Текст книги "Корабль в вечность (ЛП)"

Автор книги: Франческа Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 5

Проснувшись следующим утром, несколько минут я еще полежала в постели. Потом стала потягиваться, пока не задела пятками изножье кровати. Так я пыталась отдалить момент, когда придется встать и встретить новый день, а заодно и Зака.

Накануне вечером, пока мы ужинали на кухне, Дудочник куда-то ушел и вернулся незадолго до полуночи. Палома со вздохом заворочалась, когда дверь открылась-закрылась и он прошагал к своей кровати. Мне не нужно было спрашивать, куда он ходил – и так понятно, что на разговор с Заком. О результатах можно было судить по тому, как Дудочник в бешенстве швырнул ботинки через полкомнаты и несколько раз ударил кулаком в подушку перед тем, как улечься. Сейчас, хотя только недавно рассвело, он уже проснулся и о чем-то тихо беседовал во дворе с Салли.

Зои и Палома тоже не спали. Они стояли у окна; Палома слушала Зои и кивала. Иноземная гостья надела рубашку Зои, слишком большую ей по размеру, и закатала рукава, обнажив бледные руки. Я оставила их наедине.

Эльзу я нашла на кухне: она выбирала из муки жучков. Я помешала кашу. В котелке с водой варилась жалкая горстка овса, так что каша скорее напоминала жиденькую тюрю.

– С последних недель зимы так питаемся, – сказала Эльза, заметив мою гримасу при взгляде на серую массу. – Зернохранилища почти опустели. Половина фермеров в округе в прошлом году даже не сеяли. Чтобы кормить гарнизон, Синедрион приказал засеять всего несколько полей. Остальные горожане во внимание не брались из того расчета, что ко времени жатвы тысячи омег из Нью-Хобарта окажутся в резервуарах, совсем как наши дети. Даже сейчас, – продолжила Эльза, – фермеры не рвутся обрабатывать участки за стеной. Многие собрали вещи да уехали куда подальше.

Трудно их винить. Окрестности Нью-Хобарта пытались жить нормальной жизнью, но каждый чувствовал, что теперешнее затишье временное – всего лишь передышка между битвами.

Я доела кашу, дочиста выскоблив миску, но все равно осталась голодной.

На улице, по пути к конторе мытарей, нам встретился марширующий к городской стене патруль солдат Инспектора. Год назад я бы подумала, что передо мной омеги. Кожа туго обтянула черепа, кости резко выступали. Только в детстве, после ужасной засухи, я видела альф настолько истощенными.

Зайдя в контору мытарей, я присмотрелась к самому Инспектору. Его лицо тоже осунулось, хотя шапка кудрей скрывала запавшие виски.

На вопрос про продовольственное снабжение он ответил:

– Я захватил зернохранилища на Мертвом лугу и у Обвала. Большинство равнин на западе все еще удерживают верные мне гарнизоны. Плюс подати.

Дудочник сжал губы – податные деньги собирали с омег, часто выбивая кнутом. Но если Инспектор и заметил гримасу Дудочника, то виду не подал.

– Загвоздка в том, как доставить зерно сюда, – продолжил он. – Синедрион занимает перевал Луддитов, а другие маршруты проходят в опасной близости к Уиндхему. За последний месяц солдаты Воительницы уже перехватили конвои из моих гарнизонов: два с зерном и один с оружием. Так что пока Синедрион удерживает перевал и равнины вокруг Уиндхема, нам будет трудно кормить армию в Нью-Хобарте. Про горожан вообще молчу. – Бросив взгляд на стражников у двери, он добавил: – Мои солдаты не привыкли к таким скудным пайкам.

– Наши бойцы годами выживали на меньших, – прошипела Зои.

– Тем не менее, – сказал Дудочник, – нужно что-то придумать на пользу всем. Ведь придется дружно противостоять Синедриону в открытом бою, когда Воительница нападет – а она это непременно сделает. Если в армии зреет недовольство, защитить Нью-Хобарт не удастся. Не стоит полагаться на высокие принципы да клятвы верности – ничто так не подогревает мятеж, как голод.

