Текст книги "Башня на краю света"

Автор книги: Финн Сэборг

Соавторы: Виллиам Хайнесен,Марта Кристенсен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Какое там лажу! – Пребен был уверен, что с этого вечера ладить он с ними перестанет.

Они вошли в дом со стороны сада. Ильза спросила, не выпьет ли он чего-нибудь.

– Спасибо, с удовольствием, но это необязательно.

– Вы любите виски?

– В общем-то да. – Пребен не был уверен, пробовал ли он его когда-нибудь.

– У отца кое-что есть. Попробую поискать.

Пребен сел в глубокое кресло, а она пошла за напитками. Все происходившее несколько взволновало Пребена. Ни разу в жизни ему не было так трудно найти тему для разговора. Тем не менее он должен вести беседу, он ведь обещал развлекать Ильзу. Изо всех сил старался он придумать что-нибудь веселое и остроумное, пока она не вернулась, но ему это так и не удалось.

Ильза принесла бутылки, бокалы и поставила все на столик перед ним.

– Смешивайте сами, я ведь не знаю, какую крепость вы предпочитаете. – Ильза протянула ему бутылку виски.

Пребен налил себе столько, сколько, по его мнению, приличествовало человеку мужественному. Но и не нескромному. Ильза налила себе джину и достала сигареты.

– Очень мило с вашей стороны, что вы согласились прийти развлечь меня.

– Я был рад получить право на это. – Пребену собственный ответ показался очень даже элегантным.

– А чем вы, вообще, занимаетесь? – спросила она после некоторого молчания.

– Я студент, изучаю политэкономию.

– Это что-то о ценах, безработице и тому подобном?

– Да, и об этом тоже.

– Но ведь это жутко скучно?

– Нет, право же, очень интересно.

– Я бы все-таки умерла со скуки, – заявила она.

– А вас что интересует? – спросил Пребен.

– Даже не знаю. Ах да, я немного рисую.

– И как, получается?

– Не очень, но мне нравится рисовать. Хотите, посмотрим кое-что из моих работ?

Пребен хотел, и они отправились в ее комнату, где хранились рисунки.

– Здесь я живу, – сказала она, отворив двери.

– А у вас очень мило, – оценил Пребен.

Ильза достала со шкафа папку и села на диван.

– Садитесь рядом, – пригласила она, – я все вам покажу.

Пребен сел возле нее, она раскрыла папку и стала доставать оттуда рисунки. Пребен тщательно их рассматривал, находил красивыми, а в его устах это было большой похвалой.

Когда все рисунки кончились, Ильза закрыла папку и отложила ее в сторону.

– Вы ничего не имели бы против того, чтобы нам перейти на «ты»? – сказала она вдруг. – Терпеть не могу эти формальности.

Пребен ответил, что против ничего не имеет, а официальные формы обращения тоже ненавидит.

Ильза, судя по всему, вставать не собиралась; у нее был такой вид, будто она ждала чего-то. Пребен неожиданно обнаружил, что сидит уже почему-то вплотную к ней, и поспешно отодвинулся. Ему вовсе не хотелось, чтоб его сочли, чего доброго, нахалом.

– Может быть, спустимся снова вниз? – предложил он.

– Что ж, можно и спуститься. – Ильза посмотрела на него и встала. По ее взгляду Пребен понял, что предложение его было не из удачных.

– Садись на диван, – сказала Ильза, когда они были уже внизу, – здесь удобней всего.

Пребен сел, а Ильза включила приемник. Она крутила ручки, пока не нашла танцевальную музыку. Потом села рядом с Пребеном.

– Ты любишь танцевать? – спросила она.

– Да, очень люблю.

Затем наступила гнетущая пауза, которую нарушила Ильза, напомнив Пребену, что он пришел сюда развлекать ее. При этом она потянулась за своим бокалом, и, поскольку он стоял довольно далеко, ей пришлось опереться на колено Пребена.

