Текст книги "...Имеются человеческие жертвы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

–  ...чем за чистое червонное золото, – закончил Грязнов.

–  Это что же такое? – поинтересовался Меркулов. – Я, Вань, такую же хочу!

–  Не советую, – сказал Турецкий, – потому как речь шла о кое-каких занятных деталях и компонентах сверхмобильного ядерного оружия.

–  Это что, чемоданчики ядерные, что ли? – с усмешкой воскликнул Меркулов. – Так это же, говорят, туфта, так сказать, псевдонаучная фата-моргана!

–  Ну, не знаю, – сказал Турецкий. – Может, и туфта. Однако одна моя знакомая в этом городе, чей покойный отец был как раз директором одного здешнего завода, который и занимался изделиями близкого профиля, несколько лет назад в собственных руках держала какой-то очень странный чемоданчик. Тот чемоданчик или не тот, теперь уже неизвестно, однако если бы он был тем чемоданчиком, то потянул бы на мировом черном рынке оружия не меньше, чем на пятьдесят миллионов. Дешево и сердито! Между прочим, весил тот «дипломат» ни много ни мало сорок два кило и принадлежал знаете кому? Не угадаете, Константин Дмитриевич, – господину Клемешеву! А предназначался кому? Мы не знаем. Хотя одно установлено точно: то радиоактивное вещество, которым убили Виктора Грозмани по предложению Горланова, во всей стране производится только здесь и как раз на том же заводе. Теперь понятно, почему наш Никита предпочел вырыть себе берлогу не на Майорке, а здесь, в провинции.

–  Ну да, – усмехнулся Меркулов, – все-таки, как сказал, кажется, Бернард Шоу, в раю – климат, а в аду – общество.

–   А уж потом, на допросе, Нелюбин показал, – сказал Турецкий, – ведь это Горланов Клемешева подзуживал «важняка» Турецкого угрохать. Ведь Клемешев-то меня знать не знал, а Никите я как– никак маленько насолил. Да еще мог и жопу наперчить.

–   А мы-то тут слушали разные разговоры и по обычному телефону, и по сотовым – базарит с кем-то Клемешев, – продолжил Грязнов. – Минут по десять, по двадцать толковище, оба слушаем – ну знакомый голос! Интонации прямо родные. И ни он, ни я так и не смогли узнать. А смекнули лишь тогда, когда Клемешев тут точно тем же финтом от здешних «наружников» удрал, как и Горланов после суда. Только тут у нас искра и проскочила. А уж кто из них автор сего способа – один шайтан знает.

–  Это, видно, вам Майорка глаза застила, – сказал Меркулов. – Ну так выпьем, мужики! Выпьем хотя бы за то, что теперь у нас на Горланова такой доказательный материал; что уж больше ему не вырваться.

91

Наташа два дня приходила в себя после всего пережитого в тот вечер. В эти дни Турецкий звонил ей и даже заехал, чтобы узнать, в каком она действительно состоянии и не нужна ли какая-нибудь помощь.

Но она уже вполне оправилась, хотя была еще бледна и молчалива, как и всякий человек, переживший то, что ей выпало пережить в эти дни.

–  Конечно, – заметила она, разливая чай по чашкам, когда они сидели в ее кухне, – конечно, он, этот человек, Клемешев, он был зверь, урод... Не уверена даже, можно ли назвать его человеком. Но я ведь знаю, я видела своими глазами – он бывал, он мог быть другим! Он был по-своему даровит. Почему все-таки возобладало вот это?

–   Не знаю, – пожал плечами Турецкий. – Наверное, здесь помог бы психоанализ. Быть может, я ошибаюсь, но думаю, в его жизни все могло бы сложиться совсем не так, а прямо с противоположным знаком... Если бы не та война, где его, мальчишку, заставили убивать, сказав, что это нужно и хорошо и так просто делается.

–  Вы знаете, говорят, через Афган за девять лет прошло больше миллиона человек. Но убийцами назад, домой, в мирную жизнь пришли только единицы. Почему? Вы знаете, какая у него была любимая поговорка? Случайностей не бывает!

–  Это правда, – подтвердил Турецкий. – И вся моя жизнь подтверждает это. И в общем, жизнь всякого человека. Сегодня рейсом в двадцать один пятьдесят мы улетаем в Москву. А в семь часов я приглашен на телевидение, все в ту же программу «Нынче вечером с вами...». Хотите, поедемте вместе? Все-таки моя прощальная гастроль.

...И вот снова «важняк» Турецкий – похудевший, осунувшийся и сильно загорелый – сидел в студии перед двумя камерами с горящими красными огоньками, и та же женщина-ведущая была рядом, и Наташа Санина в черном платье.