– А новые рекруты? – спросила я. – Пополняют наши ряды, заслышав новости об убежищах?

Уже несколько поколений убежища являлись последним пристанищем для омег, где Синедрион их кормил и давал крышу над головой в обмен на трудовую повинность. Почти не отличаясь от тюрем, убежища играли роль своего рода страховки для Синедриона, не позволяющей омегам умереть от голода и унести с собой альф. В последние годы, при правлении Зака и Воительницы, убежища стали гораздо более зловещими: тысячи отчаявшихся омег приходили туда и оказывались навеки запертыми в баках, где не представляли опасности для своих близнецов.

– Не один же ты решил выступить против нарушения Синедрионом табу, – добавила я.

Инспектор пожал плечами.

– Новости про убежища распространяются. Признаю, ваша песня сработала на славу, и теперь ручеек омег постоянно течет в Нью-Хобарт, хотя многие не хотят переселяться в город, который удерживаю я. Что касается альф, большинство из них не верит в слухи о баках. А для тех, кто верит, встает вопрос, чего они боятся больше: машин или роковой связи с омегами. И как далеко готовы зайти, лишь бы упразднить свою зависимость от близнецов.

Тот же вопрос я задавала себе каждый день применительно к самому Инспектору. Каждый раз, когда он говорил о близнецах, я ловила себя на мысли о его собственной где-то запертой сестре.

– К тому же альфы боятся Воительницу, – продолжил Инспектор. – И не зря. Одно дело – хотеть соблюдения табу, а совсем другое – выступить против нее.

– Думаю, их мнение изменилось бы, увидь альфы эти баки, – сказала я. Страшное зрелище не шло у меня из головы. Переплетение погруженных в жидкость тел и трубок, разинутые рты, невидящие глаза, давящее молчание. – Услышать – это одно, а увидеть своими глазами – совсем другое. Альфы, за исключением работающих в убежищах солдат, не сталкиваются с резервуарами. Они не представляют, какой ужас Синедрион творит от их имени.

– Твой брат и Воительница это прекрасно знают и учитывают в своих планах, – немного нетерпеливо сказал Инспектор. – В любом случае, пока перевал Луддитов под властью Синедриона, мы не прокормим новых рекрутов, даже если они рекой хлынут в город.

Дудочник, должно быть, заметил мои поникшие плечи.

– Не все в этих новостях плохо, – подбодрил он. Я вопросительно приподняла бровь. – Если Воительница задумала уморить нас голодом, значит, Синедрион не планирует масштабное контрнаступление. По крайней мере пока что.

Сколько у нас осталось времени, прежде чем Синедриону станет известно о Паломе и о Заке? Когда Воительница прознает, что они оба находятся в Нью-Хобарте, обрушит ли она на город всю мощь Синедриона? Хватит ли сил Инспектора, чтобы нас от нее защитить? И будет ли он вообще пытаться?

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Инспектор первым заговорил вслух об отношениях между Зои и Паломой. Это случилось ближе к вечеру на следующий день после прибытия Зака. Палома и Зои стояли на дальнем конце главного зала конторы мытарей и беседовали с Саймоном и Дудочником. Палома встала за спиной Зои и в какой-то момент нежно провела рукой по ее шее.

– Досадно, что из всех людей она выбрала именно эту, – сказал Инспектор так, чтобы его услышала только я.

– Потому что Зои женщина?

– Не глупи, – качнул он головой. – Потому что Зои колючка похлеще терновника. – Он заговорщически посмотрел на меня.

Я не стала отвечать ему тем же. Не хотела обсуждать Палому и Зои, и уж тем более с ним. Инспектор и так контролировал многое в наших жизнях, и мне претило его поползновение наложить лапу еще и на чувства.

– Палома – единственный посланник из Далекого края, – продолжил Инспектор. – Возможно, я не настолько горю желанием объединить усилия с иноземцами, насколько все вы, но я не дурак и понимаю, что нельзя рисковать их отпугнуть. Расположение Паломы дорогого стоит. Ссора между любовницами, способная поставить под удар возможный союз с Далеким краем, а это последнее, что нам нужно.

