Текст книги "Граница земли"

Автор книги: Фредерик Пол

Соавторы: Джек Уильямсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 11

Ньютон Блюстоун никогда не хотел работать на Саймона Кваггера. Пытаться отмыть и отскрести до блеска эту грязную свинью – непосильная работа! Он чуть было не рассмеялся, когда ему предложили эту работу – и рассмеялся бы, если бы агент по найму не сообщил ему размеры оплаты. Сумма была такой, что у Ньютона перехватило дыхание.

Сперва дела шли даже неплохо. Аура власти привлекала его своим сиянием до тех пор, пока он не понял, что Кваггер делает с властью. Когда-то ему хотелось понаблюдать и записать одну из самых занятных глав мировой истории. И – он встретил Джуди Роско.

Если Дом Кваггера был ловушкой, то они послужили друг для друга приманкой. В самом начале, пока они могли еще выбраться оттуда, ни один не захотел оставлять другого. С тех пор они стали слишком полезными для Дома, и теперь бежать было поздно. Высокопоставленные чины Пан-Мака всегда отрицали, что у них существуют какие бы то ни было «черные списки», но все знали, что случится с тем несчастным, который хоть чем-то оскорбит Мак-Кена.

На закате второго дня первого года Блюстоун стоял прямо перед огромными вратами Дома Кваггера и беспокойно разглядывал небо.

– Вон один летит! – крикнула Джуди Роско, коснувшись плеча молодого человека, чтобы привлечь его внимание к стремительному огненному росчерку в небе. – А вон еще один. Но это не то, что было прошлой ночью!

– Точно, – подтвердил Блюстоун. – Не то, что было прошлой ночью.

Они никогда не видели ничего столь страшного, как эта долгая ночь, когда огонь потоками низвергался с неба; Он сам и Джуди, как и половина персонала Дома Кваггера, простояли так всю ночь, глядя на чудовищный фейерверк, обрушивавшийся с ночного неба.

– Думаю, все это закончилось, – проговорила Джуди Роско. – И, – с удивлением прибавила она, – я, похоже, проголодалась. Занятно. Я даже как-то не подумала о том, что надо бы поесть! Пойдем назад.

В лифте, уносившем молодых людей к их апартаментам внутри старой горы, они говорили немного. И дело было не только в том, что они были физически утомлены; они могли говорить сейчас только о том, что заставило и их самих, и прочих слуг Дома Кваггера провести эту ночь на открытом воздухе. Джуди Роско носила титул Научного Советника лорда Кваггера; астрофизик и эксперт по ядерной физике, она вполне оправдывала занимаемое ею высокое положение. Но даже женщина с двумя докторскими степенями могла сказать лишь немногое о тех странных вещах, что происходили сейчас в мире, не имея данных для каких-либо выводов.

В лифте Ньюту Блюстоуну подумалось, что Джуди Роско смотрит на него каким-то необычным взглядом. Когда они добрались до зала для отдыха, она в первую очередь подошла к зеркалу и принялась пристально разглядывать свое лицо.

– Ты слегка обгорел, – объявила она через несколько секунд, – и я тоже.

Блюстоун ощупал свое лицо. Оно – нет, не болело, просто кожа была несколько более чувствительной, чем обычно.

– Странно, – проговорил он. – Мы же недолго пробыли на улице, верно?

– Возможно, достаточно долго, – сумрачно проговорила девушка. – Ньют? Ты слушал меня, когда я рассказывала тебе об озоновом слое?

– Слушал, конечно. Только не уверен, что много понял.

Она покачала головой:

– Боюсь, вскоре мы начнем понимать в этом значительно больше, чем нам хотелось бы. Начать хоть с нас двоих. Мы оба слегка обгорели на солнце, но я уверена, что мы не превысили лимитов пребывания на открытом воздухе. Что же это означает?

– То, что ты говорила? Что озоновый слой поврежден? – предположил Ньют.

Она кивнула с очень серьезным выражением лица.

– Хотелось бы мне сейчас наладить связь с внешним миром, – с тенью недовольства проговорила она. – Я ведь сейчас просто пытаюсь угадать! Но сегодня в излучении солнца было много больше жесткого ультрафиолета, чем обычно, и я боюсь, что это как-то связано с Кометой Сикара.

