Текст книги "Мичман Изи"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА XXIX,
в которой наш герой продолжает свою службу и участвует в деле более важном, чем дуэль с доном Сильвио

Но прежде чем они встретились за обедом, из Тулона прибыл посыльный шлюп с депешами от главнокомандующего. Приказ, полученный капитаном Вилсоном, предписывал ему поторопиться с окончанием ремонта и отправиться в крейсерское плавание к берегам Корсики. По имеющимся сведениям, там находился русский фрегат, который нужно было захватить. Если у Корсики фрегата не окажется, то капитан должен постараться найти и преследовать его, где бы он ни был.

На борту «Авроры» поднялась суматоха. Капитан Вилсон, Джек и Гаскойн переселились из губернаторского дома на судно и трудились не покладая рук денно и нощно. На третий день «Аврора» была готова к плаванию и около полудня вышла из гавани Валлетты.

Спустя неделю «Аврора» достигла берегов Корсики. Здесь не было нужды посылать на топ-мачту вперёдсмотрящего, поскольку кто-нибудь из офицеров или мичманов постоянно торчал на мачте с утра до поздней ночи. Судно прочесало прибрежные воды до самой северной оконечности острова, так и не обнаружив предмета своих поисков и не получив сведений о его местонахождении.

Штили и лёгкие бризы задержали их на несколько дней, пока северный ветер не позволил им обогнуть мыс и побежать к югу вдоль восточного берега острова. Наступил восемнадцатый день после отплытия фрегата из Мальты, когда вдруг впереди увидели большой корабль. Команда в это время сидела за завтраком.

– Фрегат, капитан Вилсон, вне всякого сомнения! – доложил капеллан Хокинс, спустившись с мачты, куда его погнала беспокойная натура.

– Каким курсом он идёт?

– Тем же, что и мы.

«Аврора» подняла все паруса, какие только было возможно, но к тому времени, когда команду свистали к обеду, «Аврора» сократила расстояние до преследуемого судна всего на две мили.

– Преследование будет долгим: оба судна идут в кильватер, а такая погоня всегда затягивается, – сказал Мартин Гаскойну.

– Думаю, что так оно и будет, но ещё больше я опасаюсь, что фрегат исчезнет.

– Не исключена и такая возможность, – подтвердил помощник штурмана.

– Тоже мне утешитель нашёлся, Мартин. Так ты считаешь, что мы не захватим приза? – спросил Гаскойн.

– Тут бабушка ещё надвое сказала: во-первых, мы можем и не догнать корабль, во-вторых, если мы и догоним его, то может оказаться, что это не тот корабль, который мы ищем.

– Ты говоришь так, как будто тебе всё равно!

– Ничего подобного! На нашем корабле я самый старый из всех мичманов, которые сдали экзамен на чин лейтенанта, и захват фрегата даст мне возможность выдвинуться и получить повышение в чине, если только я останусь жив. Ну а если меня убьют, то оно мне уже не понадобится. У меня столько раз откладывалось повышение в чине, что я даже потерял надежду и не поверю до тех пор, пока приказ не будет в моих руках.

– Ну, хотя бы ради тебя я буду молиться, чтобы корабль был именно тот, который мы ищем, и чтобы нас не убили, и чтобы ты получил повышение!

– Благодарю тебя, Тихоня. Хотелось бы мне быть таким оптимистом, как ты! Но я не смею надеяться.

Бедняга Мартин, уже долгое время разочарования сыпались на него одно за другим, приводя его в отчаяние. Как справедливы слова, что «несбывшиеся упования надрывают сердце», а надежды его юношеских дней и смелые мечты его молодости рушились одна за другой. И сейчас, прослужив уже три обычных мичманских срока, он болезненно переживал каждую неудачу и, как он сам выразился, не смел надеяться на лучшее. Тем не менее его характер не ожесточился от неудач, а только закалился.

– Фрегат пошёл в крутой бейдевинд! – закричал второй лейтенант с салинга топ-мачты.

– Что ты на это скажешь, Мартин? – заметил Джек.

