Текст книги "Опасный пиар"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

7

Начальник краевого УВД Тихонов тут же без стука появился в комнате, будто стоял за дверью и только ждал, когда его позовут.

– Садись, Ген, – приветствовал его кивком Саба. – Пивка хочешь? А покушать? Ел с утра? Больно ты озабоченный.

– Не голоден, – хмуро сказал Тихонов, глянув на Трофима. – Слушай, что за дела с этой прослушкой?!

– Ты сначала присядь… Вы знакомы? Трофим – свой. Будет у меня серым кардиналом, как ты генералом.

– Не до этого, Коля, – покрутил головой Тихонов.

– Тогда напомни, о чем речь, – поморщился Саба. – Думаешь, я знаю, о какой прослушке идет речь? Ты их столько везде наставил, боюсь лишнее слово сказать.

– Света твоя им подложила, или забыл? – нахмурился Тихонов. – Мои ребята говорят: мол, странные разговоры там ведутся. Одни хохмы по телефону рассказывают. И между собой анекдоты травят. А то полдня – тишина.

– Хорошие хоть анекдоты? – поинтересовался Саба.

– Разные, – отмахнулся Тихонов. – Я говорю своим: а вы не сидите на месте! Одни пусть и дальше с подслушкой работают, другие в это время пойдут к ним в гостиницу и послушают за дверью, говорят по телефону или нет. И время засекут, а потом сравнят.

– Толково, – похвалил Саба. – Сам придумал?

– Что тут придумывать?.. – скривился Тихонов.

– Не прибедняйся. На генерала, вижу, тянешь. И что? Посмотрели, послушали?

– А то! Еще часу не пошло. Все, как я чувствовал. Они у себя в номере сидят и серьезные разговоры ведут по телефону. А у нас на прослушке – в это самое время – полная тишина, никаких записей. Зато как они потом анекдоты травят, опять слышно. Только что мне доложили. Я им велел поставить микрофон прямо у двери их номера – это небольшой такой, как на телевидении, его куда хочешь можно поставить, – а сам прямо к тебе.

– Это я понял, – поморщился теперь Сабуров. – И какие выводы ты сделал?

– Тебе решать, – развел тот руками. – Тебе мозги пудрят, а не мне. Ты им жучка впарил, а не я.

– Не губернаторское это дело со всякой мутотой разбираться! – свирепо сказал Саба. – Сколько тебе говорить? У меня для этого референты есть. – Он кивнул в сторону Трофима. – Вот как ты это понимаешь?

– А чего тут понимать? – пожал тот плечами. – Раскусили ребятишки, в чем дело. Нашли жучка. И теперь захотят – подключат твою подслушку, захотят – отключат. Когда серьезные переговоры ведут, вроде их нету. А в свободное время анекдоты травят, что тут непонятного… А могут нам и лапшу на уши, чтоб сбить с толку.

– Это я без тебя понял, – раздраженно сказал Саба. – Разберись и подумай, что теперь делать! Ты понял? Я себе зарок дал: пока в кресло не сяду, никаких резких движений. И ни в чем не должен быть замешан. И знать не хочу, что вы с ними за это сделаете.

– Запомни, Коля, – Тихонов наклонился к нему через стол. – Ты пока не губернатор! Как и я – не генерал. У Солода серьезные пацаны работают, ясно тебе? А у тебя?

– Вот и я говорю, – подхватил Трофим. – Рано нам почивать на лаврах, Коля! Взять хоть этого Богдана, московского мокрушника, вот бы с кем еще работать и работать. И одновременно держать ухо востро. Вот сколько уже об этом толкую! Мордоделы твои и журналюги купленные, рейтинги какие хошь тебе нарисуют, но ты сам ушами-то не хлопай! Вот приехал к нам сегодня этот имиджмейкер из Москвы, – обратился он к Тихонову. – Пацан, ничего не скажу, шустрый такой, и дело, похоже, знает.

– Кто такой? – спросил Тихонов. – Где он хоть остановился?

– В «Кедре», где еще… – махнул рукой Саба. – Ген, может, ты и его под колпак возьмешь, а? Чует мое ретивое, эти московские вполне могут меж собой договориться и одним делом заниматься, работая на разных клиентов.