Блюстоун посмотрел на нее с удивлением:

– Что общего у кометы с тем, что мы обгорели на солнце?

– Я бы хотела ответить – «ничего», – проговорила молодая женщина. – Подожди минутку…

Она подошла к телефону:

– Лорд Кваггер? – и через несколько секунд. – Понятно. До сих пор на совещании.

Скорчила гримаску Блюстоуну:

– Тогда дайте мне знать, как только он освободится, а пока что пошлите мне обед на двоих, неважно что. Лучшее, что можете достать – и как можно быстрее.

Джуди повесила трубку и повернулась к Ньюту Блюстоуну.

– По крайней мере, система внутренней связи работает, – вздохнула она. – Все остальное – нет. ЭМИ.

Блюстун кивнул; она уже объяснила ему, что такое электромагнитный импульс.

– В эфире полное молчание: ни радио, ни спутниковой связи. Если бы мы здесь не были в достаточной мере защищены, то у нас тоже не работала бы связь; я готова биться об заклад, что полмира сейчас сидит без электроэнергии.

– Я не вижу в этом никакой связи с нашими ожогами, – заметил Блюстоун.

– Боюсь, это просто два следствия одной причины. А причина эта – Комета Сикара. Комета – это глыба замерзших газов. По большей части таких, как водород, метан, углекислый газ. Когда Мак-Кены взорвали комету, они не позволили ей достичь Земли в виде единого космического тела – и, видит Бог, это было хорошим решением! Но остались осколки, и они продолжали нестись в пространстве к Земле, пока не вошли в земную атмосферу. Сперва это вызвало электромагнитный импульс, буквально вырубивший всю электронику, открытую его воздействию. Затем – химическая реакция! Все эти замерзшие газы входят в озоновый слой и вступают в реакцию с озоном – самой «кислородосодержащей», если так можно выразиться, формой существования кислорода, легче всего вступающей в реакцию. Если ты действительно хочешь услышать мое мнение, Ньют, то вот что я тебе скажу: все эти вещества вступили в реакцию с озоном, и наша планета больше не защищена озоновым слоем. Его просто не существует.

– Что ж, – рассудительно проговорил Блюстоун, – это интересно, но я не понимаю, почему…

– При отсутствии озонового слоя жесткое ультрафиолетовое излучение – это не просто мелкая неприятность. Оно смертельно, – она покачала головой. – Я не могу точно предсказать, насколько это будет плохо, но будет плохо. Потому что до тех пор, пока не восстановится озоновый слой, вся поверхность земли будет подвергаться убийственному воздействию радиации.

Блюстоун пытался сглотнуть вставший в горле комок:

– Как… как долго?..

– Я не знаю! У меня слишком мало фактов! Я не знаю, какое количество озона вступило в реакцию, а даже если бы и знала-не знаю, сколько времени займет естественный процесс восстановления. Прежде такого никогда не случалось, и это не та вещь, которую можно проверить в лаборатории. Недели? Месяцы?.. Я просто не знаю! А есть еще одно…

Она заколебалась.

– Что – еще одно? – спросил Блюстоун, чувствуя, что его нервы натянуты до предела.

– Я не уверена в этом, но… Ведь если весь этот углерод вступит в реакцию с озоном, наверно, в атмосфере увеличится содержание двуокиси углерода? Мне нужно это просчитать. Но с увеличением содержания двуокиси углерода в атмосфере может наступить глобальное потепление. А это может продолжаться довольно долго, и трудно предсказать, что это принесет Земле, какие климатические изменения…

– Мне не кажется, что я стал бы возражать против более теплых зим в Колорадо, – проговорил Блюстоун, пытаясь представить себе, хотя бы отчасти, описанное девушкой будущее.

– А как насчет более теплых зим на полюсах? Возможности таянья полярных ледяных шапок? Как насчет того, чтобы в море прибавилось штормов, Ньют? Атмосфера – тонкий прибор, чье действие зависит от тепла. Чуть жарче – и увеличиваются шансы формирования штормовых фронтов; возможно, более сильных, чем прежде…

Она умолкла, уставившись невидящим взглядом в стену.

