Текст книги "Опасный пиар"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Фридрих НЕЗНАНСКИЙ
ОПАСНЫЙ ПИАР

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

В сгущающейся темноте и под шум осеннего дождя они приблизились к забору, ограждающему дом Треневой, прислушались, присмотрелись к светящемуся окну. Подошли еще ближе, но залаяла собака. И – отпрянули.

– Ну ты чего, Леха, – хрипло сказал один из них, коренастый, хрипатый, без шапки, в болоньевой куртке. – Ты ж говорил, пес тебя как родного встречает?

– Меня знает, а тебя нет, – огрызнулся второй, помоложе, длинный, сутулый и одетый в солдатский бушлат и шляпу с обвисшими полями на голове.

– Ты давай топай, – сказал коренастый и посмотрел на часы. – Скажешь родной тетеньке, типа, на последний автобус опоздал, попросишься переночевать. Иди, говорю, а то мне тут еще мокнуть.

– Иду, – сказал Леха. И не сдвинулся с места. Казалось, он никак не мог решиться. – Слышь, Игнат… Я все думаю. Может, сама отдаст бумажки, если хорошо попрошу, и чтоб никому ни слова?

– Уже просили ее, и по-хорошему, – покрутил головой Игнат. – Ну как знал. Что, жалко стало родную тетку? Тогда я пойду!

И двинулся к калитке. Снова залаяла собака.

– Подожди, – придержал его за рукав Леха. – Все-таки с детства ее знаю… Посылки мне в армию присылала. Весь взвод угощал. Потом в зону тоже присылала…

– А в зоне ты угощал весь барак… Слыхал уже. Ты чего сейчас об этом заговорил? – повысил голос Игнат. – Бабки взял?

– Ну взял… – смиренно согласился Леха. – Может, назад вернуть?

– И они возьмут, – кивнул Игнат. – И еще сопли те вытрут да по головке погладят… Ломом. Или чем потяжелее. Такая, милый, тебе вышла альтернатива. Или ты с бабками и девками, или кто-то другой.

– А кто другой?

– Я, придурок. Кто ж еще?

– Так ты и иди, – хрипло сказал Леха. – А бабки пополам.

Игнат не ответил, только усмехнулся, покрутив головой.

– Вроде обсуждали уже, а ты опять за свое. Я-то пойду, только…

– Тебе она не откроет, – кивнул Леха.

– И соседи моську твою услышат, даже бумаги взять не успею.

Леха оглянулся на соседние дома, где светились окна. Потом, промокший и продрогший, снова тоскливо посмотрел на светящееся окно со знакомыми занавесками в голубой цветочек.

– На вот, еще хлебни, племянничек… – Игнат достал стеклянную флягу с водкой, отвернул колпачок, протянул Лехе.

Тот жадно, будто стояла жара, стал пить. Вытер рукавом губы. И снова залаяла собака.

– Она меня год назад в дом не пустила… – припоминал Леха, распаляя себя и не отрывая взгляда от светящегося окна. – Видеть, говорит, не могу тебя, вечно пьяного. Как я ее, суку, ни просил, так и не пустила Представляешь? Говорит еще, чтоб больше в таком виде не приходил.

– На вот, пожуй, – озабоченно сказал Игнат и протянул ему специально заготовленный хлебный мякиш с мелко толчеными листьями табака как средство от водочного запаха. – А то дыхнешь ненароком. Опять не впустит.

– Я ей не пущу… – Леха мелко дрожал, набираясь решимости. – Ладно, пошел. Сама виновата. Зачем домой бумаги забрала? Их положено на работе держать, верно я говорю?

– Верно, верно… – Игнат подтолкнул его к калитке. – И не забудь, возьми деньги, как договаривались. И что там найдешь…

– Дай еще хлебнуть, – обернулся Леха.

– Хорош, говорю… – Игнат решительно толкнул его в спину.

– А что хоть в этих ее бумажках? – оглянулся Леха от самой калитки.

Игнат не успел ответить. А только присел за куст Скрипнула дверь, на крыльце появилась пожилая женщина, в ее руке светился ручной фонарик.

– Кто здесь? Рекс, уймись!

– Это я, тетя Галя! – громко сказал Леха, открывая калитку.

– Леша, ты? Чего так поздно приехал, случилось чего? – встревоженно спросила она.

