Текст книги "Корабль в вечность (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Уродов? – отсмеявшись, спросила я. – Ты просто проводишь черту на песке. Это разделение ничего не значит. Оно условно.

Пока остальные продолжили спорить, я задумалась, насколько же раньше все казалось проще и яснее. Четкая граница между До и После размылась, когда были обнаружены Ковчег, Далекий край и документы из прошлого. А теперь уже стиралась грань между альфами и омегами, как бы альфы ни пытались ее сохранить.

Но что насчет грани между мной и Заком?

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Той ночью я проснулась, крича от боли и зажимая лоб рукой. Спящая напротив Зои что-то проворчала во сне и потянула за одеяло, которое Палома перетащила на свою половину кровати.

Поначалу я тоже предположила, что разбужена видением или сном. Я лежала и ждала, пока боль пройдет, но она становилась все сильнее, так что я свернулась калачиком и застонала. Когда я села, Зои уже стояла на коленях перед моей кроватью, а на ее лице отражались одновременно раздражение и беспокойство. За ней маячила Палома, накинув одеяло на плечи. Дверь распахнулась, и в спальню вбежал Дудочник, но я закрыла глаза, потому что лоб невыносимо саднило. Словно от ожога. Я ничего подобного не чувствовала с тринадцати лет, с того дня, когда меня клеймили, и до сих пор помнила дыхание советника на лице, когда он прижал тавро к моему лбу, а потом шипение обугленной кожи.

– Покажи мне, – попросила Зои, пытаясь отодрать мои руки от лица. Я сопротивлялась, как будто плотно прижатая ко лбу ладонь могла утихомирить боль, но Зои была намного сильнее. – Тут ничего нет, – сказала она, оглянувшись на Дудочника.

Он догадался первым.

– Это Зак.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Пока мы добирались до конторы мытарей, Инспектор его уже нашел.

Я, спотыкаясь, брела по темным улицам, одной рукой цепляясь за руку Дудочника, а другой зажимая лоб, который жгло так сильно, что мне пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не кричать.

Рядом с конторой спиной к стене стояли шесть понурых солдат. Двое были в красной форме войск Инспектора, остальные – трое мужчин и женщина – в синих туниках Сопротивления. Перед ними застыл Инспектор с лампой в поднятой руке. Он явно сдерживал гнев, отчего устрашал еще больше.

В паре метров от солдат у стены сидел Зак, как и я, зажимавший лоб руками.

Инспектор нас заметил.

– Саймон сегодня не на дежурстве. Четверо из них набросились на Зака, когда он возвращался из уборной, – коротко ввел он нас в курс дела. – Его охраняли двое стражников, но они не справились со своей работой. – Инспектор сердито цедил слова сквозь зубы.

– Я пыталась их остановить, – сказала женщина. Я ее узнала: Мира, одна из самых опытных бойцов Сопротивления, с которой я довольно часто беседовала.

– И сильно ты старалась? – спросил Дудочник, делая шаг вперед.

Мира не ответила. Ее туника была порвана на шее, но на коже не виднелось ни синяков, ни царапин – при всех ее усилиях защитить подопечного, самой ей никакого вреда не нанесли. Но даже стискивая зубы, чтобы облегчить боль, я не могла ее винить. Разве я сама не треснула Зака только вчера?

– Если бы они увлеклись, – выплюнул Дудочник, – Касс могла бы умереть. Понимаешь?

– Да, сэр, – опустив голову, промямлила Мира.

Я не знала, пытается ли она скрыть раскаяние или же его отсутствие.

Инспектор презрительно посмотрел на Зака.

– Я ненавижу его не меньше вашего, – сказал он солдатам. – Но он под нашей защитой. Любое нападение на него подвергает риску нашу провидицу, а она для нас очень важна.

Он обвел взглядом солдат, запоминая лицо каждого.

– Возвращайтесь в казармы, – велел он. – Но мы еще не закончили. Все вы будете наказаны.

Провинившиеся молча удалились. Я смотрела им в спины – красные и синие туники шли вместе. Нет, так не годится. Не годится, чтобы нашу разнородную армию объединяла только ненависть к Заку.