– Одно из двух: либо это английский фрегат, которому незачем нас бояться, либо этим судном командует очень храбрый капитан и на нём отличная команда.

Солнце уже садилось, когда «Аврора» приблизилась к преследуемому судну на расстояние двух миль. На мачту «Авроры» подняли опознавательный сигнал, но он остался без ответа – то ли потому, что в сумерках было трудно различить цвета флага, а может быть, потому, что сигнал был неизвестен врагу. Чужой корабль тоже выкинул английский флаг, но это ещё не служило убедительным доказательством его принадлежности к английскому флоту, а могло быть простой уловкой врага. Когда стало темнеть, он развернулся носом в сторону «Авроры», которая приближалась к нему встречным курсом. Весь экипаж «Авроры» стоял по местам, так как каждую минуту мог решиться вопрос, с кем они имеют дело – с врагом или другом.

Случайная встреча с судном, национальная принадлежность которого неизвестна, требует от капитана больше осторожности и осмотрительности, чем в любой другой ситуации. С одной стороны, нужно быть готовым к любым неожиданностям и не дать неприятелю преимущества внезапного нападения, а с другой – следует соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не напасть на своих. Капитан Вилсон приказал поднять сигнальные огни, однако на чужом судне, по всей вероятности, не смогли чётко различить их, так как паруса заслоняли их от фрегата. Когда оба судна сблизились на расстояние нескольких кабельтовых, капитан Вилсон, боясь совершить ошибку по недостатку осторожности, велел убрать часть нижних парусов и взять на гитовы контр-бизань, чтобы сигнальные огни стали заметны с другого судна.

На шканцах чужого фрегата показались огни, словно там хотели дать сигнал для опознания судна. Тем не менее фрегат продолжал осторожно держаться с наветренной стороны «Авроры» в полукабельтове от неё. Когда носовые орудия обоих кораблей оказались друг против друга, с фрегата раздался оклик по-английски:

– Эй, на судне, кто вы?

– Фрегат его величества «Аврора»! – ответил капитан, стоя на подвесных койках у борта. – А вы кто?

К этому времени фрегат миновал «Аврору» на полкорпуса, и в тот момент, когда с него послышался ответ: «Корабль его величества…» – раздался залп орудий, нацеленных в корму «Авроры», который нанёс ей значительный урон, так как был произведён с близкого расстояния. Экипаж «Авроры», слыша оклик с фрегата по-английски и видя, что он проходит мимо без выстрела, решил, что имеет дело с одним из английских крейсеров. Орудийные старшины в разочаровании опустили запалы, и насторожённая тишина сменилась проклятьями на своё невезение, как вдруг грохот канонады оглушил их, а вокруг стали рушиться балки, реи, борта и планширы. Многие канониры попадали на палубу и были унесены вниз, и всё-таки трудно было сказать, что преобладало в чувствах матросов – ярость ли от хитрости врага или удовлетворение от того, что их приготовления не были напрасны. Во всяком случае, вражеский залп был встречен троекратным криком «ура!», который покрыл стоны и ругань раненых, уносимых с палубы в кубрик.

– Стоять у пушек левого борта, готовьсь к повороту через фордевинд! – прокричал капитан, соскакивая с гамаков. – Не дрейфь, ребята, целься в штаги! Мы ещё рассчитаемся с ними за их хитрость, прежде чем закончится сражение. Смелее, молодцы, целься поточнее, как только повернём левым бортом!

«Аврора» развернулась, и залп бортовых орудий ударил в корму русского фрегата. Почти стемнело, но враг, стремившийся к схватке не меньше, чем матросы на «Авроре», замедлил свой ход, убрав нижние паруса в ожидании подхода «Авроры». Через пять минут, обменявшись разрушительными залпами, оба корабля стали борт о борт на расстоянии пистолетного выстрела. Ветер потихоньку относил их к берегу, находившемуся не далее пяти миль от них. И корсиканские горцы, одетые в шкуры, были разбужены яростной пальбой. Они собрались на прибрежных скалах и наблюдали за беспрестанными вспышками орудийных выстрелов, прислушиваясь к грохоту канонады, сотрясавшей воздух.