– Это запросто. Это у них не заржавеет, – согласился Тихонов. – Дашь мне на него выходные данные. Где, в каком номере остановился, чем дышит. Светку к нему еще не подсылали?

– Да нет… Больно деловой, – сказал Сабуров. – Приехал только недавно, нет, чтобы посидеть по-людски, поговорить с коллективом, с людьми познакомиться в нерабочей обстановке, так нет, уже помчался по объектам.

Трель сотового прервала его разговор. Они переглянулись.

– Это у меня или у тебя? – спросил Саба, задержав руку с ломтем ветчины возле рта. – Достали уже… – И полез в карман, заглянул под стол. – Трофим, сотовый мой не видел?

– Крыша поехала? – хмыкнул Тихонов, доставая из внутреннего кармана свой мобильник. – Алло, Илюхин, это ты?

– Так точно, Геннадий Александрович, – ответил голос из аппарата. – Вот Сергей Васильевич тут просит дать ему последнее слово. Для вас, персонально. Может, дадим?

– Вы где сейчас, далеко? – спросил Тихонов.

– Там, где и договорились, – ответил Илюхин. – Ну так что?

– А он во всем признался? Как он вообще себя вел?

– Ну вроде… Говорит, этот следак из Москвы, Померанцев, к вчера нему подкатывался, домой приезжал, велел сегодня прийти и про вас ему рассказать. Словом, все, как вы предположили, Геннадий Александрович. Так чего делать с ним? Вроде искренне раскаивается и готов искупить. А то мы не можем долго отсутствовать, нам еще на рынок надо успеть, там, говорят, эти азеры совсем обнаглели… Опять заставляют русских людей цены поднимать. Так дать ему последнее слово, или не давать?

– И так хорош… – поморщился Тихонов, переглянувшись с Сабуровым. – Тут дело такое: не мы их, так они нас. А в его положении резину тянуть – самое милое дело… Место там хоть нормальное? Там вроде овраг должен быть, глина, эх, помню, в комсомольское-то время в поход туда ходили, костры жгли, шашлыки, девки нам песни пели, то-се. Потом ямы там рыли, для отходов, чтобы природу не засорять. Хорошо глина поддавалась, легко копать. Потому и запомнилось.

– Давно это было, – согласился Илюхин. – Ну так что?

– Жалко стало? Ну пусть, пусть скажет, – разрешил Тихонов, переглянувшись с Сабуровым. – Минуты ему хватит?

– Говорит, даже много, – хохотнул Илюхин. – Так пусть скажет, да? В трубку?

– Гена… – Голос Осокина был глух и почти неразличим.

– Погромче, если можно, – сказал Тихонов. – И потом, я тебе не Гена, понял? Ты шашни с этим московским прокурором завел, а теперь – Гена?

– Я просто вспомнил, как мы с тобой раньше в одном отделении служили… В общем, есть просьба. Жену не трогайте. Гена, у нас дочь с детства больная, ты знаешь. а

– Это мы поможем, – заверил Тихонов. – Не оставим без внимания. Ты меня знаешь, я слово держу. Материальная помощь семьям сотрудников, погибших при исполнении, у нас законом предусмотрена. А законы мы чтим. В том числе неписаные. А по неписаным законам – тоже знаешь, что бывает с предателями. Только ты у нас, Серега, в виде исключения, пропадешь без вести. Я зачислю тебя в эту же категорию. Все у тебя? Бывай…

– Скоро свидимся… – тихо сказал Осокин.

Тихонов какое-то время сидел, слушал сдвинув брови, только чуть вздрогнул, когда в ухо ударил отдаленный выстрел, затем второй.

– Ну и выдержка у тебя! – позавидовал Сабуров вполголоса.

– Все, нам можно возвращаться? – спросил Илюхин через несколько минут. – А то на рынок надо успеть, торговлю проверить…

– Давай не задерживай, – сказал Тихонов. – Чтоб мне там на рынке был полный ажур, чтоб свободная конкуренция там процветала, понял? Никакого там монополизма наш новый губернатор не потерпит. Так всем и передай.

– Силен! – покрутил головой Сабуров. – Эх, чувствую, и дела мы с тобой будем заворачивать!