Дудочник схватил Зака за воротник и вздернул на ноги. Только когда лампа Инспектора осветила моего близнеца, я увидела, что с ним сделали.

Должно быть, они спланировали это заранее, потому что изготовили тавро. Оно валялось в грязи у стены – всего лишь наспех согнутый кусок железа, рядом с которым лежали кузнечные щипцы. Зак, должно быть, сопротивлялся, поскольку клеймо получилось кривым – покосившаяся буква «А» без перекладины. Неважно, что она почти не считывалась – послание и так было ясным. Одна сторона символа альф уже распухала, другая казалась красной зарубкой с черными краями. Я вспомнила свой сон про заклейменного Зака и наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть рану, но он отшатнулся.

– Соберись, тряпка, – велел ему Дудочник, отпуская. – Всего-то клеймо. Не больней того, что каждый омега получает еще в детстве.

Он проводил Зака в главный зал и усадил на стул.

Эльза на скрюченных ногах прихромала на холм следом за нами и теперь, с неприязнью поглядывая на Зака, принялась рыться в сумке с лекарствами в поисках мази.

– Нанеси бальзам на его ожог, и боль утихнет, – сказала она, протягивая мне баночку. – Твоя, я имею в виду. На него мне плевать.

Остальные тихо и напряженно переговаривались за столом в дальней части комнаты. Я стояла в углу над Заком, но он упорно не смотрел мне в глаза. Мазь пахла розмарином и была настолько густой, что мне пришлось растереть ее в ладонях, чтобы согреть и размягчить, и только потом нанести на рану Зака. Он весь взмок – лихорадочный пот, который обычно прошибает от страха, оставил круги под мышками на его рубашке.

Зак дернулся, стоило мне коснуться ожога кончиком смазанного бальзамом пальца.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказала я, глядя на него сверху вниз.

Мы оба помнили как советник Синедриона прижал к моему лбу раскаленное тавро. Зак вместе с родителями тогда стоял в другом конце комнаты и смотрел. И не удержался от всхлипа, почувствовав отголосок моей боли. Но теперь он испытал ее сполна.

– Я видела сон, в котором тебя заклеймили, – сказала я. – Пару недель назад. Но не поняла, что это было видение.

Взяв тряпочку, я стерла с пальцев остатки мази, оставившей на коже жирный след.

– Знай я, что вы собственных солдат держать в узде не можете, никогда бы сюда не пришел, – бросил Зак.

– Это был твой выбор, – пожала плечами я. – Хочешь уйти?

Я посмотрела на дверь. Даже распахнись она настежь, мы оба знали, что Зак не осмелится уйти. Если Воительница его поймает, клеймением она не ограничится. Напавшие на Зака солдаты – единственная сила, пока еще гарантировавшая нам обоим жизнь.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Не только боль не давала мне уснуть той ночью. Дудочник остался в конторе мытарей охранять Зака лично, и хотя Зои была рядом, я не могла погрузиться в сон без сопения Дудочника на соседней кровати или его силуэта у выходящего во двор окна.

Сколько себя помнила, я всегда чего-то боялась. Пока мы росли, боялась, что Зак меня раскроет, мне поставят на лоб клеймо и отошлют. В поселении боялась, что Зак придет за мной. А когда он пришел и поместил меня в камеру сохранения, боялась, что никогда оттуда не выйду и больше никогда не увижу небо. Полгода после побега тоже породили множество страхов: погони, голода, тюремного заключения, нападения.

Долгое время после смерти Кипа меня мало волновала собственная жизнь, как и все остальное. Но теперь, сражаясь, я нашла в мире то, чего хочу, в чем нахожу смысл и удовольствие. Поэтому, увидев скорчившегося на земле Зака и почувствовав его боль на своей коже, я осознала свой новый страх: я не хочу умирать. Не хочу, чтобы Зак, его враги и предательство отняли у меня жизнь, которую я только-только заново научилась ценить.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

На следующий день заклеймивших Зака солдат должны были высечь. Дудочник предупредил меня об этом ранним утром, когда вернулся в приют.

