Текст книги "Башня на краю света"

Автор книги: Финн Сэборг

Соавторы: Виллиам Хайнесен,Марта Кристенсен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

15

– Я пригласил сегодня членов правления, чтобы уважаемые господа познакомились с нашим новым секретарем. Секретарь Санд перешел к нам непосредственно из министерства восстановления, где он занимался среди прочего вопросами, связанными с нашей отраслью. Он обладает, таким образом, сведениями, которые, без сомнения, принесут нам большую пользу, а поскольку он, по-моему, еще и толковый, способный молодой человек, то, я уверен, день, когда мы решили принять его, навсегда останется в нашей памяти. Я хочу поэтому сказать секретарю Санду от имени правления: «Добро пожаловать!» – и выразить надежду, что его работа в Объединении станет источником радости как для него самого, так и для всей отрасли. Добро пожаловать!

– Большое спасибо, – поблагодарил Эрик.

– Так вы, значит, из министерства восстановления? – спросил у Эрика фабрикант Нильсен, кассир Объединения. – Я считаю, что отчисления в наш фонд были просто скандально малы!

– Такие вопросы я один не решал, – ответил Эрик в полном соответствии с истиной.

– Поскольку вы из этого министерства, – сказал директор Тайльхольм, – то, может быть, вы сможете мне объяснить, почему нам постоянно отказывают в разрешении на импорт подвесных насестов, а предлагают, взамен покупать жестко закрепленные? Должна же тут крыться какая-то причина.

– Не думаю, чтобы запрет министерства имел сколько-нибудь серьезное основание, – сказал Эрик.

– Но кто отклонял наши просьбы, уж не вы ли?

– Нет-нет! – Эрику становилось не по себе. – Их отклонял начальник отдела.

– Хорошо, но ведь повсеместно принято обосновывать отказы той или иной веской причиной, – упорствовал директор Тайльхольм. – Если уж вы перешли к нам, то должны рассказать все, что знаете об этом.

– Насколько мне известно, – начал Эрик, чувствуя, что без того или иного объяснения тут не обойтись, – на то имелась лишь одна причина. У начальника отдела была любимая канарейка, которая однажды свалилась с подвесного насеста и сломала себе лапку.

Это разоблачение Эрика привело собравшихся в сильнейшее волнение. Начался беспорядочный обмен мнениями. Все сошлись на том, что скандален сам факт: такого рода случайности влияют на решения, выносимые министерством.

Эрик сказал, что он совершенно с ними согласен.

– Итак, – произнес директор Аллерхольм, когда собравшиеся успокоились, – секретарь Санд отныне будет вести текущие дела Объединения, а среди прочего и переговоры с государственными учреждениями, и, я полагаю, он достигнет прекрасных результатов.

– Но вы должны позаботиться о том, – добавил директор Тайльхольм, – чтобы нам поставляли не только сырье, но и оборудование. Иначе создавшаяся ситуация не изменится.

«Поставки оборудования», – отметил Эрик в блокноте.

– И попытайтесь в конце концов выбить хоть немного крытых кормушек, – сказал фабрикант Нильсен. – ¹ Нам никак не удается получить разрешение на их закупку, в то время как открытые покупать разрешают.

«Закрытые кормушки», – записал Эрик.

– Интересно, зачем нам закрытые кормушки? – возразил фабрикант Оттесен. – Это уже пройденный этап. Открытые гораздо практичнее.

– Но не для юрков, – сказал фабрикант Нельсен.

– Почему же, – вмешался директор Аллерхольм. – Как раз юрки и предпочитают открытые кормушки.

– Как вы можете это говорить! – раздраженно воскликнул фабрикант Нильсен. – Юрки открытых кормушек терпеть не могут.

Эрику в ходе разгоревшейся дискуссии так и не удалось уяснить для себя, должен он искать закрытые кормушки или нет. Поэтому перед записью о кормушках он добавил «возможно», а после этого в скобках – «для юрков». Такой оборот событий ему совсем не нравился.

– Еще у кого-нибудь есть вопросы? – спросил директор Аллерхольм.

Вопросов не было ни у кого, за исключением Эрика, но он решил, что к нему директор Аллерхольм не обращался.