– Да нет, вот по делам в Полбине задержался, решил вас навестить. Может, пустите переночевать, а то на последний автобус уже опоздал…

– Опять с друзьями небось задержался! – Она придерживала за ошейник овчарку, которая теперь скулила от нетерпения и рвалась к племяннику.

Игнат наблюдал из-за куста, как Леха погладил овчарку и она потерлась о его ногу.

– Ас чего он вдруг залаял па тебя? – спросила хозяйка, пропуская Леху в дверь. – Не узнал, что ли?

– Так дождь ведь, запахи отбивает… Да и старый совсем. – Это было последнее, что услышал Игнат, когда Леха закрыл дверь.

– Где ж ты так промок? – спросила тетка уже в доме, близоруко щурясь на промокшего племянника. – Ходил где-то, все по друзьям… Выпивал, что ли?

– Ну так, помаленьку… – развел руками Леха, пряча глаза. – Все ж приглашают, все угощают.

– Садись, сейчас чай поставлю. – Она помогла ему снять тяжелый от воды бушлат. – На вот, тапки переодень, ноги сырые совсем… Как хоть там, в Красноземске, устроился, расскажи.

– Нормально, – сказал он, присаживаясь за стол. – Комнату снял, платят пока исправно. Мало, конечно.

– Какой-то ты странный, – покачала она головой, внимательно глядя на племянника. – Случилось что? Ты здоров?

– Да нет, ничего, выпил, конечно, боялся, не пустите такого, как в прошлый раз… – Леха жалостно вздохнул и снова отвел глаза.

– Сядь наконец. Согрейся. И переоденься… – Она стала копаться в шкафу. – Вон у меня остались от дяди твоего вещи – кальсоны, носки» свитер, пиджак… Маловаты, конечно. Но хоть сухие. Я их после похорон почистила, высушила.

Леха невольно взглянул на большую фотографию покойного дяди, висевшую напротив, и отвернулся. Показалось, что тот в упор разглядывает племянника, собираясь что-то сказать.

– Да ладно, теть Галь, ничего страшного.

– Заболеешь еще. Вон весь продрог, я же вижу… Садись, переодевайся. И выпей немного, что ли…

И поставила на стол початую четвертинку водки.

– Это я для компресса держу, что-то в горле стало першить, – сказала она, будто оправдывалась.

– Да ладно, ну что вы… – Леха слабо сопротивлялся собственному желанию надеть сухие вещи.

– Надевай, кому говорят! Меня стесняешься, что ли? Я выйду, посмотрю чайник, а ты сними все с себя, я потом перестираю, до утра подсохнет…

Она вышла, и Леха, посмотрев на себя в зеркало, потом снова на дядю, выпил водку прямо из бутылки. Потом быстро переоделся. Встал из-за стола, прошелся по комнате. Снова взглянул на сеоя в зеркало. Хорошо бы сейчас найти, где лежат эти бумаги и деньги, чтоб взять и втихаря уйти… Он прикрыл глаза, вышел на кухню.

Там тетя Галя собирала на стол. Нарезала хлеб, открыла рыбные консервы. Почувствовав запах пищи, Леха остановился, подумал, что сначала бы надо поесть, но потом разозлился на себя. Сколько можно, в натуре? Так вообще ни на что не решишься. А Игнат ждет. И те, заказчики-работодатели, тоже ждут. Игнат нашел ему это дело за неплохие бабки, каких он, Леха, отродясь в руках не держал, едва узнал, чей Леха племянник. И еще за него поручился. А отказался бы, и снова без работы, зато в отказе, как ненужный свидетель. Год как вернулся из зоны, с тех пор отовсюду гонят.

Он внимательно посмотрел на кухонный нож в крошках и колечках лука, потом на седой аккуратный узел волос, стянутый на затылке, потом ниже, туда, где начиналась шея, и замер на месте, затаив дыхание.

– Ты чего, Леша? – обернулась она, и он снова встретился с ее взглядом. – Да что с тобой?

– Тетя Галя… вы мне как мать… – всхлипнул Леха. – Вот как умерла она… Ведь никто, только вы одна… Что бы я делал, если б не вы!

Она улыбнулась, обняла его, прижала к себе, как маленького.