– Это правда необходимо? – спросила я. – Большинство из них омеги. Они присоединились к Сопротивлению, потому что хотели сражаться с Синедрионом, а сейчас им приходится выполнять приказы Инспектора, да тут еще и Зак нарисовался. Конечно, им тяжело.

– Если мы не в силах добиться подчинения от собственных бойцов, победить Синедрион надежды нет, – ответил Дудочник.

Не поспоришь. Я знала, что от управляемости нашей объединенной армии зависят не только наши с Заком жизни. Но все эти долгие утренние часы, пока я помогала Эльзе на кухне, стараясь игнорировать все еще пульсирующее на лбу клеймо Зака, небо заволакивали серые тучи, а по городу расползались новости о порке.

Я отказалась присутствовать на экзекуции. Палома тоже неодобрительно поморщилась в ответ на вопрос Зои, хочет ли она пойти посмотреть, поэтому подруги остались в приюте, а я отправилась в контору мытарей проверить, как дела у Зака.

Когда мы с Эльзой проходили мимо площади, там как раз устанавливали позорный столб. Несколько месяцев назад мы с Кипом видели, как на этой же площади солдаты Синедриона исхлестали кнутом мужчину. Стоявший там тогда помост давно разобрали на дрова. А сейчас двое солдат-омег вбивали толстый столб прямо в землю. С каждым ударом молота поднимался фонтанчик пыли. Я зашагала быстрее, увлекая Эльзу за собой, пока она не засмотрелась. Свободным от дежурства солдатам велели собраться на рыночной площади. Они уже стекались туда, и толпа стала настолько плотной, что через нее приходилось продираться.

В главном зале нас ждали Дудочник, Саймон и, к моему удивлению, Зак.

Едва мы вошли, Инспектор тут же встал.

– Я оставлю его здесь с тобой, – сказал он мне. – Мы с Дудочником нужны на площади, а я хочу обеспечить вас надежной охраной.

Я знала, что Инспектор меня защищает, да и кандалов на меня не надевали, но все равно посмотрела на Дудочника, ожидая от него подтверждения.

Он кивнул:

– С вами неотлучно будет Саймон. А у дверей останутся дежурить трое достойных доверия солдат. – Дудочник указал на дверь, у которой ждали стражники. Двое из них были людьми Инспектора, но в третьем я с облегчением узнала Криспина.

Поначалу после ухода Дудочника и Инспектора до нас доносился только ровный гул голосов с площади за выходившим на север окном с закрытыми ставнями. Но в полдень тот гул резко стих. Выкрики торговцев тоже смолкли. И даже сквозь закрытые ставни послышались удары кнута. По десять плетей каждому из четверых напавших на Зака и по пять Мире и второму охранявшему Зака солдату за то, что не справились со своей обязанностью.

Саймон сидел у двери. Он привалился к стене и скрестил две руки на груди, но третьей держался за рукоять топора и не сводил глаз с Зака.

Мы с Заком сидели в разных концах комнаты и слышали каждый удар. Казалось, порка длилась невозможно долго: после каждого хлопка оттяжка, а дальше новый удар. Однако самой громкой была тишина, повисшая в комнате. Мы с Заком смотрели друг на друга – он со стула у стола, я с подоконника, прислонившись к закрытой ставне. Зак время от времени ерзал и прикасался к ожогу.

– Не трогай, – предостерегла я. – Только растравишь.

Раздался очередной удар кнута. Я не удержалась и скривилась, резко втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

– Хватит сверлить меня взглядом, – сказал Зак. – Вряд ли я виноват в том, что ваши солдаты на меня напали.

Я невозмутимо посмотрела ему в глаза.

– Твоя вина в том, что они вообще захотели это сделать.

– Лишь по причине плохой дисциплины в вашей армии им удалось сделать то, что захотели.

Снова удар. Лучше бы Заку не знать, насколько мне не по себе. Что после его приезда я чувствую себя открытой всем ветрам, словно стены Нью-Хобарта пали.

– Знаешь, он наказывает их собственноручно, – сказал Зак. – Сам Дудочник.

Тишину рассек новый удар.

– Ты не знала? – не отставал Зак, его голос резал будто нож.

– Знала, конечно, – солгала я.

Зак лишь приподнял бровь.