– Итак, я надеюсь, – продолжал Аллерхольм, – что мы уже к следующему заседанию правления сможем отметить первые результаты деятельности нашего секретаря. А вы как полагаете, можем мы на это рассчитывать? – улыбнулся он Эрику.

– Я сделаю все, что в моих силах. – Эрик вполне сознавал, что дает более чем скромное обещание.

* * *

Вряд ли можно утверждать, что переход Эрика в сферу частного предпринимательства стал в итоге какой-то ужасной и невосполнимой потерей для министерства восстановления народного хозяйства. Но в той ячейке министерского аппарата, где он служил, отсутствие его жестоко о себе напоминало – вести морской бой вдвоем было бесконечно скучно.

Петер с Пребеном пробовали первые дни продолжать игру, но вскоре оставили эти попытки. Дело не только в том, что из игры исчез азарт. С уходом третьего игрока пропал особый, непередаваемый тон общения, без которого игра сильно теряла в своем обаянии. Оскорбления повисали в воздухе, не оказывая никакого действия. Они скорее конфузили их произносившего.

Поскольку они вынуждены оставить основное свое занятие, пришло как-то в голову Пребену, то не пора ли собраться наконец с духом и приняться за работу. Ведь все равно бесконечно так продолжаться не может.

Но Петер и слышать об этом не хотел. Это было бы чистейшей воды самоубийство, утверждал он.

– Ты представляешь себе, что стало бы с нами, если бы всем в министерстве одновременно пришла в голову идиотская мысль, что они должны что-то делать? – спрашивал он. – До тебя не доходит, что нас бы тут оказалось вдесятеро больше, чем нужно? И что девять десятых служащих министерства наверняка оказались бы на улице? В том числе и мы с тобой!

Пребен не мог не признать, что в этом рассуждении что-то есть. Поскольку же он, как и раньше, не знал, что он должен делать, и не мог начать работу без посторонней помощи, то был вынужден снова без особого сожаления расстаться с этой мыслью.

И вот однажды утром, придя на работу, Пребен увидел на освободившемся месте нового сотрудника. Новенький сказал, что его фамилия Ольсен.

– Вы будете работать с нами? – спросил Пребен.

– Так, во всяком случае, сказал этот тип.

– Какой тип?

– Ну, маленький такой, Барск или Браск, как его там.

– Это наш начальник отдела.

– А-а-а. – Особого интереса Ольсен к этому факту не проявил. Он вновь углубился в книгу, от которой, судя по всему, его оторвал приход Пребена.

Пребену стало не по себе при мысли, что новый сотрудник попросит ознакомить его с обязанностями. Однако новенький, кажется, не собирался его беспокоить, так что этого можно было не опасаться. Ольсен был целиком захвачен чтением.

– Простите, что это у вас, книга распоряжений? – Пребену вспомнился его первый день в министерстве.

– Распоряжений? Каких еще распоряжений?

Он показал обложку, на которой Пребен прочел: «Невидимый убийца».

– А, развлекательная литература, – сказал Пребен.

– Да, развлекательная, ты что, имеешь что-нибудь против? – Ольсен внимательно посмотрел на него. – Или у вас это запрещено?

– Нет-нет, – испугался Пребен. – Я, во всяком случае, об этом не слышал.

– Таких вот вещей, черт побери, никто никогда не знает, – сказал Ольсен.

Через час пришел Петер. Он был приятно удивлен, увидев, что у них появился новый сотрудник.

– Ты в морской бой играть умеешь? – спросил Петер.

– Во что?

– В морской бой. – Петер вкратце объяснил ему, что имеется в виду.

– Неохота, – ответил Ольсен. – Я лучше почитаю.

– Ты что, собираешься сидеть тут у нас под носом и читать свои книжки? – повысил голос Петер. – Ну нет, тебе придется все же сыграть.

– Я не люблю играть, – отбивался Ольсен.

– Да говорят тебе, это страшно увлекательно!

– Не думаю.

– Попробуй, сыграй партию, а потом и говори, – предложил Петер.

С великим трудом Ольсена уговорили на одну игру. Петер написал Пребену на бумажке, что Ольсену надо дать выиграть на первый раз.

Так и сделали. Победа новичка была полной.

