Текст книги "...Имеются человеческие жертвы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

С этими словами Турецкий протянул ему несколько фотографий, обработанных в компьютерном центре экспертно-криминального отдела областного УВД. Один и тот же человек с кудрявыми волосами, наголо обритый, в темных очках, с усами, с бородкой, в офицерской фуражке, в широкополой шляпе армейского образца, в военной форме и в штатском.

Данилов поднял на Турецкого посерьезневшие глаза.

На всех снимках был изображен Геннадий Петрович Клемешев.

60

Пять дней крутился Миша Данилов по всей Москве и области, мотался в один городок, другой, наводил справки. Все оказалось проще, и наводка Турецкого сработала с точностью надежного отлаженного механизма. Судя по каталогу разбитых на группы и подгруппы, тщательно классифицированных изображений, что оставляют люди по собственной воле до конца своих дней на самых разных и неожиданных местах своего тела, он без труда нашел татуировки, почти неотличимые от тех образцов, которые дал ему Турецкий.

Правда, Наташа немножко ошиблась и переставила буквы, но одна из татуировок наверняка была сделана на первом или втором курсе одного из известных военных воздушно-десантных училищ в семьдесят девятом году. Со второй оказалось и того проще: такие оставляли на левой руке чуть пониже плеча офицеры-десантники одного из элитных подразделений, действовавших в Афганистане, – ударно-диверсионного штурмового отряда «Белый барс».

В особо секретном архиве Министерства обороны, где в основном хранились самые мрачные тайны афганской войны и куда Данилов пробился только благодаря ходатайству, подписанному лично Генеральным прокурором, Миша выяснил, что всего за девять лет афганской войны численный состав отряда, который менялся из года в год – формировался, расформировывался, создавался вновь, – составил триста семьдесят семь человек, из которых погибли, «выполняя интернациональный долг» ни много ни мало сто тридцать восемь. Многие также пропали без вести, выполняя задание командования. И среди них оказался... – у Данилова даже руки затряслись, как у заядлого рыболова, вдруг ощутившего на крючке небывалую рыбину. Это была удача, на какую даже и рассчитывать не приходилось, но нет, ошибки не было: среди сгинувших на той войне был и Геннадий Петрович Клемешев, уроженец Степногорской области, поселка городского типа Орловка. Об этом и было послано извещение его родственникам за подписью капитана Юрасова, заместителя командира отдельного отряда.

Вот к нему-то, видимо, и надо было обратиться в первую очередь. Именно он и должен был помочь. Но, дойдя до конца списка, построенного по алфавиту, Данилов нашел и эту фамилию в числе погибших на той дикой, нелепой войне. Но было много живых, и многие, как оказалось, были москвичами и жителями подмосковных городов и поселков. Он выписал имена и адреса тех, кто, по всем данным, должен был входить в состав отряда в то же самое время, когда там были и Клемешев, и Юрасов.

Этот список оказался и вовсе коротким, всего девять человек. Остальные жили кто в Омске, кто в Липецке, а кто и в других странах СНГ – в Белоруссии, на Украине, в Грузии, Чечне...

На следующий день, рано утром, Данилов приехал в подмосковный Жуковский и нашел дом, задрипанную пятиэтажку. День был праздничный, Первое мая, он надеялся застать хозяина дома и не ошибся. Бывший капитан спецназа Юрий Спиридонов долго, с подчеркнуто брезгливым недоверием изучал документы гостя. Чувствовалось, что накануне он крепко принял на грудь и испытывал утреннее томление, понятное миллионам сограждан. Однако в рассудке был крепок и тверд. И когда, в конце концов, Данилов выложил перед ним фотографии бывшего степногорского мэра вместе с фотографиями каких-то случайных людей и попросил ответить на один лишь вопрос, знает ли он кого-нибудь на этих снимках, знакомо ли ему чье-то лицо, Спиридонов уверенно взял в руки одну из фотографий Клемешева.

–  Вот его знаю.

–  И кто это? Вы могли бы назвать его, вспомнить имя?