Жестокий бой уже длился не менее получаса, огонь вёлся с обеих сторон с неослабевающей яростью, неся смерть и разрушение обоим фрегатам, когда капитан Вилсон спустился на орудийную палубу и стал лично наводить каждое орудие, как только его заряжали. Шканцевые орудия были нацелены на грот-руслени вражеского судна, тогда как баковые пушки сместили линию прицела немного вперёд, чтобы свести прицел почти в одну точку. Капитан дал приказ всем орудиям стрелять одновременно по его команде. Враг, не понимая причины задержки со стрельбой на «Авроре», посчитал, что огонь её пушек подавлен, и там послышались торжествующие крики. Наконец капитан дал команду – залп нацеленных в одну точку орудий обрушился на вражеский фрегат. Даже в темноте было заметно, что его последствия были ужасны. Борт между двумя амбразурами был проломлен, грот-мачта пошатнулась и рухнула за борт. «Аврора» тотчас же поставила грот-парус и, устремившись вперёд, заняла позицию для продольного огня, в то время как русский фрегат, лишённый манёвра, поливал картечью палубу «Авроры», чтобы помешать марсовым управлять парусами. А «Аврора» продолжала вести свой разрушительный огонь из батарей верхней палубы по корпусу вражеского судна.

Луна вскоре вышла из-за гряды облаков, позволяя англичанам завершить свою разрушительную работу с большей точностью. Через четверть часа русский фрегат лишился всех своих мачт. Сохраняя маневренность судна, капитан Вилсон приказал половине команды заняться ремонтом такелажа, пострадавшего от вражеского огня, в то время как матросы левого борта продолжали вести огонь из орудий по вражескому фрегату. Враг вёл ответный огонь из четырёх орудий – по два на каждой палубе, но вскоре и они замолчали, не то покинутые прислугой, не то выведенные из строя. Заметив, что пушки противника перестали стрелять, «Аврора» также прекратила огонь, оба фрегата неподвижно замерли, как утомлённые схваткой бойцы. Не собираются ли русские сдаваться? Чтобы выяснить это, второй лейтенант на случайно уцелевшем ялике отправился к русскому фрегату.

Лунный свет серебрил покрытую рябью воду, когда ялик отчалил от борта. Капитан Вилсон и другие офицеры склонились через планшир над покалеченными бортами «Авроры» в ожидании ответа. Вдруг тишину ночи нарушил всплеск воды, раздавшийся у носа русского фрегата, находившегося от них в трёх кабельтовых.

– Что бы это значило? – воскликнул капитан Вилсон. – Они бросили якорь. Мистер Джонс, киньте лот и замерьте глубину.

Мистера Джонса уже давно унесли вниз: он был сражён картечью, перерезавшей его пополам. Какой-то матрос вскочил на руслени и бросил лот, отмеривший семь морских футов под килем.

– Значит, нам придётся ещё с ним повозиться, – заметил капитан.

Так оно и случилось. В ответ на предложение второго лейтенанта о сдаче русский капитан заявил, что он даст ответ залпом из орудий, и прежде чем ялик дал задний ход, приказал изменить положение судна с помощью шпрингов и возобновил стрельбу по «Авроре».

Капитан Вилсон поставил все паруса, и «Аврора» стала кружить вокруг фрегата, стоящего на якоре, делая два залпа в ответ на его один, и судя по тому, как медленно разворачивалось судно на якорной цепи с помощью шпрингов, стало ясно, что на фрегате осталось мало матросов. Однако упорство и мужество русского капитана убедили Вилсона в том, что тот, вероятно, скорее пойдёт ко дну, чем спустит флаг. Нужно было предпринимать более решительные действия, если капитан Вилсон не хочет терять своих людей, а может быть, и будущий приз, поэтому он решил брать фрегат на абордаж. Проведя усиленный фланговый обстрел судна, он объявил общий сбор и, когда все офицеры, матросы и солдаты собрались на палубе, приказал всем готовиться к сражению. «Аврора» сделала поворот оверштаг, сам капитан встал за штурвал и повёл судно на сближение с русским фрегатом. В тот момент, когда оба фрегата столкнулись и сцепились бортами, «Аврора» произвела последний залп из резервных орудий, и матросы во главе с капитаном Вилсоном бросились на палубу вражеского корабля.

