Текст книги "Дороги богов"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Глава 12

В тот день отгремела первая гроза, и старый жрец принес благодарность Перуну за благословение полей. По приметам выходило, что надо ждать доброго урожая.

Будимир, заставший Огнеслава и остальных перед изваянием, не стал мешать жрецам, но когда они, проведя зачин и благословив собравшихся гражан на трапезу, удалились, разыскал их у землянок. Подходя, он сорвал с головы шапку, отдал поклон и заговорил, равняясь:

– С нуждой я к тебе, владыка Огнеслав, и к вам, владыки!

Зарница невольно отступила на шаг, словно речь должна была пойти о ней. Будимир заметил ее напряженное лицо, но не повел и бровью, словно не узнал девушку.

– Я о благословении для дела моего богов просить хочу, – сказал он. – Испросите у Светлых для меня подмоги и удачи, а уж я любые жертвы им принесу. Меня вы знаете – я за свое дело и кровь девицы пролить готов, коли что!.. Вам их помыслы ведомы – замолвите за меня слово.

Огнеслав покачал головой, про себя удивляясь упрямству ладожского князя.

– Я помыслы богов чую, – молвил он. – Уж коли они благословения на что-то не дают, их проси не проси, а лишь хуже сделаешь. И вперекор им идти – самому себе яму рыть. Остановись, княже! Гляди, как бы худа не было!

– Это что же! – вспылил Будимир. – Без божьего благословения и жить не моги!.. А я докажу! Не вы – так мой человек все сделает, и Перун увидит, что я могу! Я докажу, что у меня есть сила и право той силой пользоваться!

Четверо жрецов молчали. Напоровшись на стену их немоты, Будимир отшатнулся и, как в последнюю надежду, вцепился в Зарницу, встряхнул ее за плечи:

– Ты-то веришь мне, Перуница? Ты мне во снах являлась – должна лучше прочих ведать, что на самом деле боги Светлые себе о нас, людях, мнят!.. Ну, молви слово, что я могу вершить задуманное! И что человек может заставить богов замечать себя и служить себе!.. Я буду самовластным князем и по-княжески буду решать, как мне говорить с богами, какие им жертвы нести!

– Худое ты задумал, князь! – попробовал усовестить его Ведомир. – Слухами земля полнится – о новой усобице печешься!.. Гляди, не истощилось бы терпение богов!

– Я во славу их кровь человека пролить готов! – Будимир, как сокол, вскинул голову, дернув кадыком. – Принесу жертвы – умилостливлю Светлых! Раз говорил и еще повторю – не поскуплюсь ни добрым молодцем, ни красной девицей!

Словно пред ним уже был назначенный в жертву Перуну человек, князь с силой сжал плечи Зарницы. Девушка онемела от пышущей из него ярости и разлепила губы лишь единожды, чтобы выдавить:

– Любишь без дела чужую кровь лить – гляди, как бы свою пролить не пришлось вскорости!

Услышав ее слова, Будимир отшатнулся, словно его ударили по лицу. Несколько мгновений он глядел на Зарницу, потом отодвинул ее от себя, прошептал: «И ты тоже!» – и, чуть пошатываясь, пошел прочь.

Четверо жрецов смотрели ему вослед.

– Быть худу, – вздохнул Милонег.

– Вот что, брате. – Огнеслав взял его за плечо. – У тебя ноги полегче. Поспеши-ка в Новый Город, к князю-старейшине Гостомыслу. Упреди его о замыслах Будимира Ладожского. Гостомысл Буривоевич ему дед. Должен усовестить внука… Ежели его еще можно остановить!

Милонег поправил пояс и, не сняв жреческой долгой рубахи, скорым шагом поспешил в другую от князя сторону – к берегу Волхова, где на причале стояли лодки.

А Огнеслав и Ведомир не отправились по домам – остались ждать князя Будимира. Они верили, что ладожанин еще покажет себя.