– Что за дьявольщина, – сказал с уважением Петер, – ни разу в жизни не проигрывал дилетанту, да еще какому – играющему впервые!

– Это что, необычно? – спросил Ольсен.

– Да ты с ума сошел! Еще бы! Обычно требуется срок, чтобы вообще усвоить правила игры. Помнишь, Пребен, сколько ты учился?

Пребен молчал.

– У тебя дьявольские способности, – сказал Петер. – Если, конечно, это не случайность. А скорее всего, так оно и есть.

– Мы можем сыграть еще, – предложил Ольсен.

Сыграли, и опять выиграл Ольсен.

– Фантастика! – воскликнул Петер. – Ты просто гений!

– Вообще-то игра довольно забавная, – сказал Ольсен. – Еще сыграем?

* * *

– Да не ори ты так, Оскар. – Бывший начальник производственного отдела Фредериксен нервно оглядел зал маленького кафе, где они сидели.

– А я тебе говорю, идиотом будешь, если откажешься. – Оскар слегка понизил голос. – Соглашайся, парень, денег огребешь кучу!

При слове «куча» протез верхней челюсти Оскара выскользнул из предназначенного ему места. Оскар раздраженно затолкал его языком обратно.

– Ты можешь за день заработать столько, сколько не зарабатывал за месяц, вкалывая коммивояжером.

Верхняя челюсть снова свалилась на нижнюю, и Оскар с проклятием водворил ее на место. Вообще-то она стоила чертову уйму денег, эта челюсть. Ее делал один из лучших протезистов, в ней сверкали три золотых зуба. И держалась она в целом неплохо, вот только не терпела звука «к». Каждый раз, когда он произносил «к», она выпадала. Очевидно, точно так же она должна была реагировать и на «ку», но Оскару не представлялось возможности это установить – слов на «ку» он не знал[5]5
  Слова с буквой «ку» (Q) в датском языке – иностранного происхождения и распространены в основном среди интеллигенции.


[Закрыть].

– И нечего тут бояться, – продолжал Оскар. – Вот смотри. – Он достал карточку на масло. – Ты платишь за них оптом по две кроны, а толкаешь по четыре монеты.

Произнеся слово «кроны», Оскар снова задвинул челюсть на место.

– Это-то мне ясно, – сказал Фредериксен.

– Точно так же и с другими карточками, – говорил Оскар, – и со шведскими кронами, и с долларами, и со всем остальным. Со всего – сто процентов дохода.

– Угу. – Насколько мог судить Фредериксен, дело было стоящим.

– И нечего тут бояться, – повторял Оскар.

– Понятно. – Раздумья Фредериксена были вызваны, собственно, не опасением преступить закон. К этому времени он дошел до состояния, в котором зарабатывать деньги, не нарушая законов, уже просто невозможно. С другой стороны, деньги – не самое главное в жизни, он это всегда говорил. Должна же быть у человека какая-то гордость за свое дело, а в предлагаемой ему афере худшее – то, что она совершенно не поднимала его престиж. Все придется вершить втайне, за закрытыми дверями, так что заманчивого тут не так уж много.

– А если и попадешься, – говорил Оскар, – отсидишь месяц, и снова на свободе. Это все – издержки производства.

– Попробовать можно, – задумчиво покачал головой Фредериксен. Собственно, что может помешать ему называться при этом оптовиком?

– Чудно, чудно! – восторженно закричал Оскар. – По этому поводу надо взять еще пива. Значит, на днях я передаю тебе первую партию товара. У тебя сейчас с наличными как?

При слове «как» челюсть снова выпала.

– Вот это да! – восхитился Оскар, когда Фредериксен назвал сумму. – За них ты получишь неплохую коллекцию.

Виртуозность, с которой Оскар заталкивал челюсть, с каждым разом росла.

– Выпьем за доброе сотрудничество, – предложил он, подняв стакан.

– Давай, – рассеянно отозвался Фредериксен. А почему бы ему не переоборудовать свою комнату по типу конторы? С письменным столом и, может быть, вращающимся стулом? Что из того, что клиенты приходить туда не будут? Зато он сам прекрасно сможет сидеть там и готовить все нужное к продаже.

Эта мысль мигом привела его в отличное расположение духа.

* * *

Момберг на секунду оторвался от очередной горелки. Ему послышались на лестнице чьи-то шаги.