Это прикосновение подействовало на него как удар током. Внезапно ему стало ясно, насколько глупо он выглядит со стороны. Обещал развлекать ее, а вместо этого сидит здесь и молчит. Но он же совершенно не умеет развлекать скучающих юных дам, понятия не имеет, какой вид развлечений они предпочитают. Он уже был готов раскаяться в своем приходе.

И здесь ему в голову пришла блестящая идея. Как он не додумался до этого раньше!

– Ты умеешь топить корабли? – спросил он.

– Что?.. – Ильза была немного сбита с толку.

– Это игра такая.

– А-а-а, игра. – В голосе ее слышалось легкое разочарование. – Нет, не умею.

Пребен вкратце разъяснил суть игры.

– Что ж, можно попробовать, – согласилась Ильза.

– Нужна бумага в клетку, – сказал Пребен. – У тебя найдется?

– Пойду посмотрю. – Ильза вышла в соседнюю комнату.

Пребен отхлебнул виски. Он смутно догадывался, что придуманный им способ развлечения был далеко не самым лучшим.

17

Петер переезжал. Иного выхода не оставалось – он должен был немедленно освободить комнату. Фирма, у которой он снимал ее, проявила максимум терпеливости и много раз шла ему навстречу, но дольше ждать она просто не могла. Сейчас помещение ей было совершенно необходимо.

Нельзя сказать, чтобы Петер приложил к поискам нового жилья сверхъестественные усилия. Он знал, что занятие это заведомо бесполезное, учитывая тот факт, что множество людей и без попугаев с собаками не имеют пристанища. Ситуация, в которой он теперь очутился, причиняла ему немалые муки. Не то чтобы он боялся за себя, но ему нужно было заботиться о других. От мысли, что случится с Якобом и Триной, когда они все трое окажутся под открытым небом, он буквально заболевал.

И вот однажды, когда будущее рисовалось ему в особенно мрачных тонах, он неожиданно нашел выход. Не самый лучший, но достаточно реальный, и им, в его положении, ни в коем случае не стоило пренебрегать.

Неподалеку от его дома была площадь, на которой находился подземный бункер. Его построили в годы войны в качестве бомбоубежища, но по назначению ни разу не использовали, так как сооружение его закончилось одновременно с войной. Поскольку же он обошелся государству в немалую сумму, его решили оставить в неприкосновенности, надеясь, что когда-нибудь он придется кстати. А до тех пор на дверь повесили крепкий замок и приколотили доску с надписью: «Вход воспрещен».

Петер сотни раз проходил мимо этого бункера, не обращая на него никакого внимания, пока в один прекрасный день его не осенило, что бомбоубежище можно использовать как жилье. Он тут же спустился вниз и все внимательно осмотрел. Объявления на двери он не заметил (а если и заметил, это ничего не меняло); замок же, как выяснилось, отпирался, стоило по нему слегка ударить.

Осмотр подтвердил предположение Петера о том, что бункер пригоден для жилья. Поскольку, как уже было сказано, им еще не пользовались, все внутри оставалось новым и чистым. Стены, пол и потолок покрывала обшивка из досок, и сыростью не пахло. Света, правда, не хватало, так как вместо настоящих окон тут был световой люк, но зато имелось электрическое освещение, а это не так уж плохо.

Петер тут же прикинул, как он разместится в новой квартире. Он наметил, где поставит пианино, где устроит уголок для Трины, куда станет его кровать, и пришел к выводу, что здесь будет довольно уютно. Особенно, если на пол постелить ковер, а стены оклеить обоями. Ближе к зиме для обогрева нужно будет установить нефтяную печку.

Затем он начал постепенно перебираться в новое жилище. Каждый день понемногу переносил свои пожитки в бункер. Потом оклеил обоями стены. Сегодняшним вечером должен был состояться окончательный переезд, то есть перевозка самых крупных вещей, с которыми Петер не мог справиться один.