Стук в дверь возвестил о том, что принесли их обед. Два официанта с нашивками Крыла Мира на куртках вкатили столик на колесах, сервированный на двоих. Они расставили тарелки, сняли крышки с блюд и исчезли, не проронив ни слова.

Обед состоял из великолепно приготовленного из парного молодого мяса ростбифа, жаренной в масле брокколи и двух огромных печеных картофелин – по одной на каждого. Блюстоун посмотрел на еду с явным неудовольствием.

– Похоже, я потерял аппетит, – пожаловался он.

– Ешь, – приказала Джуди и сама взялась за нож и вилку. – Если ты этого не сделаешь, то вскоре можешь пожалеть об этом.

– Ты серьезно? Что ты этим хочешь сказать?

– Я хочу сказать, – ответила Доктор Джуди Роско, уже принявшаяся за еду, – что, если я не ошибаюсь, ожог кожи – не худшее проявление всего этого. Это же ультрафиолетовое излучение вскоре убьет растительность. Ешь сейчас все, что сможешь достать, потому что может прийти время, когда ничего этого больше не будет.

Часом позже Ньют Блюстоун ворочался в своей кровати; он мучительно хотел заснуть, но сон не шел к нему.

Дело было не в том, что постель была хоть сколько-нибудь неудобной; нет. Как личный секретарь и летописец самого Лорда Кваггера, Блюстоун делил с Джуди Роско и пятью-шестью другими привилегированными личностями в Доме Кваггера роскошный уровень высших чинов, имеющих собственную кухню, сауну, бассейн и прочее такое. Правда, в его комнате не было окон, как не было их ни в одной комнате, ни в одном зале Дома Кваггера, но во всех остальных отношениях его апартаментам мог бы позавидовать даже миллионер.

А все это принадлежало ему до тех пор, пока он находился в милости у Кваггера. Ни минутой дольше.

Блюстоун взбил подушку, пытаясь поудобнее устроить голову. Недовольная правая рука Лорда Кваггера! Он никогда не думал о такой карьере для себя…

Было время, когда Ньютон Блюстоун был подающим большие надежды создателем видеопортов. Не самым известным в мире, нет. Разумеется, не самым высокооплачиваемым. Но его звезда только восходила, и будущее рисовалось в самых радушных красках.

Потом был этот звонок от одной из его агентов.

«Доктор Саймон Мак-Кен Кваггер, – задыхаясь, проговорила она, – Мак-Кен, Ньют! Он хочет, чтобы его жизнь была описана и задокументирована, и он хочет, чтобы это сделал ты. Отправляйся в Колорадо; билеты будут ждать тебя в аэропорту!»

А потом было его первое посещение Дома Кваггера.

Он, конечно, ожидал увидеть роскошное жилище мультимиллионера. Саймон Мак-Кен Кваггер был одним из «Маков» консорциума Пан-Мак, союза тех людей, которым принадлежала половина мира. Он был подлинным членом семьи Мак-Кенов, хотя и по материнской линии; можно было быть уверенным, что его жилище окажется роскошным, если не ошеломляюще великолепным. Но Блюстоун не ожидал такого. Он не представлял себе, что Саймон Кваггер мог взять старинный штаб Североамериканских Сил Противовоздушной Обороны, располагавшийся в горе Шейенн, и превратить его в свой собственный роскошный и полностью защищенный оплот.

А потом Блюстоун встретил самого Кваггера. Не просто Кваггера. Даже не Доктора Кваггера. В Доме Кваггера к нему обращались не иначе как «Лорд Кваггер», и его мажордом долго внушал Блюстоуну, что об этом нельзя забывать ни на минуту.

Сам Кваггер вроде бы отказывался от такого титула.

– Моим верным слугам нравится называть меня так; это их забавляет, – говорил он, сверля Блюстоуна своими поросячьими глазками. Однако это вовсе не значило, что он предлагал Блюстоуну забыть о его титуле.

Единственно, во что он посвятил молодого человека, был его план.

