Текст книги "Корабль в вечность (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Инспектор рассылал приказы, и лошади прибывали. Это явилось самым весомым доказательством приверженности Инспектора нашему плану: сложно было подозревать его в недобросовестности, видя множество мускулистых коней. Каждый день табун пополнялся, так что вскоре пришлось переделать бывшее здание с резервуарами в конюшню. Я радовалась, проходя мимо и наблюдая, как конюшие снуют туда-сюда, слыша всхрапывание и топот лошадей и чуя теплый запах свежего навоза. Суета и деловитость жизни вместо мертвенной тишины баков.

Неделями в городе стучали топоры и молотки, пока строились телеги. Удивительно, как много от них зависит. При атаке на Нью-Хобарт нашим необычным оружием стали тыквы, на которых мы вырезали предупреждения для городских омег. Теперь таким оружием станут громадные телеги, спешно сколоченные из неошкуренных и непросушенных свежесрубленных бревен, а так же из досок и балок разрушенных домов. В некоторых телегах балки связывались веревками, из других торчали гвозди, готовые впиться в неосмотрительную плоть.

– Конечно, особого удобства от этих повозок ждать не приходится, – сказал подошедший Инспектор, когда я смотрела, как в одну из телег запрягают лошадей. – Но мы старались сделать их полегче, чтобы они могли катиться быстро и везти тяжелый груз.

Я подозревала, что для освобожденных из резервуаров людей удобство будет мало что значить. Если мы прорвемся в убежище. Если достанем их из резервуаров живыми. Чем больше я об этом думала, тем больше копилось «если», и я бежала от мыслей вязать узлы, стремясь чем-то занять руки и утихомирить разум.

Понимая, что ответов не получит, Зак не тратил время на расспросы, почему молотки да топоры стучат с утра до вечера. Закованный в кандалы, он тоже неустанно работал. Я отмечала, как внимательно он следит за нами, когда мы ходим по приюту. Как мало спит, а просто лежит на кровати, глядя в потолок. Я не могла выпытать у него, что он задумал, как и он у меня, но я ни капли не сомневалась, что какой-то план у него есть.

Мы продолжали попытки его расколоть. Снова и снова задавали ему вопросы, где взрывной механизм и чего от него хочет Воительница. Но без толку. Когда Дудочник или Инспектор выходили из себя, орали или нависали над ним, сидящим в кандалах на кровати, он лишь приподнимал бровь и спрашивал, что же они с ним сделают, при этом многозначительно косясь на меня. А я всякий раз опускала глаза, стыдясь своего связанного с ним тела, стыдясь, что служу Заку гарантией от пыток.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Мы назначили дату: до марша на Уиндхем и Шестое убежище оставалось четырнадцать дней. Раньше нам не подготовить достаточного количества телег и солдат. Если выступить позже, снег на горе уже растает, река обмелеет, и подкрепление Синедриона сумеет перейти ее вброд. Дата была точно рассчитанной, и от нее многое зависело.

Мне начали сниться клинки и кровь. Зак уже усвоил, что расспрашивать меня о снах бесполезно. Но несмотря на мои старания ничего ему не показывать и подавлять крики, мне не удавалось скрыть абсолютно все. После каждого видения я не могла дышать, и судорожные вздохи привлекали внимание Зака. И лицо наверняка выдавало, что приближалось нечто нехорошее. Хотя в снах я мало что видела. Они не подсказывали, победим мы или проиграем. Кровь да звон мечей могли означать и то, и другое. И на этот раз полной победы не будет. Даже если мы освободим Шестое убежище, наши солдаты в каньоне заплатят за это кровью, заплатят жизнями.

Глава 11

Двумя днями позже разведчики порадовали весточкой с запада: ремонт «Розалинды» почти завершен, а остальные два корабля уже укомплектованы всем необходимым. Как только северные ветра перестанут препятствовать, флот будет готов к отплытию.

Все это время разведчики регулярно уходили и возвращались, но ни один из них не отыскал даже ниточки, ведущей к подрывной машине. В основном они приносили новости о нападениях на конвои и поселения. О все большем количестве омег, вынужденных из-за непосильных поборов отправиться в убежища.

