Текст книги "Мичман Изи"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

– Благодарю, сэр, но я не могу бросить наших друзей.

Мистер Покладистый вышел из комнаты.

– Вы осведомлены о том, что ваш отец открыл свои охотничьи угодья для всех желающих поохотиться? – спросил мистер Хэнсон.

– Чёрт побери, какая досада!

– Кроме того, он позволил расположиться табором в лесу нескольким семействам цыган, к большому неудовольствию соседей, которые терпят урон от их набегов, – добавил доктор Миддлтон.

– По бухгалтерским книгам и распискам я установил, что поместье недополучило от арендаторов почти двухгодичную задолженность по ренте. Некоторые арендаторы расплатились полностью, зато многие не платили по четыре года. Я насчитал четырнадцать тысяч фунтов задолженности.

– Вы меня сильно обяжете, мистер Хэнсон, если примете меры по взысканию долговых сумм.

– Непременно, мистер Джон. Я надеюсь, что ваш отец не совершит ничего предосудительного этой ночью, как это было недавно.

Когда они встали, чтобы покинуть столовую, доктор Миддлтон взял Джека за руки.

– Вы не представляете себе, как я рад тому, что, несмотря на чрезмерную любовь к вам вашей матушки и сумасбродство вашего отца, из вас получился отличный парень, и большая удача для нас всех, что вы вернулись домой. Теперь, я надеюсь, вы бросите свою службу на флоте?

– Я уже бросил её. Кстати, вы напомнили, что мне надо заявить о своём уходе со службы, а также об увольнении с флота моего слуги. Но сейчас у меня нет времени, так что пусть немного подождут.

ГЛАВА XXXVII,
в которой наш герой остаётся сиротой и решает вновь отправиться в плавание, на этот раз без какой-либо мысли о равенстве

Утром, когда они встретились за завтраком, мистер Изи отсутствовал за столом, и Джек попросил Мести узнать, где он находится.

– Прислуга внизу, в лютской, говорит, что старый парин не вернулся томой вчера вечером.

– Не вернулся?! – воскликнул Миддлтон. – Куда же он делся? Это нужно расследовать.

– Этот мерзавец творецкий способен на всё, – сказал Мести. – Но старый парин не ночевал тома, это точно.

– Разузнай, когда он вышел из дома, – распорядился Джек.

– Как бы не случилось какого-нибудь несчастья, – заметил Хэнсон. – Последнее время мистер Изи водился со странными личностями.

– Никто не вител, как он выхотил из тома, cap, – доложил Мести.

– Вероятно, он в своём кабинете, – предположил Миддлтон. – Может быть, он заснул рядом со своим чудесным изобретением.

– Пойду посмотрю, – решил Джек.

Доктор Миддлтон пошёл с ним, Мести также последовал за ними. Они открыли дверь в кабинет и отшатнулись в ужасе: их глазам предстало страшное зрелище – мистер Изи висел на своей машине, застряв головой в обруче, сжимавшем его шею, и едва доставая до пола пальцами ног, так как платформа под ним обрушилась. Доктор Миддлтон бросился к нему и с помощью Джека и Мести освободил его голову из железного кольца. Но жизнь мистера Покладистого угасла уже много часов тому назад. Осмотрев тело, доктор обнаружил, что шейные позвонки бедняги сломаны. Вероятно, несчастный случай произошёл ещё вчера вечером, и причина несчастья объяснялась просто: мистер Изи велел плотнику поднять машину на четыре фута выше и соорудить под ней платформу со ступенями; хотя она была ещё не совсем готова, он поднялся на раму, установленную плотником, вложил голову в машину и, закрепив её в кольце, приставил зажим к шишке доброжелательности, но платформа, сделанная наспех и сбитая несколькими мелкими гвоздями, не выдержала его тяжести и обрушилась, сломав ему шею.

Мистер Хэнсон увёл нашего героя, потрясённого трагическим концом своего несчастного отца. Доктор Миддлтон приказал отнести тело в спальню и немедленно послал за коронером[54]54
  Коронер – судебный следователь в Англии.