– Наша семья, Мак-Кены, – говорил он, хитро поглядывая на Ньютона, – сделала быльше для человечества, чем какая-либо другая за всю историю Земли. Больше, чем Адамсы, Рокфеллеры или Габсбурги. Мак-Кены превзошли их всех. Даже самые незначительные члены семьи, такие, как мой глупый двоюродный дед, истративший все свое состояние на создание этих нелепых подводных городов. Мы заставили планету расцвести!

И в первую очередь, это означало процветание самих Мак-Кенов, подумал Блюстоун. Их захватническая политика эксплуататоров сделала семью неправдоподобно богатой. Но большинство прочих обитателей империи Пан-Мак расплачивались за это, чтобы уравновесить доходы семьи.

– Однако, – продолжал Кваггер, жестом отсылая необыкновенно красивую служанку в облегающем платье, предлагавшую ему вина, – представления о нашей семье несколько искажены. Мир не знает правды о нас, мистер Блюстоун – могу я называть вас просто Ньют? А потому я хочу, чтобы вы поведали всему миру удивительную историю семьи Мак-Кенов.

– Строго говоря, мистер… э-э… я хотел сказать, Лорд Кваггер, моя специальность – беспристрастное документирование…

– Но, разумеется, вы и должны быть беспристрастным! – воскликнул Кваггер, растянув в улыбке пухлые розовые губы. – Никто и не требует от вас ничего другого. Я хочу, чтобы вы немедленно приступили к своей работе. На нашу семью несправедливо нацепили позорный ярлык – и все эти глупые типы из «морской» ветви нашей семьи. Они называют нас «плохими Мак-Кенами».

Он покачал головой с веселым недоумением:

– ВЫ только представьте! Нас! Чьи торговые предприятия контролируют почти половину Земли, шесть десятых ее производства! Это лживое заявление, и я хочу, чтобы оно было опровергнуто – объективно, беспристрастно и со всей возможной тщательностью. Разумеется, любое произведение искусства требует определенного преломления, чего-то, что сконцентрирует в себе основную его идею. И в этом случае мы расскажем историю Мак-Кенов, основываясь на моей собственной жизни, а она, я обещаю это вам, сама по себе небезынтересна. И я сам помогу вам сделать вашу историю как можно более точной!

Блюстоун откашлялся, прочищая горло. Ему вовсе не нужно было напоминать, что Пан-Мак контролирует шестьдесят процентов мирового производства. Он уже знал это – знал потому, что все радиостанции и фирмы аудиозаписи, с которыми ему приходилось иметь дело, принадлежали к корпорации Мак-Кенов.

– Единственно, что я хотел бы отметить сразу, – медленно проговорил он, – это то, что мы можем столкнуться с такой ситуацией, когда ваша и моя точки зрения окажутся настолько разными, что…

– Глупости, – жизнерадостно пробасил Кваггер. – Просто подпишите контракт. Я готов поклясться в том, что вы увидите: все, что я говорю – правда. И… о, вот и моя дорогая Анджи!

Ньют с изумлением увидел, как этот огромный человек буквально трясется от радостного волнения, когда в комнату, подпрыгивая, вбежало существо; Ньют просто не мог подобрать для нее другого слова. Сперва он подумал было, что это обезьяна, но потом услышал, как оно заговорило. Существо прыгнуло к Кваггеру, прильнуло к нему, ластясь, но тут заметило Блюстоуна. Оно зашипело и крикнуло по-английски:

– Вышвырни его! Он не из наших! Он не отсюда, Квагги!

– Ну, ну, – ласково проворковал Кваггер, поглаживая длинный ржаво-рыжий мех существа. – Это только наш новый друг, Ньют. Он собирается надолго остаться с нами, Анджи, милая моя; не будь скверной девочкой. Поцелуй Ньюта!

Блюстоун отступил на шаг – ничего не мог с собой поделать, когда существо приблизилось к нему.

Оно не поцеловало его. От этого, по крайней мере, он был избавлен. Но оно потрогало и обнюхало его, обошло его кругом, не сводя с него взгляда, а потом вприпрыжку подбежало к Кваггеру и устроилось у него на коленях, преданно глядя на своего хозяина.

