Текст книги "Корабль в вечность (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 23

После окончания битвы уши заложила свинцовая тишина. Мы вместе с Заком подошли к воротам Шестого убежища. Близился рассвет, тьма стекала с неба. Мой щит потерялся, меч был запятнан кровью и грязью. Шея сбоку покрылась коркой засохшей крови, сочившейся из порезанного уха, но в целом я легко отделалась: ободранными костяшками да синяками, уже проступившими на предплечьях. Правая рука, так и не зажившая как следует после перелома в битве под Нью-Хобартом, приняла столько ударов, что вернулась старая боль.

Я оглянулась на поле брани. Победители ловили лошадей – своих и вражеских – и расчищали дорогу, чтобы телеги смогли проехать во двор. У ворот Саймон отдавал распоряжения, организовывая посты наблюдения и патрули. Многие наши солдаты ходили между мертвыми и ранеными, то и дело низко к ним нагибаясь. Искали тех, кого можно было спасти, и приканчивали безнадежных. Зои и Саймон отдали четкий приказ: пленных брать живьем. Я не обманывалась – то был отнюдь не акт милосердия. Мы нуждались в информации.

Время подгоняло – баки ждали. Ворвавшись в убежище, мы сделали лишь первый шаг, и каждый проведенный здесь нами час был часом сражения для войска Дудочника и Инспектора в Петельном каньоне. Каждый наш миг в убежище оплачивался кровью.

Я глубоко вдохнула прежде, чем войти в ворота. Метрах в двадцати впереди виднелась дверь в ближайшее здание, которую уже взломали. Зои, Эш, Виолетта и Криспин держались поблизости, пока мы с Заком и Паломой шли туда. Внутри убежища еще продолжались бои и слышались вопли наших солдат: одну за другой они очищали постройки от укрывшихся там врагов.

– Чисто, – пригласила нас в здание Зои.

После хаоса на поле боя лишенное окон помещение с баками поначалу показалось мирным. Аккуратные ряды стеклянных резервуаров, каждый из них – величиной с кухню Эльзы. Лестницы вели к металлическим переходным мосткам, которые скрещивались наверху; над ними нависали трубы и провода. Здесь было тихо и сумрачно – тьму рассеивали лишь мерцание нескольких маленьких лампочек на панелях да свет зари, просочившийся сквозь разбитую дверь.

Но здесь обитал ужас – не кровавый, как снаружи, а стерильный и блестящий. Довольно часто, глубоко погрузившись в кошмары об огне и крови, я пыталась закричать – но тщетно. Тишина баков была такой же: вопль спящего, который не может издать ни единого звука.

Их было так много. Да, я знала, что в баках находятся шесть тысяч человек. Но при произнесении это число оставалось лишь звуком, колыханием воздуха. А теперь оно предстало во плоти. Ряды с резервуарами тянулись один за другим. Каждый бак надувал бока, распухнув от сожранной человечины. И запах – ужасная сладость консервирующей жидкости на грани с гниением, словно застоялая вода в кувшине с цветами, начавшими разлагаться и пованивать. Меня одолели воспоминания: зал с резервуарами под Уиндхемом, где я обнаружила Кипа, и глубоко внутри Ковчега, где окончательно его потеряла; баки в Нью-Хобарте, из которых мы вытягивали тела утопленных детей. Я не могла пошевелиться и дышала с трудом. В каждом воспоминании я тонула, словно брошенная в бак.

Зак дернул меня за руку.

– Не знаю, сколько времени ваша армия сможет удерживать Петельный каньон, но наверняка не так долго, как ты, похоже, считаешь. Будешь бестолково стоять вот так – и нас всех убьют.

– Глаз с него не спускайте, – велела Зои мне и Виолетте, а сама приблизилась к Паломе.

Мы двинулись вдоль рядов. Глаза привыкли к полумраку, и стали видны фигуры. Каждый бак вмещал человек по сорок или даже больше. Они сгрудились за стеклом, словно убитые солдаты, громоздившиеся за воротами убежища. Все были обнажены, их плоть – той же текстуры, которую я запомнила у Кипа и других заточенных в баках: одутловатая, белая и сморщенная, точно пенка над вскипяченным молоком.