– Они совсем не ссорятся, – заметила я.

Со всеми остальными Зои вела себя по-прежнему ершисто, но в присутствии Паломы успокаивалась. Я снова посмотрела на них: Палома теперь стояла впереди Зои, а та положила подбородок ей на макушку.

Инспектор не спускал с них глаз.

– Солдаты уже задают вопросы про Палому, – сказал он. – Они не слепцы и не глупцы. Понимают, что она нездешняя, и спрашивают, откуда взялась и что здесь делает. И что ее появление значит для нашего будущего.

– Ты-то знаешь, что ее появление значит, – ответила я. – Ты же не думал, что мы забудем обо всем, что от нее узнали? Если у нас получится спасти Далекий край, мы сможем положить конец рождению близнецов. Посмотри на Палому.

– Уже, – холодно произнес Инспектор.

Я проследила за его взглядом. На фоне стоящей за спиной Зои искусственная нога Паломы почти не бросалась в глаза, будучи лишь на пару оттенков темнее ее кожи.

– У нее нет близнеца, – сказала я. – Как и у всех жителей Далекого края.

– И все тамошние жители – увечные мутанты. Ты просишь нас принести огромную жертву.

Я заметила, что он по-прежнему говорил «нас», подразумевая альф.

– Нет, – возразила я. – Мы, омеги, просим вас разделить наше бремя по справедливости. Мы несли это бремя веками. Не только бесплодие, но и все остальное. Мы страдали в одиночку, а вы тем временем прекрасно жили-поживали в своих идеальных телах.

– Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Ты просишь нас отказаться от нормальных тел.

– Как, должно быть, приятно быть настолько уверенным в своем совершенстве.

Ноздри Инспектора слегка раздулись.

– Вам, омегам, легко строить из себя высокоморальных. Не вам же придется принимать это непонятное лекарство. Вы хотите, чтобы мы рискнули всем и нарушили табу ради лечения, которое не известно, как работает?

Он был прав: я не знала, как лекарство работает. Даже Палома этого не знала. Единственными доказательствами его действенности были она сама да кучка документов из Ковчега. Прав Инспектор и в том, что принимать лекарство придется не омегам. Оно для следующего поколения, и на нас его тратить нет смысла, потому что единственной мутацией, общей для всех омег, было бесплодие.

– Такой способ прекращения рождения близнецов, как ты описываешь, не спас бы мою жену, – продолжил Инспектор. Его жена умерла в родах, когда ребенок-омега с огромной головой застрял в родовых путях. Однажды рассказав мне об этом, Инспектор до сих пор больше эту тему не затрагивал, а когда ее попробовала поднять я, очень рассердился. Но теперь он упомянул жену по собственному почину. – Джемма погибла не из-за того, что ребенок был не единственный, ее убил головастый урод, которого она пыталась выродить. А ты хочешь, чтобы я помог прекратить рождение близнецов и превратить в уродов все следующее поколение.

Последовала долгая тишина.

– Это не для нас, – наконец сказала я. – Никого из омег лечение не спасет, не изменит и не воскресит из мертвых. Зато у каждого человека следующего поколения появится шанс жить своей собственной жизнью.

Инспектор все еще смотрел через комнату на протез Паломы и на Дудочника с Саймоном.

– Но что это будет за жизнь? – спросил Инспектор.

Я перевела взгляд на него, и к гневу примешалась жалость. Предубеждение делает его слепым? Я обернулась в ту же сторону, что и Инспектор. Там широкоплечий Дудочник склонился над картой, которую обсуждал с Саймоном, а еще там была Палома, чьи чувства к Зои казались единственным, что еще распускается в нашем сожженном мире. Как может Инспектор, глядя на них, говорить о несовершенстве или о бессмысленных жизнях?

– При всей твоей идеальности, – усмехнулась я, – ты смотришь и не видишь. – Инспектор покосился на меня, подозревая насмешку. – Ты правда думаешь, что наша жизнь невыносима из-за мутаций? Да, увечья не фунт изюма. Но настоящая проблема в поселениях, податях, комендантском часе и наказаниях. Проблема в альфах, которые плюют на землю, проезжая мимо омег, и в разбойниках, которые то и дело нас грабят, потому что знают: Синедрион не станет нас защищать.