Внезапно распахнулась дверь, и в мастерскую вошли двое в светлых плащах. Один из них вплотную приблизился к Момбергу.

– Уголовная полиция, – коротко представился он. – Господин Момберг?

– Да, это я. – Его голос дрогнул. Неужели они докопались до той незаконной сделки?

– Некоторые обстоятельства свидетельствуют о том, что вы получали от одной здешней фирмы материалы, не имея разрешения на их закупку, – сказал полицейский. – Вы это признаете?

– Да, – еле слышно произнес Момберг. Значит, так оно и есть. – Но ни до, ни после этого случая я ничем подобным не занимался!

– Вы позволите нам обыскать помещение? – спросил полицейский. – В противном случае мы все равно получим санкцию прокурора, так что вам лучше согласиться сразу.

– Пожалуйста, обыскивайте сколько угодно, – сказал Момберг.

Полицейские приступили к делу. Они повыдвигали все ящики, вынули все бумаги – фактуры, переписку с министерством и вообще все, что там было. Документы они сложили в кучу на полу.

– Кроме этого, у вас ничего нигде не спрятано? – спросили у него.

Момберг энергично отверг это подозрение.

– Ну, тогда можно отправляться. Я вынужден просить вас следовать с нами, – сказал полицейский Момбергу.

Момберг надел пальто и вышел вместе с ними. Полицейские шли слева и справа от него, очевидно опасаясь, как бы он не сбежал.

У подъезда собралась большая толпа. Жители всего квартала мигом узнали, что происходит. Все уставились на Момберга, едва он показался в дверях, и он почувствовал огромное облегчение, оказавшись в автомобиле, который тут же отъехал. Большего позора в его жизни не было.

Через несколько минут машина прибыла к полицейскому управлению, его вывели. В сопровождении двух полицейских он пошел по каким-то лестницам, длинным коридорам и переходам, пока наконец они не остановились перед дверью с надписью: «Камеры для арестованных».

Один из полицейских позвонил, дверь открылась, и Момберга передали с рук на руки сотруднику управления, вероятно надзирателю. Тот приказал Момбергу снять шнурки, вывернуть карманы. После этого он отворил еще одну дверь и втолкнул Момберга в тесное помещение. Там уже кое-кто был – дюжий, грязный, оборванный мужчина, который сидел в углу на табуретке.

– Добро пожаловать, – сказал он.

– Спасибо, – вежливо отозвался Момберг.

– У тебя спички есть? – спросил его сидевший.

– Нет, все отобрали.

– У меня тоже. Я хотел их припрятать, да не удалось. За что тебя?

– Я закупил сырье, не имея разрешения, – объяснил Момберг.

– А-а-а, черная биржа, – догадался собеседник.

– Нет-нет, вовсе не биржа, – в испуге затряс головой Момберг.

– Три месяца, – равнодушно определил арестант.

Момберг устало опустился на табуретку. Он чувствовал себя опустошенным, мысли смешались в его голове. Раньше до него еще не доходило, что, собственно, случилось. Теперь он внезапно понял, что попал в тюрьму и совершенно неизвестно, когда его отсюда выпустят.

Он не знал, сколько просидел так – час или три, когда двери камеры отворились и его вызвали на допрос. Полицейский снова повел его длинными коридорами. Наконец они вошли в какой-то кабинет.

За большим письменным столом сидел человек с очень серьезным лицом. Он вежливо предложил Момбергу сесть.

– Так, – сказал он, пристально заглянув в лицо Момбергу. – Вы совершили ряд преступных деяний, верно?

– Не совсем, – ответил Момберг. – Мне кажется, я нарушил закон только раз. Я закупил сырье, не имея разрешения, и я признаюсь, что совершил тем самым незаконную сделку. Но позже я получил разрешение, так что теперь все в порядке.

– Что вы плетете, – сказал полицейский следователь. – Получили вы потом разрешение или нет, неважно – вы совершили преступление.

– Я это признаю, – сказал Момберг.

– Но мы, – продолжал следователь, – не настолько глупы, чтобы не понимать, что это нарушение закона у вас – не единственное. Вот обо всем остальном вы и должны нам рассказать.