– Добрый вечер, дорогие телезрители! Буря в нашем городе отшумела. Мы возвращаемся к нормальной жизни, и дел у нас впереди невпроворот. Почти два месяца в Степногорске работал старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации, старший советник юстиции Александр Борисович Турецкий . Сегодня он покидает наш город, и мы пригласили его в ту же студию и на ту же программу, где вы увидели его впервые на второй день после его приезда к нам.

Все вы знаете, каким популярным человеком за это короткое время стал Александр Борисович в Степногорске. И я уверена, сейчас многие с волнением ждут, что он скажет всем нам на прощание.

Турецкий взглянул в камеру. Перед ним, вне поля зрения объектива, был маленький монитор, и он увидел там себя, похудевшего и как будто... нет– нет, не постаревшего, а как бы возмужавшего.

– Добрый вечер, – сказал он. – Все кончается, и вот кончается моя затянувшаяся командировка. Несколько раз здесь разные люди хотели меня убить, но это им, как видите, не удалось, чему я очень рад, потому что жить все-таки хочется.

Я хорошо узнал и полюбил ваш город, и прежде всего его людей, а должен сказать, в ходе расследования мне пришлось встретиться со множеством жителей Степногорска. У вас тут чудесный народ, достойный куда лучшей, настоящей жизни. И я верю, что это время придет.

У нас парадоксальная работа. И парадокс в том, что, занимаясь, как правило, наихудшими представителями рода людского, мы попутно встречаем людей, как будто призванных оттенить их и доказать, что человек – не зверь, не падшая тварь, а существо действительно высшего порядка, достойное и соответствующего отношения. Мы проделали поистине громадную работу, это не громкие слова. А наша работа – это люди, люди, люди... К сожалению, я не могу назвать многих, но некоторых не могу не вспомнить сейчас. Это наши коллеги – начальник областного уголовного розыска Григорий Васильевич Коренев, прокурор области Герман Алексеевич Золотов, это начальник управления Федеральной службы безопасности по Степногорску и области Леонид Федорович Чекин и многие их подчиненные, а также многие другие степногорцы.

Последние дни мне часто задают вопрос: кем все-таки был убитый в момент задержания бывший мэр города Геннадий Клемешев? Это был, несомненно, талантливый человек, душу которого убила афганская война, бывший офицер, изменивший присяге, человек, живший под чужим именем и ставший ключевой фигурой в уголовной среде региона. Алчный и властный, он активно продвигался преступным миром в большую политику и, как вы знаете, заметно в этом преуспел. Он мог бы преуспеть и больше, но его подвели те свирепые методы и средства, которые он употреблял для вхождения во власть. Именно он был инициатором кровавой драмы на площади Свободы, именно по его приказу, пусть и чужими руками, но по его воле и по воле здешней олигархии был убит Владимир Русаков. Это доказано материалами дела совершенно точно и неопровержимо.

Сейчас, когда меня представляли, были названы мои звания и регалии. Но только у вас я получил еще одно, и это звание мне дороже всех. Меня назвали здесь «народным следователем», то есть юристом, живущим вместе со своим народом и отстаивающим интересы народа согласно духу и букве закона. Я хотел бы соответствовать этому званию в полной мере. Но в любом случае я благодарю вас за него. Оно ко многому обязывает.

Когда-то, в сороковые – пятидесятые сталинские и послесталинские годы, должность следователя районной и городской прокуратуры именно так и называлась в штатном расписании: народный следователь. И тогда это звучало дико и кощунственно, потому что именно следователь был в массовом сознании той фигурой, которая хватала и сажала, а то и отправляла на расстрелы этот самый народ. Возможно, поэтому это название, в отличие, скажем, от народных судей, не закрепилось ни в массовом сознании, ни в языке, да и сама эта должность была упразднена. И вот это словосочетание прозвучало опять, но смысл в эти слова, я знаю, вы вкладываете совсем другой, тот, каким он, собственно, и должен быть. И это, видимо, знамение нового времени. Что ж, пусть так: народный следователь. Но именно потому, что я следователь, а не политик, не экономист, не хозяйственник, я не могу пойти навстречу просьбам многих людей, которые обратились ко мне, желая, чтобы я выставил свою кандидатуру на здешних губернаторских выборах. Выражая им благодарность, я должен решительно отказаться от этого почетного предложения.

Я уверен, что каждый должен заниматься своим делом. Уверен, что губернатором должен быть человек, выросший на этой земле и знающий ее, как знает родную мать. Не наместник, не калиф на час, а гражданин, для которого жизнь и счастье его сограждан на деле, а не на словах важнее собственного благополучия. Я уверен, что такие люди есть у вас – ответственные, опытные, по-настоящему самоотверженные, знающие, на чем жизнь стоит и почем кусок хлеба.

И неважно, кто это будет – молодой человек или пожилой, женщина или мужчина, главное, чтобы это был человек с сердцем и совестью, таким, каким был подло убитый здешней мафией Владимир Михайлович Русаков. После него остались его записки, аналитические научные разработки, целиком посвященные тому, как обустроить здешний край, как сплотить и организовать людей, как научить их побеждать собственный страх, собственную лень и взаимное недоверие. И еще он оставил в наследство городу свое детище, общественно-политическое движение «Гражданское действие», которое, даже потеряв своего лидера, сейчас, как я думаю, выходит на новый виток своей судьбы.