– Но ведь я вас защитил, – возразил он. – Я освободил этот город и сражался бок о бок с вами, поскольку мы согласились, что нарушать табу нельзя.

– Мы с тобой согласились, что Зак и Воительница творят недопустимое, – поправила я.

– А если сейчас я думаю, что ваши планы насчет лекарства из Далекого края тоже недопустимы? – спросил Инспектор.

Я постаралась дышать ровно.

– Тогда ты должен хорошенько все взвесить и сделать выбор. Как и я.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Когда один из солдат Инспектора поставил на стол поднос с едой, Дудочник покосился в сторону комнаты, где был заперт Зак.

– Нужно отнести ему поесть, – сказал он.

– Зачем это? – вскинулась Зои. – Пусть поголодает. Заслужил.

– Нельзя, чтобы он слег, – возразил Дудочник. – Если Зак ослабнет или заболеет, это отразится на Касс.

– Я же не предлагаю уморить его голодом до смерти, – сказала Зои. – Небось не развалится, если пару раз не поест. Лично я носить ему еду точно не собираюсь.

– Я отнесу, – вызвалась я, вставая.

Наклонилась, чтобы положить в свою миску еще рагу, и взяла последний кусок лепешки.

Дудочник с Инспектором смотрели, как я выпрямляюсь.

– Попробуй у него что-нибудь выведать, – наказал мне Инспектор.

– Не надо говорить, что мне делать. Я иду его навестить вовсе не забавы ради.

Направляясь по коридору к месту заключения Зака, я чувствовала, как потеют подмышки и колотится сердце. Я ускорила шаг в такт его ударам. В те годы, когда Зак держал меня в камере сохранения, я обычно не могла дождаться его визитов. Считала дни, подносы с едой, шаги за дверью. Пусть я его ненавидела, он был единственным, кто меня навещал, за исключением Исповедницы. В душе сплетался клубок из ненависти к брату и желания его увидеть.

А теперь настала моя очередь идти по коридору к комнате, где был заперт Зак.

Саймону дали передышку, у двери караулили четверо других солдат, которые отодвинули засовы и пропустили меня внутрь.

Помещение скорее напоминало глухой чулан, хотя узкое окно под потолком пропускало немного света. В углах, где стояли пустые ящики, скопилась пыль.

Когда я зашла, пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, Зак поднял руки, демонстрируя мне кандалы пропущенные через вбитое в стену металлическое кольцо. Я поставила миску на пол и подтолкнула к нему, но он не обратил на еду внимания.

– Вот как ты решила со мной обращаться? – спросил он.

Дверь за моей спиной закрылась.

– Ты сам к нам пришел. И знал, какого обращения ожидать.

– Такого я не ожидал, – возразил он, встряхивая руки, чтобы цепь зазвенела.

– Ты обращался со мной гораздо хуже, – сказала я. – Четыре года в камере сохранения. Скажи спасибо, что у тебя есть свежий воздух и солнечный свет. Это больше, чем дал мне ты.

– Четыре года? – фыркнул он. – А как насчет тринадцати?

– О чем это ты?

Зак склонил голову набок.

– Думаешь, я впервые твой пленник? А помнишь первые тринадцать лет нашей жизни? Ты держала меня в ловушке. Меня сторонились собственные родители. Я не мог пойти в школу, не мог завести друзей, не мог ничем заниматься и никуда вписаться, пока не избавился от тебя. – Он немигающе посмотрел на меня. – Три-над-цать лет, – повторил он по слогам. – Я не мог начать жить, пока не избавился от тебя, и с тех пор никак не наверстаю упущенное время.

– Не вини меня за то, что сам натворил. Ты всегда заботился лишь о собственных интересах. – Я посмотрела на его руки и подумала обо всем ими сделанном. Посмотрела на рот и подумала обо всех произнесенных Заком приказах. – Ты затеял неописуемые мерзости.