–   Вам бы, юноша, мою память, – угрюмо сказал Спиридонов. – А мне вспоминать нечего, это Серега, Серега Юрасов. Только что вы о нем всполошились-то через столько лет? Он погиб.

–  И вы сами это видели? – спросил Данилов.

–   Сам не видел, другие видели. У нас этот телеграф, молодой человек, быстро работал. Их «КамАЗ» в пропасть ушел. Было там такое сволочное место... Их там и сейчас, этих «КамАЗов» да «Уралов» две колонны лежит. Крутой спуск с поворотом, если скользко или что с тормозами – без вариантов...

Данилов тщательно оформил протокол опознания и уже с совсем другим чувством отправился по следующим адресам. На это ушло еще два дня, хотя точку можно было поставить и намного раньше. Из девяти москвичей и обитателей пригородов пятеро твердо, без колебаний назвали человека на фотографиях Юрасовым Сергеем. С остальными из оставшейся четверки встретиться не пришлось: один был убит уже на гражданке, второй застрелился, третий без надежды на возвращение находился в госпитале, четвертый сошел с ума.

Поэт бумажной работы, Миша тщательнейше оформил все протоколы опознания и не мешкая позвонил Турецкому.

–   Молодчага! – крикнул тот в трубку. – Умница! Благодарность в приказе! Между прочим, у нас тут тоже есть кое-какие, причем неплохие, новости. А теперь слушай внимательно: вот тебе новое задание. Записывать не надо, запоминай...

61

О том, где скрывался Турецкий, во всем городе знали только несколько человек, так что вероятность того, что какой-нибудь охотник выследит свою дичь, была сведена к минимуму. И все же какая-то вероятность повторения того, что случилось в гостинице, по-прежнему оставалась, и Коренев, считавший себя лично ответственным за безопасность московских следователей, находился в постоянном напряжении и продумывал новые варианты дислокации своих подопечных.

Из больницы тогда его эвакуировали очень вовремя: в ту же ночь, каким-то образом миновав охрану, туда проник невысокий худой человек в белом халате. Вероятно, уверенный, что никто за ним не следит, он быстро прошел длинным коридором к палате, где еще недавно лежал Турецкий, и, оглянувшись, потянул дверь и скользнул внутрь. Трудно сказать, что пережил он, когда оказался внутри маленького бокса и сразу с порога произвел два выстрела из длинноствольного пистолета с навинченным глушителем по человеку, почти с головой накрытому одеялом. Тот, видимо, был убит наповал и не шевельнулся. А когда убийца подошел к кровати и сдернул одеяло, дабы удостовериться, что приходил не зря и цель достигнута, его удивлению, вероятно, не было границ: никакого человека там не было. Там лежали три плотных куля больничного белья, теперь, вероятно, безнадежно испорченного, набитых в наволочки. Покушавшийся метнулся к двери, однако дверь оказалась запертой. Он кинулся к окну, и тогда из маленькой кабинки туалета и душевой один за другим бесшумно выскользнули три могучих человека и в считанные секунды схватили маленького, черненького, худенького, обезоружили и спеленали пришельца, который оказался человеком лет тридцати с небольшим, кавказской наружности, отлично развитым физически, но так и не успевшим получить среднего образования, а также продемонстрировать уровень своей силовой подготовки.

С тех пор он содержался в крохотной камере-одиночке СИЗО и наотрез отказывался не только давать какие-либо показания, но и назвать свое имя. Что же касается оружия, которым был снабжен киллер, то при нем оказалось два пистолета Стечкина с глушителем. А когда оба они прошли соответствующую баллистическую экспертизу, обнаружилось следующее: это были два из тех трех пистолетов той же системы, из которых были убиты двое кавказцев, которых нашли в одном из дворов невдалеке от площади Свободы.

Во время очередного допроса следователь облпрокуратуры Тихонов, на основании результатов судебно-баллистической экспертизы, предъявил задержанному обвинение в убийстве двух кавказцев, племянников Арсланова, застреленных из тех же пистолетов, а в процессе допроса предъявил ему фотографии убитых, сделанные как на месте преступления, так и в морге.