– Видите? – проговорил Кваггер. – Анджи любит меня, а Анджи никогда не ошибается – значит, я хороший человек, Ньют. Подпишите контракт! Я сделаю вас не только богатым, но и знаменитым, как единственного правдивого летописца славных деяний великих Мак-Кенов!.. Представляемых, разумеется, моей скромной персоной.

И он подписал контракт…

Блюстоун поднялся с постели, набросил халат и побрел к залу отдыха – безо всякой особенной цели. Если уж он не может заснуть, то ему вовсе незачем валяться в своей одинокой постели.

Джуди Роско была там, в зале. Она стояла, наклонившись к панели управления, передавая инструкции и запросы в вычислительные и информационные центры Дома Кваггера.

– Что ты делаешь? – спросил Ньют, направляясь к столу; на краю стола стыла чашка недопитого кофе.

Джуди откинулась назад в кресле.

– Пытаюсь смоделировать ситуацию на компьютере. Надеялась, что мои первые догадки о происшедшем неверны, но компьютер приходит к тому же выводу, что и я. Ты выглядишь ужасно, Ньют.

Он сел рядом и отхлебнул остывшего черного кофе. Он знал, что теперь уж точно не заснет – кофе не поможет; но знал, что не поможет, и ничто другое.

– Я думал об Анджи, – ответил он.

– Ага! Это кого угодно заставит выглядеть ужасно, – проговорила Джуди. – Я хотела бы видеть это существо разложенным на столе для вскрытия!

Блюстоун с интересом посмотрел на девушку:

– Это из области ветеринарии, не так ли? Это означает, что ты считаешь это существо животным?

Джуди Роско коротко рассмеялась:

– Я думаю, что «животное» – слишком хорошее слово для нее. Настоящий комплимент! Но, – задумчиво прибавила она, – на самом деле я не знаю точно, что оно такое. Квагги никогда об этом не говорил, ты знаешь.

– Совсем не знаешь? Джуди пожала плечами:

– На этот счет существует две теории. Я слышала обе. Первая заключается в том, что это существо – что-то вроде родни ужасного снежного человека – вроде бы Кваггер купил ее у какого-то монаха в Непале, а тот монах поймал ее где-то неподалеку от Катманду и научил ее говорить.

– А что, он действительно существует, этот ужасный снежный человек?

– По крайней мере, Анджи точно существует, – мрачно заметила Джуди. – Но я и сама не верю в эту историю. Другая, впрочем, еще сложнее. Говорят, что, когда Кваггер был молод, он влюбился в подавальщицу мячей.

– В подавальщицу… чего?

– В девчонку, которая подавала клюшки и мячи при игре в «гольф». Это было очень давно, когда он был еще достаточно молод и недостаточно жирен, чтобы играть в гольф и заниматься подобными вещами; и вот он встретил эту подавальщицу. Только у той был парень, и парню не понравилось, что она заигрывает с богатым гринго Мак-Кеном – говорят, все это было в Мексике, – и парень попытался убить их обоих. Должно быть, стрелок он был никакой, потому что промахнулся в Кваггера. Зато в девчонку попал.

– Но… Но она вовсе не выглядит как женщина, в которую кто-либо мог влюбиться! Даже после ранения и операции!

– О, в этой истории вовсе не говорится, что она была ранена. Говорят, что она была убита. И Кваггер был так несчастен – разумеется, уже после того, как его личная охрана убила того парня, – что он взял клетки ее тела и отнес в фирму, занимавшуюся генной инженерией, умоляя их сделать клон – копию девчонки. Они и попытались. Но что-то там вышло не так, и мы получили Анджи.

– О Боже! – воскликнул Блюстоун. – Этого не может быть!

– О, я и сама ни на йоту в это не верю. В этой истории есть одна базовая предпосылка, которая абсолютно неверна. Видишь ли, я очень хорошо знаю Кваггера. Я знаю, что он не пропустит ни одной юбки; как ты думаешь, почему я стала его советником по науке? Были ведь более квалифицированные специалисты, но все они были либо непривлекательны, либо – мужчины.

– Ты хочешь сказать, что клонирование невозможно? – попытался угадать Блюстоун.

– – Вовсе нет! Невозможно кое-что другое. Во что я не верю, так это в то, что Кваггер мог по-настоящему влюбиться.

