Текст книги "...Имеются человеческие жертвы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

–  Нам было велено убрать вот его, – он показал пальцем на Нелюбина.

–   Вы когда-нибудь раньше встречались с этим человеком? – спросил Данилов.

–    Так чтоб близко или там базарить – не доводилось. А видеть видели, только издалека.

–   Не вспомните, где и когда?

–   Пару раз я его с нашим видел, – сказал Хрипко.

–   Это с кем же – нашим? – уточнил Турецкий. – Вы же знаете здешние порядки. Тут нужны имена. Вы хотите сказать, что речь идет именно о человеке, который приказал вам убрать вот этого гражданина?

–  Ну верняк, начальник! Он же сам всю мокруху нарисовал, ну, то есть план нам выдал – когда подъехать, где стоять без шума. А когда вот он пошмаляет, тут же с ходу сыпануть по нему из «узяхи» – и по газам.

–   Ну а вы, Нелюбин, что на это скажете? – спросил Золотов.

Нелюбин долго молчал, глядя на «быка» в черной майке, обтягивавшей его мускулистые плечи и руки. И Турецкий уже решил, что он снова не удостоит его ответом, но Нелюбин вдруг медленно, чеканя каждое слово, проговорил:

–   Пусть назовет имя. Кто их послал.

–  Законный вопрос, – повернулся к мордастому тяжеловесу Хрипко Золотов и перевел взгляд на Нелюбина. – А разве вы, Павел Петрович, еще не поняли?

Но Нелюбин повторил:

–  Пусть скажет имя!

–  Говорите, Хрипко! – приказал Золотов, и Хрипко произнес:

–  Адмирал.

И он, кажется, не успел еще договорить это слово, как Александр Борисович быстро вытащил фотографию из-под стопки листов-формуляров.

–  Вы имеете в виду вот этого человека? Его вы называете Адмиралом?

–  Ну да, его. Это он, Адмирал...

–  Вы не ошибаетесь? Тогда попрошу назвать его полное имя, – уточнил Золотов.

–  Это Клемешев Геннадий Петрович, – глухо сказал Хрипко.

Турецкий быстро перевел глаза на Нелюбина. Тот, сильно подавшись вперед, с какой-то жуткой, окаменевшей улыбкой смотрел на фотографию, лежавшую на столе.

–  Повторяю, Нелюбин, – громко и отчетливо сказал Золотов, – гражданам Хрипко, Шкварину и Петрову вас «заказал», то есть поручил убить, хорошо вам знакомый Клемешев Геннадий Петрович, он же Юрасов Сергей.

–   Так, значит, вы... – прошелестели серые губы Нелюбина, – значит, вы...

–   Да, Нелюбин, – сказал Турецкий, – мы смогли сделать это. А посему мой вам совет – рассказать нам все о человеке, который и бровью не повел, приговорив вас к смерти. Да очнитесь вы, Нелюбин! У вас же такая голова!

–   Да какая разница? – сказал Нелюбин. – Все равно мне «вышка». Без вариантов. Слишком много всего.

–  Скорее всего, именно так, – кивнул Турецкий и жестом руки приказал конвоирам увести троих, которые были больше не нужны. И когда те скрылись за дверью, продолжил: – Действительно, много, непомерно много всего... Вы небось уж и сами со счету сбились, сколько жизней на вас... Но ведь знаете, какая теперь жизнь – все может быть.

У нас уже мораторий на смертную казнь. Вот-вот она совсем должна быть отменена. Или Президент вдруг возьмет да и помилует вас. А ведь тут... чеченцы... Вы же видели сегодня подследственного Иссу Арсланова. И ведь он не один... И у них к вам, я думаю, много счетов... Я не пугаю, но такова объективная реальность.

–  Что вам надо? – спросил Нелюбин.

–  Мне нужен Клемешев-Юрасов, – сказал Турецкий. – Весь, с головы до пят. Все, что вы знаете о нем, от начала и до конца. Думаю, вряд ли есть смысл хранить тайны человека, который только по чистой случайности не вывел вас в распыл.

–   Ладно, – сказал Нелюбин. – Ваша правда. Давайте записывайте... пусть и он получит свое. Видно, пора...