Помогали ему Пребен и новый сотрудник, Ольсен, соблазненные угощением, которое было обещано им после переезда. Ольсен в такого рода делах оказался просто незаменимым. Он обладал не только незаурядной физической силой, но и энергией, побеждавшей все и вся. К примеру, когда выяснилось, что лестница слишком узка для пианино, он без лишних слов оторвал целый пролет перил и швырнул его вниз. А позже, когда им пришло в голову, что неплохо бы вставить в световой люк оконную раму, чтобы у Петера не было сквозняков, Ольсен, не терзаясь особенно муками совести, прихватил и лестничное окно, которое, как оказалось, подошло в точности.

Последними переезжали Якоб и Трина; Петер даже прослезился, когда увидел, что им понравилось на новом месте. Все устроилось великолепно, и Петер был очень доволен, когда смог запереть за собой дверь, достать бутылку и пригласить своих помощников к столу.

– Спасибо за помощь! – торжественно сказал он, когда вино было налито.

– То ли будет в следующий раз! – с шиком бросил Ольсен.

– Старая балда, – внезапно раздалось из клетки.

Петер тут же вскочил.

– Совсем о тебе забыл, – извинился он и пошел за чашкой.

– Ах ты дьявол! – Ольсен ошеломленно наблюдал, как Петер наливал вино в чашку и ставил ее в клетку. – Попка, что же, пьет?

– Да, пьет, – ответил Петер. – Но это его единственный порок. Да и тот тебя не касается.

– Ради бога! – сказал Ольсен. – Я просто так спросил. И дворняга тоже пьет?

– Трина не дворняга!

– Значит, должна пить.

– Тем не менее она не пьет.

– Ну тогда наверняка колется морфием или еще чем-нибудь, – сказал Ольсен.

После нескольких рюмок Пребен стал прощаться. Он устал, сказал он. Доля истины тут была, но, кроме того, он договорился с Ильзой, что они завтра пойдут в кино, и ему не хотелось являться на свидание с похмелья. Ольсен, напротив, заявил, что он-то уходить не намерен.

– Ты что, думаешь, я таскался с роялями весь вечер только из-за двух рюмок? – говорил он.

Вдвоем они быстро прикончили бутылку, и Петер достал вторую. Он налил и Якобу, который уже начинал свои штучки. Попугай беспрерывно болтал и время от времени разражался дурацким смехом.

– Черт меня побери, если попка не окосел, – сказал Ольсен.

– С тобой, конечно, такого не бывает? – спросил Петер. Этого Ольсен отрицать не мог, хотя и подумал про себя, что подобные сравнения могут далеко завести. Впрочем, может быть, он и в самом деле не прав.

Вторая бутылка тоже быстро опустела. У Ольсена и в этой области обнаружились большие способности: он глотал три рюмки, в то время как Петер успевал выпить только одну. Петер достал третью бутылку.

– Какое безумие! – изрек Ольсен, мало-помалу дошедший до той стадии, когда самой насущной становится необходимость разобраться в трагедии бытия, докопаться до самых ее глубин. – Подумать только – жить в бункере!

– Твоя правда, – отозвался Петер.

– Да еще с попкой и двор… собакой! Знаешь, ты какой-то необычный.

– Что ж, может быть. – Петер вдруг и сам поверил в свою необычность, а чувство это не было таким уж неприятным.

– Не могу взять в толк, черт побери, почему ты застрял в министерстве? – продолжал Ольсен. – Это ведь совершенно тебе не подходит.

– Я и сам не ожидал, что так все закончится. – Петер вздохнул. – Я ведь мечтал стать человеком искусства.

– Искусства? – Ольсен опрокинул очередную рюмку.

– Да, художником, – устало сказал Петер.

– В чем же дело? Ты что, рисовать не умел? – вежливо поинтересовался Ольсен.

– Рисовать-то я умел, – обиделся Петер. – Скажу не хвастая, я был очень талантлив.

– Почему же из тебя ничего не вышло?

– Виной всему – обстоятельства, над которыми, увы, мы не властны, – объяснил Петер. – На железной дороге случилась страшная катастрофа, в которой погибли мои отец и мать.

– Но ведь это не могло помешать тебе рисовать? – спросил Ольсен без тени сочувствия.