[Закрыть] графства. Бедный мистер Покладистый только накануне хвастался перед сыном, что его машина обессмертит его. Так оно и случилось, только в несколько ином смысле.

Пропустим несколько горестных дней, проведённых Джеком в доме за закрытыми ставнями, – такие сцены нам всем знакомы. Когда закончилось дознание коронера и прошли похороны, дневной свет был опять допущен в комнаты, душевные силы нашего героя воспряли при мысли о том, что теперь он владелец прекрасного состояния и хозяин самому себе.

Правда, он ещё не достиг совершеннолетия – до него недоставало девяти месяцев, – из завещания отца он узнал, что его единственным опекуном в этом случае назначается доктор Миддлтон. Разбирая бумаги, находившиеся в полном беспорядке, мистер Хэнсон обнаружил в разных углах бюро банкноты, в одной куче со старыми счетами и расписками, на сумму в две тысячи долларов, а также чек на тысячу фунтов, подписанный капитаном Вилсоном.

Мистер Миддлтон отправил в Адмиралтейство письмо, в котором он известил, что семейные обстоятельства вынуждают мичмана Джона Изи, находящегося на излечении, оставить службу его величества, а посему он подаёт прошение об отставке. Адмиралтейство милостиво удовлетворило его просьбу, лишившись ценных услуг мичмана Тихони. Было получено также согласие Адмиралтейства на увольнение со службы Мефистофеля Фауста при условии уплаты суммы, достаточной для найма матроса вместо него.

Из леса выгнали цыганские таборы, которые вновь отправились бродить по свету, восстановили по месту прежней службы лесников и очистили леса от браконьеров, чем весьма порадовали соседей-помещиков, которым осталось только сожалеть, что мистер Покладистый не сломал себе шею раньше. Общества мистера Изи распались, поскольку теперь некому было оплачивать пиво, обильно лившееся на их сборищах. Со всех концов графства к Джеку поступали визитные карточки и пожелания поскорее достичь совершеннолетия, чтобы он смог жениться, задавать обеды, устраивать псовую охоту и вообще жить как джентльмен.

Среди всех этих хлопот Джек ознакомил доктора Миддлтона с историей своей любви к Агнессе де Рибьера, а также о решении жениться на ней и привезти хозяйкой в «Лесистый холм». Доктор Миддлтон не усмотрел никаких препятствий к его браку, поскольку Джек был искренен в своём чувстве. Когда однажды Джек стал справляться в газете о времени отправления на Мальту следующего пакетбота, Мести, стоявший за стулом Джека, заметил:

– Пакетбот – плохое сутно, масса Изи. Почему пы нам не плыть на военном корапле?

– Верно, – сказал Джек, – но знаешь ли, это не так просто устроить.

– А потом как вы вернётесь, cap? На море война. Что, если пакетпот захватят и вас с миссис Агнессой возьмут в плен и посатят в тюрьму?

– Опять-таки верно, – ответил Джек, – но возвращение домой с дамой на военном судне будет ещё труднее устроить.

– Тогта, cap, нато купить хорошее сутно и взять каперское свитетельство: у вас путет много матросов, много пушек, а сами путете капитаном собственного сутна. Вот и привезёте миссис Агнессу сюта как плагоротную таму.

– Об этом стоит подумать, Мести, – сказал Джек.

Он думал всю ночь, а к утру решил воспользоваться советом Мести. Когда он утром спустился к завтраку, на столе лежала портсмутская газета. Джек взял её в руки, и ему на глаза попало объявление о продаже бригантины «Жанна д’Арк», французского призового судна, водоизмещением в двести семьдесят восемь тонн, с килем, обшитым медными листами, вооружённого шестью пушками по каждому борту и с оснасткой типа «en flute»[55]55
  en flute – типа флейты (фр.).


[Закрыть]. Судно было захвачено английским бригом «Фетидой» и теперь продавалось со всеми его припасами, рангоутом, стоячим и бегучим такелажем. Как гласило объявление, продажа состоится в гавани Портсмута в следующую-среду.

Джек позвонил в колокольчик и приказал закладывать лошадей.

– Куда вы едете, мой дорогой? – спросил Миддлтон.