Синедрион усовершенствовал свою подлую систему: омег вытесняли на бесплодные пустоши и требовали все более высокие подати, пока отчаявшиеся люди не уходили в убежища – последний рубеж между жизнью и голодной смертью. Я сама видела плакат на дороге возле Убежища номер девять: «Вместе мы выживем. Безопасность и еда, заработанные честным трудом. Убежища – ваш приют в трудные времена». До крайности обнищав, омеги искали спасения в убежищах, и с них же собранные податные деньги шли в уплату за тюремные стены и захлопывавшиеся за спиной ворота.

Впрочем, судя по донесениям, на данный момент Синедрион уже не рассчитывал, что омеги отправятся в ловушку по доброй воле. Один разведчик наткнулся на целое поселение, которое конвоировали в Шестое убежище вооруженные солдаты.

– Это новая стратегия, – пояснил мне Дудочник, выслушав вместе с Зои доклады разведки. – Сначала населенный пункт объявляют непригодным для жизни по любой причине: плохой урожай, наводнение, еще что-нибудь. Та же неуплата податей. Затем вывешивают предупредительные плакаты – говоря словами Синедриона, «охранный приказ» – с распоряжением перебираться в убежище.

– Обычная ложь, – подхватила Зои. – «Ради вашей же безопасности» и прочая чушь.

Дудочник кивнул.

– Как правило, на переезд дается около недели. А если кто-то из омег остается на месте, Синедрион посылает отряд солдат для зачистки.

Если Синедрион силой загоняет людей в убежища, значит, омеги больше не ищут там спасения. Но программа резервуаров ускоряется. Как ни горько было слышать о людях, вынужденных идти в баки под угрозой штыков, я радовалась, что правда выплыла на свет и Леонард погиб не напрасно. Миновали месяцы с того дня, когда барды Леонард и Ева сложили песню о баках и убежищах; теперь разведчики докладывали, что песня ушла в народ и распространяется все шире.

И когда солдаты взламывали двери домов в «непригодных для жизни» поселениях, они не всегда находили тех, кого искали. В последние недели, едва снег в низинах растаял, омеги вместо убежищ стали приходить к нам в Нью-Хобарт.

– Прямо то, чего нам здесь не хватает, – сказал Инспектор, когда мы стояли вдвоем на балконе конторы мытарей и смотрели на новоприбывших потенциальных рекрутов. – Еще голодные рты, которых нужно кормить.

Под нами Саймон и Таша обследовали трех женщин и мужчину, пришедших к воротам. Новички оказались даже более истощенными, чем все мы, жители Нью-Хобарта. На самой высокой женщине платье болталось, как на палке, а ее лопатки торчали из спины, точно культяпки крыльев.

– Нам всегда нужные новые солдаты, – вступилась я.

– По-твоему, они похожи на солдат? – осведомился Инспектор.

– Их можно натренировать. Укрепить.

– Мы оба знаем, что я не это имел в виду, – произнес он, не отрывая взгляда от новоприбывших.

Набор мутаций у этих людей не выходил за рамки обычного – одна была карлицей, пальцы правой руки мужчины слиплись в мясистую клешню, – однако лицо Инспектора ясно выражало презрительное пренебрежение.

– И все же из них можно сделать солдат, – сказала я. – Ты видел нашу армию в деле.

– Я спас вашу армию от неминуемого разгрома.

– Потому что противник превосходил нас числом. Но мы все равно сражались, и сражались хорошо.

– Вас вырезали походя, – ответил он.

– У нас хватило мужества пойти войной на Синедрион без всякой помощи.

– Мужество не выигрывает войны, – бросил он.

– Может, и не выигрывает, – согласилась я. – Но я знаю наверняка, что войны начинает страх. И тебе придется решать, чего ты боишься больше: омег или баков и взрыва. Тебе и всем остальным альфам. Желаешь ли ты помочь нам, своим союзникам, добыть лекарство от близнецовости в Далеком краю и разделить с нами дар обычного рождения?

– Ты не можешь винить нас за нежелание видеть следующие поколения похожими на этих вот недоделок, – ответил он, глядя вниз на новичков.

– Машины уничтожили мир, – сказала я. – Поэтому ты пришел сюда, готовый сражаться в союзе с нами против Зака и баков. Поэтому ты согласился попробовать отбить Шестое убежище. Но вы с Заком одинаковые: считаете, будто цивилизация омег хуже конца света.

Теперь Инспектор повернулся ко мне лицом. Он так долго смотрел на меня, что мои щеки вспыхнули.