– Отец мой оставил огромные долги, – вздохнул Петер. – Я не хотел, чтобы они сопровождали его в последний путь, и продал все имущество, в том числе и мое личное. Включая картины, уже подготовленные к выставке, с которой должен был начаться мой взлет. А то, что я был вынужден, по понятным причинам, оставить квартиру и долго-долго скитаться, не имея крыши над головой, окончательно добило меня. Теперь уже нет сил начинать все сначала.

– Художники тоже не бог весть сколько имеют, – заметил Ольсен.

– Имеют… Деньги – не самое главное.

– А что самое главное?

На этот вопрос Петер так, сразу, ответить не мог.

– Не будем говорить на эту тему, – сказал он. – Все давно прошло, и для меня лучше забыть об этом.

Он налил в рюмки, и они в молчанье выпили.

– Если бы ты выставил свои картины, кто знает, может, получил бы за них больше, чем продажа их вместе с вещами, – сказал Ольсен после долгого раздумья.

– Я не хочу говорить об этом, – ответил Петер.

– Тогда ты и известность бы получил, и с долгами разделался, – упрямо продолжал Ольсен.

– Я не хочу говорить об этом, – повторил Петер.

Из клетки Якоба раздался идиотский смех.

* * *

– Пора мне, кажется, бросать эту работу и возвращаться в министерство, – сказал Эрик.

– Ты в своем уме, такое место! – в недоумении посмотрела на него Тове. – И с какой стати тебе уходить оттуда?

– Скучно, – ответил он. – Все эти штуки меня не интересуют. А в министерстве мы горя не знали.

– Но ты никогда так не зарабатывал.

– Не зарабатывал, но имел покой. А тут телефоны весь день трезвонят, да еще надо отвечать на уйму каких-то дурацких писем. И начальство заладило одно и то же – они, мол, ожидают больших результатов от моих переговоров с министерством.

– Каких переговоров?

– Они считают: я веду переговоры, а я понятия не имею даже, к кому обращаться насчет закрытых кормушек. Да и откуда мне знать?

– Сходи поговори с министром, – предложила она. – Представляешь, как они обалдеют, когда узнают!

– Может быть, и имеет смысл, – вздохнул он.

– Ну ладно, хватит ломать над этим голову, – сказала Тове. – Подумай лучше о чем-нибудь другом. Хотя бы о том, что скоро мы купим электропоезд. Вот будет здорово, правда?

– Действительно! – Голос его сразу оживился.

– Я сама не своя от нетерпения, – сказала она. – Слушай, а как мы проложим пути?

– Обязательно двойной колеей.

– И поставим не меньше двух станций.

– Да, по меньшей мере. Было бы неплохо и тоннель устроить.

– Ой как здорово!

– Можно пустить пассажирский поезд с остановками на всех станциях, – предложил он, – и скорый, который будет проходить их, не останавливаясь. Для этого нужно составить график движения, иначе они столкнутся.

– Знаешь что, – сказала Тове, – давай возьмем большой лист бумаги и попробуем начертить план расположения путей.

– Давай! И график тоже можно заранее составить.

– Как интересно! – Она вскочила, чтобы достать бумагу.

Эрик погрузился в глубокую задумчивость. Он размышлял, не смонтировать ли просто-напросто пригородную железную дорогу, дополненную городским электропоездом. Это было бы, вероятно, самым правильным решением.

– Ладно, – сказал он. – Пока у нас нет приличного оборудования, уходить в самом деле не стоит. Но уж тогда я у них дня лишнего не задержусь.

– Тогда и будем думать, – сказала Тове. – Бумага у нас есть, можно начинать.

Эрик достал карандаш и углубился в работу. Через минуту он начисто забыл о птичьих клетках и связанных с ними проблемах.

18

Был четверг, приемный день министра восстановления народного хозяйства. Первым к нему явился человек, начертавший гениальный, по его мнению, план возрождения экономики страны. Он передал министру этот план, уместившийся на полсотне листов in folio, после которых шли приложения с кривыми графиков и таблицами.

– Очень интересно, – сказал министр. – Я ознакомлюсь с вашим планом, как только освобожусь.