– В Портсмут, доктор.

– И можно спросить, если не секрет, зачем?

Джек вкратце обрисовал доктору Миддлтону свой план и обратился к нему с просьбой разрешить покупку судна, так как она требовала изрядной суммы наличных денег.

– Но ведь расходы будут огромные?

– Да, немалые, сэр, согласен. Но я прикинул приблизительно и пришёл к выводу, что не превышу своего годового дохода. Кроме того, имея на руках каперское свидетельство, я получу право на захват судов, чем и намерен заняться.

– Но я надеюсь, каперство не задержит вас там слишком долго?

– Нет, честное слово, не стану задерживаться. Для этого я слишком рвусь домой, ведь я еду за невестой. Не отказывайте мне, дорогой опекун.

– Ну, раз здесь замешана любовь, не смею тебе отказать, мой мальчик. Но не забывай об осторожности и благоразумии.

– Не бойтесь, сэр, я вернусь от силы месяца через четыре. А сейчас я должен ехать, мне нужно убедиться, что судно соответствует тем данным, которые приведены в объявлении.

Джек вскочил в фаэтон, Мести устроился на запятках, и через два часа они прибыли в Портсмут. Сначала они навестили маклера и вместе с ним осмотрели судно. «Жанна д’Арк» оказалась быстроходной бригантиной в прекрасном состоянии. Каюты, отделанные полированным клёном и украшенные позолоченной лепкой, были просторны и удобны.

«Вполне подходящий корабль, – думал Джек, осматривая судно. – Сюда бы добавить ещё парочку девятидюймовых орудий, набрать человек сорок матросов, шесть юнг, так лучшего корабля и не надо».

Вернувшись к обеду в «Лесистый холм», Джек встретился с мистером Хэнсоном и попросил его отправиться в среду в Портсмут, чтобы участвовать в торгах судна «Жанна д’Арк». Это было в понедельник, а в среду мистер Хэнсон купил судно со всем его содержимым за тысячу семьсот пятьдесят фунтов, что составляло примерно половину её реальной стоимости.

Доктор Миддлтон тем временем всесторонне обдумал проект Джека. Он не усмотрел бы никаких серьёзных возражений против него при условии, что Джек во время плавания не потеряет осторожности и благоразумия, а как раз в этих свойствах его характера он сильно сомневался. Поэтому доктор Миддлтон решил найти какого-нибудь надёжного моряка, чтобы тот сопровождал Джека в качестве штурмана. Когда покупка судна была совершена, он сообщил Джеку о своём условии. Его долг опекуна, заметил Миддлтон, вынуждает его принять такую меру, и наш герой из чувства благодарности согласился с его предложением.

– Только, доктор, постарайтесь, чтобы мой помощник был хорошим навигатором, потому что последнее время я потерял навыки работы с приборами, хотя при необходимости мог бы кое-как справиться с ними сам.

Теперь все были заняты: Джек и Мести снаряжали корабль в Портсмуте и набирали команду, предлагая по три гинеи вербовщикам за каждого рядового матроса; мистер Хэнсон выправлял документы на судно, чтобы занести его в судовой регистр и получить каперское свидетельство; доктор Миддлтон бегал в поисках подходящей морской няньки для Джека. Пока они занимались этими делами, Джек нашёл время написать письма дону Филиппу и Агнессе, извещая их о смерти своего родителя и о своих намерениях прибыть вскоре в Палермо.

Через шесть недель всё было готово к отплытию, и бригантина, зарегистрированная под именем «Рибьера», вышла из гавани и встала на рейде у острова Спитхед. Только тогда Джон и Мести отправились на судно, распрощавшись с доктором и адвокатом, не оставив им других хлопот, как расплачиваться по счетам.