– Я только одно хотел сказать, чтобы не забыть, – сказал Илюхин. – С этим Померанцевым ухо востро нужно держать. Пристал ко мне вчера, где, мол. я загорел так. Объяснил, как мог, но он, сука, не поверил, по глазам вижу

– А в самом деле, – сощурился Тихонов, – ты где хоть загорал? И загорел больше, чем я, твой начальник. Сам ответишь, или на допросы тебя вызвать?

– Легко, – .сказал Илюхин. – Все больше в Анталии. Жена потребовала. Что ты, мол, все в Крым да в Сочи. Люди говорят, загар там не тот.

– Ну все, конец связи, – сказал Сабуров, ковыряясь в зубах. – Растет благосостояние наших корешей, как я погляжу. Этот по заграничным курортам разъезжает, тот золотые котлы приобрел… Дай хоть посмотреть, – обратился он к Трофиму.

– Подарок, – сказал тот, неохотно снимая часы. – Богдан подарил. Никаких батареек не надо. От ходьбы, слышь, заводятся. Идешь себе, рукой машешь…

– С чего это он такой добрый? – спросил Тихонов, протянув за ними руку.

– В знак признательности, – пояснил Трофим. – Менты ваши хотели его замочить как сообщника. Чуть его не пристрелили, если б я не подоспел. Вы ж Игната себе приписали.

– Ого! – Тихонов взвесил часы на ладони и присмотрелся к ним повнимательнее. – Видел я эту фирму в качестве вещдока, когда брали Барыгу с его бандой… Точно, год назад, такие же.

Он приложил их к уху, послушал, потом вернул Трофиму.

– Богдан твой – это ладно, с ним разберемся, – продолжал он. – А вот с Померанцевым – проблема. Копает, как крот. Еле успели из-под него Осокина утащить. Уже расколол, можно сказать, хорошо – Илюха проследил. Что теперь делать, прямо не знаю… А ты как считаешь?

И выразительно посмотрел на Сабурова.

– Не понял! – удивился тот. – Хочешь и меня в это вмазать? Ты, Ген, кончай! Я же говорил: не губернаторское это дело! Ты меня, Гена, извини, но если не можешь одному проку роришке баки залить…

– Кстати, звонил он мне сегодня, – неохотно сказал Тихонов. – Просил меня и нашего прокурора о срочной встрече. Понятно, по какой причине…

– И что? – спросил Сабуров.

– А ничего. Буду там валить на плохое финансирование, типа, разбегаются опытные кадры… Вот и Осокин куда-то пропал. – Он снова посмотрел на часы. – Кстати, этот покойник, уходя от нас, говорил, будто Померанцев этот – пиявка. Или бульдог. Вцепится, и не оторвешь.

Трофим понимающе крякнул, потом сочувственно вздохнул.

– А я вот не знаю, что мне с журналистом делать, – пожаловался Сабуров Тихонову, когда тот встал из-за стола, чтобы уйти. – С этой Прошиной о чем-то говорил и в номер ее к себе приводил, Сема докладывал.

– А Сема всем докладывает, – пожал плечами Тихонов. – Да что она-то, Прошина, могла знать? Настоящие бумаги были у Треневой. У нас в управлении сперли, ей передали…

– И даже знаешь, кто спер? – спросил Саба.

– Знаю, – мотнул тот головой. – Но я ж не буду сейчас хипеж поднимать, ах, мол, украли компромат на нашего уважаемого кандидата в губернаторы… – Он подмигнул Сабурову. – Меня твои почитатели разорвут. Вот выборы пройдут, я со всеми разберусь… Ну я пошел, да?

– Слушай… – Сабуров тоже встал, чтобы проводить его до двери. – А может, они вовсе пропали, а? Бумажки эти. Что-то нигде не всплывают. Вроде пора уже.

– Запомни: такие бумажки не пропадают, – сказал Тихонов. – Они обязательно всплывут. Рано или поздно. До выборов или после. Для тебя лучше – поздно. И после.

– Ну дай-то Бог, дай-то Бог… – Сабуров истово перекрестился на икону.

