Текст книги "Корабль в вечность (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 29

Мы поспешили прочь из хижины. Зои несла Палому на руках. Наверное, получилось бы быстрее, если бы Дудочник ей помог, но такого предложения даже не прозвучало, ведь Палома вряд ли стерпела бы еще чьи-то прикосновения.

В коридоре Саймон уже поднялся на ноги и прислонился к стене. Из его рта и носа сочилась кровь. Снаружи, где люди Инспектора окружили хижину, двое выпрыгнувших из окна солдат Синедриона лежали мертвыми в высокой траве. Один из наших тоже погиб – стрела угодила в живот, и теперь его недвижные глаза уставились в ночное небо. Мы оставили тела и побежали сквозь бор к своим лошадям.

Приехав вдевятером, мы вдевятером же уезжали, но все изменилось. Зои усадила Палому перед собой, я скакала впереди и каждый раз, оборачиваясь, видела лицо Паломы. Ее левый глаз почти не открывался, правый смотрел как будто в никуда. Понимает ли она, что ее спасли?

Мы проскакали по равнине много миль и, даже когда небо просветлело, не заметили никаких признаков преследования. Солнце выжгло траву до бледно-серого цвета, под ветром степь казалась живым морем с серебристыми волнами.

Ближе к полудню Зои заставила нас остановиться у первого же попавшегося ручья. Солнце немилосердно палило, и некоторые раны Паломы раскрылись, запачкав кровью белую гриву лошади Зои. Я принесла флягу с водой и предложила помочь с промыванием ран, но Зои сделала все сама.

Поначалу я не могла в подробностях разглядеть, что же захватчики сотворили с Паломой. Не только потому, что Зои постоянно закрывала ее собой, но и потому что все тело Паломы представляло собой одну большую рану, покрытую запекшейся кровью.

Когда Зои закончила, ее тряпица густо побурела. Ей пришлось срезать с Паломы одежду – пожженную и окровавленную – и завернуть бедняжку в одеяло. Стоило мне увидеть руки Паломы поверх темной ткани, и к горлу подступила рвота. На месте ногтей осталась лишь кровавая корка. На запястьях пламенели ровные полосы ожогов, похоже, от раскаленной кочерги. Несколько пальцев были сломаны и изгибались под неестественными углами, так что кисти выглядели слепленными скульптором-неумехой или ребенком. Мизинец на левой руке обстругали, вместо пальца торчала острая косточка.

Один глаз заплыл, а вторым она все же посмотрела на меня.

– Я им сказала, – призналась Палома. Я не увидела в ней вины, только усталость. – Теперь они знают, куда плыть. – Она говорила хриплым голосом, сорванным за несколько дней криков под пытками. – Я им все сказала.

– Знаю, – кивнула Зои.

Ничего удивительного. Надави на тело как следует, и боль заговорит сама. Кому-то выпадает шанс умереть и избежать предательства языка, но если мучители достаточно опытны, чтобы не запытать жертву до смерти, нет таких тайн, которые рано или поздно не выйдут наружу. Я смотрела на изувеченные руки Паломы и понимала, что сама бы долго не продержалась.

Зои выкрутила тряпку с такой силой, словно сворачивала шею. Потекла красная вода.

– Я их всех убью, – пообещала Зои. – Всех, кто такое с тобой сотворил.

Палома покачала головой.

– Мне это не нужно. – Она медленно закрыла здоровый глаз, потом снова открыла. – Лучше постарайся их остановить. Уберечь мой дом. Моих сестер.

Зои набрала в грудь воздуха. Жилки на ее шее вздулись, каждый мускул напрягся. Ярость была ветром, с которым она боролась. Больше ничего не сказав, Зои не стала трогать сломанные пальцы Паломы, только склонила голову и по очереди поцеловала воздух над каждым, даже над тем, что отрезали, оставив лишь обломок кости.

«Это тоже победа», – пыталась напомнить я себе, вновь седлая лошадь. Мы нашли Палому и освободили. Но трудно было радоваться, видя раны Паломы и помня мертвецов в хижине и их умерших близнецов. Трудно было радоваться, зная о том, что теперь Далекий край обречен гореть.