87

Допрос Нелюбина завершился около пяти часов вечера, и Турецкий чувствовал ту радость победы, которая была самым нужным и самым дорогим в его работе. Теперь он знал о Клемешеве уже все.

Нелюбин не стал щадить ни себя, ни того, с кем был связан столько лет, еще с афганских времен, и с кем после, когда они снова встретились здесь, на степногорской земле, продолжил то, что было начато еще там, в середине восьмидесятых.

Нелюбина препроводили в камеру под усиленный надзор, а Турецкий выбрался наконец на улицу из душного кабинета и широко вздохнул, глядя на город, на реку.

Он был спокоен. Он знал, что Клемешев находится под неусыпным наблюдением, что его постоянно держат в поле зрения и люди Коренева, и люди Грязнова. Уйти от них было невозможно, как нельзя было ему ускользнуть из города, ибо теперь у него не было уже другого выхода, как либо пытаться вырваться из Степногорска, либо наложить на себя руки, либо явиться с повинной и отдаться на волю властей.

Подкатила машина, все та же дряхлая серая «Волга», и Александр Борисович, вместе с Даниловым и Рыжковым, снова оказался на заднем сиденье темного салона. Подал голос телефон. Турецкий устало взял трубку, и тотчас лицо его исказилось волнением.

–  То есть как? Как это могло случиться?

–   А вот так! – не скрывая отчаяния, выкрикнул Грязнов. – Ушел, сволочь! Причем тем же манером ушел, как тогда Горланов в Москве. И в его джипе оказался люк. Практически на глазах у ребят Коренева. Сиганул в колодец – и все!

–  Ты понимаешь, понимаешь... – вскрикнул Турецкий.

–   Молчи, Саша, лучше твоего понимаю! Но из города он не уйдет. Мы уже подняли все коммунальные службы, все схемы и планы подземных коммуникаций. Сам понимаешь, они здесь не такие, как в Москве. Возьмем!

«Ну да, конечно, – подумал Турецкий. – Он понял все, этот оборотень, все просчитал, когда узнал, что сгорела его задумка с моим убийством и расстрелом Нелюбина. А может быть, он и затеял все это лишь только для того, чтобы отвлечь внимание от себя хоть на какое-то время и выиграть день для подготовки отхода и отрыва. Ведь он же тоже наверняка и видел и чувствовал, как мы его опекаем. Да мы и не скрывались, напротив, как могли, заводили его. Ну вот, дозаводились... »

Он снова связался с Грязновым:

–   Послушай, Слава, подумай, взвесь – у вас хватит сил? Ну просто численного состава?

–  Все перекрыто, Саша. Возьмем.

Турецкий положил трубку, не зная, куда ехать и куда деть себя. Эта жизнь не давала вздохнуть, не давала порадоваться хоть час, хоть минуту. И снова раздался сигнал телефона. Звонили из приемной прокуратуры.

–    Александр Борисович! – Турецкий узнал голос одного из помощников Золотова. – Сюда только что позвонила Наталья Санина. В ее квартиру проник Клемешев с двумя своими подручными. Она взята в заложницы. Этот гад требует вас, угрожает, что убьет ее, если вы, один и без охраны, немедленно не приедете туда.

«Ну, вот и все! – подумал Турецкий. – Замкнулся круг».

–  Что там происходит? – спросил он.

–   Ситуация критическая. Туда уже выехали полковник Грязнов и полковник Коренев. Дом оцеплен. Но нет сомнения – он пойдет на все.

Турецкий и сам это понимал. И в двух словах объяснив ситуацию своим помощникам, приказал что есть мочи гнать в «Царское село». Подъехав, он позвонил в квартиру Саниной. Трубку взял Клемешев. И как ни странно, он был очень спокоен и даже любезен.

–   Вы сами понимаете, господин Турецкий, мое положение. Уж коли все пошло прахом, то есть вся жизнь, все планы, все надежды, самое верное было бы сигануть ласточкой вот с этого балкона вместе с вашей Наташей. Но вы же знаете: надежда умирает последней. У меня есть что предложить вам. Но это не по телефону. Поднимайтесь, и никаких штучек, потому что ее жизнь пока что в моих руках. Вы же не хотите повесить на себя ее смерть? А мне сейчас ничего не стоит отправить ее в дальнее плавание к ее Русакову. А то бы встретились там и были бы вместе всю оставшуюся вечность... Давайте поднимайтесь, потолкуем.