Я не стала отвечать. Боль в голове уже поутихла, оставшись лишь напоминанием о прошлой ночи, но время от времени Зак снова ее растравлял, прикасаясь к ожогу и морщась, пока ощупывал пузырь.

Когда порка закончилась, Дудочник вернулся. Дверь за ним захлопнулась. Он заметно вспотел, но, к моему облегчению, на его одежде и брошенном на пол кожаном биче не было крови. Значит, эта экзекуция выдалась не такой жестокой как та, что видели мы с Кипом.

При появлении Дудочника Зак сразу же вскочил и отступил в дальний угол, глядя на лежащий на полу кнут как на способную напасть змею.

– Да не трусь, – сказал ему Дудочник. – На сегодня с порками я закончил.

Он подошел и встал рядом со мной. Я понизила голос, понимая, что Зак внимательно наблюдает за нами.

– Неужели их не мог наказать Инспектор? – спросила я. – Или кто-нибудь из опытных солдат? Тот же Саймон?

– Я не прошу своих людей делать то, что противно делать самому, – ответил Дудочник. – И наказывать провинившихся должен был я, а не Инспектор. Только представь, какие мысли бы возникли, если бы к столбу вышел Инспектор, чтобы, защищая Реформатора, отхлестать кнутом солдат, больше половины из которых омеги? – Он выдохнул. – Кроме меня больше было некому.

Наверное, он прав. Но когда Дудочник положил руку на подоконник рядом с моей, я невольно вспомнила о кнуте.

– Не к этому мы стремились, – прошептала я. – Не ради этого сражаемся.

Мне не хотелось говорить это при Заке, не хотелось, чтобы он узнал о трещинах, которые я видела. Но я думала о том, что сказала Дудочнику и Зои в мертвых землях: что если мы не найдем Далекий край, то создадим его сами. Что наверняка есть способ сделать наш мир лучше. Но бич на полу и выпоротые солдаты на улице – совсем не то, о чем мы мечтали.

– Ты ничем от меня не отличаешься, Касс, как бы ни гнала от себя эту мысль, – сказал Дудочник, всем весом опираясь на руку. – Ты принимала столь же гнусные решения, чтобы выжить и сделать то, что нужно. Думаешь, раз не умеешь метать нож и бить кнутом, то ты невинна?

Я разозлилась: не потому, что была с ним не согласна, а потому что он сказал чистую правду.

– Я сделал только то, что необходимо, – продолжил Дудочник. – Только то, что нужно Сопротивлению.

– Знаю, – кивнула я.

– Тогда чего ты от меня хочешь?

Чего я могла от него потребовать из реально выполнимого? Я хотела другого мира, где ему не пришлось бы делать ничего подобного. Никому из нас не пришлось бы.

– Ничего, – ответила я.

Глава 7

– Решено, переселяем Зака к Касс, – объявил Инспектор. – Мы...

– Нет, – перебила его я. – Ни за что. Ни в коем случае.

На меня накатило такое облегчение, когда Саймон отвел Зака обратно в его каморку, а Эльза, Палома и Зои присоединились к нам в конторе мытарей. А теперь слова Инспектора показались мне пинком в живот.

В поисках поддержки я повернулась к Дудочнику, но он выглядел непоколебимым в своем решении.

– Я пытаюсь сохранить тебе жизнь, – сказал он. – Тебя и Зака, каждого из вас, должны охранять люди, которым можно доверять. Вдобавок еще Палому. Если объединить вас троих, стража потребуется только для одного места, а не для трех. Я выставлю людей у приюта, и сам тоже буду за вами присматривать попеременно с Зои.

– Ты ведь это не всерьез? – спросила я. – Даже если нас троих удобнее держать вместе, в приют Заку нельзя. Там же Палома! И вряд ли Эльза его примет.

Дудочник не изменился в лице.

– Давай я перееду сюда, – предложила я. – Не надо селить Зака к Эльзе.

Наклонившись ко мне, Дудочник понизил голос:

– Я хочу, чтобы ты была в безопасности. – Он покосился на стоящего на другом конце комнаты Инспектора. – Не здесь, не с ним и толпой его солдат.