Стоило задуматься об этом, и я видела огонь. Положив голову на шею лошади, я постаралась прогнать все мысли и закрыла глаза, но вместо блаженной темноты и покоя погрузилась в жар и рев пламени. Запах горящей плоти. Кипящее море и рассыпающиеся острова.

        *ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Я пошла к ручью наполнить флягу Зои. Там уже сидел Дудочник. Он привалился спиной к валуну, притянул колени к груди и опустил голову, плача с открытым ртом.

Я замерла, затем намеренно громко зашаркала по камням, глядя на пробку во фляге и давая Дудочнику шанс утереть лицо. Ему ведь станет неловко, если застану его в таком состоянии. Но когда я подняла глаза, то увидела, что он не пошевелился и не стер со щек потеки слез. Дудочник посмотрел на меня.

– С ней все будет хорошо, – сказала я ему.

Не знаю, имела ли я в виду Зои или Палому. Да неважно – мы оба понимали, что мои слова пустые, что ни с Зои, ни с Паломой ничего уже не будет хорошо. Увечья Паломы и грядущее уничтожение Далекого края – это навсегда, этого не исправить.

Я смотрела на Дудочника во все глаза.

– Только сейчас до меня дошло, что я ни разу не видела твоих слез, – сказала я. Ни когда мы вытаскивали из резервуаров тела утонувших детей Нью-Хобарта. Ни после смерти Салли. Ни даже когда он привез растерзанного Ксандера в Нью-Хобарт, чтобы похоронить, и изломанное тело мальчика висело поперек лошади. – У тебя всегда получалось держать лицо. Ты почти убедил меня, что ты... – я заколебалась, подбирая правильно слово, – железный.

– Так и есть, – ответил Дудочник. – Это никакое не притворство. Во мне много такого, что ты боишься увидеть. Я тот, кем меня заставили стать, и делаю то, что должен, в том числе защищая тебя. Может, я и железный, – он без стыда посмотрел на меня. – Но это не значит, что у меня нет чувств.

Казалось неправильным чему-то радоваться, когда Палома с вырванными ногтями лежала в двадцати метрах от меня, а Далекий край был обречен вскоре исчезнуть с лица земли. Но в конце концов именно горечь ситуации заставила меня дорожить этим моментом доверительной откровенности еще сильнее.

        *ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Я промыла свою рану на руке и неуклюже ее перевязала. Криспин обследовал лицо Саймона; тот побелел, когда Криспин коснулся сломанного носа, но никто из нас не жаловался, памятуя о том, что вынесла Палома.

Я развернула сверток Эльзы. Перетирая ингредиенты в ступке и смешивая лекарство для Паломы, я была благодарна за те недели на кухне приюта, когда Эльза заглядывала мне через плечо и давала советы, как правильно обращаться с травами.

– Чем это поможет? – спросила Зои, подозрительно глядя на смесь.

– Особо ничем, – ответила я, – но хотя бы снимет боль.

На рассказ обо всем случившемся у Паломы ушло довольно много времени. Ей выбили несколько зубов, и она то и дело замолкала, чтобы провести по обломкам языком; ее верхняя губа раздулась и кривилась, пока Палома изучала новые очертания своего рта. Протез исчез – даже торчащий из колена металлический штырь был погнут, как будто ногу оторвали.

– Когда они закончили... – Палома замялась, и я поняла, что, избегая определенных слов, она щадила не только себя, но и нас. – Когда они со мной закончили, то что-то сказали про побережье. – Она опять замолчала и медленно сглотнула. – Они думали, что я без сознания. Почти так и было: я то проваливалась в темноту, то выныривала. Вряд ли к тому времени их волновало, слышу я или нет. Они уже со мной закончили. Чем больше они спрашивали меня о моей родине, тем лучше понимали, насколько мало я знаю. Я не врач и не могла ничего рассказать им о машинах. Вытянув из меня координаты, они перешли к вопросам про машины и лекарства. А я ничего не могла им рассказать, поэтому они... – Она снова замолчала.