Палома сунула ладошку Зои, но даже та, видевшая подобное в Нью-Хобарте, побледнела и стиснула зубы. Рядом с нами Криспин, Виолетта и Эш выворачивали шеи, пытаясь оценить истинную высоту баков. Виолетта протянула руку, чтобы коснуться стекла, но отдернула в последний момент. Мой взгляд выхватил погруженную женщину, ее волосы плавали наподобие водорослей. Глаза ее были закрыты, и я тоже зажмурилась на миг, желая отгородиться от всего увиденного.

– Ты не вытащишь их всех живыми, – заявил Зак.

– Ты нам поможешь, – повернулась я к нему. – Расскажешь все, что знаешь.

– Да нечего там знать, – ответил он, вскинув руки. – Только теория, и та с большими пробелами.

– Почему это только теория? – спросила Зои и сильно толкнула Зака в грудь.

Я бессознательно отставила ногу назад, чтобы иметь точку опоры в случае его падения.

Он удержался на ногах и отпихнул от себя ее руку.

– Мы никогда не собирались извлекать омег из баков. С какой стати? Правда, Исповедница говорила, что теоретически это возможно. Но единственный раз, когда такое было проделано – это когда Касс вытащила близнеца Исповедницы. И для него это прошло не без травм.

Я его перебила. Не хотела слушать болтовню Зака о Кипе, тем более – о его травмах.

– Мы их вытащим, – сказала я. – С твоей помощью или без. Но если ты подскажешь что-то полезное, меньше людей умрет. И учти их близнецов. Вместе с шестью тысячами омег лишатся жизни шесть тысяч альф.

Зак оценивающе поглядел на меня, потом наверх, на панель с мигающими огоньками, и сел на ближайшую лесенку.

– Сколько у нас времени?

– Ответ тебе известен, – сказала я. – Немного.

Он пожал плечами.

– Могу выровнять давление и поднять температуру. Возможно, это облегчит переход в новую среду при извлечении.

Я кивнула.

Зои подошла к нему вплотную. У нее в руке был один из метательных ножей, и она поднесла его к щеке Зака. Лезвие едва коснулось кожи и медленно двинулось вниз по лицу, почти нежно, словно лаская. Зак замер в неподвижности. Я наблюдала за тем, как клинок скользнул вдоль линии скулы, прошелся по щетине на подбородке. Дыхание Зака было громким, губы плотно сжаты. Наконец острие застыло под челюстью. Зои держала нож очень ровно, под идеальным углом для удара внутрь и вверх. Я видела тело Салли с раной именно в этом месте. Она отлично обучила Зои.

– Если ты хоть как-то попытаешься нам помешать или причинить этим беднягам еще больше вреда… Если даже чихнешь без моего разрешения, я тебя на куски порежу. – Клинок снова шевельнулся, погладил Зака по щеке и замер под его правым глазом. Зои отняла нож от кожи и поднесла на сантиметр к зрачку. Зак пытался не жмуриться, прямо глядя на острие, но его веко дергалось, инстинктивно стремясь закрыться. – Я начну с глаз, – продолжила Зои, – как следует обработаю и оставлю тебя тут. Пусть Воительница тоже потешится, когда нагрянет. И мне плевать, как это скажется на Касс.

Без сомненья, Зои говорила правду.

Я потянулась к уху Зака и прошептала:

– Если что-нибудь выкинешь, я тебя сама зарежу.

Зои убрала нож от его лица, и Зак испустил долгий выдох.

– Начинай, – велела ему Зои, вздернув за шиворот. – Делай все, что нужно, чтобы безопасно их извлечь. Шевелись.

– Нельзя торопиться, – ответил Зак, стряхивая с себя ее руку. – И так риск очень велик. – Встав одной ногой на ступеньку, он повернулся к Зои. – Понадобится не меньше десяти минут, чтобы выровнять давление. Пусть ваши люди подготовятся к тому, чтобы быстро осушить баки, как только я прикажу.

Зои явно возмутилась, услышав о «приказах» от Зака, но обернулась к Криспину, ожидавшему у двери, и кивнула.