Здесь рядом со мной вдова Владимира Русакова Наталья Сергеевна Санина. Недавно она была избрана новым лидером этой организации. Мне кажется, что она, несмотря на молодость, перспективный политик и, может быть, имело бы смысл присмотреться к ней. Но это, видимо, дело будущего.

А сегодня могу вам твердо сказать, что недалек день, когда каждый из вас сможет сказать словами песни, что «любимый город может спать спокойно». Здесь нет ни серьезных предпосылок для межнациональных конфликтов, ни реальной угрозы фашизма. В этом меня убедила та часть расследования, которая была посвящена разработке подпольной террористической организации с громким названием «Долг» – искусственно созданного, по сути, насильственно и за деньги сколоченного объединения молодых радикалов и авантюристов, готовых решать все проблемы только насилием. Я рад сообщить, что этой организации больше нет, но все же призываю вас оставаться бдительными на тот случай, если возникнет кто-то, кто предложит вам решать все проблемы самыми простыми методами – убивая и изгоняя думающих не так, как вы.

Скажу честно: мне жаль прощаться со Степногорском,– улыбнулся Турецкий, – тем более что у меня был здесь такой шанс сделать головокружительную политическую карьеру. Я буду рад еще побывать здесь и надеюсь, не по таким поводам. Через два часа мы улетаем. В Москве меня ждут жена и дочь, по которым, честно говоря, я ужасно соскучился. Будьте счастливы!

Ведущая обратилась к Наташе:

–   Вы ведь тоже хотели сказать несколько слов.

–   Да, спасибо, – кивнула Наташа. – Все, что произошло, наверное, слишком напоминает хеппи-энд... Но... очень грустный хеппи-энд. И вообще до счастливой развязки нам еще очень далеко. Мы благодарны Александру Борисовичу и всем, кто сумел избавить нас, быть может, от чего-то по-настоящему ужасного. И никогда не забудем, что они сделали для нас... Но жизнь должна продолжаться. Пять лет назад Клемешев с применением насилия и шантажа вынудил нынешнего члена руководства «Гражданского действия» профессора Горюнова снять свою кандидатуру на пост мэра Степногорска. Это место сейчас тоже пока вакантно, и профессор-экономист и политолог Горюнов решил снова баллотироваться на пост городского головы. Прошу обратить на это внимание и... поддержать его на выборах. Жаль... уже нет Русакова... И... – она больше не смогла говорить и опустила голову.

Огоньки на камерах погасли. Турецкий оглянулся и увидел, что все проходы и площадки студии забиты людьми и они смотрят на него. Люди стояли на ажурных металлических лестницах, за стеклами аппаратных. Он шел мимо них, и многие протягивали на прощание руки, и Турецкий пожимал их крепко, на миг встречаясь глазами с теми, кого он не увидит, скорее всего, уже никогда.

Наташа шла за ним и тоже пожимала чьи-то руки, и Турецкий чувствовал, что в нем поднимается какое-то огромное, незнакомое волнение и что надо скорей убегать с глаз долой.

... В аэропорту их провожало всего несколько человек, с которыми они успели не просто сработаться, а по-настоящему сдружиться, как солдаты, ходившие в одну атаку и сидевшие под одной плащ– палаткой в окопе на передовой. Среди них были областной прокурор Золотов, начальник областного угрозыска Коренев, которого, как уже поговаривали, собирались двинуть куда-то на повышение.

–  Между прочим, – сказал Золотов, – не слышали? Ведь Нелюбина-то у нас забирают!

–  В каком смысле? – не понял Турецкий.

–   В самом прямом. Ведь дело о создании и деятельности «Долга», в сущности, политическое. Вот его мы и должны выделить в отдельное производство и направить по подследственности в Следственное управление ФСБ. И Нелюбина они просят этапировать в Москву, чтобы проводить с ним следственные действия.

–   Да... – сказал Грязнов. – Все-таки, честно говоря, он для меня остался темной фигурой. Какой-то странной, непроясненной.

–   Да ладно! – сказал Турецкий. – Может быть, не все и надо понимать.

–   Надо-то надо, – сказал Меркулов. – Другое дело, что иногда и знать-то не хочется!

Они закурили, помолчали, обменялись с остающимися крепкими рукопожатиями. Чуть в стороне стояла Наташа Санина. Турецкий подошел к ней.

–   Я был рад узнать вас, – сказал он, – и, конечно, мы не забудем ничего. Надеюсь, мы все же не потеряем связь, как это обычно бывает.

–   Я тоже надеюсь. Привет вашей жене и дочери. Летите. Спасибо вам за все... В добрый час!