К удивлению следователя Тихонова, фотографии произвели на арестованного сильнейшее впечатление, по сути, ввергли его в шок, а затем в приступ такой необъяснимой ярости, что возникла необходимость привлечь дополнительных конвойных для водворения его в камеру, где он впал в совершенное буйство, катался по полу, пытался нанести себе повреждения и сумел таки разбить в кровь голову, прежде чем на него надели смирительную рубашку.

62

Рыжков и Данилов остались жить в той же спец гостинице МВД, справедливо полагая, что им ничего не угрожает, а значит, и нет нужды менять место жительства.

Через несколько дней, еще до отъезда Данилова в Москву, вечером в их номер, деликатно постучав, вошел усталый и хмурый Али Арсланов.

Вежливо поздоровался, оглядел нищие апартаменты и, протянув обоим свои визитные карточки, сказал, твердо глядя в глаза Мише Данилову:

–  Мне нужен господин Турецкий.

Предупрежденные своим начальником и имевшие на этот случай четкие инструкции, оба молодых следователя только развели руками:

–   Вы же слышали, наверное, что произошло? Он ранен, несколько дней провел в больнице, после чего его отправили в Москву.

Арсланов только иронически прищурил глаз:

–   Ну хорошо, в Москве, в Нью-Йорке, какая разница... Вы передайте, его хочет видеть Арсланов. Есть важный разговор.

–  Ну хорошо, попробуем, – неуверенно сказал Рыжков. – Как с вами связаться?

– Я сам с вами свяжусь, – усмехнулся кавказец и, расстегнув небольшую сумку, достал и протянул обоим два новеньких мобильных телефона в целлофановой пленке. Оба протестующе замахали руками, но их гость печально улыбнулся:

–  Берите. Это не подарок, не взятка... Это средство связи. Это нужно мне, а не вам. После вернете... Если захотите.

И, повернувшись, он спокойно вышел из номера.

–  Наше бы начальство так заботилось о своих кадрах, – заметил Женя Рыжков.

Однако, памятуя о вероломных данайцах, оба поняли, что говорить лишнего вблизи этих трубочек не следует. А потому, спустившись в вестибюль, Данилов позвонил Турецкому из автомата и понял, что желание его шефа в точности совпадает с желаниями недавнего гостя.

Через полчаса серый «БМВ» Али Арсланова остановился около гостиницы «Центральная», где около лифта его встретили двое молодых людей и препроводили в пятьсот пятнадцатый номер, где его уже ждал Турецкий.

Али с достоинством поклонился и опустился в кресло.

–  Вы хорошо выглядите, господин Турецкий, особенно для получившего огнестрельное ранение в голову... К тому же мне сказали, вы в Москве.

–   Да-да, – усмехнулся Турецкий. – Но на ваш зов пришлось примчаться...

–  Благодарю вас. Только я вас не порадую, – сказал Арсланов. – Я приехал, потому что поклялся Аллахом. Я ничего не смог узнать. Вы сдержали свое слово, а мы такого не забываем. Но я свое слово не сдержал и не хочу, чтобы вы считали меня обманщиком, тем более мелким обманщиком.

–   А вот это исключено, – серьезно сказал Турецкий. – По привычке я навел о вас кое-какие справки, а потому предположить, что Алибек опустится до мелкого обмана, было бы просто неумно.

В темных глазах Арсланова на миг мелькнула теплая искра.

–  Вы интересный человек, господин Турецкий! И знаете почему? Вы не мент.

–   А кто же я тогда, по-вашему? – удивился Турецкий.

–  Не знаю... Вы, конечно, наш враг, но с таким врагом иметь дело приятней, чем с иным другом.

–   Даже не знаю, как расценивать ваш комплимент, Али, – чуть улыбнулся Турецкий. – Но давайте к делу. Что помешало вам исполнить обещание?

–  У меня было трое племянников, – сказал Арсланов. – У тех двоих, что убили, есть еще брат, старший. Он им был почти за отца и всегда все знал о них. Я думал, что смогу много узнать от него.