Я последовала за братом по короткой лестнице, за мной, вплотную – Зои и Палома. Зои держала нож даже во время подъема и глаз с Зака не сводила, пока тот устраивался у центральной панели с множеством кнопок и ручек настройки. Света было достаточно, и я прочла некоторые надписи: «H2S», «УСТАНОВКА УРОВНЕЙ O2», «НАЧАТЬ ИСКУССТВЕННУЮ ГИПОКСИЮ». Эти слова ничего для меня не значили. Как и в Ковчеге, буквы казались мне элементами бессмысленного узора, выгравированного на металле.

Но Зак понимал те надписи достаточно хорошо. Он уверенно поворачивал ручки, нажимал кнопки и заглядывал в маленькие прозрачными окошки, за которыми вспыхивали и мерцали разноцветные огоньки.

Снаружи раздались крики. С полсотни солдат вбежали в зал и по приказу Криспина заняли позиции перед всеми баками. Я видела, как замедлялись их шаги, как их передергивало от увиденного – некоторые вообще застывали, и шедшим следом пришлось их подтолкнуть. Перед битвой Зои предупредила, что в убежище нас ожидает настоящий ужас, но никакие слова не могли подготовить к подобному. Все, о чем твердило табу, страшное зло, исходящее от машин, явило себя в этом темном помещении. Солдаты глазели на провода, трубы, резервуары, некоторые инстинктивно обнажили мечи, будто машины могли ожить и напасть.

Зак не обращал на них внимания, даже когда затопали мимо нас по мосткам, чтобы получить доступ к бакам с верхнего уровня. Солдаты шли, сутулясь и вздрагивая, избегая свисающих проводов.

Я попыталась сосредоточиться на затопленных людях, чтобы уловить, действуют ли старания Зака, и готовясь в случае перемен к худшему поднять тревогу. В резервуаре, расположенном прямо подо мной, поверху плавал парень, словно подвешенный в жидкости: голова откинута назад, руки широко разведены, длинные светлые волосы собрались у поверхности. Насколько я могла рассмотреть сквозь толстую стеклянную крышку и слой жидкости, он был младше меня.

Текли минуты, Зак все так же трудился над панелью управления. Я гадала, не показалось ли мне, что лицо парня немного порозовело, и тут его правая рука без кисти чуть дернулась.

– Ладно, – сказал Зак. Он положил обе ладони на панель и выдохнул, подняв взгляд. – Давай.

Солдаты на мостках открыли крышки; их лица перекосило от выплеснувшейся волны запаха. Одновременно солдаты внизу нажали на рычаги, указанные Криспином. По всему помещению пронесся скрежещущий звук, жидкость стала вытекать, заставляя двигаться тела в баках. Уровень жидкости понижался, тела наваливались друг на друга, и солдатам пришлось быстро спуститься внутрь баков, чтобы предотвратить давку на самом дне.

Я видела, как достали из бака парня-блондина. Он уже шевелился. Его уложили на спину на мостик, вынув трубку изо рта. Его длинные волосы свесились сквозь металлическую решетку. За время заточения плоть стала такой же светлой, как у Паломы, и настолько мягкой, что, когда парень поднял руку к лицу, ребра решетки уже глубоко отпечатались на ней и почти порвали кожу.

Он закашлялся, его живот втягивало под ребра при каждом спазме. Я положила ладонь ему под голову, чтобы не билась о мостик во время приступа. Теперь его глаза были открыты, и он произнес единственное слово:

– Кто?

Он обращался к потолку, и было непонятно, что он имел в виду: «Кто я такой? Кто вы такие? Кто сделал это со мной?». Возможно, это был не вопрос, а всего лишь случайный звук, вырвавшийся из глотки вместе с консервирующей жидкостью и слизью.

Солдаты дружно поторапливались. Некоторые с мостков тащили людей из баков; другие спускали вытащенных по лестницам вниз и закутывали в одеяла, взятые из телег. Только Зак не двигался: он стоял у панели управления и глазел на дело рук своих. Глазел на людей, влажных, как свежепойманная рыба, извлеченных из баков и сложенных прямо на пол, где они извивались, или стонали, или садились и слепо пялились на окружающий мир.