Хотя мы каждый день собирались в конторе мытарей, все равно оставалось ощущение, будто это территория Инспектора, а наша – в приюте Эльзы. Возможно, тому виной отголоски прежней роли этого здания: сюда омеги униженно приходили платить подати. Даже после битвы и последовавших за ней голодных месяцев комнаты выглядели довольно роскошно, и обстановка прямо-таки кричала, что это территория альф. Мы скорее чувствовали себя дома среди поломанной мебели приюта, чем на обтянутых кожей стульях конторы мытарей.

– Дело не только в охране, – продолжил Дудочник, снова отодвигаясь. – У тебя есть способы следить за Заком, недоступные никому из нас. Помнишь, что происходило, когда ты путешествовала с Зои?

Лицо Зои от этого напоминания ожесточилось. В те недели, когда мы с ней спали рядом, я подглядывала в ее сны. Ненамеренно, но каждое утро я просыпалась, помня их не хуже собственных. Именно так мне стало известно, что во сне Зои неустанно бороздит моря в поисках утонувшей Лючии.

– Я не умею читать мысли, – сказала я. – Это не так работает.

– Знаю, – кивнул Дудочник. – Но нам может помочь любая крупица информации.

– Я его приму, – вмешалась Эльза. Вздернув подбородок, она сделала шажок вперед. – Не обещаю, что буду с ним вежлива и не стану плевать в его еду. Но если таким образом я смогу вам помочь и уберечь Касс, пусть переезжает ко мне.

– Тебе необязательно это делать, – возразила я. – Они слишком многого от тебя хотят.

Эльза покачала головой.

– Я сама хочу, чтобы ты была в безопасности и рядом со мной. – Она пожала плечами. – А он лишь побочный продукт.

Я помнила, как Воительница назвала омег побочным продуктом альф – повторив фразу, использованную в документах из Ковчега, – и поэтому улыбнулась, когда Эльза употребила те же самые слова в отношении Зака.

Полдня в приюте было шумно: солдаты устанавливали решетки на окна и более прочную дверь в спальню с внешними засовами. Эльза ничего не говорила, просто ковыляла за ними с метлой да ругала, если на полу оставались гвозди или металлическая стружка. Для доверенных караульных, призванных охранять приют снаружи, составили график дежурств, а Зои с Дудочником должны были по очереди стеречь нас внутри.

Список наружных охранников оказался коротким. В него вошли Саймон и его давняя советница Виолетта – я однажды видела, как они с Дудочником подрались, и считала ее искренней и смелой, плюс к тому же после драки она всегда оставалась ему верной, – и вдобавок Криспин, служивший Дудочнику и Саймону еще на Острове и все время после.

Инспектор тоже выдвинул несколько кандидатур из своих опытных бойцов. Выбор был целиком его, но я обрадовалась, увидев, кого он предложил: Ташу, высокую женщину из его личной охраны, неразговорчивую, но умеющую смотреть мне в глаза прямо и без присущего альфам отвращения, и добродушного Адама, который любил посмеяться и на дежурстве болтал с Эльзой и Салли ничуть не меньше, чем с сослуживцами-альфами.

Палома и Зои перенесли свои вещи из общей спальни в маленькую комнату, где когда-то спали мы с Кипом.

Дудочник тоже вытащил свою кровать и поставил ее во дворе под навесом у входной двери.

– Сейчас достаточно тепло, – сказал он. – И отсюда я смогу приглядывать как за спальней, так и за дверью комнаты Зои и Паломы.

Доводы веские, но мы оба знали, что Дудочник также не хочет спать в одном помещении с Заком. Я посмотрела на две параллельных полосы, процарапанные ножками кровати на дощатом полу. Теперь каждую ночь мы будем оставаться с Заком в спальне только вдвоем.

И вот его привели. Дудочник с Зои договорились, что один из них всегда должен находиться в приюте. Кандалы с запястьев Зака не сняли. На ночь их крепили к вмурованной в стену цепи. Я сама измерила ее длину: цепи хватало, чтобы Заку было удобно лежать в кровати в любой позе, но добраться до моей кровати у противоположной стены он не смог бы.