– И господин министр сообщит мне свое мнение?

– И сообщу вам свое мнение. – Министр положил план в ящик, где уже накопилась груда подобных планов, которую он принял от своего предшественника вместе с высоким постом.

После человека с планом прибыла делегация от Федерации союзов акушерок, которые ходатайствовали перед министром об увеличении пайка кофе, подчеркивая тот факт, что тонизирующие вещества, содержащиеся в кофе, дают им возможность вкладывать еще больше сил в дело возрождения родины.

– Положение с кофе на мировом рынке продолжает оставаться весьма напряженным, – ответил министр, – поэтому увеличение пайков чревато очень большими осложнениями. Тем не менее идея ваша мне чрезвычайно симпатична, и я обязательно вернусь к ней, как только появится минимальная возможность увеличения пайка.

– Мы благодарны господину министру за то, что господин министр нашел возможность выслушать нас, – сказала дама, говорившая от имени делегации.

– Но это же само собой разумеется, – улыбнулся министр. – Если мы не будем работать все вместе, плечом к плечу, над разрешением подобных проблем, то никогда не увидим нашу родину возрожденной.

Потом пришел какой-то мелкий промышленник, просивший ускорить ответ на его заявление, поданное несколько месяцев назад.

– Сейчас у меня нет под рукой вашего дела, – сказал министр, – но я дам распоряжение в нем разобраться, и вам сообщат о результатах.

– Я глубоко признателен господину министру, – сказал посетитель.

Следующим был секретарь Санд, Объединение фабрикантов птичьих клеток.

– Я по поводу производства птичьих клеток, – сказал Эрик. – Оно находится под угрозой полной ликвидации, так как нам раз за разом отказывают в необходимом оборудовании.

– Неужели дело так плохо? – спросил министр.

– Именно, – кивнул Эрик. – Хуже всего с подвесными насестами и закрытыми кормушками. Мы не можем добиться разрешения на их закупку, тогда как на импорт жестко закрепленных насестов и открытых кормушек такое разрешение давно имеется.

– Мне трудно без соответствующей консультации сказать что-либо о причинах сложившегося ненормального положения, – ответил министр. – Не исключено, например, что закрытые кормушки обходятся в иностранной валюте дороже открытых. А что, разве нельзя ставить открытые кормушки вместо закрытых?

– Только не юркам, – ответил Эрик со знанием дела.

– Понятно, – кивнул министр. – Ну что ж, я вникну в эту проблему, и, как только появится возможность изменить существующее положение, дело ваше немедленно будет принято к обсуждению.

– Весьма благодарен. – Эрик поднялся с сознанием сделанного им солидного вклада в развитие производства птичьих клеток.

* * *

– П-семнадцать, Р-восемнадцать, С-девятнадцать, – Петер дал залп. – Н-десять, М-одиннадцать, О-двенадцать! Попадания есть?

– Одно, в подводную лодку, – сказал Пребен.

– И в мой авианосец, – добавил Ольсен.

Ольсен, обладавший развитым чувством пространства, внес в игру существенное изменение, предложив использовать поле размером двадцать квадратов на двадцать вместо прежнего – десять на десять. Таким образом, зона оперативного вмешательства увеличилась вчетверо, кроме того, появилась возможность увеличить количество плавединиц и ввести новые, перспективные виды вооружения. Бесспорно, дело от этого только выиграло. Впрочем, был и один минус – теперь игра занимала столько времени, что редко когда удавалось сыграть больше одной партии в день. Поэтому, чтобы закончить игру, часто приходилось оставаться в отделе после работы. Сверхурочные в министерстве, слава богу, оплачивались, но перерабатывать тоже не всегда бывает настроение. Так что приходилось прерывать игру и продолжать ее утром следующего дня, а это, естественно, несколько снижало азарт.

– П-двенадцать, П-тринадцать, П-четырнадцать! – стрелял Ольсен. Своей системе – бить полосой – он был фанатично привержен и вел по поводу ее эффективности яростные теоретические дискуссии с Петером. – П-пятнадцать, П-шестнадцать, П-семнадцать! Попадания есть?