Какими словами можно описать то, что с нею делали? Когда Палома только приехала, я думала, нам придется рисовать новые карты, чтобы понять размер Далекого края и расстояние до него. Теперь же нам требовался новый язык, чтобы понять всю глубину страданий Паломы.

Наконец она продолжила; слова неуклюже выскальзывали из-за обломков выбитых передних зубов:

– Воительница сначала хотела меня убить и уже отдала приказ, но Зак ее отговорил. – Я была уверена, что он это сделал не по доброте душевной. Следующие слова Паломы мое мнение подтвердили. – Он рассказал им о нас с Зои. Объяснил, что я могу послужить рычагом воздействия. – Разбитые губы еле выговаривали длинные слова. – Зак предложил использовать меня, чтобы добраться до вас, если бомбежки Далекого края не хватит для подавления Сопротивления. Воительница согласилась отправить меня в Уиндхем. – Палома нагнулась и закашлялась, баюкая сломанные ребра.

Зои вытерла ей лицо влажной тряпочкой.

– Именно тогда они упомянули побережье, – прошептала Палома. – Сказали, что пора начинать.

– Начинать что? – спросил Дудочник. – Бомбить? Отправлять корабли?

Палома покачала головой.

– Не знаю. Я помню те разговоры только урывками. Половину пропустила мимо ушей, а из услышанного многое не поняла.

– Все нормально. – Зои убрала компресс со лба Паломы. – Тебе нужно отдохнуть. Пойду принесу еще одеяло.

– А Зак? Он тоже тебя пытал? – тихо спросила я Палому, пока Зои ходила к седельным сумкам.

По большому счету мой вопрос смысла не имел. Зак целиком в ответе за случившееся. Это он увел Палому из Нью-Хобарта и передал Воительнице. Без него ее бы не пытали, так что Зак виноват, даже если сам не брался за нож. Но мне хотелось знать.

Не открывая глаз, Палома покачала головой.

– Он был там вместе с Воительницей. Но не касался меня. – Она снова провела языком по сломанным зубам. – Его они не мучили. Помню, как Воительница сказала: «Я убила бы его своими руками, не будь он нужен».

Значит, Зак все еще нужен Синедриону. В этом крылись одновременно надежда и отчаяние. Надежда, что я проживу дольше. Отчаяние оттого, что Зак по-прежнему в деле. Что бы ни задумала Воительница, он – составная часть этого плана. Мы оба. Желудок сжался, а воздух в горле показался вязким, словно жидкость из резервуаров.

– Его тоже держали в плену? – поинтересовался Дудочник.

– С ним скорее торговались. Он все твердил, что привел меня к ним, что он на их стороне. И он что-то знал. Что-то очень нужное.

– Но что? – спросила я. – Что им от него нужно?

– Не знаю. Ему предлагали всякое: облегчить ему жизнь, вернуть в Синедрион. Даже обещали помочь поймать тебя. «Избавиться от нее навсегда», вот как они выразились.

Я знала, что это значит: резервуар.

– А что говорил Зак?

Палома чуть приоткрыла здоровый глаз.

– Не знаю. Но что-то важное точно сказал. На второй день все изменилось. Его развязали и обращались с ним бережно. Думаю, за ним продолжали наблюдать – к нам всегда была приставлена охрана, – но относились к нему по-особенному. Как к своему.

Она снова умолкла.

Вернулась Зои и расстелила на земле одеяло. Я пыталась не пялиться на изувеченное тело Паломы. Когда Зои помогала ей лечь, мне снова бросились в глаза пальцы без ногтей, и я невольно сжала кулаки. А потом потянулась к шее, на которой висела капсула с ядом, подобранная на полу комнаты Паломы. Подумать только, такой пустяк, всего лишь лопнувший или перерезанный шнурок смог привести к таким ужасным последствиям: Палому изуродовали, Далекий край скоро сожгут.

– Они упомянули название, – внезапно прохрипела Палома, как будто голосовые связки ей тоже надорвали. – Когда говорили о побережье. Много раз повторяли слово «бухта», но один солдат однажды произнес название полностью: Расщепленная бухта.