И не ошиблись. Ближе к вечеру, когда солнце начало клониться к закату и возле Перыни стали затихать игрища, а люди понемногу расходились, десятка два всадников подъехала к воротам. Упрежденные мальчишками, Огнеслав, Ведомир и Зарница вышли встречать.

Это был долгожданный Будимир со товарищи – узнался ладожский жрец Силомир, ближний Князев боярин Твердята и юный меченоша Мирослав, ведущий в поводу коня. Поперек седла был брошен связанный по рукам и ногам незнакомый человек.

Огнеслав вышел вперед, останавливая идущего впереди широким шагом Будимира:

– Что угодно тебе здесь, в доме богов?

Князь остановился, не выказывая ни страха, ни гнева.

– Ты сам знаешь что – спокойно ответил он. – Я обещал Перуну жертву за свои дела и сегодня пришел исполнить обещанное!

Связанный человек чуть пошевелился, приходя в себя. Его сдернули со спины коня, поставили на ноги. Старый жрец окинул его взглядом. Это был крепкий, сильный мужчина, еще молодой, по летам моложе князя. И по его лицу было видно, что он вовсе не желает умирать и жадно прислушивается к словам спорщиков, черпая в них надежду или поражение.

– Его? – качнул головой он. – Да, Перун любит, когда на алтаре льется кровь, но не людская и добровольно отданная.

– Именно его! – прервал Будимир. – Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой, владыка? Я не отступлю от своего решения, ибо хочу, чтобы боги даровали мне победу. Они уже послали мне свой знак. Вот, гляди!

Князь махнул рукой, и меченоша Мирослав выступил вперед. На вытянутых руках он осторожно нес длинный прямой меч, рукоять которого напоминала сплетающихся в смертельном объятии змей.

– Сей меч мне богами предначертано было поднять против врагов земли нашей. – Будимир бережно коснулся червленой рукояти и кивком отпустил меченошу. – Уже и без него общими силами сумели мы скинуть урман с нашей шеи, а теперь и вовсе на нашей стороне победа окажется. Так пусть же жертва прославит бога, ради чьего имени я иду в бой. А этот человек еще и чужеземец и…

Не найдя сразу слов от возмущения, Огнеслав пристукнул посохом о землю.

– Ты хочешь осквернить алтарь Перуна кровью иноверца? – загремел его голос, обретая юношескую мощь, и многие спутники Будимира встревоженно переглянулись. – Опасайся вызвать гнев Перуна!

– Боги на моей стороне, – не сдавался Будимир. – Я князь, со мной сила. Эта жертва будет угодна Светлым – я так вижу!

Он верил в то, что говорил, – Зарница чувствовала его уверенность. Но неужто его чувства столь сильны, что он, неглупый, прозорливый, не догадывается о сомнениях?

– Никому не ведомы помыслы богов, – возразил тем временем владыка Огнеслав. – И не всякая жертва может быть принята. Бойся их гнева, бойся Суда богов!

Назначенный в жертву пленник при этих словах вздрогнул и сделал движение к старому жрецу. Поглощенный спором, тот не заметил этого, а Зарница пристальнее вгляделась в незнакомца. Он ведал что-то и хотел открыть тайну.

Больше она уже не слушала, с головой поглощенная свалившимся на нее новым чувством. Пленный не был урманом, он на вид казался славянином. Его пристальный взгляд, каким он следил за князем и жрецом, говорил о том, что ему ведома словенская речь и что его не зря изловил Будимир.

– Я так решил, – взмахнул рукой, как отрубил, тот. – И не тебе, жрец, меня останавливать. Если гнева богов боишься ты, то мой человек готов и сделает все сам!

Он махнул рукой назад, указывая, и Силомир, старый знакомый Зарницы и Ведомира по Ладоге, выступил вперед. На поясе его висел жреческий нож, на шее поблескивала витая гривна – знак его жреческого достоинства. Он сразу подошел к девушке. За полгода он прибавил себе уверенности и важности, и жрица отвела от него взгляд.

– Не думала, что ты решишься на такое, – молвила она.