– Ты не похожа на них, – отметил он, кивая в сторону окна. – Иногда я забываю, что ты – одна из них.

Его голос понизился. На мгновение я почти пожалела его, видя алчущее выражение лица и руку, зависшую в дюйме от моей руки. Я ощущала тот же голод за истекшие со дня смерти Кипа месяцы. Месяцы холода и лишений, когда тело не предлагало ничего, кроме страданий. Да, я могла понять стремление Инспектора к телесному удовольствию. Но даже в ту секунду, когда его рука тянулась ко мне, уголок его рта дернулся, выражая омерзение.

Когда он схватил меня за плечо, пальцы оказались жесткими. Не знаю, на кого он разозлился больше: на себя или меня.

– Случаются моменты, – сказал он, громко сглотнув, – когда я забываю ненадолго о своей жене и о том, как она погибла. – Пауза. – Забываю, что ты такое.

– Не стоит, – ответила я, отталкивая его. На плече остались сердитые алые отпечатки от его пальцев. – Ты помогаешь нам, и ты нам нужен. Но не сомневайся, – я направилась к двери, – мне в точности известно, что я такое, и что такое ты.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Вернувшись к Эльзе, я наблюдала, как солнце переползает через обвитую проволокой стену. В голове крутились мои недавние слова. Да, я точно знала, что я такое. Мысли обратились к Ксандеру.

Этим утром он молча вышел из кухонных дверей. Салли не требовалось спрашивать у подопечного, куда он собрался – маршрут повторялся каждый день. Она просто заставила себя подняться с места.

– Я дойду с тобой только до ворот, – сказала Салли, шаркая позади Ксандера. – Погляжу, как ты отправишься дальше, и чтоб с охраной.

Я отдавала себе отчет, что пренебрегаю Ксандером со дня возвращения с побережья. Избегала его как раз потому, что он был моим зеркальным отражением. Я помогала Салли его кормить и научилась смешивать травяное снадобье на ночь, чтобы помочь ему уснуть. Но я прикасалась к нему только при необходимости и ловила себя на том, что отворачиваюсь при виде его провидческих мук. Я никогда не урывала время, чтобы посидеть с ним, как делали Салли и Эльза, когда он, слегка раскачиваясь, пялился на кухонную стену. Я избегала его – ровно так же, как пыталась избегать видений.

Но видения все равно приходили. Мои дни были расколоты на кусочки, оплавленные огнем. Всячески скрытничая от Зака, я не могла ни предотвратить видения, ни устранить их последствия: трясущиеся руки, закатившиеся глаза. Те же признаки, что я видела у Ксандера, раз за разом и от чего отворачиваясь.

Я упросила Дудочника отвести меня к целовальному дубу. Когда часовые пропустили нас через ворота, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Отметки пальцев Инспектора до сих пор пылали на коже, а в приюте поджидал Зак – и до чего же здорово оказалось выбраться за городские стены. Шла посевная, фермеры прохаживались по пашне между бороздами. По дороге сновали телеги и тачки, останавливаясь на караульных постах.

За пределами полей в сгоревшем лесу появились новые побеги. По обуглившимся стволам вился плющ, а когда мы спешились и привязали лошадей к дереву, нам мешал шагать низкорослый подлесок. Мимо прошел патруль, поздоровавшись с Дудочником. Немного восточнее, там, где уцелело больше деревьев, команда солдат валила лес для постройки телег.

Даже с дотла выгоревшей верхушкой целовальный дуб оставался самым большим в пределах видимости. Пустая труба из обугленной древесины, несколько метров в ширину и выше головы Дудочника. Охранник Ксандера, высокий омега, развалился на пеньке возле дуба; увидев нас, он вскочил и отдал честь.

– Это караульная служба, не пикник, – резко бросил Дудочник. – Не прохлаждайся!

– Есть, сэр, – ответил парень, сдвигая каблуки и опуская глаза.

Мне пришлось отодвинуть в сторонку завесу плюща, чтобы найти узкую щель в стволе. Вначале я просунула туда голову. Ксандер сидел, подобрав ноги и подтянув коленки к подбородку. Он сбросил ботинки и аккуратно поставил их рядом, голые ступни зарылись в пепельную грязь. Глаза были открыты, но на меня он не посмотрел.

– Можно войти? – спросила я.

Ответа я не ждала и не получила.

Я вползла внутрь; цепкие щупальца плюща скользили по моему лицу. Над нами, там, где выгорела верхушка дерева, был виден кружок неба.