Вот когда я на самом деле впервые их увидела. Держа капсулу в руке, я закрыла глаза и увидела Независимые острова словно с большой высоты: рассыпанные по морю ломтики каменистой суши.

Дальше я увидела взрыв. Поразительный, словно бродячий фокусник, достающий кролика из шляпы. Ловкость рук невиданного масштаба: за одно мгновение гора превратилась в пыль, а остров стал морем.

Вспышка была сверхъяркой, аннигилирующей любую жизнь. Этот свет содрал бы мясо с костей, а сами кости обратил в прах. Взрыв разрушил самое время – пронзительный свет положил конец всему.

Когда вспыхнул огонь, островки поменьше исчезли. Пепел взвился в воздух и полетел выше, застилая собой небо.

Ветер дул с севера. Далекий край не ответит нам бомбой, но возмездие оттуда все равно придет вместе с ветром: снова пепел, снова отрава.

        *ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Ночью, когда мы с Дудочником отправились в Расщепленную бухту, Зои осталась с Паломой. Другие варианты даже не рассматривались. Они с Саймоном, Криспином и тремя солдатами Инспектора поедут в Хепберн, ближайший гарнизон верный Инспектору в половине дня пути на юг. Но раны Паломы означали, что ехать придется медленно, а ведь мы недалеко ушли от хижины и от гарнизона Воительницы в Сюльписе. Нельзя было исключать погоню. Мы с Дудочником скорости ради взяли двух свободных лошадей и оставили остальных наших спутников охранять Палому.

– Ты уверена? – спросил меня Дудочник.

Я кивнула.

– Теперь дело не за армиями. Это наше с Заком личное сражение.

Близость взрыва обнулила все остальное. Теперь я была совершенно уверена, что дело сводится к нам двоим: мне и моему близнецу. Я бы предпочла поехать одна, но знала, что Дудочника переспорить не удастся. Но также я знала, что количество людей ничего не решает. Мы ехали в Расщепленную бухту не побеждать армию Воительницы и не пытаться спасти Зака. Если Заку и требовалось спасение, то только от него самого, и капсула на моей шее подействует так же быстро, как все наши солдаты.

Дудочник помог мне усадить Палому на лошадь. Зои приняла ее и крепко обняла за талию. Палома посмотрела на меня сверху и медленно заговорила. В уголках ее рта все еще темнела запекшаяся кровь, а слова терялись, словно проваливались в дырки на местах, где раньше были зубы.

– Ты – не твой близнец, Касс, – сказала она.

В ее словах не содержалось упрека, но голос, охрипший от криков, был упреком сам по себе.

Зои сжимала поводья, удерживая на месте недовольную двойной ношей лошадь.

– Мы отправим солдат из Хепберна в Расщепленную бухту, – сказала она мне, а потом повернулась к Дудочнику. – Остановите Зака. Любой ценой.

На меня она смотреть не стала. Смысл ее последнего указания был мне вполне ясен, как и всем остальным. Если Далекий край сгорит, ни для кого из нас не будет никакого счастливого конца.

– Я сделаю это сама, – тихо пообещала я Зои.

Я не знала, что говорю правду, пока не произнесла это вслух. Обещание прозвучало странно: ровно и весомо.

Зои пронзила меня взглядом, а потом медленно кивнула. Время слов прошло. Мы смотрели друг на друга, две женщины, знавшие, что достигнута точка невозврата, которую не изменят никакие обвинения, извинения или слова благодарности. Этот узел придется разрубить, иного выбора уже не осталось.

Зои развернула лошадь, и их маленькая процессия пустилась в путь. Мы с Дудочником минутку смотрели им вслед, потом поскакали на запад. Я собиралась найти брата и закончить то, что мы с ним начали много лет назад, будучи еще детьми.

Глава 30

В пути меня сопровождали мои верные спутники, языки пламени. Взрыв был одновременно прошлым и будущим, а я – ниточкой между ними, на которой держался весь мир. Я знала, что мне предстоит сделать.