– Однажды придет день, и ты поймешь, Борислава, что я должен был сделать то, что собираюсь свершить, – ответил Силомир.

– Ты идешь против богов!.. Человеческая кровь священна и не предназначена для жертвы!

– На нашу землю идет новая беда, пострашнее урман, – с явной неохотой открыл Силомир. – И пока ее провидит только мой князь.

Зарница ничего не ответила.

Поняв, что Будимира не переспорить, а сражаться с дружинниками нельзя, Огнеслав последний раз попробовал остановить упрямца.

– Если хочешь умереть ты смертью безвременной, то иди, потому как богам неугодна будет жертва твоя! – изрек он.

Это было пророчество, и только глухой не понял бы его смысла. Но Будимир лишь раздул ноздри.

– Я готов на все, – сквозь зубы выдохнул он и кивнул своим людям.

Пленника толкнули в спину и провели мимо замершего Огнеслава внутрь капища. Силомир задержался около Зарницы, словно ожидая ее слов, но не дождался и бросился догонять князя.

Никто не ушел с капища на ночь домой. В самое сердце прошли весьма немногие – жрецы, сам князь с неразлучным Мирославом и назначенный в жертву пленник. Спутники Будимира расположились снаружи – запалили костры, расседлали и пустили пастись коней, но брони не снимали, ожидая чего-то. Пришлый Силомир устроился в одной землянке, остальные жрецы в другой. Для Будимира Мирослав обиходил третью.

Зарница маялась, сидя на лавке. Огнеслав и Ведомир о чем-то тихо переговаривались – девушка не слышала. Она не сомневалась, что Милонег упредил старейшину Гостомысла о приезде князя Будимира, но ведь младший жрец не знал, зачем приехал ладожский князь. А так нужно было бы к завтрему привести сюда новогородскую дружину во главе с боярином Доброгастом! Он бы помешал Будимиру свершить непотребное дело! Огнеслав и Ведомир не оставят дела просто так, но, если Новый Город не позовет ратников, случится страшное…

Девушка не могла больше терпеть. Набросив на плечи темный плащ-мятель, она неслышно выскользнула наружу.

Спускалась темнота. Стан ладожан за пределами капища еще не затих. Слегка подсвечивали темноту догорающие восемь костров, отдавая свой свет первым звездам. Зарница приостановилась, слушая тишину.

Возле самого изваяния кто-то был. Туда отволокли связанного пленника и бросили наземь, как мешок с зерном. Но он был не один. Приглядевшись, Зарница узнала князя Будимира.

Ладожанин тянул к неподвижному лику Перуна руки.

– Ты все ведаешь, громовержец! – горячо шептал он. – Я не могу поступить иначе – сердце беду чует! Беда земле нашей грозит!.. Пусть, как стращает меня твой служитель, мне грозит безвременная смерть – я согласен! Но только отврати от Руси беду! Ты один знаешь, что грядет в будущем! Я на любое дело готов, любую жертву принесу, чью угодно кровь пролью – только отврати беду! Заклинаю тебя…

Припав к земле, Зарница с тревогой слушала голос князя. Он говорил странные вещи. Выходило, что не зря Будимир выбрал в жертву именно этого человека, – именно в нем видел он вестника беды. Она еле смогла дождаться, пока князь наконец не ушел в землянку, и только после этого крадучись приблизилась к изваянию Перуна.

Пленник сидел на земле, боком привалившись к основанию резного бога. Услышав над собой шаги, он встрепенулся, поднял голову и сощурился, разглядывая Зарницу в темноте.

– Выходит, мне не померещилось, – хриплым голосом молвил он, – ты женщина!

– Здесь меня зовут Зарницей. Я жрица Перуна. – Зарница осторожно коснулась ладонью бока камня-алтаря.

Пленник на ее слова опустил голову.

– Значит, это будешь ты, – еле слышно произнес он.

Девушка опустилась на колени, робко протянула руку – хотела дотронуться до его широкого плеча, но не посмела.