– А что еще мне оставалось? – крикнул он. – Пустить все на самотек, чтобы шло себе по старинке своим чередом? Чтобы нормальные люди рисковали в любой момент умереть по случайному капризу увечных тел своих омег?

Я пропустила провокационные слова мимо ушей.

– Расскажи, что тебе известно, – велела я. – Куда вы перенесли взрывной механизм? Что задумала Воительница?

Он весь одеревенел.

– Я же тебе говорил, после того, как ты уничтожила базу данных и захватила этот город, Воительница сделала меня изгоем.

Как быстро братец завел старую песню: во всем виновата я.

– Но ты все равно что-то знаешь, – настаивала я. – Ты ведь был в Ковчеге, когда оттуда выносили детали подрывной машины.

Ночь за ночью я пыталась нащупать место, где она находится. Ночь за ночью заставляла себя тянуться к машине-убийце вопреки ужасу, леденящему при одной лишь мысли о подобном оружии. Я тянулась во мрак, жмурясь так крепко, что видела в черноте какие-то мерцающие очертания. Но все бесполезно: как бы сильно я не старалась найти это место, я или ничего не чувствовала, или, что еще хуже, получала отклик с разных направлений – в один день как будто с севера, а в следующий уже с запада. Провидческий талант находить искомое меня подводил. А может, его уничтожал проклятый взрыв, наравне со всем остальным.

– Мне нечего тебе сказать, – отрезал Зак. – Приказ о перемещении отдавала Воительница. Я не знаю и не видел, куда именно. И уже объяснил это твоему приятелю Дудочнику, когда он меня допрашивал. – Зак гневно поджал губы. – Они с Инспектором часами засыпали меня вопросами. Кричали, угрожали, запугивали. Я сказал им то же самое, что и тебе: я никогда не был в том месте, куда перевозили машину. Я понятия не имею, где это.

– Ты врешь, – заявила я.

– И что ты будешь делать? Пытать меня? – ехидно усмехнулся он.

Я постучала по двери. Пока стражники отодвигали засов, я не убирала с филенки руку, силясь успокоиться. Зак оценивающе смотрел на меня, зная, что мне придется разделить с ним любую причиненную ему боль. Прошлой ночью, догадавшись, что Дудочник с Инспектором отправились его допрашивать, я напряженно лежала в кровати, ожидая прихода боли. Пока обошлось. Но как долго меня станут щадить? Неважно, что я за преступления Зака не в ответе. Это не имеет никакого значения, ведь мое тело стало преградой между Сопротивлением и жизненно необходимыми сведениями.

До того как вернуться к остальным в главный зал, я минутку постояла в коридоре, прижавшись спиной к стене. Солдаты снова запирали дверь в камеру Зака, и я чувствовала, как с каждым задвинутым засовом мое дыхание замедляется, но языки пламени все еще шипели на краях поля зрения. Взрыв преследовал меня. На сколько еще меня хватит, прежде чем я разделю с Ксандером молчание у целовального дуба? Сколько времени пройдет, прежде чем взрыв поглотит меня окончательно?

Когда я шагнула в зал, Дудочник внимательно посмотрел на меня, все разговоры стихли.

– Ну как, удалось из него что-то вытащить? – поинтересовался Инспектор.

Я покачала головой.

– Говорит, ничего не знает.

– По-твоему, он не врет? – спросила Зои.

– Не знаю! – рявкнула я. – Я не способна читать мысли.

Зои подняла руки, в шутку сдаваясь, и закатила глаза.

– Да расслабься ты. Никто ж не думает, что вы с ним лучшие друзья.

Я решила налить себе попить, чтобы иметь предлог отвернуться от пристальных взглядов. Руки тряслись и расплескали воду.

Дудочник взял свою кружку и присоединился ко мне.

– Зак пытается тебя достать, – не глядя на меня, сказал он, поднимая кувшин. Говорил он тихо, чтобы остальные не услышали. – Не давай ему забраться тебе в голову.

Я кивнула. Но Дудочник не знал, что Зак всегда был у меня в голове.