Доктор Миддлтон раздобыл для Джека, как ему казалось, подходящего штурмана, некоего лейтенанта по имени Пузолли, которого ему порекомендовал его старинный друг, отставной флотский казначей, живший в Саутси. Когда Джек поднялся на борт, лейтенант Пузолли, выстроив всю команду судна, встретил нашего героя как капитана и владельца корабля. Переваливаясь с боку на бок, он подошёл к Джеку, чтобы отдать ему рапорт. Рядом с Джеком он являл собой разительный контраст: стройная фигура Джека, его порывистые энергичные движения, миловидное лицо, красивая морская форма, какую сейчас носят яхтсмены, выгодно отличали Джека от мистера Пузолли. То был низкорослый человек с выпирающим вперёд животом внушительных размеров и с несоразмерно короткими руками, приделанными к узеньким плечам, зато с огромными кулаками, более похожими на лапы белого медведя, чем на человеческие. На нём были панталоны, ботинки и гетры. На голове сидела фуражка, под которой скрывалась внушительная плешь. От роду ему было, вероятно, лет пятьдесят-шестьдесят, о чём свидетельствовало лицо, красное от склеротических прожилок, с маленькой бородкой, но без баков. Нос у него был прямой, рот – маленький, с тонкими губами и почерневшими от жевательного табака зубами. Из левого уголка губ тянулся коричневый след слюны (течь в борту, как объяснил он). Впрочем, открытое и мужественное выражение его лица располагало в его пользу, но если черты лица были скорее приятными, то размеры его талии – необъятными.

«Довольно надёжен», – подумал Джек о своём помощнике, прикладывая руку к шляпе в ответ на его приветствие.

– Здравствуйте, – сказал Джек, так как они ещё не виделись. – Я надеюсь, сэр, мы будем с вами добрыми товарищами.

– Мистер Изи, – ответил лейтенант, – я никогда ни с кем не ссорюсь, кроме как с моей женой, но не буду сплетничать.

– Я огорчён, слыша о ваших семейных неурядицах, мистер Пузолли.

– Да и с нею я ссорюсь только по ночам, сэр. Она занимает в постели больше места, чем полагается, и не позволяет мне спать в одиночку. Но оставим этот разговор. Не прикажете ли начинать команду?

– Будьте добры, мистер Пузолли.

Джек обратился к команде с длинной речью, в которой помянул о дисциплине, послушании, долге, исполнительности и т. д.

– Очень хорошая речь, мистер Изи, – сказал Пузолли. – Жаль, что моя жена не слышала её. А теперь, сэр, пора отправляться в путь, так как в проливе курсирует военный корабль, и мы можем избежать его, только обогнув мыс Ниддлс.

– Чего же нам бояться английского крейсера?

– А вы забываете, что если он застанет нас на якоре, то у нас могут забрать по крайней мере десяток наших лучших матросов.

– Но ведь они зарегистрированы как военные моряки!

– Эх, мистер Изи, кто теперь смотрит на регистрацию, в военное-то время! Я плавал на капере по крайней мере три года и убедился, что у них нет почтения ни к каперскому свидетельству, ни к каперскому судну.

– Вероятно, вы правы, мистер Пузолли. Будьте добры приказать людям сниматься с якоря.

Экипаж «Рибьеры» состоял из первоклассных военных моряков, многие из которых дезертировали со своих кораблей во время стоянки в порту. Поэтому они стремились убраться из Портсмута как можно скорее. Через несколько минут «Рибьера» тронулась в путь под верхними и нижними парусами, поставленными по ветру наивыгоднейшим образом. Бригантина летела по волнам как птица – ветер был благоприятным, и к ночи они миновали портлендский маяк. Утром они взяли курс на Бискайский залив, избежав встречи с британским крейсером, которого они опасались больше, чем врага.

– Думаю, что мы проскочили, сэр, – заметил Пузолли. – Мы отлично бежали всю ночь. Сейчас полдень, и с вашего разрешения я определю широту и дам вам знать, где мы находимся. Теперь нужно проложить курс так, чтобы не натолкнуться на французскую эскадру. Желательно взять немного западнее, сэр. Через минуту я поднимусь на мостик. Моя жена… но я расскажу об этом, когда вернусь.

Наша широта 41°12′, сэр. Так вот, я хотел сказать, что когда моя жена была на борту каперского судна, которым я командовал…

– Женщина на капере… мистер Пузолли?