Грязнов, который подошел к их серой «Волге» и слышал весь разговор по громкой связи, взглянул на друга. Слова тут были не нужны.

Один из оперативников Грязнова протянул Александру Борисовичу бронежилет, но Турецкий только махнул рукой и отдал Вячеславу Ивановичу свой ПСМ:

–   Держи! Лучше не брать с собой эту штуку. Все равно не пригодится. А те отберут. В случае чего позаботься о моих, об Ирке с Нинкой... Впрочем, чего тебя учить, сам знаешь...

Подошел бледный как полотно Денис Грязнов:

–   Дядя Саша, может, и мне с вами?

–  Отставить, герой, – усмехнулся Турецкий. – Ты свое дело уже сделал. А там ты мне не помощник. И потом, на тебе ведь «Глория».

Он вошел в подъезд и поднялся на лифте на нужный этаж, где у дверей толпилось несколько ребят в тяжелом снаряжении спецназа, с пистолетами в руках. Они расступились, и один из тех, что был с Клемешевым, впустил Турецкого в просторную прихожую и провел в большую комнату, где напротив друг друга в креслах сидели Наташа и Клемешев. В одной руке он держал в руке наставленный на нее пистолет, а в другой – противотанковую гранату на боевом взводе. Стоило ему просто разжать пальцы – и через три секунды здесь не осталось бы ничего.

Турецкому было что сказать этому человеку, с улыбкой смертника смотревшего на него снизу вверх большими темными глазами, но он поостерегся. В конце концов, никто не знал, что в эти секунды могло прийти ему в голову. Ведь он действительно потерял все.

Один из людей Клемешева тщательно обыскал Турецкого, но, не найдя ничего опасного – ни рации, ни пистолета, – показал ему на кресло. Наташа была бледна, но, к удивлению Турецкого, какого-то особенного, панического женского страха на ее лице не было, и он невольно восхитился ею.

Нет-нет, он ошибался, ошибался в ней. Она могла бы многое. Но для этого сейчас требовалось спасти ее.

–  Вы вызывали меня, – сказал Турецкий, спокойно глядя в глаза Клемешеву. – Слушаю вас. Хотя должен сказать, вы выбрали слишком банальный путь.

–   Я не выбирал, – улыбнулся Клемешев какой-то странной улыбкой. – Никакого выбора не было. А вызвал я вас вот зачем. Хочу поторговаться. Хотя видите, какие у меня мощные аргументы? – и он поднял руку с гранатой и показал ею на сидящую перед ним Наташу. – Эх, дрызнуть бы сейчас! Но, как сказал поэт, ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь.

–  Это вы-то ненавидите мертвечину? – усмехнулась Наташа. – Да от вас смердит!

–  Не обижай меня, Наташка, – мягко заметил Клемешев, – а то, чего доброго, огорчусь, да от огорчения и уроню эту штуку. Вот тогда да – засмердит. И вообще молчи, тут мужской разговор.

–   Между прочим, – сказал Турецкий, – очень долгий мужской разговор у меня был сейчас с вашим другом Павлом Нелюбиным. Вы послали людей убить его, но на нем ни царапинки. Он смекнул, что к чему, когда мы постарались раскрыть ему глаза, и все рассказал нам. Получился целый роман. Очень трогательный роман о святой и верной мужской дружбе двух солдат, которые стали бандитами. И теперь Павел Петрович просто жаждет увидеться с вами.

–   Зря, зря это все, – поморщился Клемешев. – Если б вы знали, какую малину мне тут испортили! Я хотел устроить тут рай на земле, была у меня такая прихоть, фантазия... Чтобы все жители тут меня на руках носили и поставили памятник при жизни...

–   Ну уж бросьте. Представляю этот рай на костях и крови!