– Ни в чем другом я не виновен, – твердо заявил Момберг.

Страж закона улыбнулся. Что-то в его поведении (впрочем, очень вежливом) было такое, что вселяло беспокойство.

– Вы ведь разумный человек, Момберг, не так ли?

Момберг согласился.

– Вы прекрасно отдаете себе отчет в том, что мы таким сказкам не верим, а?

– Я больше ни в чем не виновен, – упрямо повторил Момберг.

– Слушайте, Момберг, – наклонился к нему следователь, – мы знаем о вас гораздо больше, чем вам кажется, и располагаем неопровержимыми доказательствами по многим другим вашим делишкам. И единственное, что нам нужно, – это ваше личное признание.

– Не могу же я придумать то, чего не было, – сказал Момберг.

Полицейский следователь, улыбаясь, качал головой.

– Вы женаты, не так ли?

– Женат, – ответил Момберг.

– Если вы вечером не вернетесь домой, ваша жена начнет беспокоиться, верно?

– Конечно.

– А вам не кажется, что ваш долг – избавить ее от этого потрясения?

– Не могу же я только ради того, чтобы меня выпустили, признаться в том, чего не делал, – сказал Момберг.

– Нам было бы вполне достаточно узнать лишь то, что вы делали, – ответил следователь.

Допрос длился час, и, поскольку из Момберга не удалось выжать более одного признания, его снова отвели в камеру.

– Могу я позвонить домой, жене? – спросил он сопровождавшего его полицейского.

– Нет, – коротко сказал тот.

– Но ведь она не знает, где я!

– Раньше об этом нужно было думать, когда закон нарушали, – ответил полицейский.

Сосед по камере встретил Момберга, сгорая от любопытства.

– Ну, что сказали, посадят? – нетерпеливо спросил он.

– Да вроде бы нет. Ничего не могу у них понять.

– Если так, тебе повезло. Я тут в предварилке уже три месяца сижу.

– А за что вас? – поинтересовался Момберг.

– Да прикончил одного.

– Убили? – Момберг испуганно отодвинулся.

– Не бойся, – успокоил его сосед. – Ты что, думаешь, у меня привычка такая? Нет, тот случай был особый.

– А-а-а, вон оно что, – протянул Момберг.

Через час подали ужин – миску с неким подобием супа и несколько ломтиков хлеба. Момбергу кусок в горло не лез, так что его сосед съел двойную порцию, причем с большим аппетитом.

– Еще бы пару затяжек – и совсем было бы хорошо, – объявил он, вытирая рукавом губы.

Вечером им отстегнули две откидные койки и выдали тюфяки. Момберг улегся, но сон к нему не шел. Он всегда с трудом засыпал на новом месте. Да и койка была какая-то неудобная. Момбергом овладели беспокойство и печаль; сосед же храпел на редкость громко – это тоже мешало уснуть. Так он и не сомкнул глаз до самого утра.

На второй день Момберга не допрашивали. Очевидно, полицейские утратили надежду что-либо из него вытянуть. И как только истекли сутки с момента его задержания, его выпустили. К счастью, он жил в демократической стране, где людей не держат без суда под замком неограниченное время. На прощанье ему сделали недвусмысленное предупреждение, что дело его отнюдь не закрыто, а пока полиция считает целесообразным реквизировать всю наличную продукцию.

Выйдя на улицу, Момберг первым делом позвонил из автомата домой. Услышав его голос, жена разрыдалась.

– Неужели это ты, – всхлипывала она. – Что случилось? Я так перепугалась, когда ты не вернулся вечером, звонила в полицию. Они разыскивали тебя всю ночь.

– Полиция? Да ведь я у них сидел!

– В полиции? Как в полиции?

– Сейчас приеду, все расскажу, – ответил Момберг. – Но приготовься к худшему.

16

– У тебя такой усталый вид, – сказала фру Момберг. – Она сидела на краю кровати в номере пансионата «Летнее блаженство». Момберги жили здесь уже неделю.

– Я и в самом деле устал. – Взгляд Момберга скользнул по стенам номера, недавно подвергавшегося, согласно рекламному буклету, капитальному ремонту и модернизации, и сердце его сжалось: как же здесь было до ремонта!