– Да, сэр. Она настояла на том, чтобы я взял её с собой. Я говорил, что это невозможно, но она и слушать не стала: забралась на судно, уселась в каюте на кровать и заявила, что с места не тронется, а ещё захватила с собой маленького Билли.

– Как, и ребёнка тоже?

– Да, сэр, двухлетнего малыша – такой славный парнишка, – только и знал, что смеялся, когда пушки палили, а мать стояла на сходнях и высовывала его из люка, чтобы он привыкал к вражескому огню.

– Удивляюсь, как это миссис Пузолли отпустила вас в море одного.

– Как бы не так: она думала, что я поехал в Лондон за своим урезанным жалованием, – вы же знаете, что офицеры на берегу получают только половину своего жалования. Теперь-то она уже узнала обо всём и, без сомнения, ужасно сердится, но от этого она лишь немного похудеет, так что в постели окажется больше места для меня. Миссис Пузолли – очень дородная женщина.

– Ну, да о вас тоже не скажешь, что вы худенький.

– Но и не толстый. Как говорится, склонный к полноте, но вполне в форме. Очень странно, что сама миссис Пузолли не считает себя крупной, её никак не убедишь в этом, вот почему мы всегда пререкаемся друг с другом в постели. Она утверждает, что я занимаю большую часть постели, а я знаю, что именно она не оставляет мне места.

– Может быть, вы оба правы.

– Нет, нет, она виновата в вечных перебранках: если я ложусь к стенке, она притискивает меня так, что сминает в лепёшку. Если ложусь с краю, то вылетаю с кровати, как пробка из бутылки.

– Почему же вы не заведёте себе постель пошире?

– Я предлагал ей, но она считает, что кровать и так велика, и места хватит, если я не буду ворочаться во сне. Невозможно переубедить её. Пусть теперь сама поспит в одиночку. Поверите, я впервые отлично выспался с тех пор, как покинул «Боадицию».

– «Боадицию»?

– Да, сэр, я служил вторым лейтенантом на «Боадиции» в течение трёх лет.

– Говорят, это прекрасный фрегат.

– Какое там! Такой теснотищи я нигде не встречал. Прямо ужас, я едва пролезал в дверь своей каюты, а я, как видите, не такой уж толстый.

«Господи, – подумал Джек, – неужели этот человек не понимает, как он безобразно толст?!»

Однако так оно и было. Мистер Пузолли был убеждён, что он всего-навсего хорошо упитан, хотя вот уже сколько лет он, как и сэр Фальстаф, не мог видеть своих коленей, не нагнувшись. Впрочем, помимо его тучности, о нём нельзя было сказать ничего плохого, – во всех других отношениях он был отличным моряком и товарищем. Тем не менее, прибегая к различным ухищрениям, капитаны стремились выжить его со своих судов под тем или иным предлогом, пока он наконец решил отправиться в Адмиралтейство, чтобы узнать, что они имеют против него. Первый лорд тотчас же угадал причину его служебных неудач, но, не желая обидеть его, указал, что с такой неблагозвучной фамилией он пригоден нести только портовую службу. Проболтавшись на берегу без дела некоторое время, он принял команду над каперским судном. Вот тогда-то его жена, любившая его до невозможности (по словам самого Пузолли), пристрастилась плавать с ним вместе с маленьким Билли. Пузолли был трезв, надёжен, сведущ в морском деле, но он весил полтора центнера, и этот вес перевешивал его шансы на продвижение по службе.

Как утверждает Шекспир, желание порождает мысли, так и у мистера Пузолли страстное желание казаться худым породило убеждение, что его ни в коем случае нельзя считать тучным человеком. Вот его жена, говорил он, действительно дородная, даже очень дородная женщина. И это обилие плоти у супругов стало постоянным, хотя и единственным, поводом, для раздоров между мужем и женой.