– Верно…

Он кивнул и замолчал ненадолго, с удовольствием глядя на Джуди; она казалась ему воплощенным совершенством – и тому были причины.

– Мак-Кены никогда никого не любят, исключая, разумеется, самих себя. Глория Мак-Кен пыталась нарушить этот закон – и посмотри только, что с ней стало!

– Что? Кто была эта Глория?

– Мать Кваггера, – его голос стал отстраненным при воспоминании об этой истории. – Мне кажется, она хорошо начала. Вполне хорошо. Она умела думать своей головой. Люди ее любили. Едва достигнув восемнадцати лет, она разорвала помолвку с человеком, которого нашел ей старый Ангус, и оставила семью, чтобы жить с человеком, которого любила. Его звали Альвин Кваггер. Одаренный молодой поэт и драматург, только начавший создавать себе имя. Она забеременела от него, что окончательно вывело из себя старика Ангуса.

– Мораль Мак-Кенов! – усмехнулась Джуди.

– Она вышла замуж, – сказал Блюстоун по-прежнему несколько мрачно. – За неделю до того, как родился ребенок. Альвин как раз ставил свою первую пьесу. На ее деньги, разумеется; но старик быстро положил этому конец. Лишил ее наследства. Первое представление было замечено, но театр принадлежал Пан-Маку. Он вышвырнул на улицу всю труппу.

– Сработали гены Мак-Кенов! – в голосе Джуди слышалась злость; впрочем, причиной тому была скорее ее собственная неприязнь к этой семье, чем история, которую рассказывал Ньют. – Этого одного он не мог лишить свою дочь. И Кваггер получил это наследство.

– Старик Ангус! – Блюстоун снова кивнул, любуясь чистой линией подбородка Джуди. – Мак-Кен во всей своей красе. История с пьесой была только началом. Он раскапывал скандальные истории – или стряпал их сам. Выдвигал против несчастного парня обвинения – фальшивые, разумеется, – в нарушении законов. Вся карьера бедолаги полетела кувырком. Он разорился и, в конце концов, покончил с собой. И все это превратило Глорию в истинного Мак-Кена.

– Если она вообще когда-либо была другой.

– Могла стать – у нее был шанс, – настаивал Блюстоун, – если бы…

Он отхлебнул кофе и снова покачал головой.

– Но, поскольку события разворачивались именно таким образом, она стала истинной дочерью своего отца. Уговаривала своих сводных братьев отдать ей контроль над всем Пан-Маком, когда умер старик Мак-Кен. Держала все в своих руках долгие годы, а руки у нее оказались не по-женски сильными, в этом отношении. А Кваггер – Лорд Кваггер, которого мы знаем и с которым нам приходится иметь дело – вполне логичное следствие всех вышеназванных причин.

Джуди огляделась по сторонам – по выработанной годами привычке к осторожности, – потом тихо проговорила:

– Следствие, конечно, отвратительное, но я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Это убило любовь в Глории, если, конечно, она действительно любила. Всю свою оставшуюся жизнь она посвятила ненависти. Она ненавидела Ангуса. Ненавидела своих братьев. Ненавидела Пан-Мак. В конце концов, она возненавидела и своего сына, потому что видела в нем Мак-Кена, по крайней мере, мне так кажется. Насколько я знаю, это вполне правдоподобно. Были, конечно, и трастовые фонды, и няньки, и учителя, и частная школа, но он всё равно чувствовал ее ненависть. Никто не любил его. Ему не у кого было научиться любви.

– Разве что любви к самому себе, – Джуди скорчила рожицу. – И разве что он действительно любит эту отвратительную…

Ее прервал телефонный звонок. Мажордом потребовала, чтобы Блюстоун немедленно прибыл в апартаменты Кваггера.

– В зал приемов! Немедленно! Не заставляйте Лорда Кваггера ждать… что? Джуди Роско? Разумеется, нет! Лорд Кваггер уже достаточно наслушался ученых!

– Входи, входи, – воскликнул Кваггер. – И закрой дверь! Дует!