Не успели партнеры ответить, как дверь распахнулась.

– Великий боже! – воскликнул пораженный Петер. – Секретарь птичьих клеток собственной персоной!

Эрик пожал руку Петеру и Пребену и был представлен Ольсену.

– Мне трудно выразить, как я тронут, – продолжал Петер, – тем, что такой большой человек, как ты, и вдруг не погнушался прийти сюда, пожать руки своим товарищам пролетариям.

– Ты что, думаешь, я пришел сюда ради вас? Я только что сверху. Беседовал с министром…

– Интересно, о чем это? Не о птичьих ли клетках?

– Между прочим, и о них тоже.

– Наверняка производство птичьих клеток здорово пошло в гору с тех пор, как ты перешел от нас, – сказал Петер серьезно. – А пива поставишь?

– Если кто-нибудь сбегает. – Эрик выложил на стол деньги.

За пивом пошел, как обычно, Пребен. Когда-то он надеялся, что эта обязанность перейдет к Ольсену как новичку, но тот проявил совершенно железную несгибаемость, так что Пребен должен был продолжать в том же духе – иначе они попросту остались бы без пива.

Едва они успели откупорить принесенные Пребеном бутылки, как распахнулась дверь и в комнату ворвался начальник отдела Браск. Он подскочил к Эрику.

– Посмотрите-ка это дело, – сказал он и положил перед ним на стол пачку документов. – Очень срочно.

– Я здесь не работаю, – ответил Эрик.

– Ох, простите. – Начальник отдела в замешательстве переводил взгляд с одного на другого. – Есть здесь кто-нибудь, кто э-э-э… работает в отделе?

– Нет, – ответил Петер.

– Извините, извините! – Начальник отдела мгновенно исчез вместе со своим неотложным делом.

– Этот парень не на шутку меня раздражает, – сказал Ольсен. – Недели две назад тоже влетел сюда с какой-то работой и хотел нас засадить за нее. Прямо каторга какая-то.

Эрик внимательно всматривался в одно из игровых полей.

– Ну и громадина! – сказал он. – Зачем вы их делаете такими большими?

– Интересно, – объяснил Петер.

– Но ведь на это уходит уйма времени?

– Несколько дней. Сыграешь с нами?

– Не могу, мне скоро идти.

– Послушай, уж не начал ли ты, чего доброго, воспринимать себя всерьез? – спросил Петер.

– С какой стати! – возмутился Эрик подобным подозрением. – Просто я не могу сидеть тут с вами несколько дней подряд.

– Сыграем, как раньше? – предложил Петер. – Тем более что новый вид боя ты без тренировок не потянул бы.

Эрик с большим удовольствием согласился, и они расчертили поля.

Эрик одержал блестящую победу, тогда как Петер очутился на последнем месте.

– Лучше играть ты не стал, – ехидно заметил Эрик.

– А ты, видать, жульничал по обыкновению. Требую реванша!

Расчертили новые поля. Эрика охватила грусть. У него было такое ощущение, будто он на краткий срок возвратился в прекрасное прошлое. И больше, чем когда-либо до этого, пожалел он о шаге, который сделал.

Но, решительно отогнав эти мысли прочь, он сосредоточил все внимание на игре.

– Кто стреляет первым? – спросил Эрик.

Да, много он потерял, но от тоски и уныния тоже проку мало. Он должен стиснуть зубы и выстоять, несмотря ни на что. Ибо впереди маячил электропоезд.

* * *

Оскар в недоумении рассматривал дверную дощечку: «Х. Фредериксен. Оптовик». Странно. Немного подумав, он позвонил.

– Извиняюфь, могу я видеть гофподина э-э-э… оптовика Фредерикфена? – спросил он у дамы, отворившей дверь. Он решился наконец сдать протез в переделку – от звука «к» ему житья не стало. Теперь он не выговаривал «с», но это неудобство было временным.

– Как о вас доложить? – спросила фру Фредериксен.

– Фкажите профто, пришел Офкар.