– Лучше скажи: не дай Бог, если я получу санкцию на твой арест, – негромко сказал Тихонов, наклонившись к его уху. И засмеялся, хлопнув будущего губернатора по плечу. – Это я пошутил… Слушай, а пусть твои пацаны подкатятся к журналюге, типа, как там со статьей, и пусть он им про свои творческие планы по-хорошему расскажет. А они ему срок – до вторника. А?

– Да надо бы… – вздохнул Сабуров, прикрыл дверь и сел на место.

– Тебе, кстати, на телевидение пора собираться, – напомнил Трофим, взглянув лишний раз на свои швейцарские, что доставляло ему удовольствие. – Там как раз наш мордодел ошивается, тебя ждет. Ты выступишь, а мы посмотрим. Галстук, слышь, не забудь. И сначала посмотри, что он там тебе на бумажке написал. Все-таки молодой, первый раз, особенностей нашей краевой демократии пока не знает.

Сабуров вышел из соседней комнаты одетый в серый костюм, который едва на нем сходился, а пестрый галстук съехал в сторону.

– М-м? – Он вопросительно посмотрел на Трофима. – Чего уставился? Что не так? Да ты говори, не бойсь.

– Все б ничего, но больно у тебя морда испитая, – честно признался Трофим. – Кирпича пока не требует, но тебе бы сделать хороший массаж после ванной. Светка нашим пацанам морды как утюг разглаживает.

– И часто она этим занимается? – подозрительно спросил Сабуров.

– Кончай, – сказал Трофим. – Отелло, мать твою так. Другим свою девку подкладываешь, а своим жалко?

– И что еще она им массирует? – продолжал допрашивать Саба, поглядывая на с

– Зря намекаешь, – сказал Трофим. – Светка себя блюдет. А если какой пацан попросит сделать перед свиданкой эротический массаж, посылает его куда подальше.

– Некогда мне массаж устраивать… – сурово сказал Саба, надевая свой длинный кожаный плащ. – Пошли.

Они вышли из здания, и сразу же их окружила толпа с плакатами и лозунгами: «Сабурова – в губернаторы!»

– Коля! – кричали ему с разных сторон. – Держись, мы с тобой!

– Вот он, молодец наш! Вот кто наведет порядок! – кричали какие-то старички, увешанные орденами и медалями. Некоторые вытирали слезы.

Одна старуха всех растолкала и прорвалась к народному любимцу и будущему губернатору, не выпуская из рук грязных матерчатых сумок, набитых пустыми бутылками.

– Коля! Родной! Дай я тебя расцелую! – заорала она. – Горюнова я, Клавдия Васильевна! Не узнал? Христом Богом за тебя молюсь каждый день!

И бросилась к нему на шею, попытавшись обхватить руками, но поскользнулась, взмахнула руками, отчего Сабуров получил сильный удар сумкой по виску. Он охнул, присел, схватившись за скулу, и подоспевшие телохранители тут же отшвырнули ее в сторону, так что она грохнулась на ступеньки, разбив все банки и бутылки, какие у нее там были, потом упали еще чьи-то сумки с бутылками и банками, и смесь постного масла и варенья стала растекаться у всех под ногами, и люди, скользя, хватались друг за друга, чтобы не упасть.

– Тебя кто подослал! – орал над виновницей какой-то старик, размахивая палкой. – Ты на кого руку подняла, соображаешь?

– Ермилыч! – чуть не плакала она. – Совсем ослеп? Да это ж я, Горюнова Клава, про Москву вам рассказывала, когда ночью здесь дежурили… А после меня муж сменил. Петр Прохорович!

– Ты. Клавдя, что ли? – удивился старик. – Ты ж покалечить могла, дура старая…

Она ответила ему что-то, причитая от боли, и он наклонился, чтобы помочь ей подняться. Сабуров сделал еще несколько шагов вниз, и вскоре толпа закрыла ее, сидевшую на ступенях, и старика, ее поднимавшего, так что будущий губернатор больше ее не видел.

Теперь другие совали своему избраннику книжки и листки бумаги, прося автографы, но Сабуров, морщась от боли, только мотал головой, пробираясь к машине.

– Психи! – выдавил из себя, сев наконец в машину. – Уроды…

– Уродами будут после выборов, – уточнил Трофим, севший рядом. – А сейчас это твои голоса.

– Откуда только взялись! Посмотри, что там у меня? – Он повернулся к Трофиму разбитой скулой.