Как и предполагал капитан Вилсон, на русском фрегате уцелела лишь небольшая часть команды, способная оказать сопротивление нападавшим, но они упорно защищались. Голос капитана русского фрегата слышался отовсюду, его клинок разил направо и налево, и матросы, воодушевлённые им, дрались, как львы, не уступая ни пяди палубы и падая замертво там, где сражались.

Наш герой, к счастью, целый и невредимый, некоторое время дрался бок о бок с капитаном Вилсоном, не уступая ему в мужестве. Он даже собирался вступить в схватку с русским капитаном, несмотря на явное неравенство их сил, когда капеллан Хокинс, оттолкнув Джека, бросился на капитана с обнажённой шпагой в руке. Между ними начался ожесточённый поединок, исход которого было трудно предсказать, – противники были достойны друг друга. Луна ярко освещала сцену побоища, и они могли хорошо видеть лица друг друга. Шпага капеллана вдруг переломилась, тогда он ринулся на капитана и, ударив его по лицу эфесом шпаги, схватил в железные объятия, и они оба рухнули вниз по сходням на нижнюю палубу. Вскоре всякое сопротивление противника было сломлено, и фрегат оказался в руках моряков «Авроры» Капеллана Хокинса и капитана русского фрегата подняли наверх окровавленными, живыми, но без сознания.

Капитан Вилсон приказал задраить люки на вражеском фрегате и, оставив на палубе команду из моряков «Авроры», вернулся на своё судно, чтобы заняться подготовкой к дальнейшему плаванию.

Так как море было спокойно, то якоря не стали бросать, а привязали «Аврору» тросами к русскому фрегату. Только к утру навели относительный порядок: паруса убрали, палубу освободили от мёртвых и раненых, окатили её забортной водой, чтобы смыть кровь с досок и станин орудий, которые были опять закреплены. Основную массу раненых перевязали и уложили в гамаки, хотя в лазарете медики ещё продолжали работу по ампутации. Не менее серьёзной заботы требовали и корабли – плотник заделал пробоины у ватерлинии своего корабля, затем перешёл на русский фрегат, чтобы замерить уровень воды в трюме. Хотя его верхние надстройки были сильно разбиты, корпус судна вряд ли пострадал в подводной части, однако, чтобы удостовериться в отсутствии течи, пустили в ход помпы для откачки воды.

Дождавшись, когда «Аврора» была приведена в менее плачевное состояние, капитан Вилсон ступил на палубу чужого корабля. Теперь, при дневном свете, позволявшем рассмотреть ужасные последствия прошедшего боя, палуба фрегата представляла собой жуткое зрелище кровопролития и разрушения. Тела убитых и раненых устилали палубу – убитых труп за трупом побросали за борт, раненым оказали посильную помощь в ожидании, когда ими займутся медики. По приказу капитана раскрыли люки, и оставшиеся в живых матросы русского фрегата вышли на палубу. Их было около двухсот, но на нижней палубе оказалось убитых и раненых не меньше, чем на верхней. Пленных увели в носовой люк «Авроры», временно оборудованный для этой цели. После этого приступили к спешному ремонту, без которого русский фрегат не мог тронуться с места. Целые сутки понадобились на то, чтобы исправить главные повреждения как на «Авроре», так и на захваченном фрегате, прежде чем они были готовы пуститься в плавание. На борт «Трезубца» – так назывался русский фрегат – перешла часть экипажа «Авроры» во главе со вторым лейтенантом, который взял на себя командование кораблём. Только утром, не зная ни сна ни отдыха, да и не испытывая в них потребности, матросы управились со всеми делами, и караван из двух фрегатов – жалкое подобие двух прежних красавцев – был готов тронуться в путь навстречу любым капризам погоды. «Аврора» подняла паруса, ведя «Трезубец» на буксире. Наконец-то позволили разобрать гамаки, чтобы подвахта смогла отдохнуть.