–  И что же? – спросил Турецкий.

–   Он пропал. Я искал везде, послал много людей. Его не нашли. Его не было даже в день похорон. Вы понимаете, что это значит?

–  Не хотите ли вы сказать, Али, что и его уже нет в живых?

–   Что еще я могу думать? Он отчаянный парень, смелый, как орел, мог ввязаться во что угодно.

–  Вы же старший, – сказал Турецкий. – Разве они могли бы ослушаться вас?

–  По закону – нет, – вздохнул Арсланов. – Но времена меняются.

–  Очень жаль, – сказал Турецкий. – Я действительно рассчитывал на вас. И вы знаете, уже сам собирался к вам обратиться. Вы же видный человек в здешней чеченской диаспоре, авторитетный человек.

–  Есть немного, – кивнул Арсланов.

–  Ну ладно, не прибедняйтесь, – махнул рукой Турецкий. – Вы, конечно, знаете почти всех из своих. Здесь задержан один молодой человек, по-видимому, чеченец. Его взяли наши люди в больнице, куда он пришел, чтобы все-таки убить меня. На допросах он молчит, мы даже имени его пока не знаем. То ли боится, то ли имеет приказ молчать. Но вот что удивительно: его взяли с тем же самым оружием, из которого были убиты ваши племянники.

Арсланов побледнел:

–  Это точно?

–  Совершенно точно, – сказал Турецкий. – Следы нарезов на пулях, которые он выпустил в чучело, лежавшее на моей койке в больнице, и на пулях, которые мы извлекли из тел ваших племянников, точно совпали. Правда, в них стреляли из трех пистолетов Стечкина, но два из них оказались в руках этого неизвестного. Кстати, вот он. Я специально взял его фотографию, – и Турецкий протянул ему обычную милицейскую фотографию из дела, в фас и профиль.

Арсланов бросил лишь беглый взгляд, и кровь ударила ему в лицо, и каждая черта этого лица мгновенно преобразилась. Никакой благостной вежливости не осталось и следа.

–   Ах, сука! – негромко, но страшно выкрикнул он прямо в глаза Турецкому. – Ты все-таки мент, мент! Что ты ловишь, обманываешь меня! Это же он, их брат! Ты что, думаешь, брат убил младших братьев? Кровных своих убил?

Турецкий молчал, и через минуту Арсланов, видимо, что-то понял, и его гнев мгновенно сняло как рукой.

–  Прошу простить меня, уважаемый!

–   Я понимаю, – сказал Турецкий. – Вы уверены, что это он? Может быть, просто похож?

–   Да что вы говорите!

–   Думайте, Али, думайте, – сказал Турецкий. – Давайте вместе подумаем... Я бы тоже никогда не поверил, чтобы старший брат по два-три раза выстрелил в младших братьев. Скорее всего, это все кто-то очень хитро и умно подстроил, чтобы сразу одним махом, как у нас говорят, «семерых побивахом». Как зовут этого брата?

–  Исса, – тихо сказал Али. – Его зовут Исса.

Чувствовалось, что в голове его шла напряженная работа.

–  Он хороший стрелок? – спросил Турецкий.

–  Он снайпер, – сказал Арсланов.

–   Так я и думал, – сказал Турецкий. – Значит, и тогда, в первый раз, тоже он стрелял в меня. Не совсем понятно только почему... Как вы считаете, господин Арсланов, кто бы мог все так ловко организовать, чтобы руками чеченцев был убит один из самых популярных и любимых политиков в вашем городе и чтобы чеченец покушался на следователя из Москвы? Вы же, как очень умный и опытный человек, прекрасно понимаете, что в случае успеха, то есть если бы ваш Исса убил меня, тут же поспешили бы убрать и его. В результате получилось бы, что все замкнулось на чеченцах. Вы понимаете, какой тут замысел? Я думаю, чеченцам сейчас и так тут не слишком сладко приходится. А представьте, что поднялось бы, если б крайними оказались одни ваши сородичи?

–  Ах, шайтан! – воскликнул Арсланов.

–  Кто шайтан? – быстро спросил Турецкий.