Тот присвистнул, потрогал, вздохнул.

– Шишка будет, это как пить дать… И синяк, нарочно не придумаешь. А телевизоры теперь у всех цветные, могут не так понять.

– И чего теперь делать? – спросил, почти простонал Сабуров. – Может, не ехать на телевидение?

– Ты чего, в натуре, прямая трансляция! – сделал страшные глаза Трофим. – Такие бабки уплачены! Там придумают что-нибудь. Мордодел этот… Или гримершу привлекут. Он попудрит тебе>мозги, а она– морду… Голова-то не болит?

– Есть немного, – сказал Саба. – Гудит прямо. Ну, сука, откуда только взялась?

– Может, ее подослали? – спросил Трофим, когда «БМВ» тронулся с места.

– А чего ты вообще за мной увязался, – вдруг спросил Сабуров. – Тебе где надо бкть? Богдан твой где?

– Ты ж сам объявил всеобщую мобилизацию! – удивился Трофим. – Я галстук сроду не носил, а теперь пришлось… А за Богдана не сомневайся, мне там делать нечего. Сема говорит, к нему опять стюардесса из Москвы прилетела. Теперь Богдана не кантуй до завтрашнего утра. Телефон включает, только чтоб из буфета заказать чего пожрать или шампанское. И бирку на двери уже повесил, чтоб не беспокоили… Интуристы, пожилые люди, слышь, остановились там под его номером, жалуются, мол, ночью люстра раскачивается, потолок осыпается… И требуют, чтоб им номер сменили. Администрация пошла навстречу, и Сема подсуетился, чтоб чемоданы вынести.

– Чемоданчик-то он притырил? – усмехнулся водитель.

– Нельзя, – серьезно сказал Трофим. – Они-то сначала думали, мол, землетрясение началось, хотя оно в контракте не предусмотрено, а это Богдан в койке наяривает.

– Черт с тобой, – сказал Сабуров, по-прежнему морщась от боли. – Только сиди там смирно, не вылезай со своими приколами. Дайте что-нибудь холодное приложить… Есть что-нибудь?

Они переглянулись, один из телохранителей достал свою «беретту» и протянул боссу.

– Годится, – сказал Сабуров и приложил пистолет стволом к виску.

– До первого мента, – хохотнул Трофим. – Будешь в отделении рассказывать, мол стреляться решил из-за несчастной любви.

– Помолчи, а! – простонал Сабуров.

В здание телевидения он так и прошел, придерживая пистолет у виска. От него шарахались, смотрели вслед. Охранники было спохватились, но их прыть охладили встречавшие кандидата в губернаторы губастый продюсер и присутствовавший при сем администратор, у которого губы были, напротив, втянуты и сжаты в тонкую нить.

– Это что такое? – грозно прошипел Вадик, увидев издали Сабурова.

– Шишка, не видишь? – Саба отнял «беретту» от виска и протянул пистолет назад телохранителю.

– Это точно найденный образ, – громко сказал Вадик охране и администрации – Человек готов в любой момент пожертвовать собой ради гражданского мира и согласия. Скажите, чтоб нас немедленно пропустили.

– Оружие, кстати, придется сдать, – подал голос администратор, но на него не обратили внимания.

– Через пять минут начало передачи, – подошел губастый продюсер. – Вы готовы? О боже… Как это получилось? – спросил он, увидев лиловую шишку на скуле будущего губернатора.

– Одна старушка кинулась Коле на шею, – пояснил Трофим. – Сбрендила от такого счастья. А сумка в руках. А в ней бутылка. Вроде кистеня. Могла и убить.

– Это ж минус десять процентов голосов, – упавшим голосом сказал Вадик. – Если станем объяснять таким образом, обыватель ухмыльнется и решит, что претендент подрался по пьянке. А если наш потенциальный противник этим грамотно воспользуется, это, считай, все двадцать пять.

– Передача уже начинается, – напомнил продюсер, взглянув на электрические часы, висевшие на стене.

– Срывать или откладывать нельзя, хуже некуда, – размышлял Вадик вслух. – Этот скандал опять же на руку нашим конкурентам. Пойдут слухи и измышления. Черт-те что ведь могут придумать.