В прошедшем кровопролитном сражении «Трезубец» потерял более двухсот человек убитыми и ранеными. На «Авроре» потери были не так велики, но всё же значительны, – шестьдесят пять матросов и офицеров. В числе убитых были штурман Джонс, третий лейтенант Аркрайт и два мичмана. Старший помощник капитана мистер Дуррифар был тяжело ранен в самом начале сражения, получили ранения также штурманский помощник Мартиц и мичман Гаскойн – первый получил смертельную рану, второй – тяжёлое ранение. Лишь наш герой отделался лёгкой раной, получив удар тесаком по руке, которую он носил некоторое время на перевязи.

Среди матросов, пострадавших в сражении, был Мести, задетый осколком ещё до абордажного боя. Несмотря на рану, он не покинул палубы и следовал за Джеком, оберегая его во время боя с чисто отеческой заботой. Больше того: когда в пылу сражения капитан Вилсон получил удар по голове саблей плашмя и оглушённый опустился на одно колено, Мести и Джек бросились между ним и его противником, дав капитану время прийти в себя. Джек позаботился о том, чтобы услуга, которую Мести оказал капитану, не осталась им не замеченной; да и то сказать, Мести, отличавшийся тихим нравом в повседневной жизни, сражался в бою как дьявол, если приходил в ярость.

– Но вы, Тихоня, были рядом с Мести, когда он спас меня? – спросил капитан Вилсон.

– Да, сэр, был, – ответил Тихоня скромно, – но от меня было мало проку.

– Как чувствует себя наш приятель Гаскойн?

– Неплохо, сэр, только он не прочь подкрепиться стаканом грога.

– А мистер Мартин?

Джек покачал головой.

– Как?! Врач говорил, что он может поправиться.

– Да, сэр, я так и сказал Мартину, но он ответил, что мы напрасно его утешаем. Он уверен, что умрёт.

– Вы должны подбодрить его, мистер Изи. Скажите ему, что он обязательно получит повышение.

– Я это ему сказал, сэр, но он не верит. Он не поверит до тех пор, пока не получит свой патент. Я полагаю, что приказ по судну о его производстве поможет ему больше, чем доктор своими лекарствами.

– Хорошо, завтра утром я подпишу такой приказ. А мистера Дуррифара вы видели, как он? Боюсь, что он очень плох.

– Очень плох, сэр, и ему становится хуже с каждым днём. Странно то, что его рана не воспалилась и давно должна бы зажить.

Такая беседа произошла между капитаном Вилсоном и Джеком за завтраком на третий день после боя.

На следующее утро Джек принёс Мартину приказ по кораблю о присвоении ему очередного звания и вложил его ему в руки. Мартин, весь в бинтах, лёжа в гамаке, прочитал его и сказал:

– Это только приказ по кораблю, Джек. Его могут не утвердить.

Джек поклялся всеми уставами Адмиралтейства, что этого не может быть, а Мартин стоял на своём.

– Нет, нет, я хорошо знаю, что мне не суждено получить повышения. Я загадал: если его утвердят, я умру, а если не утвердят, я буду жить.

Все посетители, навещавшие больного, поздравляли Мартина с повышением и желали ему выздоровления, но через неделю после ранения останки бедного Мартина предали морским волнам.

За ним последовал и мистер Дуррифар, первый лейтенант, который ухитрился, несмотря на свою рану, достать коробку с флакончиками своего знаменитого универсального лекарства и, прежде чем её обнаружили, успел принять внутрь такое количество этого снадобья, что однажды утром его нашли мёртвым, а под его подушкой и матрасом отыскали дюжины две пустых флакончиков. Перед похоронами его руки вытащили из карманов – по крайней мере, когда его зашивали в гамак, чтобы предать морю, они были сложены у него на груди, как подобает.

ГЛАВА XXX,
о любви к ближнему своему, которая часто бывает причиной многих бед и неприятностей

Через три недели «Аврора» добралась до Мальты, ведя свой приз на буксире. Раненых тотчас же отправили в госпиталь, а храбрый русский капитан оправился от ран почти одновременно с капелланом Хокинсом.