–   Да ведь вся жизнь – на этом, – засмеялся Клемешев. – От сотворения мира, от Каина, который кокнул брата своего Авеля. И мой рай был бы ничуть не хуже других, потому что я сам не хуже других, понимаете? Я такой же, как все!

–  Нет, вы хуже, – сказала Наташа. – Вы вообще не человек. Вы просто устройство для убийства.

–  Ну да ладно, – отмахнулся Клемешев. – Перейдем к деловой части. Я предлагаю вам вместо себя одну чрезвычайно интересующую вас персону. Как говорил Тарас Бульба, я его породил, я его и убью. Я устроил ему тут гнездо, симпатичную времянку, но уж коли так приперло, могу дать и адресок. Разумеется, после того, как получу гарантии, что меня не тронут и дадут уйти. Причем вместе с ней, с Натальей. Я женюсь на ней, Турецкий! А вас приглашаю быть нашим посаженым отцом, потому что и она и я – круглые сироты. Ну что, назвать имя моего товара?

–   Любопытно. – И вдруг Турецкого осенило, будто фотовспышкой озарило на миг: люк в днище тяжелого джипа, открытый посреди мостовой канализационный люк. – Ба, неужто Горланов? – воскликнул Турецкий. – Так он, значит, здесь? Выходит, вы и с ним друзья?

–   Почему нет? – улыбнулся Клемешев. – Я – сила, он – деньги. А вы молодец, Турецкий, действительно молодец! То-то Горланов Никита все говорил мне, что непременно надо вас грохнуть... Ну, да ладно. Все равно деваться вам некуда. С этой машинкой, – он снова поднял гранату, – пока что я король. А потому запоминайте адрес: Вторая Причальная, тридцать два, квартира восемь. Только вряд ли вам пригодится. Вижу, переговоры наши идут туго. В общем, мои условия: мы садимся в машину – вы, я, она и вот эти мои друзья – и спокойно, без эскортов и погонь выезжаем из города. Вы поняли, Турецкий, – спокойно. Без вертолетов, овчарок и прочей ментовской экзотики.

–   А дальше?

–   А дальше, – опять засмеялся Клемешев, – я могу только пообещать, что не трону ни вас, ни ее и спокойно уйду со своими пацанами. А вы останетесь на обочине шоссе и помашете мне платочками. Ну а что там дальше и как – поглядим. Я устал. Мне нужна будет передышка. К тому же у меня свои правила торговли: продавец всегда прав. И у вас тоже, как понимаете, никакого выбора. Передайте мои условия своим – и в путь!

Турецкий встретился глазами с Наташей, вздохнул и снял трубку.

88

Они выходили из дома через четверть часа. Впереди – один из «братков» Клемешева с пистолетом в руке, за ним – Турецкий, рядом с ним – Клемешев и Наташа, запястья которых были накрепко соединены наручниками, замыкал шествие второй клемешевский верзила с пистолетом, приставленным к затылку Турецкого.

Двое спецназовцев открыли дверцы мощного черного джипа Клемешева, и они расселись в просторном салоне машины. За руль сел один из людей бывшего мэра, рядом с ним посадили Турецкого, Наташа, Клемешев и другой телохранитель оказались сзади. Все вокруг стояли серые от волнения, измученные ожиданием, бессильные что-нибудь предпринять или изменить.

–  Покеда, мужики! – крикнул Клемешев в открытое окно. – Мы поехали. Вот и гадайте теперь – учебная была у меня гранатка или боевая!

На все посты было выдано указание беспрепятственно пропускать этот черный джип и дать ему возможность покинуть город. Они миновали мост, оставили позади белые кварталы местных Черемушек. Джип все набирал и набирал скорость.

–   Ну вот и все, – сказал Клемешев. – Как говорил товарищ Сталин, подготовка к успеху решает успех. Помните такую великую сентенцию, господин Турецкий?

–  Помню, – кивнул тот. – Ну, что дальше? Мы выполнили ваши условия и ждем развития событий.

–  Ну какие могут быть для вас события, – усмехнулся Клемешев. – Ваша роль завершается. По-моему, мы сыграем свадьбу с Натальей Сергеевной и без посаженого отца. И на хрена он нужен? Так что скоро, совсем скоро ваши грустные родственники пойдут оформлять пенсию по утрате кормильца. Вы хоть заработали что-нибудь за жизнь, Турецкий?

