скажу, честно, что никого из подполья мы не знаем. Потому нас и послали на это дело. Наверное, кто-то из нашего братства служит в полиции – иначе откуда бы этой распечатке взяться?.. Ну а моя подпольная кличка – Светоч.
Он погладил себя ладонью по блестящей лысине и снова улыбнулся. На этот раз и Ян улыбнулся в ответ.
– Надеюсь, что ты правду говоришь, Светоч. Ведь если вы из Безопасности, все эти разговоры вам ни к чему. Безопасность и так может все вытащить, я через это прошел.
– И ты был на других планетах? – выпалил один из них, не в силах больше сдерживаться. – Восстание. Расскажи про восстание. Официальная пропаганда нас не просвещает.
– А что они говорят?
– Да ничего. Муру всякую. Демагоги… Горстка сбитых с толку… Мятеж идет на спад… Все мятежники захвачены или уничтожены…
– Верно, мура. Они не хотят признаться, что мы победили! Их вышибли отовсюду, со всех планет. И им пришлось удрать сюда, на Землю.
При этих словах их суровые лица смягчились, заулыбались… Раздались восторженные восклицания:
– Это правда? На самом деле?
– А с чего мне лгать? Они правят здесь, в Солнечной системе, – но больше нигде.
Это было Рождество, праздник, ощущение всех радостей мира. Если они играют, подумал Ян, то они лучшие в мире актеры. Он был уже уверен, что попал в руки Сопротивления, а не полиции. Он рассказал им все, что знал. Наконец Ян прервал поток их вопросов:
– Теперь моя очередь. Как получилось, что вы на меня вышли раньше, чем Безопасность?
– Просто повезло, – ответил Светоч. – А может, наших людей здесь больше. Как только начали передавать экстренный выпуск про тебя, нам велели тебя найти. У нас сочувствующих больше, чем активных членов. Один из них тебя увидел и подсказал нам. А дальше ты знаешь.
– Ну и что теперь?
– Ты можешь быть очень полезен нашему делу, Ян. Если, конечно, согласишься работать с нами.
Ян невесело улыбнулся в ответ:
– Точно так же я влип в это дело в первый раз. Но теперь и вовсе нет причин отказываться. Мое будущее может оказаться совсем коротеньким, может быть совсем несчастливым, если мне сейчас не помогут.
– Ну и хорошо. Первым делом заберем тебя отсюда. Пока они не разнюхали, что тебе помогают. Как это будет – я не знаю и знать не хочу. У нас тут одежонка для тебя есть. Переоденься, а я пока свяжусь со своими.
Ян натянул ветхие хлопчатобумажные штаны и рубашку. И с наслаждением стащил с ног армейские сапоги, которые жали все сильнее. Надев открытые сандалии, он почувствовал себя великолепно. Один из мужчин вышел и вскоре вернулся, держа в руках спортивную шапочку с длинным козырьком и с надписью «Доджерс» золотыми буквами.
– Возьми вот, – сказал он. – Спрячь свою бритую голову, пока волосы снова не отрастут. У нас тут виски есть, бурбон. Мы будем рады, если выпьешь с нами.
– С удовольствием, – согласился Ян, принимая пластмассовый стаканчик с бледной опаловой жидкостью. Напиток оказался очень крепким. – Давайте за свободу. Чтобы и Земля стала такой, как все планеты.
– Да, за это выпить стоит.
Ян приканчивал третий стаканчик бурбона – он казался все вкуснее, а Ян чувствовал себя все лучше, – когда вернулся Светоч.
– Давай скорее, – сказал он. – Тебя ждут. Придется топать ножками. Все, что на колесах, проверяют.
Идти пришлось недалеко; от свежего ночного воздуха в голове просветлело. Шли они все время по темным улочкам. Светоч то и дело поглядывал на часы и последние несколько кварталов заставил бежать.