– Ну конечно, Лешенька, она ж мне родная сестра была. Как же иначе?

…Игнат, проклиная себя за то, что связался с Лехой, ходил, чтобы не замерзнуть, вдоль забора вокруг дома. Сколько можно, бормотал он про себя, он чаи там гоняет, разомлел от родственных чувств…

И – замер на месте за очередным поворотом, откуда уже была видна калитка, наткнувшись на темную машину с погашенными огнями, стоявшую к нему задом. Хотя он мог поклясться, что несколько минут назад, когда он здесь проходил, ее не было. Конечно, за шумом непрекращающегося дождя он мог не услышать, как она подъехала… Но чтоб не заметить? Или они так и подъехали – с погашенными фарами?

Пригнувшись пониже, он приблизился. Теперь он увидел черную «Волгу» с приоткрытыми окошками. И услышал – обрывочно, не всегда понятно – негромкий разговор тех, кто там сидел.

– Слышь, может, опоздали?

– Чертих… (неразборчиво). Вроде не должны… (снова неразборчиво). Свет вроде горит.

– Зайти, что ли, взглянуть?

– Собака, забыл уже?

– Да она на цепи.

– Хипеж поднимет, соседей разбудит…

– Вон она… Жрет, сволочь, видно, корм недавно вынесли.

– Если они вообще там есть… Если они вообще пришли.

– Там они, там, вон за занавесками… (неразборчиво) видишь? Чай, поди, с ней пьют. Для понта. Так что не все сразу… (неразборчиво).

– Игнат тоже там? Я думал… (неразборчиво) он поумнее будет.

– Черт их знает, где кто. Говорил тебе, надо было самим… (неразборчиво)…

– …(неразборчиво) здесь нельзя, придется дождаться. Кончим, и сразу в лес. А уж там я место приметил…

Игнат присел на корточки, потом, пятясь, стал отступать назад, пока не завернул на угол. Дела, подумал он. Мы пришли по ее душу, а эти, выходит, по нашу… А что, вполне можно было ожидать… И ведь говорили, суки позорные, уговаривали, мол, все будет путем, без обмана, только проверни это дельце… Большие бабки в этом деле, вот что… Знал ведь, старый хрен, коли тебе такие бабки отгружают, значит, приговорили тебя! И к гадалке не ходи, и думать тут нечего… хорошо, что к ней не пошел… И потому их засек… А все жадность одолела, как последнего салабона… Тьфу!

Он лихорадочно соображал, прислонившись спиной к мокрому забору. Кто они и как быть? Дождь шумит, по голосам узнать трудно, но можно. Только не в этом дело! Ждут они, когда дело сделаем… Чтоб сделать свое… Черт, раньше надо было думать. Выходит, я, старый пес, не нужен им стал? Кость кинут – и на живодерню? Это мы еще посмотрим… Можно, конечно, прямо сейчас дать деру, и черт с ним, с Лехой… Ну а если Леху схватят и начнут выпытывать, где, мол, Игнат… Да они из него душу вынут, чтоб узнать, где я схоронился! А Леха, сяв-ка, знает мою нору.

Он прислушался, потом постарался тихо зайти с другой стороны дома, отгородившись им от машины и собаки, которая с урчанием пожирала корм, вынесенный хозяйкой. Игнат привстал, приподнялся на руках, чтобы заглянуть в окно. И тут же вздрогнул, услышав женский крик, так что снова присел.

– Лешенька!.. Ты что! Лешенька! Ой помогите! Помогите!

Игнат, подтянувшись на руках, перевалил через забор, свалился на землю, потом вскочил, услышав лай собаки, и рванулся к дому.

Подбежав к окну, он увидел за занавеской мятущиеся тени, ударом локтя разбил окно.

– Кончай! – громко сказал Игнат. – Да не туда… По глотке ее полосни, чтоб орать перестала…

И увидел обезумевшие глаза Лехи и окровавленный нож в руке. Его лицо было забрызгано кровью. Он снова и снова, в слепой ярости, наносил беспорядочные удары по обвисшему на нем, залитому кровью телу тетки.

– Ах ты, сука! – придушенно орал он. – Ты мне за мать была, да? Учить меня будешь, учить?