Ньют Блюстоун помедлил на пороге. Лорд Саймон Мак-Кен Кваггер, как выяснилось, был вовсе не в зале приемов; он был в огромном, отделанном мрамором зале, где находился его личный бассейн, его личные тропические деревья в кадках и его личный сад орхидей и гибискусов, окутанный влажными испарениями. Сам Лорд Саймон Мак-Кен Кваггер развалился в кресле, скорее напоминающем трон; его жирный розовый живот, выпирающий из плавок, колыхался в такт словам, в руке он держал стакан вина, а кукольное личико его было нахмурено. Он не смотрел на Ньюта Блюстоуна. Он в задумчивости уставился на трех молодых девушек – все трое смуглые, хрупкие и чрезвычайно красивые, – которые устало стояли у края бассейна. Было заметно, что всем троим не по себе. В них всех было что-то смутно знакомое, хотя Блюстоун и не мог сразу понять что.

Его размышления прервал визгливый голос Кваггера:

– Которая, Ньют? Которая из них больше похожа на ту маленькую милашку-лягушатницу?

Наконец-то Блюстоун вспомнил. Конечно же! Женщины, которых Кваггер приказал разыскать в своих владениях, выбранные за свое сходство с Грациэлой Наварро!

Блюстоун нерешительно начал:

– Лорд Кваггер, я только что встречался с Доктором Роско, и она говорила мне о чем-то, что она называла «озоновым слоем»…

– Нет-нет, – закричал Кваггер. – Сейчас не время для всей этой научной чуши! Это не тот вопрос, по которому я тебя вызвал и в котором ты должен мне помочь. Какую из этих красивых юных леди я должен выбрать, Ньют? Остальных я отослал назад, но из этих трех красоток я просто не могу выбрать, они ставят меня в тупик.

Ньют Блюстоун стоял на своем:

– Но положение очень серьезное, Лорд Кваггер. Как ученый, Доктор Роско говорит…

Из-за спинки кресла Кваггера высунулось маленькое кошмарное существо по имени Анджи и предостерегающе зашипело. Кваггер нахмурился:

– Ты видишь? Ты расстраиваешь Анджи, – посетовал он. – Она не хочет ничего слышать ни о каких ученых. Я тоже! Я считаю их виновными в том, что они вовремя не предупредили нас об этом, э-э, достойном сожаления происшествии! Их поведение очень похоже на предательство, Ньют, и я буду весьма суров с Доктором Роско, когда у меня появится возможность обсудить с ней все это.

– Но она говорит…

– Я знаю, что она говорит! – прорычал Кваггер. – Все та же надоевшая болтовня! Она наверняка станет жаловаться, что я, имея на то полное право, не позволил eй растрачивать государственные фонды, в которых мы нуждаемся для более важных дел, на удовлетворение ее праздного любопытства! Только не говори мне, что ты поддерживаешь ее идеи!

Оглядев зал, в котором они находились сейчас – одно из самых роскошных помещений Дома Кваггера – Блюстоун с горечью подумал, что деньги, которые были потрачены на всю эту роскошь, могли бы обеспечить финансирование научных изысканий на столетие вперед. Но думать об этом – одно, и совсем другое – высказать подобные мысли вслух: это было бы, по меньшей мере, неразумно.

– Хорошо, Лорд Кваггер, – почтительно проговорил он.

Анджи что-то прошипела с подозрением, но Кваггера покорный тон Ньюта вполне удовлетворил.

– Мы больше не будем об этом говорить, – добродушно заявил он. – Теперь вернемся к нашему вопросу. Которая из них, Ньют? Та, что справа, в форме Флота Мира? Она была офицером артиллерии, пока ее не пригласили присоединиться к нам здесь. Та, что в середине? Думаю, она жила в Сан-Антонио; у нее какая-то степень в изучении языков. А третья – художник; по крайней мере, мне так сказали – верно, моя милочка?

Он не стал дожидаться ответа на свой вопрос и, повернувшись к Блюстоуну, нетерпеливо повторил:

– Ну? Какую же я должен выбрать?

Блюстоун почувствовал, как у него все переворачивается в душе; ощущение было такое, будто все его внутренности сжались в тугой комок. Тратить свое время на что-то подобное, когда мир вокруг рушится! Жить в безопасности в Доме Кваггера, безусловно, большое преимущество, особенно сейчас, но услаждать этого нелепого тирана и потакать его безумным прихотям – не слишком ли высокая цена?