Глава 6

Салли, Эльза, Ксандер и я сидели в гостиной приюта и слушали доносящиеся с улицы вечерние звуки города: чеканный шаг патрулей, голоса идущих мимо горожан и отбывших дежурство солдат. В прошлый раз, попав в Нью-Хобарт, я только через несколько дней поняла, почему город звучит как-то странно. Дело было не только в последствиях битвы, из-за которой пострадали здания, а жители стали пугливыми и скрытными. Даже когда начались восстановительные работы и люди вернулись на улицы, городской шум не стал прежним. В конце концов до меня дошло, что причина тому – почти полное отсутствие детей. В приюте Эльзы, на рыночной площади и на улицах звучали только взрослые голоса. Не хватало огромного пласта шума: писклявого ребячьего щебета, плача младенцев, веселого визга во время игры. Вот и сейчас в городе отнюдь не царила тишина – здесь жили тысячи людей, занимавшихся своими делами, – но Нью-Хобарт, словно треснутый колокол, теперь звучал фальшиво.

Я время от времени поглядывала на Ксандера, который с закрытыми глазами сидел, прислонившись к креслу Салли. И думала о Заке, запертом в кладовке конторы мытарей. Зак – мое прошлое. Ксандер – мое будущее. А впереди нас всех ждет одно: взрыв, который станет концом Далекого края, концом Сопротивления и концом любых перспектив, какие только можно представить.

Под большим окном зацокал еще один патруль – двенадцать конных солдат возвращались с дежурства на стене.

Салли заметила, что я на них смотрю.

– Мы увеличили численность патрулей после того, как Синедрион занял перевал Луддитов и начал перехватывать наши конвои. А еще мы оборудовали постоянные заставы на маршрутах снабжения.

Но мое внимание привлекла не численность патруля. В центре ехали двое мужчин в синей одежде защитников Острова, а не в форме солдат Инспектора. Оба были омегами. У одного отсутствовала левая рука и скрюченная кисть торчала прямо из плеча. Высокий мужчина за ним был горбат, отчего низко наклонялся над лукой седла.

– Теперь у нас смешанные патрули? – спросила я Салли.

Она кивнула:

– По этому поводу ни одна сторона особо не радовалась, в особенности люди Инспектора. Мы не принимали специально такое решение, само собой так получилось. Пока вас не было, в северном квартале вспыхнул пожар, и чтобы он не охватил весь город, тушить пришлось всем вместе. После этого, если время от времени в патрулях альф не хватало людей, они начали привлекать наших – хотя не без ропота с обеих сторон.

– Но сотрудничество продолжается? – спросила я, провожая взглядом скрывающихся за углом дома на холме всадников.

– Не слишком-то обольщайся, – предупредила Салли. Глубоко затянулась трубкой Эльзы и несколько секунд подержала дым во рту. – Никто не организовывал это специально. Как я и сказала: просто так сложилось. И до сих пор складывается, если в патруле не хватает людей или что-то стряслось.

Я кивнула и прижалась лицом к оконной раме, скрывая улыбку. Так оно обычно и бывает: простая повседневная жизнь бок о бок, никаких нарочитых жестов. Достаточно всего несколько раз пройти мимо другого солдата на пересменке, увидеть, как он отстегивает меч, услышать его ворчание о погоде, и станет ясно, что он такой же человек, как и ты, а вовсе не страшный и загадочный. Проводимая Синедрионом политика сегрегации явилась краеугольным камнем в их извечном разжигании вражды между альфами и омегами. Людей скорее могла сблизить общая уборная, чем пафосные речи.

– Не все идет гладко, конечно, – заметила Эльза. – Случались стычки и даже серьезные, особенно когда пайки сильно уменьшились. Пока вы ездили на побережье, часть солдат Инспектора попыталась реквизировать самый большой колодец, тот, что на рыночной площади. Заявили, мол, вода в нем только для альф, потому что омеги заразные. Пытались склонить на свою сторону всю армию Инспектора.

Салли закатила глаза:

– Мы делим одну утробу, но альфы все равно считают, что подхватят от нас заразу, если будут пить с нами из одного колодца?