В этом тесном пространстве я села лицом к Ксандеру, втиснув ноги между его ног. Было непривычно находиться так близко к нему после стараний избежать его прикосновений с момента моего возвращения.

– Зачем ты приходишь сюда каждый день? – спросила я.

Снова никакого ответа.

Откашлявшись, я сказала:

– Мне следовало проводить с тобой больше времени.

Хорошо, что он все еще не смотрел на меня, а сосредоточился на земле.

– Все так спуталось из-за прихода Зака, – продолжала я скороговоркой, поток слов ощутимо заполнял крохотное пространство. – Усложнилось. Все стало непросто. – Я прервала словоизвержение. Снова оправдания, а я сюда пришла за другим. – Мне нужно было стараться усерднее, – вздохнула я. – Прости. Ведь именно я могла бы тебя понять.

– Ты и так понимаешь, – ответил он.

Ксандер поднял голову и взглянул прямо на меня. В его голосе не было упрека – лишь простое утверждение.

Он был прав. Я боялась его не потому, что не понимала, что с ним творится, а потому, что понимала слишком хорошо. Я держалась от Ксандера в отдалении, как будто это могло спасти меня от превращения в него.

– Со мной это тоже происходит, – сказала я. – Все чаще с тех пор, как мы выяснили правду о взрыве.

При упоминании взрыва его тело застыло, а глаза остекленели.

– Бесконечный огонь, – произнес Ксандер.

– Знаю.

Я попыталась взять его за руку, но он ее вырвал. Не понять, то ли умышленно отмахнулся, то ли его тело скрутила привычная судорога. И я все равно осталась с ним. Мы сидели так еще долго: вдвоем, укрытые внутри сгоревшего дерева, среди огня, который был виден только нам.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Когда мы возвращались через южные ворота, я заметила, что Дудочник держит руку на бедре, рядом с ножами. Едва я остановилась, чтобы взглянуть на растущую стену телег – они стояли сплошной длинной цепочкой, – он легонько потянул меня под прикрытие дверного проема.

– Ты почему сегодня такой дерганый? – спросила я.

Он огляделся, убеждаясь, что никто не подслушивает.

– Не хотел рассказывать об этом у Эльзы, поблизости от Зака. – Он пробежал языком по нижней губе. – С нашим патрульным разведчиком вступили в контакт. К нему пришел безоружный солдат-альфа и передал послание от Синедриона. Передал список нужных Синедриону людей, в обмен на которых сулят вознаграждение.

– Кого же включили в список?

Он улыбнулся.

– А ты как думаешь? Тебя, Зака. Меня, Зои. И Ксандера тоже – Синедриону известна ценность провидцев. И Салли – о ней не забыли.

– А Палому?

Дудочник опустил голову в кивке.

– Ее не назвали по имени. «Бледная женщина из Далекого края». Так и написано.

У меня в желудке заледенело.

– Кто рассказал Синедриону, что Палома у нас?

Дудочник снова огляделся по сторонам.

– Да любой, кто видел ее на улице, наслушавшись сплетен о наших поисках Далекого края, и сумел сложить два и два. Или же предатель из внутреннего круга. – Он тяжело вздохнул. – Нам не стоило привозить ее сюда.

– У нас не было выбора, – возразила я.

Всякий раз, когда мимо нас кто-то проходил, я невольно напрягалась. Высокий мужчина толкал по улице тачку с ведрами для воды и обернулся на меня. К вниманию горожан мне было не привыкать: все здесь знали, что я провидица, в конце-то концов. Но сейчас под взглядом незнакомца все нутро сжалось. Это длилось лишь мгновение, затем он отвернулся и двинулся дальше, но меня бросило в пот.

– Разведчик пришел к тебе? – уточнила я.

Дудочник кивнул.

– Нам повезло. Это был Криспин. Они пообещали деньги и помилование. Ему посулы Синедриона безразличны. Но другие могут польститься, если этот список пошел по рукам. Вряд ли обратились к одному Криспину. Наверняка уже попробовали договориться и с другими.