Фру Фредериксен скрылась за дверью, на которой была дощечка с надписью: «Бюро».

– Пришел какой-то господин Офкар, хочет повидать тебя, – сказала она.

– Попроси его посидеть минутку, – сказал Фредериксен тоном занятого человека.

Оскар вошел в приемную и сел на стул от обеденного гарнитура, использовавшийся хозяином в обеденные часы по прямому назначению. Он был несколько сбит с толку.

Минут через десять дверь бюро приоткрылась, выглянул Фредериксен и пригласил его.

– Ты тут шикарно уфтроилфя, профто шикарно, – говорил Оскар, усаживаясь в рабочей комнате Фредериксена, обставленной точь-в-точь как настоящее бюро. – А чем ты тут занимаешьфя? – удивленно спросил он.

– Руковожу своим делом, – с видом превосходства ответил Фредериксен.

Оскар был приятно поражен. Он и не подозревал, что у Фредериксена есть свое дело.

– Я пришел, э-э-э… кое-что получить ф тебя, – сказал он. – Ты ведь должен мне какую-то мелочь.

– Минутку, сейчас посмотрим. – Фредериксен достал большую, тяжелую книгу.

Справившись в регистре, он нашел нужную страницу.

– Совершенно верно, – сказал он. – Сумма равна двумстам сорока четырем кронам и шестнадцати эре.

– Так напифано в книге? – разинул рот Оскар.

– Да, – с гордостью сказал Фредериксен. – Это моя расчетная книга.

– И там напифана моя фамилия? – Теперь в голосе Оскара звучал ужас.

– Да, – сказал Фредериксен, умолчав о том, что это – вообще единственная запись в книге.

– Ты что, фовфем фпятил? – Оскар вскочил с места в сильнейшем волнении. – Ты бы уж фразу пофлал меня на каторгу!

– Кроме меня, в эту книгу никто не заглядывает, – пытался успокоить его Фредериксен.

– Ефли ты погоришь, фюда придет полиция и вфе перероет, они же и меня попутают! Флушай, а чем ты торгуешь? Твои клиенты тоже фюда ходят?

– Некоторые ходят, – уклончиво ответил Фредериксен.

– Ты – чокнутый, – определил Оскар. – Валифь ты в преифподнюю, но только фам; мое дело – фторона. Давай-ка фюда лифт, где я запифан!

– Я не могу вырывать листы из книги, – возмутился Фредериксен.

– Зато я могу, черт бы тебя побрал! – Оскар собирался исполнить свое намерение.

– Погоди, я сам. – Оскара никак нельзя было допускать к книге: он мог увидеть, что все страницы, за исключением первой, – чистые.

Сердце у Фредериксена обливалось кровью, когда он вырывал роковой лист. Его не столько мучила порча дорогой книги, сколько то, что исчезла его единственная деловая запись. Какое же это теперь бюро?

– Мы не закончили ф деньгами, – строго сказал Оскар.

– Да, конечно. – Фредериксен достал из письменного стола новенький несгораемый ящичек, отсчитал и передал Оскару деньги, не посмев спросить расписку.

– Я фкажу тебе одно, – Оскар с трудом пересчитал деньги, – ефли ты отмочишь такой номер еще раз – нам обоим каюк. Что ты фебе воображаешь ф твоим «бюро» и вфей этой мурой?!

– А тебя не касается, есть у меня бюро или нет. – Раздражение Фредериксена возрастало. – Я, черт побери, веду дела не только с тобой!

Это не совсем соответствовало истине, но произвело на Оскара должное впечатление.

– Ну, фмотри фам, – сказал он куда более вежливым тоном. – Я тебе одно фкажу – не вздумай меня фнова куда-нибудь запифывать!

– Ладно, понял: нет – значит нет!

Оскар ушел. Настроение у Фредериксена вконец испортилось. Надо же было такому случиться – явился этот идиот, и все пошло прахом. Какое ему, спрашивается, дело до того, как Фредериксен оформляет свои сделки? Но Фредериксен плевать на него хотел – он заведет новую страницу на Оскара, и дело с концом. Просто показывать ему эту книгу, конечно, не следует.