Еще меня пырнет, мельком подумал Игнат. И оглянулся на соседний, через ограду дом. Там теперь тоже лаяла, заливалась собака, потом погасло одно окно, заскрипела дверь. Рвать бы отсюда, тоскливо подумал Игнат.

– Кончай, говорю, если жить хочешь! – сказал он громче. – Прыгай сюда, пока цел! Да не возись ты…

Леха снова встретился с ним взглядом, кажется, что-то сообразил. Отбросил нож, попятился от окна.

– Менты? – шепотом спросил он.

– Хуже! – не выдержал Игнат. – Бумаги и бабки взял? Прыгай!

Леха кивнул и рванулся к окну. Они перескочили один забор, другой, третий. Вслед им несся собачий лай. Когда пробегали мимо пруда, Игнат протянул руку за папкой, которую Леха прижимал к груди, и, как только тот отдал документы, столкнул его в воду.

– Ты чего?.. – стал захлебываться Леха, протянув к нему руку – Я ж плавать не могу…

Лучше там бы тебе и оставаться, подумал Игнат, схватив его за руку и рванув на себя.

– Чтоб кровь смыть, дурила, пока не застыла, – сказал он, толкнув Леху снова, теперь уже в направлении леса, возле которого было шоссе. – Все равно дождь хлещет, какая теперь разница…

– Так на мне все сухое было, – чуть не плакал, выбивая зубами дробь, Леха. – Она мне в дядино переодеться дала!

А ты за это глотку перерезал, подумал, озлобясь, Игнат. И с еще большей силой толкнул его – так, что тот упал.

– Вставай! Беги, согреешься!

– Нож потерял… – сказал Леха, шаря по траве.

– Черт с ним… Бежим! – крикнул Игнат, заметив сполох автомобильных фар на пустынном шоссе. – Может, подфартит, успеем…

Когда они выбежали на шоссе, Игнат рванулся едва не под колеса «жигуленка», который невольно затормозил, столкнув его на асфальт, потом стал разворачиваться, но на его пути теперь выскочил, размахивая палкой, Леха и ударил ею по смотровому стеклу. Невольно свернув в сторону, «жигуленок» ткнулся носом в кювет и заглох. Оттуда выскочил какой-то пузатый коротышка в кожаной куртке и, что-то крича, побежал в сторону поселка, откуда навстречу уже бежали люди с фонарями.

Морщась от боли, Игнат с трудом поднялся, не отпуская папку с документами, сел за руль. Ключи зажигания были на месте.

– Толкай! – заорал он на Леху и включил двигатель. Визжа колесами, «жигуленок» выкарабкался из кювета, так что Леха, потянувшись за ним, ткнулся мордой в грязь.

– Залазь! – крикнул ему Игнат и рванул его на себя за шиворот, втянув в кабину. Потом, не дав закрыть дверцу, врезал по газам.

Они оторвались от преследователей, потом, проехав несколько километров, свернули в лес. Леха пьяно всхлипывал, дрожал от холода и размазывал по лицу грязь вместе с кровью. Вот связался, в который раз подумал Игнат, искоса глядя на него.

Они свернули с проселочной дороги в лес, где Игнат постарался проехать как можно дальше, пока не застряли в кустах.

– Приехали? – спросил Леха, ошалев от пережитого и при свете фар тупо уставясь на заросли.

– Ну. Вылезай… – сказал Игнат, все еще не веря себе, что удалось скрыться. – Пошли.

И мотнул головой в обратную сторону. Леха послушно шел за ним, бормоча и причитая себе под нос, больше ни о чем не спрашивая.

Игнат вел его к заброшенной лесной заимке, которую облюбовал еще летом. Туда он заблаговременно свез продукты, теплую одежду – на тот крайний случай, который представился именно сегодня. Они долго петляли, несколько раз Игнату казалось, что они заблудились, хотя места были знакомые: чтобы отвести преследователей от своего убежища, он бросил машину в стороне. Шли всю ночь, уже еле тащили ноги, пока Игнат не увидел наконец свою заимку.

2

Залогин уже собирался уходить из редакции домой, когда ему позвонила Татьяна Козорезова, его непосредственный начальник.

– Игорь, я сейчас сижу у главного…

– Ну-ну, – хмыкнул Залогин. – Кофе там с жареными орешками, как в солидных редакциях, или как у нас, с сушками?