Им было очень худо. И можно было только догадываться, станет ли когда-нибудь лучше. Но они вырвались, и бесчеловечный ужас баков, тяжесть подводной тишины перестали на них давить. Блондин рядом со мной уже довольно осмысленно озирался по сторонам: сначала его взгляд сосредоточился на потолке, затем – на двери с подсветкой и наконец – на собственной руке, поднятой к лицу. Он поворачивал кисть туда-сюда, снова и снова двигал пальцами, исследуя подробнейшим образом. Родное тело стало незнакомым – чем-то, что следовало изучить, чтобы принять как свое.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Тяжелая работа продолжалась почти весь день, никому даже в голову не пришло сделать передышку. В комплексе сооружений Шестого убежища было двенадцать залов с баками, в каждом зале – сотни людей. Всякий раз Зак работал с панелью управления и отдавал приказы. Мы с Зои следили за ним, и нож она держала наготове. Освоив процесс, солдаты поначалу ускорились, уверенно двигаясь среди машин. Но позже – замедлились, поскольку сильно устали.

Вытащить всех живыми не удалось. Некоторые так и не задышали; другие вдохнули лишь по несколько раз. Одного мужчину конвульсии охватили раньше, чем солдаты подняли его из бака, и он бился о стеклянные стены. Но большинство смогли и дышать, и даже немного говорить. Многие плакали. Меня волновали те, кто не проявлял эмоций: люди, которые тихо сидели или лежали на полу с приоткрытыми ртами и остекленевшими взглядами.

Наконец осталось необследованным только одно помещение – небольшая пристройка справа от обширного зала с баками.

Криспин вошел туда первым. Прежде чем я двинулась следом, Зак схватил меня.

– Не ходи туда, – попросил он с вернувшейся настойчивостью.

Я взглянула на его руку, вцепившуюся в мое предплечье. Цепь провисла между его скованных запястий.

– Не смей указывать, что мне делать, – вырвалась я из хватки Зака.

– Мы держали здесь кое-какие ранние эксперименты, – он понизил голос, – первых омег, попавших в баки. Ты ничем им не поможешь.

Я помедлила у двери.

– Этих извлечь не получится, – убеждал он. – Там их всего-то штук сорок или около того. Смысла нет даже пытаться. Уверяю тебя. Напрасная потеря времени.

Я отчеканила каждое слово медленно и веско:

– Что ты с ними сделал?

Зак зачастил:

– В самом начале, пытаясь повторить найденное в Ковчеге, мы столкнулись с множеством трудностей. Не хватало необходимых материалов, и было неясно, чем их можно заменить... До того, как мы сумели изготовить пищеводные трубки с клапанами, приходилось… – он запнулся. – Понимаешь, следовало принять меры, чтобы омеги не умирали при погружении.

– Хватит прятаться за обтекаемыми словечками, – выплюнула я. – Скажи наконец, что ты сделал.

– Касс, – позвал изнутри Криспин. – Тебе стоит на это посмотреть.

Криспин был среди тех, кто вытаскивать из баков утонувших детей, но даже тогда его голос не дрожал, как сейчас.

Я протиснулась мимо Зака и вошла в комнатку.

Там стояли индивидуальные баки – даже меньше тех, что находились в Нью-Хобарте.

Внутри было так мало света, что сначала не удавалось рассмотреть детали. Потом мои глаза привыкли к темноте. В ближайшем к двери баке плавала женщина, ее рыжие волосы шевелились сверху. Я шагнула ближе, вглядываясь в ее лицо.

Мне довелось увидеть много человеческих лиц, далеких от идеала. Нина с одним глазом; Криспин с грубыми чертами; Палома с мраморно-белой кожей; Ева со вторым ртом сзади на шее. Много заклейменных, покрытых шрамами, изможденных от голода лиц. Но подобного я не видела никогда: герметичная сборка плоти вокруг трубки вместо рта и ноздри, зашитые так крепко, что все лицо собралось в складки.

– Нам пришлось, – сказал стоявший позади Зак. Он с отвращением взирал на женщину в баке. – Иначе они бы сразу захлебнулись. Это была идея Воительницы. Мы просто наглухо зашили рот и ноздри.

Кулаки Криспина крепко сжались, в правом блеснул нож.