– И то, что ты не спишь ночами, никуда не годится, – продолжала она. – Мы приехали сюда, чтобы подлечить твои нервы, а ты заснуть не можешь.

– Как только закрываю глаза, – вздохнул он, – вокруг начинают мельтешить горелки, деньги, патенты, полиция – и сна как не бывало.

– Попробуй почитать что-нибудь на ночь. Нужно просто отвлечься.

– Пробовал, – сказал он. – В тумбочке я нашел Библию и долго читал ее, когда не спалось. Сегодня ночью я прочел о кротких, что унаследуют царствие небесное. Такое всегда утешает.

– Наверное, нам нужно гулять перед сном, – предположила она. – Можно подняться на Баллебаккен, полюбоваться закатом и после прогулки попытаться заснуть.

– А далеко до этого Баллебаккена?

– В буклете сказано – четверть часа пешком.

– Ты уверена, что «пешком»? – засомневался Момберг. Он вспомнил, как однажды, прочитав «до берега – 10 минут», решил, что это – пешком. Оказалось же, покрыть такое расстояние в указанное время можно разве только на самом современном реактивном самолете.

– Написано черным по белому: «пешком», – повторила фру Момберг. – Там должен быть чудесный вид. Пошли-пошли, а то снова усядешься и начнешь голову ломать над своими делами.

– Ничего странного я тут не вижу.

– Послушай, не так уж все плохо, как тебе кажется, – сказала она. – Ну, присудят тебе какой-нибудь штраф, от этого же не умирают!

– Дай-то бог. – Момберг устало поднялся.

На этот раз написанное в буклете в общем-то соответствовало истине. Путь на Баллебаккен занял бы по прямой не более пятнадцати минут. Единственное, что упустили из виду составители буклета, так это подъем на сам холм, который был довольно крут.

Когда Момберги, запыхавшись, достигли вершины, – то обнаружили, к своему ужасу, что большинство их соседей по пансионату «Летнее блаженство» осенила та же блестящая идея. Теперь все они стояли на Баллебаккене, оживленно и шумно наслаждаясь прекрасным видом.

– Господи помилуй! – Момберг застыл на месте. – Эти ужасные Хансены тоже здесь.

– И мальчишка с ними?

– Вроде не видно, но тем не менее… Слушай, а не вернуться ли нам назад?

Из этого ничего не вышло, так как господин Аксель Хансен, наслаждавшийся видом, по какой-то лишь ему ведомой причине повернувшись к нему спиной, а лицом – ко всей компании, уже заметил их.

– А вот и Момберги! – восторженно закричал он. – Теперь почти все здесь.

Собравшиеся обернулись и увидели Момбергов, которым не оставалось ничего иного, как приблизиться.

– Как здорово, что вы пришли! – завизжала фру Римса Хансен. – Красотища-то какая, а? – Она указала на пейзаж таким жестом, как будто все это было делом ее рук.

– Очень красиво, – вежливо согласилась фру Момберг. – Верно, отец?

– Очень красиво, – подтвердил Момберг и с беспокойством спросил: – А где же вам малыш?

– Спит в номере. Горничная согласилась присмотреть за ним, мы ее уговорили. Он ведь такой милый!

– Совершенно с вами согласен, – сказал Момберг, почувствовав сострадание к горничной.

– Идите сюда, я вам что-то покажу. – Господин Хансен схватил его за руку и подтащил к самому обрыву. – Видите во-о-он тот столбик внизу?

– Нет, глаза у меня уже не те. – Момберг тщетно пытался отыскать столбик.

– Совсем маленький столбик вон в той стороне, – возбужденно твердил Хансен. – Неужели не видите?

– Ага, ну вот теперь я его, кажется, увидел, – сказал Момберг, что не вполне соответствовало действительности.

– Это уллерупская церковь, – гордо сказал Хансен.

– Неужели? – вежливо удивился Момберг.

– А вон тот темный комочек, смотрите в этом направлении, – продолжал Хансен, – это мельница в Нёббе.

– Подумать только! – Момберг был не из той породы людей, что огорчают своих знакомых.

– Не правда ли, здесь чудесно, – сказала фру Хансен.

– Чудесно, – ответила фру Момберг.

– Чудесно, – подтвердил Момберг.