– Потом расскажу. Ты, конечно, слышал про убийство журналистки Галины Треневой в городе Полбино?

– Только слышал, что это самое Полбино – дыра, каких мало, – проворчал Игорь, предчувствуя очередную командировку в медвежий угол. – А почему опять я?

– Я еще ничего тебе не предложила, – недовольно ответила Козорезова, наверняка перехватившая недоуменный взгляд начальства. – И вспомни: кто, если не ты? Ты можешь это сказать? У кого из нас такие связи с Генпрокуратурой, которая сейчас это расследует?

Залогин промолчал. Похоже, ехать все равно придется. Больше некому. Рома Аверин улетел к нефтяникам Сахалина, ибо читатели непременно хотят знать, все ли японские кредиты там успели разворовать. В отделе остались одни женщины… Но главное не это. Главное – не хочется подводить Таню.

– Мне подняться к вам наверх?

– Угадал, тебя приглашают. Отправляют в командировку.

– Кофе с жареными орешками таки будет?

В кабинете главного редактора Евгения Моршанова, кроме хозяина и Тани Козорезовой, никого не было. Главный блеснул очками в сторону Игоря, поднялся навстречу, протянул руку. Значит, решение уже принято, подумал Игорь, отвечая на рукопожатие. Когда начальству от тебя ничего не надо, как правило, оно с усталым видом отрывает взгляд от бумаг, но не отрывается от кресла. Если встает и протягивает руку, пиши пропало. Или увольняет по сокращению, или спровадит к черту на кулички.

Впрочем, Женя Моршанов – свой человек. Начальствует недавно. Никак не привыкнет к пиджаку и галстуку, в котором напоминает удавленника с оборвавшейся веревкой. И потому в глазах – тоска. Остро завидует джинсам и свитерам подчиненных. Но положение обязывает. Всегда могут вызвать к «спонсору». А там встречают по одежке. Словом, он пока еще не вполне уверен в себе. Значит, приказ можно и обсудить. Авось посочувствует, пойдет навстречу…

– Кто такая Тренева? – спросил Игорь, усаживаясь.

– Журналистка, редактор «Полбинской правды» Тренева Галина Сергеевна была убита вчера, тридцать резаных и колотых ран, – сказал Моршанов, положив ручку. – Из них только одна смертельная. Похоже, орудовали кухонным ножом. Причем неумело. Об этом передавали утром в новостях, неужто не видел?

Игорь пожал плечами:

– Все недосуг как-то… Ну и что тут для нас интересного? Я-то думал, киллер был весь в черном и кожаном, выстрел из снайперской винтовки с инфракрасным прицелом с расстояния полкилометра… А тут заурядная бытовуха, какая бывает у родственников.

Он не собирался им объяснять, на что ушло сегодняшнее утро. Дочь встала с заплаканным лицом, хмурилась, ни на кого не смотрела, потом убежала в школу, не попрощавшись. Люся, как всегда, страдает от безденежья, требует, чтобы он ушел в коммерческое издание, грозится уехать в свой Белорыбинск к маме… Ну вот как он может их, самых близких ему людей, оставить на несколько дней, а то и на неделю?

– Кстати, на какой срок? – спросил он вслух. – А то Люсе нужно съездить к матери. Давно собиралась.

Они переглянулись с некоторым облегчением. Такой вопрос обычно означает согласие.

– Как управишься, – пожал плечами Женя.

– Может, я тогда вашу Надю заберу к себе? – негромко спросила Таня, закурив сигарету, не обращая внимания на страдальческое лицо Моршанова, сидевшего под плакатом: «Здесь не курят!»

В прошлый раз было то же самое. Забрала Надю к себе, пока он летал в командировку на Дальний Восток, а Люся, как в песне: ей в другую сторону, на запад в Калининград.

– Тамошние журналисты говорят, будто милиция хочет спустить на тормозах, – сказал Женя. – Поскольку у них одна версия: чистой воды бытовуха, племянник по пьянке зарезал свою родную тетку. С кем не бывает? Значит, никакой политики. И это, заметь, на фоне предвыборной борьбы.

– А она, борьба то есть, в наличии? Или одни разговоры?

– Как видишь, в самом разгаре.

– Но это действительно смахивает на бытовуху, раз родной племянник…У нас тещ только зятья мочат, пора бы уже знать… А если не секрет, кто там в этой таежной глуши с кем борется? Не выдра же с росомахой?