Арсланов не ответил, будто не услышал.

–  Где Исса? – спросил он.

–   Я рад, – заметил Турецкий, – что нам обоим приходят в голову одни и те же мысли. Собственно, я и хотел просить вас об этом, но чувствую, что просить уже не надо. Теперь, когда мы смогли сцепить эти звенья, я думаю, вы сумеете лучше всех объяснить ему, какую роль его заставили сыграть. Пусть он назовет только тех, кто дал ему это оружие и это задание. Мне кажется, этого будет вполне достаточно, чтобы ваша клятва была выполнена.

–  Везите меня к нему! – воскликнул Арсланов. – Везите! И делайте все, что вам надо – записывайте, слушайте. Мы даже говорить будем по-русски.

–  Он послушает вас? – спросил Турецкий.

–  Я родной брат его покойного отца, – ответил кавказец, и Турецкий понял, что этим сказано все.

63

Разговор Алибека – Али Арсланова со своим старшим племянником Иссой, как и было условлено, происходил на русском языке и продолжался не более сорока минут, после чего родственники распрощались и Арсланова-младшего препроводили в камеру, где он почти два часа лежал на койке с широко раскрытыми глазами, а затем вызвал дежурного и очень спокойно попросил отвести его на допрос, так как он имеет сообщить следствию нечто чрезвычайно важное.

По такому поводу на встречу с арестованным поехал сам Турецкий. Допрос он поручил вести Рыжкову. Он сам и Данилов сидели молча в глубине комнаты для допросов, вслушиваясь в слова допрашиваемого.

Исса сообщил, что в курсе практически всех дел своих младших братьев и осведомлен о том, что они занимались доставкой, переправкой и распространением наркотиков и что уже около года снабжали своим дорогим товаром через вторые руки какого-то важного «торчка».

Где-то недели за полторы до известных событий на площади один русский, бывший офицер спецназа по имени Павел, которого они несколько раз видели во время войны в Чечне, застиг их в момент передачи наркотиков одному из его людей. Он сделал им выгодное предложение: покончить с мелочевкой и сразу заработать очень большие деньги, если те выполнят одно серьезное и совершенно безопасное для них поручение. Он обещал заплатить каждому по тридцать тысяч долларов и даже выдал обоим по три тысячи задатка, чтобы они в нужный момент и в нужном месте убрали одного человека.

Исса, как мог, пытался отговорить младших братьев, но это ему не удалось. А когда после всех событий они исчезли, тот же человек сообщил ему, что оба брата арестованы, но могут быть выпущены на свободу под залог или каким-либо другим способом, если будет выведен из дела московский следователь Турецкий, присутствие которого мешает освобождению его любимых младших братьев.

Он, Исса Арсланов, трижды пытался осуществить задуманное.

Первый раз во время траурного митинга, но тогда его засекли сотрудники службы безопасности губернатора Платова, и он в ходе митинга был вынужден дважды менять позицию и в конце концов не смог довести дело до конца, так как потерял Турецкого в толпе.

Затем он получил точное указание, где живет Турецкий, и произвел выстрел, который, однако, как выяснилось, не достиг цели, из-за чего через несколько дней пришлось проникнуть в больницу, где он и был схвачен. Все время между выходами на свои акции он проводил в лесном лагере под Степногорском, так как ему сообщили, что в городе после воскресных событий идут облавы и особенно охотятся на чеченцев. Точное местонахождение лагеря ему неизвестно, так как его привозили и увозили в закрытом фургоне, хотя место это он, наверное, узнал бы без труда. В лагере он занимался огневой подготовкой – два-три часа стрелял в тире из разных видов оружия. За время нахождения там несколько раз видел Павла. О смерти братьев он не знал вплоть до того момента, когда ему были показаны фотографии их тел.

Когда он замолчал и закурил, тоскливо глядя в окно, Турецкий молча сел за стол перед ним, рядом с Рыжковым и подошедшим поближе Даниловым. Они встретились глазами, и Исса Арсланов отвернулся.