– Надо прийти в назначенное время, – объяснил он. – Я оставлю тебя перед дверью. Как только скроюсь из виду – стучи. Тебя впустят. Счастливо, Ян. Это здесь.
Перед ними была маленькая дверь, боковой вход в какое-то громадное здание. Светоч быстро пожал Яну руку и исчез. Ян легонько стукнул в дверь – она открылась. Внутри было темно.
– Проходи, быстро, – прошептал кто-то.
Дверь закрылась, темнота стала еще непрогляднее.
– Слушай внимательно, – сказал невидимый человек. – Сейчас пройдешь через дверь и очутишься в гараже. Там полно трейлеров. Ночью они уедут. И они уже опломбированы, потому что прошли таможню. Их обыскивать не будут. Третий от двери – открыт сзади. Иди и залезай туда. Мы повесим пломбу, и никто не узнает, что контейнер открывали. Как только залезешь, я подойду и закрою. Важно, чтобы ты меня не видел. В Лос-Анджелесе тебя выпустят. Теперь вот что. Когда войдешь – не тушуйся, старайся выглядеть натурально. Там могут быть люди, но, если будешь натурально выглядеть, никто к тебе цепляться не станет. Но самое главное, чтобы никто не видел, как ты залезаешь в трейлер, иначе тебе крышка. Постой-ка здесь, я пойду гляну.
Дверь чуть-чуть приоткрылась, и Ян увидел очертание мужской головы. Тот несколько секунд смотрел в щель, потом отодвинулся.
– Ну, давай, быстро. Удачи тебе.
Ангар был громадный, гигантский. Откуда-то издали донесся звук выхлопа. Вдоль стены тянулись бесконечные ряды трейлеров с корабельными контейнерами. Ян направился к ближайшему трейлеру. Он шел медленно, спокойно, словно был одним из здешних. Звук выхлопа замер, раздался какой-то лязг… Подойдя к третьему трейлеру, Ян оглянулся, словно случайно, – вокруг никого не было. Он открыл тяжелую дверь и забрался в контейнер. Закрывая за собой дверь, он успел разглядеть какие-то коробки, которые заполняли почти весь контейнер. Через несколько минут дверь простучали по всей высоте и заперли на замок.
Было темно, тепло и пахло чем-то кислым. Ян сначала сел, опершись спиной о стенку, но вскоре сообразил, что сидеть жестко и неудобно и лучше лечь. Он подложил под голову руку и незаметно для себя заснул. И не проснулся даже тогда, когда трейлер прицепили к тягачу.
Громадный грузовик тронулся с места и выкатился на дорогу – Ян спал. И проснулся только тогда, когда трейлер дернулся и встал, шипя тормозами. Ян проснулся, мигая в кромешной тьме, и почувствовал холодный укол страха, вспомнив все, что случилось с ним. Снаружи кто-то подошел и стал громыхать засовами. Ян затаил дыхание. Сейчас дверь откроется – его схватят, и всему конец. Он съежился в ожидании – и расслабился только тогда, когда машина снова тронулась с места. Если это был контрольный пункт, то его миновали благополучно.
Трейлер все катился и катился без остановок, напряжение спадало – и Яна снова потянуло в сон. Он не стал сопротивляться – ему хотелось отдохнуть.
Ян ворочался на жестком полу, но ни разу не проснулся до тех пор, пока грузовик не остановился снова. Он постоял немного и поехал дальше. Полицейский контроль перед въездом в город? В Англии это было в порядке вещей. Надо полагать, что процедуры Безопасности и здесь такие же.
Когда остановились в следующий раз, Ян услышал, что кто-то снова загремел засовами. Когда дверь открылась, он уже был наготове. И прикрыл глаза рукой, защищаясь от лучей тропического солнца.
– Давай-ка вылазь, чудо, здесь твой маршрут закончен, – произнес чей-то грубый голос.
Ян соскользнул на землю, прищурился – и увидел перед собой полицейского в форме. Попался!.. Он повернулся и хотел бежать, но громадная рука схватила его за плечо и развернула обратно.