Но Турецкий молчал. Он понимал, что это не шутка и что вот они, вероятно, эти самые последние его минуты. Стремительно бегущая навстречу серая поверхность шоссе, вечерние холмы у горизонтов...

–   Да пропади ты, надоела! Аж пальцы свело! – вдруг проговорил Клемешев и что есть силы швырнул гранату в открытое окно машины в сторону от дороги. Она пролетела метров двадцать и громыхнула позади джипа ярко-желтым огнем, подняв столб дыма.

–  Ну что, Наталья, ты меня спрашивала когда-то, убивал ли я, – сказал Клемешев. – Это просто и быстро. Хочешь, покажу, как это делается? Или избавить тебя от этого душераздирающего зрелища? Избавлю, пожалуй... Да и салон пачкать не хочется. Я щедрый, Турецкий. Так что выбирайте себе место сами.

Машин на шоссе было немного. По обеим сторонам бежали редкие рощицы и лески. Уже смеркалось.

–  Кирюха, сбавь скорость! – приказал Клемешев. – Господину Турецкому надо бы осмотреться.

Клемешев размял затекшую правую руку и отстегнул наручник, соединявший его широкое запястье с рукой Наташи.

В этот момент сзади ударил яркий свет фар, дважды рявкнул клаксон, и какая-то машина на большой скорости пошла на обгон, обходя их слева. Сидевший за рулем, кого Клемешев назвал Кирюхой, инстинктивно нажал на тормоз, их бросило вперед, и в тот же момент всех сидящих в машине оглушил выстрел. Турецкий, все время ожидавший выстрела в затылок, сильно вздрогнул. Но он был жив, а голова сидевшего за рулем упала на руль.

Резко сбавивший скорость джип бросило в сторону, он вильнул и с маху врезался в обгонявшую машину, которая внезапно тоже резко сбавила скорость и почти остановилась. Ее дверцы раскрылись, и оттуда, пригнувшись, как в бою, выскочили четверо с автоматами. Это были чеченцы.

– Наташа, пригнитесь! – что есть мочи закричал Турецкий и стремительно рванулся назад, чтобы успеть выбить из руки сидевшего позади него Клемешева пистолет. Но тот, так и не успев ничего понять, кто стрелял и почему, уже вывалился из джипа и, перевернувшись через голову, с отчаянным предсмертным воплем кинулся куда-то в сторону от шоссе.

Затарахтели автоматы, несколько пуль по касательной задели джип и с визгом ушли в стороны.

И тут Наташа отчетливо вспомнила, как тогда, той ночью, уже много лет назад, одновременно догорели, обвив друг друга потеками воска, две свечи. Неужели им суждено, согласно поверью, погибнуть одновременно – ему и ей? Ведь случайностей не бывает...

Клемешеву уйти далеко не удалось. Один из людей в темной одежде спокойно и неторопливо тремя короткими очередями уложил его навсегда. Аккуратно вытер автомат белым платком и с отвращением отбросил в сторону.

Все произошло быстро, удивительно быстро. Наверное, и минуты не прошло. Турецкий оглянулся. Наташа была цела, на лице ее читался ужас. Кажется, к счастью, она не видела последних мгновений того человека.

Пацан или «браток» Клемешева смотрел на Турецкого с какой-то странной серьезностью, а потом вдруг улыбнулся.

Турецкий выбрался из машины, не чувствуя ног, голова кружилась, его мутило. Помог выбраться Наташе, на правой руке которой еще болтались наручники. Далеко позади, на шоссе, появились машины с мигающими синими и красными проблесковыми огнями, и тот телохранитель Клемешева, который застрелил своего напарника, сидевшего за рулем, ловко выскочил из джипа, пробежал вперед с десяток метров и быстро сел в ту машину, которая обогнала их. Приземистый черный «БМВ» взревел мощным двигателем, рванул с места и быстро исчез из виду.

Распевая на голоса сиренами, примчались и окружили их со всех сторон несколько милицейских и оперативных машин. Из них выпрыгивали люди. В вечернем полумраке Турецкий узнал длинного Грязнова, Дениса, потом Коренева, еще нескольких человек в спецснаряжении, в форме и штатском.