– Это не так болезненно, как выглядит, – продолжал Зак. – Мы ведь думали об их альфах.

Криспин сглотнул и шагнул к Заку.

Я оказалась быстрее.

Зак явно обрадовался, когда я встала между ним и Криспином.

Затем я согнула руку в локте, отвела ее назад и изо всех сил влепила кулаком ему в брюхо. Мы оба одновременно согнулись пополам с одинаковым звуком: утробным болезненным хрюканьем. А потом застыли, почти касаясь друг друга головами. Я ждала, пока легкие не начнут снова принимать воздух, а боль в животе не утихнет.

– Знай, – прошептала я, как только смогла выдыхать. Мы все еще были скрючены и клонились друг к другу, голова к голове. – Ты – единственный монстр в этой комнате.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Зак оказался прав: эти заключенные при освобождении не выжили. Скорее всего, во время первых пробных попыток погружения в баки им изувечили не только лица. Когда наши бледные молчаливые солдаты осушили баки, их обитатели так и не пришли в себя. Лишь один мужчина протянул руку и выдрал трубку из зашитого рта, оставив узкую дыру, которая трепетала от каждого вдоха и влажно мурлыкала. Но вдохов случилось только пять или шесть – все слабее и слабее.

Мы с Паломой посидели с ними до конца. Я обрадовалась тому, что она была рядом в те несколько минут в полутемной комнате, пока жизнь вытекала из пленников, точно вода из треснувшего сосуда. Палома не имела отношения к этому ужасу, однако разделила его со мной, преклонив колени, держа несчастных за руки и глядя, как они умирают. Она прижала ладонь ко лбу какого-то юноши: ее кожа была такая же белая, как и шрамы на его изуродованном лице. Я взяла руку рыжеволосой женщины и держала в своих. Я не притворялась перед собой, будто она знает о моем присутствии, будто мое прикосновение облегчает ей уход. Но в такие моменты кожа льнет к коже.

Я взглянула на Палому, на опустевшие резервуары за ее спиной. Вспомнила о баках, которые мы с Дудочником обнаружили в Ковчеге – там «члены Временного правительства» погребли сами себя до лучших времен. Так много изменилось с эпохи, когда те люди стали свидетелями взрыва, и так мало.

– Мутация, в которой мы действительно нуждались после взрыва, – сказала я Паломе, – она ведь так и не произошла, верно? Наши тела изменились, но человеческая способность к жестокости осталась прежней. – Я посмотрела вниз, на лицо мертвой женщины, изувеченное моим близнецом. – Погляди, что мы опять натворили.

Глава 24

Солдаты уже усаживали освобожденных омег в телеги.

За воротами убежища, где-то на юго-востоке в небо поднимался дым. Стоило подумать о Петельном каньоне, о людях Дудочника, которые разменивали свои жизни на время для нашей операции, и дыхание застревало в горле. Я заметила, что Зои тоже поглядывает в ту сторону.

Некоторые из бывших пленников уже могли идти; завернувшись в одеяла или простыни, они гуськом ковыляли к телегам, где им помогали подняться в кузов. Без единой жалобы они устраивались на шероховатых досках. Других приходилось нести. Я обратила внимание на солдата-альфу Инспектора, который, морщась и отворачиваясь, тащил на руках бледную женщину. Непонятно, что его отталкивало – ее измученная влажная плоть или третий глаз под клеймом на лбу. Я набрала воздуха в грудь, чтобы высказаться.

Зои положила руку мне на плечо прежде, чем я заговорила.

– Тише, Касс, – произнесла она. – Они дрались здесь, и теперь они помогают. Не требуй от альф слишком многого слишком рано.

Я чересчур устала, чтобы спорить, и просто вернулась к работе.

Зак, не отходивший от меня, тоже помогал по мере возможности. Вряд ли ему этого хотелось, но, подсаживая на телегу освобожденных, он выглядел менее подозрительно, чем стоя в стороне. И все равно каждый проходивший мимо солдат на него зыркал и что-то бормотал – причем альфы наравне с омегами, – поэтому рядом с ним постоянно держалась Зои или кто-то из доверенных охранников. Лишь извлеченные из баков омеги не обращали на Зака внимания. Имея больше прав, чем кто бы то ни было, выплеснуть на него справедливый гнев, они проходили мимо с остекленевшими глазами и, поднимаясь в кузов, опирались на руку Зака, не глядя в его сторону.