– Не балуй! Быстро в ту черно-белую и падай на пол. Ради тебя мне пришлось раскрыться, чудо, – хорошо бы, чтобы ты этого стоил.
С этими словами он подтолкнул Яна вперед и показал ему на черно-белую машину, сплошь увешанную фарами и сиренами, которая стояла в узком переулочке за трейлером. Задняя дверца была открыта – Ян быстро забрался внутрь и бросился на пол. Дверца закрылась. Через секунду полицейский сел на переднее сиденье, и машина с огромной скоростью вылетела из переулка задним ходом: потом резко, с визгом, затормозила, развернулась – и рванула по шоссе. Теперь водитель расслабился и оглянулся через плечо.
– Это правда, что ты им сказал? Что все планеты… это – как ты сказал-то?
– Свободны. Да, свободны, правда. Восстание не удалось подавить.
– Ну что ж, приятно слышать. Быть может, оно заразное окажется, и мы тут на Земле-матушке тоже слегка приболеем, а? Там, куда ты едешь, ребята рады будут заразиться. Я тебя к привидениям везу, им передам. Уж не знаю, как тебе там понравится, но какое-то время ты будешь там в безопасности.
Привидения? О чем это он?
– Боюсь, я тебя не понял, – сказал Ян. – Ты о чем?
– А ты что говоришь так странно? Британец, что ли?
– Да, я в Англии родился. Правда, уехал оттуда довольно давно.
– Вот я и говорю. Разговор у тебя точь-в-точь как у англичан, что в кино показывают. В общем, мистер Британец, я не знаю, как идут дела в тех краях, откуда ты явился, но у нас тут, наверное, все по-другому. Так мне сдается. Мы едем в Нью-Уотс. Когда ты его увидишь – сам поймешь, о чем я. Ты глянь, интересно. Я приторможу, а ты только нос приподыми и глянь. Сам увидишь.
Какое-то время они еще медленно ехали, потом остановились.
– Давай глянь-ка, – сказал полицейский.
Ян осторожно приподнялся и увидел, что машина стоит возле ряда небольших домов. Когда-то они были хороши, но теперь обветшали и покосились. Выбитые окна, провалившиеся крыши… С другой стороны улицы тянулась высокая проволочная изгородь, а за ней пустырь; курганы обожженной земли с редкими кустиками бурьяна. Метров через сто за пустырем стояла еще одна такая же изгородь. А за ней снова какие-то здания, жилые дома, деловые кварталы… Рассмотреть детали на таком расстоянии Ян не мог, но, судя по всему, это тоже были явные развалины.
– Ложись, – скомандовал полицейский. – Как раз туда я тебя и везу. Отсюда выглядит не так уж плохо… – Он рассмеялся, но не весело, скорее иронично. – Сейчас поедем через контроль, но там все парни меня знают, только рукой махнут. Я им посигналю, пусть думают, что по вызову еду.
Машина рванула вперед, завыла сирена… Они повернули, набирая скорость, подпрыгнули на какой-то кочке, помчались дальше… Потом сирена умолкла, и автомобиль сбавил скорость.
– Приготовься, – сказал полицейский. – Останавливаться я не буду, но поеду потихоньку. Как только скажу – прыгай. Окажешься возле узкого прохода между дворами, вроде улочки. Пойдешь по этой улочке, там тебя встретят.
– Спасибо.
– Ты не благодари, пока не увидел, куда попал. Пошел!
Ян потянул ручку и открыл дверцу. Едва он выпрыгнул из машины, как ручку вырвало из пальцев, и дверца захлопнулась – так резко рванулась с места машина… И тут же исчезла за поворотом. Ян посмотрел на покосившиеся деревянные заборы по обе стороны грязной улочки и пошел туда, куда велели. Он чувствовал, что за ним наблюдают, но никого не замечал. В заборах шли калитки, и одна из них распахнулась, когда он проходил мимо.