–   Где? – спросил Грязнов.

Турецкий показал:

–   Там.

–   Кто?

–   Потом расскажу. Жаль, но не мы.

Они обнялись.

–   Да, – сказал Грязнов. – Можешь поздравить. Минут пять назад мне передали в машину – только что люди Коренева взяли по адресу Вторая Причальная, дом тридцать два, квартира восемь, Никиту Борисовича Горланова. Сопротивления не оказал, но очень удивился.

–   Да откуда? – изумился Турецкий. – Как?

–   Понимаете, дядя Саша, – сказал Денис, – дело техники в полном смысле слова. Перед тем как вы поднялись туда, в квартиру, где был Клемешев, я успел вам кое-чего присобачить за лацкан пиджака. Так что мы слышали все, каждое слово. И там, в квартире, и после... уже в машине...

Еще какая-то одинокая машина появилась на шоссе. Она тоже ехала из города и приближалась к ним. Подъехав совсем близко, мягко остановилась у обочины. Из нее вышел какой-то человек и не спеша направился к ним. Когда он подошел, Турецкий узнал Али Арсланова.

–   Добрый вечер, добрый вечер! – спокойно приветствовал он и Коренева, и Александра Борисовича. – Что такое? Сразу столько уважаемых людей... Что-нибудь произошло?

–   Да, – сказал Турецкий. – Вон там, метрах в пятидесяти, один человек сумел уйти от закона. Вернее сказать, ему помогли уйти какие-то неизвестные.

–  Совсем ушел? – уточнил Алибек.

–  Совсем, – кивнул Турецкий. – Окончательно. Так что, Али? Значит – «резин-бензин»?

–   А что? – Тот удивленно поднял брови, хотя и в сумерках было видно, что глаза его очень серьезны. – Что-нибудь не так? «Резин-бензин»...

89

Прошло еще несколько дней. Весь город только и говорил о событиях последней недели, об огромной операции, которую провели и успешно завершили объединенные силы московской и степногорской прокуратур и служб уголовного розыска. Об этом писали все газеты, об этом толковали на телевидении. События получили резонанс по всей стране.

Уже все знали о том, что следователю Турецкому вместе с его помощниками удалось разоблачить и бывшего мэра, который, как выяснилось, был вовсе не тем, за кого себя выдавал, а крупным уголовным «авторитетом», и главарей ультраправой профашистской подпольной организации, которые смогли внедриться в студенческую среду и в ней рекрутировали своих новых членов, и о том, что оказался напрямую связанным с бандитами Клемешева не кто-нибудь, а второй человек в местном управлении по борьбе с организованной преступностью, ну и о том, конечно, что в результате всех этих событий резко поднялся политический вес движения «Гражданское действие», которое так и не удалось оболгать его врагам, даже после вероломного убийства Русакова.

Потом пошел слух, который, впрочем, почти сразу же получил подтверждение, что в городе начались аресты «неприкасаемых», бывших руководителей областного Управления внутренних дел, председателей разных фондов и заводских директоров, что начата глубокая аудиторская проверка целого ряда банков, фирм и компаний, причастных к финансовым махинациям и незаконным сделкам, включая даже подпольную торговлю новейшей военной техникой в обход установленных каналов.

Уже не таясь говорили, что все эти аферы никак не могли осуществляться без прямого или косвенного участия высших чиновников администрации и даже самого губернатора Платова, что обнаружены и подняты целые кипы документов, доказывающих существование сложной системы преступных взаимных расчетов и глухой круговой поруки, объединившей едва ли не большую часть ответственных руководящих работников региона.

Такого разгрома казавшейся несокрушимой машины коррупции страна еще не знала, а потому ситуация в Степногорске приковала к себе внимание всей России. Все понимали, что это только начало, что предстоит кардинальная перетряска на всех эшелонах региональной власти, которая запятнала себя разветвленными связями с самыми жестокими представителями криминального мира.