– Кто ты? – тихо позвала она.

Пленник снова поднял на нее глаза – и оба ненадолго застыли, переплетя взгляды.

– Я – Тополь, – выговорил он, облизнув губы. – Тополь, сын Ворона, из рода Волка. Я приехал издалека.

– Ты чисто говоришь по-словенски, – сказала девушка.

– Я славянин родом, но родился далеко отсюда.

Он смотрел на нее так спокойно и беззлобно, что Зарница почувствовала боль и жалость. До сего мига она сама не ведала, что заставило ее выйти из землянки, теперь же девушка вовсе раздумала уходить и опустилась на колени подле пленника.

– Откуда ты пришел, Тополь? – молвила она. – И за какое дело князь именно тебя назначил в жертву Перуну?.. Ты чем-то перед ним провинился?

Пленник поднял голову, вглядываясь в темнеющее небо, словно читал в первых проблесках звезд свою судьбу.

– В чем моя вина? – выговорил он, и видно было, что слово такое ему было непривычно применять к себе. – Может быть, в том, что я недостаточно хорошо служил богам… А может, в том, что служил слишком хорошо и забыл себя в служении им!..

С этими словами Тополь вывернул шею, высматривая резкой лик Перуна и его янтарные очи, в которых еще поблескивали последними искорками догорающие костры. Казалось, грозный бог уже смежил тяжелые веки, но еще следил за людьми у своих ног из-под ресниц. Зарница проследила за взглядом пленника, и ей невольно стало жутко. Как будто это было вчера, вспомнился тот странный всадник на буром коне, приведший ее сюда. Тогда она мало сомневалась в том, что воочию видела самого Перуна. И ей сызнова показалось, как кто-то невидимый встал над капищем, глядя из темноты.

– Кто ты, Тополь? – воззвала она. – По твоим речам я сужу, что ты не простой чужанин!..

Пленник обернулся на нее и долго ощупывал взглядом лицо девушки. Несмотря на сгустившийся вокруг полумрак, Зарница почувствовала его и покраснела, смущаясь. Во взоре чужака горел вызов.

– Откуда я? – неожиданно нарушил он короткое молчание и поелозил на жесткой земле, устраиваясь поудобнее и опираясь на основание изваяния связанными за спиной руками. – Я родился далеко на севере, в Свеаланде, земле свеев… И прежде чем попал сюда, прошел большой путь, но не жалею ни об одном дне и часе из прожитого!

Кому-то моя история покажется глупым полудетским вымыслом, кому-то – басней скальдов, созданной поучения и развлечения ради, кому-то – бредом воспаленного болезнью разума, а кто-то усмотрит в ней кошмар, пережить который наяву, по счастью, не дано никому. И никто не в состоянии проверить мои слова – те, кому выпала похожая судьба, ныне мертвы. Я и сам не верил бы себе, но сейчас, сидя у ног священного дуба в ожидании, когда жертвенный нож перережет мне горло, я понимаю, что завершиться мой путь иначе просто не мог. Я, служивший богам последние несколько лет жизни, должен буду кончить жизнь здесь, убитый во славу Тора-громовержца, под каким бы именем его ни знали тут, в чуждой мне земле Гардарики. Я должен умереть, ибо никто не может сойти с Дороги богов живым, раз ступив на нее. Теперь я в это верю и боюсь открывшейся мне веры…

Вспоминая свою жизнь, я понимаю, что так предназначили мне Норны. Я с рождения шел к этой Дороге, рука Судьбы бережно и твердо направляла меня по ней, готовя к исполнению приказов богов. Я не смел спорить…

Голос Тополя, тихий, ровный, чуть хриплый, тек словно откуда-то издалека. Он рассказывал о своем детстве в земле фиордов, в далеком Свеаланде, в Стейннфиорде, хольде своего отца, викинга Эрика Медведя, о том, как однажды ему, пятнадцатилетнему мальчишке-трэллю, который не видел впереди ничего, кроме обычной доли раба, вдруг открылось будущее, о каком только мечтают многие и многие его ровесники. Завидная доля викинга, свободного воина, подчиняющегося только своему конунгу и богам, покорителя стран и народов, поманила его искусно выкованной рукоятью Меча Локи, в давние времена вделанного в стену мужского дома в Стейннфиорде.