– Типа, не уважает избирателей, – поддакнул Трофим.

– Помолчи, а! – свирепо сказал ему Сабуров.

– Может, наш гример успеет что-нибудь сделать? – спросил продюсер.

– Обойдемся, – решил Вадик. – Оставим как есть. Пусть все видят, как нелегка ответственность, которую берет на себя наш претендент. Идемте!

И он решительно распахнул перед Сабуровым стеклянную дверь в студию, где уже сидели зрители, в основном братва Сабы со своими марухами. Ну и рожи, простонал про себя Вадик. Но делать нечего… Хоть вопросы будут задавать, какие я для них составил.

– А вы пройдите вон туда. – Продюсер указал замешкавшемуся Трофиму и обоим телохранителям на незанятые места.

Присутствующие сразу притихли и уставились на налившуюся фиолетовую шишку их нынешнего авторитета и будущего губернатора.

– Нормально, – громко сказал какой-то парень своему соседу. – У меня такой же фингал был, помнишь? Когда нас из Танькиной комнаты выгоняли.

– Начинаем? – спросила у Вадика субтильная ассистентка в очках, с ужасом и восторгом глядя на лидера предвыборной гонки.

– Да, – кивнул тот. – Все оставим как есть, нам нечего скрывать перед лицом широкой общественности. Но предварительно дадите мне слово.

С этими словами Вадик бесцеремонно застегнул пиджак на будущем губернаторе, поправил ему галстук и прикрепил микрофон к лацкану.

– Расстегнете пуговицы, когда будете садиться в кресло, и не забудьте улыбнуться в камеру… – сказал он. – И непринужденно, пожалуйста, как будто вы делаете это по нескольку раз в день.

Сабуров зло посмотрел, но промолчал. Когда они сели, под аплодисменты присутствующих, за стол, Вадик проследил за Церемонией расстегивания пиджака на претенденте, потом встал и, прокашлявшись, заговорил трагическим голосом в камеру:

– Я ,как представитель нашего претендента на должность губернатора, вынужден нарушить принятый здесь ритуал представления общественности претендентов на должность губернатора, чтобы извиниться за задержку и сделать небольшое вступление. Дело в том, что только что, по дороге сюда, прямо возле входа своей штаб-квартиры Николай Викторович подвергся организованному нападению неизвестных личностей.

Аудитория согласованно охнула.

– В результате, как вы сами видите, он получил ушиб головы в районе левого виска. Мы предложили ему последовать в больницу, но господин Сабуров мужественно отказался, сославшись на то, что его ждут зрители и он не может их подвести!

На это собравшиеся бурно зааплодировали, некоторые закричали: вау! Кажется, сойдет, подумал Вадик. Главное, чтобы Сашок с Ленчиком все правильно поняли.

– … И потребовал, чтобы его немедленно доставили сюда, на телестудию! – сказал он, переждав, пока смолкнут аплодисменты. – Поэтому я попросил бы всех присутствующих, без различия их позиции, в своих выступлениях учитывать состояние Николая Викторовича… – Вадик сделал театральный жест в сторону претендента.

Будущий губернатор немного приосанился и одновременно скромно потупился.

– Может, расскажете, как это было? – спросил ведущий.

– Сам не заметил, как получилось, – сказал он. – Вдруг налетели со всех сторон… Пришлось отбиваться. Троих сбил, а одна бабка сбоку бутылкой врезала… А милиции нашей, как всегда, не видно. Когда она нужна, ее не найдешь. Когда не нужна – вот она, рядом!

Эти слова были встречены бурной овацией аудитории.

– Вы собираетесь навести в этом порядок, чтобы не только будущий губернатор, но и простые граждане чувствовали себя защищекными? – спросил ведущий.

– Это первым делом, – мотнул головой Сабуров. – Чтоб менты, милиЦИя, словом, место свое знали.

– Нельзя ли поподробнее о случившемся? – спросил ведущий, преданно глядя в глаза будущего начальства.

– Ну а что тут еще скажешь? – пожал плечами претендент. – Еле отмахался от них.

– Много их было?

– Не считал. Думал, уже отбился, но по голове вот досталось… – Он потрогал шишку. – Да ладно, чего об этом много говорить, может, у кого вопросы есть?