–  Ну что, Исса, – спросил Турецкий, – вы, кажется, теперь поняли все? А ведь не только мне, но и вам повезло, что вы меня не ухлопали. Потому что вас непременно убили бы самого, как только ваши наниматели получили бы подтверждение, что вы сделали свое дело. Пристрелили бы, как и ваших братьев, и бровью бы не повели. Подумать только, если бы вы знали, что за пистолеты они дали вам в руки! Знаете, я не слабонервный, но и у меня мороз по коже идет.

Исса слушал его теперь очень внимательно, сдвинув брови. Они действительно были все похожи, эти трое парней, по воле судьбы и по воле истории ставшие бандитами и убийцами.

–   Я думаю, ваш дядя Али сумел вам все объяснить гораздо лучше, чем смог бы я, – продолжил Турецкий. – Вы уже сами поняли, конечно, какую важную роль тут сыграл этот Павел. Скажите, вы узнали бы его? От этого зависит невероятно много, может быть, даже больше, чем кажется нам с вами.

Исса говорил по-русски намного хуже своего дядьки, и все же это была ясная и точная русская речь.

–   Жалко, – сказал он, – я бы его сам... Только как? Я же тут у вас... А дядя Али велел слушать вас, верить вам, делать все, как вы скажете. Покажете – узнаю.

–   Хорошо, Исса, – кивнул Турецкий. – Если получится, попробую смягчить вашу участь. Все– таки вы никого не успели убить. И хотя по закону покушение, статья тридцатая Уголовного кодекса, а вы покушались трижды, является преступлением, я не хочу, чтобы вы сгинули в лагере на пятнадцать лет. Свое вы получите, но не более того. И вот что, Исса... У вас хорошее лицо – хватит преступлений, хватит убивать! Я не собираюсь читать вам морали, я действительно думаю так: хватит, уже все устали. У нас совсем не остается времени на жизнь. Этак скоро мы все просто перебьем друг друга.

–  Слушай, Турецкий, – тихо сказал Исса. – Это правда, ты велел отдать моих братьев, чтобы их похоронили, как велит Аллах?

–   Да, я.

–   Благодарю тебя.

И его увели.

64

Пошла вторая неделя новой жизни. Денис Грязнов исправно посещал лекции, вел конспекты, на занятиях появлялся без опозданий, на семинарах на вопросы преподавателей отвечал четко и без запинки, производя на всех впечатление серьезного студента, зубрилы-провинциала, готового землю рыть, чтобы выбиться в люди и навсегда сделать ручкой своей далекой дыре.

На самом же деле внешне спокойный, даже чуть медлительный Денис изнывал в этой тихой заводи размеренного учебного процесса. Он приглядывался, прислушивался, отмечая любые настораживающие черточки в поведении соучеников. Но пока что ничего ценного в плане его тайных интересов не обнаруживалось, и он уже порой в глубине души проклинал себя за то, что поддался на уговоры дядьки и очутился в этом болоте, где безуспешно пытался корчить из себя тайного агента.

И вдруг в один из дней – или это только почудилось ему? – он, кажется, шестым чувством уловил легчайшее дуновение того, что уже отчаялся найти. Сам не ведая почему, он вдруг решил профилонить одну из лекций и заглянул в неурочный час в жалкую университетскую столовку, будто навеки пропахшую этой вечной кислой капустой и суррогатным кофе.

Они сидели в углу за двумя сдвинутыми вместе столами, не спеша потягивали из банок немецкое пиво и закусывали соленым арахисом, что было явно не по карману всем тем, с кем его здесь уже свела студенческая скамья и стены общежития.

Он, кажется, явно свалял дурака, не заприметив их раньше. Он сидел, опустив глаза в учебник, перелистывал страницы, но нет-нет да и бросал короткие прицельные взгляды в сторону тех парней.

Сейчас их было семь человек, но он вспомнил, что там, в обшарпанных стенах общежития, встречал членов этой бравой семерки и с другими, неуловимо похожими на них, причем у большинства из них еще были на лицах следы того, что они побывали в недавней серьезной потасовке: пластырные наклейки на скулах, рассеченные губы, отцветающие синяки. Впрочем, эти почетные знаки носили многие студенты, но сейчас для Дениса они обрели почему-то важное, как сказал бы дядя Саша Турецкий, «безусловно доказательственное значение».