Спустя два дня и две ночи мы с Дудочником почти доехали до побережья. Когда остановились напоить лошадей у мелкой речушки, русло которой уже расширялось, готовясь слиться с морем, я позволила себе полежать на берегу, разглядывая траву и чертополох, наполовину раздавленный копытом моей лошади. Неужели я вижу чертополох в последний раз? Неужели больше не прищурюсь, глядя на полуденное солнце? Мне хотелось ничего не упустить, сохранить в памяти каждую деталь ускользающей жизни.

До цели мы добрались раньше, чем я ожидала. Расщепленная бухта представляла собой узкий залив, глубоко вдававшийся в побережье. Прямо перед нами между двумя отрогами оказался длинный фьорд с выходом в открытое море: на севере вид загораживали горы, а на юге водная гладь лишь угадывалась под дымкой на горизонте.

Возможно, когда-то в Расщепленной бухте росли деревья или кустарники, но теперь на последних милях суши не было ничего кроме слоев крошащегося сланца да каменистых осыпей. Мы оставили лошадей у речушки на равнине, где трава еще не уступила место камню. Стреножили их, чтобы лошади могли щипать траву, но не уходили далеко, однако такая предусмотрительность казалась мне бесполезной. Какой смысл думать о возвращении, думать о будущем, когда взрыв с минуты на минуту положит конец всему?

К югу от нас в бухту вела извилистая грунтовая дорога; избегая ее, мы начали спускаться к берегу по усыпанному камнями склону. К исходу дня мы подошли к морю настолько близко, что уже слышали чаек, каждый их резкий крик напоминал скрежет ножа по точилу. Дудочник нашел небольшую пещеру – разлом породы, над которым нависал сланцевый козырек. Внутри, кашляя от дыма, я развела маленький костер и приготовила жидкую похлебку из остатков вяленого мяса и грибов.

– Ты тоже должна поесть, – сказал Дудочник, глядя на меня, пока мы сидели снаружи, провожая закат.

– Не могу, – отказалась я.

Он взял меня за руку и кивнул на берег, где ждал Зак.

– Мы найдем способ справиться.

– Ты правда в это веришь?

– Провидица у нас ты, – усмехнулся Дудочник. – Ты сама-то веришь?

Я верила. Верила в странную красоту склона под нами, в катящиеся в море обломки камней. Верила в теплую широкую ладонь Дудочника в моей руке. Верила в прохладный сланец под моими скрещенными ногами. Это все настоящее – не больше и не меньше, чем взрыв. Я сосредоточила все внимание на настоящем вокруг меня.

Дудочник отпустил мою руку и принялся есть. В котелке оставалась еще половина, а его движения уже начали замедляться. Под моим пристальным взглядом он дважды кашлянул и посмотрел на ложку в своей руке. Она тряслась. Пока он опускал ее обратно в котелок, на его висках и над верхней губой выступил пот.

Я не ожидала, что снадобье сработает так быстро – думала, что Дудочника сморит крепкий сон уже после еды. Потому что не знала, сколько именно белены и макового отвара нужно отмерить, когда подмешивала их в похлебку. Салли как-то сказала: «Две ложки этого зелья со щепоткой белены надежно вырубят любого человека». И добавила: «А если плеснуть малость побольше, можно и убить». Я попыталась учесть рост Дудочника и его вес, вливая смесь по капле, пока Дудочник нес дозор, а я кухарила в узкой пещере над костерком.

Он попытался что-то сказать, но вышло только мычание. Дудочник начал заваливаться набок, я его подхватила и опустила на землю.

Не то чтобы я боялась, что Дудочник меня убьет. Напротив, страшно было, что он не решится поднять на меня руку и даже меня саму попытается остановить, если придет время исполнить обещание, данное Зои. Когда-то я боялась его жестокости, а сейчас переживала, что он может заколебаться и упустить подходящий момент, чтобы сделать то, что должно. Я не могла пойти на такой риск – не теперь, когда взрыв совсем близко.

Дудочник тихо застонал во сне. Я подхватила его под мышки и потащила в пещеру, где уложила на бок, чтобы он не захлебнулся, если вдруг начнется рвота.