– Тут есть кое-кто, кого ты должна увидеть, – окликнул меня Саймон.

Он стоял перед следующей телегой, уже загруженной под завязку.

Я вскарабкалась на дощатый настил, аккуратно ступая между сбившимися людьми. Некоторые были в сознании или по крайней мере держали глаза открытыми; большинство уснули там же, где сели – все так тесно прильнули друг к другу, что упасть было невозможно. Солдаты не спускали с них глаз, поднося фляги с водой к губам бодрствующих.

Один мужчина уставился в небо и орал:

– Ленни! Ленни!

Сначала я подумала, что «Ленни» – это имя самого мужчины или кого-то из его близких. Но потом поняла, что, вполне возможно, он выкрикивает: «Колени! Колени!», повторяя последний приказ, полученный им перед заточением в бак.

Криспин присел на корточки возле молодой женщины.

– Она? – уточнил Саймон. – Уверен?

Криспин кивнул.

– Рона, – подтвердил он. – Племянница Льюиса. Я знал ее почти всю жизнь, с тех пор как Льюис ее удочерил в детстве. Он и на Остров-то пришел после того, как Синедрион ее захватил.

Саймон кивнул, и Криспин выпрыгнул из кузова, сжав плечо женщины на прощание.

Она не ответила. Сидела, прислонившись к бортику телеги. Ее усадили прямо, как полагается, но она сползла и теперь полулежала – голова склонилась набок, на соседку.

– Слышала, что сказал Криспин? – спросил у меня Саймон.

Я кивнула. Имя Льюиса намертво врезалось в мою память с того момента, как его кровь выпачкала мой рукав, пока я зажимала на его шее рану, нанесенную кинжалом Дудочника. Льюис, будучи одним из советников Дудочника, пытался убить меня на Острове. Девушка, которая сейчас лежала передо мной, и была причиной, толкнувшей его на убийство – мое и Зака.

– Я знала твоего дядю, – сказала я. – Недолго.

У меня за спиной фыркнула Зои.

– Ну, можно и так сказать.

Рона не ответила. Ее длинные темные волосы сильно спутались, глаза смотрели в небо над моей головой. Она то и дело поднимала руку, запускала пятерню в свою гриву и пыталась продернуть, но пальцы вязли в колтунах.

Я нечасто давала обещания. Поскольку понимала, что их вряд ли удастся выполнить в нашем неверном будущем, залитом кровью. Даже с Кипом мы обнадеживали друг друга только жестами да телесным теплом, не прибегая к словам.

Но давным-давно, слишком многого не зная, я имела неосторожность дать Льюису клятву. Которую теперь удалось сдержать: я нашла его племянницу, нашла вот эту девушку, чья кожа была белесой и одутловатой, словно у мертвой. Я поднесла к ее губам свою фляжку с водой; Рона никак на это не отреагировала, и вода потекла вниз по подбородку, на одеяло, которым обернул ее Криспин. Единственное, на что Рона была сейчас способна – поднимать и опускать руку, стараясь расчесать пальцами волосы, снова и снова.

– Твой дядя был храбрым человеком, – сказала я ей. – Он заботился о тебе.

Кажется, она кивнула, а может, ее голова непроизвольно качнулась вперед.

У меня был простенький деревянный гребешок, который Зои смастерила для меня много месяцев назад. «Чтобы ты не хныкала из-за спутавшихся волос», – буркнула она как-то раз, протягивая подарок ночью через костер. Я вытащила гребешок из кармана и подвинулась ближе к Роне. Ее волосы высохли, но жидкость из бака оставила липкий налет, склеивший колтуны. Одной рукой я перехватывала пряди у самой кожи, чтобы безболезненно поработать над кончиками. Спустя какое-то время Рона закрыла глаза; я продолжала за ней ухаживать. Счесанные волоски, снятые с зубьев гребня, образовали темное птичье гнездышко рядом с моим коленом. Один из колтунов оказался слишком толстым и неподатливым, так что пришлось его аккуратно срезать.