«Студенты? – спросил себя Денис. – Ну да, конечно... Кем еще они могли быть?»

Хотя на первый взгляд и совсем другая публика. Что-то еще казалось в них настораживающим и подчеркивающим единство... И вдруг он сообразил: руки! Загрубевшие, мясистые руки спортсменов, и не просто спортсменов, а тех, что всерьез и давно занимаются боевыми искусствами и разными восточными единоборствами, прежде всего карате, у-шу и кунг-фу. Возможно, не брезговали и нашим боевым самбо. Во всяком случае, у всех на костяшках пальцев и ребрах ладоней были набитые многомесячными тренировками жесткие бугристые мозоли, похожие на загрубевшие наросты на коре деревьев.

«Эге! А ведь встреча с этими студиозусами мирному населению ничего хорошего не предвещает... Ну ладно там я – я кое в чем по этой части преуспел... »

Кажется, он чуть дольше засмотрелся на них, чем следовало, потому что поймал на себе два-три коротких внимательных взгляда. Он поднялся, отнес тарелку и стакан на мойку, кинул книжку в сумку и легкой, чуть танцующей, пружинистой походкой пошел к выходу между рядами столиков. И когда он уже был у самых дверей, оглянулся на миг и увидел, что почти все сидевшие в углу так же серьезно и внимательно провожают его, глядя в спину, такими же холодными внимательными взглядами.

Прошло еще два или три дня, и город зазеленел. Пришел и вступил в свои права цветущий май. И в точном согласии с веселым временем года случилось то, что от сотворения мира случается по весне. День или два он просто замечал, что эта длинная, стройная девица не то с экономического, не то с филологического факультета уж как-то слишком часто попадается ему на глаза и оказывается рядом. И взгляды ее, как будто мимоходом брошенные на него, были достаточно выразительны и откровенны. Короткая стрижка под мальчика, огромные черные глаза, худое длинное лицо с большим «французистым» ртом в темной помаде... Не красавица, но чертовски сексапильная, из тех чертовок, постельных стервоз, от которых звереют и шизеют все мужики.

«А, черт, хороша, – подумал он про себя, – оч-чень даже недурна... И жопкой» обтянутой синими джинсами, крутит и вертит весьма завлекательно. А почему бы, собственно говоря, и нет? Почему не вознаградить себя за все муки и лишения в глухой провинции, тем более что девочка и сама, кажется, не прочь?.. Я ведь, кажется, обетов целомудрия дяде Славе не давал. Да и у Рихарда Зорге, помнится, была его японка... »

И когда она, в конце концов, первая заговорила с ним, попросила прикурить и они встретились глазами, Денис окончательно решил не теряться, дожать ситуацию и, как говорят полководцы, взять эту крепость с ходу и штурмом.

Она предложила сходить в бар или на дискотеку, но он замялся, покраснел: хочешь не хочешь, а приходилось держаться студенческого бюджета. Однако все же несколько разгорячился и затащил ее в довольно дорогой подземный кабачок, где раскошелился на два коктейля. Ревела музыка, динамики гнали то рэп, то техно, то замшелую попсу, все вперемешку.

65

А она вела его куда-то в темноту, где чернели кусты и тревожно светились туманные фонари, очерчивая стволы деревьев и ветки в мелкой молодой листве. Почти удушающе пахло тополями, цветущими вишнями и еще чем-то незнакомым, южным...

Внезапно из мрака выросли три темные рослые фигуры, и в мелькнувшем свете проехавшей машины Денис узнал одного из тех, что сидели тогда в столовой за сдвинутыми столами.

–  Смотри-ка, – сказал один из парней, – этот кент, кажется, ошибся адресом. Ты куда это топаешь, дорогой?

–  Ну-ка, ну-ка, – сказал другой парень. – А ведь я этого фитиля знаю. Он же наш, пацаны, вроде новенький, с юрфака...