Снаружи я в последний раз наточила свой кинжал так, как учила Зои. Держа лезвие под правильным углом к бруску, водила им туда-сюда, пока клинок не погорячел. Капсула с ядом дожидалась в ямке между ключицами, но нельзя забывать, что ее содержимому много лет. Если яд подведет, кинжал станет запасным вариантом, хотя мне была невыносима мысль о том, чтобы полоснуть себя по запястью. Или лучше по горлу? Я подумала о теле Салли на полу приюта Эльзы и попыталась вспомнить, куда, по словам Зои, вернее всего бить ножом. Если капсула не сработает, действовать придется быстро и резать глубоко, чтобы точно не выжить. Мне уже довелось узнать, как упрямо тело цепляется за жизнь, поэтому удар должен быть метким и верным. Чтобы не осталось ни единого шанса оказаться в баке, как Кип с Исповедницей.

Время пришло. Мне отчаянно не хотелось оставлять беззащитного спящего Дудочника так близко к эскадрону Воительницы. Но я видела взрыв. И должна была выполнить свою миссию.

        *ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Утесы вдоль кромки воды были острыми и черными, но местами их цепь прерывалась, поддавшись напору моря. Я шла всю ночь и добралась до утесов к рассвету. Там меня не поджидал ни большой вражеский гарнизон, ни хотя бы лагерь. Лишь башня в бухте над длинным прибрежным молом. Посреди бухты стоял на якоре корабль, непохожий ни на один из виденных мной до сих пор: обшитый металлическими листами, он чернел на воде словно гигантский жук. Дух захватывало от его мощной красоты – резкие контуры, огромный размер. Сродни красоте шторма, меча или камнепада, уносящего с собой половину горного склона.

Так просто, так очевидно. Взрывной механизм все время перемещался, и мои метания насчет его местонахождения не были признаком угасающего разума. Бомба находилась на этом корабле, который со своим смертельным грузом постоянно курсировал вдоль побережья.

Я подошла к краю утеса. Под ногами хрустели каменные обломки. Суша здесь заканчивалась отвесным обрывом. На меня накатило облегчение. Так будет намного проще. Не понадобятся ни капсула, ни нож. Я просто спрыгну в пустоту по примеру Кипа.

Держась поближе к обрыву, я зашагала на юг, к башне. Песок пестрел редкими пятачками выгоревшей на солнце травы. Многоэтажная твердыня была выстроена из того же сланца, что и горы вокруг. Серая башня, темные утесы, свинцовое море. Когда дверь в основании башни распахнулась, красные туники явились ярким пятном в этом безрадостном пейзаже. Шестеро солдат ехали прямиком ко мне.

Я стояла на утесе и ждала. Ветер трепал одежду, рубаха хлопала за спиной, спереди спеленав меня, как саван.

Я подняла руки ладонями к всадникам. Жест мог выглядеть как сдача или как приказ остановиться. Когда расстояние между нами сократилось метров до сорока, я на шажок отступила к обрыву, четко давая понять, что шутить не намерена. Я стояла так близко к пропасти, что мой шаг пустил в полет горсть песка. Земля под ногами подрагивала от топота копыт.

– Стойте! – крикнула я.

Ветер унес мой крик, но высокий солдат впереди тоже что-то прокричал, и весь отряд остановился. Две женщины справа нацелились в меня из луков, но командир держал руку поднятой.

– Стойте, – повторила я, – или я прыгну и заберу Реформатора с собой.

Высокий солдат вздернул подбородок, оценивающе меня рассматривая. Я не стала ждать, пока он заговорит.

– Скажите моему брату, что я его жду, пусть придет сюда, – крикнула я.

– Я не стану выполнять приказы омеги, – ответил командир. – И Реформатор тоже не станет.

– Он придет, – сказала я.

Скрестила руки на груди и постаралась выглядеть уверенной.

Теперь все зависело от Зака. По словам Паломы, у него есть какой-то рычаг влияния на Воительницу. Он выдал ей Палому и местонахождение Далекого края, но Синедриону требовалось от него что-то еще. И это что-то сохранило Заку жизнь и здоровье после побега из Нью-Хобарта. Не зря он сказал: «Все началось с меня. И закончится на мне».