Днем, когда поблизости маячили Зои или Дудочник, Заку разрешалось упражняться во дворе и есть вместе с нами, но в кандалах.

– Не хочу, чтобы с ним цацкались, как будто он до сих пор в палатах Синедриона, – заявила Зои. – И по мне, лучше пусть будет у нас на глазах.

Звон кандалов Зака скоро стал в приюте привычным.

– Прости, – снова и снова извинялась я перед Эльзой, когда мы оставались наедине. – Мне жаль, что тебе приходится встречаться с ним каждый день.

Она лишь улыбалась и сжимала мою руку. Эльза никогда не заговаривала с Заком, но не боялась смотреть ему в глаза, а во время трапез наполняла его миску и ставила на стол. Я до сих пор не видела такого рода мужества: каким-то образом Эльза изо дня в день терпела Зака в своем доме, где раньше жили убитые им дети.

Поначалу я задавалась вопросом, как сам Зак воспримет переселение в приют. Большинство детских вещей уничтожили налетчики, когда забирали малышей и попутно разнесли половину приюта. Но признаки присутствия детей были повсюду. За дверью спальни на высоте бедра в стену были вбиты крючки, куда дети вешали верхнюю одежду. В разграбленной кухне Эльзы уцелели только маленькие чашки, и теперь мы каждый день пили из них, касаясь губами тех же мест, что и погибшие малыши.

Если от этого Заку было неловко, он ничем себя не выдавал. В первый вечер я наблюдала за ним за ужином. Он взял длинными пальцами чашечку, опустошил ее и оставил на столе, чтобы Эльза убрала. Он никогда не упоминал о детях, которые одновременно отсутствовали и присутствовали рядом с нами.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

В первую ночь, оставшись в спальне вдвоем, мы с Заком лежали в разных концах длинной узкой комнаты. Зак лег спиной к стене и лицом ко мне. Я задула свечу, чтобы больше его не видеть.

– Зажги свет, – попросил он.

– Спи давай.

Его цепь несколько раз звякнула, пока он ворочался.

– Мне не нравится спать в темноте.

– Привыкай, – бросила я, перекатываясь на другой бок. – Здесь тебе не палаты Синедриона. У нас запас свечей не бесконечный.

– Я никогда не боялся темноты, – сказал он. – Но возненавидел ее с тех пор, как ты затопила Ковчег.

Это я тоже помнила: промозглый мрак коридоров и черная вода, которая поднималась все выше и выше, вытесняя черный воздух.

– Я едва успел выбраться, – продолжил Зак, учащенно дыша. Обхватив себя руками, я слушала его против воли. Мне хватало собственных воспоминаний о затопленном Ковчеге и не хотелось погружаться в кошмары Зака. – Но даже когда я вышел на поверхность, еще ничего не кончилось. Река хлынула в открытую дверь, и меня чуть не унесло. Половину лагеря смыло, по меньшей мере четверо солдат утонули: они запутались в брезенте, когда водой накрыло палатки.

Еще больше трупов на моей совести. Скольких же людей я погубила собственноручно или косвенно? Иногда мне чудилось, будто погибшие облепляют меня, как мокрый брезент тонущих солдат.

– Ужасная смерть, – продолжил Зак.

– Ты обрек многих на гораздо худшее, – возразила я.

– Он мне снится, – не обратив внимания, признался он. – В темноте я вижу сны о Ковчеге. Вижу воду в коридорах и поток, хлынувший в западную дверь.

Я пыталась не слушать брата, но слишком хорошо помнила, как в детстве мы болтали по ночам, пока родители внизу спорили, что им делать с неразделенными близнецами. Мы лежали в темноте и шептались поверх разделяющей наши кровати пустоты, совсем как сейчас.

– Мои сны еще ужаснее, – призналась я.

– Например?

Я промолчала. Не стоило рассказывать ему, что я вижу, – Зак и так уже слишком много знает о взрыве.

– О чем твои сны? – настаивал он.

– Ни о чем. А теперь заткнись – я пытаюсь уснуть.

– Ты врешь.

– Я не обязана говорить тебе правду. Я тебе вообще ничем не обязана.