– Сейчас все узнаешь, – буркнула Козорезова.

– А какой тираж у этой газеты? – поинтересовался Игорь. – Как ее, «Полбинская правда»? Тысяч пять наберется?

– Примерно, – усмехнулась Таня. – Пятьсот тридцать пять экземпляров. Подписчиков – вдвое меньше.

Женя между тем взял пульт и включил сначала телевизор, потом – видеоплеер. Это была запись криминальных новостей, где показывали место убийства – маленькую, тесную кухоньку в крестьянском доме и залитое кровью тело немолодой женщины в домашнем халате, лежащее на полу. На столе остатки закуски и пустая четвертушка водки. Милиционеры в серых бушлатах, один здоровее другого, возились рядом.

– Мы все-таки столичная газета, – напомнил Игорь. – Нас читают за рубежом. Говорят, после моих статей о черном пиаре тираж моей родной «Неангажированной» увеличился на ноль целых семь десятых процента… Нас даже захотели купить олигархи! Мы все стали получать неплохую зарплату. Поэтому я хочу знать: что я сделал такого, что мне дали именно это задание? Или спрошу иначе: в чью немилость я впал? Нашего нового хозяина?

Они слушали его опустив глаза, дружно кивая в знак согласия.

– Успокойся, сядь и посмотри, – сказала Таня и прогнала пленку на несколько минут дальше. – Именно потому, что ты у нас признанный спец по черному пиару, тебя и командируем… Повторяю, это провинциальное и, как ты считаешь, пустячное дело уже передано в Генпрокуратуру, в силу его общественной значимости. Теперь посмотри этот сюжет, и все поймешь. Потом позвони своему другу Гере в Генпрокуратуру, и он тебе все растолкует.

Игорь озадаченно замолчал. Тем временем на экране появился зал ресторана, в котором гуляла большая компания. Над нижним обрезом по экрану мелькали, сменяя друг друга, черные цифры, обозначавшие текущее время

– Оперативная съемка милиции? – спросил Игорь. – Как она к вам попала?

– С того же экрана, – кивнул на телевизор Женя Моршанов. – Все те же криминальные новости, снятые в Полбине около месяца назад. В передаче использовали отрывок из оперативной видеозаписи, а мы выпросили у ментов весь материал. Кстати, это происходит в единственном ресторане этого города при гостинице, где для тебя уже забронирован номер. Как видишь, неплохой ресторан. Девушки и скатерти почти свежие. Простыни, надеюсь, тоже. Номер одноместный, но с двуспальной кроватью.

– Женя, не забывайся, Игорь на сегодня вполне женатый человек… – покачала головой Таня.

– Шустрые вы, как я посмотрю… – хмыкнул Игорь, разглядывая участников пира. – Ну и рожи… Тамошняя мафия? Карманники и рэкетиры с местного рынка?

– Это будущий губернатор и его присные, – сказала Таня. – Вон тот, самый здоровый и лоснящийся, и есть Николай Викторович Сабуров, он же Саба. Три или четыре судимости, погашенные ровно за три месяца до выборов.

– Ну везде одно и то же! – воскликнул Игорь. – Лезут во власть, как тараканы на макароны.

– Местная газета о нем что-то писала, то ли собиралась писать, – продолжала Таня. – Словом, все узнаешь на месте.

Они какое-то время молча разглядывали Сабурова – огромного, лоснящегося, в расстегнутом пиджаке, со сбившимся набок галстуком. Он ухитрялся одной рукой держать расплескивающийся фужер с водкой, другой прижимал красивую и пьяную деваху.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами Игорь. – Это что, будущий губернатор райцентра Полбино и его окрестностей?

– В райцентре Полбино нет и не может быть губернатора, – терпеливо сказала Таня. – Он претендует на кресло губернатора Красноземского края, куда входит Полбинский район. А сюда он приехал провести смотр своих единомышленников, которые в основном его бывшие подельники. Но не имел там успеха. Говорят, на митинге его освистали. Вот и напился с горя… А до этого городок Полбино был незаметным и тихим и считается вотчиной другого претендента на выборах, некоего Солодухина. И стал в центре внимания после странного убийства редактора местной газеты, случившегося сразу после наезда Сабурова. Так берешься?