Об избрании Платова, понятно, уже и речи не шло, он исчез с экранов, и верь город ждал, когда он, наконец, будет лишен депутатской неприкосновенности и против него будет возбуждено уголовное дело. Но в один из вечеров было объявлено, что губернатор Платов неожиданно тяжело заболел, находится в больнице, а следовательно, и вопрос о его участии в выборах отпадает сам собой.

В создавшейся патовой ситуации, при отсутствии реальных претендентов и кандидатов на должность первого лица региона, избирком принял решение выборы перенести на месяц и временно сосредоточить административную власть в городе в руках вновь назначенного представителя Президента по Степногорской области.

Но кто бы что ни говорил и о чем бы ни писали журналисты, все сходилось на следователе Турецком, без которого вряд ли поднялась бы вся эта буря. Только одни считали и прямо называли его злым гением, а другие – чуть ли не спасителем и избавителем региона.

Работы Турецкому в городе было еще навалом. Его по-прежнему берегли и охраняли, поскольку никто не мог поручиться, не захочет ли кто-нибудь из ближайших подручных Клемешева или «серого фюрера» организации «Долг» Нелюбина расквитаться с этим «важняком» за смерть первого и арест второго.

Но сам Александр Борисович словно утратил страх, ему до смерти надоело прятаться в укрытиях. Какая-то интуиция подсказывала, что опасность миновала. Да и Коренев подтверждал это: как сообщали его тайные источники в уголовной среде, оставшиеся на свободе солдаты бывшего мэра тоже вздохнули свободнее, и сейчас им было уже не до Турецкого. Все они были заняты своими делами: и в преступной среде происходила серьезнейшая перегруппировка сил с перераспределением прав, сфер влияния и полномочий.

Наконец, кому-то пришло в голову просить Турецкого выставить свою кандидатуру на губернаторских выборах. И если первое сообщение об этом он воспринял скорее как розыгрыш или анекдот, в котором он фигурировал уже в качестве фольклорного персонажа, то когда об этом вполне серьезно заговорили известные в городе журналисты и комментаторы, Александр Борисович поначалу призадумался, у кого не все в порядке с головой – у него или у них, а после и вовсе испугался.

Кульминацией стала прозвучавшая, как взрыв бомбы, полосная публикация в ежедневной газете «Степной край», еще недавно проплатовской, а ныне занявшей сугубо нейтральную позицию.

Статья была озаглавлена «Народный следователь». В ней Турецкий представал чуть ли не ангелом без крыльев, прирожденным борцом с язвами общества и защитником угнетенных, этаким Робин Гудом без страха и упрека, сумевшим чуть ли не в одиночку перевернуть всю ситуацию в огромном регионе и спасти миллионы обездоленных из лап ненасытной мафии. Вывод же из этого устрашающего панегирика делался такой: поскольку и город, и область оказались не способными выдвинуть в нужный момент действительно достойную и реально избираемую фигуру, стало быть, ей теперь и нужен варяг, человек со стороны, который «придет и будет княжить и володеть над нами».

–  Ну что, кандидат? – подначивал его Грязнов. – Гляди-ка, не сегодня-завтра окажешься князем Турецким!

–  Суровые дела! – отмахивался Александр Борисович. – Тикать надо, вот что, тикать! А то ведь ухватят и силком на трон приведут. Русь-матушка, она такая!

В связи со всем случившимся в Степногорске за последние месяцы, а также глубоким кризисом правоохранительной системы в регионе для наведения порядка в подчиненных им местных ведомствах прибыли высшие руководящие персоны силовых ведомств: новый министр внутренних дел Пашков, Генеральный прокурор России Малютин и директор ФСБ Корсаков. А также первые лица Управления по борьбе с экономическими преступлениями и Налоговой службы.

Разумеется, отправились встречать в аэропорт высокое начальство, хотя первые лица, по совести говоря, меньше всего интересовали что Турецкого, что Грязнова. Тем же спецрейсом должен был прилететь и Меркулов, а вот с ним обоим друзьям увидеться хотелось ужасно.

И когда он спустился по трапу и некоторое время «для протокола» потолкался в толпе встречающих, а потом выбрался из вельможно-сановной кучки и подошел к ним, первое, что они услышали от него, было:

–  Ну, дорогие мои, понаживали вы себе друзей! Вас же теперь, особенно тебя, Александр Борисович, ни один город, ни один регион на порог не пустит! Заставы выставлять будут! Ну что, устал? Еле жив, поди?