– Иди сюда, – произнес грубый голос.
Ян повернулся и увидел говорящего. Рядом с ним стояли еще двое. Все трое держали его под прицелом пистолетов. Все трое были черны, как уголь.
– Ты и есть тот самый, со звездолета? – спросил стоявший ближе всех. Ян кивнул. – Тогда заходи. Расскажешь нам все по порядку.
Они окружили его и втолкнули в дом. Потом провели по сырому коридору в комнату. Он услышал, как сзади загремели засовы. Окна в доме оказались наглухо заколочены, воздух затхлый; кроме круглого деревянного стола, окруженного несколькими стульями, мебели не было. Один из провожатых дернул Яна за руку, усадил на стул и сунул ему под нос длинный, видавший виды пистолет.
– Ты шпик, – сказал он со злостью, цедя слова сквозь стиснутые зубы. – Ты же шпик, как пить дать…
– Ну-ка отвали, не надо, – перебил тот, что постарше, и мягко потянул сердитого за плечо.
Сердитый неохотно отодвинулся, а старший сел рядом с Яном.
– Беда в том, что тебя сюда легавые привезли. Ему это не нравится. А кому нравится?.. Я Уилли. А тебя Яном звать, я твою фотографию по телевизору видал.
Ян кивнул, напряженно вслушиваясь. Человек говорил на таком неразборчивом диалекте, что легче было бы объясниться с кем-нибудь из Глазго.
– Ящик сказал, что ты со звезд. Если это правда, то расскажи, что там стряслось.
И Ян еще раз рассказал об успехах восстания. Его собеседник подался вперед и напряженно слушал, заставляя повторять некоторые фразы. Очевидно, его выговор был так же труден для них, как и местный диалект для него. Его стала одолевать усталость, в горле пересохло. Он попросил воды – Уилли сделал знак одному из своих.
– Небось и есть хочешь?
Ян кивнул. Уилли что-то крикнул в открытую дверь.
Еда была незнакомая, но сытная. Непонятная вареная зелень, белая фасоль в черную крапинку и кусок эрзац-мяса, густо приправленный какими-то специями. Пока он ел, присутствующие оживленно переговаривались друг с другом.
– Они чего хотят знать, – сказал Уилли, – нет ли там, на звездах, братьев?
– Не понял…
– Черных. Черных людей, как мы. Или там больше белые дерутся и друг дружку режут?
Это был важный вопрос, и в комнате воцарилась тишина.
– Спасибо. Ужасно есть хотелось. – Он на минуту задумался. – Здесь… как это место называется… Нью-Уотс? Здесь что, все только черные?
– Можешь быть уверен.
– На планетах не так. Я хочу сказать, что никогда раньше не видел, чтобы людей разделяли по цвету кожи. Здесь, на Земле – да, здесь у местного населения Африки и Азии разные цвета кожи. То есть расовые различия обусловлены чисто географически. Но когда люди переселились на планеты, там такое разделение исчезло. Цвет кожи не имеет никакого значения. Там достаточно других проблем…
– Ты слишком быстро говоришь, – перебил его Уилли. – Так я верно понял, что все цвета там выгорают? И перемешиваются все цвета кожи?
– Да, конечно. Цвет кожи никакого значения не имеет.
– Здесь еще как имеет! – сказал Уилли, хлопнув себя по колену.
Все вокруг громко рассмеялись. Ян тоже улыбнулся, хотя не понял смысла этой шутки.
– Мы только надеемся, что ты говоришь правду… – начал Уилли. Один из присутствующих громко крикнул: «Аминь!» —…но чего-то не верится. Наверное, лучше тебе с Проповедником поговорить. Он по-вашему умеет, так что лучше тебя поймет. А после расскажет нам, что и как.