– Риторический вопрос, – пожал плечами Игорь. – Откажешься тут, раз уж на меня потратились и заказали номер на мое имя.

– И билет на самолет, – кивнула Таня.

Они еще несколько минут молча смотрели на экран телевизора. Невидимый диктор подробно рассказывал о жизненном пути участников сборища. По какой статье, кто, сколько сидел, что совершил.

– Слышите? Одни уголовники, – сказал Женя.

– И девки им под стать, – добавила Таня. – Малина, можно сказать. Говорят, когда эту передачу увидели, рейтинг Сабурова сразу увеличился. Хотя ожидался другой результат.

– Вот так да!.. – присвистнул Игорь. – Впрочем, население всегда жалело гонимого.

– Вот это ты и выяснишь, – сказал Женя. – В чем там дело и почему забытый Богом городок оказался в центре общественного внимания. Только ли убийство журналистки тому причина.

– Я тут еще кое-кого вижу, – сказала Таня, не отрывая взгляда от экрана. – Вон того, скромного, в темных очках, видите, в другом конце стола? Непохоже, чтобы мотал с ними срок. Вон какой холеный и ухоженный. Давно за ним наблюдаю, причем, обратите внимание, оператор нет-нет да и невольно переводит свою камеру на него. Говорят, это некий Огурцов, богатый человек, представитель местного истеблишмента. И будто он и спонсирует предвыборную кампанию Сабурова.

– Явно выпадает, – согласился Женя. – Почти не пьет, никого не тискает, хотя, видите, возле него сидит и смотрит ему в рот самая привлекательная, на мой взгляд, из всей компании девица.

– Это на твой взгляд, – фыркнула Таня. – Ну и вкус у тебя! Дебелая, дородная, круглолицая деваха… Там-то она первая красавица, я понимаю… Ну, Моршанов! Не знала, не знала. Рубенс, да и только.

– Не всем же длинноногие и поджарые по вкусу, – начал было Женя и запнулся, когда в кабинет вошла секретарша Зина, длинноногая и худощавая, и, смутившись, застыла в дверях.

Игорь и Татьяна рассмеялись, отчего девушка растерялась еще больше. Женя остановил воспроизведение видеоизображения.

– Зиночка, ради бога, это не к тебе относится! – сказала Таня. – Все наши мужики, поверь мне, только тобой и любуются… Ты что-то хотела сказать?

– Евгений Андреевич, у меня почта для вас, – тихо сказала девушка, по-видимому привыкшая, в силу профессии, обожать своих начальников и вот случайно услышавшая от одного из них, что не в его вкусе.

Она положила несколько конвертов на стол и вышла из кабинета.

Женя, проводив ее взглядом, снова включил запись.

– Где-то я его уже видел, – сказал Игорь, присмотревшись. – Этого, в темных очках. Ну который выпадает из спаянного коллектива. Возможно, ты права, в передаче «Они владеют Россией».

Вернувшись к себе, Игорь позвонил в Генпрокуратуру своему другу Герману Шестакову.

– Привет, Гера, слушай, это правда, что вы возбудили дело по поводу убийства одной журналистки из Полбина, как ее?..

– Привет, Игорек, сущая правда, а фамилия убитой редакторши – Тренева. А что, тебя туда тоже засылают?

– Да… А как ты догадался?

– Работа у нас такая. Просто твоему покорному, да еще под мудрым и непосредственным руководством Турецкого и Померанцева, был дан приказ на восток, в ту же сторону, как я понимаю, и по тому же самому делу.

– Хочешь сказать, там все очень серьезно?

– Там на носу выборы губернатора, мать их так, как будто Москва сама не может назначать. А для тамошнего населения это стихийное бедствие, похлеще веерных отключений и лесных пожаров с последующими наводнениями, которые, оказывается, там до выборов тоже были. То есть, как нам уже доложили, после гибели Треневой, поддержавшей одного из кандидатов, тамошние политики, юристы и ваш брат журналисты уже на грани нервного срыва, и все разговаривают только на повышенных тонах. И считают, что и за новыми убийствами дело не станет.

– Значит, вместе летим? Я как раз завтра вылетаю, – обрадовался Игорь. – У вас какой рейс?