Я не знала, каков сейчас статус моего близнеца: пленник ли он или вновь советник Синедриона. Но его не пытали, а если бы Воительница желала ему смерти, он уже был бы мертв.

Командир наклонился и что-то сказал соседнему всаднику, который развернулся и поскакал обратно к башне. Остальные замерли стеной коней передо мной, а за спиной зияла пустота. Лошадь высокого солдата переступила с ноги на ногу. Рыжая лучница слегка опустила подбородок, прижавшись лбом к тетиве, ее соседка пошевелила ногой в стремени. Они все еще целились в меня. Я стояла, готовая к прыжку. Если кто-то двинется с места, будет два возможных исхода, и каждый из них закончится моей гибелью – и смертью Зака.

Я услышала топот копыт его лошади по сланцу, но не смела отвести взгляда от солдат. Только когда они повернулись к нему, я тоже посмотрела в ту сторону.

Зак приехал один. При нашей последней встрече воротник его рубашки пожелтел, локти обтрепались, брюки же были в пятнах. А теперь он предстал передо мной в белоснежной рубашке с вышивкой на манжетах и в начищенных ботинках. Он снова выглядел холеным советником Синедриона, если не обращать внимания на зажившее клеймо на лбу и на заполошное дыхание.

– Отойдите назад! – крикнул он солдатам.

Они заколебались. Зак перевел взгляд с них на меня и обратно. Чувствуя себя до странности спокойно, я рискнула оглянуться на край утеса в нескольких сантиметрах от моих пяток. Все к этому шло. Сначала мое клеймение, потом Зака. Сначала прыжок Кипа, а теперь мой.

– Воительница приказала нам держать вас под наблюдением, сэр, – сказал командир. – Я не вправе оставить вас здесь с нею.

Тетивы были натянуты до предела. Рыжая лучница прищурила один глаз, не сводя второго с меня.

– Воительница приказала вам защищать меня! – заорал Зак. – Вы же слышали ее слова: меня нужно уберечь любой ценой!

Солдаты не пошевелились.

– Убьете ее – убьете и меня. Хотите объясняться с Воительницей, когда она вернется? Вы слышали, что я сказал: отступить!

Командир оглянулся на своих людей. Кивнул лучницам, и они опустили оружие.

Всадники отъехали подальше и выстроились полукругом. Теперь они находились в сотне метров от нас и, не спешиваясь, неподвижно ждали итога нашего разговора.

Зак шагнул ко мне.

– Не приближайся, – предупредила я.

Он поднял руки и замер на месте, всего метрах в четырех от меня. И смотрел не на мое лицо, а на ноги. Похоже, Зак подсчитывал в уме расстояние от моих ступней до края, от обрыва до скал и воды внизу.

За его спиной уже взошло солнце. Оно грело мне лицо, и я наслаждалась тем, что мое верное тело еще теплое и живое. Жаль, что приходится идти против него, но кроме тела никакого другого оружия у меня не осталось.

Зак все еще ждал с поднятыми руками.

– Я пришла со всем этим покончить, – сказала я.

– Проделала такой путь, чтобы просто убить нас обоих? Ты правда этого хочешь?

– Нет, – ответила я. – Не хочу. Но придется, если не будет другого выхода. Все закончится здесь.

– Снова здорово, – вздохнул Зак, и я поняла, что мы оба вспоминаем об одном и том же: как чуть больше полугода назад я стояла на крепостной стене в Уиндхеме и угрожала прыгнуть. – Повторяешься.

– Ты тоже.

Он коротко кивнул, признавая мою правоту.

– Не дури, отойди от края.

– Ты знаешь, что уже слишком поздно, – сказала я.

– Позднее, чем ты думаешь. Воительница уже отплывает. Ракета на борту. – Он кивнул на корабль. – Со спасением Далекого края ты опоздала.

Я думала, что была к такому готова – слишком часто видела взрыв. Но при этих словах Зака кишки скрутило, и мне на секунду показалось, будто весь воздух вокруг нас стек за край утеса.

– Вы не можете это сделать, – прошептала я.