–  Вот это в точку, что еле жив, – сказал Грязнов. – Раза три на том свете побывал.

–   Вы хотя бы понимаете, что вы сделали? – спросил Меркулов уже серьезно, без обычной легкой усмешки. – Вы ведь не просто местную мафию разгромили, вы показали всей стране, что это вообще возможно, что еще есть надежда найти управу на эту чиновную банду...

–   Красиво говоришь, Костя, – сказал Турецкий. – Просто плакать хочется. Тем более что мы на самом-то деле, между нами, девочками, говоря, только копнули. А тут еще рыть и рыть... И ведь что интересно, ты тут не только что губернатора, ты хоть горы сверни – у начальства всегда один подход – за что бы эдак тебя ухватить, чтобы снять стружку. Они ведь зачем прилетели – наши огрехи и изъяны искать...

–  Ну ничего, – сказал Грязнов. – Изберут тебя здешним гауляйтером, и приедем мы к тебе с Меркуловым с ревизией...

–  Между прочим, – заметил Меркулов, – ты напрасно улыбаешься, Турецкий. На тебя ведь и письма поступили, сигналы... Мол, и взятку тебе Платов предлагал, и с бандитами нерусскими ты тут снюхался, и с какой-то красавицей шашни завел...

–  Что ж делать? – развел руками Турецкий. – Аз во грехе зачат. А вообще-то хорошо, что мир не без добрых людей, – всегда усмотрят, всегда просигналят... И вообще, что уж там! Я ведь и прибыл сюда лишь затем, чтобы Платова низвергнуть и на его троне воцариться. Что до красавицы – правда, есть такая, от нее-то, между прочим, вся эта ниточка и потянулась.

Прибывшие высокие гости рассаживались по лимузинам. Тем же самолетом прилетел и новоназначенный представитель Президента по Степногорской области, человек, которому надо было теперь на этом искромсанном и испаханном боями поле засеять семена какой-то новой, нормальной жизни.

90

В тот же день Малютин и Меркулов вместе с Золотовым засели за дела, возбужденные против четырнадцати крупнейших чиновников области, среди которых были и сам губернатор, и оба вице-губернатора, и бывший начальник областного Управления внутренних дел, и городской прокурор, а также за другие дела, связанные с хищениями и махинациями. Работа следственным бригадам предстояла долгая.

На следующий день тем же самолетом высокие визитеры улетели в Москву. А Меркулов задержался. Он хотел вернуться в столицу вместе с друзьями.

–  Знаете что... – начал он, когда за окнами уже стемнело.

–  Знаем! – хором ответили Турецкий и Грязнов. – И еще как знаем!

И через полчаса друзья уже сидели в отдельном кабинете лучшего степногорского ресторана «Степь» за бутылкой роскощного французского коньяка, который как раз для этого застолья не забыл прихватить из Москвы предусмотрительный Меркулов.

Спешить было некуда, тревожиться не о чем. Согласно суровым реалиям времени, встреча друзей проходила под усиленной охраной.

–  Ну что? – переглянулся Турецкий с Грязновым. – Выкладываем сюрприз?

Константин Дмитриевич с недоумением посмотрел на них, не совсем понимая, куда они клонят.

–    Тут ведь какая завязочка получилась... – сказал Грязнов. – Оказывается, наш старый приятель Никита Горланов еще много лет назад свел дружбу с ныне убиенным Клемешевым, сиречь Юрасовым, причем интересы их совпали в весьма специфической области. В старые добрые времена Горланов был крупный «цеховик», и для каких-то нужд собственного производства ему потребовались радиоактивные вещества. А Клемешев как раз работал здесь на таком заводе и проложил канал утечки. Дальше – больше. А как пошла вся эта перестроечная пьянка, вся эта бардачина, наши приятели смекнули, что имеется нечто, за что кое-кто был бы готов заплатить раз этак в сто больше...

–  Ну не в сто, положим, а в десять, – поправил Турецкий.