Долгожданная свобода, клятва верности и место на весле драккара. Морские дороги, бои, победы, добыча и пиры под песни скальдов… Потом опрометчивый, самонадеянный поход в Поморье, в земли бодричей и лютичей и гибель всего хирда. Молодой вождь бодричей Рюрик Годославич, пылающий местью за убийство викингами своего наставника, – и спасение. А затем предопределенная богами встреча с Вороном, сыном славянского князя из рода Волха Славеновича, убитого много лет назад в усобице, чей правнук был принужден с младых ногтей скитаться по чужим землям. И Дорога богов, открытая ему названным отцом, другом и наставником.

Зарница не ждала от пленника ничего подобного. Она уже давно сидела на голой земле, обхватив колени руками, и затаив дыхание слушала повесть Тополя. Ее собственные беды юности, тяготы отроческой службы в дружине, потеря родных и новое жреческое служение, встречи с Будимиром и викингами – все казалось отошедшим в сторону. Перед нею сидел человек, который один мог бы ее понять, которого сама судьба судила ей в побратимы, и кто знает…

Отвлекшись, девушка исподтишка разглядывала Тополя. Он был красив – так говорили ей глаза. Он был новым, необычным, не как все. Он был воином, который уважает воинов. Он бы не отнял из ее рук меч, не велел скинуть мужские порты и не засадил за прялку и ткацкий стан, как втайне мечтал Милонег. Подле такого сама захочешь надеть расшитую поневу и жемчужную кику, а не захочешь – будешь ведать наверняка, что он не разлюбит тебя за своеволие, а уважит твое желание. Все женское, что так долго загоняла внутрь Зарница после неудачного сватовства Милонега, пробудилось и вырвалось на свободу.

Девушка даже ахнула про себя, когда поняла, что ей отчаянно хочется обхватить руками эти напряженные плечи, почувствовать на своих плечах эти сильные, сейчас жестоко заломленные назад руки. Мужатые подруги Добродеи из Славенска порой делились с нею сладкими переживаниями, надеясь, что пробудят в ее холодной душе тоску по любви. Семена не погибли – пришел их срок, и они проросли…

Облизнув пересохшие губы, Тополь прервал рассказ. Оглушенная тишиной, Зарница вскинулась, по глазам, прежде слов, догадалась о невысказанной просьбе, бросилась бегом в землянку и принесла напиться. Пленник пил долго, стараясь не изронить ни капли, и, осушив чашку, поблагодарил взглядом.

– Благодарствую, Заря. – Он по-своему произнес ее имя.

– Еще! Говори еще! – чуть не вскрикнула она.

Тополь удивленно посмотрел на нее, но продолжил.

Когда с его уст слетели имена князя Будимира, его воеводы Войгнева и ближнего боярина Твердяты, Зарница невольно оглянулась на землянку. Про замыслы ладожского князя она слышала осенью, но с весны они напрочь переменились. Оставалось удивляться, что князь не повелел зарезать чужанина, узнавшего слишком много, прямо на заставе – помешала удача, случайность. Ну и Гостомысл, к которому Тополь успел приехать.

Она не сразу поняла, что рассказ кончился, поглощенная собственными думами.

– Что же теперь будет? – вырвалось у нее.

– Мне того узнать не приведется. – Тополь потянулся, пошевелил плечами. Руки затекли, пальцы похолодели, но жизни оставалось так мало, что он уже не думал о них. – Одно могу промыслить: ежели по зову старейшины Гостомысла явится укрощать вашего Будимира Рюрик бодричский, плохо ему придется. Имя Рюрика, коего князь-старейшина Гостомысл собирается звать в Гардарику, – вот что хотел выведать у меня твой князь. И убьет он меня не только потому, что богам нужна кровавая жертва, но и за то, что я ведаю кое-что, а с ним тем знанием поделиться не желаю!