Начался обычный обмен мнениями по поводу красивого вида. При этом одновременно говорило не менее трех, иначе и нельзя: если бы все высказывались по очереди, на холме пришлось бы простоять до утра.

Наконец кто-то обнаружил, что солнце незаметно село.

– Ох, какая жалость, а я хотела полюбоваться закатом!

– Можно увидеть его и завтра.

– А почему бы вам не встать пораньше и не полюбоваться восходом?

– Ха-ха-ха, если вы меня разбудите!

– Ха-ха-ха, может, останемся тут на всю ночь?

– Ха-ха-ха!

Со смехом и шутками вся компания стала спускаться вниз. И тут выяснилось, что спать еще никому не хочется. Чем бы заняться?

– Сыграем партию в бридж, – предложил Аксель Хансен. – Вы в бридж играете, господин Момберг?

– Нет, – ответил Момберг, – к сожалению, нет.

– Так я вас научу. Вы быстро освоите.

– У меня слабые способности к картам, – сказал Момберг.

– Ну, знаете, если вы засядете за бридж, это будет не по-товарищески, – заявил кто-то.

– Нужно придумать занятие, в котором могли бы участвовать все.

– Тогда – фанты! – прокричала фру Хансен.

Это предложение было встречено с восторгом.

Домой возвращались кружным путем, так что стемнело еще до того, как показался пансионат. Момберги воспользовались этим и незаметно покинули общество. Замедлив шаг, они мало-помалу оказались сзади всех. Потом, дойдя до развилки, свернули на боковую тропу, чего, судя по всему, никто не заметил.

С чувством облегчения шагали они по узкой тропинке, слыша, как голоса оставленной ими компании медленно затихали вдали.

– По мне, так уж лучше ночь не спать, – сказал Момберг.

Фру Момберг была с ним согласна.

* * *

Пребен остановил газонокосилку и вытер пот со лба. Нечего сказать, обращались с ним – хуже некуда. Рук он уже не чувствовал, а ведь еще не была скошена трава и с половины участка.

– Пребен! – прозвучал внезапно за его спиной голос фру Мельвад. – Если вы управились с газоном, будьте добры сварить кофе.

– Я еще не управился, – ответил Пребен.

– Вы что, все на том же месте? – крикнула она сердито. – Да чем же вы занимались?.

– Стриг газон.

– За это время можно было сто раз с ним покончить. Ладно, сварите кофе, газон докосите после этого. Не можем же мы ждать чашку кофе до утра.

Пребен молча направился к дому. На кухне он поставил воду для кофе и, пока она грелась, приготовил на подносе сахар, сливки, расставил чашки. Возня с кофе по вечерам выводила его из себя. Это никоим образом не могло входить в его обязанности, просто непостижимо, как они сумели принудить его к этому. Все произошло незаметно. Вначале он готовил кофе по вечерам, не придавая этому большого значения, а когда обязанность вошла в обычай, уже ничего нельзя было поделать. И так не только с кофе.

В результате у него совершенно не оставалось времени для занятий, и это было хуже всего. Постоянно находилась какая-нибудь невыполненная работа. Что-то нужно было делать, дальше так продолжаться не могло. С другой стороны, жить-то ему где-то надо, а где он найдет комнату?

Чайник засвистел. Пребен выключил газ и налил кипяток в кофейник. Процедив кофе, он понес его в гостиную.

– Что-то запах очень сильный, – сказал бывший зубной врач Мельвад, когда Пребен разливал кофе по чашкам. – Надеюсь, вы на этот раз не переложили кофе в кофейник?

– Вы ведь знаете, мы не переносим крепкий кофе, – добавила фру Мельвад.

– Он не очень крепкий, – сказал Пребен.

Фру Мельвад отпила глоток.

– Это же чистый экстракт, – возмутилась она. – Вы что, убить нас хотите?

– Ни стыда ни совести, – добавил зубной врач.

– Уж могли бы за это время и научиться варить кофе, – не унималась фру Мельвад.

Пребен отправился заканчивать прерванную работу. Косилка как будто прибавила в весе вдвое. Когда ему оставалось скосить примерно с четверть газона, он остановился и закурил. Перед завершающим рывком нужно было отдохнуть.

– Не очень-то вы торопитесь, – раздался внезапно у него за спиной чей-то голос.