Джек, часто навещавший капеллана в его каюте, просто разрывался на части, успокаивая его совесть. Лёжа в постели, капеллан бил себя в грудь и каялся.

– О, – стонал он, – дух бодр, да плоть немощна. Подумать только, я, духовный пастырь, как меня величают, ринулся в кровопролитную схватку как простой матрос вместо того, чтобы напутствовать умирающих и утешать страждущих в лазарете. О, что со мной будет?

Джек утешал его, как мог, приводя примеры того, как с незапамятных времён не только капелланы, но и епископы сражались с врагами, облачившись в доспехи. Однако из-за душевных переживаний выздоровление мистера Хокинса долго оставалось под сомнением. Когда он начал подниматься с постели, Джек познакомил его с русским капитаном, который также только что встал на ноги.

– Я счастлив обнять столь храброго офицера, – сказал русский капитан, узнав своего противника. Он обнял капеллана и расцеловал его в обе щеки. – А какой у него чин? – прибавил он, обращаясь к Джеку, на что тот спокойно ответил:

– Это наш корабельный пастор.

– Пастор?! – удивился капитан, глянув на Хокинса, который в смущении отвернулся. – Вот те на, священник! Ну, да ладно, я всегда испытывал уважение к церкви. А скажите, сэр, у вас всегда пасторы водят своих людей на абордаж?!

– А как же, сэр, – ответил Джек, – таковы у них правила: их первейшая обязанность напутствовать людей и указывать им дорогу в царствие небесное. Это девяносто девятая статья Морского устава. – Джек лукаво улыбнулся, представив себе, как удивились бы в Адмиралтействе, узнав о такой статье.

– Вы, англичане, воинственная нация, если даже священники у вас участвуют в сражениях, – заметил русский капитан и, поклонившись Хокинсу, стал прохаживаться по палубе, не слишком довольный тем, что его одолел какой-то поп.

Мистер Хокинс долгое время оставался безутешным, он подал в отставку и попросил службу на берегу, чтобы избежать соблазнов, которые преследовали его из-за прежних привычек боевого офицера.

Так как «Аврора», находясь прошлый раз в ремонте, истощила все запасы материалов в мальтийских доках, то теперь ремонт затянулся ещё дольше. За это время капитан Вилсон успел послать адмиралу рапорт об одержанной победе и получить от него специальным бригом ответную депешу, в которой тот, поздравив капитана с успехом и проявленным мужеством, пожелал, чтобы он отправился, как только закончится ремонт, в Палермо с важными депешами к сицилийским властям. Подождав там ответа, он должен вернуться на Мальту, чтобы забрать на фрегат тех матросов, которые к этому времени выпишутся из госпиталя по выздоровлении, после чего опять прибыть в Тулон. Узнав о такой новости, наш герой был на седьмом небе от счастья при мысли о скором свидании с Агнессой и её братьями. Снова «Аврора» покинула гористые берега Мальты, увенчанные снежными вершинами, и помчалась, подгоняемая свежим бризом, по синим волнам моря.

Но к вечеру ветер усилился и заставил их взять марселя на двойные рифы. На другой день они достигли берегов Сицилии, недалеко от того места, где Джек и Гаскойн когда-то были выброшены штормом на скалы. Погода к этому времени несколько улучшилась, и море немного успокоилось. В ожидании попутного ветра в сторону Палермо они приблизились к берегу. Обычно, когда корабль идёт к берегу, все подзорные трубы устремлены к нему, и на этот раз моряки жадно разглядывали белые виллы, утопавшие в зелени апельсиновых рощ среди холмов и долин.

– Что это там, Гаскойн? – сказал Тихоня. – Вон под тем утёсом. Похоже на корабль.

Гаскойн повернул подзорную трубу в указанном направлении и сказал:

– Да, это судно, застрявшее на камнях. Судя по его бушприту, это галера.

– Точно, гребная галера, – заметил сигнальщик. – Я вижу в её борту два ряда отверстий для вёсел.

Новость сообщили капитану Вилсону, который вышел на палубу, чтобы осмотреть галеру.