Он выпрямился, насколько позволило затекшее усталое тело, и с вызовом взглянул на Зарницу. Беги, мол, девушка, к своему князю, рассказывай то, что тебе поведал смертник!

Она не тронулась с места – сидела как зачарованная, сраженная открывшейся ей правдой. Глаза обоих уже привыкли к темноте, и Тополь видел, как тени сомнений бродят по ее челу.

– Правда ли, что сами боги тебя на Русь направили? – наконец выдавила Зарница. – Что не собственным почином ты к нам явился?

– Пустился я в путь не по их наказу – Ворон, названый отец мой, о том просил, – сознался Тополь. – Но богам нет нужды приказывать дважды. Я сделал то, что им было угодно, и должен умереть, потому что больше не нужен. Одно хорошо, – он снова запрокинул голову, озирая небо, – рассвет еще увижу!

Далеко на востоке край окоема уже серел. До самых коротких ночей было еще больше месяца, но ночи уже укоротились, а они и так незаметно для себя проболтали довольно долго. Эхо донесло отзвук первого петушиного крика, зовущего новый день.

Зарница обернулась на неподвижный темный лик Перуна. Когда-то она тоже сделала то, что было угодно богам, и те отблагодарили ее на свой лад – позволили служить им и приносить жертвы. В этом они тоже были близки с Тополем.

– Ты еще увидишь и закат, – молвила она и встала. – Ты говорил про свой Меч Локи… Каков он был на вид?

– В простых ножнах, – все еще думая о своем, ответил Тополь. – На черене змеи, на теле руны, каких ты, верно, не прочтешь… Его забрал себе князь, когда меня связали. Он ничего не ведает о том, для чего Светлые берегли этот меч, и считает, что он назначен для него.

– Погодь меня здесь! – словно пленник мог уйти, попросила Зарница и скрылась в темноте.

Легкий шорох ее шагов поглотила ночь, и тогда только Тополь почувствовал страх. Он сам подробно поведал этой словенской жрице все о Мече Локи, который для него был ценнее чести. При мысли о нем отступал страх близкой смерти. Сам того не подозревая, Тополь продолжал ревностно служить богам, тревожась за судьбу доверенного ему оружия. Что с ним будет, когда его не станет? Где потом, в час Рагнарёка, искать его богам?

…Зарница возникла из темноты бесшумно, как призрак, и Тополь почувствовал радость, когда увидел у нее в руках свой меч. Этих змей он признал бы из тысячи похожих! Он рванулся привстать, но Зарница положила ему руку на плечо:

– У нас мало времени.

Вынув из ножен на поясе нож, она быстро перехватила на его запястьях ремень и подхватила за локоть, помогая встать. Поднявшись, Тополь оперся на ее плечо, медленно разминая тело. Пережидая короткий приступ слабости, он остановился, но Зарница дернула его за руку:

– Скорее!

Уже догадываясь, что она задумала, но еще не веря своему счастью, Тополь послушно направился за нею.

Само капище, где шумел молодой листвой дуб, стояло изваяние Перуна и горели костры кругом алтаря, было обнесено тыном. Кроме ворот, в нем был тайный ход, устроенный в давние времена по старой памяти. Как жрица, Зарница была обязана знать о нем, и сейчас она этим ходом, под землей, вывела Тополя на волю.

Стреноженные кони княжеской дружины бродили вокруг, подбираясь к самому капищу. На условный посвист лесовиков тихим фырканьем отозвался один жеребец – тот самый, с которого днем сбили Тополя. Приученный конь сам подошел на голос. Зарница набросила на его подставленную спину прихваченное седло и кожаный мешок с дорожным припасом, и втроем беглецы скрылись в темноте.

Роща раскинулась в полуверсте от капища. Мимо нее бежала к дальним огнищам дорога. Опасаясь слишком бдительных сторожей, беглецы не свернули на нее, а углубились в лес.