Казалось бы, пустяковое занятие – ничтожное, учитывая все творящееся вокруг. Но я упорно приводила в порядок волосы Роны, потому что кроме этой нелепицы ничего не могла для нее сделать.

Дважды подходил Саймон, один раз – Виолетта, спросить моего совета. Я слышала, что они говорили – патрули по внешнему периметру, последние телеги загружены, но кому-то придется ехать верхом или идти пешком – и вроде бы даже отвечала. Но Рону я не бросила. Как ни мало я дала обещаний, шансов их исполнить было еще меньше. Льюис погиб, умер у моих ног. Что-то внутри меня не позволяло оставить без помощи эту девушку, вцеплявшуюся в собственные волосы.

Минут за десять расчесывания Рона ни разу не заговорила со мной, даже не взглянула на меня. Себя не обманешь: мой метод ее не исцелял, а всего лишь избавлял от колтунов в волосах. Но когда я закончила работу, ее нетерпеливая рука вернулась к голове, и Рона смогла провести пальцами сквозь волосы без заминок. Она продолжала это делать, хотя с закрытыми глазами и бесстрастным лицом казалась спящей.

Всего одна девушка, извлеченная из резервуара и заново рожденная для воздуха. Ничтожная малость, противостоящая взрыву, бакам, мертвецам на поле. Но, глядя на нее, я знала – все не напрасно.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Последнее, что мы сделали перед уходом – разрушили баки. Вначале истребление машинного зла приносило удовлетворение: одни солдаты колотили топорами по стеклу, а другие поджигали деревянные стены. Я тоже поучаствовала, одолжив топорик Саймона: грохнула по одному из резервуаров, посмотрела, как от точки соприкосновения бежит трещина, а потом била снова и снова до тех пор, пока стеклянная камера не сложилась внутрь себя, плюнув в меня осколками.

Убежище полнилось звоном и дымом. Но немного погодя я вернула топорик Саймону и вышла наружу. Хватит корежить и разрушать.

Времени на похороны не осталось. Омег, не переживших извлечения из баков, пришлось бросить на полу – их найдет армия Синедриона. Мертвецы на поле брани остались лежать, где погибли, даже наши товарищи. Мы только оттащили в сторону те тела, что преграждали проезд для телег. Сейчас следовало прежде всего заботиться о живых, ведь каждый час промедления стоил жизней наших солдат в Петельном каньоне.

Мы пустились в путь до заката, когда еще палило солнце. Выехав на дорогу мимо колонны телег, я впервые оказалась за разбитыми воротами, снаружи отвоеванного Шестого убежища.

Во время ночного сражения тьма представлялась проклятьем. Но теперь, увидев поле боя при дневном свете, я возжаждала скрывающего кошмар мрака. Над склонами повисли две пелены: марево обжигающей жары, туманящей горизонт, и марево мух, жужжащих над трупами.

Погибшие, которых миновала наша колонна из всадников и трясущихся на колдобинах телег, составляли лишь половину потерь. Ровно столько же мертвецов покоились в своих домах – уничтожены оружием, которого никогда не видели, в войне, в которой никогда не участвовали.

Едущий рядом Зак шепнул мне на ухо:

– Вот это и есть то, чего ты хотела?

Я смотрела строго вперед.

– Я хотела спасти людей.

– Ты хотела ощутить себя спасительницей, – парировал он.

– Неправда. – В моем голосе недоставало убежденности.

– Оглянись.

Дорогу очистили от трупов, но лошади шли беспокойно, мотая головами и торопясь проскочить через рой мух. Вонь забивала ноздри, пришлось прижать руку ко рту и дышать неглубоко, чтобы отогнать приступ тошноты.

– Не говори мне, что это побоище лучше баков, – сказал Зак, указывая на тела вдоль обочины.

Даже без мух и крови они выглядели мертвее мертвого: изломанные, со свернутыми шеями и раскинутыми конечности.

– Выбор не обязательно сводится только к войне или бакам, – сказала я. – Не обязательно выбирать лишь одно из двух зол. Есть и другие варианты.