Яна опять куда-то повели; провожатые по-прежнему не убирали пистолетов. Оружие было старое, изношенное, – музейные экспонаты, да и только. Сначала прошли в другую комнату в том же доме; в спальню, где на постели на залатанных стеганых одеялах сидели несколько черных ребятишек. Ребятишки и седая старуха безмолвно проводили их взглядом. Здесь был выход: неровная дыра, пробитая в стене. За стеной оказался крытый проход к следующему дому. Когда они прошли таким образом четыре дома, Ян понял, что все строения соединялись, образуя единое жилище. Наконец подошли к какой-то закрытой двери; Уилли легонько постучал.
– Войдите, – отозвался голос изнутри.
Яна втолкнули в громадную комнату, сплошь заставленную книгами, разительно отличавшуюся от помещений, которые он здесь видел. Она напоминала кабинет его старого руководителя в университете. Стол был завален бумагами и раскрытыми книгами, на стенах висели рисунки в рамках, тут был даже глобус… Мягкие кресла, и в одном из них, за столом удобно расположился сам учитель. Тоже чернокожий, как и все остальные.
– Спасибо, Уилли, – сказал он. – Я тут с Яном сам потолкую.
– У вас все в порядке?
– Конечно. Только оставь человека за дверью, чтобы можно было позвать, если что.
Когда дверь закрылась, человек поднялся и протянул Яну руку. Он был средних лет; густая борода и длинные волосы тронуты сединой. Темная старомодная одежда гармонировала с церковным стоячим воротником.
– Я – преподобный Монтур, мистер Кулозик. Очень рад, что могу оказать вам гостеприимство, для меня огромное удовольствие видеть вас здесь.
Ян пожал протянутую руку и кивнул. В речи преподобного отца не было ни следа местного диалекта; говорил он спокойно и непринужденно.
– Садитесь, прошу вас. Можно предложить вам бокал хереса? Это местное вино, надеюсь, оно вам понравится.
Ян пригубил вино – отличное! – и огляделся вокруг.
– Извините, что так глазею, – сказал он, – но я уже много лет не видел ничего подобного. У вас потрясающая библиотека.
– Спасибо… Большинству этих книг уже сотни лет, редчайшие экземпляры. Тут каждая страница пропитана консервантом.
– Это книги Вредителей? На самом деле? Можно?.. Спасибо.
Ян поставил бокал на стол и подошел к полкам. Переплеты были потертые, ветхие – но отреставрированные, хотя многие названия попросту стерлись. Протянув руку, он снял с полки книгу, которая выглядела самой сохранившейся, и аккуратно раскрыл ее. Книга называлась «Средние века. 395 – 1500 гг.». Ян осторожно перевернул страницу и прочитал на обратной стороне: «Издание 1942 года». С трудом сдерживая почтительное волнение, он сказал:
– Эта книга… Ей же больше пятисот лет! Я и представить себе не мог, что еще существует нечто подобное.
– Существует, уверяю вас. Много чего существует. Но я понимаю ваши чувства. Вы британец, не так ли?
Ян кивнул.
– Так я и думал. Произношение ваше и этот термин – «Вредители». Насколько я знаю, в вашей стране все их так называют. А книги попали ко мне, потому что в период, который у историков называется Регрессией, откатом, разные страны шли разными путями. В то время каждая страна, каждый регион… испытывали определенные трудности – судьба у всех была схожая, – но приспосабливались к ним по-разному. Как правило, опираясь на уже существовавший строй. В Великобритании общество традиционно ориентировано на классовое разделение. Там классовая структура, сложившаяся исторически, была использована для консолидации той общественной системы – жесткой системы, – которая существует и по сей день. Правящая элита никогда не стремилась давать образование массам – и только вздохнула с облегчением, когда новые условия ликвидировали такую необходимость. Но стоит появиться ограничениям в образовании и в информации, как им уже не кончиться, верно? Насколько я знаю, большинство британских граждан не имеет ни малейшего понятия об истинной истории и даже о том мире, в котором живут. Я прав?