Какую же беспомощность я почувствовала. Мы были вынуждены ждать: телег и войск, чтобы отправиться на Уиндхем; следующего шага Воительницы; предательства, которое было неизбежно, как приход лета.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Той ночью я увидела взрыв и очнулась, одной рукой цепляясь за железную раму кровати, холодную и прочную, а другой упираясь в каменную стену спальни. Однако взрыв показал мне, что устойчивость – это иллюзия. Я видела мосты, взмывающие в воздух и рвущиеся, словно флаги на ветру. Огромные здания, срезанные наподобие песчаного вала. Видела, как люди попросту исчезали: вот сейчас фигурки еще тут, а вот их уже нет, словно никогда и не было.

Я рано отправилась спать, а когда пробудилась, крысы вовсю топотали где-то под крышей и луна стояла высоко. До марша на Уиндхем оставалось одиннадцать дней. По-прежнему ничего нового о подрывной машине; мои усилия определить ее местоположение не приносили ничего, кроме расстройства. Я чувствовала себя чужачкой в собственном разуме во время этих тихих ночей, мечась между видениями взрыва и бесплодными попытками выследить механизм, который его породит. А Зак все так же молчал о машине – со мной, с Инспектором и с Дудочником.

Тишина бывает очень разной. Успокаивающая, которую я делила с Эльзой. Любовная, как между Зои и Паломой, молча сидящими у костра. И тишина между мной и Заком, когда мы лежали на соседних кроватях в спальне. То была тревожная тишина, полная подспудных слов, которые никогда не будут произнесены.

Когда Инспектор отодвинул засовы снаружи нашей двери, крысиная возня оживилась.

– Мне нужно поговорить с Заком наедине, – произнес он.

– Я не оставлю тебя с ним, – ответила я.

Садясь, я натянула одеяло повыше, чтобы прикрыть тонкую ночнушку, потому что вспомнила жадный взгляд во время нашей последней встречи и пальцы, вцепившиеся в мое плечо.

Позади Инспектора стоял Дудочник.

– Не волнуйся. – Он оттолкнул Инспектора и тоже вошел в комнату. – Я за ним присмотрю.

Зак сел, наблюдая за Инспектором и Дудочником из-под нахмуренных бровей. Из-за скованных впереди рук и цепи, пропущенной через вбитое в стену кольцо, он сидел немного криво. И выглядел очень маленьким в сравнении с гостями. Будь это кто-то другой, я бы его пожалела.

Поверх ночнушки я натянула пальто. Зак встретился со мной глазами, когда я почти дошла до двери.

– Касс, – произнес он.

Я подождала, но если он и собирался умолять меня о помощи, то не смог себя заставить. Просто таращился на меня. Я видела, как его кадык вздымается и опускается, когда он медленно сглатывал.

– Иди, – велел Инспектор, и я ушла.

Зои и Палома еще не спали и сидели в кухне с Эльзой, Салли и Ксандером, притулившимся в уголке на стуле. Салли и Эльза болтали, но я не могла сосредоточиться на их словах. Я пыталась вспомнить, принес ли Инспектор с собой нож.

Когда Палома передала мне кружку чая, я понадеялась, что она не заметит дрожь моих пальцев.

Однако Зои ничего не упустила из виду.

– Дудочник не даст Инспектору разбушеваться, – бросила она мне.

Я кивнула, желая поверить сказанному. Мы ожидали в тишине.

Затем из спальни послышался грохот, кто-то повысил голос. Зои вскочила так быстро, что, пробегая мимо Паломы, выбила у нее чашку. Дверь с треском распахнулась. Дудочник и Инспектор сцепились у выхода во дворик, оба были едва видны в ночном сумраке. Потом я услышала низкое рычание Инспектора и увидела, как он согнулся пополам. Ладонь Дудочника легла на плечо Инспектора. С того места, где я скорчилась у окна, невозможно было разобрать – успокаивает ли он Инспектора или сдерживает.

Плечи Зои расслабились, и она опустила клинок. На другом конце дворика Дудочник заложил руки за спину.

Выпрямившись, Инспектор заявил:

– Держись от меня подальше. Любого другого я бы выпорол за подобное вмешательство.

– Это было бы ошибкой. – Голос Дудочника звучал спокойно. – Почти такой же серьезной, как та, которую ты чуть не допустил на допросе.

Салли с трудом поднялась на ноги и присоединилась ко мне, выглядывая из окна во дворик.

– Ложная тревога? – спросила она.

Зои кивнула и повернулась к зрелищу спиной.

– У Дудочника все под контролем, – подтвердила она.

Эльза встала на коленки, собирая с пола осколки чашки.