Я понимала, что она имеет в виду, но также знала, что альфы шарахаются от нас как раз из-за того, что мы делили с ними одну утробу, а не вопреки этому – как поведал мне Зак. Сильнее всего альф пугала мысль, что не такие уж мы разные.

– Были споры, – продолжила Эльза, – и несколько драк.

Салли кивнула:

– Инспектор не щадил задир с обеих сторон. Признаю, он поступал справедливо. Не терпел глупостей ни от своих солдат, ни от наших. – Она тихо фыркнула. – В конце концов затее с колодцем положили конец не наказания и уж тем более не дискуссии по поводу принципов, а банальная лень. Большинству альф, расквартированных в восточных кварталах, не хотелось ходить за водой через весь город. Через несколько дней буза сошла на нет.

Она по-прежнему называла солдат «его» и «нашими». Но впервые после прихода Зака я позволила себе минутку надежды на то, что в этом полуразрушенном, полуголодном городе мы строим нечто новое. Ведь даже малость, вроде этого совместного патруля альф и омег, еще недавно казалась столь же фантастичной, как Далекий край.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Вечером в спальню зашла Салли, застав меня в одиночестве. Я слышала ее знакомое шарканье по двору: Салли шла медленно, выверяя каждый шаг, чтобы уменьшить постоянную боль в теле.

– Я видела, что ты наблюдаешь за Ксандером, – сказала она.

Услышав его имя, я напряглась. Салли была права. Мне не нравилось находиться рядом с Ксандером, но в его присутствии я не могла оторвать от него глаз.

– Я не хотела пялиться, – произнесла я. – Но ничего не могу с собой поделать. При взгляде на него я вижу, в кого сама превращаюсь...

– На твои банальности у меня нет времени, – оборвала меня Салли и нетерпеливо взмахнула рукой. – Ты провидица, и мне нужна твоя помощь. Я больше не могу до него достучаться. Скажи, что для него можно сделать. – Я подумала о лице Ксандера, пустом, словно выгоревшие здания, все еще стоящие на улицах Нью-Хобарта. – Он уже несколько недель молчит, – продолжила Салли. – Даже про огонь больше ни словечка.

Да, прежде Ксандер постоянно бормотал о вечном огне.

– А толку сейчас об этом говорить? – ответила я. – Нет смысла кричать: «Пожар!», стоя посреди горящего леса. Взрыв неминуем, для предупреждений уже поздно. Он об этом знает. Мы все об этом знаем.

– Так чем ему можно помочь? – спросила она.

– Ничем, – пожала плечами я. – Ну, то есть ничем большим, чем ты уже помогаешь. Говори с ним. Корми. Пусть ходит к целовальному дубу, если это место его успокаивает.

На память пришли сотни мелочей, которые Салли делала для него каждый день. Сегодня утром я видела из окна спальни, как она, держась за поясницу, несколько минут прилаживалась встать на колени, чтобы подстричь Ксандеру ногти на ногах.

– Он вообще понимает, что происходит вокруг? – не унималась Салли.

– Он живет внутри взрыва, – ответила я, – и больше для него ничего не существует.

– Совсем ничего?

– Думаю, он в курсе нашей ежедневной жизни и слышит, о чем мы говорим. Но все, что не взрыв, не считается. Все остальное... – Я помедлила, пытаясь подобрать слова, чтобы описать чувство, которое испытывала всякий раз при виде Ксандера. Вспомнилось, как Палома рассказывала, что случилось с шахтами и нефтяными полями после взрыва: «Все, что могло гореть, сгорело». – Все остальное, – повторила я, глядя на Салли, – это просто топливо. Оно сгорает.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Был отдан приказ подготовить корабли. Воительница контролировала большую часть побережья, но у Инспектора в южном гарнизоне имелись два судна, и им предназначалось отправиться на северо-запад и присоединиться к «Розалинде». Это было опасно – Синедрион увеличил количество береговых патрулей даже далеко на севере, а бросать якорь в открытом море означало подвергнуться риску попасть в шторм. И не приходилось сомневаться, что рано или поздно Синедрион нападет на Нью-Хобарт – если не уморит нас голодом еще до атаки. Но достаточно продержаться еще несколько месяцев, и флот будет готов к отправке. Как только последние северные ветра унесут с собой весну, Палома поведет нас в свою родную страну – если Синедрион до того времени не найдет и не уничтожит Независимые острова.