Фредериксен вклеил с большой аккуратностью новый лист для своих расчетов с Оскаром. Он не помнил всех промежуточных сумм, поэтому записал туда несколько случайных цифр, проследив лишь, чтобы в итоге получилось 244,16 кроны. Когда с этим было покончено, он приписал снизу: «Дата… К выдаче 244,16 кроны», вычислил дисконт, вывел сальдо. После этого аккуратно написал за Оскара расписку в получении указанной суммы.

Настроение Фредериксена благодаря этому занятию улучшилось, и ему захотелось его продолжить. Собственно говоря, почему бы не провести несколько воображаемых операций, хотя бы для того, чтобы книга не пустовала! Просто для тренировки, дабы потом, когда дело расширится, делать все расчеты и записи автоматически.

Эта идея так ему понравилась, что он тут же приступил к ее осуществлению. Чтобы все было как можно ближе к реальности, он выписал из старой адресной книги несколько случайных имен, которые и присвоил своим несуществующим клиентам. Каждого из них он провел по графам: «Получено от… крон», «Выплачено чеком… крон» и так далее. Затем он извлек сальдо и приступил к проверке правильности всех финансовых операций. Все это было страшно увлекательно.

Настроение у Фредериксена стало совершенно безоблачным. Он решил написать своим воображаемым клиентам ряд деловых писем. Отправлять их он, конечно, не станет, но сохранит копии. Потом можно будет составить ответы этих лиц и прислать на свой адрес. И подшивать все в папку входящих бумаг в алфавитном порядке.

Фредериксен не мог понять, как он не додумался до этого раньше. Прекрасная идея, теперь-то его бюро будет точь-в-точь как настоящее!

* * *

Момберг нервно ходил по комнате.

– Ума не приложу, почему до сих пор нет звонка. Он ведь обещал позвонить сразу, как только вынесут приговор.

– Ничего, позвонит, – успокаивала жена. – Ради бога, сядь и спокойно подожди. Наверное, не так уж все страшно, как ты себе нафантазировал.

Момберг сел в кресло. Закурил сигару, но тут же положил ее в пепельницу. Она казалась ему безвкусной.

– Надо было все же пойти, – сказал он.

– Ну что ты, это такое мученье – стоять на глазах у всей толпы.

– Твоя правда, оттого я и не пошел. Хотя сидеть здесь и ждать, наверное, еще хуже.

Он поднялся и снова зашагал по комнате, поминутно глядя на часы.

Прошло еще полчаса, наконец телефон зазвонил. Момберг бросился к нему и дрожащей рукой снял трубку.

Фру Момберг, не отрывавшая во время разговора взгляда от мужа, увидела, как он вдруг побледнел. Он не говорил почти ничего, лишь изредка – «да» и «нет». Наконец он медленно положил трубку и повернулся к ней со странно отсутствующим выражением лица.

– Ну что там? Да говори же! – не выдержала фру Момберг после того, как он несколько минут молча просидел в кресле.

Момберг вздрогнул и огляделся, словно не понимал, где находится.

– Приговор вынесен, – сказал он. – Штраф, конфискация всего сырья и изъятие патента на производство.

– Не может быть! – в смятенье воскликнула фру Момберг. – За такой пустяк?

– Все правильно, – сказал он. – Суд к таким нарушениям чрезвычайно строг. Адвокат не советует подавать апелляцию.

– Какой ужас! – теперь побледнела и фру Момберг.

Момберг не отвечал. Он сидел в кресле, безвольно и тупо уставясь в пространство.

– Ты должна возненавидеть меня, – прервал он вдруг молчание.

– Как у тебя язык поворачивается! И с какой стати?

– Я сгубил все, что у нас было. Все пропало, я конченый человек, – в отчаянье бормотал Момберг.

Фру Момберг взяла его за руку.

– Никакой ты не конченый, – сказала она. – Мы еще можем начать все сначала. Не такие уж мы старики.

Момберг только головой покачал.