–   Вы чего, ребята? – как будто испуганно и даже натурально севшим голосом выговорил Денис. – Что-нибудь не так? Есть проблемы?

–  Проблем навалом, – сказал третий. – Ну ты, юрист, чему тебя там учат? Ты же должен законы знать, так? А закон простой: у нас тут с чужими телками не ходят.

Денис, как бы почуяв недоброе, сделал шаг назад и с недоумением обернулся к своей провожатой, но ее уже не было, будто растворилась в темноте. Расклад был понятен, и он только устыдился своей дури, что вот так, как говорится, на раз купился на глазки и клюнул на этого упакованного червячка.

–   Да ладно вам! – сказал он. – Ну не знал я, парни, не знал... – Он бормотал что-то испуганным слабым голосом, постепенно отступая и медленно меняя позицию, чтобы оказаться вне света уличного фонаря.

Ну да, точно, это были они. Решили «протестировать» по полной форме – как там, насвистел им ответственный по этажу или точно этот барнаулец – боец.

–   Вот что, пацаны, – сказал он вдруг, встав в боевую стойку, на приблатненном сленге совсем другим хрипловатым голосом. – Юрист я, в нормале, юрист, но с большим стажем. Крутился там, где ваших не гуляло. Канайте отсюда...

И в тот же момент по едва приметному, но хорошо знакомому движению ближнего из парней он тем же шестым чувством предугадал резкий выпад правой руки, поставил блок и, словно разжавшаяся стальная пружина, провел страшный удар пяткой с разворотом прямо в печень открывшегося противника.

Нападавший даже не вскрикнул, а как-то всхлипнул от боли, переломился пополам и оказался в ногах у Дениса. Но он бесшумно, как фигурист в прыжке, отлетел на два шага назад и, опустившись на корточки, покачиваясь на одних носках, занял позу ожидания.

–  Один – ноль! – воскликнул он, демонстрируя легкость и чистоту дыхания. – Есть предложение увеличить счет? Прошу, салаги! Чую, вы в десантных не скрипели. И на «киче» не базарили. Ну, вы чего?

Второй молча прыгнул навстречу, и Денис, перехватив его голеностоп, успел подумать, что сэнсей у них все-таки не так уж плох, сумел поставить им и движения, и блоки, и дыхалку. Парень издал омерзительный, какой-то кошачий крик, и Денис даже испугался, уж не сломал ли, – больно место коварное, бывает, что и треснет.

А с третьим уже схватились по-настоящему, и этот был оттренирован очень даже недурно, по крайней мере, в поединке с ним элемент случайности и везения был куда весомее, чем с теми двумя.

Удар! Удар! Резкий и хлесткий. Один из них был достаточно опасным – видно, парень всерьез разыгрался в желании показать себя.

– Х-ха! На, получи, козел! – Денис все-таки поймал его на ошибке, стремительным выпадом остановил удар и, снова взлетев, носком кроссовки достал его нижнюю челюсть и даже, кажется, услышал, как хряснули зубы. Противник отлетел в кусты.

Денис перепрыгнул через лежащих и, весь еще в азарте схватки, потирая ключицу, по которой пришелся, к счастью, лишь скользящий удар, отступил в кусты и вдруг увидел на фоне листьев, чуть в стороне, метрах в десяти, темный силуэт высокого статного человека, явно старавшегося остаться незамеченным.

«Ах, вот оно как! – все окончательно сообразив, подумал Денис. – Разыграно тривиально. Да и какое, собственно, ноу-хау они могли тут изобрести?» – и он шагнул на освещенную асфальтовую дорожку, так и «не заметив» притаившегося в кустах.

Ну да, законы... По простым и вечным как мир мужским законам, теперь, если бы он ошибался насчет того, что стояло за этой «случайной» встречей на холодке, его должны были бы поджидать суровые мстители, пришедшие расквитаться с обидчиком. Но Денис уже знал: не будет этого. Его ночных противников просто послали прощупать, что он за птица, из того ли теста, не берет ли на себя лишнего.