ГЛАВА XXXVIII,
в которой наш герой по своему обыкновению оказывается в самом центре событий

На одиннадцатый день плавания «Рибьера» вошла в пролив, и уже показался Гибралтарский утёс, когда солнце скрылось за горизонтом. Сразу же ветер стих, и к полуночи наступил штиль. Они легли в дрейф. На рассвете их разбудила пушечная канонада, и, выйдя на палубу, они заметили немного дальше в проливе английский фрегат, завязавший бой с девятью или десятью испанскими канонерками, которые вышли из Альхесераса на его перехват. Штиль продолжался, и шлюпки фрегата тянули его на буксире, разворачивая бортом к испанской флотилии, чтобы поставить её под огонь своих бортовых орудий. Белоснежные паруса, отражавшиеся в лазури вод, грохот канонады, раздававшийся над гладью моря и отражавшийся эхом в прибрежных скалах, белые дымки выстрелов, поднимавшиеся над кораблями к ясному голубому небу, – вся эта живописная картина, освещённая ярким солнцем, произвела бы впечатление на тех, кто склонен к любованию красотами природы. Но не таков был наш герой – он не стал тратить время на созерцание красот, а приказал готовиться к бою, и через некоторое время все стояли по местам согласно боевому расписанию.

– Пока им не до нас, мистер Изи, – заметил Пузолли, – однако не мешает быть наготове, так как мы не сможем пройти мимо них, не обменявшись несколькими залпами. Когда мы прошлый раз шли на капере, на нас напали две канонерки, и мы сражались с ними целых четыре часа. Их бомбы окатывали нашу палубу водой с кормы до бака, но так и не попали в нас – такая у нас была низкая осадка. Чёрт возьми, они, однако, садят по корпусу фрегата! Так вот, миссис Пузолли и Билли всё время находились на палубе. Билли просто прыгал от радости и даже заревел, когда его увели вниз завтракать.

– Вот это да! Миссис Пузолли, как я вижу, боевая женщина.

– Ни капельки не боится, сэр, ни картечи, ни ядер. Когда они со свистом проносятся над её головой, она только смеётся и просит Билли послушать, как они свистят. Да и чему тут удивляться: отец у неё – майор, а два брата – артиллерийские офицеры.

– Тогда конечно, – сказал Джек. – Но гляньте, с запада подул бриз.

– Правда, мистер Изи, и судя по всему, он будет дуть устойчиво. Тем лучше для фрегата – в этом сражении ему вряд ли достанутся лавры, скорее больше пробоин и потерь.

– Я надеюсь, что лавры достанутся нам, если мы поможем ему, – заметил Джек. – Далеко ли, по-вашему, канонерки от берега?

– Да, думаю, миль пять или около того.

– Обрасопьте реи по ветру, мистер Пузолли. Может быть, мы отвлечём на себя одну-две канонерки, правьте между ними и берегом.

– Слушаюсь, сэр! Эй, на марсе! Ставить добавочные топселя на брамстеньге! Убрать лиссели на стеньгах! Подтянуть лиссель-спирты! Рулевой, так держать! Мы их отрежем от берега, сэр, и постараемся не попасть под огонь береговых батарей.

Бриз посвежел, и на «Рибьере» были поставлены все паруса. Она неслась вместе с ветром, чуть ли не опережая его, – всего в полумиле впереди море было гладким как стекло, без малейшей ряби от ветра. Они достигли позиции между берегом и противником почти одновременно с ветром. Канонерки вели перестрелку с фрегатом и не обращали внимания на бригантину, мчавшуюся к ним. Наконец ветер донёсся и до испанцев, сперва лёгкий, потом окрепший, а «Рибьера» неслась, вспенивая воду, стремясь отрезать от фрегата несколько канонерок. Фрегат обрасопил паруса по ветру и направился, набирая ход, к испанской флотилии, которая теперь сочла за благо отвернуть на ветер и направиться к берегу под защиту береговых батарей. Но бригантина Джека уже стояла на их пути, пресекая попытки встать под берегом. На испанских судах царила растерянность. Напасть на бригантину означало бы потерю времени, что позволит фрегату приблизиться к ним, угрожая абордажем. Поэтому они ограничились только несколькими поспешными залпами, когда «Рибьера» промчалась между ними и берегом. Приблизившись к ним, Джек открыл огонь из восьмифунтовых карронад и из пушки с девятифунтовым зарядом. Канонерки ответили огнём. Джек добавил парусов на топселях, и завязалось жаркое сражение. Через несколько минут одна из канонерок лишилась снастей и замерла неподвижно. Фрегат под всеми парусами приближался к месту битвы, и его снаряды стали густо ложиться среди канонерок. Прекратив огонь, флотилия устремилась мимо бригантины к берегу, проходя в двух кабельтовых от неё. Джек обстреливал суда из орудий левого борта, в то время как пушки правого борта засыпали картечью несчастную канонерку, лишившуюся мачт и возможности двигаться. Вскоре на ней спустили флаг. Так как остатки испанского флота вскоре оказались вне пределов досягаемости пушек, Джек приступил к захвату приза, послав шлюпку с десятью матросами, чтобы взять его на буксир. Минут через десять фрегат стал в дрейф на расстоянии кабельтова от «Рибьеры», и наш герой отправился на борт фрегата. Садясь в шлюпку, он спросил:

– У нас много раненых, мистер Пузолли?

– Только двое: у Спирлинга картечью оторвало большой палец, а Джеймс тяжело ранен в бедро.

– Хорошо, я попрошу, чтобы нам прислали с фрегата судового хирурга.

Джек поплыл на фрегат, поднялся на его борт, приветствовал офицеров, прикоснувшись к шляпе, и один из мичманов проводил его к капитану.

– Мистер Изи?! – воскликнул капитан.

– Мистер Собридж! – вскричал наш герой с удивлением.

– Боже мой! Каким ветром занесло вас сюда и что это за судно? – спросил Собридж.

– «Рибьера», каперское судно под командованием капитана и судовладельца Тихони! – ответил Джек со смехом.

Капитан Собридж крепко пожал ему руку.

– Пройдёмте в каюту, мистер Тихоня, рад вас видеть. Должен отдать вам должное за вашу храбрость в бою. Однако меня больше интересует, что привело вас сюда? Насколько я знаю, вы ведь бросили службу?

Джек в нескольких словах описал причину, заставившую его отправиться в плавание на каперском судне.

– Но позвольте поздравить вас с повышением, – продолжал Джек. – Мне не приходилось слышать о нём. Расскажите, где вы оставили «Гарпию» и как называется ваше новое судно?

– Фрегат называется «Латона». Я назначен на него только месяц тому назад, когда мы захватили большой испанский корвет. Мне приказали плыть на родину с депешами. Вчера вечером мы вышли из Гибралтара, всю ночь проболтались в штиле, а утром, как вы видели, на нас напали испанские канонерки.

– Как поживает капитан Вилсон?

– Думаю, что хорошо, я давно с ним не виделся.

– Откуда же вы знаете, что я вышел в отставку?

– От Гаскойна. Он здесь, на борту «Латоны».

– Гаскойн?!

– Да, губернатор Мальты направил его на «Аврору» в Тулон. Но она уже ушла из-под Тулона, а так как он отслужил свой срок и успешно сдал экзамен на чин лейтенанта, то счёл нужным отправиться со мной в Англию, чтобы добиться в Адмиралтействе назначения на новое место службы.

– Позвольте узнать, капитан Собридж, чей приз эта канонерка – ваш или мой?

– Если честно, то целиком и полностью ваш, но по правилам мы имеем право на половинную долю.

– Что ж, не возражаю, сэр. Да, у нас на судне два раненых матроса. Не пошлёте ли вы своего судового врача, чтобы сделать им перевязки?

– Тотчас же пошлю, а вы, Тихоня, отправьте свою лодку с приказаниями своему помощнику. Мы вынуждены вернуться в Гибралтар, так как получили несколько пробоин в борту и, к сожалению, понесли потери в матросах. Я полагаю, вы пока останетесь с нами, и мы пообедаем вместе. А к вечеру мы уже будем в Гибралтарской бухте.

– С удовольствием, сэр. Сейчас я отошлю шлюпку и пойду поздороваться с Гаскойном.