– К сожалению, да. Сам я обнаружил это случайно. Оттуда и потянулась цепочка событий, которая… ну… привела меня к вам.
– Понимаю. В такой системе, как ваша, ортодоксы должны жесточайшим образом подавлять интеллектуальную свободу. Но путей к тирании много, и наша история развивалась совершенно иным путем. Америка, не имевшая классовой структуры, вместо нее выработала систему вертикальной мобильности, основанную прежде всего на деньгах. Здесь всегда бытовала банальная истина, что ваше положение определяется не родословной, а банковским счетом… Но – за исключением физически различимых меньшинств, разумеется. Ирландцы, поляки, евреи – традиционные отверженные – через несколько поколений ассимилировались, потому что их расовый тип позволял смешаться с общей массой населения. Иначе обстояло дело с темнокожими расами, которые, попав однажды на самое дно общества, насильно удерживались там постоянными лишениями в материальном и образовательном плане. Такова была ситуация, когда началась эпоха Регрессии. А когда она закончилась – наша страна стала такой, какой вы ее видите сейчас.
Он протянул руку к графину.
– Ваш бокал пуст. Боюсь, я плохой хозяин.
– Спасибо. Только чуть-чуть. И продолжайте, пожалуйста. Я много лет прожил на планете, которая в смысле культуры – задворки Вселенной, иначе не скажешь. Слова ваши, беседа эта… Вы просто представить себе не можете, что я сейчас чувствую.
– Наверное, все-таки могу. Вероятно, я чувствовал то же, когда открыл свою первую книгу. Жажда знания, которая привела меня сюда, в эту комнату, и дала мне мое нынешнее положение. Я просто хотел знать, почему мир таков, каков он есть. У меня были веские причины его ненавидеть, – но я хотел его понять. Как я уже говорил, Регрессия только усилила уже существовавшее расслоение. Ваше полицейское государство в Британии появилось от избытка доброты, от попытки позаботиться о том, чтобы у каждого был хотя бы минимум, необходимый для физического существования; хотя бы еда, чтобы с голоду не умереть, если ничего больше. Но если государство управляет всем, то у людей, управляющих государством, появляется неограниченная власть. И они от этой власти не так легко отказываются… В чем вы имели возможность убедиться, я полагаю. Здесь все происходило совершенно иначе. У американцев традиционно считалось, что бедняк – это попросту бездельник; что безработный – безработный только потому, что работать не хочет, что он от рождения лодырь, и так далее. Регрессия привела к полной победе «невмешательства», которое на деле – попросту воплощение эгоизма, возведенного в абсолют. Просто поразительно, в какую нелепицу способны верить люди, когда это им выгодно!.. Ведь в то время на самом деле существовали искренние приверженцы интеллектуально нищей теории под названием «монетаризм», которая богатых делала еще богаче, а бедных еще беднее… Вместо того чтобы подумать, применяли теорию. Абсолютно несостоятельную.
Монтур задумчиво вздохнул и отпил глоток хереса.
– Ну и случилось то, что и должно было случиться. Когда пища и энергия стали дефицитом, богатые сначала захватили большую их часть, а потом и все остальное, полностью. А что тут странного? Ведь в годы, предшествовавшие кризису, это была национальная политика! Америка потребляла львиную долю мировой нефти, совершенно не заботясь о нуждах других стран. Так кто же может обвинять отдельных граждан в том, что и они вели себя точно так же? Если страна допускает, чтобы ее граждане умирали от отсутствия медицинской помощи только потому, что им эта помощь не по карману, – такая страна морально деградирует. Начинается разложение, начинаются беспорядки. Были восстания, расстрелы, снова восстания… Оружие было повсюду, оно и сейчас повсюду. А нация в конце концов разделилась. Черные и коричневые живут, как вы видите, в гетто, за колючей проволокой… Выращивают тут кое-что съестное на своих огородах, либо выходят наружу – зарабатывают кое-что физическим трудом, без всякой механизации… Умирают очень рано, многие в детстве… От преимуществ технологического общества им не достается ни капли; эти капли так глубоко не просачиваются. Но в отличие от вашей страны здесь никто не пытается скрыть от них историю. Угнетатели хотят, чтобы угнетенные знали, как дошли до жизни такой. Чтобы помнили обо всех неудачных восстаниях и не пытались начать снова. Так что вас больше не удивляет наш интерес к восстанию на планетах, верно? Мы надеемся, что оно перекинется и на Землю.