– Не, даже не мечтай, до завтра мы не успеваем, – сокрушенно ответил Гера. – Еще не запаслись жидкостью от мошкары и снастью для рыболовства. Рыбалка там, говорят!.. Иначе бы лично я не согласился. Вплоть до увольнения. Не с пустыми же руками возвращаться, правильно? Но ты там присмотрись в наше отсутствие. Что и как. И по всей форме доложишь, когда прилетим.

– Это Игорь звонил? – спросил Померанцев, оторвавшись от бумаг, когда Гера положил трубку.

– Он. Ты, как всегда, прав: его командируют в Полбино. Будет снова приставать с расспросами и доставать своими версиями. Но уж лучше он, чем кто другой. Его я всегда могу окоротить. Или послать, смотря по обстоятельствам. Например, он будет утверждать, что зря приехали, это обычная бытовуха.

– Приуроченная к выборам… Случайно, наверно. Ладно. Работаем. Собираем все, чтобы можно было разложить пасьянс, с чем и с кем именно там в Красноземске нам придется иметь дело, – сказал Померанцев и положил перед Герой чистый лист бумаги и ручку.

Потом взял себе такой же лист и другую ручку. Это было вроде игры – ставить баллы внушающим подозрение фактам, лицам по их фотографиям, по анкетам, по газетным публикациям, по справкам из досье, а потом сверяться.

Они уже начали записывать, когда дверь кабинета открылась и вошел помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий. Вид у него был озабоченный.

– Только что я выдержал настоящий бой на совещании у генерального, – сказал он, пожав руки обоим следователям. – Не буду называть кто именно, но меня забросали вопросами, почему я придаю такую важность бытовому преступлению, случившемуся в провинции, раз рекомендую послать туда сразу двух «важняков»… И показали мне факсы и письма из местной прокуратуры и УВД. Те уверяют, что, мол, они и сами справятся… Мало ли чего требует их общественность и местные правозащитники! На это я указал, что в Красноземске недавно уже было совершено нападение на редакцию газеты, а главное, непонятно почему их губернатор вдруг снял свою кандидатуру с предстоящих выборов в пользу другого кандидата, имеющего несколько судимостей по уголовным статьям, правда погашенных. Где это у нас в России видано, чтобы губернатор, находящийся у власти, вдруг отказывался от нее, будучи в добром здравии, ясном уме и твердой памяти? И тут же другие претенденты, по принципу домино, тоже сняли свои кандидатуры. Остался Сабуров, бывший уголовник, и ему противостоит другой кандидат, некто Солодухин, тоже с уголовным прошлым. Вот с этим вам предстоит разобраться, раз у местной прокуратуры не получается.

– Солодухин идет на выборы, чтобы подстраховать пахана Сабурова? – спросил Гера. – Иначе выборы объявят безальтернативными?

– Именно так я и сказал, – кивнул Турецкий. – Преступность рвется к власти. Набило оскомину, но иначе не скажешь. Поэтому не подведите, ребята…

Он ушел, а они несколько часов листали дела, сопели, пили кофе, звонили, залезали в свою базу данных, наконец, ближе к вечеру, они стали делиться тем, что добыли. Сначала они пришли к согласию о главном и общеизвестном. Красноземск – слишком богатый край с горнодобывающей промышленностью, цветной металлургией, с огромным алюминиевым комбинатом, чей контрольный пакет акций в руках одного московского олигарха, всем известного Корецкого Бориса Яковлевича. И невозможно себе представить, что к нему не потянутся руки новейших хозяев жизни. Вот и рвутся поучаствовать в выборах, проталкивая своих кандидатов.

Потом их мнения стали расходиться.

– Хм… – качал головой Гера. – Валер, как мне стало известно, местные авторитеты склоняются ставить на вот этого Николая Сабурова, здоровенного и мордастого, которому ты дал низший балл по интеллекту.

И ткнул в одну из фотографий.

– Во-первых, серьезными фигурантами следует считать и тех, на кого делают ставку имиджмейкеры, – возразил Померанцев. – Они видят то, чего не видим мы. Во-вторых, меня действительно заинтересовал тот, кому я поставил четверку как более наглому и молодому.

И указал на другую фотографию – смурного малого с несколько растрепанной прической, из-под которой пронзительно, в упор, смотрели светлые глаза.