– Это ты не можешь ничего сделать, не можешь нас остановить. Ты лишь немного притормозила неизбежный процесс. Усложнила для меня задачу, – сказал Зак. – Мы успели вытащить большую часть взрывного механизма до того, как ты явилась и затопила Ковчег. Да, твоя диверсия нас задержала и стоила нескольких важных компонентов. Но сами бомбы уже были у нас в руках. Создатели Ковчега берегли их как зеницу ока. Правда, система запуска ракеты большой дальности потребовала доработки. И не только из-за тебя. Кое-что зависело от технологий, которых больше нет: спутниковой навигации, правильного типа топлива.

Я понимала Зака через слово, но все его слова означали одно: огонь.

– Воительница построила корабль, – продолжил Зак, глядя на бухту за моей спиной. – Тайком от меня перевезла сюда все материалы, начав готовить мое свержение. Но отдам ей должное: хорошая задумка выполнять запуски с плавающего корабля.

– Не надо этого делать, – сказала я. – Ты можешь ее остановить.

– Сколько раз тебе повторять? Все уже сделано. Мы получили от Паломы координаты – Далекий край в пределах досягаемости. Нужно только вывести корабль в открытое море, чтобы западные горы не препятствовали траектории полета ракеты. И заодно чтобы запуск никто не увидел – пока табу действует, нам ни к чему проблемы с населением.

Я рискнула оглянуться. Зак был прав: весла шевелились, как паучьи лапы, и корабль медленно разворачивался, чтобы выйти в устье бухты.

– Что ты дал Синедриону? – спросила я. – Почему Воительница тебя не убила?

– Я никогда не был столь беспомощным, как многие думали, – пожал плечами Зак. – И давно предвидел, что, скорее всего, Воительница попытается меня свергнуть, если в моих руках окажется слишком много власти. Предвидел, что буду уязвим, если потеряю Исповедницу. Поэтому мы с ней позаботились о страховке. Чтобы было что предложить Воительнице в крайнем случае.

– Палому, – подхватила я.

Зак досадливо мотнул головой.

– Палома стала просто приятным дополнением. Широким жестом, чтобы напомнить Воительнице, насколько полезным я могу быть, приняв ее сторону.

От этих циничных слов меня затошнило. Я снова вспомнила раны на месте вырванных ногтей Паломы.

– Мы и без вашей Паломы отыскали бы Далекий край, – зачастил Зак, словно пытался заполнить тишину словами, оттягивая мой прыжок. – Пусть попозже, но отыскали бы. Вот привел я Синедриону Палому, так если бы дело сводилось только к ней, ее бы забрали, а меня все равно убили. Нет, к тому времени до Воительницы дошло, что я ей нужен. У нее были бомбы, но без моей помощи она не могла их применить.

Я помнила, как Воительница требовала выдать ей Зака. С какой настойчивостью.

– Спасибо Исповеднице, – гордо сказал Зак. – Она многое сделала для меня.

– Следовало догадаться, – вздохнула я.

Брат как будто меня не слышал.

– Ты... – прошипел он. – Ты и твои вечные секреты, твое вранье. Ты столько лет изворачивалась, утаивала свою сущность. Исповедница была совсем другой. В отличие от тебя, она ничего от меня не скрывала.

– Что она для тебя сделала?

– Именно она надзирала за воссозданием бомб. Она понимала машины как никто другой. У нее получилось собрать воедино все компоненты.

– Перестань заговаривать мне зубы! – заорала я. – Что именно она сделала?

– Исповедница была слишком умна, чтобы доверять Воительнице. Не сомневалась, что та предаст нас при первой же возможности. Мы не рассчитывали утаить от нее Ковчег – слишком крупный размах, а в руках Воительницы сосредоточена большая власть. Но Исповедница устроила так, что только я мог привести бомбу в действие. Пусковой код – определенную последовательность цифр – она сообщила только мне.

– А без этого кода?

– Без пускового кода каждая бомба мало отличается от железной чушки. Ее нельзя взорвать. Только я могу это сделать. – И снова эти горделивые нотки. – Исповедница запрограммировала систему именно так, замкнула все на меня. Ты только и делала, что врала мне, а она дала мне все.

Какой же щедрый дар – власть уничтожить весь мир.