Ян кивнул:
– Извините мою бестактность… Я не понимаю, почему власти дали вам возможность получить такое образование.
Монтур улыбнулся:
– Власти мне ничего не давали. Мой народ попал в эту страну в качестве рабов. Без всякого образования, в отрыве от своих корней, от своей культуры… Все, чего мы достигли с тех пор, – достигнуто вопреки тому положению, в которое нас ставили хозяева. Когда начался крах, нам совсем не хотелось отдавать то, чего мы добились с таким трудом. И чем больше нас угнетали – тем крепче мы становились. Народ мужал. Раз у нас отобрали все, кроме разума, – что ж, – нам оставалось уповать только на свой разум, ни на что больше. Тут мы смогли воспользоваться опытом другого угнетенного меньшинства. Евреи. Они тысячелетиями сохраняли свою культуру, свои традиции, опираясь на религию и уважение к знанию. Человек благочестивый, человек ученый всегда был у них уважаемым человеком. Религия была и у нас; свои профессора, свои просветители тоже были… А под давлением обстоятельств религия срослась с наукой. Самые талантливые мальчишки, когда подрастают, становятся священниками – и это великая честь… Я ведь тоже вырос на этих улицах. Я говорю на языке гетто, возникшем за то время, что мы были сдвинуты на обочину жизни и отделены от остального народа… Но я научился и языку угнетателей – это входило в программу образования. Если при жизни нашего поколения ничего не изменится – я передам свои знания тем, кто будет после меня. Но я знаю – я верю в это, – когда-нибудь спасение придет.
Ян допил херес и поставил бокал, жестом отказавшись от предложения налить еще. Слишком много событий произошло в последнее время, и он не успел еще прийти в себя: мозг устал почти так же, как тело, мысли топтались на одном и том же месте. Какую уродливую жизнь вынуждены влачить люди! Пролы в Британии по крайней мере сыты и защищены, как скот домашний, – за то, что согласны играть свою роль. А здесь, в черных гетто Америки, люди хоть и не имеют этого – зато знают, кто они и откуда… Но их знание ведет к тому, что они живут в состоянии постоянного бунта!..
– Право, не знаю, в какой системе жить хуже, – сказал Ян, – в моей или в вашей.
– Нельзя мириться ни с какой системой угнетения. А ведь в мире существуют и худшие, гораздо… Великий социалистический эксперимент в Советском Союзе, с его отвратительным безумием внутренних паспортов и трудовых лагерей, тормозился наследием царизма. Отмерло бы у них когда-нибудь государство, как предсказывал Маркс, или нет – мы никогда не узнаем. К началу Регресса они не успели индустриализировать свою крестьянскую экономику – и легко сползли обратно, почти к феодальному строю. Много людей погибло… Впрочем, в России всегда погибало очень много. Комиссары и партийные вожди верхнего эшелона заняли место прежней аристократии… Титулы сегодня не такие, как прежде, но если перенести из прошлого любого русского царя – он бы там себя чувствовал как дома.
– Восстание должно прийти на Землю, – сказал Ян.
– Совершенно с вами согласен. Мы должны работать во имя того дня…
Внезапно дверь распахнулась. На пороге стоял Уилли и тяжело дышал. В каждой руке он держал по пистолету.
– Беда! – выдохнул он. – Просто жуть! В жизни такого не видал.