– Ты врешь о своих снах, совсем как в детстве, – не слыша меня, продолжил он. – Ты даже тогда со мной не говорила по-настоящему.

– О чем ты? В детстве мы с тобой постоянно болтали.

В конце концов, больше было не с кем – за нами двоими следила вся деревня.

– Не по-настоящему, – тихо повторил он. – Ты ведь все время мне врала.

Какое-то время я не отвечала. Не хотелось с ним соглашаться, но с правдой не поспоришь. Видения были единственным, что выдавало во мне омегу, поэтому я годами их скрывала, чтобы избежать клеймения и высылки. Скрывала ото всех.

– Иначе было никак, – наконец сказала я.

– И я не мог поступить иначе, ведь я никак не мог начать жить.

– Неужели ты забыл, как мы были близки? – спросила я. – Убедил себя пересмотреть прошлое, потому что дружба с омегой постыдна?

Зак хмыкнул.

– Ты говоришь о тех годах, словно о каком-то рае – ты и я лучшие друзья, вместе против мира. Но ведь дело обстояло не так. Совсем не так.

– Однако мы всегда были вместе, – возразила я. – Все время.

– Только потому, что не имели другого выбора! – сорвался он на крик. – Потому что из-за тебя вся деревня считала уродами нас обоих, и люди не хотели к нам даже приближаться!

Он помолчал, стараясь выровнять дыхание.

– Это не кончилось даже после твоего изгнания. Позор не ушел вместе с тобой. Должен был, но никуда не делся. За годы неопределенности люди слишком привыкли мне не доверять, и именно поэтому мне пришлось покинуть деревню так рано.

– А мне еще раньше, – кисло возразила я.

Зак пропустил мои слова мимо ушей.

– Даже когда я уехал в Уиндхем, слухи и там меня достали. Пошла молва, что нас с тобой разделили подозрительно поздно. Мне приходилось из кожи вон лезть, чтобы не допустить сомнений в моей полезности. Я работал вдвое больше остальных и снова и снова доказывал свою верность Синедриону. Делал то, за что не хотели браться другие.

Палаты Синедриона в Уиндхеме славились изощренными интригами и жестокостью. Я посмотрела в темноте в сторону Зака и задумалась о том, в какую же клоаку он погрузился.

– Я никогда не чувствовал себя в безопасности, – продолжил он. – Даже когда ты оказалась в камере сохранения. Ни на секунду. Ты отняла у меня это ощущение за много лет, что я жил наполовину. Это ты показала мне, как опасны могут быть омеги и какое они нестерпимое бремя. Именно из-за тебя я придумал резервуары.

Я закрыла глаза. Было понятно, что его самооправдание зиждется на чистом безумии, а резервуары – материальное воплощение этого безумия, и никакой моей вины тут нет. Но перед глазами стояли дети в баках, их волосы, покачивающиеся возле мертвых лиц. Я жмурилась, пытаясь прогнать ужасную картину.

– Это ты сделала меня таким, – произнес напоследок Зак.

Те же слова, что сказала Кипу Исповедница в зернохранилище много месяцев назад.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Ночью я ждала, что ко мне придут его сны. Грезы Зои я подсматривала не нарочно, они просачивались мне в голову, если Зои спала рядом. Даже когда я пыталась мысленно отгородиться, они захлестывали меня, полные потери и тоски, как море – соли. Но Зак не видел снов, или же его сны для меня ничего не значили. У нас было одновременно так много и так мало общего. Если какие-то картины и рисовались ему за сомкнутыми веками в те ночи в спальне приюта, ни одна из них мне не открылась. Возможно, в детстве, когда я так старалась скрыть от Зака свои видения, между нами выстроился своего рода барьер. Много лет, лежа в маленькой кровати, я приучалась загонять внутрь свои реакции, если что привидится, а теперь, привыкнув от него замыкаться, не могла проникнуть спящему или бодрствующему Заку в голову, не могла хотя бы угадать, о чем он думает. В нескольких метрах от него в общей спальне я чувствовала себя ничуть не ближе к брату, чем когда жила на Острове и нас разделяли сотни миль.