Остановились, только когда путь им преградил неглубокий, но густо заросший овраг. К тому времени Тополь уже вполне чувствовал свое тело и принялся седлать и взнуздывать коня. Тот, понимая, что до спасения еще далеко, сам подставлял бока и разевал рот для удил.

Бессильно прислонившись спиной к дереву, Зарница смотрела, как спасенный ею чужанин Тополь собирается для дальней дороги. Ей хотелось закричать, упасть на колени и отчаянно молить, чтобы взял с собою, но тот молчал, словно забыв о ее существовании. Не выдержав, девушка шагнула к нему и припала к его широкой спине, обхватив руками.

Тополь остановился. Накрыл ладонями ее пальцы, сжал. Зарница всхлипнула, кусая губы. Он медленно развернулся, придерживая ее за плечи. Молодой месяц лучом раздвинул ветки деревьев, освещая дно оврага, и в его серебристом свете девушка разглядела огонь в глазах чужанина.

– Заря, – прошептал он, беря в ладони ее лицо. – Зарница, жрица богов…

Губы его легли на ее губы, и мир закружился перед глазами Зарницы, проваливаясь в душный сладкий туман. Оглушенная, раздавленная, она бессильно застонала, откинувшись на его руках, когда, прервав поцелуй, Тополь склонился к ее груди. Мир потерял равновесие. Склон оврага вдруг стал неимоверно крут и скользок, и, сжав друг друга в объятиях, они вместе скатились вниз. В этом овраге он и взял ее – как дикий зверь, как голодный, дорвавшийся до пищи и не ведающий, скоро ли придется снова обедать…

А потом они долго лежали, прижавшись друг к другу разгоряченными телами и не сводя друг с друга жадных глаз.

– Я знала, – прошептала первой Зарница, – что придешь ты… Я ждала такого, как ты! И я верю – ты единственный, кто мне нужен!

– А ты – мне. – В этот миг Тополь не думал об оставленной в стае лесовиков Лане и ее детях. – Тебя послали мне боги!

– Боги! – Приподнявшись на локте, Зарница припала к груди Тополя, вдыхая запах его кожи и пота. – Я не ведаю, что теперь будет!.. Мне страшно – что нас ждет?

– Все мы умрем, когда то будет угодно богам. – Тополь коснулся ее плеч и сильнее сжал Зарницу в объятиях, успокаивая. – Но своих слуг они хранят… Может, и нас сберегут…

Сейчас он уже верил в сужденную ему долгую жизнь. Мягко отодвинув от себя женщину, сел, натягивая рубаху.

Сжавшись в комок и не спеша одеться, Зарница жадно смотрела на него, словно хотела запомнить навсегда.

Уже облачившись полностью и затягивая пояс, Тополь вспомнил о женщине. Он обернулся к ней, и Зарница вскочила ему навстречу как была нагая, но не стыдившаяся своей наготы. Тополь задержал взгляд на ее груди и, одолевая новый позыв плоти, полез за пазуху и снял с себя подаренный Вороном оберег – кованую фигурку раскинувшего крылья ворона:

– Прими на память. И береги себя!

Зарница ойкнула, когда хранившая тепло тела Тополя фигурка легла ей на кожу, бросилась к своим вещам и, путаясь в рукавах рубахи, достала свой оберег – громовое колесо, знак Перуна.

– Прими и ты, – дрогнувшим голосом молвила она. – Пусть боги сохранят тебя… – и не выдержала: – Возвращайся! Я буду ждать!

Выдернув из подола плаща суровую нитку, Тополь надел оберег на шею и взглянул в широко распахнутые глаза женщины. Но в следующий миг он уже сидел в седле и, последний раз взмахнув рукой, поскакал в темноте прочь.

Зарница стояла на дне оврага, прислушиваясь к удалявшемуся топоту копыт, а когда он растаял в шуме леса, зарыдала в голос, падая на колени.