– Несомненно, её выбросило на камни, – заметил он. – Кажется, я различаю людей на борту. Рулевой, держи курс на один румб правее от неё!

«Аврора» направилась к гибнувшему судну и через час была на расстоянии мили от него. Их догадки подтвердились – это была сицилийская галера, севшая на камни, и на её палубе были отчётливо видны люди, размахивающие рубашками и платками, призывая фрегат на помощь.

– Должно быть, это галерные каторжники, ибо они прикованы к своим скамьям и не могут их бросить. Офицеры и матросы, вероятно, покинули судно, оставив каторжников на гибель.

– Какая жестокость, – заметил Джек. – Они были осуждены на галеры, а не на смерть.

– Да, им не дождаться пощады от волн, – сказал Гаскойн. – Уже завтра утром они окажутся на том свете, если ветер повернёт к берегу. А с утра ветер переменил направление на два румба.

Хотя капитан Вилсон не вмешивался в их разговор, он слышал его, так как стоял неподалёку на носовом орудии, глядя в подзорную трубу, и, казалось, был того же мнения. Но он не знал, что ему предпринять: должен ли он оставить на ужасную гибель столько несчастных существ, своих ближних, или спасти их и обременить общество оравой злодеев, многие из которых станут на путь преступления, пока их опять не схватят, и, сделав это, он может вызвать недовольство местных властей. Поразмыслив некоторое время, он решил высадить их на берег. «Аврора» легла в дрейф в бейдевинд, капитан приказал спустить две шлюпки и вооружить их экипажи.

– Мистер Изи, возьмите одну шлюпку и оружейников, высадитесь на борт галеры, освободите этих людей и высадите их на берег небольшими партиями. Мистер Гаскойн, вы пойдёте на второй шлюпке, чтобы помочь Изи: когда он будет переправлять их на берег в своей шлюпке, вы должны держаться рядом, чтобы пресечь любые попытки нападения со стороны злодеев. Ибо нам вряд ли стоит ожидать от них благодарности. Высаживайте их в любом удобном для этого месте.

Исполняя приказание, наши мичманы отправились к галере. Она прочно сидела на камнях, которые проломили её тонкие борта. Как они и предполагали, благородные офицеры и часть команды во главе с капитаном сбежали с корабля в шлюпках, бросив каторжников на произвол судьбы. Галера приводилась в движение пятьюдесятью вёслами, но только за тридцатью восемью вёслами сидели гребцы. Каждое весло было длиною сорок футов, но та часть весла, которая находилась внутри галеры – от валька до уключины, – была шести футов длины и приводилась в движение четырьмя каторжниками, прикованными цепью к скамьям. От кормы до носа судна между двумя рядами скамей тянулась узкая платформа, откуда боцман мог легко достать кнутом любого каторжника, прилагавшего, на его взгляд, недостаточно усилий.

– Viva los Inglesos[41]41
  Viva los Inglesos! – Да здравствуют англичане (ит.).


[Закрыть]! – прокричали каторжники, когда Джек появился на шканцах галеры.

– Послушай, Нед, ты когда-нибудь видел такое прелестное сборище негодяев? – заметил Джек, рассматривая лица каторжников.

– Нет, не приходилось, – ответил Гаскойн. – Мне кажется, что если бы капитан увидел их, как мы сейчас, он вряд ли решился бы выпустить их на берег.

– Не знаю. Наш приказ совершенно ясен. Оружейник, сбейте замки, начиная с кормы. Когда заполним первую лодку, мы отвезём их на берег. Сколько их тут? Двенадцать дюжин… Двенадцать дюжин отпетых негодяев, спущенных с цепи на беззащитных жителей острова. Нет, меня одолевает сильное искушение вернуться назад и доложить капитану своё мнение: сто сорок четыре злодея, не заслуживающих ничего, кроме виселицы, ибо даже утопить их – слишком большое милосердие!

– Нам приказано их освободить!

– Конечно, но я охотно обсудил бы этот вопрос с капитаном Вилсоном.

– Их быстро подберут, Джек, и вскоре эти пташки опять окажутся в клетке.