Он дипломатично проговорил:

– Все три очень похожи на нее, Лорд Кваггер. Все три, разумеется, действительно очень красивы.

Кваггер с минуту смотрел на него непонимающим взглядом, потом его кукольное личико расплылось в широчайшей улыбке.

– Мой милый мальчик! – воскликнул он. – Как ты умеешь смотреть в самый корень вопроса! Просто поразительно! Разумеется, я оставлю всех трех! Да, да, Ньют, отведи их к мажордому, и пусть она поселит их в Доме Кваггера. Я на самом деле очень благодарен тебе, Ньют, но сейчас… – пухлые розовые губы приоткрылись в зевке, Кваггер тут же прикрыл рот огромной пухлой рукой, – теперь, боюсь, мне действительно нужно позволить себе хотя бы немного сна. Доброй ночи, Ньют – и доброй ночи вам, всем троим, мои цыпочки! И, пожалуйста, Ньют, по пути вели зайти ко мне моим массажерам…

Но даже после того, как пришли массажеры и удалились, сделав свое дело, Лорду Кваггеру, хозяину Дома Кваггера, не суждено было заснуть.

– Вас спрашивает генерал, Лорд Кваггер, – доложила мажордом; вид у нее был донельзя серьезный. – Он лично выйдет на связь с вами через двадцать пять минут.

Кваггер сел на постели.

– Выйдет на связь со мной? – удивленно переспросил он. – Но я думал, что все линии связи отключены.

– Да, Лорд Кваггер. Но они смогли восстановить связь – частично: старые оптические кабели, глубоко проложенные провода… Генерал Мак-Кен нашел способ связаться с нами здесь.

Она умолкла, ожидая ответа, хотя прекрасно знала, что в этом случае возможен только один ответ.

– Да-да, – проворчал Кваггер. – Неотложные государственные дела. Я не могу жертвовать ими ради своего собственного удобства. Я буду ждать в своем приемном зале; переключите на него связь.

…Единственно, что искренне ненавидел Доктор Лорд Саймон Мак-Кен Кваггер, так это пить кофе поздно вечером, а тем паче – ночью. Это дурно влияло на его чувствительное пищеварение. Когда после этого ему, наконец, удавалось заснуть, он спал неспокойно и видел дурные сны. Это всегда было вынужденной необходимостью.

Однако сейчас это было также и весьма мудрой предосторожностью, которую было необходимо принять, коль скоро он ожидал связи со своим кузеном, Генералом Маркусом Мак-Кеном. Эти сеансы связи всегда чрезвычайно раздражали Кваггера, поскольку иногда разговоры с кузеном выглядели как прямое оскорбление, особенно когда умственные способности Кваггера были не в лучшем состоянии.

Оскорбительно – да; а на этот раз, думал Кваггер с растущей яростью, это уже просто переходит все границы! Прошло двадцать пять минут, и никакого вызова от генерала пока не поступало. Как смеет этот человек так обращаться с подлинным Мак-Кеном! Кваггер просто кипел от негодования. Поделом будет этому зазнайке Маркусу, если он сейчас попросту отправится спать и откажется разговаривать с ним до завтрашнего дня, до более приемлемого и удобного времени…

Но он не смел этого сделать.

Он оглядел свою комнату; на этот раз созерцание не доставило ему никакого удовольствия. Экраны мониторов были серыми и безжизненными; камеры, передававшие изображение изо всех уголков владений Кваггера, были, вероятно, уничтожены этим неправдоподобным происшествием. Он уже поклялся в душе, что ученые дорого заплатят за это! Он испытывал неудобство. И кто-то должен был заплатить за это.

Кваггер бездумно поднялся на ноги и прошелся по мягкому пушистому ковру, бесцельно разглядывая его.

Ковер в приемном зале Саймона Мак-Кена Кваггера был ручной работы. Сотня искусных ковроделов отдали два года своей жизни, чтобы в переплетении нитей шерсти и шелка, окрашенных во все цвета радуги изобразить владения Кваггера – все реки и озера, леса, горы и города. Несомненно, это было великолепное произведение искусства.