Пребен вздрогнул. Он испуганно обернулся и увидел молодого человека, стоявшего за изгородью в соседнем саду.

– Испугались? – засмеялся молодой человек.

– Да нет, не то чтобы испугался…

– Интересно, сколько платят за такую работу? – спросил молодой человек.

Пребен покосился на виллу и подошел поближе, чтобы можно было говорить вполголоса.

– Ульрик Аллерхольм, – представился молодой человек.

Пребен назвал свое имя.

– Вы вроде как служанка у мумий, верно? – спросил Ульрик Аллерхольм.

– Нет-нет, что вы. – Пребену не хотелось, чтобы его считали служанкой.

– Ну, так сколько же вам платят?

– С меня меньше берут за комнату.

– Так я и думал, – гневно сказал Ульрик. – Вы с ума сошли, позволять себя так эксплуатировать! Мы не раз уже об этом говорили.

Пребен не понял, кто это «мы».

– Нужно же где-то жить, – сказал он.

– Я бы лучше ночевал в парке, – заявил Ульрик.

Пребен покосился на виллу Аллерхольмов и подумал, что вряд ли Ульрику придется на деле доказывать свои убеждения.

– Ты слышала, Ильза? – Ульрик обратился к какой-то фигуре, неясно вырисовывавшейся за изгородью. – Тут дела еще хуже, чем мы думали. Моя сестра, – представил девушку Ульрик, когда она подошла к ним вплотную. – А это – Пребен Мёллер, кухарка, горничная и служанка мумий.

Пребен смущенно улыбнулся.

– Что еще хуже, чем мы думали? – спросила Ильза.

– Мумии берут деньги за комнату и заставляют его работать по дому.

– Неужели? – Ильза взглянула на Пребена.

– Да, но я совсем мало плачу за жилье. – Внезапно Пребен почувствовал, что условия договора с мумиями его компрометируют.

– Не хватало еще платить много! – воскликнула Ильза.

– Я и говорю, он с ума сошел, – сказал Ульрик. – По-моему, ему надо собрать вещи и исчезнуть, верно ведь?

– Нас это не касается.

– Не касается, но все же… Ладно, мне, в общем-то, все равно. Я сматываюсь.

– Тебе что, пора?

– Да.

– Вечно вы все удираете. – Ильза сделала гримаску. – А я сижу тут одна каждый вечер.

– Сама виновата. Оревуар! – Ульрик поднес два пальца к виску и исчез.

– Сумасшедшая семейка, – оставшись наедине с Пребеном, сказала Ильза. – Никогда никого нет дома.

– Гм, – пробормотал Пребен. Он обычно чувствовал себя неуверенно наедине с представительницами противоположного пола.

– Придется одной проскучать весь вечер, – вздохнула она. – Вам не жаль меня?

– Конечно, жаль. – Пребену ее фраза показалась замаскированным приглашением, но он не посмел ухватиться за него.

– Да вам все равно, – продолжала она.

– Ну что вы, совсем не все равно, – возразил Пребен.

– Почему же вы не предложите зайти ко мне в гости и развлечь меня?

– Но… – Пребен покраснел. – Я обещал подстричь газон…

– Плюньте вы на это!

Предлог, избранный Пребеном, не был достаточно веским, и отказ от приглашения несколько задевал его мужскую честь.

– Я с удовольствием зайду к вам, – сказал он.

И решительно направился по дорожке к калитке, но не успел он пройти и полпути, как услышал за спиной резкий голос фру Мельвад.

– Вы куда, Пребен?

Пребен машинально остановился и оглянулся. Зубной врач и его жена стояли на террасе и строго смотрели на него.

– Мне нужно идти. – Пребен постарался придать своему голосу решительность.

– А с газоном вы закончили?

– Не совсем.

– Тогда потрудитесь докосить его, а потом можете идти по своим делам.

– Сегодня мне некогда. – Пребен повернулся к ним спиной и зашагал к калитке. Такое поведение ужасало его самого, но он знал, что каждое слово из этого разговора слышно по ту сторону изгороди.

– Ни стыда ни совести, – сказал зубной врач.

– Жуткая парочка! – Ильза встретила его у калитки. – И как вы с ними ладите?