– Синедриону не удалось уничтожить все мое имущество, – бросила она Зои. – Хорошо хоть ты здесь и стараешься закончишь за них работу.

– Всегда к вашим услугам, – ответила Зои, усмехнувшись.

Она нагнулась и принялась помогать Эльзе с уборкой.

Но я осталась у окна, слушая спор Инспектора и Дудочника снаружи.

– Мы оба видели, что такая боль может сотворить с человеком, – говорил Дудочник.

– Я не новичок, – возразил Инспектор. – Я могу заставить его говорить.

– Я не о нем толкую, – уперся Дудочник.

– Нам нужны его сведения, – не уступал Инспектор.

– Нам нужна она, – выпалил Дудочник. – Если бы не она, мы бы даже понятия не имели о подрывной машине.

– Если бы не он, машины вообще бы не существовало, – заявил Инспектор.

– Она вот настолько, – Дудочник свел большой и указательный пальцы, – подошла к безумию. Начни его пытать, и мы ее потеряем.

Позади меня в кухне Салли что-то сказала, и Эльза фыркнула. Инспектор развернулся. Увидел, что я за ним наблюдаю. Несколько секунд мы так и стояли: они с Дудочником смотрели на меня, силуэт в окне. Потом Инспектор размашисто зашагал через дворик. Он не заглянул на кухню – я услышала шум его шагов в коридоре и стук захлопнувшейся парадной двери.

Я вышла во дворик. Дудочник ждал меня, прислонившись к стене.

– Я не позволю ему тронуть Зака, – сказал он.

Я просто смотрела на него.

– Я пытаюсь тебя защитить, – продолжал Дудочник.

– Зачем? – спросила я. – Какой смысл? Ты ведь не можешь спасти меня от безумия.

Меня злили все. Зак. Инспектор. Дудочник. Даже Ксандер, бедный Ксандер, раскачивающийся в кухне с закрытыми глазами. Это о нем я подумала, услышав слова Дудочника. Безумие. Они не могли сделать с Заком ничего хуже того, что уже происходило с Ксандером. И со мной.

– Касс... – начал Дудочник.

– Я иду спать, – перебила я. – И тебе лучше пойти.

Я отодвинула засовы на двери спальни, вошла и с грохотом захлопнула ее за собой. Было слышно, как Дудочник вновь все запер.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Зак стоял около своей кровати. Рубашка на нем висела криво, но ран на теле не было – ни единой отметины, кроме заживающего шрама на лбу. Он старался поправить рубашку. Из-за скованных рук получалось плохо. Я поддернула его рукав и села напротив, на свою кровать.

– Не доверяй Инспектору, – произнес он. – Он вытащил нож. И был в шаге от того, чтобы пырнуть меня.

– Дудочник ему не позволил.

– Сегодня, – сказал Зак. – Но солдат у Инспектора больше, чем у Дудочника. И если Инспектор всерьез решит меня пытать, как долго, по-твоему, Дудочник сможет его сдерживать?

– Не знаю, – ответила я. – Поэтому мне придется сделать это самой.

Со дня, когда Зак переехал в спальню, я носила свой нож прикрепленным тонким ремешком к телу. И сейчас вынула его. Зак напрягся.

– Если убьешь нас, не отыщешь машину.

– Я не собираюсь тебя убивать, – ответила я. – Но будет больно.

Он побежал на меня. Ринулся с такой силой, что, когда цепь туго натянулась, его повело кругом и руки вывернуло назад к стене. Мои запястья обожгло огнем.

Он по-прежнему был на расстоянии метра с небольшим от меня и не мог подобраться ближе. Я спокойно пошла к двери. Протащила одну из пустых детских кроваток по полу и вклинила ее между дверью и стеной.

– Ты не сможешь, – сказал он, обегая взглядом дверь и окна, снова и снова.

Решетки на окна поставили ради его безопасности. Я закрыла по очереди все ставни.

– Я буду кричать, – предупредил он.

– Скорее всего, я тоже, – ответила я, прикрыв последний ставень. – Но если даже снаружи нас услышат, у меня будет в запасе несколько минут. – Я кивнула на толстую дверь, запертые окна с решетками. Все было устроено так, чтобы защитить нас обоих от атаки извне.

Дудочник мог спасти меня от кого угодно, кроме меня самой. Я села на кровать лицом к Заку и попыталась дышать ровно, поднимая нож.