Хотя Инспектор отдал приказ готовить флот, я заметила, что он относится к Паломе с прежней настороженностью. Когда мы садились за стол в главном зале, он всегда старался сесть на противоположном от нее конце стола. Когда мы расспрашивали ее о Далеком крае, он просто смотрел на нее, скрестив руки на груди. И хранил молчание, если поднималась тема лекарств.

Дудочник тоже это заметил.

– Есть возражения? – спросил он.

– Я уже сказал, что дам вам корабли и сделаю все возможное для защиты Паломы, – ответил Инспектор. – Но не могу обещать, что позволю испытывать запретную медицину на своих людях.

– Ты даже не предложишь своим людям выбор?

– Мы, альфы, четыреста лет сохраняли нормальный человеческий облик, а вы хотите это изменить.

– Нормальный человеческий облик? – переспросила я. – Ты имеешь в виду таких идеальных людей, как Зак и Воительница?

– Ты понимаешь, что я имею в виду, – нетерпеливо заявил он. – Физическое совершенство. Силу. Да, сейчас уже не Долгая зима, но выживать в нашем мире все еще сложно. И нам нужны крепкие, здоровые люди.

Палома подала голос с другого конца стола:

– Ты правда думаешь, что до бомбы все люди в мире были физически совершенны? – Она откинулась на спинку стула.

Инспектор посмотрел ей в глаза.

– Мы знаем, что именно взрыв привел к мутациям. Мы всегда это знали, и документы из Ковчега наше знание подтвердили. Там говорится о мутациях и о том, что они начали появляться после взрыва.

– Да, – кивнула Палома, наклоняясь вперед. – С этим не поспоришь. Но ты думаешь, что до взрыва тела всех людей были одинаково безупречными? – Она наклонилась еще ниже, едва не коснувшись подбородком столешницы, и отстегнула протез. – Эта технология, – продолжила она, кладя свою искусственную ногу на стол, – появилась задолго до взрыва. – Инспектор глубоко вдохнул, глядя, как протез покачивается из стороны в сторону, прежде чем замереть. – Дома у нас есть и другие остатки технологии тех времен: инвалидные коляски, искусственные руки... Врачам удалось сохранить лишь малую часть того, что использовалось до бомбы, но этого достаточно, чтобы понять: раньше тоже рождались люди с увечьями, такие как мы.

– У них даже были для этого особые названия, – осенило меня. – Во времена До.

– О чем это ты? – резко повернулся ко мне Инспектор.

– О бумагах Ковчега, где написано о мутациях, – пояснила я. – Ученые уже знали слова для их обозначения. – Мне тогда показалось, что читаю бессмысленные наборы слогов: по-ли-ме-ли-я, а-ме-ли-я, по-ли-дак-ти-ли-я, син-дак-ти-ли-я. Но для писавших их людей эти слова имели значение. Ученых пугало огромное количество мутаций и болезней после взрыва, но эти мутации и болезни уже имели названия и были изучены задолго до взрыва. – Люди в Ковчеге знали их признаки, их названия...

– И как лечить многие из них, – добавила Палома. – Мы не смогли сохранить все знания, но от некоторых проблем со здоровьем наши врачи умеют избавлять. Или хотя бы от сопутствующей боли. У моей младшей сестры с детства случались частые судороги, но врачи выписали ей лекарство, которое она принимает каждый день, и теперь судороги ее почти не беспокоят.

Инспектор покачала головой.

– Даже если во времена До действительно существовало несколько уродов, это совсем не значит, что такова была норма. Не значит, что мы должны сдаться и позволить всем людям стать такими же.

Я расхохоталась. Палома посмотрела на меня как на сумасшедшую. Возможно, я действительно спятила. Но теперь я все понимала. Я видела это в Заке, а теперь снова разглядела в Инспекторе. Как отчаянно они защищали стены, которые рушились вокруг их убеждений.