– Ну, ничего не поделаешь. Нужно выполнять приказ, хотя моя совесть протестует против освобождения таких мерзавцев. Оружейник, приступайте к делу!

Оружейник, который, как и другие моряки, разделял мнение Джека, а поэтому не начинавший работу, принялся сбивать замки своей кувалдой. Как только оковы были сняты, преступников усаживали в шлюпку, и когда в ней набиралось достаточно людей, шлюпка отваливала от борта под охраной второй шлюпки и высаживала их на берег на расстоянии около кабельтова от галеры. Потребовалось шесть рейсов, чтобы перевезти их всех на берег. Когда высадили последнюю партию каторжников и Джек уже приказал матросам отчаливать, один из преступников повернулся к Джеку и насмешливо прокричал: «Addio, signor, a riveder-ci!»[42]42
  «Addio, signor, a riveder-ci!» – «Прощайте, синьор, до свидания!» (ит.).


[Закрыть], Джек вздрогнул, пристально поглядел на человека и узнал в жалком полуголом каторжнике дона Сильвио!

– Я сообщу дону Рибьере о вашем прибытии, синьор, – сказал злодей, взбираясь на скалу, где смешался с другими каторжниками. Оказавшись в безопасности, каторжники стали издеваться и насмехаться над своими спасителями.

– Нед, – сказал Тихоня Гаскойну, – мы выпустили на свободу нашего злейшего врага.

– Очень жаль, – ответил тот, – но мы действовали по приказу.

– Ничего не поделаешь, только меня томит предчувствие, что мы за это поплатимся.

– Мы выполняли приказ.

– Мы выпустили негодяев в десяти милях от усадьбы дона Рибьеры.

– По приказу, Джек!

– И вся банда примкнёт к дону Сильвио, если он отправится туда.

– Таков приказ, Джек.

– Агнесса окажется в его власти.

– Ничего не поделаешь, Джек, приказ капитана.

– Я буду его оспаривать, когда вернусь на судно.

– Слишком поздно, Джек.

– Да, ты прав, – сказал Джек, в отчаянии опускаясь на кормовую банку. – Навались на вёсла, ребята!

Джек вернулся на судно, доложил капитану о выполнении приказа, а также о том, что среди освобождённых оказался дон Сильвио. Он не скрыл своих опасений за то, что может случиться с доном Рибьерой и его семьёй, поскольку банда преступников высадилась вблизи их дома. Капитан Вилсон нахмурился: он был вынужден признаться, что на этот раз любовь к ближнему подвела его, заставив действовать вопреки присущему ему здравому смыслу.

– Боюсь, что я поступил опрометчиво, мистер Изи. Нужно было забрать их на борт и передать властям. Жаль, что эта мысль не пришла мне в голову раньше. Мы должны добраться до Палермо как можно скорее и потребовать, чтобы за этими злодеями послали войска. Готовсь лечь на другой галс! Брасопить грот-рею!

Ветер переменился, и «Аврора» удачно прошла проливом у острова Маритимо. Уже на следующее утро она бросила якорь на рейде Палермо. Капитан Вилсон первым делом известил власти о принятых им мерах по спасению каторжников. Проклиная в душе его филантропию, власти тотчас же послали большой воинский отряд на поиски и задержание освобождённых каторжников. Понимая, что Джек опасается за судьбу своих друзей, капитан вызвал к себе его и Гаскойна и дал им увольнение на берег.

– Разрешите мне взять с собой Мести, сэр, – попросил Джек.

– Разрешаю, мистер Изи, только помните, что даже с помощью Мести вам не одолеть сто пятьдесят разбойников. Силы слишком неравны, так что будьте благоразумны. Я посылаю вас для того, чтобы вы перестали тревожиться за судьбу своих друзей, но с условием, что вы не будете подвергать свою жизнь опасности.

– Конечно, сэр, – ответил Джек, дотрагиваясь до шляпы. Он отправился в свою каюту спокойным шагом, но, дойдя до сходен, юркнул в люк и со всех ног бросился в каюту, чтобы поскорее собраться в дорогу.