Я бессознательно взглянула на Палому, ехавшую неподалеку с правой стороны. А когда снова обернулась к Заку, то увидела, что он тоже не сводит с нее глаз.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Вытащить людей из баков – это было только начало. Убежище не удалось бы превратить в крепостью, наша быстрая победа это подтвердила. Самой тяжелой задачей стало доставить освобожденных в Нью-Хобарт.

Сберегающий силы всадник с потребными дневками и ночевками одолел бы расстояние от Шестого убежища до города примерно за неделю. У нас такого времени не было. Дудочнику с Инспектором так долго не продержаться, а Воительница наверняка уже поняла, что атака в каньоне – только обманный маневр. Ее солдаты найдут способ массово переправиться через реку к северу. Они обойдут наше войско, увязшее в каньоне, и помчатся за нами в погоню. И если нападут на нас, уставших после битвы и обремененных беспомощными омегами из баков, еще по пути в Нью-Хобарт, то все, что нам удалось сделать, пропадет даром, все жертвы окажутся напрасными. Поэтому мы ехали весь день и всю ночь, сделав лишь одну остановку на несколько часов, так как лошади начали терять силы. Когда тьма покрыла все вокруг, я не осмелилась уснуть и изо всех сил старалась не думать о Дудочнике и Инспекторе, о сотнях солдат в Петельном каньоне.

Сгрудившись на телегах, бывшие узники баков во время поездки в основном молчали и делали то, что им велели. Это упрощало нашу работу, но мне было бы приятнее увидеть проявления неповиновения вместо покорных людей с пустыми лицами.

Две тысячи самых сильных освобожденных, способных идти самостоятельно, отправились в сопровождении отряда солдат Инспектора на север, к его гарнизонам. Переход должен был занять примерно полдня, но, глядя на медленно ковылявших по равнине омег, я остро чувствовала их крайнюю уязвимость.

Зои подъехала ко мне.

– Ничего не улавливаешь из каньона?

– Ничего полезного, – ответила я.

Самым ужасным в моих видениях было то, что пригрезившиеся кошмары становились частью нашего плана. Мы знали, что предстоит сражение и смерть, поскольку сами это задумали. Никакие из показавшихся мне в последнее время картин – с кровью и клинками – не явились неожиданными или хоть чем-то полезным. Оставалось только гадать, как долго продлится наш поход: сколько осталось времени до момента, когда Синедрион полностью отразит атаку в каньоне, опрокинет нашу армию либо обойдет ее с севера и в свою очередь перейдет в наступление. На восток, к каньону, поскакали разведчики с посланием для Дудочника и Инспектора, что мы уже в пути. Еще бы денек форы, и наша колонна получит достаточное преимущество перед возможными преследователями, и тогда нашим солдатам можно будет отступить из каньона. Но будет ли кому отступать еще через денек?

Даже если наша армия все еще удерживала Петельный каньон, существовали гарнизоны и отряды Синедриона, которые не попали в ловушку Уиндхема. Один из таких отрядов напал на рассвете второго дня. С сотню всадников неслись лавиной с юга. Дозорные заметили их издалека благодаря пыли, поднятой копытами лошадей на сухой дороге. Стычка вышла краткой – наши бойцы превосходили атакующих числом, хотя вынуждены были прикрывать колонну громоздких телег.

По команде Саймона телеги поставили в круг, а охранники окружили их плотным кольцом. Зои стерегла меня, Зака и Палому в центре. Наши лошади теснили друг друга, щиты стучали о борта ближайших телег.

Как ни странно, освобожденные омеги вообще не отреагировали на сражение, не только когда альфы схватились с нашими солдатами у периметра, но и когда стрелы полетели в сторону телег. Темноволосый мужчина, пронзенный стрелой, не издал ни звука, как и его соседи. Они продолжали сидеть, тесно прильнув друг к другу, словно не видя кончика стрелы, который торчал из голой мужской спины. Я ждала, что раненый вскрикнет, но он молчал. Было похоже, что тело уже ему не принадлежало, как и испытываемая боль. Рот мужчины приоткрылся; из уголка потекла кровь. Спустя несколько секунд он слегка качнулся и замер на спине сидевшей впереди женщины.