Гаскойн стоял на полубаке, с нетерпением ожидая встречи со старым другом, так как видел Джека, когда тот поднялся на палубу. При встрече они перебросились несколькими поспешными фразами о том о сём, но договорились провести вместе целый день на борту «Рибьеры» или на берегу, чтобы наговориться вволю. Затем Джек занялся делами: отправил шлюпку с врачом на борт бригантины, поднялся на шканцы и поговорил с офицерами, с удовольствием поглядывая на свой корабль с захваченной канонеркой на буксире, потом вернулся в кают-компанию, где имел беседу с капитаном Собриджем.

– Честно говоря, Тихоня, когда вы только что поступили на службу, я не думал, что из вас получится толк. Я считал, что чем скорее вы бросите службу, тем лучше. Но теперь, когда вы на самом деле оставили службу, я чувствую, что флот, вероятно, потерял офицера, которым мог бы гордиться.

– Огромное спасибо, сэр. Но как бы я мог оставаться мичманом с восемью тысячами фунтов в год?

– Я согласен, что это невозможно. А вот и обед. Пройдите в мою каюту, стюард даст вам всё, что понадобится.

Лицо и руки Джека были изрядно закопчены пороховым дымом. Он умылся, причесал свои чёрные волнистые волосы и, вернувшись в кают-компанию, застал там большое общество, в том числе Гаскойна, которого капитан Собридж решил пригласить ради Джека. Не успели убрать со стола, как первый помощник доложил, что пора свистать всех наверх, так как фрегат приближается к якорной стоянке. Поэтому общество разошлось несколько скорее, чем обычно, и, как только паруса «Латоны» были убраны, капитан Собридж отправился на берег, чтобы ознакомить губернатора с результатами морского боя. Он пригласил Джека сопровождать его, но тот отклонил предложение, желая побыть с Гаскойном наедине.

– Как сделаем, Тихоня? – спросил Гаскойн, как только капитан спустился в шлюпку. – Кто из нас будет отпрашиваться у первого лейтенанта, чтобы поехать к тебе на судно – ты или я?

– Конечно, я, – сказал Джек. – Просьба богатого судовладельца имеет больше веса в глазах первого лейтенанта, чем просьба мичмана.

И вот Джек подошёл к помощнику капитана и, как всегда, вежливо поклонившись, выразил надежду, что тот навестит его на борту бригантины вместе с другими офицерами, как только они освободятся. Им следует непременно осмотреть «Рибьеру» и выпить пару-другую бутылок шампанского.

Поскольку «Рибьера» стояла на якоре в двух кабельтовых от фрегата, первый лейтенант ответил, что он с удовольствием принимает приглашение, как только отправит на берег пленных и сдаст береговым властям призовую канонерку. Ещё три-четыре офицера выразили своё согласие явиться на «Рибьеру» вместе с ним. Только тогда Джек изложил просьбу, чтобы его старинному другу Гаскойну разрешили отправиться на борт «Рибьеры» тотчас же, так как он должен вручить ему важные пакеты для доставки в Англию. Первый лейтенант не возражал. Наш герой и Гаскойн вскочили в шлюпку и вновь погрузились в атмосферу тесной и проверенной временем дружбы.

– Джек, я долго думал и решил, – сказал Гаскойн, – что я мало чего добьюсь своей поездкой домой за новым назначением. Поэтому я предпочёл бы остаться с тобой. Я уже отслужил свой мичманский срок и сдал экзамен на чин лейтенанта, поэтому моя дальнейшая мичманская служба потеряла всякий смысл. Ты меня примешь к себе?

– Я об этом тоже думал, Нед. Но как ты считаешь, капитан Собридж даст своё согласие?

– Уверен, что даст. Он знает, какие у меня обстоятельства, и о том, что я плыву домой потому, что мне надоело гоняться за «Авророй».

– Хорошо, мы завтра вместе пойдём к капитану Собриджу, и я попрошу его отпустить тебя со мной.

– По крайней мере, у тебя появится более отёсанный товарищ, чем мистер Пузолли.

– Но не такой надёжный, Нед!

Как и договаривались, вскоре на судно прибыли первый лейтенант и другие офицеры «Латоны». Вечер прошёл очень весело. Ничто так не способствует приятному времяпрепровождению, как шампанское, и если вы не мешаете благородное вино с другим, оно никогда не мстит за себя на следующее утро.