Я не знала, что снится Заку, но и для него мои сны оставались загадкой. Перед рассветом меня разбудило видение о взрыве, и мои крики эхом отдались от потолка. Зак шептал что-то утешительное. Поначалу, еще сбитая с толку контрастом огня и темноты, я не сообразила, чей это голос меня успокаивает. Но затем, когда мое дыхание выровнялось, Зак спросил:

– Что ты сейчас видела?

Я никогда не слышала подобного голода в голосе, а голод я знала хорошо. Весь Нью-Хобарт голодал. Только накануне вечером восемь человек, живущих в приюте, получили на ужин рагу из двух пойманных Зои на крыше белок и дочиста обглодали все косточки.

На вопрос Зака я не стала отвечать. И в дальнейшем изо всех сил пыталась не издавать звуков, когда приходили видения – гораздо более частые и яркие, чем в детстве. Мне не всегда удавалось полностью подавить крики. Но я старалась. Не хотелось давать Заку даже намека на то, что я видела, как и радовать его своими воплями. Иногда, просыпаясь от кошмаров о взрыве и скрежеща зубами, чтобы не шуметь, я чувствовала, что ничего не изменилось: мы с Заком по-прежнему в нашей детской спальне, я скрываю свои видения, а он следит и выжидает.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

С первого же дня, когда он увидел ее во дворе с Зои, Зак пялился на Палому. Хотелось бы мне, чтобы ее внешность не была такой приметной, однако ее отличие от нас сразу привлекало внимание: снежно-белые волосы и кожа, выцветшие голубые глаза. Я наблюдала за тем, как Зак ее рассматривает, и невольно сжимала кулаки. Он не имеет права на нее смотреть. Ему всегда все доставалось. Прослеживая его взгляд, я сдерживалась, чтобы не гаркнуть: «Нет, ее ты не получишь!»

– Значит, это правда, – сказал он, не сводя глаз с Паломы, пока они с Зои уходили со двора.

Я промолчала.

– Я знал, что вы ищете. – Зак покачал головой. – Но не верил, что у вас что-то получится. У Дудочника и его шайки оборванцев. Как вы это провернули? Чем сумели ее привлечь?

– Не вижу смысла обсуждать ее с тобой. Ты не поймешь.

– Я не идиот.

– Никогда тебя таким не считала, – сказала я. – Ты еще хуже и намного опаснее.

Когда мы пошли на кухню есть, он снова неприкрыто пялился на Палому, а она смотрела на него в ответ, точно так же снедаемая любопытством. Перед ней сидел человек, который вернул к жизни взрывной механизм, способный уничтожить ее семью и родину. Я видела, как Палома прищурилась и склонила голову, словно пытаясь понять, что может подвигнуть человека сотворить такое ужасное зло. А мне хотелось заорать: «Держись от него подальше!»

Зои меня опередила. Заметив, что взгляд Зака задержался на Паломе, она встала между ними.

– Не лезь к ней, – предупредила она Зака.

Он поднял закованные руки и потряс ими, чтобы кандалы зазвенели.

– Я здесь всего лишь пленник и от меня не зависит, куда меня приводят.

– Необязательно постоянно на нее таращится, – сказала Зои.

– Мне просто любопытно, – отрезал Зак. – Меня никто не представил вашей новой подруге. – Он снова смерил Палому взглядом и остановился на ее лице. – Я бы с удовольствием познакомился с тобой поближе.

– Я о тебе уже достаточно наслышана, – отвернулась Палома.

– И ты поверила во все, что от них услышала? – быстро спросил Зак. – С чего ты взяла, что этим людям можно доверять?

Зои открыла рот, но Палома успела ответить первой:

– Я сама делаю выводы, руководствуясь рассудком.

– И ты рассудила, что это лучший альянс, на который может надеяться твоя страна? – Зак многозначительно обвел взглядом нас и убогую кухню.

Зои его оттолкнула. Не сильно, но со скованными спереди руками Зак не смог ни удержать равновесие, ни смягчить падение, и рухнул на спину у очага.

Дудочник рванулся вперед, чтобы оттащить Зои, но она уже уходила, и Палома вместе с ней.

– Не лезь к ней! – повторила она Заку, не оглядываясь, и захлопнула за собой кухонную дверь.